В. В. Кожевников

Хрестоматия по теории государства и права

Учебник

В 2 частях.
Часть 2

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.12(075.8)

ББК 67.0я73

К58

Автор:
Кожевников В. В., доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета имени Ф. М. Достоевского.

Рецензенты:
кафедра теории и истории государства и права Новосибирского государственного университета экономики и управления;
Тепляшин И. В., кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой теории и истории государства и права юридического института Красноярского государственного аграрного университета.

Данная работа представляет собой сборник научных статей автора и оригинальных параграфов его учебников, сгруппированных в соответствии с тематическим планом по учебной дисциплине «Теория государства и права».

Книга предназначена для студентов и магистров при подготовке к семинарским и практическим занятиям, курсовой и выпускной квалификационной работы, диссертации магистра; аспирантов и соискателей при подготовке к экзамену кандидатского минимума по специальности 12.00.01 «Теория и история права и государства; история правовых учений», диссертации на соискание ученой степени кандидата (доктора) юридических наук; преподавателей юридических вузов при подготовке к занятиям по теории государства и права.

УДК 340.12(075.8)

ББК 67.0я73

© Кожевников В. В., 2023

© ООО «Проспект», 2023

Тема 10.
ПРАВОСОЗНАНИЕ И ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА

К проблеме предмета отражения правосознания и его структуры1

Думается, что актуальность настоящей научной статьи обусловливается тем обстоятельством, что правосознание, пожалуй, является наиболее распространенным феноменом, который, выступая элементом национальной правовой системы, проявляется различными аспектами как в правотворчестве, так и правоприменении и правореализации вообще, в работе механизма правового регулирования в целом.

В литературе отмечается, что «правосознание пронизывает и соединяет в единую систему весь процесс и все средства правового регулирования, начиная от правотворчества и кончая реализацией права» [1, с. 45]. Несмотря на это, в теории правосознания остается ряд общетеоретических проблем, которые трактуются учеными-теоретиками неоднозначно, в том числе и те из них, которые определяются в названии статьи.

Интересно заметить, что в свое время С. И. Ожегов, определяя правосознание, в качестве предмета его отражения называл «действующее право», существующие правовые нормы [2, с. 499]. Н. А. Пьянов полагал, что практически все исследователи сходятся на том, что правосознание — это одна из форм общественного сознания, которые составляют идеи, взгляды, представления, чувства и эмоции, выражающие субъективное отношение людей к праву и другим правовым явлениям действительности [3, с. 511].

Обращаясь к понятию правосознания, В. С. Нерсесянц полагал, что «…это форма осознания права как специфического явления социальной действительности» [4, с. 267], а учитывая, что национальное право не тождественно правовой системе общества, значительно расширил объем предмета отражения правосознания, подчеркивая, что последнее — это «набор взаимосвязанных идей, эмоций, выражающих отношение общества, групп, индивидов к праву — этому целостному социальному институту, его системе и структуре, к отдельным законам, иным характеристикам правовой системы» [5, с. 560]. Р. А. Ромашов в качестве предмета отражения правосознания предлагает рассматривать юридически значимые явления общественной жизни: действующее законодательство, юридическую практику, права и свободы человека и гражданина и т. д. [6, с. 291].

М. И. Абдулаев и С. А. Комаров считают, что «правосознание есть освоение права, совокупность представлений и чувств, выражающих отношение людей как к действующему праву, так и к желаемому праву» [7, с. 428]. Эту точку зрения разделяют и другие авторы [8, с. 667].

Отчасти соглашаясь с данной позицией ученых, считаем, что правосознание предполагает отношение не только к действующему и желаемому праву, но и к праву прошлого времени. Иными словами, речь идет об оценке правосознания памятников права, их эффективности в соответствующих исторических условиях. Например, наш современник, благодаря своему правосознанию, может оценить шотландское брачное законодательство, описанное У. Коллинзом в 1870 г. в романе «Муж и жена» [9].

Кстати говоря, наше представление о правосознании разделяли и другие ученые. Например, коллектив авторов В. Я. Любашиц, А. Ю. Мордовцев и А. Ю. Мамычев, правда проявляя непоследовательность в данном вопросе, подчеркивает, что «человек всегда ­как-то относится к прошлому праву, к праву существующему и к праву, которое он хотел бы видеть в будущем» [8, с. 667].

Н. Я. Соколов, говоря о правосознании юристов, также делает акцент лишь на юридической составляющей предмета отражения правосознания, трактуя первое «как одну из коллективных форм правового сознания, выступающую как систему правовых взглядов, знаний, чувств, ценностных ориентаций и других структурных образований правового сознания общности людей, профессионально занимающихся юридической деятельностью, которая требует специальной образовательной и практической подготовки» [10, с. 12].

В равной мере так может оцениваться и позиция Р. К. Русинова, определяющего правосознание как «совокупность представлений и чувств, выражающих отношение людей к праву и правовым явлениям в общественной жизни, осознание правовой действительности, восприятие ее в мыслительных и чувственных образах» [11, с. 206].

В категорической форме Б. К. Мартыненко утверждает, что «в правосознании отражаются лишь те явления, которые составляют правовую сторону жизни общества… Осознание правовых явлений жизни общества осуществляется посредством специальных юридических понятий и категорий», к числу которых «относятся, например, такие понятия, как правомерность, неправомерность, правоотношение, юридическая ответственность, законность» [12, с. 484]. Критически оценивая позицию автора, трудно понять его с точки зрения того, как он «разводит» правовые понятия и правовые категории.

На наш взгляд, чтобы представить предмет отражения правосознания целостно, акцентируя внимание лишь на его юридическом аспекте, не прибегая к перечислению тех или иных правовых элементов, в него входящих, чтобы избежать неопределенных незаконченных их перечней, следует использовать категорию правовая действительность (правовая реальность, правовая жизнь).

Определяя правовую реальность в качестве универсального объекта правовой науки, афганский ученый Х. Бехруз полагает, что если, с точки зрения философов, правовая реальность является неким единым, отражающим целостность самого права, то для юристов правовая реальность является не монолитной, однородной, а достаточно многоликой и многообразной [13, с. 16].

По мнению украинского теоретика права О. Ф. Скакуна, правовая реальность — это все проявления правовой жизни общества коллективных и индивидуальных субъектов права: юридическая деятельность и ее результаты (правотворческие, правоприменительные и иные акты), правонарушения и юридическая ответственность, правовое мышление, правовое обучение, деформация правового сознания (правовой нигилизм, правовая демагогия) и другие, т. е. все правовые элементы — упорядоченные и находящиеся еще в стадии упорядочения (хаотичные) [14, с. 333].

Думается, что учет как позитивных, так и негативных правовых явлений должен рассматриваться в качестве содержания правовой жизни во всем ее многообразии, категория которой в понятийном ряду юридической науки получила неоднозначную оценку: одни авторы выступают за ее введение в науку [15, с. 124–133; 16, с. 18]; вторые согласны с необходимостью исследования самой правовой жизни, но не одобряют придание ей статуса научной категории [17, с. 9–38].

С позиции синергетического подхода проблему правовой жизни общества рассмотрел К. В. Шундиков, который верно подметил, что «одной из интегративных юридических абстракций, относительно недавно введенных в научный оборот, стало понятие правовой жизни общества», которое, включая в себя как правомерные, так и противоправные составляющие, «бросает вызов проблеме сложности объекта юридической науки, по сути, являясь попыткой выработать более адекватный (по сравнению с ранее применяемыми) методологический алгоритм ее решения», «привлекает внимание ученых к проблемам противоречий в юридической сфере, разного рода дефектам правового регулирования, правовым отклонениям, юридическому “негативу”» [18, с. 108].

А. В. Малько, характеризуя правовую жизнь общества, отмечает, что «вводимое понятие… не выступает ни в коем случае параллельным понятием, наряду с правовой системой», «понятие правовой системы включать все юридические явления не в состоянии…», категория «правовая жизнь» «охватывает все правовые явления, причем как позитивные, так и негативные, выражая своего рода юридическую тотальность» [19, с. 12].

Т. В. Кухарук обращает внимание на то, что правовая система, безусловно, принадлежит к правовой реальности, она существует в такой же мере объективно, как и правовая система. Но отнесение правовой системы к правовой реальности не означает их тождества, так как «…правовая реальность включает в себя и состояние хаоса, беспорядка, правовые нарушения, правовые конфликты и т. п., которые не являются частями правовой системы» [20, с. 49–50].

Полагаем, что, учитывая тесную связь государства и права, их взаимодействие в самых различных формах, предмет отражения правосознания должен быть определен через категорию «государственно-правовая действительность (реальность, жизнь)».

Действительно, правосознание способно оценить, например, кампанию по выборам в представительные органы государства и органы местного самоуправления, назначение на те или иные должности в соответствующие органы, эффективность правотворческих, правоприменительных и правоохранительных органов и т. д.

В этой связи можно утверждать: хотя термин «правосознание» довольно давно утвердился в юридической науке, он представляется односторонним, ибо к юридическим относятся явления и правовые, и государственные, что зачастую (и как правило) не учитывается большинством ученых-теоретиков. Е. А. Фролова, понимая под правосознанием совокупность воззрений, убеждений, эмоций, настроений, оценок в сфере права и государства, достаточно обоснованно полагает, что «система ЕГЭ, переход вузов на новую систему подготовки кадров в соответствии с Болонским протоколом и другие мероприятия (государства. — В. К.) воспринимаются населением весьма критически, поскольку могут привести (и уже привели. — В. К.) к снижению качества образования и его большей недоступности» [21, с. 393, 412].

Ю. Е. Аврутин, обращаясь именно к проблеме взаимодействия государства и права, писал, что функционирование государства и его институтов обеспечивается нормами различных отраслей права. С позиции ученого это означает, что при его исследовании должен быть использован методологический аппарат отраслевых юридических наук соответственно целевой ориентации конкретного исследования (конституционного права и сравнительного конституционного права, административного права, уголовного и международного права) [22, с. 17–18].

В другом месте работы ученый отмечал, что «в рамках правовой реальности, т. е. правовой действительности и правовой деятельности, государство реализует посредством правоохранительной деятельности свою правоохранительную деятельность. Именно законодательство формирует то правовое поле, в котором разворачивается правоохранительная деятельность: определяет круг общественных отношений, подлежащих охране, регламентирует формы и методы правоохранительной деятельности, очерчивает круг субъектов ее осуществления и определяет ее компетенцию» [22, с. 49].

Что касается проблемы структуры правосознания, ориентируясь на традиционное и общепринятое обособление в нем двух элементов — правовой психологии и правовой идеологии, — отметим, что основное положение, которое имеет при этом методологическое значение, заключается в том, что указанные элементы взаимосвязаны, они сосуществуют, хотя их соотношение может быть самым разным.

Как в свое время утверждала Н. Л. Гранат, от уровня идеологической подготовки личности зависит возможность контроля над ее эмоциями и чувствами, умения «властвовать собой». Автор полагала, что «это — свидетельство взаимосвязи и взаимообслуживания правовой идеологии и правовой психологии как структурных элементов правосознания» [23, с. 187]. В этой связи категорически выступаем против того, что обыденное правосознание фактически сводят лишь к правовой психологии. Например, С. В. Бошно характеризует обыденное правосознание как «массовые представления людей, их эмоции, настроения по поводу права и законности», которые возникают под влиянием реальных условий жизни людей, их практического опыта [24, с. 301].

Определяя обыденное правосознание как правосознание неюристов, Е. В. Богатырев считает, что оно складывается стихийно как результат осмысления людьми своего житейского «опыта», оценки фактов, относящихся к правовой действительности, с точки зрения здравого смысла [25, с. 1562].

Думается, что следует в этой связи поддержать точку зрения С. С. Алексеева, который, характеризуя обыденное правосознание, названное, на наш взгляд, ошибочно назвал массовым, подчеркивал, с одной стороны, что оно «есть по своей основе обыденное понимание права, в котором … весьма значительна роль социально-психологических компонентов — эмоций, настроений и пр.». Однако, с другой стороны, автор писал, что было бы ошибочным рассматривать его в качестве явления низшего порядка, ибо в него внедряются элементы научного и даже профессионального правосознания, и оно, имея собственную ценность, «…внешне выражает потребности социальной жизни, непосредственно-социальные права (притязания), является носителем господствующего в обществе чувства права и законности» [26, с. 149].

Подвергая критике тех ученых, которые склоняются к тому, что правовая психология характеризует лишь обыденные представления о праве, верно заметил В. К. Самигуллин, что на самом деле правовая психология ярче представляет правосознание большинства людей, которым в большей степени присуще обыденное правосознание. При этом обращается внимание и на то, что оно в известной мере распространяет свое значение и на те слои населения, которым свой­ственно профессиональное или научное правосознание, ибо ученые-юристы, крупные политические деятели, признанные юристы-практики тоже не бесчувственны, переживая и радость, и горе, и досаду, и разочарование, вызванные неоднозначным действием правового фактора в обществе. Обоснованно не соглашаясь с тем утверждением, согласно которому правовая психология представляет поверхностные, эмоциональные оценки субъектов права [27, с. 68], ученый подчеркивает, что «…как показывают наблюдения, правовая психология, взятая в массе своей, не лишена элементов рациональности, достаточно глубоких оценочных суждений и поступков». [28, с. 46].

Следует согласиться с положениями о том, что «обыденное правосознание, несмотря на ситуационный характер своих оценок, все же более устойчиво и традиционно в своих идеалах», «люди видят зло не в существовании тех или иных органов государства, комитетов, комиссий, должностных лиц и др., а в декларативности решения насущных проблем, нежелании государства преодолевать трудности», «настроения в обществе и социальные ожидания на уровне массового (обыденного. — В. К.) правосознания должны реально (без деклараций) учитываться государственно-властными лицами и быть ориентиром для законотворческой деятельности государства» [21, с. 412, 413].

Думается, что методологической основой вопроса о структурных элементах правосознания является положение, согласно которому «…хотя правовая психология и правовая идеология — разные структурные элементы правосознания, тем не менее они представляют собой взаимодействующие, отчасти взаимопроникающие явления» [28, с. 45].

Согласно позиции В. А. Щегорцева, «учитывая специфику отражения правовой формой сознания общественного бытия, степень сложности и полноты отражения материальной действительности, социальную роль этой формы в структуре общественного сознания, необходимо различать в правовом сознании его стороны: правовую идеологию и социально-правовую психологию… Идеологическая и социально-психологическая стороны правового сознания образуют эмоционально-интеллектуальное единство, которое всесторонне отражает общественное бытие. Указанные стороны правосознания настолько тесно взаимосвязаны, что их можно отделить друг от друга только абстрактно. Основой взаимосвязи сторон является отражение ими единого комплекса объективных процессов и явлений общественного развития» [29, с. 47–48].

Тем не менее существующая связь правовой идеологии и правовой психологии вовсе не исключает постановки вопроса о доминировании того или иного элемента, которая в юридической науке решается неоднозначно. Здесь, по крайней мере, необходимо выделить следующие подходы, сторонники которых при этом приводят соответствующие аргументы.

Первый подход решения данной проблемы соответствует позиции о первенстве правовой идеологии.

Так, С. С. Алексеев, рассуждая о правовой мировоззренческой идеологии, писал, что это ближайшее основание правовой политики, имеющее объективный характер, обусловленное требованиями экономического базиса, всей социальной жизни, предопределяющих правовую политику господствующего класса. Как утверждал ученый, «правовая мировоззренческая идеология, относящаяся в первую очередь к социально-политическому содержанию права, объективируется в программных политических документах, в произведениях и высказываниях идеологов господствующего класса» [26, с. 147–148].

Т. В. Синюкова, в принципе солидаризируясь с вышеизложенным и сравнивая правовую идеологию и правовую психологию, высказала ряд положений, аргументирующих приоритет первой структурной части правосознания. Например, автором обращалось внимание на то, что идеология характеризуется целенаправленным, как правило, научным либо философским осмыслением права как целостного социального института в качестве самостоятельного института общества. Обращалось внимание и на то, что правовая идеология значительно превосходит правовую психологию по степени и характеру познания права: если правовая психология фиксирует во многом внешний, часто поверхностно-чувственный аспект, срез правовых явлений, вполне умещающийся в повседневный человеческий опыт, то правовая идеология стремится к выделению сущности, социального смысла, природы права, пытается, как правило, представить его в виде законченной культурно-исторической философии и догмы. Наконец, утверждая, что «без политико-правовой идеологии немыслимо современное общество», констатируется, что «правовая идеология есть такой синтез правовых знаний, в целом правовой культуры, который в концептуальном виде доступен не только специалистам, но и широким слоям населения, конкретно каждому человеку, пропагандируя смысл жизни, работы, ориентируя их в сложном и противоречивом мире» [30, с. 614, 616].

Весьма значительную группу составляют авторы, отдающие приоритет правовой психологии. Так, С. В. Бошно, говоря о последней, утверждает, что это «наиболее глубинная, скрытая от непосредственного восприятия сфера правового отражения, которая… дает такие типы индивидуальных и массовых реакций на право, законодательство, которые способны кардинально определить успех или неудачу тех или иных законодательных программ… Игнорирование в правовой политике государства юридической психологии не раз оборачивалось провалом для тех или иных государственных мероприятий…» [24, с. 298–299].

Замечая, что «идеологическая структура правосознания создается подчас искусственно», а психологическая играет значительную роль в формировании и реализации права, А. Б. Венгеров полагал, что «это либо мощный фактор правового развития, прогресса в демократических преобразованиях, либо тормоз, сопротивление преобразованиям, реформам» [5, с. 562–563]. Акцентируя внимание на том, что психология непосредственно отражает повседневные нужды и характер людей [31, с. 11; 32, с. 320], в литературе отмечается, что это отличает ее от правовой идеологии, которая может быть оторвана от повседневных представлений, опосредованно отражает потребности развития общества, права [33, с. 429].

Несколько с иных позиций доминирование правовой психологии в структуре правосознания обосновывает В. Н. Жуков, говоря, что «…правовая психология — более значимая часть правосознания, чем правовая идеология». В обосновании этого положения подчеркивается, что «такое соотношение определяется тем простым фактом, что животная жизнь человека первична по отношению к его духовности» [34, с. 497].

Можно согласиться и с тем положением, согласно которому «правовая психология, возникающая под непосредственным началом окружающей правовой (государственно-правовой. — В. К.) действительности, является первой, начальной эмпирической ступенью правосознания», ибо «именно с этого уровня начинается осознание правовой (государственно-правовой. — В. К.) реальности, первичное знакомство с ней» [35, с. 25].

Необходимо констатировать, что имеет место и третий, промежуточный, подход по вопросу о первенстве того или иного структурного элемента правосознания, авторы которого заявляют, с одной стороны, что «роль главного и активного элемента в правосознании принадлежит правовой идеологии как систематизированному, научно обоснованному, теоретизированному отражению правовой действительности», которая «…тесно связана с юридической и политической науками, которые придают идеологии теоретический, систематизированный характер», однако, с другой стороны, утверждается, что правовая психология в правосознании «…имеет как бы первичный характер, поскольку чаще всего правовые чувства и эмоции возникают ранее правовых идей» [36, с. 621].

К рассмотрению данной проблемы, на наш взгляд, необходимо подходить диалектически.

С одной стороны, прежде чем так или иначе относиться к праву на уровне индивидуального правосознания, к государственно-правовой действительности (уважительно или нет) (правовая психология), следует так или иначе знать право, его основные принципы.

Во всяком случае, в свое время Л. И. Спиридонов, анализируя структуру правосознания, вначале рассматривает рациональную сферу, в рамках которой человеком накапливается известная сумма знаний об объективном мире, навыки, умения, которые необходимы для повседневной деятельности каждого и образуют ее осознанную основу, а затем выделяет эмоциональную область — психологическое отношение к фактам юридической действительности, проявляющееся в эмоциях, психических переживаниях, установках [37, с. 125].

Однако, с другой стороны, следует иметь в виду, что между идеологической составляющей правосознания и правовым поведением (правомерным или неправомерным) не существует однозначной корреляционной связи, ибо в ряде случаев именно правовая психология выступает на первый план. На указанное обстоятельство в юридической и психологической литературе неоднократно обращалось внимание.

Так, О. В. Кутафин отмечал следующее: «Мы никогда не были так далеки от правового государства, как сейчас… У нас пока не верят в законы и не уважают их» [38, с. 377].

«Законодательство, — пишет Е. А. Лукьянова, — не воспринимается населением, оно стало хаотичным, пробельным, ущербным…» [39, с. 78].

Замечая, что сама по себе информированность о законодательстве не гарантирует должного правосознания населения, А. Г. Светланов подчеркивает, что, во-первых, принимаемое законодательство по своему содержанию и качеству должно быть такого уровня, чтобы оно воспринималось обществом в позитивном плане; во-вторых, необходимо, чтобы правоприменительная практика свято придерживалась принципа равенства граждан перед законом; в-третьих, и законодательство, и особенно практика его применения должны стать гарантами защиты прав, а не инструментом для злоупотребления». «Между тем, — продолжает ученый, — в отечественной практике есть примеры, когда ни вновь созданный правовой механизм, ни сложившаяся судебная практика не создали у населения отношения к праву как к источнику добра и справедливости» [40, с. 7].

Полагая, что само правосознание выступает как первостепенный компонент формирования, функционирования и развития правовой жизни общества, Н. М. Юрашевич считает, что, соответственно, и теоретическая абстракция элементов правовой жизни такова, что все эти феномены (право, правовые отношения, законность, правопорядок и т. п.) требуют обязательного включения в них структурных элементов правосознания. Как пишет автор, право, законность, правопорядок соответствуют правовым взглядам не как к ­чему-то внешнему, эти взгляды функционируют как сама деятельность этих правовых феноменов [41, с. 72]. А. С. Пиголкин верно подметил, что сами идеи правосознания «не имеют собственной ценности, если они не направлены на воплощение в позитивном праве либо на отрицание тех норм и институтов действующего законодательства, которое противоречит этим идеям» [42, с. 65].

Полагаем, что психологическим компонентам как детерминантам правового поведения (правомерного и неправомерного) большое внимание уделял В. Н. Кудрявцев, в одной из своих работ писавший, что «выбор варианта поведения… есть результат взаимодействия внешней ситуации с особенностями личности субъекта». Ученый замечал, что «этот выбор имеет предпосылку в системе личностных свой­ств субъекта, к которым относятся его мировоззрение, опыт, установки, стереотипы, ценностные ориентации, а также особенности нравственного и социального контроля, в том числе правосознания. При правонарушении во всех этих элементах (или, по крайней мере, в некоторых из них) имеются отклонения от свой­ств, характерных для личности человека, соблюдающего нормы поведения» [43, с. 23].

В другой работе автором подчеркивалось, что «главным фактором, определяющим при прочих равных условиях выбор решения, связанного с совершением антиобщественного поступка, преступления, является, как показывают криминологические исследования, антиобщественная ориентация самой личности» [44, с. 237].

Автором уточняется, что «в систему ценностных ориентаций (диспозиций, установок) личности входит и отношение к правовым ценностям», которое «…можно рассматривать и как самостоятельный фактор, влияющий на поведение, и как элемент правосознания личности» [45, с. 114]. В этой же работе В. Н. Кудрявцев отмечал, что «любая ситуация влечет за собой тот или иной поступок, лишь преломляясь через психику субъекта. Ни одна ситуация не может вызвать поведение, отклоняющееся от нормы, без взаимодействия с определенными свой­ствами личности» [45, с. 87].

Определяя личность преступника «как личность человека, который совершил преступление вследствие присущих ему психологических особенностей, антиобщественных взглядов, отрицательного отношения к нравственным ценностям и выбора общественно опасного пути для удовлетворения своих потребностей или непроявления необходимой активности в предотвращении отрицательного результата», Ю. М. Антонян и В. Е. Эминов утверждают, что «это определение достаточно полно не только в том смысле, что охватывает и тех, кто совершил преступление умышленно, и тех, кто виновен в преступной неосторожности. Такая оценка его обоснованна и потому, что она содержит перечень признаков, которые должны быть предметом криминологического познания» [46, с. 12–13].

Специалисты в области юридической психологии, рассуждая о психологической предпосылке преступного поведения, обращают внимание на то, что «…значительная часть преступников находится на определенной социально-психологической дистанции от общества и его нравственно-правовых ценностей» [47, с. 209].

Действительно, в юридической литературе и прошлого и настоящего времени теперь уже не утверждается, что единственное или основное значение правосознания — это усвоение содержание законов, а, напротив, подчеркивается, что главное — не знание, а отношение к законам, к правовым ценностям, ибо исследования показали, что правонарушители нередко знают законы не хуже тех, кто их соблюдает [48, с. 171].

Несмотря на существующую точку зрения о том, что «преступники в отличие от непреступников хуже усвоили требования правовых и нравственных норм, они не оказывают на них существенного влияния» и что «такие люди очень часто не понимают, чего от них требует общество» [46, с. 24], результаты социологических исследований позволяют утверждать несколько иное.

Так, в одном из исследований правосознания молодежи, к сожалению, без указания количества респондентов и методики самого исследования приводятся следующие показатели применительно к законопослушным гражданам и правонарушителям: коэффициент осведомленности соответственно распределился так: 0,73 и 0,74; коэффициент солидарности — 0,74 и 0,68; коэффициент интернализации — 0,43 и 0,29. При этом замечалось, что общественное правосознание характеризуется сложным переплетением двух взаимоисключающих тенденций — позитивного и негативного отношения к праву и правоприменительной деятельности. И если для законопослушных характерно признание полезности, необходимости правового регулирования, высокого назначения закона в обеспечении порядка, охраны прав, интересов и безопасности граждан, то для преступника — умаление роли и значения права, неверие в правовую систему и юридические гарантии, все возрастающий правовой нигилизм, способность к совершению преступления, допущение безнаказанности [49].

В свое время В. П. Казимирчук писал, что «уважение права… означает признание социальной ценности права, включающее достаточную информированность о требованиях правовых норм и солидарность с принципами права» [50, с. 17].

Думается, что немаловажным является положение, согласно которому одна из форм деформированного правосознания — правовой нигилизм — ассоциируется с дефектами психологического компонента первого. Именно исходя из этого, правовой нигилизм трактуется, как «…сформировавшееся в общественном сознании или психике отдельного человека устойчивое пренебрежительное или иное негативное отношение к праву, выражающееся в отрицании его социальной ценности и конструктивной роли в обеспечении приоритетов личности и общества, в установке на достижение социально значимых результатов неправовыми средствами или на предельно минимальное их использование в практической деятельности либо характеризующееся отсутствием солидарности с правовыми предписаниями или исполнением (соблюдением) их исключительно под угрозой принуждения либо вследствие корыстных побуждений» [51, с. 521–522].

Р. Л. Иванов определяет правовой нигилизм как «устойчивое, активное (проявляющееся в актах нигилистического поведения) необоснованное отрицание (в том числе беспочвенное принижение положительной роли) конкретной правовой системы или отдельных юридических ценностей» [52, с. 28].

В свое время В. А. Туманов трактовал правовой, или юридический, нигилизм как скептическое и негативное отношение к праву вплоть до полного неверия в его потенциальные возможности решать социальные проблемы так, как того требует социальная справедливость [53, с. 20], а его сущность Н. И. Матузов усматривал «в общем негативно-отрицательном, неуважительном отношении к праву, законам, нормативному порядку…» [54, с. 5].

По мнению ученых, правовой нигилизм как социальное явление представляет собой элемент, черту, свой­ство общественного сознания и национальной психологии, который проявляется не только в определенных оценочных установках в отношении всех элементов правовой действительности, всего «правового», но и в поведении (деятельности), так как мотивирует поступки, определяет традиции, образ жизни [55, с. 39; 56, с. 135].

Как полагала Н. Л. Гранат, правовой нигилизм как результат социально-психологической деформации профессионально-правового сознания выражается в непризнании: 1) приоритета прав и свобод личности; 2) права и законности в качестве высших морально-политических ценностей; 3) умалении их роли и значения в иерархии иных предпочтений и приоритетов [55, с. 40].

В юридической литературе отмечается, что «правовой нигилизм как недоверие, неуважение к праву, нежелание исполнять правовые предписания, а также различного рода правонарушения приобретает крайне опасный характер, становится явлением массовым и проникает во все сферы жизни» [57, с. 3].

В заключение настоящей статьи, посвященной проблемам отражения правосознания и его структуре, необходимо подчеркнуть, что она может являться предметом дальнейшего обсуждения и проведения научных исследований в этом направлении, что, без сомнения, обогатит теорию правосознания.

Список использованной литературы

1. Методологические проблемы правосознания сотрудников органов внутренних дел: пособие. Л.: ВПУ МВД СССР, 1986. 96 с.

2. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1984. 797 с.

3. Пьянов Н. А. Консультации по теории государства и права: учеб. пособие. Иркутск: Иркут. гос.ун-т, 2010. 583 с.

4. Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства: учебник. М.: Норма, ИНФРА-М, 2002. 552 с.

5. Венгеров А.Б Теория государства и права: учеб. М.: Омега-Л, 2007. 608 с.

6. Ромашов Р. А. Теория государства и права: краткий курс. СПб: Питер, 2010. 304 с.

7. Абдулаев М. И., Комаров С. А. Проблемы теории государства и права: учебник. СПб.: Питер, 2003. 576 с.

8. Любашиц В. Я., Мордовцев А. Ю., Мамычев А. Ю. Теория государства и права: учебник. Ростов н/Д.: Феникс, 2010. 700 с.

9. Коллинз У. Муж и жена: роман. М.: Худ.лит-ра, 1990. 526 с.

10. Соколов Н. Я. Профессиональное сознание юристов: монография / отв. ред. Е. А. Лукашева. М.: Наука, 1988. 224 с.

11. Русинов Р. К. Правосознание и правовая культура // Теория государства и права: учебник / отв. ред. В. Д. Перевалов. М.: Норма, 2007. С. 206–220.

12. Мартыненко Б. К. Правосознание, правовая культура и правовое воспитание // Проблемы теории государства и права: учебник / под ред. В. М. Сырых. М.: Эксмо, 2008. С. 481–501.

13. Бехруз Х. Сравнительное правоведение: учебник. М.: ТрансЛит, 2008. 504 с.

14. Скакун О. Ф. Теория государства и права (энциклопедический курс): учебник. Харьков: Консум, Ун-т внут. дел, 2005. 704 с.

15. Трофимов В. В. Правовая жизнь: теоретические и социально-философские проблемы исследования // Правовая политика и правовая жизнь. 2003. № 4. С. 124–133.

16. Синюков В. Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. Саратов: Полиграфист, 1994. 495 с.

17. Матузов Н. И. Правовая жизнь как объект научного исследования //
Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект / под ред. Н. И. Матузова и A. В. Малько. Саратов: Саратов. гос. акад. права, 2005. С. 9–38.

18. Шундиков К. В. Синергетический подход в правоведении. Проблемы методологии и опыт теоретического применения. М.: Юрлитинформ, 2013. 256 с.

19. Малько А. В. Правовая жизнь как предельно широкая юридическая категория // Правовая жизнь общества: проблемы теории и практики: монография / под ред. А. В. Малько. М.: Проспект, 2011. С. 4–24.

20. Кухарук Т. В. Некоторые теоретико-методологические вопросы исследования понятия правовой системы // Правоведение. 1998. № 2. С. 46–50.

21. Фролова Е. А. Правосознание // Философия права: курс лекций: в 2 т. / отв. ред. М. Н. Марченко. М.: Проспект, 2011. Т. 1. С. 392–417.

22. Аврутин Ю. Е. Государство и право. Теория и практика: учеб. пособие. М.: Юнити-Дана, Закон и право, 2007. 479 с.

23. Гранат Н. Л. Правосознание и правовая культура // Теория права и государства: учеб. / под ред. В. В. Лазарева. М.: Новый юрист, 1997. С. 180–194.

24. Бошно С. В. Теория государства и права: учеб. пособие. М.: Эксмо, 2007. 394 с.

25. Богатырев Е. В. Правосознание и правосудие: взаимосвязь и взаимообусловленность // Право и политика. 2009. № 7. С. 1561–1568.

26. Алексеев С. С. Общая теория права: учеб. М.: Проспект 2008. 565 с.

27. Малько А. В. Экзамен по теории государства и права: 100 ответов на 100 возможных вопроса: учеб.-метод. пособие. М.: Гардарики, 1996. 124 с.

28. Самигуллин В. К. Правосознание: корень добра и справедливости: монография. Уфа: Диалог, 2015. 180 с.

29. Щегорцев В. А. Социология правосознания. М.: Мысль, 1981. 174 с.

30. Синюкова Т. В. Правосознание и правовое воспитание // Теория государства и права: курс лекций / под ред. Н. И. Матузова и A. В. Малько. М.: Юристъ, 2007. С. 611–625.

31. Еникеев М. И. Юридическая психология: краткий учебный курс. М.: Норма, 2001. 256 с.

32. Чуфаровский Ю. В. Юридическая психология: учеб. пособие. М.: Право и закон, 1997. 320 с.

33. Соколов Н. Я. Правосознание и правовая культура // Теория государства и права: учебник / под ред. О. В. Мартышина. М.: Норма, 2007. С. 423–434.

34. Жуков В. Н. Философия права: учеб. М.: Алгоритм, Мир философии, 2019. 558 с.

35. Кожевников В. В. Факторы, обусловливающие правовую активность участников правоотношений, возникающих в деятельности органов внутренних дел на досудебных стадиях российского уголовного процесса: монография. Омск: Омск. акад. МВД РФ, 2003. 268 с.

36. Любашиц В. Я., Мордовцев А. Ю., Тимошенко И. В., Шапсугов Д. Ю. Теория государства и права: учебник. Ростов н/Д.: Изд.центр «Март», 2003. 656 с.

37. Спиридонов Л. И. Теория государства и права: учеб. М.: Можайский полиграфкомбинат, 1995. 301 с.

38. Кутафин О. В. Есть вещи безобидные, а есть кардинальные // Lex Russica. 2004. № 2. С. 377–393.

39. Лукьянова Е. А. На стыке эпох и континентов (к истории российской государственности): пос. для реформаторов. М.: Былина, 2002. 89 с.

40. Светланов А. Г. Личность и уважение к закону: проблемы и новые реалии // Ценности и образы права: сб. науч. ст. / отв. ред. В. Н. Кудрявцев, Ю. А. Тихомиров. М.: ИГиП АН РФ, 2007. С. 6–12.

41. Юрашевич Н. М. Правосознание и право: общность и различия // Гос. и право. 2005. № 7.С. 69–74.

42. О понимании советского права (Продолжение) // Сов. гос. и право. 1979. № 8. С. 48–77.

43. Кудрявцев В. Н. Право и поведение. М.: Юрид. лит-ра., 1978. 191 с.

44. Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность (О природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения). М.: Политиздат, 1989. 352 с.

45. Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология: монография. М.: Наука, 1982.287 с.

46. Антонян Ю. М., Эминов В. Е. Личность преступника. Криминолого-психологическое исследование: монография. М.: Норма, ИНФРА-М, 2010. 368 с.

47. Мариновская И. Д., Тихомиров С. Н. Юридическая психология: учеб. пособие. М.: Дело, 2005. 384 с.

48. Психологическое изучение личности преступника. Методы исследования / отв. ред. А. Р. Ратинов. М.: Изд-во Всесоюз. ин-та по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, 1976. 212 с.

49. Правосознание. Dip-Ref.Ru // www.vash-kursovik.ru/ycheb-material/
2699.htm (дата обращения: 11.01.2020).

50. Личность и уважение к закону. М.: Наука, 1979. 285 с.

51. Гойман-Калинский И. В., Иванец Г. И., Червонюк В. И. Элементарные начала общей теории права: учеб. пособие / под общ. ред. В. И. Червонюка. М.: Право и закон, КолосС, 2003. 544 с.

52. Иванов Р. Л. О понятии правового нигилизма // Правовая культура и правовой нигилизм: сб. мат. межвуз. конф. Омск: ОмГУ им. Ф. М. Достоевского, 2006. С. 22–28.

53. Туманов В. А. О правовом нигилизме // Сов. гос. и право. 1989. № 10. С. 20–27.

54. Матузов Н. И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны «одной медали» // Правоведение. 1984. № 2. С. 3–16.

55. Гранат Н. Л. Деформация профессионального сознания личности работников правоохранительных органов и возможности ее профилактики // Проблемы действия права в новых исторических условиях: Труды Акад. МВД РФ. М., 1993. С. 30–43.

56. Туманов В. А. О юридическом нигилизме // Пульс реформ (Юристы и политологи размышляют): сб. науч. ст. / сост. Ю. М. Батурин. М.: Прогресс, 1989. С. 135–146.

57. Сенин И. Н., Кожевников В. В. Правовой нигилизм как социальное явление: монография. Омск: Омск. экон. ин-т, 2005. 167 с.

Общественное мнение и право2

Определение общественного мнения как общественно-познавательной деятельности социальных общностей, которая находит свое выражение в коллективно вырабатываемых и широко распространенных суждениях, эмоциях, поведенческих установках по поводу общественно значимых проблем и явлений, является теоретической основой понимания природы общественного мнения о праве и его трактовки как категории социологии права.

Общественное мнение о праве образуется по поводу фактов юридической жизни общества, оценки этих фактов всеми формами общественного сознания. Отсюда можно сделать вывод: феномен общественного мнения о праве вторичен, производен от феномена общественного мнения вообще. Истоки первого — факты юридической жизни общества (юридические нормы, проступки и преступления, акты правоприменительной деятельности и т. д.).

Наряду с названными чертами общественного мнения (распространенностью, интенсивностью и т. д.) общественное мнение о праве имеет и другие, более специфические, характеристики.

Во-первых, следует учитывать, что оценка правовой действительности происходит через призму всех форм общественного сознания (нравственного, экономического, политического, правового, религиозного и т. д.), поэтому она производна от общественного сознания в целом.

Как справедливо подчеркивается в литературе, общественное мнение о праве — это прежде всего особое состояние общественного сознания. Оно носит массовый, относительно стабильный характер, никогда не ограничивается ­какой-то одной «предметной» формой сознания, а включает элементы нравственного, политического, правового и иного осознания действительности на уровне не только идеологии, но и социальной психологии. Причем в структуре общественного мнения о праве зачастую доминируют нравственная и политическая оценка закона, акта правосудия [1, с. 121].

Правосознание — это представления, понятия, идеи и т. д., выражающие потребности в опосредовании поведения людей государственно-правовой волей. Ни одно явление не оказывает воздействие на право, если предварительно не отражается в правосознании. Правосознание — это своеобразный фильтр, через который пропускаются факторы, влияющие на право. Правосознание можно трактовать и как совокупность чувств, настроений, представлений, взглядов и т. п., в которых выражено отношение к действующему праву, ко вновь создаваемым юридическим нормам.

Все эти элементы взаимосвязаны между собой и образуют целостное единство, пронизанное общей идеей. Однако в этой системе основными и главными компонентами являются идеи и нормы, в которых выражается специфика правосознания, его качественное отличие от других форм общественного сознания.

Сущность этой специфики состоит в том, что правосознание объективно требует установления общеобязательных правил поведения, юридических прав и обязанностей для всех участников общественных отношений. Будучи одной из форм общественного сознания (наряду с политикой, моралью, искусством и т. д.), правосознание подчиняется тем же закономерностям, что и общественное сознание в целом, и определяется в конечном счете материальными условиями жизни общества. В то же время оно характеризуется относительной самостоятельностью. Это выражается в следующем:

1. Во-первых, в том, что правосознание может отражать не только данное состояние общественных отношений, но и тенденции их развития. Пределы опережающего отражения общественных отношений зависят от степени познания объективных закономерностей. В ряде случаев, напротив, правосознание отстает от уровня развития общественного бытия.

2. Во-вторых, правосознание характеризуется преемственностью. Из поколения в поколение могут передаваться идеи, взгляды, представления о праве. Возможно восприятие правовых идей, взглядов, выработанных другими народами. Примером тому может служить рецепция римского права в Западной Европе.

3. В-третьих, правосознание оказывает обратное воздействие на общественные отношения, выступает как активная сила, способная определять процессы социальных изменений, ускорять или тормозить их.

4. В-четвертых, правосознание может вступать во взаимодействие с иными формами общественного сознания, каждое из которых по-своему оценивает одно и то же явление. Взаимодействуя друг с другом, формы общественного сознания определяют цели, стандарты поведения, в соответствии с которыми субъекты должны сообразовывать свои поступки.

Особенно тесным является взаимодействие правосознания и нравственного сознания. Нравственные ориентиры, представления о добре, зле и справедливости пронизывают содержание правовых взглядов, во многих случаях лежат в основе их формирования. Как система правосознание не может существовать без элементов политического, философского и других разновидностей сознания. Поэтому если изъять из правосознания ­какой-либо элемент или неправовые взгляды и представления, то мы не получим «чистого» правосознания, поскольку мы тем самым ликвидируем его вообще [2, с. 260].

Прежде чем говорить о соотношении правосознания с другими формами общественного сознания, обратим внимание на два общетеоретических положения, которые позволяют правильно подойти к указанной проблеме.

Во-первых, общественное бытие, реальный процесс жизни людей — предмет отражения и объект воздействия не только ­какой-либо одной, но нескольких или всех форм общественного сознания. Ни одна сторона общественного бытия не может существовать сама по себе, без других сторон, без целого. В любой форме общественного сознания так или иначе отражается все общественное бытие, рассматриваемое под определенным углом зрения. В противном случае нет самостоятельных форм общественного сознания: их можно было бы «наплодить» бесчисленное множество, ведь сторонам, граням общественного бытия нет числа. В то же время неправильно было бы игнорировать специфические стороны, черты общественных отношений, которые связаны с отдельными формами общественного сознания. Каждая форма общественного сознания отражает общественное бытие и воздействует на него в целом, но с особых, специфических, позиций. Последние определяются объективными потребностями всего общественного бытия. Общественные интересы людей развиваются, изменяются вместе с ними.

Во-вторых, каждая форма общественного сознания существует не сама по себе, а в органической связи с другими формами общественного сознания. При этом каждая отдельная форма общественного сознания не есть чисто внешнее явление по отношению к другим формам общественного сознания. Общественно-материальные объекты, основа и идейно-психологическое содержание различных форм общественного сознания могут в большей или меньшей степени совпадать. Возможно, а в ряде случаев и необходимо, рассматривать идейно-психологическое содержание ­какой-либо одной формы общественного сознания одновременно и как элемент содержания другой или других форм общественного сознания. Надо иметь в виду объемную структуру общественного сознания, при которой отдельные формы общественного сознания не только отграничиваются, но и взаимопроникают одна в другую [3, с. 55–56].

Имея, например, в виду связь права и морали, Л. С. Явич писал, что «…правосознание не есть просто совокупность взглядов на право, это двуединая система представлений, оценок, убеждений настроений и чувств, раскрывающих отношение общества и отдельных лиц, классов, социальных групп к действующему праву, к праву прошлого времени и к тому, каким оно должно быть. Правосознание как форма общественного сознания, правовая идеология и психология пронизаны нравственными ориентирами» [4, с. 72].

В другой работе автором подчеркивалось, что в общественном мнении о законодательстве, законности и правосудии сливаются воедино политическое, нравственное и правовое сознание на уровне идеологии и главным образом общественной психологии. Особенность любого общественного мнения состоит в том, что в его содержании слиты различные формы общественного сознания. В общественном сознании о праве, по мнению автора, центральное место занимает нравственное сознание, через призму которого оцениваются как политическая значимость, так и специфические юридические свой­ства того или иного правового установления или действия (поступка).

Если сказать еще более точно, то в формировании мнения социальной группы, коллектива, класса, народа о конкретном законодательном или судебном акте играет его оценка с точки зрения справедливости [5, с. 233–234].

Действительно, правовое сознание взаимодействует с нравственным сознанием. Одним из нерешенных в теории вопросов является вопрос о том, в какой взаимосвязи между собой находятся правовое и нравственное сознание, существует ли самостоятельное правосознание или это составная часть нравственного сознания. Представляется, что тесная взаимосвязь нравственного и правового сознания вовсе не означает, что правовое сознание поглощается нравственным сознанием. Наоборот, только на этой основе можно уяснить специфические особенности правосознания, его социальные функции, исключительную сложность взаимодействия его с нравственными явлениями. При совпадении правового и нравственного сознания обе эти формы сознания не теряют своего самостоятельного значения, но отражают один и тот же объект под различным углом зрения и с помощью различных категорий.

Если нравственное сознание обычно предстает в виде неписаных правил поведения и оценочных понятий: добра и зла, справедливости и несправедливости, долга, совести, чести и других, то правосознание — в категориях законного и незаконного, прав и обязанностей и других, но под определенным влиянием нравственного сознания. Взаимодействие правового и нравственного сознания имеет место не только в общем плане, но также на уровне их внутренней структуры.

Анализ взаимодействия правосознания на уровне его внутренней структуры показывает, что воздействие морали на различные элементы правосознания неодинаково. Наибольшее воздействие со стороны моральной сферы испытывают правовая психология и обыденное сознание. Именно это нередко дает повод исследователям заявлять, что нравственные чувства полностью подчиняют себе правовые чувства. Правовая идеология и теоретическое правосознание в значительно меньшей степени подвергаются воздействию со стороны нравственного сознания, но в то же время находятся под постоянным влиянием моральных идей и норм [6, с. 120–121].

В чем же конкретно проявляется специфика правовых взглядов, выделяющая из совокупности всех взглядов морального характера, взятых в целом? Представляется, что эта специфика выражается в осознании необходимости особой юридической структуры взаимоотношения людей, т. е. таких связей взаимного их поведения, которые опосредуются государственной волей, правовыми нормами. Поэтому только те моральные представления, идеи являются правовыми, которые соотносят взаимное поведение людей с опосредованием его государством. Если моральные воззрения никак не связывают поведение людей с опосредованием права, то они не являются правовыми.

При этом важно отметить, что отрицание такой связи также входит в правосознание. Отрицание необходимости правового регулирования, возводимое в принцип, когда такое регулирование объективно необходимо, — свидетельство негативности правосознания и в то же время непоследовательности или даже несостоятельности моральных взглядов. Правовые отношения, связи характеризуются тем, что поведение субъектов этих отношений связывается с определенными юридическим последствиями. Осознание связанности или несвязанности поведения с юридическими последствиями — специфическая черта правовых взглядов, отделяющая их от моральных. Глубина такого осознания определенного поведения может быть весьма различной: от простого осознания определенного поведения как подлежащего или не подлежащего ­какой-то юридической регламентации до научно точной юридической квалификации сложной жизненной ситуации.

Г. С. Остроумов идет еще дальше, не считая преувеличением признать справедливым тот факт, что на протяжении веков категории «правовое» и «моральное» рассматривались в философских и политических концепциях как «внешнее» и «внутреннее», как «государственное» и «негосударственное», как «юридическое» и «неюридическое». Не менее тесной, по его мнению, является и связь правосознания с политикой. Как полагает автор, правосознание — это выражение сознания политического в категориях прав и обязанностей юридического характера и таких производных от них категориях, как законное и незаконное, правовое и неправовое и т. п. Политическое сознание предстает в правосознании как содержание в одной из своих форм [3, с. 65–73].

Действительно, общая обусловленность правового и политического сознания социально-экономическими факторами предполагает их взаимное влияние друг на друга, в ходе которого политическое сознание подвергает изменению правосознание и наоборот. Политическое и правовое сознание так тесно взаимосвязаны между собой, что их бывает очень трудно разграничить. Подобное состояние часто приводит к тому, что правосознание включается в политическое сознание, считается политическим сознанием, но выраженным в правовых категориях. Безусловно, провести абсолютную границу между политическим и правовым сознанием невозможно, но это не означает, что ее нет между ними. Хотя политическое и правовое сознание родственны, но тем не менее их следует рассматривать как качественно различные области общественного сознания. Политическое сознание является такой формой общественного сознания, в которой отражаются коренные экономические, социально-политические, классовые, национальные и другие отношения. Оно богаче, многостороннее, чем сознание правовое, поэтому далеко не все представления, понятия, идеи установки политического характера входят в правосознание. В этом плане правосознание может отражать и закреплять в праве не только главные, но и такие отношения, которые не являются коренными или стоят далеко от политики.

Разумеется, трудно отделить политические отношения от правовых, поскольку право представляет собой, по существу, политику в действии. Особенно трудно разграничить политические и правовые отношения, когда речь идет о преступлениях. Ведь, по существу, все лица, совершающие преступления, нарушают требования государства и общества. И все же было бы упрощенным рассматривать любое преступление как принципиально негативное отношение к данному обществу и строю. Политическое и правовое сознание, политика и право идут рядом, взаимодействуя и переплетаясь, но никогда не подменяют друг друга. Рассуждения такого рода привели к выводу о том, что политическое сознание является для правосознания, как и для других разновидностей общественного сознания, направляющим, хотя и само обогащается и углубляется под его воздействием.

Главенствующее значение политического сознания, по мнению Г. С. Остроумова, не должно, однако, вести к принижению роли и значения правового сознания. В этом отношении можно утверждать, что как и политическое сознание будет неразвитым без обогащения его правовым сознанием, так и правовое сознание будет бесцветным, бессодержательным, если оно не обогащено политическими идеями. Политическое и правовое сознание, каждое по-своему отражая общественное бытие, в то же время находятся в функциональном единстве: одно предполагает другое, одно является в ­какой-то мере элементом другого. Такое понимание взаимоотношений политического и правового сознания дает возможность судить как о политических отношениях через правосознание и право, так и о правовых отношениях через политическое сознание и политику. На основании политического сознания вырабатываются основные принципы политико-правового устройства общества, определяются главные направления правовой жизни общества. Но правовое сознание не растворяется в политическом сознании, так как отражает общественное бытие по-своему, в юридических понятиях и категориях, придавая тем самым политическим идеям правовую форму [3, с. 118–120].

В свое время И. Е. Фарбер, правильно выступая против полного отождествления правосознания и политического сознания, против растворения права в политике, дает вместе с тем некоторые поводы для понимания правосознания как такой формы сознания, которая в целом ряде отношений как бы не имеет политического характера. С позиции ученого, правосознание не тождественно политике, оно есть знание о таких правах и обязанностях членов общества, которые «несводимы только к политическим правам и обязанностям» [7, с. 123, 125, 126].

Здесь следует учитывать, что все юридические права и обязанности, представления о праве имеют то или иное политическое содержание, политический характер, поскольку неразрывно, органически связаны с государственно-организованной деятельностью. Вместе с тем никакие права и обязанности несводимы только к политике. Следует учитывать и то обстоятельство, что юридические права и обязанности имеют соответствующее моральное и иное содержание. Поэтому если последовательно придерживаться позиции И. Е. Фарбера и признавать политический характер только за теми представлениями, которые имеют исключительно политическое, а не ­какое-либо иное содержание, то на долю политики ничего не остается, ибо политические представления в очищенном виде, отделенные от иных связей и опосредований, не существуют; любая политика включает в себя то или иное моральное, философское или другое содержание.

Несколько иначе к проблеме соотношения правового и политического сознания подходит Г. А. Злобин, который справедливо утверждает, что «правовые взгляды имеют определенное политическое содержание» [8, с. 9]. Однако, отмечая относительную обособленность правовых взглядов от политических, Г. А. Злобин ссылается на то, что в правосознании, в отличие от политики, отражаются «большие группы неполитических отношений между индивидами: семейные, обязательственные, трудовые и т. д.» [8, с. 9].

При этом он упускает из виду, что отражаемые в правосознании семейные, трудовые и некоторые «неполитические» отношения имеют не только индивидуальную, но и такую общественную сторону, которая неизбежно требует государственного опосредования. Именно с этим связано политическое содержание правовых представлений о таких «неполитических отношениях», именно поэтому они и становятся предметом правового сознания. Вызывает возражение и утверждение автора о том, что относительная самостоятельность правосознания и права должна выражаться в том, что даже «весьма крутые повороты в политике не следует отражать в праве, дабы не нарушать его стабильность» [8, с. 9]. Вернее было бы говорить о том, что закономерности соотношения политического и правового регулирования требуют, чтобы изменения в политике государства приобретали своевременное правовое оформление. Стабильность норм права может быть достигнута лишь тогда, когда в них наиболее полно и последовательно выражена объективно необходимая, научно обоснованная политика государства.

Правосознание как форма общественного сознания неотделимо от политической формы сознания. Правосознание есть по своему идейному содержанию политические представления, взгляды, идеи, теории, выраженные в специальных правовых категориях. Политическое сознание, в котором нет места правовым взглядам, не есть развитое политическое сознание. Ущербность правовых взглядов есть ущербность и политического сознания. Правовые взгляды — необходимое специфическое мысленное подытоживание экономических и политических отношений, вытекающих из них требований политического характера. При этом еще раз подчеркнем, что все это ни в коем случае не означает, что политика как форма сознания абсолютно тождественна правосознанию, ибо последняя есть специфическая форма сознания, которая в политике не растворяется и не утрачивает при этом своей относительной самостоятельности. Правосознание всегда связывает, соотносит потребности, интересы, отношения людей, условия их жизни с юридическими правами и обязанностями.

Обращая внимание на специфические особенности правосознания, ученые подчеркивают, что основаниями разграничения относительно самостоятельных форм общественного сознания, наряду с предметом отражения, считаются также способы и формы отражения, их роль в общественной жизни. Такими специфическим способами и формами отражения правосознанием общественных отношений являются специфические правовые категории и понятия: права и обязанности, закон и законность, суд и правосудие, преступление и наказание и т. д. Правовые понятия и категории возникают как результат отражения общественного бытия через призму потребностей специального рода регламентации правового регулирования. Основными понятиями, свой­ственными только правосознанию, являются юридические права и обязанности, законность. Из этих понятий правосознания выводятся остальные правовые понятия: субъективные права, право в объективном и субъективном смысле, преступление и наказание, правосудие, правопорядок и др.

Правосознание возникло и существует вместе с правом и по своему социальному назначению направлено на обслуживание практики правового регулирования. Поэтому правосознание (и другие формы общественного сознания) связано не только с познанием, моделированием, прогнозированием, регулированием, воспитанием и т. п., но и со специфической предметно-конкретной, социально-содержательной деятельностью, которая обусловливает правосознание как специфически правовое, качественно самостоятельное общественное явление [9, с. 9–10]. Это положение справедливо, учитывая, что идеи правосознания не имеют собственной ценности, если они не направлены на воплощение в позитивном праве либо на отрицание тех норм и институтов действующего законодательства, которые противоречат этим идеям.

При характеристике правосознания следует учитывать, что оно подвергается влиянию также со стороны философского сознания. Взаимодействие этих относительно самостоятельных форм общественного сознания предполагает необходимость учета следующих моментов.

Во-первых, воздействие философии на правосознание является менее интенсивным, чем политического и нравственного сознания, что связано прежде всего с исключительной абстрактностью философского сознания, его удаленностью от практических потребностей развития общественного бытия, со слабым регулирующим воздействием философии.

Во-вторых, степень взаимодействия философии и правосознания во многом зависит от той или иной эпохи.

Наконец, в-третьих, степень взаимодействия философского и правового сознания во многом зависит от их характера и содержания. Правосознание, различные правовые теории всегда опираются на определенную философскую основу Роль философии в развитии правовой теории определяется тем, что первая служит методологической основой познания и преобразования правовой жизни, дает широкий круг общих положений и руководящих принципов. Своим понятийным категориальным аппаратом она обеспечивает движение правовой мысли в соответствии с законами развития общества, выступает непременным орудием достижения истины. Более того, логический аппарат правовой теории связан с философским категориями. Понятия, категории, принципы и другие элементы в правовой теории возникают, развиваются, интерпретируются на основе философских понятий и категорий.

В юридической науке обращается внимание на усиливающееся взаимодействие эстетического и правового сознания. Причем в эстетическом сознании правовые отношения отражаются так, что это сознание попадает в одну группу с этическим сознанием и правосознанием. Несмотря на то, что эстетические, нравственные и правовые чувства различаются по своей природе как переживания разного качества, в своих оценочных отношениях и некоторыми сторонами действительности они могут быть созвучны.

Действительно, в генезисе общественного мнения о праве могут участвовать элементы всех форм общественного сознания (политического, морального, эстетического, этического, религиозного, правового и др.), но это не значит, что все они должны играть одинаковую роль. Правосознание — одна из форм общественного сознания. Как и иные формы общественного сознания: мораль, религия, искусство, наука и т. д., правосознание выступает специфическим способом духовного познания действительности.

Правосознанию в духовной культуре присуща относительная самостоятельность, ибо правовые взгляды и идеи, теории, чувства живут как бы обособленной жизнью, независимой от экономики, политики, государства и даже позитивного законодательства. Изменение последнего задает, конечно, определенные параметры для развития правосознания, но никогда не способно кардинально «перестроить» и тем более устранить исходный культурно-исторический смысл правосознания.

Поэтому правосознание весьма независимое, целостное и как бы «рядоположенное» праву явление, требующее изучения в качестве особого объекта правовой теории, через которое теория права «выходит» на такие актуальные вопросы, как сущность права, его генезис, специфика юридического регулирования, деформация правового поведения, источники и причины преступности и иной социальной патологии и т. д. Формируясь и развиваясь на основе общественного бытия, правосознание следует своим собственным законам, имеет свои собственные фазы развития и в то же время оказывает обратное воздействие на материальную и духовную жизнь общества. И в этом отношении проявляется относительная самостоятельность правосознания, сущность которого выражается прежде всего в его относительной свободе, его собственном развитии, которое не совсем строго определено материальной жизнью общества.

В. А. Чефранов в основном верно определяет относительную самостоятельность применительно к правовому сознанию как «особую форму зависимости правового сознания от общественного бытия, при котором правовое отражение будет вторичным общественным образованием, сохраняет внутреннюю определенность, устойчивость и характеризуется своими собственными функциями, тенденциями и процессами самоорганизации и самодвижения» [10, с. 132].

Как определялось выше, одной из важных закономерностей, позволяющих понять специфику относительной самостоятельности правосознания, выступает преемственность в правовом развитии. Она представляет собой разновидность социальной преемственности в области надстроечных явлений. Она объясняется, с одной стороны, процессами преемственности материальной жизни общества, а с другой — относительной самостоятельностью правосознания, и выступает как закономерный момент в его развитии. При этом следует иметь в виду, что в этой разновидности сознания отмечается меньшая степень преемственности, чем в некоторых других видах общественного сознания.

Под преемственностью правосознания в философской и юридической литературе имеют в виду обусловленный потребностями общественного бытия процесс восприятия тех или иных явлений правового сознания, накопленных в ходе прошлого или настоящего опыта данного народа (класса) или других народов (классов) [3, с. 111].

В принципе такое понимание преемственности позволяет рассматривать процессы развития всех правовых явлений, а не только правосознания. Вместе с тем такое определение требует некоторого уточнения и ответа на следующий вопрос: о какой же преемственности идет речь — прогрессивной или реакционной?

Нетрудно заметить, и это видно из сказанного о преемственности в правовом сознании, что в данном случае говорится о прогрессивной преемственности. Сущность последней действительно состоит в сохранении и развитии на качественно новом уровне положительных результатов, достигнутых в правовых явлениях предыдущих этапов истории общества. Как известно, после свершения социальной революции надстройка как целое не ликвидируется, а преобразуется. Новый экономический базис в конечном счете всегда обусловливает и новую надстройку.

В то же время в новой надстройке сохраняются и перенимаются новые элементы старой надстройки, но из различных частей надстройки старого общества могут переходить в новое общество и такие явления, которые оказываются для него пережиточными, вредными. Это в полной мере относится к правовым явлениям. Поэтому, рассматривая преемственность в правовом сознании, очень важно учитывать момент восприятия пережитков старого, которые тормозят развитие нового.

Для более глубокого понимания преемственности в развитии правосознания важно различать такие категории, как «преемственность» и «наследие». Причем следует сказать что некоторые авторы эти понятия отождествляют [10, с. 132, 135], другие говорят о том, что преемственность шире наследования [11, с. 61].

С позиции К. Т. Бельского, напротив, «преемственность» является более широким понятием, чем «наследование». Применительно к правосознанию понятие «преемственность» выражает объективную связь правовых явлений; в то же время понятие «наследование» предполагает как осознание закономерностей преемственности, так и критическую оценку остающихся от прежних формаций правовых ценностей, творческого их использования. По мнению К. Т. Бельского, те исследователи, которые отождествляют преемственность и наследование явлений правового сознания или считают преемственность уже наследования, сводят то и другое к осознанному восприятию явлений правового сознания. Если же встать на позицию только сознательного восприятия идей, то тогда бы следовало отвергнуть объективный характер преемственности, но в ­том-то и состоит отличие наследования от преемственности, что индивиды в процессе наследования имеют возможность как оценить положительное и отрицательное следствия объективной закономерности преемственности, так и организовать свои действия в соответствии с этой оценкой. Преемственность позволяет объяснить также существование пережиточного правосознания. Наследование в этом случае предполагает борьбу со всеми враждебными идеями и взглядами. Поэтому наследовать не означает просто принять все, что досталось по наследству, а воспринимать лишь то, что может принести пользу новому обществу. Переход к новому возможен только при удержании всего того положительного, что было в старом. Это в полной мере относится к преемственности права: она носит объективный характер и составляет основу поступательного движения. Развитие правосознания есть такой процесс, который означает, что элементы преемственности в нем обязательно присутствуют; в противном случае нельзя было бы говорить о прогрессе в правовом развитии [6, с. 113].

Столь подробная характеристика правосознания объясняется следующим обстоятельством. Хотя в генезисе общественного мнения о праве могут участвовать элементы всех форм общественного сознания (нравственного, политического и др.), это не означает, что все они должны играть одинаковую роль.

Представляется, что такой ведущей формой общественного сознания является не нравственное, не политическое, как отмечалось выше, а правосознание. Как показали исследования Ж. Пиаже, при отражении факта объективного мира, попавшего в поле зрения субъекта, сознание, восприняв факт в целом, включает в процессе его оценки прежде всего то, что о нем известно воспринимающему индивиду. Весь ход последующего интеллектуального процесса будет происходить или на основе уже имеющегося знания об объекте отражения, или, во всяком случае, под его влиянием. Это дает возможность предполагать, что при оценке фактов юридической жизни индивид прежде всего испытывает на себе влияние правосознания. Более того, с не меньшим основанием можно предположить, что оценочные моменты юридических явлений, содержащиеся в других формах общественного сознания, будут воздействовать на формирование общественного мнения о праве сквозь призму правосознания или, во всяком случае, наряду с ним.

При этом следует иметь в виду и сложный характер самого правосознания, включающего в себя элементы нравственности, политическую, экономическую и другие оценки, которые также участвуют в формировании мнения о тех или иных фактах юридической жизни общества, но не сами по себе, т. е. наряду с правом, а через него [12, с. 30]. Тесное переплетение экономических, политических, нравственных, юридических и других оценок правовых норм, происходящее в процессе формирования общественного мнения о праве, — свидетельство взаимосвязи различных форм общественного сознания, которая, в свою очередь, обусловлена включенностью юридических явлений в жизнь общества. Проблема правосознания, изучения его реального уровня, содержания относится к числу ключевых, основополагающих проблем для многих научных направлений. С ее решением связан ряд задач: укрепление законности и правопорядка, повышение эффективности и качества деятельности правоохранительных органов; борьба с преступностью и предупреждение причин, ее порождающих; постижение глубинных содержательно-психологических механизмов социального взаимодействия людей; познание движущих сил и внутренних регуляторов правового поведения.

С позиции Г. Х. Ефремовой и А. Р. Ратинова, «вопросы изучения общественного мнения… являются составной частью общей проблемы правосознания» [13, с. 10].

Определений правосознания существует множество. Его трактуют как систему правовых чувств, эмоций, идей, взглядов, оценок, установок, представлений, выражающих отношение как к действующему праву, к юридической практике, правам, свободам, обязанностям граждан, так и к желаемому праву, другим желаемым правовым явлениям [14, с. 474–475]. Авторами подчеркивается, что правосознание отражает правовую действительность в форме юридических знаний, оценочных отношений к праву и практике его применения, правовых установок и ценностных ориентаций, регулирующих человеческое поведение в юридически значимых ситуациях [15, с. 379].

Ряд авторов прямо отмечают, что общественное мнение о правовых явлениях — это правосознание ­какой-либо социальной общности, возбужденное определенным событием, происшествием, явлением или проблемой; это одномоментный срез правосознания в данной социальной ситуации [16, с. 64].

Правосознание относится к числу таких явлений, которые не могут быть рассмотрены в ­какой-то одной системе представлений. Необходимо по меньшей мере несколько «сечений», позволяющих обнаружить его сложную структуру. Наиболее продуктивным является анализ функциональной структуры и компонентов правового сознания. В соответствии с принципом деятельного подхода сознание формируется в процессе и в результате деятельности и проявляется, реализуется в ней [17].

Структура правосознания, рассмотренная в гносеологическом аспекте, состоит из двух уровней отражения правовой действительности: правовой идеологии и правовой психологии.

Правовая психология охватывает совокупность правовых чувств, ценностных отношений, настроений, желаний и переживаний, характерных для личности, всего общества в целом или конкретной социальной группы (групп).

Правовая психология, возникающая под непосредственным влиянием окружающей правовой действительности, является первой, начальной эмпирической ступенью правосознания. Именно с этого уровня правосознания начинается осознание правовой реальности, первичное знакомство с ней. Познавая действительность, люди не остаются равнодушными к результатам познания, которые соотносятся с прошлым опытом, потребностями, интересами, целями их деятельности. Познанные свой­ства объектов определенным образом переживаются. Возникает новое интеллектуально-эмоциональное образование — психическое отношение к объектам познания и практической деятельности (полезно или вредно, приемлемо или неприемлемо и т. п.). Таким образом, отношение выражается в оценке, т. е. в признании ценности ­чего-либо с точки зрения индивида, группы, общества. Познаваемые субъектом, профильтрованные через его личный опыт и правовую практику разные стороны и явления правовой жизни точно так же вызывают к себе определенные отношения и, будучи значимыми для личности, приобретают известный смысл, подвергаются оценке, квалифицируются как ценности.

В структуре правосознания выделяются несколько групп оценочных отношений: во-первых, отношение к праву, его принципам, институтам и нормам; во-вторых, к правомерному и противоправному поведению окружающих; в-третьих, к правоохранительным органам и их деятельности; в-четвертых, к собственному правовому поведению (правовая самооценка).

Отношение к правовым ценностям выражается в оценочных суждениях, которые могут быть выявлены в эмпирическом исследовании с большей или меньшей степенью соответствия подлинным оценкам обследуемых лиц. Сами по себе оценочные отношения как интеллектуально-эмоциональные образования еще не обладают способностью практической реализации без психических сил, играющих роль пусковых и движущих механизмов деятельности. Такую энергетическую роль выполняет волевой компонент, формирующий готовность действовать в определенном направлении.

Включение этого компонента приводит к новым, теперь уже к интеллектуально-эмоционально-волевым, образованиям — социальным установкам. Под установкой обычно понимают тенденцию или предрасположенность личности воспринимать или оценивать ­какой-то объект определенным образом и готовность действовать в отношении данного объекта в соответствии с этой оценкой. Ученые отмечают, что динамический, энергетический характер отличает установку от оценочного отношения, которое само по себе остается созерцательно-эмоциональным [15, с. 13].

Когда объектом установки служат различные правовые ценности, мы говорим о правовых установках, которые в своей совокупности организуются в систему ценностных ориентаций. Последние представляют из себя относительно устойчивую систему установок, определенным образом ориентированную на социальные ценности и направляющую поведение людей по отношению к этим ценностям в условиях сложного взаимодействия. Доминирующие установки образуют направленность личности, определяют ее позицию и характеризуют содержательную сторону ценностных ориентаций, которые непосредственно формируют внутренний план, программу деятельности в юридически значимых ситуациях.

В отличие от правовой психологии правовая идеология представляет собой более высокий научно-теоретический, концептуальный уровень правосознания, более глубокое осмысление людьми правовых явлений общественной жизни. В идеологической сфере правосознания на базе уже приобретенного конкретного эмоционально-чувственного материала происходят окончательное становление и оформление идей и представлений о правовой действительности, играющих большую роль в формировании воли людей. Правовая идеология, или познавательная, когнитивная сторона правосознания (знания, идеи, взгляды и т. д.), обосновывает и оценивает существующие или возникающие правовые отношения, законность и правопорядок. В разработке правовой идеологии принимают участие юристы, политологи, экономисты, учитывающие конкретные исторические условия жизни общества, расстановку сил, уровень общественного сознания, социальную психологию, волю и интересы как большинства, так и меньшинства, другие факторы.

Правовая идеология и правовая психология, находящиеся во взаимозависимости как элементы единого целого — правового сознания, в существенной степени отличаются друг от друга. Основное различие между ними в том, что они отражают общественное бытие и общественную правовую реальность при помощи разных инструментов: первая — при помощи идей, теорий; вторая — при помощи психических проявлений, чувств и эмоций. Оно состоит главным образом в различных уровнях и способах этого отражения.

Если отражение общественного бытия в правовой идеологии происходит на уровне теоретического научного осознания, теоретических знаний и оценок законодательства, правопорядка, законности и иных правовых явлений, то такое отражение в правовой психологии осуществляется на уровне обыденного повседневного сознания [18, с. 63–64]. Поэтому ведущим элементом в структуре правосознания является комплекс правовых идей. Именно им принадлежит определяющее место в процессе выработки стратегии и реализации индивидами своего правового поведения, хотя, конечно, нельзя недооценивать и значение правовых чувств и эмоций. Правовая идеология в рассматриваемом аспекте представляется как строй проникнутых внутренним единством научных положений, идей, теорий и учений, характеризующих взятую в развитии правовую систему. Что же касается правовой психологии, то она мыслится как сумма массовидных правовых психических проявлений (эмоций, чувств, настроений), отражающих различные правовые аспекты общественной жизни. Оба этих структурных элемента правосознания, разумеется, тесно связаны между собой, находятся в постоянном взаимодействии.

Одна из особенностей общественного мнения о праве состоит в том, что оно формируется на уровне массовой психологии, хотя и не без влияния соответствующей идеологии. Поэтому общественное мнение о праве ближе к правовой психологии, хотя на него оказывает и должна оказывать воздействие правовая идеология.

Действительно, в основе общественного мнения о праве не всегда лежит конкретное объективное знание законодательства, ставшего предметом общественного мнения. Одно из социологических исследований показало, что граждане знают далеко не все законы, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни. Средний балл, представляющий собой межотраслевую оценку знаний населением юридических норм, составил 2,94 по пятибалльной шкале, а отдельные социальные группы (например, учащиеся школ и студенты средних учебных заведений) знают законодательство еще слабее [19, с. 76]. И хотя исследования проводились в прошлое время, ситуация в этом отношении мало изменилась.

Как утверждает В. Е. Квашис, правовая неосведомленность, неполнота и искаженность правовых представлений — фактор универсальный, который должен учитываться для оценки значимости итогов опросов [20, с. 56]. Население страны имеет крайне низкий уровень правовых знаний. Между тем мнение о праве имеют практически все. Последнее обстоятельство подтверждает истинность вывода о том, что «главным источником общественного мнения о праве является непосредственное восприятие фактов юридической жизни как момента тех общественных отношений, в которых существует индивид» [12, с. 107].

Существенно и то, что общественное мнение складывается как эмпирическое знание, в которое лишь вкраплены в большей или меньшей степени научные представления, т. е. в общественном мнении о праве содержатся главным образом чисто эмпирические сведения о правовой действительности. Поэтому общественное мнение может быть и ошибочным.

Самая отличительная черта общественного мнения о праве заключается в его исключительной актуализированности и практической направленности, в непосредственной связи с интересом соответствующей социальной общности, которая вырабатывает и стремится реализовать это мнение. Единое мнение коллектива определяется единым интересом и активным социально-психологическим влиянием на каждого его члена. Представляется немаловажным еще раз подчеркнуть, что общественное мнение не является суммой индивидуальных мнений. Однако это не означает, что взгляды индивидов не имеют никого значения для мнения общественного.

Индивидуальное и общественное сознания, хотя и не совпадают друг с другом, но выступают в диалектическом единстве: одно без другого существовать не может. Точно такое же единство, на наш взгляд, объединяет индивидуальное общественное мнение. Это означает, что начальным моментом общественного мнения является момент рождения индивидуального. Ведь каждый человек, формируя свое мнение, выступает как член определенного коллектива, конкретной исторической общности, которая его формирует в духовном и социальном плане. Мнение коллектива находит, так или иначе, проявление в его активных действиях, требованиях, притязаниях. Фиксация индивидуальных мнений дает возможность социологам выяснить и мнение общественное. Причем немаловажную роль здесь играет понимание зависимостей, существующих между индивидуальным и общественным мнением и вытекающих из своеобразия взаимоотношений двух сторон сознания.

В этой связи Г. Я. Нестеренко подчеркивал, что «…взаимосвязь индивидуального и общественного сознания протекает сложно и противоречиво. Взгляды одних людей не всегда воспринимаются другими. Последние могут их усвоить или отвергнуть. Но воспринятое одними людьми от других автоматически не входит в общественное сознание. Общество воспринимает из индивидуального лишь то, что соответствует его интересам» [21, с. 230].

Общественное мнение, коль скоро оно сформировалось, оказывается связанным с определенными формами социальной активности. Этим общественное мнение отличается от иных видов сознания, предполагающих отражение действительности, но не обязательно соответствующую активную реакцию. Общественное мнение зовет, побуждает, призывает, отстаивает и, в общем, существенно влияет на поступки людей и деятельность государственных органов.

Следует учитывать, что воздействие на поведение людей является весьма существенным, хотя оно не носит официального характера и не опирается на государственное принуждение. Характерно и то, что общественное мнение способно вырабатывать ценностные ориентиры поведения членов данной социальной группы, в ряде случаев — модели поведения, считающегося правомерным или неправомерным. И эти модели могут как совпадать с требованиями юридических норм, так и противоречить им; во многих случаях они корректируются в соответствии с нравственными (или, напротив, аморальными) установками, господствующими в данной среде.

Поскольку каждый человек находится в определенной микросреде, можно утверждать, что нормы законодательства многими усваиваются в том виде, в каком они воспринимаются общественным мнением, царящим в данной среде. При конфликте нормы права и поведением индивид нередко предпочитает поступать так, как того требует мнение социальной группы.

Таким образом, общественное мнение не только может оправдать нарушение закона, но и способно настаивать на неправомерном с точки зрения государства и правомерном с позиции данной социальной среды поведении. Сила воздействия общественного мнения соответствует силе, авторитету, роли класса, того или иного слоя населения, коллектива в общественной жизни, — т. е. той общности, которая является носителем данного мнения по ­какому-то вопросу, ставшему актуальным для этой социальной общности. Общественное мнение по поводу закона обладает такими же свой­ствами, выражая к нему активное отношение: положительное, если он считается необходимым и справедливым, или отрицательное, если он оценивается как несправедливый, нравственно неприемлемый, неэффективный. Естественно, что позитивное восприятие закона активно способствует его исполнению, в то время как негативное отношение к нему может серьезно препятствовать его реализации [5, с. 234–235].

Изложенное позволяет выделить такую особенность общественного отношения о праве, согласно которой критерием одобрения или неодобрения тех или иных явлений, действий выступает не соотношение их с требованиями закона, а сложившиеся представления о должном и справедливом. В силу неодинаковых условий жизни, положения в обществе различных социальных (демографических, национальных и т. д.) групп у них формируются и различные представления о справедливости, полезности или вредности того или иного поведения. Поэтому разная оценка одного и того же факта различными людьми не может быть сведена лишь к особенностям их индивидуальности: она коренится в специфических условиях общественного бытия.

Наконец, следует обратить внимание и на такую специфику общественного мнения о праве: истоки общественного мнения — это факты правовой жизни в субъективном восприятии индивида, а не юридические нормы сами по себе. Это положение, как думается, имеет непосредственное отношение к вопросу о правопонимании, которое трактуется как научная категория, отражающая процесс и результат целенаправленной мыслительной деятельности человека, включающая в себя познание права, его восприятие (оценку) и отношение к нему как к целостному явлению [22, с. 217].

Представляется, что логически оправданно рассматривать понятие права с точки зрения субъекта правопонимания. С позиции обыкновенного человека, т. е. гражданина, обладающего минимальным правовым кругозором, столкнувшегося с проблемой права вообще, последнее понимается в субъективном смысле, т. е. так, как ему позволяет собственный разум в определенных культурологических традициях соответствующей эпохи и общества.

Для правоприменителей право понимается как изданные в надлежащем порядке, имеющие юридическую силу законы и подзаконные акты, или, иными словами, законодательство, понимаемое в широком смысле. То есть для субъекта правоприменения под правом понимается так называемое позитивное право — система общеобязательных абстрактных, формально-определенных правил поведения, принятых или санкционированных и охраняемых государством.

По-разному понимается право в юридической науке, имея в виду существование нормативного, социологического и философского подходов к определению его понятия. Кстати говоря, социологический и философский подходы дали «широкое» понимание права, когда в его понятие включились и нормы права, и правоотношения, и правосознание, объективное и субъективное право [23, с. 311; 24, с. 94]. То или иное понимание права — его узконормативная трактовка как совокупность установленных государством правил поведения или его более широкое истолкование — имеет прямое отношение и к исследованию общественного мнения о праве, поскольку именно оно определяет, что является его объектом. Сторонники так называемого узконормативного понимания права, если они будут последовательными, должны ограничить исследования общественного мнения о юридических нормах законодательством и в крайнем случае о его применении надлежащими государственными органами. Сторонники так называемой «широкой» точки зрения на право будут исследовать общественное мнение о нем не только в связи с законодательными актами, но и в связи с гораздо более широким кругом явлений, которые они считают, собственно, юридическими.

Общественное мнение о праве охватывает, по существу, все факты юридической действительности и, актуализируя их таким образом, сосредоточивает на них внимание масс людей. Особенно часто оно сосредоточивается на законодательной деятельности, на оценке изданных, издаваемых или отменяемых законов, на правоприменительной деятельности, на исполнении законов, реализации санкций, в том числе уголовно-правовых.

В этой связи О. Э. Лейст писал, что нет смысла и даже вредно устанавливать санкции, если не определен порядок их применения либо они неприменимы, или не применяются. В сознании правонарушителя, избежавшего ответственности, складывается представление, что данный закон (а возможно, и другие законы) можно безнаказанно нарушать; большинство правонарушений, не повлекших применения санкций, становятся предметом огласки и не только могут послужить дурным примером для лиц, склонных к антиобщественным поступкам, но и вызывают справедливое возмущение общественного мнения. Все это отрицательно сказывается на авторитете и закона, и правоохранительных органов [25, с. 97].

Практический характер отношения к праву обусловливает остроту борьбы различных мнений или о праве, или и тех или иных отдельных сторонах юридической жизни общества. Объективное значение права, большая его роль как регулятора общественных отношений, непосредственно обусловливающих потребности и характер жизни людей, определяют особый интерес общественного мнения о праве к эффективности юридической нормы как фактора, способствующего действенности закона и тем самым повышению его роли в социальном развитии.

Сложный характер права, опосредованность процесса его духовного отражения многими факторами обусловливают сложный характер общественного мнения о конкретных фактах юридической действительности. Вследствие особенностей юридических явлений и их многоуровневой структуры связь общественного мнения о праве со своим предметом часто оказывается неустойчивой, опосредованной многими, в том числе и случайными, факторами, а следовательно, в своем развитии и функционировании оно обнаруживает большую подвижность, динамичность, подверженность всевозможным субъективным моментам, в том числе и тем, которые обычно называют злобой дня. Вот почему в процессе формирования общественного мнения появляется и большая возможность неправильного, искаженного, отражения как правовой действительности в целом, так и отдельных фактов юридической жизни общества.

Каково же в настоящее время общественное мнение населения о праве, какими чертами характеризуется его основная ведущая форма — правосознание?

Современное правосознание российских граждан деформировано, неустойчиво, эклектично. В нем множество как устаревших стереотипов, так и новейших веяний и тенденций. Оно сложно, незрело, противоречиво, отражает характер нашего «смутного времени», умонастроения и позиции различных слоев населения. Но, пожалуй, наиболее примечательными его чертами являются правовой идеализм и правовой нигилизм.

В общей форме можно сказать, что если правовой нигилизм означает недооценку права, то правовой идеализм — его переоценку. Оба этих явления питаются одними корнями — юридическим невежеством, неразвитым и деформированным правосознанием, дефицитом политико-правовой культуры.

Хотя внешне правовой идеализм менее заметен, не так бросается в глаза, явление это причиняет такой же вред государству, обществу, как и правовой нигилизм. Он крайне деструктивен по своим последствиям. Безусловно, нельзя на право возлагать несбыточные надежды, ибо оно не всесильно. Наивно требовать от него большего, чем оно заведомо может дать: ему необходимо отводить то место и ту роль, которые вытекают из общественных возможностей данного института. Непосильные задачи могут только скомпрометировать право. Поэтому его нельзя возводить в абсолют. В массовом сознании существует не только непонимание значения юридической формы, но и явное ее преувеличение, гипертрофирование. Иллюзии владеют многими, в том числе законодателями, которые убеждены, что с помощью законов одним махом можно рефомировать страну, исцелить общество от болезней, стать правовым государством. В частности, одной из граней правового идеализма граждан является упование на ужесточение ответственности за совершенные преступления. Как показали социологические исследования Западно-Сибирского отдела ВНИИ МВД России, проведенные в течение 1992–1994 гг., среди факторов, могущих оказать воздействие на укрепление правопорядка и усиление борьбы с преступностью, граждане называют ужесточение законов, усиление ответственности за правонарушения соответственно по годам: 1992 г. — 45%; 1993 г. — 69%; 1994 г. — 65% респондентов — жителей г. Омска. Между тем неумеренные карательные притязания основаны на вере во всемогущество уголовной репрессии, на ложном убеждении, что суровая кара и постоянное ее ужесточение являются надежным средством борьбы с преступностью. Эта черта общественного мнения о праве имеет достаточно стабильный характер, несмотря на утверждения ученых о том, что самые жестокие наказания, применявшиеся веками к преступникам, не приносили тех результатов, к которым стремились те, кто эти наказания применял [26, с. 48].

В литературе неоднократно указывалось, что уголовно-правовая наука располагает достаточными доказательствами ограниченных возможностей наказания в профилактике преступлений. Так, при изучении преступности и практики применения наказаний установлено, что между уровнем преступности и уровнем жестокости судебной репрессии по всем преступлениям в целом линейная корреляционная зависимость отсутствует. Полученные коэффициенты парной корреляции свидетельствуют о том, что сама по себе жесткость судебной репрессии, видимо, непосредственно не воздействует на уровень преступности [27, с. 145]. Более того, специалисты, занимающиеся проблемой наказания, отмечают, что необоснованная репрессия не только бесполезна в борьбе с преступностью, но может оказаться и большим злом [26, с. 46; 28, с. 136–138, 249], ибо «…чем более жестокими становится наказания, тем более ожесточаются души людей» [29, с. 310].

Напротив, для правового нигилизма характерно открытое отрицательное, скептическое или безразличное отношение к праву, неверие в его социальный потенциал. В настоящее время наблюдается падение престижа права и закона. Неуважение к ним глубоко проникло во все сферы общественной жизни. Уважению к праву противостоит правовой нигилизм как «сформировавшееся в общественном или индивидуальном сознании устойчиво пренебрежительное или негативное отношение к праву, наличие у должностных лиц и граждан установки на достижение социально значимых результатов неправовыми средствами или минимальное их использование в практической деятельности и характеризующееся отсутствием солидарности с правовыми предписаниями или исполнением (соблюдением) их исключительно под угрозой принуждения или вследствие корыстных побуждений» [30, с. 3]. Стойкое предубеждение, неверие в высокое предназначение, потенциал, возможности и даже необходимости права — таков морально-психологический генезис данного феномена.

Наконец, отношение к праву может быть просто индифферентным (безразличным, отстраненным), что тоже свидетельствует о неразвитом правовом сознании людей. Играет свою негативную роль и простое незнание права. В этой связи весьма актуальны высказывания И. А. Ильина о том, что «народ, не знающий законов своей страны, ведет внеправовую жизнь или довольствуется… неустойчивыми зачатками права. Народу необходимо и достойно знать законы — это входит в состав правовой жизни. Поэтому нелеп и опасен такой порядок, при котором народу недоступно знание права. Человеку как существу духовному невозможно жить на земле вне права» [28, с. 23–24].

Многочисленные криминологические исследования свидетельствуют о том, что знания и понимания права еще недостаточно для правомерного поведения, ибо сами по себе они не удерживают от правонарушения. Главное заключается в отношении лица к охраняемым законом нормам и ценностям, к обществу, его интересам, отдельным людям. Правомерное поведение (оно может иметь место и под угрозой принуждения в случае нарушения права или под влиянием традиций, обычаев, фактического действия «официальных норм», установленных или санкционированных государственной властью) требует уважения личности к праву. В. Е. Коновалова справедливо пишет, что проявление низкой правовой культуры служит следствием не только правовой неосведомленности «…но прежде всего отсутствия тех ценностных ориентаций, которые лежат в основе поведения человека в процессе его общения, выполнения социальных функций» [31, с. 45–46]. Результаты одного из исследований показали, что общий объем осведомленности о праве оказался достаточно высоким у всех испытуемых и даже несколько выше у преступников и правонарушителей по сравнению с законопослушными гражданами. Напротив, солидарность с правом и практикой его применения наибольшая — у законопослушных, меньшая — у правонарушителей, еще ниже — у преступников. Установлено, что основные деформации правового сознания правонарушителей лежат преимущественно в сфере отношений к правоохраняемым ценностям [32, с. 39].

Так, по данным А. Р. Ратинова, коэффициент солидарности с правом варьируется от 0,62 у преступников до 0,74 у законопослушных граждан [33, с. 85–86]. В. А. Туманов отмечает, что как только страна отказалась от тоталитарных методов правления и попыталась встать на путь правового государства, как только люди получили реальную возможность пользоваться правами и свободами, так сразу же дал о себе знать низкий уровень правовой культуры общества, десятилетия царившие в нем пренебрежение к праву, его недооценка. Юридический нигилизм при востребованном праве оказался куда более заметным, чем при праве невостребованным [34, с. 52].

Правовой нигилизм — продукт социальных отношений, он обусловлен множеством причин и следствий. Однако одной из основных причин является столкновение индивида с правовой действительностью. Как известно, источником развития правосознания индивида служат все сферы общественной жизни, в которые включен человек, но одним из важнейших путей формирования правосознания является наблюдение индивида за практикой создания и особенно реализации права.

В числе характерных черт правосознания индивида необходимо особо выделить те понятия, представления, суждения, убеждения, чувства и эмоции, которые выражают его отношение к деятельности должностных лиц государственных органов, включая органы внутренних дел. Более того, именно социальная практика, которая воспринимается и оценивается личностью, играет решающую роль в формировании правосознания и правовой культуры индивида.

Следует согласиться с утверждением о том, что высокий уровень престижа права предполагает одновременно соответствующую оценку социальной значимости государственных органов, осуществляющих борьбу с преступностью и охрану правопорядка, так как обязательность и действенность права во многом обеспечиваются этими органами, а граждане судят об эффективности права главным образом по практике его применения [35, с. 3]. Иными словами, «правовые воззрения и основанная на них практика применения законов оказывают влияние на общественные нравы» [36, с. 40].

Таким образом, с достаточной степенью уверенности можно сделать вывод о том, что общественное мнение о праве, ядром которого является оценка правовой деятельности во всех ее проявлениях, во многом обусловливается общественным мнением о правоохранительных органах вообще, об органах внутренних дел в частности.

Список использованной литературы

1. Бонк Е. Л. Об одной проблеме социологических исследований общественного мнения о праве // Советское государство и право. М.: Наука, 1986. № 6. С. 120–128.

2. Исторический материализм: учеб.-метод. пособие. М.: Высшая школа, 1974. 334 с.

3. Остроумов Г. С. Правовое осознание действительности. М.: Наука, 1969. 175 с.

4. Явич Л. С. Общая теория права: учебник. Л.: Ленинград. ун-т, 1976. 287 с.

5. Явич Л. С. Социализм: право и общественный прогресс. М.: Юрид. лит., 1990. 271 с.

6. Бельский К. Т. Формирование и развитие социалистического правосознания. М.: Высшая школа, 1982. 183 с.

7. Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М.: Юрид. лит., 1963. 206 с.

8. Злобин Г. А. Правосознание в советском общенародном государстве. М.: Знание, 1963. 32 с.

9. Бура Н. А. Функции общественного правосознания. Киев: АН УССР, 1986. 175 с.

10. Чефранов В. А. Правовое сознание как разновидность социального отражения. Киев: Вища школа, 1976. 210 с.

11. Баллер Э. Л. Преемственность в развитии культуры. М.: Наука, 1969. 294 с.

12. Ошеров М. С., Спиридонов Л. И. Общественное мнение и право. Л.: Ленинград. ун-т, 1985. 192 с.

13. Ефремова Г. Х., Ратинов А. Р. Изучение правосознания и общественного мнения о преступности и деятельности правоохранительных органов. М.: Изд-во ВНИИ проблем укрепления законности и правопорядка, 1989. 118 с.

14. Баранов П. П. Правосознание и правовая культура // Общая теория права: курс лекций / под ред. В. К. Бабаева. Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ВШ МВД РФ, 1993. С. 474–494.

15. Общая теория государства и права: академический курс: в 2 т. Т. 2. Теория права / отв. ред. М. Н. Марченко. М.: Зерцало, 1998. 622 с.

16. Ратинов А. Р., Ефремова Г. Х. Правовая психология и преступное поведение. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. 256 с.

17. Дубровский Д. И. Категория идеального и ее соотношение с понятиями индивидуального и общественного сознания // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 15–25.

18. Бельский К. Т. Социалистическое правосознание (диалектика формирования и развития). М.: Высшая школа, 1979. 183 с.

19. Вопросы теории и практики правовой пропаганды / Д. А. Керимов [и др.]. Л.: Ленинград. ун-т, 1976. 109 с.

20. Квашис В. Е. Смертная казнь и общественное мнение // Государство и право. М.: Наука, 1997. № 4. С. 50–56.

21. Нестеренко Г. Я. Проблема сознания в марксистской социологии. М.: Мысль, 1971. 279 с.

22. Теория государства и права: учебник / под ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. М.: ИНФРА-М, 1997. 570 с.

23. Нерсесянц В. С. Философия права: учебник. М.: Норма, 1997. 652 с.

24. Теория государства и права: учебник / под ред. А. И. Королева и Л. С. Явича. Л.: Ленинград. ун-т, 1987. 550 с.

25. Лейст О. Э. Санкции и ответственность по советскому праву: теоретические проблемы. М.: Москов. ун-т, 1981. 240 с.

26. Шаргородский М. Д. Наказание, его цель и эффективность. Л.: Ленинград. ун-т, 1973. 115 с.

27. Хан-Магомедов Д. О. Математические методы изучения преступности и практика применения наказаний при разработке проблем уголовной политики // Основные направления борьбы с преступностью. М.: Юрид. лит., 1975. С. 141–162.

28. Ильин И. А. О сущности правосознания. М.: Рарог, 1993. 235 с.

29. Беккария Ч. О преступлениях и наказаниях / пер. и вступ. ст.: М. М. Исаев. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1939. 464 с.

30. Гойман В. И. Правовой нигилизм: пути преодоления // Советская юстиция. М.: Юрид. лит., 1990. № 9. С. 3–5.

31. Коновалова В. Е. Правовая психология: учеб. пособие. Харьков: Консум, 1990. 160 с.

32. Ефремова Г. Х. Изучение ценностно-нормативной сферы преступников //
Личность преступника как объект психологического исследования. М.: Всесоюз. ин-т по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, 1979. С. 152–185.

33. Ратинов А. Р. Правосознание и преступное поведение // Вопросы изучения преступности и борьбы с нею: сб. мат. III Всесоюзного научного семинара по проблемам криминологии. М.: Изд-во Всесоюз. ин-та по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, 1975. С. 70–87.

34. Туманов В. А. Правовой нигилизм в историко-идеологическом ракурсе //
Государство и право. 1993. № 8. С. 52–58.

35. Гранат Н. Л., Ефремова Г. Х. Престиж права в общественном мнении // Советское государство и право. М.: Наука, 1985. № 5. С. 117–122.

36. Истина… И только истина! Пять бесед о судебно-правовой реформе / отв. ред. Ю. И. Стецовский. М.: Юрид. лит., 1990. 432 с.

Интерес как структурный компонент индивидуального правосознания3

Актуальность обозначенной темы научной статьи обусловливается, по крайней мере, следующими обстоятельствами.

Во-первых, недостаточным вниманием отечественных ученых-теоретиков к интересу как одной из психологической составляющей индивидуального правосознания.

Во-вторых, той ролью, которую играет интерес в рамках правосознания и последующего правомерного поведения индивида. В. Н. Кудрявцев полагал, что этап мотивации правомерного поступка заключается в том, что на основе потребностей и интересов субъекта, его планов и представлений формируется намерение совершить поступок, который имеет правомерный характер. Основой мотивации являются потребности и интересы [1, с. 103].

В другой работе ученый утверждал, что мотивация есть характеристика его субъективных психологических причин, которые носят сложный и разнообразный характер. Ведущее место среди них занимают потребности и интересы личности [2, с. 18].

В гуманитарной литературе содержание понятия «интерес» не получило общепринятого толкования. Понятие интереса используется в филологии, философии, социологии, экономике и в юриспруденции.

Так, в филологии С. И. Ожегов отождествлял интерес со вниманием, возбуждаемым ­чем-нибудь значительным, привлекательным [3, с. 216]. В свое время В. Даль связывал термин «интерес» со словами «польза», «выгода», «прибыль» [4, с. 47].

В контексте данной статьи привлекает трактовка интереса в философской науке как причины действий индивидов, социальных общностей (класса, нации, профессиональной группы), определяющей их социальное поведение.

В философском энциклопедическом словаре интерес (от лат. — участвовать) понимается как пай, доля, привлечение к ­чему-либо, склонность к ­чему-либо, а интересное — как то, что возбуждает и удерживает наше внимание [5, с. 183]. В другом философском словаре интересы (лат. interest — имеет значение, важно) понимаются как потребности, возникающие у людей как отдельных личностей и как членов различных социальных общностей и объединений [6, с. 113].

В философской литературе интерес рассматривается двояко: с одной стороны, как понятие, характеризующее объективно значимое, нужное для индивида, семьи, коллектива, класса, общества в целом; с другой стороны, с точки зрения психологии, как положительное эмоциональное отношение к объекту, сосредоточение внимания к нему [7, с. 150].

Ученые-экономисты признают важность понимания интереса как отношения субъекта интереса к окружающим его экономическим, материальным условиям в целях удовлетворения потребностей субъекта. Таким образом, интересы субъекта определяются его положением в общественном производстве. «Интерес — это исторически конкретная форма отношения социального субъекта к своим потребностям» [8, с. 19]. Заметим, что экономисты рассматривают интерес как средство обнаружения закономерностей стимулирования и мотивации субъектов хозяйственной деятельности.

В социологии в качестве субъекта интереса фигурируют социальные группы, а категория «потребность» анализируется в ее соотношении с интересом. Потребности человека рассматриваются как «объективные нужды, выражающие необходимую связь, зависимость человека от природы и общества» [9, с. 156].

Для понимания категории интереса психологами характерно то, что обращается внимание на субъективную направленность человека на достижение целей; предпосылкой же возникновения интереса у личности служит потребность. Для психологии, в отличие от вышеприведенных взглядов, субъектом интереса выступает личность, ее познавательная активность.

В юридической психологии интерес понимается как избирательное отношение личности к объекту в силу его жизненного значения и эмоциональной привлекательности. При этом обращается внимание на то обстоятельство, что интересы возникают на основе потребностей, но не сводятся к ним. Потребность выражает необходимость, а интерес — личную расположенность, стремление к ­какой-то деятельности.

Интересы — это прежде всего активная познавательная направленность человека на тот или иной предмет, явление или деятельность при положительном эмоциональном отношении к ним. Интересы человека определяются общественно-историческими и индивидуальными условиями его жизни. Они побуждают овладевать знаниями, расширять кругозор, заставляют искать пути и способы углубленного познания, преодолевать трудности и препятствия [10, с. 92–93].

Следует отметить, что охарактеризированные выше взгляды не противоречат друг другу, ибо почти все в качестве основы возникновения интереса указывают на потребности субъекта.

В юриспруденции, учитывая, что содержание правоотношения составляют субъективные права и юридические обязанности сторон правоотношения, интерес понимают как «потребность субъекта, носящую общественный характер и проявляющуюся в деятельности по установлению, изменению, прекращению, защите субъективных прав и обязанностей в правовом отношении с использованием юридических средств для достижения поставленной цели» [11, с. 88].

Однако ученые справедливо подчеркивают, что между потребностью и поступком человека в большинстве случаев стоит еще интерес, под которым понимается осознание человеком как своих потребностей, так и общих условий и средств, способствующих их удовлетворению.

А. С. Шляпочников утверждает, что «именно интересы лежат в основе мотивации деятельности, определяют его цели, а также мир ценностей и ориентаций, присущих данной личности или группе лиц» [12, с. 88]. В. Н. Кудрявцев в своих работах считал, что понимание сути интереса, состоящего в удовлетворении потребности, не совсем точно, неполно, ибо интерес включает осознание не только потребности, но и того более или менее длительного и сложного пути, который необходимо пройти до стадии ее удовлетворения. Как подчеркивал автор, этот путь зависит от характера потребности, социального статуса личности, внешних и внутренних условий поведения и многих других факторов [13, с. 170; 14, с. 22].

К. Ю. Тотьев отмечает, что «в литературе по праву можно встретить суждение о существовании особого юридического интереса (юридической заинтересованности), который заключается в правоотношении, к возникновению (изменению или прекращению) которого стремится субъект права, а также в юридических фактах, на основании которых возникает данное правоотношение (например, в решении юрисдикционного органа, связанного со спорным правоотношением)» [15, с. 20].

Анализ юридической литературы позволяет, к сожалению, констатировать, что ученые, как правило, вообще игнорируют интерес при характеристике правовой психологии. Например, авторы полагают, что «…правовая психология складывается стихийно, в виде настроений, чувств, переживаний, в которых отражается отношение к действующему праву…» [16, с. 509]. В. В. Лазарев и С. В. Липень считают, что «правовая психология — это оценки, чувства, эмоции, настроения людей в отношении правовой действительности» [17, с. 395].

Е. А. Фролова под правосознанием понимает совокупность воззрений, убеждений, эмоций, настроений, оценок в сфере права и государства [18, с. 393]. Н. Я. Соколов полагает, что правосознание представляет собой совокупность чувств, настроений, идей, представлений, взглядов и т. д., в которых выражено отношение к действующему праву, правовым явлениям, ко вновь создаваемым юридическим нормам[19, с. 506].

Р. В. Енгибарян и Ю. К. Краснов, определяя правосознание как совокупность представлений и чувств людей, выражающих их отношение к праву, в качестве элементов правовой психологии определяют оценки, чувства, переживания, традиции, привычки, эмоции, настроения людей в отношении правовой действительности [20, с. 517, 522].

Коллектив авторов Т. Н. Радько, В. В. Лазарев и Л. А. Морозова правовую психологию трактует как оценки, чувства, эмоции, настроения людей в отношении правовой действительности; психологические элементы правосознания — это отношение к правовым явлениям, их эмоциональное восприятие [21, с. 337].

С. В. Бошно в содержание правовой психологии включает чувства, эмоции, переживания, настроения, привычки, стереотипы, которые возникают у людей в связи с существующими юридическими нормами и практикой их реализации [22, с. 298].

Определенный интерес вызывает позиция В. И. Власова и Г. Б. Власовой, которые правосознание трактуют в виде совокупности идей, теорий, чувств, взглядов, настроений и т. п., в которых выражается отношение людей к праву действовавшему, действующему и желательному, а правовую психологию понимают как совокупность чувств, настроений, ощущений, представлений и иллюзий, связанных с правовыми явлениями, существующими в обществе [23, с. 295–296].

Однако заметим, что, несмотря на некоторую оригинальность рассмотренной позиции, авторы тем не менее в качестве элемента правовой психологии не называют интерес индивида.

Думается, что по рассматриваемой проблеме существует группа авторов, которые занимают промежуточную позицию, согласно которой интересы не учитываются в качестве элемента правовой психологии, однако подчеркивается связь последней с интересами.

Например, И. Е. Фарбер отстаивал взгляд, согласно которому правосознание «есть форма общественного сознания, представляющая совокупность правовых взглядов и чувств, обладающих нормативным характером и включающих в себя как знание правовых явлений, так и их оценку с точки зрения классовой справедливости, так и новые правовые требования, отражающие экономические и политические потребности и интересы общественного развития» [24, с. 56].

Как пишут Е. А. Певцова и А. Г. Важенин, «правовой психологии свой­ственна стихийность, связь с личными интересами и ценностями» [25, с. 166]. В. И. Червонюк в своих работах подчеркивает, что правовое осознание действительности (правосознание) формируется вследствие правовой потребности, правового интереса [27, с. 133], т. е. осознанной личностью необходимости использовать правовые средства для удовлетворения существующих потребностей или совершения социально-правовых (правомерных) действий [28, с. 459; 29, с. 340].

В. М. Баранов на основе анализа отношения людей к законам и иным нормативным правовым актам выделяет в правосознании такие элементы, как информационный, оценочный и волевой. Применительно ко второму элементу ученый рассуждает следующим образом: получив информацию о нормативном акте, человек ­как-то к нему относится, ­как-то его оценивает, сопоставляет с собственными ценностями; на основе ценностных представлений человека формируются мотивы его поведения в правовой сфере; осознание ценности права личностью способствует превращению права из «чужого», исходящего от внешних сил, от властных социальных структур, в «свое», способствующее решению целей и интересов человека [29, с. 331–332].

На наш взгляд, следует поддержать тех ученых-теоретиков, которых не так много, которые обоснованно утверждают иное, выделяя среди психологических элементов правосознания человеческие интересы.

Так, Р. Х. Макуев убежден в том, что правовая психология есть «отношение к праву… включающее: совокупность чувств, эмоций, настроений, переживаний, интересов, привычек, отражающих отношение людей к действующему праву…» [30, с. 415]. Д. А. Потопейко считает, что правосознание — это прежде всего юридические мотивы и интересы [31, с. 40]. М. И. Абдулаев и С. А. Комаров полагают, что правовая психология выражает психологическое отношение к праву и правовым институтам, в качестве одного из его элементов называют «общественный интерес, мотивы деятельности определенных социальных групп, вытекающие из их места в структуре общества» [32, с. 432; 33, с. 240].

Интересно решен вопрос о структуре правосознания Е. А. Лукашевой, поддерживаемой другими авторами [34, с. 16–17], которая первую дифференцировала на четыре группы элементов. В первую группу включен тот социально-психологический механизм, который является связующим звеном между экономическими факторами и деятельностью социальных групп и личностей, — определяемый объективными потребностями общественный интерес, воля, цель, мотивы деятельности.

Вторую группу составляют относительно устойчивые элементы социальной психологии — привычки, традиции, предрассудки, убеждения. Третья группа — динамичные, подвижные элементы: чувства, настроения, аффекты.

Четвертая группа — способы (механизмы) формирования социальной психологии: влияние, взаимовлияние, подражание, внушение, заражение и т. д. Автор резюмирует, говоря о том, что внутренняя связь этих элементов и дает в ­какой-то мере относительно цельное представление о структуре социальной психологии [35, с. 161–162].

Думается, что в представленной автором позиции относительно элементов правовой психологии обращается внимание на иерархию групп элементов и выделение интереса как составляющего первой группы.

Полагаем, что заслуживает внимание позиция Р. С. Байниязова, согласно которой в правовой психологии следует выделить внутреннюю и внешнюю юридическую мотивацию. Внутренняя правовая мотивация предстает в виде имманентно присущих индивиду юридических целей, потребностей, интересов, мотивов, желаний, стремлений и т. п., а внешняя включает исходящие от окружающей человека правовой среды требования, предписания [36, с. 18].

Отечественный российский писатель и публицист Г. Пряхин пишет следующее: «Сейчас время интересов. Интересы… куда более дееспособны, жизненны, живут дольше. Интерес есть интерес, он движет всем…» [37, с. 447].

На наш взгляд, выделение интересов в системе психологических элементов правосознания является вполне оправданным, учитывая то, что именно первые прежде всего обусловливают направленность правосознания индивида. Полагаем, что интерес в совокупности с иными элементами, имеет как бы первичный характер, ибо психологические элементы правосознания возникают ранее правовых идей. Интересы, воля, цель, мотивы деятельности, иные психологические элементы правосознания пронизывают собой процесс реализации права, механизм правового регулирования в целом, ибо все это осуществляется, претворяется в жизнь через волевую деятельность людей, имеющих свои интересы и цели, руководствуясь при этом соответствующими мотивами.

Говоря о правовой психологии как об оценке существующего и желательного права, которая выражается в виде эмоций, штампов, стереотипов, иных психологических характеристик, А. Б. Венгеров обращал внимание на то, что психологические структуры правосознания играют значительную роль в формировании и реализации права. Подходя к данной проблеме диалектически, ученый писал: «Это либо мощный фактор правового развития, прогресса в демократических преобразованиях, либо тормоз, сопротивление преобразованиям, реформам. Причем психологическую структуру в решающей степени формирует национальная психология» [38, с. 562–563].

В. В. Сорокин, рассматривая проблему правосознания переходного общества и обращая внимание на его психологический срез, пишет о том, что понимание правосознания в качестве внутреннего компонента изменяющейся правовой системы позволяет теоретически проанализировать детерминационные связи между целями и результатами переходного правового развития, раскрыть характер включенности в них сознания, чувств субъектов права. При этом обращается внимание на то, что в правосознании переходного общества аккумулируется общий сознательно-психологический фон, духовный климат правовой системы [39, с. 357].

В этой связи следует согласиться с мнением, бытующим в юридической литературе, согласно которому выяснение понятия, сущности, социальной ценности, роли юридических чувств, эмоций, настроений и других элементов правовой психологии является одним из перспективных направлений развития общей теории правосознания, что в первую очередь связано с тем, что психологический аспект юридического сознания не всегда играет второстепенную роль по отношению к правовой идеологии. Наиболее ярко это проявляется в ходе реализации нормативно-правовых актов.

Как пишет Р. С. Байниязов, «…происходит столкновение правовой идеологии, законодательной воли с обыденным правосознанием, с массовой психологией граждан. Не всегда граждане принимают и понимают законы, а также общественную значимость нормативного акта, поскольку последний может не соответствовать имманентному правоожиданию людей» [36, с. 16].

В принципе соглашаясь с данным утверждением, вряд ли следует отождествлять правовую психологию с обыденным правосознанием, ибо последнее в той или иной степени содержит идеологические элементы (знание права, его понимание и др.), которые формируются посредством как официальных, так и неофициальных каналов, в том числе посредством соприкосновения с различными аспектами правовой действительности.

Список использованной литературы

1. Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология. М.: Наука, 1982. 287 с.

2. Кудрявцев В. Н. Право и поведение. М.: Юрид. лит., 1978. 191 с.

3. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1984. 797 с.

4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 2. М.: Русский язык, 1979. 779 с.

5. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 2000. 576 с.

6. Краткий словарь по философии / под общ. ред. В. В. Блауберга, П. В. Копнина, И. К. Пантина. М.: Политиздат, 1970. 398 с.

7. Философский словарь / под ред. М. М. Розенталя. М.: Полит. лит., 1975. 602 с.

8. Бондаренко Л. Интерес как категория политической экономии // Экономические науки. 1970. № 8. С. 12–20.

9. Чинакова Л. И. К вопросу об интересе как социологической категории //
Вопросы научного коммунизма и философии: мат. теор. конф. Красноярск: Изд-во Краснояр. гос. пед. ин-та, 1965. С. 152–169.

10. Мариновская И. Д., Тихомиров С. Н. Юридическая психология: учеб. пособие. М.: Дело, 2005. 383 с.

11. Михайлов С. В. Интерес как общенаучная категория и ее отражение в науке гражданского права // Государство и право. М.: Наука, 1999. № 7. С. 86–92.

12. Шляпочников А. С. Значение интереса в криминологии // Советское государство и право. М.: Наука, 1972. № 10. С. 84–88.

13. Кудрявцев В. Н. Закон, поступок, ответственность. М.: Наука, 1986. 448 с.

14. Кудрявцев В. Н. Борьба мотивов в преступном поведении. М.: Норма, 2009. 128 с.

15. Тотьев К. Ю. Публичный интерес в правовой доктрине и законодательстве // Государство и право. 2002. № 9. С. 19–25.

16. Теория государства и права: учебник / под ред. М. М. Рассолова. М.: Юнити-Дана, 2004. 735 с.

17. Лазарев В. В. Теория государства и права: учебник / В. В. Лазарев, С. В. Липень. М.: Юрайт, 2010. 634 с.

18. Фролова Е. А. Правосознание, правовая культура и правовая идеология //
Философия права: курс лекций: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. М. Н. Марченко. М.: Проспект, 2011. С. 392–550.

19. Соколов Н. Я. Правосознание, правовая культура и правовой нигилизм //
Теория государства и права: учебник / под ред. М. М. Рассолова. М.: Юнити-Дана; Закон и право, 2004. С. 506–524.

20. Енгибарян Р. В. Теория государства и права: учеб. пособие / Р. В. Енгибарян, Ю. К. Краснов. М.: Норма: ИНФРА-М, 2010. 576 с.

21. Радько Т. Н. Теория государства и права: учебник / Т. Н. Радько, В. В. Лазарев, Л. А. Морозова. М.: Проспект, 2012. 568 с.

22. Бошно С. В. Теория государства и права: учеб. пособие. М.: Эксмо, 2007. 394 с.

23. Власов В. И. Теория государства и права: учеб. пособие / В. И. Власов, Г. Б. Власова. Ростов н/Д.: Феникс, 2011. 331 с.

24. Фарбер И. Е. Проблемы социалистического правосознания в свете решений ХХII съезда КПСС // Советское государство и право. М.: Наука, 1962. № 2. С. 47–56.

25. Певцова Е. А. Теория государства и права: учеб.-практ. пособие / Е. А. Певцова, А. Г. Важенин. Ростов н/Д.: Феникс, 2005. 523 с.

26. Крашенников Е. А. Интерес и субъективное гражданское право // Правоведение. 2000. № 3. С. 133–141.

27. Червонюк В. И. Теория государства и права: учеб. М.: ИНФРА-М, 2006. 704 с.

28. Гойман-Калинский И. В., Иванец Г. И., Червонюк В. И. Элементарные начала общей теории права: учеб. пособие / под общ. ред. В. И. Червонюка. М.: Право и закон; КолосС, 2003. 544 с.

29. Баранов В. М. Правосознание, правовая культура и правовое воспитание // Теория государства и права: учебник / под ред. В. К. Бабаева. М.: Юристъ, 2007. С. 328–347.

30. Макуев Р. Х. Теория государства и права: учебник М.: Норма: ИНФРА-М, 2010. 639 с.

31. Потопейко Д. А. Правосознание как особое общественное явление. Киев: Наук. думка, 1970. 111 с.

32. Абдулаев М. И., Комаров С. А. Проблемы теории государства и права: учебник. СПб.: Питер, 2003. 576 с.

33. Комаров С. А. Общая теория государства и права: курс лекций. М.: Манускрипт, 1995. 314 с.

34. Самигуллин В. К. Правосознание: корень добра и справедливости. Уфа: Диалог, 2009. 284 с.

35. Лукашева Е. А. Социалистическое правосознание и законность. М.: Юрид. лит., 1973. 342 с.

36. Байниязов Р. С. Правосознание: психологические аспекты // Правоведение. 1998. № 3. С. 16–21.

37. Пряхин Г. Грешники в раю. М.: Воскресенье, 2004. 456 с.

38. Венгеров А. Б. Теория государства и права: учебник. М.: Омега-Л, 2007. 608 с.

39. Сорокин В. В. Теория государства и права переходного периода: учебник. Барнаул: Алтполиграфкомбинат, 2007. 512 с.

Оценочная функция правосознания и правовая активность личности в правоохранительной сфере 4

Среди разнообразных функций индивидуального правосознания (познавательной, регулятивной, правового прогнозирования, правового моделирования и т. д.) особое место занимает его оценочная функция. Последняя трактуется как «свой­ство правосознания, характеризующее реакцию сознания на право и выражающееся в виде эмоционального отношения: одобрения права, солидарности с его требованиями либо неприятия права (правовой нигилизм)» [1, с. 341].

С. В. Бошно полагает, что оценочная функция правосознания состоит в том, что с его помощью дается оценка конкретным жизненным обстоятельствам как юридически значимым. Автором подчеркивается то, что правовая оценка — это деятельность (видимо, речь идет об умственной деятельности. — В. К.) субъектов по установлению (отождествлению) различных жизненных ситуаций с их правовой квалификацией с точки зрения своих представлений о праве, законности, должном поведении [2, с. 300]. Представляется важным уточнить, что этой функцией правосознания охватываются четыре типа оценок:

1) оценка позитивного права, его отдельных норм, институтов, принципов;

2) оценка правового поведения окружающих лиц;

3) оценка своего собственного поведения лица в правовой сфере;

4) оценка деятельности правоохранительных органов.

Думается, что в последнем случае в первую очередь речь идет о деятельности полиции, что обусловливается по крайней мере двумя обстоятельствами: во-первых, многочисленностью сотрудников полиции по сравнению с иными правоохранителями; во-вторых, их более частыми контактами с населением. Полагаем, что нельзя преуменьшать значимость оценочной функции, ибо практическая реализация ее позволяет выработать правовую установку личности, т. е. предрасположенность к действию в соответствии с оценкой полученной информации. Правовая установка, в свою очередь, определяет ее правовую ориентацию, которая представляет собой своеобразную внутреннюю программу действий в юридически значимой ситуации, обусловливает тот или иной вариант правового поведения индивида.

Задачами данной работы являлись:

1) раскрыть значимость оценочной функции индивидуального правосознания, которая обусловливает определенный вид правового (правомерного или неправомерного) поведения;

2) определить содержание правовой активности граждан;

3) на основе результатов социологических исследований показать связь между оценкой деятельности полиции и правовой активностью граждан, направленной на содействие полиции.

Думается, что вначале следует определиться с понятием «правовая активность», которая рассматривается, с одной стороны, как компонент правовой культуры личности, а с другой — как один из факторов, влияющий как на профессионально-правовую активность соответствующих должностных лиц, так и на эффективность их деятельности. А. Ф. Никитин категорически заявляет, что «человек, у которого воспитано уважение к закону, готов не только показать пример поведения в соответствии с нормами общественной жизни, но и встать, если нужно, на защиту законности» [4, с. 20]. В свое время А. И. Экимов, определяя правовую культуру как единство правовых знаний, оценок и поведения, справедливо уточнял, что «иметь правовую культуру — значит не только самому выполнять требования юридических норм, но и добиваться того, чтобы и другие субъекты следовали им»; «правовая культура предполагает также оценку правомерности поступков других лиц и действия, направленные на то, чтобы воспрепятствовать совершению ими правонарушений» [5, с. 345].

Думается, что в целом можно согласиться с позицией А. А. Фомина, который в качестве основных компонентов правовой культуры личности выделяет: а) правосознание (знание и понимание права, уважительное отношение к закону); б) привычку к правомерному, законопослушному поведению; в) правовую активность, т. е. умение эффективно использовать правовые средства для достижения своих целей, реализации субъективных прав и свобод. Применительно к последнему компоненту правовой культуры личности автор обоснованно полагает, что правовую активность следует отличать от иных видов правомерного поведения. Не всякое правомерное поведение можно считать осуществлением такой активности. Ученый считает, что критериями разграничения в данном случае служат цель, средства ее достижения и общественно значимый результат деятельности в правовой сфере.

В частности, не следует относить к правовой активности просто инициативное исполнение своих обязанностей, ибо такая инициатива является прямым служебным долгом юриста и заключается в обязанности безупречно служить закону [6, с. 144].

Ранее Н. Л. Гранат такое поведение рассматривала как один из видов правомерного поведения, наряду с привычным, конформистским (пассивным) и маргинальным, обращая внимание на то обстоятельство, что инициатива, добросовестность, дополнительные затраты времени, энергии придают правомерному поведению высшее качество, позволяющее говорить о правовой активности лица [7, с. 185].

В литературе существует такая точка зрения, согласно которой «наличие у граждан высокого уровня правовой активности будет способствовать совершенствованию качества правотворчества на всех уровнях — от регионального до федерального, установлению надлежащей регламентации со стороны органов власти механизма правового регулирования» [8, с. 39].

Критически оценивая данное положение, следует подчеркнуть, что ассоциировать правовую активность граждан только с качеством правотворчества нельзя, ибо при этом неоправданно игнорируется такая составляющая механизма правового регулирования, относящаяся к реализации в том числе правоприменения.

Если говорить в целом о неоднозначных взглядах ученых на феномен правовой активности, следует признать, что большинством исследователей правовая активность понимается лишь в позитивном плане как систематическая, правомерная, общественно полезная и одобряемая государством и обществом деятельность субъекта в правовой сфере. Они категорически не согласны с тем, что правовая активность может быть и отрицательной, противоправной. В частности, С. Н. Кожевников, рассуждая о различных формах правовой активности (производственной, общественно-политической, познавательной и др.), в качестве одного из общих для них признаков называет тот, согласно которому они «выступают как объективизация субъективной стороны в инициативных, творческих действиях, имеющих положительную общественную значимость». Ученый подчеркивает, что «субъекты социально-правовой активности — это индивиды, организации и другие субъекты права, которым свой­ственна основанная на уважении к праву сознательная, правомерная деятельность, выражаемая в инициативном использовании предоставленных прав, реализации возложенных обязанностей в соответствии с общественными потребностями» [9, с. 17, 19].

На наш взгляд, правовую активность следует определять, с одной стороны, как свой­ство, содержательную характеристику личности, выражающуюся в готовности к активной деятельности в сфере права на основе уважительного отношения к нему, солидарности с его принципами и нормами (внутренний аспект), а с другой — как позитивную, целенаправленную, сознательную, зачастую творческую и интенсивную деятельность личности, превосходящую обычные требования к возможному и должному поведению, как предусмотренному, так и не предусмотренному нормами права, однако не запрещенную ими, направленную на укрепление демократии, законности и правопорядка (внешнее ее проявление). Вывод о единстве внутреннего и внешнего аспектов активности указывает на то, что правовая активность есть отражение двух взаимосвязанных процессов: 1) восприятие права, «приобретение» необходимых для правовой жизнедеятельности системы качеств и 2) воздействие социального субъекта посредством реализующей активности на правовую среду.

Иными словами, правовая активность отображает опосредуемое правом взаимодействие среды и личности [10, с. 44–45].

Однако, к сожалению, приходится констатировать, что отношение к уголовному процессу бывает и иным. Нередко граждане не проявляют интереса к деятельности правоохранительных органов; участвующие в деле лица не только не стремятся оказать содействие должностным лицам государственных органов, но и под различными предлогами уклоняются от исполнения своего гражданского долга и юридической обязанности. Более того, в ряде случаев граждане как участники уголовно-процессуальной деятельности проявляют такую активность, которая входит в противоречие с законодательством (склонение потерпевших и свидетелей к отказу от уже данных правдивых показаний, просьба потерпевших об освобождении от уголовной ответственности лиц, обвиняемых в совершении таких преступлений, ответственность за которые не связана с волеизъявлением потерпевших) [11, с. 65].

Думается, что нижеследующие результаты социологических исследований могут дать представление об уровне правовой активности граждан в правоохранительной сфере, который во многом обусловливается авторитетом соответствующих органов и их доверием со стороны населения.

Так, в ходе опроса, проведенного ВНИИ МВД в 2011 г. в 83 регионах страны, 41 500 респондентов, на вопрос тех граждан, которые подвергались преступным посягательствам и не обратились в полицию, выяснилось, что 41% опрошенных считали, что такое обращение отнимет время и нервы; 37% не верили, что органы внутренних дел им помогут; 24% — из-за незначительного ущерба; 15% пытались действовать самостоятельно; 14% не хотели быть втянутыми в следственный процесс; 10% не хотели огласки преступления; 3% боялись возможной мести криминальной среды или сообщников преступника; 2% решили прибегнуть к связям в криминальной среде. На вопрос о том, следует или не следует гражданам помогать (оказывать поддержку) органам внутренних дел, были получены следующие ответы: 33% респондентов — следует помогать всегда; 32% — в большинстве случаев; 22% — в некоторых случаях; 5% — помогать не следует; 8% — затруднились ответить. В случае необходимости граждане готовы оказать следующие виды поддержки органам внутренних дел: 81% — сообщить информацию о готовящемся или совершенном преступлении; 79% — дать свидетельские показания; 54% — принять участие в охране правопорядка; 52% — оказать содействие при задержании преступника.

Социологические исследования общественного мнения россиян, проведенные в 2013 г. (опрос 63 160 респондентов), показали, что 36% опрошенных полагают, что полиция в состоянии помочь им в обеспечении безопасности по месту жительства. Однако остается доля граждан (60%), полагающихся на себя и собственные ресурсы (члены семьи, родственники, друзья). По данным опроса, потерпевшие чаще (46%) обращаются за помощью в полицию (в 2012 г. — 42%), что в определенной мере может свидетельствовать о повышении доверия к органам внутренних дел. Наблюдается некоторое снижение числа граждан, в целом абсолютно доверяющих органам внутренних дел. Чаще всего (43%) опрошенные полагают, что взаимопониманию полиции и населения в равной мере препятствуют и неподготовленность полиции, и неподготовленность населения к сотрудничеству. Степень ориентированности граждан на содействие полиции в той или иной ситуации характеризуют следующие показатели: 66% респондентов готовы сообщить информацию о преступлениях; 54% — дать свидетельские показания; 18% — оказать содействие при задержании преступника; 14% — принять участие в охране правопорядка в качестве дружинника. Исследования, проведенные в 2016 г. в 85 субъектах РФ (94 000 опрошенных), показали, что уровень доверия населения полиции составил около 50%, а качество ее работы более 2/3 россиян оценивают как среднее или выше.

Итак, правовая активность граждан в правоохранительной сфере может рассматриваться:

1) в социально-политическом плане (внимание сосредоточивается на правовой активности граждан, которые участвуют в работе общественных формированиях по охране правопорядка);

2) в специально-юридическом аспекте (внимание направлено на изучение правоактивного поведения свидетелей, потерпевших, подозреваемых, обвиняемых, иных участников уголовного судопроизводства).

Таким образом, анализ оценочной функции индивидуального правосознания и правовой активности личности в правоохранительной сфере показал:

1. Значимость оценочной функции индивидуального правосознания, практическая реализация которой позволяет выработать правовую установку личности, которая, в свою очередь, определяет ее правовую ориентацию, которая представляет собой своеобразную внутреннюю программу действий в юридически значимой ситуации, обусловливает тот или иной вариант правового поведения индивида.

2. Среди иных типов оценочной функции правосознания как оценки позитивного права, его отдельных норм, институтов, принципов; оценки правового поведения окружающих лиц; оценки своего собственного поведения лица в правовой сфере выделяется такой ее тип, как отношение населения к правоохранительным органам, и прежде всего к полиции, который определяет уровень правовой активности граждан в содействии им.

3. Правовую активность следует определять, с одной стороны, как свой­ство, содержательную характеристику личности, выражающуюся в готовности к активной деятельности в сфере права на основе уважительного отношения к нему, солидарности с его принципами и нормами (внутренний аспект), а с другой — как позитивную, целенаправленную, сознательную, зачастую творческую и интенсивную деятельность личности, превосходящую обычные требования к возможному и должному поведению, как предусмотренному, так и не предусмотренному нормами права, однако не запрещенную ими, направленную на укрепление демократии, законности и правопорядка (внешнее ее проявление). Причем правоактивное поведение рассматривается как вид правомерного поведения, существующий наряду с привычным, конформистским и маргинальным.

4. Предположение о связи отношения граждан к деятельности правоохранительных органов (полиции) и правовой активности первых подтвердилось проведенными социологическими исследованиями.

Думается, что настоящая статья может послужить импульсом для дальнейших научных исследований, касающихся оценочной функции правосознания граждан и их правовой активности в правоохранительной сфере, в содействии полиции в ее профессиональной деятельности по охране законности и правопорядка.

Список использованной литературы

1. Гойман-Калинский И. В., Иванец Г. И., Червонюк В. И. Элементарные начала общей теории права: учеб. пособие / под общ. ред. В. И. Червонюка. М.: Право и закон; КолосС, 2003. 544 с.

2. Бошно С. В. Теория государства и права: учебник. М.: Эксмо, 2007. 400 с.

3. Кожевников В. В., Попова В. В. Правовая активность как структурный компонент правовой культуры личности // Правовые культуры. Жидковс

...