Модернизация гражданского законодательства

Правовой опыт и направления развития

Монография

Под общей редакцией
доктора юридических наук, профессора
Е. В. Вавилина,
доктора юридических наук, профессора
Л. Ю. Василевской

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 347

ББК 67.404

М74

Рецензенты:

Латыпов Д. Н., доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры предпринимательского права, гражданского и арбитражного процесса Пермского государственного национального исследовательского университета;

Седова Ж. И., доктор юридических наук, доцент, заместитель генерального директора по правовым вопросам и корпоративным отношениям ПАО «ЭЛ5-Энерго».

Под общей редакцией доктора юридических наук, профессора, заведующего кафедрой гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), судьи Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в отставке, члена Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Е. В. Вавилина, доктора юридических наук, профессора, профессора кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), члена Научно-консультативного совета при Верховном Суде Российской Федерации, Почетного работника высшего профессионального образования Российской Федерации, Заслуженного юриста Российской Федерации Л. Ю. Василевской.

Предлагаемая вниманию читателя монография – дань памяти и уважения выдающемуся цивилисту, талантливому педагогу, блестящему лектору и замечательному человеку, доктору юридических наук, профессору Виктору Павловичу Мозолину.

В работе представлены результаты авторских исследований его учеников (аспирантов, докторантов, соискателей), которые основывались на правовых воззрениях В. П. Мозолина.

В книге рассмотрены перспективы развития цивилистики и правоприменительной практики, проанализированы проблемы корпоративного, договорного и вещного права, новые цифровые объекты гражданских прав, тенденции развития гражданского законодательства в условиях цифровизации.

Законодательство приведено по состоянию на 30 марта 2025 г.

Для широкого круга ученых-юристов, интересующихся цивилистикой, практикующих юристов, преподавателей, студентов, аспирантов и докторантов высших юридических учебных заведений.

УДК 347

ББК 67.404

© Коллектив авторов, 2025

© ООО «Проспект», 2025

Светлой памяти Виктора Павловича Мозолина,
доктора юридических наук, профессора,
заведующего кафедрой гражданского права МГЮА
посвящается...

АВТОРСКИЙ КОЛЛЕКТИВ

1. Аюшеева Ирина Зориктуевна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 2, параграф 2.

2. Белова Дина Александровна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 2, параграф 4.

3. Беседин Анатолий Николаевич — кандидат юридических наук, доцент кафедры предпринимательского и корпоративного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 3, параграф 1 (в соавторстве с Е. А. Козиной).

4. Вавилин Евгений Валерьевич — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), судья Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в отставке, член Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства — глава 1, параграфы 1, 2, 3, 4, 5.

5. Вавилин Валерий Евгеньевич — ведущий советник отдела законодательства в сфере социально-экономического развития Правового департамента Министерства экономического развития Российской Федерации, аспирант кафедры предпринимательского и корпоративного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 6, параграф 3.

6. Василевская Людмила Юрьевна — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), Почетный работник высшего профессионального образования РФ, член Научно-консультативного совета при Верховном Суде Российской Федерации, Заслуженный юрист Российской Федерации — предисловие, глава 2, параграф 1.

7. Габараев Эдуард Александрович — кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 6, параграф 5.

8. Габов Андрей Владимирович — член-корреспондент РАН, Заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, и. о. заведующего сектором гражданского и предпринимательского права Института государства и права РАН, научный руководитель юридического института Белгородского государственного национального исследовательского университета, член Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства — глава 3, параграф 3 (в соавторстве с В. А. Лаптевым).

9. Голубцов Валерий Геннадьевич — доктор юридических наук, профессор, Председатель Арбитражного суда Пермского края, профессор кафедры предпринимательского права, гражданского и арбитражного процесса Пермского государственного национального исследовательского университета — введение.

10. Гринь Олег Сергеевич — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права, заведующий кафедрой медицинского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 5, параграф 1.

11. Емелькина Ирина Александровна — доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой гражданского права и процесса Юридического факультета имени М. М. Сперанского Института права и национальной безопасности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации — глава 4, параграф 1.

12. Зайцева Юлия Анатольевна — кандидат юридических наук, государственный советник Российской Федерации 2 класса, руководитель направления по научно-методической работе общественно полезного фонда «Центр нотариальных исследований — глава 4, параграф 2.

13. Козина Елена Александровна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры предпринимательского и корпоративного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 3, параграф 1 (в соавторстве с А. Н. Бесединым).

14. Козлова Елена Борисовна — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 6, параграф 1.

15. Лаптев Василий Андреевич — доктор юридических наук, советник президента РАН, главный научный сотрудник сектора гражданского и предпринимательского права Института государства и права РАН, профессор кафедры предпринимательского и корпоративного права Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), судья Арбитражного суда города Москвы в отставке — глава 3, параграф 3 (в соавторстве с А. В. Габовым).

16. Лескова Юлия Геннадьевна — доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой предпринимательского, трудового и корпоративного права Института права и национальной безопасности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации — глава 3, параграф 5.

17. Мацакян Гоар Суреновна — кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 4, параграф 3.

18. Мухамадеева Рената Асхадулловна — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 5, параграф 2.

19. Носов Дмитрий Владимирович — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 3, параграф 4.

20. Османова Диана Османовна — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 5, параграф 3.

21. Подузова Екатерина Борисовна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 2, параграф 3.

22. Сепиханов Сепихан Русланович — магистрант Института частного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 6, параграф 4.

23. Сойфер Татьяна Владимировна — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 3, параграф 2.

24. Тасалов Филипп Артемьевич — доктор юридических наук, директор Института государственных и регламентированных закупок, конкурентной политики и антикоррупционных технологий, профессор кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — глава 6, параграф 2.

ПРЕДИСЛОВИЕ

К 100-летию со дня рождения выдающегося ученого Виктора Павловича Мозолина: жизнь служения Родине и Цивилистике

Предлагаемая вниманию читателя монография — дань памяти и глубокого уважения выдающемуся цивилисту, доктору юридических наук, профессору, заведующему кафедрой гражданского права МГЮА Виктору Павловичу Мозолину.

Вклад профессора В. П. Мозолина в науку гражданского права общепризнан. Его имя известно не только в России, но и за рубежом. На трудах Виктора Павловича и учебниках по гражданскому праву под редакцией В. П. Мозолина выросло несколько поколений цивилистов, юристов-практиков в СССР и современной России.

Мне повезло в жизни. Мой профессиональный путь и рост связан с удивительным человеком, известным цивилистом планетарного масштаба, огромный творческий потенциал которого нашел отражение в различных сферах деятельности: научной, педагогической и законотворческой. Речь идет о Викторе Павловиче Мозолине, знакомство с которым состоялось в начале сентября 2005 года, когда я приехала в МГЮА к нему на собеседование для возможного трудоустройства в Академию на кафедру гражданского права. Для меня этот приезд был настоящим судьбоносным событием. А как иначе? Мне предстояло пройти собеседование — своеобразное «тестирование» на проверку профессионализма, проводимое заведующим кафедрой гражданского права Первого юридического вуза страны, имя которого ошеломляло и восхищало каждого, кому посчастливилось общаться с Виктором Павловичем! Я знала, что не каждый доктор наук мог пройти его собеседование. Эта первая встреча — до сих пор в моем сердце — самое теплое и благодарное воспоминание! Он познакомил меня со своим восприятием удивительного мира науки гражданского права и его ярчайшими представителями, имена которых у всех юристов на слуху, — это талантливые цивилисты, доктора юридических наук Алексей Иванович Масляев и Виталий Васильевич Безбах.

О дружбе В. П. Мозолина, А. И. Масляева (профессора нашей кафедры) и В. В. Безбаха (докторанта Виктора Павловича, доктора юридических наук, профессора) — трех ярких личностей, гигантов цивилистики, можно говорить, наверное, часами. Они оказались в самой гуще творческого процесса в конце 90-х годов XX столетия, рождавшего новые гражданские законы, и которые, на мой взгляд, еще больше сплотили их как единомышленников. И самое удивительное то, что совместная работа еще больше укрепляла их дружбу. Доказательством тому служило доброе и теплое отношение каждого ученого друг к другу на протяжении всей жизни.

Вспоминая прошедшие годы, я с уверенностью могу сказать, что эта встреча с Виктором Павловичем буквально перевернула всю мою профессиональную педагогическую деятельность: я стала заниматься не просто любимым делом — цивилистикой, но и оценивать проблемы гражданского законодательства через призму их видения и оценивания Виктором Павловичем. Этому, безусловно, способствовали диалоги с ним. Я не забываю об этом никогда. Часто на память приходят наши беседы, которые обычно начинались с различных вопросов, задаваемых мне Виктором Павловичем по различным проблемам гражданского права. Во время таких дискуссий Виктор Павлович излагал свое представление о гражданском праве как основной ветви права в системе российского права, о концепции интеллектуальных прав, о соотношении доктрины и закона с точки зрения Конституции, о реперных точках и реперных нормах в гражданском праве, о юридической природе корпоративных отношений и неорецепции институтов корпоративного права, о цене в возмездном договоре и многом другом. Его энциклопедичность ума и эрудиция просто поражали!

Как известно, период слома советской системы хозяйствования нередко сопровождался «рождением» в неокрепших умах тех, кто противодействовал принятию разумных дополнений и изменений в ГК РФ в период перестройки, очередных квазиконструкций, искажающих суть многих традиционных гражданско-правовых институтов. И как показала практика, самодовольное ощущение превосходства «практиков» над «теоретиками» под влиянием давления тех или иных лоббистских кругов при принятии законов и поправок в ГК РФ каждый раз терпело фиаско от сплава высочайшей научной мысли, аргументации и духовной культуры тех уникальных цивилистов, педагогическая деятельность которых была тесно связана с наукой. Виктор Павлович доказывал, что серьезная наука прочно стоит на «земле», демонстрируя на своих лекциях и практических занятиях высочайший профессионализм и компетентность в решении сложнейших практических проблем.

Я безмерно благодарна судьбе за встречу с Виктором Павловичем, и знаю абсолютно точно: не будь в далеком 2005 году моего визита в МГЮА, моя профессиональная жизнь была бы другой.

Я благодарна Виктору Павловичу не только за неизменное дружеское отношение, но и поддержку в самые сложные периоды моей жизни. Уверена, что каждый его ученик может сказать о нем только самое доброе и хорошее в превосходной степени, потому что Виктор Павлович — самый замечательный, самый лучший, самый изумительный, самый потрясающий Человек, Учитель и Ученый! Для меня он всегда на «пьедестале», а его недосягаемая профессиональная «высота» позволяет осознать достаточно банальную и простую истину: ни на минуту нельзя останавливаться в профессии. В жизни не может быть остановок, ведь гражданское право — это и есть наша жизнь, жизнь в праве, интересная, увлекательная и захватывающая!

К его творчеству с большим вниманием всегда относились видные представители юридического сообщества, коллеги, его ученики — студенты, аспиранты, докторанты, соискатели. Виктор Павлович много сделал для цивилистики, особенно для научного сообщества, которое в настоящее время представлено его многочисленными учениками.

На нашей кафедре гражданского права работают его ученики и последователи его творческого наследия, которых связывало с Виктором Павловичем творческое сотрудничество: это докторант Виктора Павловича — доктор юридических наук, профессор Т. В. Сойфер, кандидаты юридических наук, доценты нашей кафедры — Д. А. Белова, О. С. Гринь, Е. А. Моргунова, Е. Б. Подузова и др. На кафедре предпринимательского и корпоративного права преподают его ученики — кандидаты юридических наук, доценты А. Н. Беседин и Е. А. Козина.

В настоящее время кафедру гражданского права возглавляет доктор юридических наук, профессор, судья Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в отставке, член Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Евгений Валерьевич Вавилин, докторская диссертация которого по проблеме осуществления гражданских прав и исполнению обязанностей высоко была оценена Виктором Павловичем. Я помню, как в далеком 2008 году он мне сказал: «Среди цивилистов вспыхнула новая яркая звезда — Вавилин Евгений Валерьевич. Читайте его работу, Людмила Юрьевна. Его труд — это, по сути, методология цивилистического исследования, которая касается новых подходов и трактовки осуществления гражданских прав».

Его докторантом был О. М. Свириденко — доктор юридических наук, в настоящее время — заместитель министра юстиции Российской Федерации, долгое время проработавший в органах судебной власти (Олег Михайлович был членом Высшей квалификационной коллегии судей, Председателем Арбитражного суда г. Москвы, заместителем Председателя Верховного Суда Российской Федерации — Председателем Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ).

Известный цивилист, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой предпринимательского права, гражданского и арбитражного процесса Пермского государственного национального исследовательского университета В. Г. Голубцов был докторантом Виктора Павловича, блестяще защитил в МГЮА докторскую диссертацию и в настоящее время Валерий Геннадьевич — Председатель Арбитражного суда Пермского края.

Вспоминаю время (это было в 2010 г.), когда Виктор Павлович дал мне задание (МГЮА был ведущей организацией по докторской диссертации А. В. Габова «Проблемы гражданско-правового регулирования отношений на рынке ценных бумаг») подготовить отзыв ведущей организации для обсуждения его на заседании кафедры. Вручая в своем кабинете увесистый, объемный том докторской диссертации Андрея Владимировича, Виктор Павлович сказал: «Работа фундаментальная, основательная, новаторская. Меня радует, что появилось исследование по ценным бумагам, уровень и масштаб которого таков, что можно смело утверждать — на сегодняшний день ему нет равных в современной России». В настоящее время Андрея Владимировича Габова, авторитетного и талантливого цивилиста, известного своими многочисленными трудами не только в России, но и за рубежом, знает, я в этом уверена, каждый юрист. На сегодняшний день А. В. Габов — член-корреспондент РАН, Заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, и. о. заведующего сектором гражданского и предпринимательского права Института государства и права РАН, научный руководитель юридического института Белгородского государственного национального исследовательского университета, член Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства.

Без преувеличения можно сказать, что под влиянием идей В. П. Мозолина в настоящее время расширился спектр теоретико-правовых исследований по различным вопросам гражданского права. Речь идет, прежде всего, о проблемах трансформации гражданского права, его динамике в условиях становления нового технологического уклада и цифровизации, о модернизации гражданского законодательства. Эти фундаментальные проблемы всегда оставались в центре внимания ученого.

Я была свидетелем того, как воззрения В. П. Мозолина постепенно переходят в формат методологического инструментария науки гражданского права, используемого не только теоретиками гражданского права, но и представителями других отраслей юридического знания. Трудно представить, чтобы кто-то в юридическом сообществе не знал имя известного цивилиста.

И еще один немаловажный штрих к портрету выдающего ученого. Весь профессиональный путь Виктора Павловича — это путь прославления Цивилистики и служения ей! Его служение Родине не только в военное (В. П. Мозолин был участником Великой Отечественной войны), но и в мирное время (Виктор Павлович был замечательным педагогом, лектором, интересным собеседником и уникальным цивилистом) — наглядный и непревзойденный пример для каждого из нас!

В нем удивительно сочетались интеллигентность и благородство, твердость характера и скромность, умение отстаивать свои принципы и убеждения, бескомпромиссность и миролюбие в проблемных ситуациях, отзывчивость и сопереживание, сочувствие и заботливое отношение, целеустремленность и решительность в принятии решений, масштабность мысли с предвосхищением будущего в праве и цивилистике. Это был кристально честный человек, беззаветно служивший всю свою жизнь Родине — России. Его жизнь — это честный и добросовестный труд по имя науки гражданского права и высоких нравственных идеалов.

Кафедра гражданского права благодарно чтит память великого ученого, развивает его подходы и взгляды, которые «живут» в трудах его учеников и последователей научных идей выдающегося цивилиста.

К 100-летию со дня рождения В. П. Мозолина, к Юбилею в память о Викторе Павловиче издана монография, посвященная современным проблемам развития цивилистики.

Л. Ю. ВАСИЛЕВСКАЯ,
доктор юридических наук,
профессор, профессор кафедры гражданского права
Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА),
Почетный работник высшего профессионального образования РФ,
член Научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ,
Заслуженный юрист Российской Федерации

30.03.2025

ВВЕДЕНИЕ. СЛОВО ОБ УЧИТЕЛЕ

Кем был учитель? Он был наставником, обладал уникальным мировоззрением и огромным жизненным опытом, он был мудрым и справедливым человеком. Он был фронтовиком, который свято хранил память о тех событиях и тех людях, которые отдавали на той страшной войне жизнь за Родину. Был уникальным, очень интересным человеком с уникальными же взглядами, мыслями и главное — знаниями. Знаниями о том, о чем большинство советских ученых не имело четкого представления и понимания: знаниями о параллельном развитии права в рамках иного мироустройства, каким был капитализм для нашего правопорядка. И при этом он старался эти знания и основанное на них особое понимание происходящего не противопоставить окружающему миру, а донести имеющееся до всех, кто был рядом. До всех, кто, по его мнению, способен был это воспринять: от своих студентов и учеников-аспирантов до маститых ученых, корифеев, членов академий и многих советов. Таким был Виктор Павлович Мозолин для меня, для человека, которому наставника такого послал, наверное, Бог и вместе с Богом — Тамара Васильевна Жмурова, которая привела меня, докторанта «первого дня обучения», в кабинет именитого заведующего кафедрой, а увела оттуда — доктором наук.

Мой Виктор Павлович Мозолин, мой учитель и наставник!!! Человек, о котором мне посчастливилось написать эти несколько слов, за что я выражаю огромную признательность Московскому государственному юридическому университету имени О. М. Кутафина.

А вот какой он — Виктор Павлович Мозолин — для остальных, всех тех, кому посчастливилось знать его по блестящим работам, но кому не довелось быть с ним рядом, общаться и иметь роскошь этого человеческого общения.

Виктор Павлович Мозолин, родился 24 ноября 1924 г., — советский и российский юрист, доктор юридических наук, профессор, преподаватель.

Участник Великой Отечественной войны, воевал на Украинском фронте в составе 24-й и 60-й армий в звании лейтенанта стрелкового взвода. Награжден орденом Отечественной войны I степени, орденом Отечественной войны II степени, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Выпускник юридического факультета МГУ (1951 г.) Впоследствии аспирант юридического факультета МГУ, где под руководством профессора А. Ф. Клеймана подготовил и в 1954 г. успешно защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Гражданско-процессуальное правоотношение по советскому праву».

С 1954 г. — преподаватель, старший преподаватель, доцент, профессор МГУ. В Московском университете он читал лекции по международному праву. В 1961–1962 гг. проходил стажировку в Колумбийском университете (г. Нью-Йорк, США), а в 1967 г. защитил докторскую диссертацию на тему: «Правовое положение предпринимательских корпораций и основные тенденции развития законодательства о корпорациях в США».

Преподавательская и научная деятельность в МГУ продолжалась до 1970 г., там же в июне 1970 г. В. П. Мозолину было присуждено звание профессора.

С 1970 по 1980 год он работал в Университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы, где занимал должности заведующего кафедрой, декана факультета, проректора.

С 1981 по 1999 год — главный научный сотрудник Института государства и права Академии наук СССР (РФ), в котором являлся заведующим сектором гражданского права.

В 1988–1990 г. читал лекции по советскому праву в Джорджтаунском университете (г. Вашингтон, США).

С 1992 г. — руководитель Высшей школы экономического права Международного университета и научный руководитель юридического факультета этого же университета.

В сентябре 2000 года назначен заведующим кафедрой гражданского и семейного права Московской государственной юридической академии (МГЮА) им. О. Е. Кутафина.

Член Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, член Научно-консультативного Совета при Высшем Арбитражном Суде РФ, член Научно-методического совета при Федеральной палате адвокатов, арбитр Международного Арбитражного суда при Торгово-промышленной палате.

Одновременно в 1988–2000 г. был главным юрисконсультом в группе «Мост», два года работал в английской юридической фирме «Cameron McKenna» (Лондон, Великобритания). Президент московского клуба «Ротари» (1990 г.)

Был женат, воспитал двух сыновей, троих внучек и внука.

Скончался 15 февраля 2015 года. Похоронен на Троекуровском кладбище.

На первый взгляд — сухие, банальные слова о жизненном пути. Но этого нельзя не знать о человеке, поскольку важные детали должны опираться на не менее важное знание о вехах в жизни человека!

Общение с Виктором Павловичем позволило мне в свое время узнать несколько больше, нежели то, что обозначено в официальной биографии, и чем я имею честь поделиться, поскольку именно это критично важно, по моему мнению, для приобретения не просто сухих биографических сведений, а полновесного впечатления об этом великом ученом и человеке — Викторе Павловиче Мозолине.

Виктор Павлович родился в рабочем поселке Юрино Марийской АССР. Поселок этот находился на берегу Волги и был славен тем, что рядом с ним находилась усадьба Шереметьевых. Род Мозолиных берет свое начало из Великого Новгорода. Родители его, как рассказывал Виктор Павлович, были простыми людьми, и потерял их Виктор Павлович почти одновременно, за несколько дней до начала войны. Когда началась война, ему было 16 лет, и он просился на фронт, куда его и призвали по окончании десяти классов, в августе 1942 года. В то время десять классов считалось хорошим образованием и выпускник школы — Виктор Мозолин — был назначен командиром пехотного взвода, ушел на передовую и прошел всю войну. Дважды был ранен: в боях под Полтавой и в 1944 году. Второе ранение оказалось тяжелым, он полтора года пролежал в госпитале, перенес тринадцать операций, но выжил и вернулся с войны героем.

А потом в жизни Виктора Павловича появилась юриспруденция. Сначала как профессия, а потом и как наука — дело всей жизни, которой его жизнь и была посвящена.

Первые свои шаги в науке Виктор Павлович сделал как процессуалист. Его труды о гражданском процессуальном правоотношении (основная работа «К теории правоотношения», опубликованная в 1959 г.) были общеизвестны и заняли достойное место в теории права и процессуальной науке.

Позднее сфера научных интересов Виктора Павловича сместилась к праву материальному: гражданскому и коммерческому; отечественному и что особенно выделялось — зарубежному.

Сфера его научных интересов была беспрецедентно широка: от гражданского процессуального правоотношения до концептуальных проблем современного российского гражданского права; от российского договорного права до права корпораций США и правовой специфики Индии; право собственности; договорное право; гражданское правоотношение; юридические лица; проблемы интеллектуальной собственности.

Особым направлением его исследований всегда было право публичной собственности, где вклад Виктора Павловича характеризуется как краеугольный. Достаточно в этой связи осознавать, что именно Виктор Павлович в числе первых обосновал идею о многоуровневом характере государственной собственности, противоположной тогдашнему постулату о единстве государственной собственности.

Список его работ огромен и уникален: «Права рационализаторов в СССР» (М., 1960), «Право собственности на имущество межколхозных предприятий и организаций» (М., 1963), «Корпорации, монополии и право в США» (М., 1966), «Договорное право в США и СССР: история и общие концепции» (совместно с американским профессором Е. А. Фарнсвортом) (М., 1988; Вашингтон, 1989, издана на русском и английском языке), «Право собственности в Российской Федерации в период перехода к рыночной экономике» (М., 1992; Вашингтон, 1993, издана на русском и английском языке), «Личность, право, экономика в современной Индии» (М., 1979), «Советское и иностранное гражданское право (проблемы взаимодействия и развития)» (М., 1989), «Развитие советского гражданского права на современном этапе» (М., 1980, в соавторстве), «Гражданское и торговое право капиталистических государств» (М., 1980, отв. редактор и автор нескольких разделов); отдельные главы в учебниках: «Советское гражданское право», т. II (М., 1961), т. I (М., 1969), т. II (М., 1970), «Гражданское право», часть первая, учебник для вузов (отв. редактор совместно с профессором А. И. Масляевым и автор глав), М., 2004; «Гражданское право», часть вторая, учебник для вузов (отв. редактор и автор глав), М., 2005; «Научно-практический комментарий к Гражданскому кодексу РФ части первой» (отв. редактор совместно с профессором Малеиной М. Н. и автор отдельных разделов), М., 2004; «Научно-практический комментарий к Гражданскому кодексу РФ части второй» (отв. редактор совместно с Малеиной М. Н. и автор отдельных разделов), М., 2006; «Комментарий к Федеральному закону «Об акционерных обществах» (совместно с А. П. Юденковым), М., 2002; «Современная доктрина и гражданское законодательство» (М., 2008), многочисленные статьи по проблемам совершенствования гражданского законодательства.

Важным событием для российской и не только юриспруденции стало издание учебника по гражданскому праву под его редакцией на английском языке в Великобритании, а также учебников по российскому гражданскому праву, гражданскому и торговому праву буржуазных стран.

Отдельно стоит упомянуть его, по сути, подвижническую деятельность на этапе современного реформирования гражданского права, где Виктор Павлович занимал особую позицию, как в законотворчестве, так и в анализе и формулировании академических взглядов, которые составляли основу проводимых реформ.

Краеугольными мировоззренческими и правовыми постулатами стали взгляды Виктора Павловича на правовое регулирование комплексных имущественных и неимущественных отношений и обоснование существования комплексных отношений как таковых в целом.

Уникальной его мыслью, высказанной в то время являлся тезис о том, что на смену разрозненным отраслям законодательства, регулировавшим на монопольных началах закрепленные за ними индивидуализированные виды общественных отношений, недостаточно скоординированных между собой и потому нередко противоречащих друг другу с претензиями на независимое каждого из них положение в системе права, должна прийти совершенно иная система права, базирующаяся на принципах единства входящих в систему правовых образований, действующих в режиме взаимодействия и взаимозависимости, благожелательного отношения, взаимопомощи друг к другу при исполнении лежащих на них обязанностях.

Эти мысли и суждения хранятся в том числе и в Перми и неизвестно, были ли они опубликованы в том виде, в котором готовились к публикации в 2013 году, — да простят нам все те, чьи права могут быть нарушены таким цитированием –, но я позволю себе привести цитату из той электронной переписки, которая велась нами в 2013 года, по причине того, что именно в этих тезисах выражены в самом концентрированном и понятном виде его воззрения в отношении системы современного российского права.

«На состоявшейся в октябре 2013 г. в Пермском университете очередном Конгрессе юристов — писал Виктор Павлович — нами была предложена для обсуждения разработанная в 2001 г. система трехуровневого российского права, которая полностью отражает новый тип возникших в рыночной экономике общественных отношений, регулируемых правом.

Ее основу составляет базовое в российском праве конституционное законодательство, формирующее единую целостность и эффективность действия системы российского законодательства и права в целом. Функцию структуры взаимодействия правовых образований, включенных в систему, выполняют отрасли законодательства, называемые ветвями права: гражданское, административное, налоговое, трудовое, уголовное законодательство, законодательство, регулирующее наряду с трудовым внутренние отношения в юридических лицах, и процедурное законодательство, в том числе Гражданский и Арбитражный процессуальный кодексы, а также Уголовно-процессуальный кодекс. Наконец, в третью группу правовых образований входят образования, функционирующие непосредственно в сфере удовлетворения личных потребностей граждан и производственных потребностей организаций в рыночной экономике. Речь идет о многочисленных структурно-комплексных образованиях, функционирующих на уровне композитных образований (Земельный, Жилищный и другие кодексы, общие законы об акционерных обществах, банках и банковской деятельности, некоммерческих организациях, о кооперативах и т. д.).

По своей юридической природе композитные образования характеризуются двумя важнейшими и взаимосвязанными между собой свойствами.

Во-первых, это новые повышенного качества и эффективности действия образования, созданные путем спекания существующих правовых институтов и (или) правовых норм различной отраслевой принадлежности, чаще всего публично-правовых норм. При этом получаемый при их использовании суммарный результат действия обязательно должен превосходить суммарный результат от их возможной индивидуальной деятельности, полученный от арифметического сложения двух или более цифр, например «2+2=4». В то время как суммарный результат деятельности в составе композитного образования должен быть, как минимум, не менее «2+2=5».

Во-вторых, возможность использования отраслевых особенностей объединяемых правовых институтов и норм продолжает сохраняться и при их действии в составе композитных образований».

Именно так формулировал свои мысли на этом актуальнейшем треке более чем десятилетие назад великий ученый-цивилист.

Отдельно скажу о том, как Виктор Павлович мог и умел отстаивать свои идеи. Элегантно, спокойно и уверенно. В конце своего небольшого сообщения, тогда в 2013 году он написал тогда дословно следующее: «Разумеется, автор не претендует на какую-либо непогрешимость выдвигаемых им идей. Наоборот, он будет весьма благодарен, если они не останутся без внимания со стороны всех читателей, а также самого законодателя».

Говоря о том особом вкладе в науку и том наследии, которое оставил Виктор Павлович, следует особо отметить его уникальную осведомленность о первоисточниках иностранного права, к которому многие относились в то время беспрекословно и подобострастно. И эти уникальные знания выделяли его взгляды на фоне множества других, поскольку это были не конъектурные суждения о «святости» всего иностранного, а нетривиальные идеи человека, исключительно осведомленного и понимающего суть, ученого, который черпал эти знания из первоисточников, а не довольствовался пересказом и поверхностным анализом.

Его взгляды на систему российского права отличались от общепринятых, это было смело и важно для того этапа развития российского права, поскольку дискуссия получалась широкой, а подчас даже и непримиримой. Поэтому, особенно сейчас, когда своевременность таких взглядов о комплексном характере правового регулирования даже в базовых отраслях российского права, очевидна для большинства исследователей, нужно вспомнить, кто именно обозначил такие взгляды и последовательно их отстаивал в самых разных формах и на самых разных площадках, полемизируя со многими корифеями и во многом с ними не соглашаясь. И очень важно сейчас, в канун 100-летия со дня рождения Виктора Павловича помнить и понимать его научные взгляды на систему российского права.

Комплексно-правовое регулирование экономических и иных отношений во всех сферах, начиная со второй половины XX века, становится ведущим направлением в национальном законодательстве многих промышленно развитых стран мира — писал Виктор Павлович.

В США, Англии и других странах, применяющих англо-американскую систему права, не знающую разделения права на публичное и частное, комплексное регулирование осуществляется по отдельным сферам применения права, например, в области недвижимости, корпоративного права, договорного права, банкротства.

Межотраслевые правовые институты и правовые нормы, входящие в структурно-комплексные образования, продолжают сохранять приданную им законом отраслевую целостность и принадлежность, не подвергаясь каким-либо сущностным или структурным изменениям.

Структурно-анатомическое содержание комплексных образований может включать в себя два вида правовых норм. Во-первых, это — правовые нормы, относящиеся к базовой части образования, состоящие из так называемой юридической платформы, на основе которой они должны функционировать. Данная платформа определяется сферой действия имущественных отношений, регулируемой правовыми нормами рассматриваемого комплексного образования.

Второй вид правовых норм в составе структурно-комплексного образования, выполняющих функцию специальных правовых норм, имеет чрезвычайно важное значение. Именно в этих нормах в конечном счете проявляется целевой характер всего комплекса в его практическом воздействии на регулируемые им отношения.

Они привносят в сам комплекс специфику правового регулирования, которая должна соответствовать и отображать особенность формы его применения.

Входящие в его состав правовые нормы частного и публичного права должны находиться в состоянии непрерывно функционирующей юридической совместимости при совместном их использовании в комплексе. Выражается это в необходимости органического сочетания частных и публичных интересов, принадлежащих субъектам соответствующего комплекса и выраженных в указанных видах правовых норм, что следует считать наиболее значимым фактором при определении эффективности функционирования комплексного законодательства в системе российского права.1

Такая система была впервые предложена в докладе «О системе российского права» на Всероссийской конференции, организованной Московской государственной юридической академией 24 ноября 2001 г. и основная суть сводилась к следующему: в обобщенном виде система права структурно должна состоять из следующих трех уровней: конституционного права как базовой корнево-ствольной части российского права; системообразующих ветвей права, представляющих собой конструктивно-несущие части в структуре права; правовых образований, действующих в отдельных сферах жизнедеятельности общества и государства в форме комплексных кодексов и иных комплексных нормативных актов.

Конституционное право занимает господствующее положение в системе российского права. Все другие правовые общности (ветви права и правовые образования, относимые к третьему слою структуры российского права), берут свое начало и функционируют в строгом соответствии с конституционным правом, закрепленным в Конституции Российской Федерации.

К ветвям права с учетом вышеназванных критериев относятся семь правовых общностей: гражданское право, административное право, налоговое право, трудовое право, корпоративное право (находится в стадии нормативного формирования), уголовное право и процессуальное право, включая гражданское, арбитражное и уголовно — процессуальное право.

Наличие в полном объеме признаков понятия ветви права позволяет использовать каждую из названных ветвей права в качестве платформы для образования комплексных правовых общностей в соответствующих сферах жизнедеятельности общества и государства.

В отличие от ветвей права рассматриваемые правовые образования характеризуются тем, что входящие в их состав правовые нормы не являются по своей юридической природе однотипными нормами, принадлежащими к одной ветви права или иному одноцелевому правовому образованию. Наоборот, в комплексное правовое образование включаются нормы, принадлежащие к различным ветвям публичного и частного права.

Названные особенности комплексных образований, составляющих третий слой структуры в системе российского права, ни в какой мере не снижают юридическую важность и большую значимость их в российском праве, призванным регулировать имущественные отношения в сфере экономики. Более того, их роль в указанной сфере постоянно возрастает. Объясняется это тем, что комплексные правовые образования в сфере воздействия на экономику выступают в роли правовой формы, в которой объединяются и действуют правовые нормы, входящие в соответствующие ветви права, и специальные правовые нормы, отражающие специфику регулируемых комплексными образованиями отношений.

Гражданское право среди других ветвей права становится базовой юридической платформой, на базе которой формируются и будут формироваться в будущем комплексные правовые образования как прямые регуляторы имущественных отношений в отдельно взятых отраслях экономики нашей страны. В составе комплексных правовых образований содержатся три вида правовых норм: нормы частного права, нормы публичного права и межотраслевые нормы, именуемые реперными правовыми нормами2.

При этом отмечалось особо, что Россия должна оставаться страной кодифицированного законодательства. Гражданский кодекс, опираясь на положения, закрепленные Конституцией Российской Федерации, по своей юридической сущности обречен быть основой развивающегося комплексного законодательства в сфере правового регулирования экономико-рыночных отношений. В сфере регулирования рыночной экономики в нем объединяются нормы частного и публичного права, предметом действия которых становятся, наряду с имущественными отношениями с участием третьих лиц, также отношения организационно-управленческого типа.3

Эти базовые высказанные в 2001 г. идеи и впоследствии предложения и Виктора Павловича получили признание специалистов по теории государства и права и видных ученых-цивилистов4. В МГЮА были подготовлены и изданы первое и второе издания учебников по гражданскому праву, включающих положения «О системе российского права» (в 2004 и 2011–2012 гг.), было защищено несколько кандидатских диссертаций.

И еще нечто очень важное, важное для того, чтобы понять каким человеком был Виктор Павлович. Он умел поддержать, умел делиться знаниями и возможностями и очень многое сделал для окружавших его людей! И это касается не только личных отношений. Он, будучи человеком с огромным управленческим опытом, возможностями и авторитетом поддерживал и давал дорогу в жизнь и многим академическим проектам. Такова история возникновения Пермского конгресса ученых-юристов.

Вскоре после защиты мной докторской диссертации, консультантом по которой выступил Виктор Павлович в Московской государственной юридической академии в диссертационном совете, который возглавлял Кантемир Николаевич Гусов — человек абсолютно легендарный, который, помимо прочего, долгие годы был бессменным руководителем экспертного совета ВАК по праву, мы с деканом юридического факультета Пермского классического университета Сергеем Георгиевичем Михайловым решили пригласить их в Пермь на ежегодную конференцию юридического факультета. Сергей Георгиевич, мудрейший человек, при этом сказал мне: «Живой классик и тот, кто реально занимается аттестацией всех юридических кадров высшей квалификации в России, навряд ли смогут поехать на обычную (хоть и достойную и существующую целых двадцать пять) региональную конференцию».

Именно так и состоялась первая сессия Пермского конгресса ученых-юристов, а на юридической карте России появилось новое мероприятие!!! Первыми его спикерами были Виктор Павлович Мозолин и Кантемир Николаевич Гусов и прошло оно в 2010 году в стенах Пермского государственного университета в продолжение славной традиции ежегодных научных мероприятий юридического факультета ПГУ, но уже в совершенно новом формате — подарил который классическому университету со столетней историей Виктор Павлович.

Потом, много лет спустя, когда Виктор Павлович в очередной раз оказался в Перми, но хоть уже в медицинской коляске — он все равно прилетел и взял слово на пленарном заседании, где в очередной раз рассказывал о своих идеях в отношении системы права России, мы сделали стенограмму этого выступления, которая также хранится в Перми.

И завершить свои воспоминания я хочу несколькими фразами, которые не касаются системы права, а касаются, как мне видится, системы жизни, которую отстаивал и завещал нам Виктор Павлович Мозолин.

«Я не хотел бы говорить о практике, хотя … мы сейчас с точки зрения категории времени, живем во времени, так называемом времени «Икс»… Старая система… у нас в крови. Но мы должны по природе своей изменяться!!! Это не просто вынуждено, а необходимо стране. Миру необходимо!!! Это должно быть обязательно!!! И никакой враждебности не должно быть… Вся система старая, она построена на непримиримом отношении друг к другу, как враги готовы съесть друг друга, а не вместе работать… Мой ответ очень простой. Этого не может быть, нельзя так относиться к праву, нельзя так относиться к нашей жизни. Я хочу, чтобы вы, молодые люди… я хочу, чтобы вы действительно это поняли!!! Что это время «Икс»…» — это он сказал последный раз с трибуны в Перми, на мероприятиии, которому дал дорогу в жизнь!

И как он сказал в одном из своих интервью: «В первую очередь надо жить честно, не вредить людям, приносить счастье. Это главные достоинства человека. Я радуюсь, получаю большое удовлетворение от того, что могу помочь людям. Правда, не люблю, когда мне помогают. Пока силы есть, я сам должен себя обеспечивать. Во-вторых, быть верным своему слову, своему долгу. В-третьих, никогда не быть предателем. Ни в отношении общества, ни в отношении друзей. Вот три заповеди, которым я следую, и которые помогают мне в жизни. А она у меня была нелегкой. Я жил как жила вся страна. Вместе с ней пережил все трудности. И я не один такой, так жило все мое поколение. Я горжусь, что принадлежу военному поколению».

Вот таким был Учитель!

В. Г. ГОЛУБЦОВ,
доктор юридических наук, профессор,
Председатель Арбитражного суда Пермского края,
профессор кафедры предпринимательского права,
гражданского и арбитражного процесса
Пермского государственного национального
исследовательского университета

27.03.2025

Глава 1. ТРАНСФОРМАЦИЯ ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В УСЛОВИЯХ БОЛЬШИХ ВЫЗОВОВ: ТЕОРЕТИКО-ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ

§ 1. Трансформация гражданско-правовых и процессуальных отношений с использованием искусственного интеллекта5

Введение

Внедрение новейших технологий в жизнедеятельность человека с неизбежностью приводит к смене матрицы осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей, трансформации правосодержания.

В связи с чем возникает острая необходимость системного изучения новых отношений с использованием систем искусственного интеллекта и формирования эффективного нормативно-правового регулирования в данной сфере.

В настоящее время важно сформировать представление о цифровых возможностях в глобальных экономических (производственных) и социальных процессах, конвергенции новых технологических возможностей и права, создать теоретическую основу для дальнейшей переработки правосодержания.

В данной главе обоснованы теоретико-прикладные положения о возможностях трансформации содержания категорий «субъект права», «правосубъектность», «деликтоспособность». Сформулированы потенциально возможные в будущем признаки специальной правосубъектности (в том числе деликтоспособности) искусственного интеллекта, уточнен состав и содержание принципов осуществления прав и обязанностей в отношениях с использованием искусственного интеллекта.

Учитывая научно-технологическое развитие, обоснована в перспективе многовариантность специальной правосубъектности систем искусственного интеллекта, исходя из их функционально-целевых характеристик; доказана необходимость создания в перспективе экспериментальной законодательной классификации систем искусственного интеллекта по правосубъектности, по компетенциям.

Выработаны основы механизма установления юридической ответственности за действия (бездействие) искусственного интеллекта, включающего в себя процедуры определения ответственного лица при причинении вреда.

Намечены возможные направления формирования экспериментальных правовых режимов в цифровой сфере, механизмов установления вины и границ ответственности за действия искусственного интеллекта.

В ходе исследования были также рассмотрены проблемы трансформации объектно-субъектного состава правовых отношений, характеристик и наполнения правомочиями субъективных прав и обязанностей, принципов реализации субъективных прав и исполнения обязанностей, стадий и порядка непосредственной реализации прав и обязанностей, защиты субъективных прав, в частности, в выборе способа защиты, сформированы новаторские подходы в решении вопросов злоупотребления правами, участия (использования) искусственного интеллекта в отправлении правосудия («предсказанное правосудие»).

Постановка проблемы

Осуществление гражданских и процессуальных прав все чаще происходит с использованием систем искусственного интеллекта (далее — ИИ) не только фактически, но и юридически (формы, способа реализации, объекта правоотношений).

Соответственно, многие правоведы6, пытаясь установить новые правовые режимы, правовые статусы, юридические конструкции, правовые формы общественных отношений и т. п., формулируют понятие ИИ, а также юнита, нейросетей, больших данных, цифрового и информационного пространства, биоинженерных технологий, цифровых двойников, киберпространства и других цифровых инноваций с максимально возможной исчерпывающей сущностной технологической характеристикой, что представляет собой объяснимые объективные трудности.

Во-первых, ИИ представляет собой систему технологических решений. Технология сама по себе не является объектом исследования юридической науки, не создается правоведами, это область научных интересов специалистов в сфере программирования и моделирования, вычислительной математики и кибернетики, биотехнологий и других наук естественного, технического (не гуманитарного) направления.

При этом создание и развитие универсального ИИ, способного имитировать человеческие способности, интеллектуальные и духовные, обеспечивать защиту прав и свобод человека, его безопасность, может эффективно выстраиваться с учетом достижений всех наук, отраслей знаний.

Во-вторых, на сегодня дать всеобъемлющее определение понятию ИИ –задача трудно осуществимая в силу непрерывно развивающихся возможностей данных технологий, их неограниченного потенциала в совершенствовании (а также самосовершенствовании), их эвентуального соединения с живыми в биологическом смысле существами, в том числе с человеком.

В-третьих, для юристов в настоящее время представляет интерес появление новейших высоких технологий в повседневной социальной и экономической деятельности, масштабная цифровизация, внедрение ИИ, нейросетей:

а) для определения их правового режима как объекта права, или

б) установления правового статуса субъекта гражданских и процессуальных отношений при определенных условиях и обстоятельствах, либо

в) с позиции порядка, форм и способов, динамики осуществления субъективных прав и исполнения обязанностей в отношении ИИ либо с участием (использованием) ИИ;

г) принципов правового регулирования отношений, связанных с созданием, использованием (или участием в правоотношениях) ИИ, прекращением функционирования ИИ.

Для определения правовой природы, юридической характеристики, правового статуса или правового режима ИИ (нейросетей) иногда имеет значение уровень ИИ — сильный, средний (умеренный) или слабый, как в некоторых случаях систематизируют ИИ специалисты7. Но на первый план выходит его функциональное предназначение, то есть необходимость и целесообразность наделения ИИ соответствующим правовым статусом или специфическим юридическим содержанием как особого объекта правоотношений.

Решение обозначенных вопросов позволит сформировать базовый отправной понятийно-категориальный аппарат с целью формирования соответствующего нормативно-правового регулирования.

Однозначно можно утверждать, что внедрение новейших технологий в жизнедеятельность человека с неизбежностью приводит к смене матрицы осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей, трансформации правосодержания.

Это находит свое отражение в вопросах объектно-субъектного состава правовых отношений, в характеристике и наполнении правомочиями субъективных прав и обязанностей, принципах реализации субъективных прав и исполнения обязанностей, в решении проблем злоупотребления правами, стадиях и порядке непосредственной реализации прав и обязанностей, защите субъективных прав, в частности в выборе способа защиты.

В области отправления правосудия ИИ позволяет максимально квалифицированно, объективно, беспристрастно и в этом смысле справедливо предлагать (принимать) решения. Учитывая возрастающий объем информации, нормативного правового материала, правоприменительной практики, оптимальной перспективой видится появление возможности создать соответствующие технологии, когда ИИ по многим качествам будет подобен человеку и даже (что не вызывает сомнения) превзойдет его в области аналитики во всех компетенциях, став незаменимым инструментом в качественной и производительной работе суда.

Как следует из определения понятия, представленного в подп. «а» пункта 5 «Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года», утвержденной Указом Президента РФ от 10 октября 2019 года № 490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации»8, ИИ — «комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые, как минимум, с результатами интеллектуальной деятельности человека».

В настоящее время активно разрабатывается универсальный квантовый компьютер9, внедрение в практическую жизнедеятельность которого позволит эффективнее и быстрее решать задачи, работать с большими данными, чем самые совершенные на сегодня сверхмощные компьютеры.

Вопрос не в том, что исключительно человек должен судить человека10, а в том: правильно ли, единообразно, полно и справедливо принимаются судебные решения, исключены ли субъективизм, непрофессионализм, нарушение процессуальных сроков и другие погрешности, имеющие принципиальное значение в отправлении правосудия.

ИИ может намного эффективнее и производительнее выполнять возложенные на него функции. В то время как судья-человек может быть своего рода оператором, а по существу «второй инстанцией», проверяющей решение, предложенное ИИ-судьей.

Использование нейросетей, ИИ в качестве «умных электронных судей», помощников судьи уже факт11, по сути, состоявшийся, но это только переходный этап к полноценному и широкомасштабному гибкому использованию новейших цифровых технологий и систем ИИ в качестве носителей определенных, строго специальных прав и обязанностей, в статусе субъекта с функциональными юридическим возможностями, в частности, в отправлении правосудия в качестве судьи первой (точнее — начальной) инстанции.

В настоящее время сформировался устойчивый термин «предсказанное правосудие», суть которого заключается в применении ИИ, в том числе иных цифровых технологий, в качестве виртуального помощника, копирующего идеальную, то есть формально правильную, работу судьи (арбитра), с целью алгоритмического прогнозирования исхода гражданского, арбитражного или уголовного процесса. В частности, ИИ несложно установить предмет иска, право на иск, организовать проверку юридически значимых обстоятельств, сформировать необходимую для каждого конкретного дела совокупность доказательств (истребовать необходимые доказательства), обобщить судебную практику по рассматриваемой категории дел, найти с целью дальнейшего применения необходимый нормативный правовой материал.

В литературе приводятся непосредственные примеры некоторых категорий гражданских споров, при разрешении которых уже сегодня можно было бы применять ИИ для реализации так называемого предсказанного правосудия: дела по заявлениям о признании гражданина недееспособным; дела по искам об установлении отцовства; дела по искам о взыскании начисленной, но выплаченной заработной платы, сумм оплаты отпуска, выплат при увольнении и (или) иных сумм, начисленных работнику, компенсации за задержку заработной платы в соответствии со ст. 236 Трудового кодекса РФ, компенсации морального вреда; дела о восстановлении на работе при нарушении порядка увольнения12; по делам, рассматриваемым в порядке упрощенного и приказное производство13.

ИИ может эффективно использоваться на всех стадиях гражданского и арбитражного судопроизводства: возбуждение судопроизводства, подготовка дела, судебное разбирательство, вынесение решения; поскольку все они проходят по строго определенному порядку (алгоритму), основываясь на фактах, нормах права и сложившейся единообразной правоприменительной практике.

Внедрение ИИ, продуктов, созданных на основе цифровых технологий, в социальные и экономические отношения, многократно повышая производительность труда и благополучие человека, с неизбежностью ставит вопрос о юридической природе данных элементов гражданских и процессуальных отношений.

Быть ИИ объектом или субъектом права, по всей видимости, должен решаться гибко, с учетом функциональной целесообразности.

Именно данная парадигма заложена в Указе Президента РФ от 10 октября 2019 года № 490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации»: «К 2030 году в Российской Федерации должна функционировать гибкая система нормативно-правового регулирования в области искусственного интеллекта, в том числе гарантирующая безопасность населения и направленная на стимулирование развития технологий искусственного интеллекта» (п. 51 Нацио­нальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года).

На законодательном уровне предпринимаются попытки формировать экспериментальные правовые режимы использования систем ИИ в социальной сфере и наиболее емких отраслях экономики14. В этом смысле особенно взвешенного подхода требуют вопросы ответственности за вред, причиненный системами ИИ.

На первый план в данном аспекте выходят именно функциональные характеристики юнитов, поскольку правовые возможности, которыми могут быть наделены роботы, зависят от их «способностей», от того, какие системы участвуют в отношениях — автономные системы «слабого», «узкого» интеллекта, способные самостоятельно анализировать данные, реагировать на окружающую действительность и принимать решения на основе заданных алгоритмов, или «сильного», «человекоподобного» интеллекта, сложная деятельность и способность к самообучению, изменению которого обеспечивают ему технологически неограниченную и мало прогнозируемую возможность развития и принятия решений15.

Специалисты далеки от единодушия в вопросе о том, какую роль играют эти виды систем в праве, и какими правовыми возможностями они могут (или не могут) быть наделены для эффективного развития цифровой отрасли. И учитывая, что некоторые исследователи предостерегают от признания правоспособности ИИ, опасаясь непредсказуемости и бесконтрольности таких конструкций16, а другие, напротив, выступают за признание электронной личности в праве со всеми соответствующими последствиями: признанием ее правоспособности и в том числе, способности нести ответственность за свои действия (бездействие)17, третьи — за создание «гибридной» личности, объединяющей в себе человека и робота под фикцией юридического лица18, будет не лишним еще раз проанализировать возможные подходы к пониманию правоспособности систем ИИ.

Для права в широком понимании субъект — это лицо, способное иметь права и исполнять обязанности, безотносительно от его физической или иной другой (например, цифровой) сущности. Если принять, что системы ИИ могут иметь права, например, на доброе имя, принятие решений, участия в сделках, изъявления своей (условно) воли, распоряжения имуществом (например, виртуальным кошельком), а также нести обязанности — как минимум, выполнять свои функциональные задачи, не нарушать права третьих лиц, то их правосубъектность вполне допустима.

Закономерно встает вопрос ответственности за вред, причиненный системами искусственного интеллекта и роботами. Именно сейчас, когда настало время внедрения систем ИИ практически во все сферы повседневной жизни человека, он привлек пристальное внимание специалистов разных отраслей права19.

Ни мировая, ни отечественная правовые системы пока не утвердились во мнении относительно возможности наделения систем ИИ правосубъектностью. Хотя первые попытки признать ИИ субъектом права уже известны мировой практике.

Так, в июле 2020 года Австралийский суд вынес резонансное решение о том, что система ИИ DABUS, основанная на нейронных сетях, может обладать правом на получение патента. По заявлению Стивена Талера, создавшего эту систему, именно DABUS является автором открытия20. Несмотря на то, что США, Великобритания, Новая Зеландия отклонили аналогичные заявки Талера, сославшись на то, что изобретатель должен быть человеком, в ЮАР DABUS зарегистрировал свой пока единственный патент21.

Отечественная практика демонстрирует неоднозначный подход к спорам, возникающим в отношениях с использованием ИИ.

Показательно в этом отношении дело, по которому суд по сути не признал ответственность владельца сайта за техническую неисправность этого интернет-ресурса, в результате которой покупатель был введен в заблуждение. Суть спора заключалась в следующем.

На сайте продавца было размещено объявление о продаже смартфона стоимостью 1 рубль, в объявлении также содержались технические характеристики товара и срок его поставки. О., ознакомившись с информацией, оформил и оплатил заказ на сайте продавца. В этот же день продавец уведомил О. о том, что в результате технической ошибки на сайте отображалась некорректная цена на смартфон, поэтому заказ был отменен автоматически, сумма, полученная в счет оплаты заказа, возвращена О.

О. потребовал понудить продавца заключить договор на объявленных условиях и возместить материальный ущерб, а также судебные издержки.

Продавец сослался на то, что установленная на сайте цена товара не соответствовала воле продавца, в результате чего нельзя рассматривать данное предложение как публичную оферту.

Суд счел, что ответчик и истец не достигли соглашения по существенному условию договора — цене товара, на этом основании договор розничной продажи не может считаться заключенным. В связи с чем суд отказал О. в понуждении к заключению договора купли-продажи Общества с ограниченной ответственностью «МВМ»22.

Немногим раньше в аналогичной же ситуации суд пришел к прямо противоположному решению, посчитав, что все необходимые условия для совершения сделки были выполнены, а последующий отказ ответчика от сделки является незаконным23.

Приведенные примеры также подтверждают необходимость выработки единообразного подхода к спорам в отношениях с участием юнитов ИИ и свидетельствуют о том, что подобные проблемы будут возникать прямо пропорционально развитию цифровой отрасли. Поэтому существует большой практический смысл последовательного профессионального обсуждения вопросов правосубъектности и, в том числе, деликтоспособности систем ИИ.

Пока ни в одной правовой системе не существует стабильных механизмов определения гражданско-правовой, уголовной и административной ответственности в случае причинения вреда автономными системами искусственного интеллекта и робототехники.

Неопределенность в деликтных правоотношениях в свою очередь существенно ограничивает использование таких устройств, порождает недоверие к ним потребителей и в конечном итоге тормозит развитие цифровой отрасли.

Отечественный законодатель осмотрительно рекомендует проработать механизмы ответственности в отношениях с участием систем ИИ, имеющих высокую степень автономности, процедуры определения лиц, ответственных в случае причинения ими вреда24. Но исходя из того, что современный уровень таких технологий позволяет использовать их как инструменты, предписано возложить ответственность за их использование на субъектов права.

Данный последовательный подход прослеживается в том числе относительно способов возмещения такого вреда, которые рекомендовано совершенствовать и развивать. Так, в пункте 5 «Развитие страховых институтов» Распоряжения Правительства РФ от 19 августа 2020 года № 2129-р «Об утверждении Концепции развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта и робототехники до 2024 года» указывается на отсутствие положений, регламентирующих страхование рисков при использовании систем ИИ и робототехники и утверждается необходимость создания специальных компенсационных фондов и порядка страхования. Кроме того, в Распоряжении актуализируется проблема идентификации системы искусственного интеллекта во взаимодействии с человеком.

В документе также идет речь о необходимости создания механизмов безвиновной гражданско-правовой ответственности, то есть возложения ответственности на сторону без установления ее вины, известной гражданскому праву, например, в отношениях с использованием источников повышенной опасности25.

Подобный институт в зарубежных правопорядках известен как институт строгой ответственности. Он унаследован из германского права и основан на положении о том, что если владелец не способен эксплуатировать систему без риска причинения вреда правам и законным интересам иных лиц, то каждый, кто эксплуатирует данную систему, должен компенсировать причиненный ущерб26. Это относится к использованию систем повышенного риска, когда отсутствует возможность минимизировать риск.

Необходимо также предусмотреть механизмы определения ответственного лица при причинении вреда системами искусственного интеллекта. С этой точки зрения важно выявить, на каком этапе жизнедеятельности ИИ произошло правонарушение и что явилось причиной этого: была ли это недостаточно предусмотрительная оценка рисков производителя или недостаточная защита от внешних вторжений в систему ИИ, либо злонамеренное использование ИИ. Кроме того, важно рассмотреть вопрос, существует ли необходимость (и в каких случаях она возможна) освободить пользователя от ответственности в случае причинения вреда системой ИИ без участия и ведома пользователя?

Необходимо тщательно анализировать возможные риски и учитывать их масштаб для справедливого и соразмерного распределения ответственности. Так, если риск связан с частными интересами и не угрожает безопасности и жизни людей — это один вид ответственности, то за последствия деятельности систем ИИ в сфере государственного управления, или источников повышенной опасности должна применяться ответственность без вины (ст. 1079, 1095, 1100 Гражданского кодекса РФ)27.

Перечень таких систем, а также круг субъектов, к которым будет применим институт безвиновной ответственности должны быть определены в соответствующих нормативных правовых актах. Безусловно, к таким системам следует отнести беспилотные летательные аппараты, автономные транспортные средства, автономные системы управления дорожным движением, движением летательных аппаратов, водного транспорта, автономные системы управления технологическими процессами в сфере электро- и атомной энергетики, химической промышленности соответствующего класса опасности, автономные роботы и устройства в сфере медицины.

В зарубежном праве в отношении ответственности за вред, причиненный ИИ, также сложилась противоречивая ситуация.

В октябре 2020 года Европейским парламентом была принята резолюция «Режим гражданской ответственности за искусственный интеллект»28, содержащая рекомендации для Комиссии по регулированию гражданской ответственности в отношении использования искусственного интеллекта. По сравнению с резолюцией 2017 года «Гражданско-правовые нормы о робототехнике»29 в резолюции 2020 года прослеживается изменение позиции относительно ответственных за деятельность ИИ.

Если в резолюции 2017 года осторожно шла речь о возможности наделения правосубъектностью систем ИИ и признании «электронного лица» субъектом права, то в резолюции 2020 года ответственность за деятельность ИИ перераспределяется между традиционными участниками гражданского оборота. Кроме того, в указанном документе был рекомендован инкрементальный (поэтапный) подход в определении ответственных за вред, причиненный юнитами ИИ.

Это означает, что дифференцируется ответственность производителя и пользователя (оператора) систем ИИ.

Причем операторы делятся на два вида:

— оператор фронтенда (интерфейса) — любое физическое или юридическое лицо, которое осуществляет определенный контроль над рисками, связанными с функционированием и функционированием системы искусственного интеллекта, и извлекает выгоду из ее работы;

— внутренний (бэкенд) оператор — любое физическое или юридическое лицо, которое на постоянной основе определяет особенности технологии и предоставляет данные и необходимую службу внутренней поддержки, а также, осуществляет определенный контроль над рисками, связанными с использованием и функционированием ИИ-системы30.

В этом случае производитель выступает как бэкенд-оператор. Подобный подход позволяет расширить ответственность производителя и распространить ее на этап дальнейшего функционирования юнита по сравнению с требованиями Директивы об ответственности за качество продукции31.

Герхарт Вагнер, профессор права и экономики юридического факультета Университета Гумбольдта, анализируя резолюцию Европейского Парламента 2020 года, настаивает на том, что ошибочно предложение возлагать ответственность за вред, причиненный автономными цифровыми системами, на пользователя, поскольку именно производители определяют характеристики безопасности систем ИИ32. В то время как пользователь не имеет (или почти не имеет) контроля над системой.

Существует и иной подход к ответственности ИИ. Так, исследователи Дэниел Сенг и Тан Ченг Хан (Сингапур, Китай) утверждают, что ответственность за ошибки, совершенные юнитами, должна возлагаться на пользователя, поскольку именно пользователю необходимо проявлять осмотрительность в выборе юнита-агента. В случае возникновения ущерба, причиненного действиями (бездействием) системой ИИ, пользователь может взыскать убытки с оператора33.

Одновременно с этим исследуются проблемы возможного недобросовестного использования систем ИИ. В частности, затрагиваются проблемы использования систем ИИ с целью уклонения от ответственности. Например, Г. Вагнер указывает на то, что производитель может избежать ответственности, передав юнит на аутсорсинг дочерней компании34.

Для предупреждения подобных случаев Эмад Абдель Рахим Дахият35, предлагает возложить ответственность за действия юнитов ИИ-агентов на «гибридную личность». По сути это — юридическое лицо, корпорация, возлагающая на себя ответственность в отношениях с использованием IT-систем, в состав которой всходит система ИИ в качестве агента и действующая от имени и за счет компании. Исследователь утверждает, что это может стать подготовкой к введению в право идеи разделения ответственности с системами ИИ.

Дэниел Сенг и Тан Ченг Хан уточняют, что в этом случае компании-агенты-посредники должны обременяться обязательствами по раскрытию условий агентских договоров и их функциональных возможностях36.

Особенно осложняется этот процесс в отношениях с высокоорганизованными автономными нейронными сетями, в которых будет весьма затруднительно просчитать все вероятностные риски и их амплитуду. Во-многом это вопрос технологический, для права такие показатели важны с точки зрения оснований наделения ответственностью и дальнейшей возможности защиты нарушенных законных прав и интересов. Но это одновременно и вопрос повышенного риска использования юнитов.

Согласно российскому законодательству, ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, лежит на владельце источника повышенной опасности. Однако применительно к ИИ данный подход не всегда оправдан.

Федеральный закон РФ «Об экспериментальных правовых режимах и в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации» № 258-ФЗ от 31 июля 2020 года37 возлагает ответственность за вред, причиненный жизни, здоровью или имуществу человека или юридического лица на лицо, причинившее этот вред, в соответствии с гражданским законодательством Российской Федерации. Определяя в самом общем виде сферу ответственности, закон ограничивает ее кругом традиционных субъектов права.

С точки зрения установления вины за вред, причиненный системами ИИ, открывается целый спектр вопросов.

Вопрос об ответственности решается в праве путем определения адресата деликтного обязательства. Основная задача на этом пути — справедливое распределение ответственности.

Каким образом определить лиц, ответственных за деятельность систем ИИ: будет ли это производитель, разработчик программного обеспечения, оператор, пользователь или поставщик обновлений программного обеспечения? И какова доля этой ответственности?

Согласно статье 56 ГПК РФ38, бремя доказывания вины ложится на истца. В отношении действий ИИ доказательства будут носить в том числе и сугубо специальный, технический характер, требующей экспертной оценки: некорректные действия ИИ могут быть обусловлены как ошибкой в коде ИИ, архитектуре, так и особенностями операционных возможностей, корреляцией программного и аппаратного обеспечения. Кроме того, необходимо установить причинно-следственную связь между действиями (бездействием) юнита и причинением вреда, что также носит специальный характер.

В 2017 году на международном юридическом форуме Kazan Legal статс-секретарь, заместитель руководителя Федеральной антимонопольной службы России Андрей Цариковский заявил, что были выявлены роботы, которые без участия человека вступали на аукционных торгах в картельные сговоры, в результате чего был нанесен ущерб в несколько десятков миллиардов рублей39. С одной стороны, в этой ситуации ответственность должна ложиться на создателей такого программного обеспечения и его пользователей, с другой — каким образом распределить ответственность и установить вину в случае, если самообучающийся «сильный» ИИ, участвующий в торгах, непредвиденно сам избрал такую стратегию? Вероятно, необходимо определенным образом верифицировать деятельность таких автономных систем.

Например, в Резолюции Европейского парламента от 16 февраля 2017 года с рекомендациями Комиссии по правилам гражданского права в области робототехники (2015/2103(INL)40 содержится предложение о создании так называемых черных ящиков для утилитов, фиксирующих оперативную деятельность нейросети. По мнению авторов Резолюции, это позволит проследить алгоритм принятия решений ИИ и приблизиться к пониманию деликтоспособности его утилитов.

Безусловно, вопрос распределения ответственности за действия (бездействие) систем ИИ базируется на этических началах. Не случайно отечественной общественностью и научным сообществом своевременно предпринимаются попытки установить этические основы взаимодействия с ИИ.

Так, подготовлен проект Кодекса этики в сфере искусственного интеллекта41, адресованный Акторам, то есть, разработчикам, заказчикам (ими могут быть лицо или организация), поставщикам данных и лицам, формирующим эти данные для ИИ, экспертам, изготовителям, пользователям, операторам и иным лицам, так или иначе принимающим участие в жизненном цикле ИИ. Таким образом, ответственность за деятельность систем ИИ распределяется между субъектами права, определенными Гражданским кодексом и иными нормативными правовыми актами РФ.

В первом разделе упомянутого проекта, помимо основных принципов деятельности участников отношений в сфере искусственного интеллекта, содержится пункт третий, поименованный в форме императива: «Ответственность за последствия применения СИИ (систем ИИ) всегда несет человек». Это положение конкретизируется двумя подпунктами. В соответствии с подпунктом 3.1 обязанность по контролю за изготовлением, программным оснащением и деятельностью ИИ должны осуществлять Акторы. Здесь же устанавливается необходимость обеспечить возможность отмены решений и действий системы ИИ человеком в социально и юридически значимых случаях. Пункт 3.2 содержит запрет на передачу полномочий нравственного выбора системам ИИ, а также переложение ответственности за результаты деятельности ИИ на системы ИИ.

Подход, представленный в проекте, в целом солидарен с подходами, выработанными мировым сообществом в сфере этики создания и использования ИИ, последовательно развивает основы, заложенные «Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года» (п. 48 Указа Президента РФ от 10 октября 2019 г. № 490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации»42), «Концепцией развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта и робототехники на период до 2024 г.»43.

Не подлежит сомнению, что вопросы законодательного регулирования ответственности за вред, причиненный системами ИИ, требуют дальнейшей разработки.

Изучение указанных проблем доказывает, что в отношениях с использованием ИИ круг ответственных лиц расширяется в связи с вовлеченностью большего числа субъектов в цикл жизнедеятельности юнитов.

При установлении санкций за вред, причиненный действиями (бездействием) системой ИИ, следует учитывать субъектный состав, отраслевую принадлежность отношений, их социальную значимость и формировать дифференцированную систему ответственности, учитывая следующие факторы.

Во-первых, для определения ответственности необходимо уяснить характер (экономический или физический), тяжесть вреда и его вероятность.

Во-вторых, следует учитывать, что объем ответственности производителя и пользователя может быть не симметричным. Чем более развита и интеллектуальна система ИИ, тем сильнее пользователь утрачивает контроль над ней, в то время как производитель имеет больший контроль.

В-третьих, необходимо стимулировать осмотрительное использование юнитов ИИ, предусмотрев ответственность пользователя за халатное отношение к системе ИИ, которое может проявляться при выборе, контроле или упущенной возможности контролировать ИИ.

Таким образом, ответственность в настоящее время может быть распределена среди лиц, которые могут и должны контролировать риски, связанные с использованием систем ИИ (физические или юридические лица), выгодоприобретателей.

Однако, в недалеком будущем с развитием нейронных сетей и существенной утратой контроля над такими системами ИИ неизбежно встанет вопрос о формировании компенсационных фондов самими юнитами для возмещения причиненного ими вреда.

По всей видимости, новые комплексные правовые режимы применения технологий ИИ будут формироваться по мере совершенствования технологических решений и развития соответствующих национальных правовых доктрин от экспериментальных до типовых (базовых), от наделения ИИ правовыми характеристиками исключительно объекта гражданских правоотношений (инструмента) до субъектно-объектного формата, где ИИ может выступать одновременно и как объект вещно-правовых и обязательственных отношений и как субъект, имеющий специальную правосубъектность, выполняющий в очерченных рамках строго определенные функции44.

В настоящее время многие специалисты склоняются к мнению о рисках и опасности, нецелесообразности45 или отсутствию необходимости46 наделения ИИ правосубъектностью.

В рамках постановки проблемы в исследованиях главным образом высказываются и систематизируются мнения о наделении ИИ характеристиками объекта или субъекта права47, о юридической ответственности субъекта (пользователя, производителя, непосредственного оператора или бенефициара) при причинении вреда личности или имущественного ущерба эксплуатацией ИИ.

Можно ли встроить новейшие и стремительно развивающиеся технологии искусственного интеллекта, использование перспективных методов искусственного интеллекта, а в дальнейшем функционирование или деятельность универсального (сильного) ИИ в действующие классические юридические конструкции?

Человечество стоит на пороге глобальной трансформации права вслед за новой технологической социально-экономической реальностью, когда «неживое» начинает автономно имитировать «живое», когда совершенствование искусственных нейросетей (копирующие биологические нейронные сети) может в итоге сформировать не только возможность принимать решения на основе исходных и запрограммированных данных, но и производить эмоции, волю (как внешнюю, выраженную изъявлением во вне, так и внутреннюю — как нейронный процесс оценки принятого решения) и в целом — определенную культурную, психоэмоциональную составляющую.

Таким образом, во-первых, правосубъектность ИИ необходима для того, чтобы ИИ был ограничен в своих правах конкретным функциональным предназначением.

Наличие прав и обязанностей у ИИ будет обязывать разработчиков данных высоких технологий, нейросетей наделять тот или иной тип или вид ИИ соответствующими технологическими возможностями48.

Именно функциональная составляющая ИИ, создание максимально благоприятных условий для развития технологий ИИ, целесообразность его внедрения в социальные и экономические отношения с целью повышения производительности труда и безопасности актуализируют вопросы максимального использования возможностей ИИ, в том числе в администрировании, разработке принципиально новой научно-технической продукции, принятии самостоятельных управленческих решений.

Внедрение в практическую деятельность даже слабого ИИ показало колоссальные возможности этих технологий в различных сферах жизнедеятельности (документооборот, торговый оборот, медицина, градостроительство, транспорт, экология, энергетика, финансовая сфера, промышленное производство, предоставление государственных и муниципальных услуг, освоение космоса и т. д.49), направленные на благополучие человека.

Во-вторых, достаточно наделить ИИ конкретным набором прав и обязанностей, то есть предусмотреть специальную техническую правосубъектность.

В-третьих, в дальнейшем увеличивать количество и набор прав и обязанностей, гражданско-правовую и административную ответственность ИИ можно будет в зависимости от технологических возможностей ИИ, его совершенствования и безопасного функционирования, и конечно, функциональной целесообразности.

В-четвертых, системы ИИ с учетом своих функциональных возможностей, заложенных разработчиками (которыми могут быть люди либо нейросети, биоинженерные нейросети), сертифицированные, прошедшие необходимую экспертизу на безопасность и работоспособность, зарегистрированные в установленном порядке, гипотетически могут обладать статусом: а) объекта правоотношений; б) агента в реализации гражданских, процессуальных и иных субъективных прав и обязанностей; в) субъекта права с ограниченной специальной технической правосубъектностью; г) универсального сильного ИИ с широким набором прав и обязанностей, например, при осуществлении попечительства или опеки.

При этом ответственность за принятие решений ИИ в субсидиарном (или солидарном) порядке может быть сохранена за разработчиком и лицом, влияющим на принимаемые ИИ решения, например, бенефициаром.

В-пятых, вопросы безопасности производства и эксплуатации любых технологий, в том числе нейросетей и систем ИИ, прежде всего находятся в плоскости фактического объективного их существования, а не в вопросах юридического оформления и наименования их действий. Следовательно, вопросы безопасности технологий ИИ для человека, общества и государства должны рассматриваться уже при их непосредственном создании, проектировании.

«Если волей может (предположим) обладать иное — то это иное может само начать воспроизводить собственную реальность, создавать собственных субъектов, по своему автономному усмотрению формировать субъект-объектную реальность»50.

Важна подконтрольность этих технологий. Нравственные, этические и правовые нормы могут и должны быть частью программного обеспечения работы систем ИИ, основой автономности работы нейросетей и дальнейшего их апгрейда.

Соответственно и новые правовые режимы должны выстраиваться на основе принципов безопасности личности, общества и государства; недопустимости ограничения конституционных прав и свобод граждан, умаления гарантий защиты прав граждан и организаций; прозрачности и открытости. Именно данные исходные начала заложены в ст. 4 Федерального закона от 31 июля 2020 года № 258-ФЗ (в ред. от 2 июля 2021 г. № 331-ФЗ) «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации»51.

С этой целью при использовании цифровых технологий в каждой сфере материальных и процессуальных отношений необходимо установить источники рисков. «Выявление факторов рисков … необходимо для выработки правового инструментария, способного нивелировать влияние организационной (технической) стороны, которая всегда будет носить вероятностный характер»52.

В-шестых, создание правовой среды, формирование принципиально новой фундаментальной основы гражданско-правового и процессуального регулирования отношений в цифровой экономике должно происходить скоординировано, в определенной степени синхронно, с учетом развития системообразующих цифровых технологий: беспроводной передачи данных (сотовая связь, Bluetooth, Wi-fi), биоинженерных (Biotech), больших данных (big data), дополненной реальности (augmented reality), индустриального интернета вещей (Industrial Internet of Things, IIoT), искусственной реальности (virtual reality), квантовых технологий, нейросетей (взаимодействие искусственных нейронов на основе принципов жизнедеятельности биологических нейронных сетей), «облачных» хранилищ и вычислений данных, технологии распределенного реестра (Blockchain), ИИ (Artificial intelligence, Ai), цифровых платформ, новых производственных технологий по созданию кастомизированных продуктов.

«Все наше законодательство нужно настроить на новую технологическую реальность»53.

В-седьмых, конституционное, гражданское, административное и уголовное судопроизводство без сомнения будет трансформировано с учетом новейших информационных и цифровых технологий, использования ИИ.

В настоящее время необходимо и в этой области создать экспериментальные правовые режимы.

Это позволит определить качество отправления правосудия — законность, обоснованность и справедливость принимаемых с использование (участием) ИИ решений; оценить производительность работы судов в целом; сформировать представления о факторах риска в обеспечении прав граждан на судебную защиту; создать, по сути, новое материальное и процессуальное законодательство, обеспечивающее на новом технологическом и производительном уровне систему конституционных гарантий реализации прав граждан.

Список литературы

1. Алексеев С. С. Собрание сочинений в 10 т. Т. 6: Восхождение к праву. — М.: Статут, 2010. — 558 с.

2. Антонов А. А. Искусственный интеллект как источник повышенной опасности // Юрист. — 2020. — № 7. — С. 69–74.

3. Архипов В. В., Наумов В. Б. Искусственный интеллект и автономные устройства в контексте права: о разработке первого в России закона о робототехнике // Труды СПИИРАН. — 2017. — Вып. 55. — С. 46–62.

4. Архипов В. В., Наумов В. Б. О некоторых вопросах теоретических оснований развития законодательства о робототехнике: аспекты воли и правосубъектности // Закон. — 2017. — № 5. — С. 157–170.

5. Афанасьев С. Ф. К вопросу о законодательном регулировании искусственного интеллекта// Российская юстиция. 2020. — № 7. — С. 46–49.

6. Баракина Е. Ю. К вопросу формирования перспективной терминологии в области правового регулирования применения искусственного интеллекта // Юрист. М., 2020. № 9 // СПС «КонсультантПлюс»: Комментарии законодательства.

7. Вавилин Е. В. Трансформация гражданско-правовых и процессуальных отношений с использованием искусственного интеллекта: формирование новых правовых режимов // Вестник гражданского процесса. — 2021. — № 6. — С. 13–35.

8. Вавилин Е. В. Искусственный интеллект как участник гражданских отношений: транформация права // Вестник Томского государственного университета. Право. — 2021. — № 42. — С. 135–146.

9. Василевская Л. Ю., Подузова Е. Б., Тасалов Ф. А. Цифровизация гражданского оборота: проблемы и тенденции развития (цивилистическое исследование): Монография: в 5 т. Т. 1. / отв. ред. Л. Ю. Василевская. — Москва: Проспект, 2021. — 288 с.

10. Василевская Л. Ю. Искусственный интеллект: проблемы гражданско-правовой квалификации // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина. — 2023. — № 5. — С. 32 — 40.

11. Василевская Л. Ю. «Искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта»: общее и особенное в гражданско-правовой регламентации // Хозяйство и право. — 2021. — № 11. — С. 3 — 19.

12. Воронцова И. В., Луконина Ю. А. Дефиниция «искусственный интеллект» и ее семантико-процессуальное значение в судебной системе России и зарубежных стран / Российский судья. — 2020. — № 10. С. 41–45 // СПС «КонсультантПлюс»: Комментарии законодательства.

13. Габов А. В. Правосубъектность: традиционная категория права в современную эпоху // Вестник Саратовской государственной юридической академии. — 2018. — № 2 (121). — С. 116–117.

14. Габов А. В., Хаванова И. А. Эволюция роботов и право XXI века // Вестник Томского государственного университета. — 2018. — № 435. — С. 227, 220–238.

15. Мозолин В. П. О макро- и микроправовом регулировании комплексных имущественных отношений в сфере экономики // Журнал российского права. — 2012. — № 9. — С. 19–28 // СПС «КонсультантПлюс»: Комментарии законодательства.

16. Морхат П. М. Правосубъектность искусственного интеллекта в сфере права интеллектуальной собственности: гражданско-правовые проблемы: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2018. С. 46–91.

17. Морхат П. М. Юнит искусственного интеллекта как электронное лицо // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Юриспруденция. — 2018. — № 2. — С. 62–63.

18. Понкин И. В. Искусственный интеллект с точки зрения права // Вестник РУДН. Серия: Юридические науки. — 2018. — Т. 22. № 1. — С. 91–105.

19. Понкин И. В., Редькина А. И. Искусственный интеллект с точки зрения права // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. — 2018. — Т. 1. № 1. — С. 94–95.

20. Резолюция Европейского парламента от 16 февраля 2017 года с рекомендациями Комиссии по правилам гражданского права в области робототехники (2015/2103(INL) // URL: https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-8-2017 0051_EN.html (дата обращения: 25.03.2025).

21. Ручкина Г. Ф. Искусственный интеллект, роботы и объекты робототехники: к вопросу о теории правового регулирования в Российской Федерации// Банковское право. — 2020. — № 1. — С. 7–18.

22. Соседова М. В. Возможность применения искусственного интеллекта при рассмотрении отдельных категорий гражданских дел: предсказанное правосудие / Арбитражный и гражданский процесс. — 2020. — № 5. — С. 32–37 // СПС «КонсультантПлюс»: Комментарии законодательства.

23. Спицин И. Н., Тарасов И. Н. Использование искусственного интеллекта при отправлении правосудия: теоретические аспекты правовой регламентации (постановка проблемы) // Актуальные вопросы российского права. 2020. — Т. 15. № 8. — С. 96–107.

24. Терентьева Л. В. Судебная юрисдикция по трансграничным частноправовым спорам в киберпространстве: автореф. дис. … доктора юридических наук. М., 2021. — 61 с.

25. Дахият Э. А. Р. Закон и программные агенты: являются ли они «агентами»? // Artificial Intelligence and Law. — 2021. — № 59 // URL: https://doi.org/10.1007/s10506–020–09265–1Ра (дата обращения: 25.03.2025).

26. Winston P. H. Artificial Intelligence. London: Addison-Wesley Publishing Company, 1984.

27. Kaplan A., Haenlein M. Siri, Siri, in my hand: Who’s the fairest in the land? On the interpretations, illustrations, and implications of artificial intelligence / Article in Business Horizons · November, 2018 // URL: https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S0007681318301393 (дата обращения: 05.06.2021).

28. Wagner G. Liability for Artificial Intelligence: A Proposal of the European Parliament // URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3886294 (да­та обращения: 05.06.2021).

29. Vasilevskaya L. Yu. «Artificial Intelligence»: Problems of Civil Law Qualification // Legal Issues in the Digital Age. 4(3). P. 23–39 // URL: https://lida.hse.ru/article/view/18248 (дата обращения: 05.06.2021).

30. Civil Law Rules on Robotics. European Parliament resolution of 16 February 2017 with recommendations to the Commission on Civil Law Rules on Robotics (2015/2103(INL) // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:52017IP0051&from=EN (дата обращения: 05.06.2021).

31. Daniel Kiat Boon Seng, Cheng Han Tan. Artificial Intelligence and Agents // URL: https://papers.ssrn.com/sol3/Papers.cfm?abstract_id=3935446 (дата обращения: 24.03.2025).

32. Directive 2019/904 of the European Parliament and of the Council of 5 June 2019 on the reduction of the impact of certain plastic products on the environment // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:32019L0904 (дата обращения: 25.03.2025).

33. European Parliament resolution of 16 February 2017 with recommendations to the Commission on Civil Law Rules on Robotics (2015/2103(INL)) (2018/C252/25) // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:52017IP0051&from=EN (дата обращения: 25.03.2025).

34. Federal Court of Australia // URL: https://www.judgments.fedcourt.gov.au/judgments/Judgments/fca/single/2021/2021fca0879 (дата обращения: 25.03.2025).

35. Mark A. Geistfeld, Hidden in plain sight: A Normative Source of Modern Tort Law, 91 N.Y.U. L. REV. 1517, 1551 (2016) // URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2924649 (дата обращения: 25.03.2025).

36. Neapolitan R., Jiang X. Artificial Intelligence: With an Introduction to Machine Learning. Chapman & Hall/CRC, 2018. — 480 p.

§ 2. Искусственный интеллект как потенциальный участник имущественного оборота

Национальная стратегия развития искусственного интеллекта на период до 2030 года54, определяя приоритетные направления развития и использования технологий ИИ в социальной и экономической сферах, указывает в качестве отдельных путей оптимизации указанных отраслей автоматизацию рутинных (повторяющихся) производственных операций, использование автономного интеллектуального оборудования и робототехнических комплексов, интеллектуальных систем управления логистикой.

Таким образом, повсеместное внедрение IT-технологий в том числе и в экономические, хозяйственные отношения является стратегической задачей.

Следует обратить внимание на тот факт, что разнообразные носители искусственного интеллекта в той или иной мере уже выполняют определенные операции, юридически значимые действия (в большей или меньшей степени автономно): с помощью голосовых сообщений боты информируют потребителей услуг, способны поддерживать простейшие диалоги, в финансовой сфере они проводят некоторые простейшие операции, транзакции, в разных сферах постепенно внедряются беспилотные транспортные средства.

Необходимо признать — искусственный интеллект на сегодняшний день является активным участником гражданского оборота, следовательно, остро стоит проблема правовой регламентации отношений с его участием.

Поэтому безотлагательными являются такие ключевые вопросы, как правовая природа различных форм ИИ, их способность (или неспособность) обладать правами и нести обязанности, особенности осуществления прав и исполнения обязанностей с их участием, вопросы границ ответственности за ненадлежащую реализацию прав и исполнение обязанностей с участием юнитов ИИ.

В этой связи в науке о праве активно дискутируются несколько направлений.

Первой, требующей неспешного рассмотрения, является проблема дефиниций понятия «искусственный интеллект». Пока можно констатировать, что многочисленные попытки исчерпывающе и универсально определить указанное понятие, отражают отдельные, свойственные не всем видам цифровых, электронных, программируемых устройств, характеристики, а иногда грешат описательностью и узкоспециальным подходом55.

Данное понятие используется правоведами очень собирательно и подчас включает в себя разнообразные и разнородные явления, объединенные тем не менее единой сферой бытования — цифровой средой.

В рамках дискуссии о признаках ИИ, позволяющих рассматривать его юниты как участников гражданско-правовых отношений, можно утверждать, что наиболее релевантной характеристикой любого цифрового участника гражданских отношений необходимо признать его роль в осуществлении прав и исполнении обязанностей.

При этом наиболее важна степень самостоятельности юнитов, поскольку разные формы ИИ наделены этим признаком в разной степени.

Убедительными являются аргументы в пользу того, что робототехнику, выполняющую простейшие вспомогательные, рутинные производственные операции и работающую по строго заданным алгоритмам, а также лишенную функции принимать самостоятельные решения, необходимо рассматривать как объект в праве.

Вместе с тем необходимо учитывать, что роботы, наделенные когнитивными способностями, способностью взаимодействовать со средой и вносить в нее изменения, то есть обладающие высокой степенью автономности, уже не являются исключительно инструментом, а значит, не могут признаваться объектом права.

Предложения специалистов по поводу наделения цифрового актанта способностью обладать правами и нести обязанности вызывают наиболее острые дискуссии.

Сторонники наделения ИИ правоспособностью оперируют следующими аргументами.

Во-первых, не одно столетие существует и оправдывает себя в качестве субъекта права фикция — юридическое лицо. Юниты ИИ по аналогии предлагается наделить статусом специфических субъектов права56, учитывая способность отдельных разновидностей обладать когнитивными способностями, реагировать на изменения окружающей действительности и действовать на основе полученных ими самими аналитических данных57.

Противники наделения ИИ правосубъектностью усматривают в этом покушение на антропоцентризм58.

Но как правило в отношении ИИ специалисты не ведут речь о самоценности цифровых актантов. Цель правовой регламентации отношений в указанной сфере — упорядочить их и создать возможности безопасного и полезного использования достижений IT-технологий во благо человечеству. Поэтому идея создания нового субъекта права — электронного лица — нашла достаточно активную поддержку среди правоведов59.

Наиболее часто сомнения исследователей, связанные с наделением форм ИИ правосубъектностью, обусловлены такой характеристикой, как антропоморфизм, то есть, перенесение на программируемые системы психических свойств, присущих человеку60.

В качестве основного аргумента невозможности наделения правосубъектностью ИИ противники выдвигают отсутствие у него воли61. Между тем из всех известных гражданскому праву субъектов — физического лица, юридического лица, публично-правовых образований, волей в собственно биологическом, психологическом смысле обладает исключительно физическое лицо. По отношению ко всем остальным субъектам понятие воли применяется в специальном условном смысле, подразумевая коллективное волеизъявление или иную демонстрацию намерений.

Правоспособностью, подразумевающей, по справедливому замечанию, «индивидуальные потребности субъекта, определяющие основные компоненты социально-психологической регуляции его поведения: интерес, цели, мотивы, волю, социально-правовые установки»62 может быть наделен и ИИ, учитывая, что его волеизъявление проявляется в соответствии с интересом, целями и мотивами, социально-правовыми установками, заданными программными алгоритмами, то есть имеет технологический характер.

Необходимо понимать, что само существо волеизъявления по отношению к цифровому интеллекту другое, как и в случае, скажем, с юридическим лицом. Здесь следует развести два принципиально разных понятия, имеющих различное значение для права — воля и волеизъявление.

ИИ также способен на волеизъявление, которое повлечет определенные юридические последствия, в частности, в финансовой сфере боты, совершающие транзакции, проявляют волеизъявление, имеющее совершенно конкретные правовые последствия. То есть для права важно проявление воли вовне, а не внутренние психологические процессы63.

В качестве еще одного аргумента в пользу признания объективированного волеизъявления ИИ служит и следующий довод: волеизъявление в его субъективном проявлении может порождать ряд негативных явлений — злоупотребление правом, шикану. Волеизъявление ИИ формируется объективно через заданные алгоритмы и в этом смысле более непредвзято, поскольку запрограммировано на достижение конкретных законных результатов. Если ИИ действует с противоправной целью — ответственность, в первую очередь, должна лежать на разработчиках и программного обеспечения, владельцах устройства.

Если ИИ сертифицирован и прошел государственную регистрацию, то его волеизъявление прогнозируемо и одобрено государственными органами. Таким образом будет обеспечена безопасность его деятельности, подтверждена частная и общественная польза и легитимность. В этом случае вред, причиненный действиями ИИ, должен возмещаться из государственной казны, по аналогии с вредом, причиненными действиями (бездействием) государственных органов.

Именно в контексте проблем наделения ИИ способностью к волеизъявлению минимизируется субъективизм в реализации прав и исполнении обязанностей.

Следующее обстоятельство, которое, по мнению некоторых исследователей, препятствует наделению ИИ правоспособностью заключается в том, что в отличие от субъектов права в классическом понимании, у ИИ отсутствует осознанность. Но, с одной стороны, это сближает их с субъектами-носителями неполной или ограниченной дееспособности. Вспомним известный пример наделения правами и обязанностями лиц с ущербным сознанием или вовсе без такового — несовершеннолетних, душевнобольных64, юридических лиц — в противовес аргументу о том, что ИИ не наделен сознанием65.

Кроме того, уже сейчас умные роботы могут в разной степени «осознавать» и оценивать свои действия. Таким образом, правовой статус ИИ будет зависеть от понимания специфики его самосознания (либо отсутствия такового). Доводы о том, что ИИ не может быть субъектом, поскольку лишен способности осознавать и оценивать свои действия, опровергнуты действительностью: сложные нейронные сети уже способны самоидентифицироваться, наделены отдельными свойствами самосознания.

ИИ не может и не должен обладать антропоморфизмом во всей смысловой полноте этого понятия, поскольку продуктам цифровых технологий не свойственны определенные, присущие исключительно человеку характеристики. Человек руководствуется не только рациональными, но и ценностными ориентирами, осуществляя ту или иную деятельность, у цифровых субъектов отсутствует такой ценностно-ориентированный самоконтроль. Безусловно, неприменимы по отношению к ИИ такие эмоционально-оценочные гуманистические качества, как чувство долга, привязанности и ряд им подобных. Вместе с тем это обстоятельство не означает, что деяния ИИ не должны оцениваться с позиций этики.

Служебная функция носителей ИИ и подконтрольность не снимают возможности их самостоятельных, юридически значимых действий. Проблема заключается не в том, как относиться к юниту, а в том, как рационально и безопасно организовать его деятельность. Эта идея выражена в перечне поручений Правительству РФ, утвержденных Президентом по итогам конференции по искусственному интеллекту 31 декабря 2020 года, где первой следует задача принять федеральные законы, предусматривающие «возможность установления в отдельных отраслях экономики и социальной сфере экспериментальных правовых режимов в целях расширения применения технологий искусственного интеллекта».

Теоретическая мысль уже приходила к необходимости выработки критериев, в соответствии с которыми отдельные разновидности ИИ могут наделяться правами и обязанностями, а также деликтоспосбностью, поскольку это проблема, вызванная к жизни необходимостью оценивать юридически значимые действия ИИ.

В частности, в 2016 году была предпринята попытка предложить соответствующие изменения в гражданское законодательство, дополнив ГК РФ главой о роботах-агентах66. Эта попытка не лишена рационального зерна в части способности электронных агентов иметь права и обязанности, нести гражданско-правовую ответственность. Однако во многом механическое переложение главы о юридических лицах не отразило всей специфики принципиально иной природы цифровых субъектов и отношений в сфере использования ИИ.

Пока отечественная доктрина не выработала универсального подхода к природе явлений, обозначенных собирательным термином ИИ. Следует ли наделять таких участников гражданских отношений статусом объекта права, использовать применительно к ним нормы об ограниченной дееспособности или делегировать им статус субъектов — необходимо признать все еще открытыми вопросами.

Вместе с тем достаточно убедительно звучат доводы в пользу как гражданско-правовой, так и уголовной ответственности за результаты деятельности ИИ владельцев, создателей ИИ и разработчиков программного обеспечения для него.

Так, Резолюция Европейского парламента от 16 февраля 2017 года с рекомендациями Комиссии по правилам гражданского права в области робототехники (2015/2103(INL) (далее — Резолюция) указывает на то, что в вопросах использования ИИ центральными становятся проблемы ответственности лиц, связанных с процессами разработки и коммерческого использования устройств с ИИ (Введение, п. М)67.

На наш взгляд, степень автономности и самостоятельности должна определяться объективными критериями — наличием тех или иных компетенций. Критерии этих компетенций могут быть выработаны совместными усилиями специалистов в области информационных технологий и правоведами и закреплены нормативно. При этом следует учитывать сложность прогнозирования и верификации результатов действия систем ИИ и предусмотреть способы такой верификации.

Например, в Резолюции содержится предложение о создании так называемых черных ящиков для утилитов, фиксирующих оперативную деятельность нейросети. По мнению авторов Резолюции, это позволит проследить алгоритм принятия решений ИИ и приблизиться к пониманию деликтоспособности его утилитов.

В мировой практике существует несколько подходов к пониманию правового статуса и деликтоспособности ИИ: ИИ и робототехника как объекты, ИИ как юридическое лицо, ИИ как физическое лицо, ИИ как электронный субъект права68.

Согласно действующим в ЕС правилам, ответственность за вред, причиненный действиями (бездействием) роботов третьим лицам, находится в причинно-следственной связи с действиями (бездействием) производителей, разработчиков, операторов, владельцев или пользователей, если они могли предвидеть и избежать действий роботов, в результате которых причинен ущерб, вред69. В Резолюции указывается на пробельность норм в случаях, когда ущерб причинен по причине самостоятельно принятых ИИ решений. В документе ставится вопрос о том, насколько автономные роботы вписываются в систему существующих правовых категорий и не следует ли рассматривать их как принципиально новую категорию права (п. AC).

В отечественных исследованиях в узкоспециальных смыслах вопросам ответственности носителей ИИ периодически уделяется внимание. Так, было предложено признать беспилотные транспортные средства источником повышенной опасности, а ответственность за вред, причиненный ими, возложить на лицо, его программировавшее или лицо, ответственное за его использование70.

Исследователями было предложено несколько моделей ответственности за действия (бездействия) юнитов ИИ. В зависимости от степени самостоятельности волеизъявления ИИ, ответственность за его действия (бездействие) могут нести как непосредственно правонарушитель, так и изготовитель (программист), сам ИИ, а также владелец или пользователь ИИ71.

Действительно, в отношении деликтоспособности ИИ должен применяться принцип гибкого правового регулирования, о котором отчетливо сказано в Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2023 года (п. 51). Подобный дифференцированный подход к цифровым технологиям видится наиболее продуктивным и справедливым по следующим соображениям. Деликтоспособность ИИ должна определяться в соответствии с правовым статусом робота (объект или субъект, компетенции ИИ), отраслевой принадлежностью отношений, уровнем автономности ИИ (уровнем организации нейросетей).

В настоящее время используются четыре основных вида ИИ. К наиболее простым относят реактивные машины, те, которые не имеют памяти и запрограммированные на выполнение отдельных конкретных задач, они лишены памяти и не способны использовать собственный опыт.

Второй разновидностью являются системы с ограниченной памятью, основанной на прошлом опыте, который вместе с тем не сохраняется и не входит в библиотеку информации

...