Ценность права в условиях цифровой реальности

Монография

Под общей редакцией
доктора юридических наук,
доктора философских наук,
профессора О. Ю. Рыбакова

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 34:004

ББК 67.0:32.81

Ц37

Авторы:

Беляев М. А. – гл. 12 (совм. с Е. О. Чащухиным); Ветютнев Ю. Ю. – гл. 9; Гаврилова Ю. А. – гл. 10; Дидикин А. Б. – гл. 5; Егорова М. А. – гл. 7 (совм. с Д. В. Пономаревой); Евдеева Н. В. – гл. 14; Исраелян В. Б. – гл. 15; Камалова Г. Г. – гл. 1 (совм. с Т. А. Поляковой); Курочкин С. А. – гл. 13; Ланг П. П. – гл. 6; Малюкова О. В. – гл. 4; Нерсесянц А. В. – гл. 16; Полякова Т. А. – гл. 1 (совм. с Г. Г. Камаловой); Пономарева Д. В. – гл. 7 (совм. с М. А. Егоровой); Пржиленский В. И. – гл. 3; Рыбаков О. Ю. – предисловие, гл. 2; Смирнов А. А. – гл. 11; Федорченко А. А. – гл. 8; Чащухин Е. О. – гл. 12 (совм. с М. А. Беляевым).

Рецензенты:

Денисенко В. В., доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры публичного права филиала Московского государственного института международных отношений (университета) МИД Российской Федерации (г. Одинцово);

Пашенцев Д. А., доктор юридических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, главный научный сотрудник отдела теории права и междисциплинарных исследований законодательства Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации;

Фролова С. М., доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии и социологии Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).

Под общей редакцией доктора юридических наук, доктора философских наук, профессора О. Ю. Рыбакова.

В монографии представлены результаты исследования ценности права в условиях цифровой трансформации общества и государства. Сделан акцент на аксиологических основаниях права, возможности их сохранения и угрозах деформации. Изучена специфика адаптации права, правового регулирования к условиям цифровизации различных сфер общественной жизни. Поставлены и проанализированы вопросы правовых и этических ценностей цифровизации. Рассмотрены модели правового регулирования обеспечения информационно-психологической безопасности в условиях новой цифровой среды.

Законодательство приведено по состоянию на 30 июня 2023 г.

Монография предназначена для научных работников, преподавателей, юристов-практиков. Она будет полезна для студентов, магистрантов, аспирантов, а также широкого круга читателей, интересующихся проблемами места и роли права в техногенном обществе XXI в.

УДК 34:004

ББК 67.0:32.81

© Коллектив авторов, 2023

© ООО «Проспект», 2023

ПРЕДИСЛОВИЕ. ЦИФРОВАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЩЕСТВА И ГОСУДАРСТВА: СОХРАНЕНИЕ ЦЕННОСТИ ПРАВА

Современный мир становится все более технологичным. Формируются новые формы взаимодействия человека и институтов государства, общества, что прямо связано с одной из основных тенденций их развития: процессами ускоренной технологизации различных сфер общественной жизни и государственной деятельности, цифровизацией, обновлением информационно-коммуникационных технологий, совершенствованием искусственного интеллекта и других процессов, основанных на использовании новых научно-технологических достижений.

Трансформация общества и государства осуществляется впервые в историческом процессе не под влиянием политических и общесоциальных факторов, а в силу мощнейших технологических прорывов промышленной революции. Действительно, впервые в истории цивилизаций технологические изменения становятся факторами социальными, в целом влияющими на цифровую трансформацию общества и государства. Масштабное влияние на процессы, происходящие в обществе, государстве оказывает развитие науки, техники, технологий, причем такое воздействие становится тотальным, и в связи с этим требуется нормативное регулирование, упорядочивание, как стимулирующие цифровое развитие, так и ограничивающие возможные негативные последствия глобальной цифровизации. Неизбежно возникает один из главных вопросов о новом месте и роли права в изменяющемся информационно-технологическом обществе.

Задачу рассмотрения ценности права в условиях цифровой реальности поставили перед собой авторы данного коллективного монографического труда. Коллектив исследователей для решения данной задачи определил единый познавательный и аксиологический вектор, состоящий в следующем. Цифровая реальность есть осуществленное, но одновременно изменяющееся, развивающееся состояние, возникающее вследствие бурного, развития цифровых технологий. Ее уже сегодня следует воспринимать как актуальную данность, имманентную современному обществу и государству. Нет никакого смысла противостоять или выстраивать иной путь социального прогресса в силу объективного диалектически выраженного процесса взаимосвязи науки, техники, технологий и институтов общества, государства, успешно функционирующих благодаря этим технологиям при активном участии человека. Более того, отставание в технологическом развитии существенно влияет на репутационные показатели каждого государства. Современные государства, а следовательно, их экономические, политические и правовые системы не могут быть безразличны или нейтрально относиться к межгосударственному состязанию в области науки и передовых технологий. Это исторический факт, не требующий специальных доказательств. Страны, занимающие авангардные международные позиции, – это передовые страны в области науки и техники. В известном смысле успешность развития современных государств, их экономическое и финансовое благополучие предопределены результативностью внедрения научно-технологических достижений.

Очень важным обстоятельством является тот факт, что технологические нововведения и социальные трансформации имеют понятные и объективно выраженные для каждого человека показатели в виде повышения качества жизни и социального благополучия, увеличения возможностей для самореализации личности.

Следующим обстоятельством, которое объединяет авторов монографии, является обоснование необходимости и определение способности человека контролировать процессы цифровизации и управлять трансформациями общества и государства. Такое положение человека требует его устойчивости, возможности определять цели и задачи социобиологического самосохранения и недопущения конкуренции со стороны развивающихся технологий, прежде всего, искусственного интеллекта. Для дальнейшего эффективного управления и контроля за техносоциальными процессами человеку требуется наличие понятийного, аналогового, сравнительного мышления, ставшего в современных условиях едва ли не единственным основанием его творческо-самостоятельной деятельности. Кроме того, необходима постоянная рефлексия над ситуациями взаимодействия технологий, техники, социальных институтов, но самое главное – нужна постоянная социально-философская, антропофилософская и правовая диагностика техно-последствий для благополучия человека и качества его жизни. В известной мере эту функцию выполняют стратегические акты, определяющие векторы развития информационного общества, совершенствования технологий и, прежде всего, искусственного интеллекта. Для этого необходимы координационные, взаимокорреспондирующие усилия ученых различных областей знания, гармоничное совмещение научных программ и комплексная оценка их результативности. Важной особенностью современного этапа развития фундаментальной и прикладной науки, техники, технологий, исследований общества, государства, права выступает междисциплинарность.

Особую роль авторы монографического труда отводят значению права в условиях цифровой трансформации общества и государства. Новая реальность, инициированная техносоциальными трансформациями, формирует новое понимание права, представляющего собой самодостаточную ценность и одновременно базирующуюся на социокультурных ценностях, сформированных в ходе эволюции социума. Новое или обновленное понимание права непосредственно затрагивает аксиологический статус самого права и предполагает оценку ценностных оснований права.

Возникает множество вопросов, среди которых главным является возможность сохранения права в его прежнем виде. Сохраняется ли понимание права, которое сложилось в доцифровую эпоху, в современных условиях динамичных изменений в обществе и государстве под влиянием фактора «цифры»? Должно ли право неминуемо уступить место другому институту или наполнится иным содержанием, обретет новую форму и будет соответствовать потребностям регулирования отношений, возникающих в условиях цифровой реальности? Что понимать под цифровой реальностью в соотношении с реальностью физической и социальной – вопрос, вне которого сложно получить ответ на вопрос о статусе права в новом технологически преобразующемся обществе. Окажется ли алгоритмизация генеральным направлением построения моделей поведения человека и заменит ли она право, по крайней мере, в его прежнем понимании, содержании и форме? Что же происходит в социальной и цифровой реальности: кризис или развитие правовых ценностей? Каковы основные предпосылки, способы и формы адаптации правового регулирования отношений в различных сферах общественной жизни и управления государством к цифровой трансформации? Каковы проявившиеся вызовы и угрозы или возможные, потенциальные, негативно влияющие на функционирование права, деформирующие его ценностные основания, затрудняющие эффективный процесс развития правовой системы Российской Федерации?

Наряду с вопросами о праве, правах человека все более актуальным становится проблематика безопасности и ее различных аспектов. В силу этого коллектив авторов обратился к рассмотрению модели правового регулирования обеспечения информационно-психологической безопасности человека в условиях новой цифровой среды. В связи с этим возникает как теоретическая, так и практическая проблема правового обеспечения предупреждения агрессии в цифровой реальности. Многие трансформационные процессы опосредуются наличием или отсутствием этической составляющей цифровизации, коррелируют с характеристикой личности юриста нового поколения, ее духовно-нравственной составляющей. Очевидная актуальность правотворчества предполагает вместе с тем особое внимание к правоприменению, его социальной ценности в условиях технологического прорыва, обращению к философским и правовым аспектам применения искусственного интеллекта в правосудии.

Перечисленный круг научно-теоретических и практических проблем получил свое авторское понимание, изучение и, надеемся, решение в коллективной монографии, представленной вниманию читателей.

Монография подготовлена в рамках госзадания «Российская правовая система в реалиях цифровой трансформации общества и государства: адаптация и перспективы реагирования на современные вызовы и угрозы (FSMW-2023-0006)». Регистрационный номер: 1022040700002-6-5.5.1.

Доктор юридических наук,
доктор философских наук,
профессор Олег Юрьевич Рыбаков

Глава 1. ЦИФРОВИЗАЦИЯ ПРАВА: СОВРЕМЕННОСТЬ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Т. А. Полякова, Г. Г. Камалова

Современный мир характеризуется активной цифровизацией всех сфер жизни человека, общества, государственного управления. В указанных условиях государства ставят в качестве стратегических целей выход на передовые рубежи посредством построения цифровой экономики и, соответственно, на основе развития, внедрения и коммерциализации инновационных цифровых решений в интересах стабильности и экономического процветания. При этом стремительная динамика цифровых технологических решений, которая вызывает колоссальные изменения общественных отношений, формирует новые вызовы и риски. Несомненно, это не могло не затронуть, не повлиять на право как универсальный регулятор социальной действительности.

Исследование правовой действительности свидетельствует о том, что воздействие цифровых технологий на современное право происходит по трем основным направлениям. Во-первых, указанные технологии оказывают трансформирующее влияние на регулируемые общественные отношения и, соответственно, их правовое обеспечение. При этом в сферу права «втягиваются» новые объекты, а традиционные претерпевают модернизацию. Во-вторых, в результате внедрения цифровых технологий во многом изменяется профессиональная юридическая деятельность, что трансформирует также предъявляемые к ним требования. И, наконец, в-третьих, взаимосвязанная модернизация права и юридической деятельности получает развитие в формировании так называемого «машиночитаемого права» как новой модели цифрового представления правовых норм и их реализации.

Сегодня уже широко признано научной юридической общественностью, что под воздействием научно-технических и технологических достижений право, как и общество, в целом трансформируется. В связи с масштабами происходящих процессов исследователями отмечается даже изменение собственно «регуляторного ландшафта»1, что детерминирует происходящие изменения в системе правового регулирования. В результате закономерно меняется и правовое обеспечение общественных отношений в целом. В систему права внедряются новые понятия и категории, разрабатываются классификации, правила и процедуры, порой ранее характерные лишь для технической сферы, формируются и модернизируются институты права и целые отрасли, развивается разветвленная система подотраслей и правовых институтов, в том числе комплексных и межотраслевых.

В этой связи следует признать, что формирование и развитие информационного права также детерминировано влиянием информационно-коммуникационных технологий на общественные отношения в условиях нового этапа движения информационного общества. Значительную роль в правовом регулировании информационной сферы приобретают институты интернет-права, идентификации в цифровом пространстве, права на доступ к информации, а также информации ограниченного доступа и ряд иных, в содержании которых отражается правовая регламентация группы однородных информационно-правовых отношений. Это позволяет констатировать, что в настоящее время продолжается расширение системы институтов информационного права.

Сейчас активно ведутся дискуссии о цифровом праве, роль и место которого в системе права оценивается по-разному2, активно обсуждаются вопросы о праве искусственного интеллекта3. Эти дискуссии и многое иное свидетельствуют об изменении (трансформации) системы права в современных условиях и вызывают обеспокоенность перспективами дальнейшего развития информационного права.

Динамика развития общественных отношений под влиянием цифровых технологий, особенно в условиях реалий мировой пандемии COVID-19, активизирует обсуждение формирования не только цифрового права, но и системы «цифровых» прав, под которыми понимают совокупность прав на доступ, создание, публикацию, хранение и использование результатов интеллектуальной деятельности в цифровой форме, доступ к цифровым технологиям и их использование, а также право общения и выражения мнений в информационно-телекоммуникационной сети интернет, право на конфиденциальность и анонимность персональной информации, а также согласие на использование персональных данных. В некоторых государствах получило конституционное или на законодательном уровне закрепление права на доступ к сети интернет. Дискуссии в отношении этого вопроса, требующего выработки определенной позиции в контексте эволюции прав человека в цифровую эпоху, ведутся и в среде российских юристов4. Возникает вопрос, новые ли это права, так называемые «цифровые», или разновидность общепризнанных прав и свобод человека и гражданина, уже закрепленных в международных и национальных правовых актах.

Безусловно, реализация «цифровых» прав, определяемых так видимо условно, исходя из широко используемого понятия «цифра»5, требует определенной информационной и правовой культуры человека. Широко используется понятие «цифровые следы» в цифровой среде, которое, несмотря на недостаточную определенность, в значительной степени становится объектом интереса государственных и коммерческих структур, заключая в себе возможности анализа и манипуляции. Вместе с тем требует внимания вопрос безопасности цифровых технологий, которые в свою очередь увеличивают возможности различных структур по перехвату и сбору личной информации, что может не просто ущемлять права человека и гражданина, но и значительно их нарушать, причинять ущерб.

В связи с этим заслуживают пристального внимания, научного обоснования с позиции не только информационного права, а межотраслевого характера подходы к выработке современных правовых механизмов, обеспечивающих уважение и защиту права на неприкосновенность частной жизни при применении информационно-коммуникационных технологий, а также создания организационно-правовой системы эффективного контроля и надзора в этой сфере. Следует признать, что защита «цифровых» прав человека и гражданина как составляющей обеспечения информационной безопасности личности, являющихся наиболее уязвимыми субъектами возникающих отношений, – одна из приоритетных задач обеспечения национальной безопасности в Российской Федерации на современном этапе6. Однако требуют выработки организационно-правовые механизмы, которые сегодня приемлемы для усиления контроля над киберпространством, чтобы не только не нарушать конституционные права граждан, но и принимать активные меры к их охране и защите, в том числе и превентивного характера. Представляется, что именно перед правом стоят сложные задачи создания условий развития и внедрения цифровых технологий, а также минимизации административных и правовых барьеров в этой сфере.

Исследование позволяет утверждать, что в современных условиях цифровизации и дальнейшего развития информационного общества происходит очередной виток эволюции прав человека, выраженный в появлении новых прав, а также переосмыслении существующих7. Одновременно происходит переоценка ценностей, охраняемых правом в контексте прав человека. Кроме того, для современных условий характерна модернизация способов реализации прав и свобод, все в большей мере переходящих в цифровую среду.

Еще одной существенной проблемой является тенденция использования научно-технических достижений в сфере клонирования, искусственного интеллекта и робототехники, расширения областей применения технологий больших данных, распределенного реестра, квантовых решений (технологий) и других инноваций. С одной стороны, эти информационные технологии создают более комфортную среду и позволяют решить множество задач, а с другой – значительно меняют наши представления о том, что необходимо и достаточно для жизни человека. Соответственно этот дискурс проецируется и на систему прав, на которую указанные и другие новые технологии, без сомнения, оказывают влияние. Кроме того, препятствия, возникающие при получении «цифровых» благ, направленные на обеспечение информационной безопасности (например, усиливающееся значение идентификации, контроля и мониторинга в целях выявление вредоносной информации), сегодня нередко оцениваются гражданами, общественными организациями как нарушение прав личности.

Развитие конституционно-правовых основ регулирования информационной сферы

Рассматривая динамику прав человека в современной России, нельзя оставить без внимания дальнейшее совершенствование и развитие конституционного регулирования, которое позволяет исследователям говорить «о смысловой модернизации» существующих конституционных положений»8. Следует согласиться с мнением ученых, что новеллы в Конституции РФ отражают происходящие процессы цифровизации и стоящие в связи с этим перед правом новые вызовы9. Как уже отмечалось, поступательное совершенствование конституционного регулирования не могло не затронуть вопросы обеспечения информационной безопасности, защиты цифровых данных и придало им уровень вопросов федерального значения, что впервые закреплено в ст. 71 Конституции РФ10.

Необходимо признать, что происходящие процессы трансформации общественных отношений свидетельствуют о назревшей необходимости модернизации (совершенствования) существующего правового регулирования практически во всех сферах нашей жизни, включая финансово-кредитную сферу, трудовые отношения, здравоохранение, образование, сферу связи, энергетическую, правоохранительную и т. д. В этой связи полагаем целесообразным привести слова Председателя Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькина, который отметил относительно модернизации права следующее: «Подобно тому, как правила дорожного движения, рассчитанные на регулирование езды на лошадях, сменились правилами автомобильного движения, правилами авиаперевозок и космических полетов, так и сегодня зарождается новое право – “право второго модерна”, регулирующее экономические, политические и социальные отношения в контексте мира цифр, Больших данных, роботов, искусственного интеллекта»11.

Вместе с тем законодательство не всегда соответствует требованиям времени и, представляется, что в целом развивается недостаточно системно, и это особенно характерно для выполнения национальных проектов и приоритетов, связанных с информационной сферой. Внесение изменений в законодательство происходит как бы «на злобу дня» без учета научных, обоснованных концепций. Безусловно, несовершенство правового регулирования сегодня создает в определенной мере препятствия для развития национального сектора цифровой экономики и вызывает обеспокоенность как общества в целом, так и научного юридического сообщества. Полагаем, что это усиливает значение и острую необходимость научного осмысления происходящих процессов с позиции теории и философии права, а также различных юридических отраслевых наук, несомненно, включая информационное право, которое уже предлагается рассматривать как самостоятельную отрасль права12. Однако в этом процессе мы должны учитывать и заявленные новеллы в паспорте научных специальностей, вызвавшие алармизм в научном сообществе, вызванный сокращением в ближайшее время перечня научных специальностей и предполагаемых значительных его изменений, касающихся, например, отнесения информационного права к публичному праву. Следует также учитывать существующее динамическое размывание границ между отраслями права и целыми правовыми системами, что отражается в особенностях научных исследований и их отраслевой идентификации.

Существующие сложности правового обеспечения цифровых технологий привели к введению экспериментальных правовых режимов, которые направлены на выработку эффективных механизм регулирования новых сфер инноваций. В настоящее время принят Федеральный закон «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации», в рамках положений которого происходит апробирование опыта регулирования разработки, внедрения и коммерциализации новейших цифровых технологических решений13.

Рассматривая процессы и тенденции цифровизации права в современном мире, считаем важным также отметить изменения, происходящие в профессиональной деятельности юриста (юридической деятельности). Несомненно, это влияние цифровизации на юридическую сферу оказывается весьма существенным, присутствует разнопланово и в перспективе будет только возрастать. С развитием информационно-коммуникационных технологий перед правом открылись ранее не существовавшие возможности сбора, хранения и обработки разнообразной правовой информации, представленной в электронном виде. По мере увеличения скорости обработки «цифровых» данных и объемов хранимой информации уже сформировались огромные массивы правовой информации, содержащие значительные массивы документов, а также системы управления этими базами, позволяющие производить поиск по различным критериям. Этот процесс активно продолжается, расширяясь и углубляясь.

Решение задач информационного обеспечения юридической деятельности посредством предоставления удобных сервисов доступа к значительному кругу правовой информации сопровождалось с позиции информатизации созданием классификаторов, совокупности тезаурусов и ключевых слов, гипертекстовых ссылок и формированием иного инструментария, который подготовил фундамент для современного этапа цифровизации права. В связи с этим следует отметить роль первых баз данных как своеобразного репозитария правовой информации и Министерства юстиции Советского Союза в продвижении процесса информатизации юридической деятельности в 70-е и 80-е гг. XX в.14 В 1990-е гг. процессы информатизации юридической деятельности дополнились успешным выходом на рынок коммерческих информационных правовых систем. С расширением доступности интернет-ресурсов и разнообразных мобильных приложений увеличились возможности получения официальной и иной правовой информации, представленной на разных платформах.

В связи с этим следует признать справедливость позиции Н. А. Троян, содержащейся в ее диссертационном исследовании, что для современной системы правовой информации характерны многоуровневость и многообразие правовых ресурсов, поэтому в настоящее время перспективной является интеграция существующих ресурсов на основе единой цифровой платформы и информационной инфраструктуры15. В этом смысле заслуживает внимания предложение указанного автора о необходимости формирования национальной системы правовой информации и ряд концептуальных положений о возложении соответствующих полномочий в этой области на Министерство юстиции Российской Федерации16.

Сегодня широкое применение информационных справочных правовых систем, электронного документооборота и электронной подписи, конструкторов правовых и организационно-распорядительных документов, цифровых платформ и многого другого стало привычным для юридической деятельности. Нельзя не отметить в связи с поставленной проблемой возрастающее значение и влияние цифровых технологий, особенно на публичную сферу, как вида юридической деятельности. Это можно рассматривать на примере продолжающегося внедрения цифровых технологий в сферу судопроизводства, нотариата, службы судебных приставов и др.

Сегодня уже привычными для права стали такие термины, как «электронное судопроизводство» и «электронный нотариат». В целях регулирования процессов информатизации в этих областях реализованы значительные проекты, внесены необходимые изменения в процессуальное законодательство, но и здесь, безусловно, сохраняется огромный пласт нерешенных задач, требующих внимания исследователей и специалистов.

Ощутимое влияние цифровые технологии оказали на сферу трудовых отношений. Благодаря функционалу сети интернет стали не редкостью не только электронное образование или обучение с применением дистанционных образовательных технологий, но и дистанционные трудовые отношения. Сегодня ключевую роль в системе стратегических национальных приоритетов приобрело народосбережение и дальнейшее развитие человеческого потенциала, важнейшей составной частью которого является повышение качества жизни российского гражданина. При этом сложные обстоятельства последних лет, когда осуществление профессиональной деятельности большинства населения не только в России, но и в мире, было усугублено «ковидной» реальностью и противодействием пандемии на национальном и мировом уровне, усилилась востребованность удаленного информационного взаимодействия, в том числе в сфере юридической деятельности. Указанные процессы ставят, с одной стороны, вопросы юридико-технологического и организационного характера, связанные с расширением цифрового инструментария деятельности юриста и юридических структур, включая развитие института идентификации в информационном праве17. При этом, как уже отмечалось, стратегически важно обеспечение эффективной защиты правовой информации от несанкционированного доступа, модификации, нарушения целостности и иных информационных угроз, а также придания цифровой правовой информации статуса официальной.

Анализ законодательства, правоприменительной практики, а также определенных шагов в нормотворческой деятельности позволяют сделать вывод, что «цифровым» вызовом современной юриспруденции, несомненно, можно считать правовые аспекты разработки, производства, реализации и использования робототехники и систем искусственного интеллекта. Специалисты в области права всего мира в настоящее время дискутируют по вопросу о возможности, целесообразности, приемлемости внедрения роботов и искусственного интеллекта в юридическую деятельность. Можно согласиться с предложениями, высказываемыми в бизнес-сообществе, относительно возможности выполнять типовые юридически значимые процедуры, включая формирование документов и юридическое консультирование по определенному кругу правовых вопросов. С одной стороны, внедрение технологических решений на базе искусственного интеллекта позволит юристу избежать рутинных операций или минимизировать их, но, с другой стороны, в обществе постепенно появляются и витают идеи полной замены юристов системами искусственного интеллекта и роботами. В условиях таких цифровых вызовов замена человека, занимающегося юридической практикой, имеющего свои убеждения, оценивающего или добывающего определенные доказательства, совершающего или подтверждающего юридическую значимость тех или иных действий, разработанной программой действий робота или системой искусственного интеллекта – это проблема возможности и допустимости таких скоропалительных решений в такой социально значимой сфере, как право. Представляется, подобная постановка вопроса не только является преждевременной, но может и рассматриваться как определенная угроза сохранению высокого уровня традиционной профессиональной юридической деятельности. Эти вопросы в современных условиях требуют правового осмысления, обсуждения в профессиональном юридическом сообществе, оценки возникающих при этом вызовов и рисков как для юридической деятельности, так и гражданина, общества и государства, национальным интересам.

Кроме того, на современном уровне развития искусственного интеллекта целый ряд прогнозируемых направлений его внедрения вызывает определенные опасения. В этой связи целесообразно обратиться к позиции П. М. Морхата, который в своих исследованиях отмечает принципиальную невозможность абсолютной замены человека в роли судьи искусственной интеллектуальной системой и возможность использования такой системы лишь в роли «интеллектуального помощника» судьи и его информационно-аналитического обеспечения, а также для выполнения процессов интеллектуального контроля и мониторинга судебных ошибок и условий способствующих им18. Действительно, выполнение судебных функций предполагает оперирование понятиями добра и зла, справедливости и злоупотреблений, применения этих концептов для решения человеческих судеб, что представляется невозможным без понимания человеческой сущности, чего лишен искусственный интеллект. Вместе с тем И. В. Понкин обращает внимание на значимость применения систем искусственного интеллекта в системе прецедентного права для поиска важных прецедентных дел, позволяя дополнять человеческое восприятие, стремящееся к исчерпанности, машинными ресурсами19.

Характеризуя цифровые технологии, применяемые в сфере юридической деятельности, следует отметить, что сегодня используется довольно широкий спектр терминов и понятий: РегТех, ЮрТех, LegalTech, RegTech и иных.

Взгляд авторов на эту проблему с позиции науки информационного права позволяет сделать вывод, что цифровые технологии в настоящее время, безусловно, не только меняют общественные отношения, регулируемые правом, но и влияют на само право и правоприменительную практику, превращаясь в инструмент трансформации государства и права. При этом феномен права становится не только средством, но и объектом современной цифровизации.

Вероятно, также следует признать, что сегодня цифровизация является в определенной степени драйвером постановки и актуализации вопроса о том, каким должно быть право цифровых технологий. В связи с этим научное юридическое сообщество выработало следующие три подхода в его решении: применение и приспособление существующих норм права к вновь возникающим отношениям; доработка действующих норм права с учетом современных тенденций; формирование принципиально новых институтов и отраслей права. Особо выделяются подходы, связанные с адаптацией права, включая систему международного права. Так, внедрение цифровых технологий сформировало вопрос обеспечения информационного суверенитета государства и юрисдикции в информационном пространстве20. Вместе с тем представляется, что приведенные взгляды не антагонистичны по своей сути, и решение стоящих проблем цифровизации предполагает использование всего имеющегося арсенала юридической науки и практики.

Полагаем также, что при рассмотрении вопросов правового обеспечения цифровых технологий нельзя обойти вниманием и имеющиеся информационно-правовые риски в этой области. В условиях дальнейшего развития информационного общества повышается зависимость минимизации информационных рисков. В этой связи отмечаются также различные позиции. Так, Г. Бехманн считает, что в условиях информационного общества между стремлением к устойчивому развитию и одновременным возрастанием риска имеется фундаментальное противоречие21. Однако нельзя отрицать, что интенсификация информационной сферы ведет к формированию новых вызовов, угроз и рисков, это порождает необходимость выработки правового обеспечения условий приемлемого риска и его минимизации в ходе обеспечения национальных интересов в информационной сфере. Проблемы правового регулирования информационной сферы усугубляются развивающейся «виртуализацией» общественных отношений, динамикой проникновения в них новейших цифровых технологий, которые создают еще плохо осознанные риски информационной безопасности.

Стратегические задачи правовой политики в сфере цифровизации

В современных условиях в информационном обществе правовая политика государства получает качественное изменение, что порождено порой непредсказуемым характером развития техники и технологий. Все больше в жизнь общества проникают цифровые аналоги привычных объектов, что на фоне повышения эффективности процессов увеличивает уязвимость от внешнего и внутреннего цифрового воздействия.

Отечественное законодательство о стратегическом планировании22 основано на риск-ориентированном подходе и предполагает прогнозирование возможных рисков и угроз с учетом наиболее вероятного сценария развития общества и государства. В современных условиях цифровизации правовое прогнозирование является неотъемлемой составляющей нормотворчества.

В связи с этим Т. А. Полякова и А. И. Химченко обоснованно отмечают, что при постоянном возрастании массива законодательства система прогнозирования его развития, взаимоувязанная с актуальными технологичными трендами, является необходимой для регуляторной среды23. Кроме того, следует согласиться мнением с О. Ю. Рыбакова и С. В. Тихоновой, обосновывающих информационную неопределенность как источник любого риска24.

В правовой сфере существует множество разнообразных рисков, к важнейшим из которых сегодня следует относить риски размывания самой сущности права и его ценности. При этом указанные особенности характерны и для национальных юрисдикций, и для мира в целом, который вступает в период необходимости теоретико-методологического и правового осмысления новой перспективы происходящей цифровизации права.

Значительный интерес представляет сегодня такое направление «цифровизации права», как разработка концептуальных подходов к формированию машиночитаемого права, которое затронет не только предметную область правового регулирования, но и может изменить саму сущность права посредством трансформации глубинных механизмов правового регулирования, так как предполагает изменение понимания права, способа его представления и реализации.

Согласно Плану мероприятий федерального проекта «Нормативное регулирование цифровой среды» одним из важных аспектов совершенствования регулирования является исследование потенциала перевода права в машиночитаемый вид и автоматизация процессов исполнения норм права. В связи с этим актуализированы процессы разработки специального искусственного языка формализованного изложения правовых норм и инструментов для описания смарт-контрактов. В рамках вышеуказанного Плана ставятся задачи изучения вопросов возможности перевода правовых норм в машиночитаемый вид и автоматизации их исполнения, разработки инструментария для этого, а также исследования правовых оснований разработки и внедрения искусственного интеллекта. Кроме того, важным представляется определение пределов применимости машиночитаемого и машиноисполняемого права.

В середине сентября 2021 г. Правительственной комиссией по цифровому развитию, использованию информационных технологий для улучшения качества жизни и условий ведения предпринимательской деятельности была утверждена Концепция развития технологий машиночитаемого права25. В указанном концептуальном документе в качестве целей развития машиночитаемого права указаны систематизация знаний об основных направлениях и способах развития машиночитаемого права для последующего применения государством, обществом и гражданами. В рамках данной цели определяется возможность обеспечить «встраивание» правовых норм в информационные системы и автоматизацию различных сервисов, включая автоматический обмен цифровыми данными.

Интересным и одновременно противоречивым представляется то, что в указанной Концепции развития технологии машиночитаемого права, с одной стороны, обозначен перевод норм права на естественном языке в машиночитаемую форму и производный характер машиночитаемых норм от традиционных, одновременность и одинаковая юридическая сила обеих форм представления правовых положений, а с другой – отмечена возможность преобладания норм машиночитаемого права над нормами, изложенными на естественном языке26. Вместе с тем эти положения указанного концептуального документа не конкретизированы в нем.

Под «машиночитаемым правом» в указанной Концепции понимается основанное на онтологии права изложение определенного набора норм права на формальном языке, а также совокупность инструментов применения норм в таком виде в информационных системах и программном обеспечении.

Предлагаемое «машиночитаемое право», являясь одним из направлений цифровизации права, сегодня представляется наиболее продвинутой информационно-технологической концепцией в аспекте трансформации механизма правового регулирования и цифровизации системы государственного управления. Вместе с тем развитие «машиночитаемого права», безусловно, является междисциплинарным направлением и связано с математическим моделированием правовых норм, использованием правил и форм математической логики, правовой статистики, правовой лингвистики и другими интеграционными направлениями в праве. В связи с этим широкомасштабный успех «машиночитаемого права» предполагает адекватные решения поставленной глобальной задачи преобразования основ устройства человеческого бытия, объединение усилий исследователей и специалистов различных областей, а также их эффективное взаимодействие на данном поле.

Как было отмечено выше, ключевую роль в цифровизации логических структур права играет технология искусственного интеллекта и основанные на нем решения. Представляется, что применение технологии искусственного интеллекта в праве может охватывать широкий круг вопросов, включая формирование моделей рассуждений и принятие решений, выполнение правовых алгоритмов, анализ и обобщение правовых текстов, автоматический поиск правовых положений, автоматизация решения типовых правовых задач. Однако роль технологии искусственного интеллекта при построении «машиночитаемого права» определяется необходимостью при его формировании выявления смысла норм права и их взаимосвязей, что представляется сложной интеллектуальной задачей, которая в настоящее время не нашла своего решения.

Следует отметить, что «машиночитаемое право» имеет определенную предысторию. Интересно, что время появления идей о возможности использования экспертных систем как разновидности систем искусственного интеллекта для автоматизации права обычно связывают с серединой 40-х гг. XX в.27 Эти идеи развивались по двум направлениям. К первому следует отнести построение правовых информационно-поисковых систем и последующее развитие их функционала, предназначенного для анализа правового материала, в том числе интеллектуального. Второе направление предполагает формирование моделей логических суждений для ответов на правовые вопросы, а также логической структуры правовых норм и связывающих их отношений. Оба направления, как представляется, исподволь осуществляли подготовку фундамента для реализации современных концептуальных идей.

Рассматривая вопрос о «машиночитаемом праве», считаем возможным различать машиночитаемый формат правовых документов и материалов и машинное представление содержания и структуры правовых норм и институтов права. В этом аспекте можно, например, отметить распоряжение Президента США от мая 2013 г. о представлении официальных документов в машиночитаемом формате28. Однако так называемый машиночитаемый (электронный, цифровой) формат без выявления содержания правовой нормы сегодня уже является обычной практикой и сравнительно давно применяется в юридической практике. Между тем «машиночитаемое право» предполагает машинное представление смысла правовых положений. Кроме того, имеется различие между «машиночитаемым правом» и «машиноисполняемым правом».

Следует отметить, что «машиночитаемое право» в его широком понимании имеет смысл лишь в рамках правового позитивизма, поскольку требует строгого определения норм законодательства. Кроме того, конкретные модели «машиночитаемого права» всегда ориентированы на определенный уровень цифровых технологий и их возможностей, а также учет их функциональности, более эффективны для реализации правовых процедур. Вместе с тем представляется, что «машиночитаемое право» направлено на наибольшее применение, реализованное для решения узкоспециальных задач, безусловно, может быть использовано для расчетов, планирования, анализа и сопоставления.

Исследование позволяет констатировать, что в настоящее время человечество находится в сложных условиях приобретения первоначального формирования и применения «машиночитаемого права». С одной стороны, предполагается, что машиночитаемый код позволит на основе передовых методов обработки текста анализировать материалы споров и формировать решение по спору и решать иные задачи правоприменительной практики, включая продвижение смарт-контрактов. С другой стороны, параллельно с построением концепта «машиночитаемого права» должно происходить осмысление его места и роли, а это, мы полагаем, может происходить на данной стадии только с участием юридического сообщества.

Сама идея формирования «машиночитаемого права» с позиции практики видится логичной и рациональной. Вероятно, многократное использование на практике норм права, содержание которых представлено в машиночитаемом виде, позволит перейти к сервисной модели управления, но в центре которой, безусловно, должен быть человек, его права и гуманистические ценности, соблюдение информационной безопасности.

Однако нельзя отрицать, что несколько иная ситуация пока складывается в отношении теоретического осмысления феномена «машиночитаемого права» и последствий его внедрения. Как показывает исследование, в настоящее время теоретических правовых работ по «машиночитаемому праву» сравнительно немного. Вместе с тем требуют научных фундаментальных исследований как теоретико-методологические аспекты «машиночитаемого права», так и практические стороны, связанные с формальным представлением норм права, что имеет ключевое значение для формирования правовой политики государства.

Проблемы онтологии в «машиночитаемом праве» как полноты и единства всех видов правовой реальности

При построении «машиночитаемого права» используются онтологии. Однако понимание онтологии в правовой науке и компьютерных науках существенно различаются. Онтология в традиционном научном понимании является учением о фундаментальных принципах и закономерностях бытия, направленная на исследование наиболее общих сущностей и категорий. Проблемы онтологии – одни из древнейших в философии. Само же понятие «онтология» было введено немецким философом Я. Лорхардом в XVII в.29 Основной предмет онтологии как философского учения охватывает вопросы полноты и единства всех видов реальности, включая виртуальную30.

В компьютерных науках понятие онтологии, являясь производным от общенаучного понятия, включает формальное описание совокупности объектов некоторой предметной области и связей между ними, состоящее из таксономии понятий и их определений, правил вывода, принятых в соответствующей области. Онтология в информационных технологиях представляет собой попытку детальной и одновременно общей формализации определенной области знаний и представления ее в формате структурированной абстрактной модели.

В Концепции развития технологий «машиночитаемого права» под онтологией понимается описание на формальном языке совокупности объектов права и отношений между ними, включая сферы применения такого права, субъектов правоотношений, сделки и т. д.

Однако онтологический инжиниринг такой предметной области, как право, имеет определенные трудности, так как оно является более сложной областью знаний по сравнению с иными и включает информацию как о физических объектах, так и общественных отношений. Правовые конструкции представлены на естественных языках. При этом массив правовых документов весьма значительный. Формальный анализ юридических документов, основанный на извлечении знаний посредством ключевых слов, индексирования, грамматики и семантики не всегда позволяет решить проблему выявления смысла применяемой конструкции. Кроме того, используются возможности нечеткой логики, другие методы мягких вычислений для моделирования рассуждений и умозаключений экспертов как высококвалифицированных специалистов в определенной узкой предметной области31.

Ключевым в процессе создания «машиночитаемого права» является создание корпуса текстов нормативных правовых актов в виде открытых данных, что позволит использовать их практикам, исследователям, работающим в данном направлении, и многим другим категориям. Вместе с тем исследователи отмечают, что сегодня отсутствует единый и непротиворечивый перечень действующих в России нормативных правовых актов, что актуализирует создание для начала государственного регистра федеральных правовых актов и перспективность развития национальной системы правовой информации, включающей акты различного уровня, плоть до муниципального32.

При этом обращает на себя внимание тот факт, что право не однородно и является сложноорганизованной системой. Приемы, приемлемые в одной системе права, могут быть труднореализуемыми в другой. Кроме того, нормы права имеют иерархию, взаимосвязи, а их толкование используется в зависимости от конкретных обстоятельств и т. д. А также нельзя не обратить внимание на то, что применение правовых норм требует учета всей системы действующих норм, основанной на общеправовых ценностях и доктринальных подходах, что обуславливает судейское, административное и иное усмотрение.

Представляется, что абстрактные теоретические концепты права, дискуссионные нормативные положения малоприемлемы для цифровизации права и представления в машиночитаемом формате. Строгая формализация правовых ценностей неизбежно «наталкивается» на оценочный характер многих концептов и понятий права, а также многообразие правил и сложность связей между ними.

Так, например, право характеризуется весьма широким многообразием правовых принципов, и учет в машиночитаемом праве всех разнообразных принципов права во всей иерархии их массива вряд ли возможен, по меньшей мере крайне затруднителен. Кроме того, исследователи отмечают, что процесс применения принципов права носит творческий характер, а именно его лишены автоматизированные системы, включая искусственный интеллект33.

Существенная роль в процессе формирования «машиночитаемого права» возлагается на развитие технологии искусственного интеллекта. Вместе с тем в настоящее время, как показывает исследование, развитие получил лишь «слабый» искусственный интеллект, применяющийся в определенной достаточно узкой сфере. Однако правоприменение требует не только понимания смысла норм права и их взаимосвязи, но и особенностей правоотношений в широком круге областей, между значительным количеством субъектов. Кроме того, применение правовых норм предполагает наличие определенной доли эмпатии, что представляется наиболее труднореализуемым в формате онтологий.

Все это требует научного осмысления в аспекте пределов машиночитаемого права и динамики формирования новой реальности права. При этом следует согласиться с А.А. Ивановым, отмечающим, что «право является отражением природы человека и, как она сама, быстро меняться не может»34. Многозначность терминологии, вариативность понимания категориально-понятийного аппарата, норм-принципов и иных норм права, взаимосвязь права с техническим, этическим и иным регулированием являются отражением сложной, многоаспектной и противоречивой жизни, воплощающейся в разнообразных общественных отношениях.

Так, А. А. Иванов отмечает сложность перевода на машиночитаемый язык многозначных терминов, требующих большого числа оговорок и исключений из общего правила. К этому надо добавить вариативность понимания. Данный автор обращает внимание на нередко существующие глубоко спрятанные логические противоречия в праве, выявляемые лишь в процессе многократного применения нормы применительно к конкретным общественным отношениям, каждое из которых имеет свои нюансы, вскрывающие разные аспекты понимания содержания нормы35.

Кроме того, в праве достаточно много правовых средств, позволяющих оценивать характер деяния субъекта на основе большой совокупности обстоятельств с учетом целей и мотивов лица. При этом сами параметры, лежащие в основе модели произошедшего события, могут быть объективно измеряемыми и субъективно оцениваемыми. Следовательно, будет необходим механизм формирования и введения оценочных параметров, контроля за процессом и качеством оценки, что снижает уровень доверия к используемой модели и уменьшает степень автоматизированности процесса.

Частью объективной действительности является также злоупотребление правом как явление, известное обществу с древнейших времен. Как известно, имеются разнообразные мнения в отношении злоупотребления правом. Противодействие злоупотреблению правом особо важно при правовом обеспечении общественных отношений в информационной сфере в силу их относительной новизны, имеющихся несовершенств законодательства и нередко сложности регулирования инновационных цифровых технологий традиционными средствами права36. Злоупотребление правом предполагает прежде всего нарушение лицом норм справедливости и добросовестности поведения, осуществлением своих прав в ущерб правам иных лиц. При этом формально поведение лица может быть правомерным, и выявление злоупотребления правом определяется возможностью оценки всех сторон общественного отношения с позиций добра и зла, принципа добросовестности, что затруднительно представить с помощью формальных средств машиночитаемого права.

Ситуация осложняется тем, что в основе права лежит идея свободы воли. Кроме того, многие положения права, переведенные в машиночитаемый вид, должны быть введены в правила (алгоритмы) или базу системы искусственных интеллектуальных систем. В связи с этим возникает вопрос о возможности обучения искусственной интеллектуальной системы совокупности норм морали и этики, общим принципам и концептам права с учетом их большое количество и нетривиальную взаимосвязь. Сложность этого обусловлена тем, что по большому счету этические и правовые идеи человечества лежат не столько в области разума, сколько в чувственных и интуитивных восприятиях человека.

Все вышерассмотренные стороны цифровизации права позволяют констатировать, что правовые нормы и иные положения права должны быть в ходе построения «машиночитаемого права» разделены на две неравные части. В первую из них должна войти совокупность норм и положений права, которые на современном этапе формирования основ машиночитаемого права не могут быть формализованы в силу отсутствия математической модели представления сложных правовых конструкций и концептов. Во вторую часть целесообразно включать нормы права, описывающие правовые процедуры и правила, которые не вызывают множественность толкования и сложность формального описания.

Полагаем, что только взвешенный подход позволит решать вопросы «машинизации правовых средств» на современном этапе цифровизации права с достаточной долей осторожности и осмотрительности, учитывая социальную ценность права.

Представляется целесообразным также обсуждать сферы наиболее эффективного применения первоначальных реализаций машиночитаемого права. Так, Н. Н. Ковалева полагает, что «машиночитаемое право» будет «особенно актуально в области регулирования связи», являющейся чувствительной к изменениям цифровой среды, поскольку позволит снизить заурегулированность в данной области и снизит риски избыточного регулирования в будущем, упростит взаимодействие субъектов правоотношений37. Действенность применения «машиночитаемого права» можно также предположить в финансово-кредитной сфере, при регулировании электронной коммерции, обеспечении безопасности дорожного движения. Так, И. В. Понкин полагает, что целесообразно положения Правил дорожного движения преобразовать в машиночитаемый формат и обеспечить их машиноисполняемость. Еще одной областью эффективного применения «машиночитаемого права» данный ученый считает реализацию генетических поисковых алгоритмов38.

Отдельное внимание целесообразно уделить функциональному назначению «машиночитаемого права». Например, И. В. Понкин полагает, что исследование проектируемых и внедренных решений на базе рассматриваемой технологии позволяет выделить следующие основные цели «машиночитаемого права»:

• создание правовых онтологий и механизмов их функционирования;

• управление цифровыми онтологиями права;

• создание условий сопряжения разрабатываемых онтологий права с возможностями программных средств;

• правовая аналитика на базе онтологий;

• автоматизация процесса создания проекта нормативного правового акта и документа технического регулирования;

• оперирование правовыми цифровыми двойниками;

• сопряжение смарт-объектов с их нормативно-правовым и техническим регулированием;

• для прецедентного права – оперирование смарт-сетями цитирований;

• управление применяемыми в праве программами-ботами;

• использование при автоматизации правового профессионального перевода39.

Таким образом, исследование показывает, что концепт «машиночитаемого права» представляет интерес в определенных областях правоприменения, но на современном этапе его развития пока преждевременным является вопрос о всеобщей машинизации права. Однако существуют направления цифровизации права, для которых разработка и внедрение «машиночитаемого права» с учетом некоторых необходимых ограничений не только возможны, но и позволят праву перейти на следующий уровень развития при условии адекватной и строгой формализации подходящих для этого положений права в ходе его цифровизации.

Вместе с тем существуют риски недостаточной эффективности разрабатываемых механизмов вследствие неспособности системы, реализованной на современном уровне, достигнутом «машиночитаемым правом», учитывать различные теоретические подходы к правовой проблеме, нюансы доктринального толкования, а также иные особенности права. В связи с этим представляется, что на начальных этапах внедрения механизмов «машиночитаемого права» как одного из проявлений цифровых инноваций важно использование экспериментальных правовых режимов.

Цифровизация различных аспектов права, включая «машиночитаемое право», порождает аллармизм проявлением которого, кроме прочего, может быть неолуддизм, реализующийся в негативной оценке влияния цифровых технологий и научно-технологического прогресса на общество и человека, а также противодействии ему. На наш взгляд, такое беспокойство профессионального сообщества вызывается прежде всего размыванием традиционного понимания ценности права.

Научное сообщество все чаще обращает внимание на то, что по мере цифровизации эволюционируют сам человек, общества и государство, а также меняется отношение субъектов к цифровым технологиям, проникающим во все сферы. Это проявляется в формировании зависимости от цифровых устройств и решений, которые начинают восприниматься как часть жизни и даже самого существа человека, цифровое неравенство людей и социальных сообществ, самоидентификации людей и изменении моделей их поведения. В связи с этим сегодня целесообразно проведение междисциплинарных исследований с привлечением философии, логики, языкознания, психологии, биологии, медицины и множества иных наук для научно обоснованного прогнозирования на основе интеграции научного знания существующих рисков, в том числе для права.

Вместе с тем в ходе цифровой трансформации меняется отношение общества и отдельных лиц к значительному числу социальных институтов. Цифровизация происходит в техногенном типе развития общества, в котором преобладают идеи «золотого века», лежащего в будущем40. В связи с этим происходящие в современности изменения общества и государства сопровождаются модернизацией ценностных ориентиров, отказом от традиционных ценностей, порождением новых и пересмотром ранее существовавших.

Вместе с тем идея о том, что человек и его права являются высшей ценностью в системе правового регулирования и правоприменения в ракурсе рассмотренных аспектов цифровизации права, сегодня приобретает новое звучание и становится особо значимой ввиду отмечаемого исследователями усиления доверия со стороны человека и общества в целом к цифровым технологиям, изменения социума под влиянием цифровых и иных инновационных технологий, возникновения эмоциональной зависимости от них, а также появления гибридных существ, неразделимо сочетающих в себе естественные и искусственные компоненты.

В связи с этим исследование ценностных ориентиров права, а также роли и места права в современном обществе в условиях цифровизации позволяет выявить существующие риски цифровизации права.

Вопросы ценности права являются достаточно изученными в науке. В понимание ценности права включается и его юридическая характеристика как социальная необходимость, степень достижения общественно значимого результата вследствие выделения права в качестве особого института, а также наличия у права специфических свойств, позволяющих удовлетворять общественные и субъективные интересы.

Право является не просто универсальным регулятором общественных отношений, но средством достижения справедливости, баланса в охране интересов личности, общества и государства. Внося определенную упорядоченность в общественные отношения, право поднимает их на цивилизационно более высокий уровень. При этом право закрепляет и охраняет те ценности, которые характерны для данной ступени развития общества и государства. В нем выражено представление субъектов правоотношений и социума в целом о необходимом уровне свободы, справедливости, возможных ограничениях, критериях согласования интересов.

Генезис права и его динамика демонстрируют, что право, являясь одним из социальных регуляторов, в силу своей общеобязательности и поддержки силой государства, имеет особую ценность, так как обеспечивает гарантированный и охраняемый уровень прав и свобод, формального равенства. В силу этого право из всех регуляторов наиболее полно олицетворяет свободу в обществе, меру этой свободы, гарантированный уровень прав и правопорядка, упорядочивает формы ответственности и решает иные социально значимые функции, являясь общепризнанной формой бытия своды. Представляется, что в современных условиях цифровизации право приобретает характер не только необходимости в аспекте регулирования поведения субъектов в социуме, но и свойства общественно значимой ценности и социального блага, гарантирующего социальную стабильность в условиях быстро меняющегося мира и высокой степени неопределенности будущего.

Следовательно, право было и остается социальной ценностью, пронизанной гуманными идеями и началами. Вместе с тем в последнее время в связи с цифровизацией права исследователи все чаще обращаются к общечеловеческим ценностям и обращают внимание на необходимость поддержания принципов гуманизма и ответственности перед будущим поколением41.

Право выполняет и функцию формирования условий для дальнейшего развития цивилизации. Являясь мощным фактором прогресса, право вбирает в себя все новые достижения науки и техники, формируя условия для их развития и внедрения, а также используя результаты научно-технологического прогресса в целях эффективного регулирования. Тем самым право создает качественно новую среду, позволяя утвердиться новым общественным отношениям и видам деятельности.

Особое значение правовые подходы имеют при решении проблем сотрудничества и гармонизации законодательства на международном и межгосударственном уровне, становясь инструментами достижения согласия и взаимопонимания, что является необходимым в аспекте транснационального характера информационной сферы и цифровых технологий.

Ценностные аспекты права наиболее ярко проявляются не столько в букве закона, сколько в его «духе», отражаясь в базовых началах и идеях, а также фундаментальных правах человека и основополагающих принципах права. Исследование показывает, что цифровые технологии, реализованные на большом массиве данных, становясь вроде бы объективным и беспристрастным инструментом принятия решений, лишенным ошибок в связи с так называемым человеческим фактором, одновременно могут лишать человека свободы выбора и, соответственно, свободы воли. Это важная проблема социально-правового характера.

Нельзя не обращать внимание на то, что применение цифровых технологий связывают с определенными рисками дискриминации лица по признакам пола, расовой принадлежности, успешности и т. д., являясь, например, инструментом нарушения прав при решении вопроса о трудоустройстве лица, выдаче кредита, условно-досрочном освобождении и иных ситуациях. Показательной в этом смысле является также система социальных кредитов Китая. В этой связи, с учетом того, что уже сегодня машинный код порой выступает регулирующим фактором при принятии многих решений, нельзя игнорировать риски и угрозы возможного нарушения прав и свобод человека и гражданина, исследования проблем формирования «машиночитаемого права», а также сохранения и развития ценности права как социального регулятора в целях обеспечения национальных интересов, социальной стабильности и недопущения общественных потрясений.

Глава 2. АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ПРАВА В ПЕРИОДЫ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ МОДЕРНИЗАЦИЙ42

О. Ю. Рыбаков

О чем бы ни шла речь, повсюду человек обращается к наиболее значимым характеристикам своей жизнедеятельности, ценностным основаниям бытия. Ценность существует как осознанная актуальность, сопоставимая с другими значимыми предметами, явлениями, отношениями. Ценность – свойство вещей, предметов, явлений, отношений, имеющих отличительное значение для человека и служащих удовлетворению его потребностей и интересов. Ценностные основания жизнедеятельности человека – фундаментальные, базовые, исходные условия восприятия значимости свойств вещей, предметов, явлений, отношений.

Право есть ценность, которая проявляется в социокультурной среде. Предпосылками такого проявления служат различия в уровнях и качестве ценностных отношений между человеком и природой, человеком и техникой, технологиями. Природа не создает ценности самостоятельно. Явления природы приобретают ценностно-правовое значение лишь в результате их соотнесения с потребностями и интересами обеспечения жизнедеятельности человека. Так, ценность благоприятной окружающей среды очевидна как универсальная, всеобщая ценность. Однако загрязнение окружающей среды как внеценностное вторжение в сферу значимого для индивида и общества становится юридическим фактом и получает правовую оценку лишь тогда, когда используется правовая норма, нормативный правовой акт, предусматривающий юридическую ответственность. Ценность в праве сопряжена с установленными процедурами привлечения к ответственности.

Как отмечается в научных публикациях, «следует различать два аспекта ценностного подхода к праву. Во-первых, ценность права как такового, как формы, способа организации общественных взаимодействий между людьми, формы долженствования, отличной от религии и морали. Во-вторых, содержание правовых ценностей: свобода, равенство, справедливость, достоинство»43. Историческая эволюция права приводит его к фиксации в качестве общезначимого института, аналогов которому нет, в силу его свойств создания всеобщих обязательных отношений. Этот институт имеет формальные основания своего функционирования, он не запрещен, потенциально легален и в идеальном варианте легитимен. Право понимается в зависимости от мировоззренческих оснований создателя правовой концепции. Однако право лишь тогда обладает универсальной ценностью, когда апеллирует к свободе, формальному равенству, справедливости – по версии его гуманистического понимания.

Ценностный подход к праву и обозначение его в качестве ценности имеет множественность исходных гносеологических и даже онтологических позиций. Права и свободы, формирующиеся эволюционно в рамках некоторых социальных систем, обретают статус социокультурного института и института регуляции, с помощью которого получают регулирование общественные отношения, значимые для различных социальных слоев.

Концептуальное выражение права и других социальных явлений, коррелирующих с правом, выступает необходимым условием формирования онтологической картины бытия права. Важно учитывать, что существует определенная иерархия уровней описания, обработки логическими способами понятия права, анализа правовых явлений и самого права как теоретической модели, имеющей универсальные, всеобщие и обязательные свойства государственно-цивилизованной гуманистической организации жизни людей.

Начальный уровень выражает аксиологию права как эмпирически воспринимаемого целостного явления. Наличие правовых норм и правил взаимодействия между людьми, образцов и стандартов их поведения, форм государственного воздействия на общественные отношения, сознание самого человека, а следовательно, его поведения, значения неизбежности наказаний, неотвратимости исполнения обязательств – все это и многое другое проявляется в психологических формах общественного сознания, чувствах, эмоциях социально-профессиональных групп, наций, народов, государственно организованных общностей, самого индивида.

Начальный (начально-эмпирический) уровень отражения бытия права вызывает необходимость наличия психологического уровня его оценки, обыденного правового сознания. Право и правовые явления, прежде чем оказаться в поле зрения теории юридической науки, становятся изначально эмпирическим объектом и актуализируются на уровне чувственно-рассудочного познания для человека.

Как следствие использования форм и методов эмпирического познания права (наблюдение, описание) формируются эмпирические основы картины правового бытия. Право предстает как обусловленная ходом исторического развития общества необходимость и одновременно полезность для индивида. Мораль не справляется с задачей организации всеобщего социального порядка, что инициирует отношения долженствования, корреспондирование прав и обязанностей.

Эмпиризм восприятия права становится элементом образа жизни человека и его сообществ в процессе эволюционного социокультурного развития. Такое возможно не во всех социальных системах, но только в тех, где организация социальной жизни обретает нормативно выраженную упорядоченность на основе принципов справедливости, свободы, формального равенства, уважения к достоинству человека. Из осознания человека, его жизни, здоровья, благополучия, производится ценность права. Уже на эмпирическом уровне начинает утверждаться достоинство индивида как главного условия реализации института прав и свобод человека, являющегося переходным состоянием от начально-эмпирического уровня к теоретическому.

Теоретический уровень осмысления права не является одномерным и представлен в виде правопонимания как объективной идеи или воплощения права как теории, выражающей совокупную органичность материалистических представлений о праве, где позитивизм в его различных форматах был и остается основополагающим. Концептуализация априорности идей (И. Кант) трактует право как надэмпирическое явление, не обусловленное «борьбой за право» (Р. Иеринг). Нет борьбы и обретения права, но есть идея права, возникающая не из опыта и его оценки в сознании человека, а их факта констатации сознанием человека права как идеи. В то же время в научной правовой доктрине преобладает понимание права как «живой материи», результата объективно необходимой целеполагающей деятельности человека, преследующего рациональные цели и адекватную им мотивацию.

В конечном итоге юридическим наукам как исторически сложившейся системе научных знаний принадлежит решающая роль в вопросах осмысления бытия права и в целом формировании научно-теоретической картины бытия права. Эмпиричность и концептуальность в ценностном осмыслении права как явления и элемента организации частной и общественной жизни соединены в гносеологическом ряду поиска человеком ответа на вопрос: что есть право. Причем ответ на концептуальном уровне человек пытается обрести, создавая право эмпирически. Сначала создает его как определенную систему норм, затем на протяжении всей истории пытается сформулировать и обосновать его теорию.

Концептуализация права неизбежно вызывает обращение к праву как фундаментальному онтологическому явлению, выражающему идею прав человека. Сама идея необходима индивиду и человечеству как одно из воплощений концептуально выраженной потребности в облегчении жизни людей путем фиксации притязаний, которые могут закрепляться и защищаться государственной властью и от того обретают характер общеобязательности к исполнению.

С момента систематизации прав человека как естественных, что связано с именем Гуго Гроция, права человека имеют не божественное объяснение, не сверхчеловеческое, как у Августина Аврелия, например, а собственно человеческое. Человек сам утверждает свои права, причем для всех и каждого, что имеет интерпретацию их как идеала. Человечество не смогло добиться полного планетарного осуществления прав и свобод человека как идеи самого права, выражающего справедливость, формальное равенство, свободу. Права человека, закрепленные в международных правовых документах, были и остаются необходимым идеалом добра и гуманизма. Были ли практически распространены права человека на всех людей, населяющих планету не только в их юснатуралистическом исполнении, но как права, обеспечивающие высокий уровень и качество жизни, уважение к личности человека, независимо от юснатурализма? В ряде стран права человека как уровень и качество жизни реализовались независимо от их естественно-правового понимания (ОАЭ, Южная Корея).

Существуют исторические примеры достижения сложно реализуемых в масштабах общества прав: права на труд, бесплатное образование, бесплатную медицинскую помощь. Так, в Советском Союзе в соответствии с Конституцией СССР 1977 г. граждане имели право на труд, то есть на получение гарантированной работы с оплатой труда в соответствии с его количеством и качеством и не ниже установленного государством минимального размера, – включая право на выбор профессии, рода занятий и работы в соответствии с призванием, способностями, профессиональной подготовкой, образованием и с учетом общественных потребностей (ст. 40). Граждане СССР имеют право на охрану здоровья, которое обеспечивается бесплатной квалифицированной медицинской помощью, оказываемой государственными учреждениями здравоохранения; расширением сети учреждений для лечения и укрепления здоровья граждан и другими гарантиями, закрепленными в тексте ст. 42 Конституции СССР 1977 г. Граждане СССР имеют право на образование, которое обеспечивается бесплатностью всех видов образования, осуществлением всеобщего обязательного среднего образования молодежи, широким развитием профессионально-технического, среднего специального и высшего образования на основе связи обучения с жизнью, с производством и другими гарантиями, закрепленными в тексте ст. 45 Конституции СССР 1977 г. Причем эти и другие права не выводились из концепции естественных прав человека.

Мировоззрение всеобщего равенства людей предполагает его осуществление людьми различного цвета кожи, национальности, вероисповедания, образования, независимо от организации экономики, характера и особенностей управления государственными делами, геополитического пространства и присутствия человека в нем – это права для всех и каждого.

Итак, права человека остаются идеалом и идеей, гуманистическим ориентиром, который осуществим либо для всех и всегда, либо это институт отдельных социальных систем, реализующийся регионально или локально. Масштабного, планетарного осуществления прав человека не состоялось, но остается надежда на преодоление или минимизацию политико-экономических, социальных неравенств, действительного, а не декларативного признания и осуществления прав и свобод человека.

Что же сопровождает ценностное понимание права, в чем выражена необходимость объяснения этого института как значимого для различных периодов развития человечества? Для ответа на этот вопрос необходимо учитывать различные мировоззренческие основания правопонимания.

Теологический подход, исходящий из бытийственного первоначала не в человеке, но в Боге, заложенный в произведениях Августина Аврелия (Блаженного), имел огромное влияние в период Средневековья. Право здесь ценностно, но в связи с определяющей ролью Бога и Божественного разума. Однако существуют атеистические оценки теологического миропонимания. Бертран Рассел в философском труде «История западной философии» отмечает, говоря о произведении «О граде Божием», что «книга содержит много такого, что едва ли может быть принято в наши дни, а ее центральный тезис несколько затемнен наслоениями, принадлежащими веку св. Августина. Но широкая концепция противоположности между градом мира сего и градом божьим осталась для многих вдохновляющей идеей и даже ныне может быть заново изложена небогословским языком»44. В такой оценке одного из основателей аналитической философии и математической логики присутствует очень важный момент: внеисторичность данного произведения Августина Аврелия (Блаженного), что, собственно, возможно распространить и на другие его работы. Но главное – это сама идея разделения людей не по имущественному, должностному, интеллектуальному, образовательным и иным светским критериям, а по отношению человека к Богу, к тому, что он заповедовал как основу присутствия человека в мире. Не следует совершать того, что является безнравственным, неподобающим миссии человека как существа родового и тогда не будет нарушения прав людей. Нарушение божественных установлений, таким образом, влечет характеристику жизни человека, реализующуюся не в соответствии с принципами, которые даны людям. Каким бы образом данная позиция ни вызывала критики, суть ее прежняя – не совершай того, чтобы тебе не хотелось, чтобы совершили другие в отношении тебя. Мораль и право были и остаются не только взаимосвязанными теоретическими категориями, но и практически значимыми атрибутами жизнедеятельности человека и его сообществ.

Позволим предположить, что теологические основания прав человека, понимания самого права, с одной стороны, а также его естественно-правовое осмысление – с другой стороны, имеет некоторые линии сходства. Вопрос ценностного осознания права в обеих концептуальных подходах остается вторым, уступая место первому – ценности самого человека. Религиозное миропонимание ставит Бога выше всех и всего остального и таким образом, Творец оказывается над системой ценностей человека. Этот мир есть мир человеческий, и поэтому в теологическом миропонимании человек, его душа не исключаются из системы ценностей и, более того, они занимают первостепенное положение в этой системе.

Августин Аврелий утверждает, что когда человек живет по истине, он живет не сам по себе, а по Богу. Когда же он живет по самому себе, т. е. по человеку, а не по Богу, он, несомненно, живет по лжи. Это не потому, что сам человек – ложь, а потому, что человек сотворен правым при том условии, чтобы жил не по себе самому, а по Тому, Кем сотворен, т. е. исполнял Его волю, а не свою. Жить же не так, как он сотворен, и есть ложь. Ибо он хочет быть блаженным, не живя так, чтобы быть блаженным45. Августин Аврелий (Блаженный) размышляет о том, каким образом установления Создателя, который заповедует любить ближнего своего, могли бы быть приняты людьми, желающими обрести от Бога «такую силу слова, чтобы те, которым не дано понять, как творит Бог, не могли бы не принять слов моих, ссылаясь на то, что они превосходят их разумение; те же, которым это дано, находили бы в кратких словах раба Твоего любую верную мысль, до которой они дошли собственными размышлениями. А если бы кто другой усмотрел в свете Истины другую мысль, то и ее он должен был бы найти в этих словах»46. В любом случае ценность человека сохраняется, так как он способен к изменению себя и обращению к Создателю как источнику всего, то есть способен жить по Богу.

Ценность права не исключена в теологических учениях и получила свою интерпретацию в дальнейшем, в том числе в идеалистических теориях права. Материалистическая аксиология права выражается в ряде учений, отражающих позитивистское, неопозитивистское, социологическое правопонимание. Применительно к юридическому позитивизму право, хотя и вторично по отношению к государству и, по существу, невозможно в случае отсутствия принудительной силы обеспечения, и оно отсутствует, невзирая на усилия со стороны общества, но пр

...