Л. А. Тхабисимова, А. Х. Гацолаева, М. И. Цапко

Конституционно-правовая регламентация народовластия в субъектах Российской Федерации:
современные тенденции

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 342

ББК 67.400

Т92

Авторы:
Тхабисимова Л. А., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры государственного права юридического факультета Северо-Осетинского государственного университета им. К. Л. Хетагурова, профессор кафедры конституционного и муниципального права Юридического института, директор Северо-Кавказского научно-образовательного центра политико-правовых проблем Пятигорского государственного университета, почетный работник сферы образования Российской Федерации, заслуженный юрист Республики Адыгея;
Гацолаева А. Х., кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой государственного права юридического факультета Северо-Осетинского государственного университета им. К. Л. Хетагурова;
Цапко М. И., кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник Северо-Кавказского научного центра политико-правовых проблем Пятигорского государственного университета.

Рецензенты:
Астафичев П. А., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры конституционного и международного права Санкт-Петербургского университета МВД России;
Дудко И. Г., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры конституционного и муниципального права Московского государственного университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), заслуженный юрист Российской Федерации.

В монографии исследуется широкий круг нормативных правовых актов федерального и регионально-республиканского уровня, юридической литературы по заданной тематике. Проведен тщательный анализ конституционно-правового закрепления, направлений дальнейшего развития и совершенствования народовластия в субъектах Российской Федерации. Освещены ключевые проблемы, сделанные в ходе исследования современных тенденций развития региональной демократии. Отмечается, что в законотворческом процессе на уровне субъекта Федерации все чаще делается осознанный выбор в пользу наименее демократичных форматов и моделей из «федерального каталога».

Рекомендуется для научных и практических работников, преподавателей, аспирантов, студентов и слушателей вузов юридического профиля, а также может быть использована в деятельности органов власти и управления.

УДК 342

ББК 67.400

© Тхабисимова Л. А., Гацолаева А. Х., Цапко М. И., 2020

© ООО «Проспект», 2020

ВВЕДЕНИЕ

Представленное вниманию уважаемых читателей исследование посвящено анализу конституционно-правового закрепления направлений дальнейшего развития и совершенствования народовластия в субъектах Российской Федерации.

В фокусе внимания авторов находились, прежде всего, субъекты Федерации, находящиеся в пределах Северо-Кавказского федерального округа (СКФО), в определенной степени уникальные синтезом новаций и традиции в организации системы осуществления народовластия и организации взаимодействия публичной власти с населением. Но авторы не ограничивались пределами СКФО, обращаясь в случае необходимости к опыту Южного федерального округа, а также выявляя наиболее интересные практики институциональной организации региональной демократии за пределами южного макрорегиона.

В настоящее время вопросы конституционного развития демократических институтов, форм, методов, способов и процедур демократического воздействия на нормативные основы, персональный состав и деятельность органов публичной власти на региональном уровне ее институциональной организации продолжают испытывать потребность в особом исследовательском внимании.

Региональный уровень народовластия, исследование и осмысление его конституционно-правовых основ и механизмов реализации, определение проблемных конституционно-правовых аспектов бытия и выявление тенденций грядущих изменений не утрачивает актуальности весь современный период развития демократического общества и государства в России и не утратит ее, пока наше государство будет продолжать свое развитие в качестве демократического федеративного правового государства.

Актуальность рассмотрения современного состояния и основных направлений совершенствования законодательной регламентации форм и процедур народовластия в субъектах Российской Федерации обусловлена следующими обстоятельствами.

Существующая на современном этапе развития законодательной регламентации форм и процедур народовластия в субъектах Российской Федерации неполнота в нормативно-правовом закреплении ряда электоральных процедур, фактическое отсутствие процедур учета мнения населения по важнейшим вопросам развития региона проживания, недостаточность мер обеспечения транспарентности и демократичности наиболее значимой на сегодня (и воспринимаемой в качестве таковой обществом) процедуры — выборов, обуславливают необходимость совершенствования нормативно-правовых актов и правоприменительных процедур, усиление мер конституционно-правовой ответственности организаторов электорального процесса и актуализируют избранную тему исследования.

Актуальность темы исследования в приложении к выборам в субъектах Федерации обусловлена также тем фактом, что участие граждан в избирательных кампаниях сегодня выступает значимым показателем политической активности либо пассивности населения российских регионов, индикатором отношения граждан к институтам государственной власти, что обуславливает значимость максимально прозрачного и законного хода кампаний выборов.

С точки зрения неоинституционального подхода институты представляют из себя нечто больше, чем совокупность формальных (официально закрепленных) норм. И даже в такой формализованной системе, как объективное (позитивное) право, и даже в странах континентальной правовой семьи, возможны ситуации и процедуры, когда происходящее можно обозначить как «приемлемое» с точки зрения закона, «желаемое» с точки зрения участников, но при этом оно не будет являться регламентированным законодательством.

Еще недавно это сложно было обнаружить в публично-правовой сфере, тем более — в избирательных правоотношениях. В настоящее время достаточно много вопросов регламентируется локальными актами политических партий (например, проведение так называемого «предварительного голосования»), отдельные форматы народовластия вообще складываются в рамках фактически обычного права (например, «мини-выборы в мечетях» в Республике Дагестан1).

Безусловно, нельзя отрицать, что даже самые догматизированные изводы юридического позитивизма и нормативизм не отрицают возможности использования обычая или локальной нормы в качестве источников права. Но в качестве вспомогательных, а не формирующих значимую политико-правовую традицию, что в полной мере относится к российской версии предварительного голосования, но не исчерпывается им.

Таким образом, неформальные правила могут не только выступать источником происхождения норм, в дальнейшем формализуемых в качестве правовых, но и формировать устойчивые неформализованные процедуры, влияющие и на содержание публичных правоотношений, развивающихся при этом и далее в пространстве неформального2.

Отметим, что такие направления институционализации могут и должны быть допустимы позитивным правом в случае их демократического вектора, когда пространство неформального положительно влияет на реализацию прав и свобод человека и гражданина. Только при следовании духу закона и ценностям права подобные процессы могут признаваться обществом и государством допустимыми, приемлемыми, желательными. В противном случае это не более чем незаконные формы деятельности, произвол и тому подобные явления.

Глава 1.
НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ В СИСТЕМЕ НАРОДОВЛАСТИЯ СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

1.1. Население как источник власти: народный суверенитет в конституциях и уставах субъектов Федерации

В преамбуле Конституции Российской Федерации сказано «…Мы, многонациональный народ Российской Федерации, соединенные общей судьбой на своей земле, утверждая права и свободы человека, гражданский мир и согласие, сохраняя исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость, возрождая суверенную государственность России и утверждая незыблемость ее демократической основы, стремясь обеспечить благополучие и процветание России, исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, сознавая себя частью мирового сообщества, принимаем КОНСТИТУЦИЮ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»3.

В. Д. Зорькин, анализируя положения Основного Закона, подчеркивает их большее, нежели только высшее нормативно-правовое, значение, расширяя это значение следующим образом: «…исторически сложившийся и развивающийся аксиологический набор принципов и норм, присущих конкретному обществу на данном этапе его развития, и разделяемый большинством его членов. То есть это итог исторически обусловленного национального консенсуса»4.

Отметим, что часть действующих в настоящее время конституций и уставов субъектов федерации принималась в 90-е годы ХХ века, в «эпоху перемен», что нашло подчас достаточно своеобразное отражение в их положениях. Здесь можно отметить и такие исторические аспекты, как «Парад суверенитетов» начала 90-х, и децентрализаторские положения Федеративного договора, и нарушение, точнее — даже разрушение информационного взаимодействия между Федерацией и ее субъектами в сфере публичного права.

Проиллюстрируем последнее из утверждений. Так, например, В. В. Иванов свидетельствует, что «еще в 1998 году ни в одном из федеральных органов (ни в Федеральном Собрании, ни в Министерстве юстиции, ни в Генеральной прокуратуре) не имелось баз данных по региональному законодательству. Нигде не было даже полного собрания конституций и уставов…»5.

Ретроспективный анализ положений преамбул, а также положений, провозглашающих население (народ) субъекта федерации источником власти, коллективным субъектом, осуществляющим власть непосредственно и путем выборного представительства в конституциях и уставах субъектов федерации, показывает, с одной стороны — высокий уровень демократизма, постулирование народного суверенитета, но, при этом, достаточно сдержанный, можно сказать — тактичный подход разработчиков конституционных (уставных) текстов по отношению к постулированию государственности и суверенности субъектов федерации.

Тем не менее, своеобразным отражением духа эпохи является встречающееся отсутствие указаний на верховенство российской Конституции в отношении принимаемых конституций (уставов) в 90-е годы ХХ века, и, напротив, интегративные стремления и, своего рода, своеобразное понимание «конституционно-правовой иерархии» в дальнейшем.

При этом формулировки, провозглашающие «народный» характер конституций (уставов), отражают, в определенной степени, и уникальность политико-правовой и этнополитической ситуации в субъектах федерации, и взгляды разработчиков на население республики, его субъектность и этноструктуру, отражение его политических, историко-культурных и иных особенностей, а также ожиданий, предпочтений, надежд:

– во-первых, возможность и необходимость признания в качестве источника власти и провозглашение республиканской государственности субъекта федерации;

– во-вторых, в качестве субъекта политической истории и политико-правовых отношений;

– в-третьих, на ситуацию с этнополитическими процессами, на возможность и решимость осуществлять внутри субъекта Федерации своего рода «региональное нациестроительство»;

– в-пятых, это, разумеется, отражение намерений к активной политической позиции во взаимоотношениях с Федерацией и тех политико-правовых и этнополитических структур и формирований, которые выступали в качестве институциональных форм народного и (или) национального представительства, и тех политических сил, которые в языке современной политологии стало принято обозначать как «региональные элиты».

Итак, рассмотрим источник провозглашения государственности (политико-правовой субъектности в федеративных отношениях) и источник политической власти в конституциях (уставах) субъектов Федерации.

Конституция России устанавливает, что статус республики в составе Российской Федерации определяется федеральной Конституцией и конституцией республики, не уточняя, при этом, каким образом принимается конституция республики — всенародным голосованием (на референдуме), специально создаваемым для этого органом или законодательным (представительным) органом6 республики (часть 1 статьи 66).

Что касается остальных субъектов федерации — краев, областей, городов федерального значения, автономной области и автономных округов, то в отношении их уставов сделана оговорка о принятии их законодательным (представительным) органом субъекта федерации (часть 2 статьи 66).

Федеральное законодательство к полномочиям законодательного (представительного) органа субъекта федерации относит принятие конституции и поправок к ней, допуская, при этом, закрепление в конституции иного порядка, что следует из положений пункта 1 статьи 5 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» (далее в тексте — «Об общих принципах…»)7.

В преамбулах конституций используются несколько подходов. Первый — не указывается, что законодательный (представительный) орган действует от имени населения, а лишь говорится об ответственности законодателей перед населением и действиях во имя интересов народа.

Например, в преамбуле Конституции Республики Адыгеи сказано, что Законодательное Собрание (Хасэ) — Парламент Республики Адыгея, исходя из высокой ответственности перед нынешним и будущими поколениями […] основываясь на Конституции Российской Федерации, принимает Конституцию — Основной Закон Республики Адыгея8.

В преамбуле Конституции Карачаево-Черкесской Республики использована похожая формулировка: «…мы, депутаты Народного Собрания (Парламента) Карачаево-Черкесской Республики, осознавая свою ответственность перед народами многонациональной Карачаево-Черкесской Республики, объединившей в ходе исторического развития единой судьбой абазин, карачаевцев, ногайцев, русских, черкесов и граждан других национальностей…»9.

Отметим, что несмотря на отсутствие указаний на провозглашение конституционного текста от имени народа или населения Республики, в преамбуле в алфавитном порядке перечислены «титульные нации» — автохтонные (коренные) народы, проживающие на территории КЧР, не исключая граждан других национальностей. При этом, в преамбуле анализируемого конституционного текста содержится указание на принципы равноправия и самоопределения народов.

В Конституции Кабардино-Балкарской Республики, депутаты республиканского Парламента обозначены в преамбуле, как «полномочные представители исторически объединившегося в единое государство многонационального народа Кабардино-Балкарской Республики»10, что указывает на то, что Конституция Кабардино-Балкарской Республики принимается ими от лица населения республики. Также, как и в преамбуле Конституции Карачаево-Черкесской Республики, в тексте преамбулы Конституции Кабардино-Балкарской Республики также содержится указание на принципы равноправия и самоопределения народов.

В остальных северокавказских республиках, независимо от того, какой порядок принятия предусмотрен в тексте конституции и как она была, в свое время, принята, содержится одинаковая формулировка и этническая характеристика коллективного субъекта, от имени которого она провозглашается — «многонациональный народ».

Так, например, в Конституции Республики Северной Осетия-Алания провозглашается, что «Многонациональный народ Республики Северной Осетия-Алания, утверждая права и свободы человека, гражданский мир и согласие, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, руководствуясь Федеративным Договором […] подтверждая свою приверженность принципам и положениям Конституции Российской Федерации, провозглашает и устанавливает настоящую КОНСТИТУЦИЮ». Отметим следующую особенность рассматриваемой республиканской Конституции — указание на Федеративный Договор и установление приоритета федеральной Конституции одновременно.

Для преамбул республиканских конституций это нехарактерно.

Так, например, преамбуле республиканской Конституции Ингушетии авторы используют следующие формулировки: «Мы, многонациональный народ Республики Ингушетия, чтя память предков, завещавших нам идеалы добра, справедливости и любви к Отечеству, сознавая ответственность за исторические судьбы государственности Ингушетии, утверждая свободу, права и обязанности человека и гражданина, принимаем Конституцию Республики Ингушетия и провозглашаем ее Основным Законом»11.

Как мы отмечали выше, положения действующего российского Основного Закона оговаривают процедуру принятия уставов субъектов федерации их законодательными (представительными) органами.

И действительно, например, в преамбуле Устава Ставропольского края указывается, что население Ставропольского края в лице его законодательного представительного органа — Думы Ставропольского края закрепляет общественное и государственное устройство Ставропольского края в Уставе в соответствии с Конституцией Российской Федерации12.

В преамбуле Устава Краснодарского края несколько иная формулировка: «Законодательное Собрание Краснодарского края, выражая волю и интересы многонационального народа Краснодарского края…»13. Здесь краевой законодатель вводит понятие «многонациональный народ края», что повторяет формулировку российской нации в преамбуле федеральной Конституции и формулировки конституций республик в составе Российской Федерации.

Практически идентичны формулировки Уставов Астраханской области и Ростовской области. В первом сказано, что «Дума Астраханской области, действуя от имени граждан Российской Федерации, проживающих на территории Астраханской области и во имя будущих поколений, основываясь на Конституции Российской Федерации, признавая необходимость закрепления государственно-правового статуса Астраханской области и создания правовой основы для ее эффективного развития, принимает настоящий Устав»14.

Текст преамбулы Устава Ростовской области — «граждане, проживающие на территории области», дополнена, но уже с использованием словосочетания «население области»: «Законодательное Собрание Ростовской области, действуя от имени граждан Российской Федерации, проживающих на территории Ростовской области, исходя из высших интересов России и ее многонационального народа […] в интересах всего населения Ростовской области и будущих поколений принимает настоящий Устав Ростовской области и наделяет его высшей юридической силой в системе нормативных правовых актов органов государственной власти Ростовской области»15.

В преамбуле Устава Волгоградской области 1996 года, равно как и в действующем областном Уставе, принятом в 2012 году, не содержится указания на принятие Устава от имени народа (населения) субъекта федерации: «Волгоградская областная Дума, сознавая свою историческую ответственность за государственную целостность и процветание России, признавая необходимость закрепления правового статуса области как равноправного субъекта Российской Федерации и создания правовой основы для ее всестороннего развития, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, принимает настоящий Устав (Основной закон) Волгоградской области»16.

В современной редакции Устава преамбула сделалась пространнее, появились указания на принцип равноправия народов (без принципа самоопределения), на национальные и духовные традиции и т. д.: «утверждая права и свободы человека как высшие ценности, исходя из принципов разделения властей, верховенства Конституции Российской Федерации и федеральных законов, равноправия народов, гласности, гуманизма, способствуя сохранению и развитию исторических, национальных и духовных традиций, культур, языков, обычаев, стремясь обеспечить гражданский мир, межнациональное и межконфессиональное согласие, достойную жизнь всего населения Волгоградской области»17.

Близкие по смыслу формулировки содержит и Устав Ростовской области, в преамбуле которого, однако, уточняется «…уважение к историческим традициям, достоинству и самобытности людей всех национальностей, населяющих Донскую землю» от имени областного Законодательного Собрания, принимающего Устав18.

Иногда, в стремлении обозначить демократический характер публичной власти субъекта федерации и приверженность принципу народовластия, законодатели совершают юридико-технические ошибки.

Так, например, содержит юридико-техническую ошибку формулировка о законодательной (представительной) власти в действующей редакции Устава Ставропольского края: «…Государственная власть в Ставропольском крае осуществляется в соответствии с основами конституционного строя Российской Федерации. Законодательную (представительную) власть в Ставропольском крае осуществляют: путем референдума Ставропольского края граждане Российской Федерации, обладающие правом на участие в референдуме, место жительства которых расположено на территории Ставропольского края; Дума Ставропольского края» (Статья 8).

Как видим, здесь реализация непосредственного народовластия в форме референдума субъекта федерации причислена, фактически, к формам осуществления представительной власти.

Отметим «на полях», что достаточно широко распространено мнение о том, что этнополитическая и этнокультурная уникальность ряда субъектов федерации непосредственно связана с характером провозглашения их государственности в составе Российской Федерации, также, как она, в свое время, была связана с наделением территориальных образований, входивших в состав СССР автономным (национально-территориальным) статусом.

И это мнение, с одной стороны, совершенно верно, на наш взгляд, в отношении северокавказских республик, но, с другой стороны, не является безусловным правилом, согласно которому проходило формирование нынешней смешанной модели российского федерализма с включением как национально-территориальных, так и территориальных способов образования субъектов федерации.

Так, например, в случае с отдельными субъектами федерации, находящимися в пределах Южного федерального округа, можно привести ситуации, когда этого не происходило. Речь идет о российском казачестве, которое российское законодательство (а точнее, еще советское в одном из первых актов новейшего времени об этнонациональных отношениях) включает в выделенное множество общностей, обозначаемых родовым наименованием «народ».

Отметим, что среди видового перечисления общностей, на которых законом распространяется категория «народ», содержится прямое указание на казачество: «Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности…» (статья 2 Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов»19).

Большое значение для многих субъектов федерации имело закрепленное в анализируемом законе положение, провозглашающее в качестве составной части реабилитации коллективное право репрессированных народов на «…восстановление территориальной целостности, существовавшей до антиконституционной политики насильственного перекраивания границ, на восстановление национально-государственных образований, сложившихся до их упразднения» (статья 3).

Это нашло отражение в соответствующих конституционных и уставных положениях.

Преамбула первоначальной редакции краснодарского краевого Устава — «Государственного устава Краснодарского края», провозглашала: «Признавая приоритет общечеловеческих ценностей, прав и свобод граждан; стремясь утвердить принцип правового государства и гражданского общества; исходя из необходимости закрепления государственно-правового статуса края и создания правовой основы его всестороннего развития; стремясь закрепить социальное и межнациональное согласие, доверие и взаимопонимание в крае; учитывая уникальные природные богатства края и необходимость их рационального использования в интересах всего населения края и будущих поколений его жителей; проявляя уважение к историческим традициям и реализуя предоставленные Конституцией Российской Федерации и Федеративным договором полномочия, народ Краснодарского края закрепляет его общественное и государственное устройство в настоящем УСТАВЕ»20.

В современной редакции краевого Устава, народ в преамбуле, в качестве субъекта закрепления государственного устройства Краснодарского края, не называется. Субъектом принятия Устава выступает краевое Законодательное Собрание, действующее «выражая волю и интересы населения».

Тем не менее, несмотря на то, что из преамбулы исчезло провозглашение непосредственно от имени народа Краснодарского края, в положениях краевого Устава в современной редакции, появилось указание на этнополитическую и этнокультурную ситуацию и историческую преемственность в указанных аспектах: «Краснодарский край является исторической территорией формирования кубанского казачества, исконным местом проживания русского народа, составляющего большинство населения края» (часть 1 статьи 2).

Отметим, что первоначальный текст краснодарского краевого Устава вообще не упоминал казачество и не постулировал какой-либо исторической или этнокультурной преемственности в отношении Кубанской области или Кубанского казачьего войска.

Отметим, несколько иной взгляд на казачество — если на Кубани это часть русского народа никак этнически или этнокультурно в формулировках уставных положений от него не отделенная (косвенно это следует из формулировки «большинство населения края» относительно русского народа, но однозначного ответа на вероятный вопрос об этническом статусе кубанского казачества здесь также не имеется), то уже в Ростовской области положения Устава никак не проясняют соотношение казачества и русского народа (тем более, и в этнологии на этот счет существуют разные взгляды). Казачество никак не упоминается в преамбуле областного Устава, но ему посвящена отдельная, девятая глава Устава.

В тексте Устава казачество определено следующим образом: «Донское казачество — исторически сложившаяся общность в составе многонационального населения Ростовской области, имеющая самобытные традиции, культуру. Органы государственной власти Ростовской области и органы местного самоуправления в целях восстановления исторической справедливости в отношении казачества осуществляют необходимые меры по реализации федерального законодательства о казачестве, принимают нормативные правовые акты по вопросам возрождения казачества и обеспечивают их выполнение» (статья 77 Устава РО).

В чем-то похожая трансформация статуса народа, как источника власти, прослеживается и в истории дагестанского конституционализма.

Преамбула Конституции Республики Дагестан 1994 года гласила: «Мы, многонациональный дагестанский народ, исторически объединившийся в единое государство, сознавая ответственность за сохранение единства Дагестана, гражданского мира и согласия, выражая приверженность идеалам социальной справедливости, демократии и правового государства, признавая приоритет общечеловеческих ценностей и норм международного права, прав и свобод человека и гражданина, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов, стремясь к созданию благоприятных условий для свободного развития всех дагестанцев, принимаем настоящую КОНСТИТУЦИЮ и провозглашаем ее ОСНОВНЫМ ЗАКОНОМ РЕСПУБЛИКИ ДАГЕСТАН» (Преамбула Конституции РД 1994 г.)21.

В новой республиканской Конституции, текст преамбулы изменился в части описания народа Республики: «Мы, многонациональный народ Республики Дагестан — составная часть многонационального народа Российской Федерации, исторически объединившегося в единое государство…», соответственно, положение об историческом характере объединения в единое государство относится в новой редакции преамбулы не к народу и государственности Дагестана, а к Российской Федерации.

Сохранились отсылки к принципам равноправия и самоопределения народов, характерные для большинства республиканских преамбул конституций.

Существенно изменились конституционные положения о народе, как источнике власти. Так, первоначальный текст Конституции Республики Дагестан провозглашал, что «…Носителем суверенитета и источником государственной власти в Дагестане является его многонациональный народ. Народ осуществляет власть непосредственно и через органы законодательной, исполнительной, судебной власти, а также органы местного самоуправления» (статья 4 Конституции).

В новой республиканской Конституции 2003 года положение о народе, как источнике власти сформулировано таким образом: «Власть в Республике Дагестан осуществляет ее многонациональный народ непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы» (статья 4 Конституции РД 2003 г.)

Причем оба конституционных текста содержат противоречащие вышеприведенным положениям о власти народа положения о том, кто осуществляет государственную власть в Республике.

В республиканской Конституции 1994 года это сформулировано практически идентично современной, с разницей лишь в самом перечне государственных органов: «Государственную власть в Республике Дагестан осуществляют Народное собрание Республики Дагестан, Государственный Совет Республики Дагестан, Правительство Республики Дагестан, суды Республики Дагестан» (статья 7 Конституции РД 1994 г.), а в действующей республиканской Конституции — «Государственную власть в Республике Дагестан осуществляют Глава Республики Дагестан, Народное Собрание Республики Дагестан, Правительство Республики Дагестан, суды Республики Дагестан» (статья 8 Конституции РД 2003 г.)

Однако есть существенное различие. Если в Конституции РД 1994 г. не содержалось указания на верховенство федеральной Конституции России, то в Конституции РД 2003 г. статья 8 дополнена следующими положениями, устанавливающими не только приоритет федерального Основного Закона, но и федерального законодательства: «Система органов государственной власти Республики Дагестан устанавливается настоящей Конституцией в соответствии с основами конституционного строя Российской Федерации и общими принципами организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации, установленными федеральным законом».

Но, в целом, приведенные положения о народе и власти достаточно характерны для современных республиканских конституционных текстов. Так, например, Конституция Республике Ингушетия содержит схожее положение: «Вся власть в Республике Ингушетия принадлежит народу. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления» (статья 4).

Таким образом, заканчивая анализ провозглашения (установления) народовластия и народного суверенитета в конституциях и уставах субъектов федерации, можно сделать следующие выводы.

Несмотря на достаточно прогрессивный и демократичный характер формулировок преамбул и ос

...