автордың кітабын онлайн тегін оқу Современный цивилистический процесс: идеи, взгляды, позиции
Информация о книге
УДК 347.9
ББК 67.410
С56
Рецензенты:
Соловьев А. А., доктор юридических наук, профессор, профессор Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), заместитель председателя Арбитражного суда Московской области;
Лукьянова И. Н., кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой процессуального права Всероссийской академии внешней торговли (ВАВТ Минэкономразвития РФ).
Ответственный редактор кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского и административного судопроизводства Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) М. В. Самсонова.
Настоящий сборник подготовлен по итогам проведения конференции, посвященной 100-летию профессора, доктора юридических наук, заслуженного юриста РСФСР Марии Сумбатовны Шакарян, которая состоялась 19 января 2024 года в Московском государственном юридическом университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА).
В сборник вошли статьи, тезисы выступлений, подготовленные участниками конференции, по наиболее актуальным вопросам совершенствования гражданского процессуального законодательства и практики его применения.
Для студентов, аспирантов и преподавателей юридических факультетов и организаций высшего образования, практикующих юристов, а также для всех интересующихся проблемами судебной защиты прав и законных интересов граждан и организаций.
УДК 347.9
ББК 67.410
© Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА), 2024
Вступительное слово
Дорогие читатели!
Вашему вниманию представляется научное издание, являющееся данью памяти выдающемуся ученому, доктору юридических наук, профессору, Заслуженному юристу РСФСР Марии Сумбатовне Шакарян.
Практически вся профессиональная деятельность профессора М. С. Шакарян связана с ВЮЗИ — МЮИ — МГЮА. Она продолжалась с 13 ноября 1950 года по 22 августа 2003 года — в общей сложности почти 53 года, из которых 50 лет было посвящено преподавательской работе.
В 1972 году на заседании ученого совета Юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова Мария Сумбатовна защитила докторскую диссертацию на тему «Субъекты советского гражданского процессуального правоотношения». В 1974 году ей было присвоено ученое звание профессора.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 20 августа 1986 года профессору М. С. Шакарян было присвоено почетное звание Заслуженного юриста РСФСР.
Тридцать два года — с 1 сентября 1971 года и до самой смерти, 22 августа 2003 года, Мария Сумбатовна Шакарян была заведующей кафедрой гражданского процесса ВЮЗИ — МЮИ — МГЮА. Более 15 лет она возглавляла диссертационный совет МГЮА по цивилистическим отраслям науки.
Перу Марии Сумбатовны принадлежат более 140 работ, в том числе монография «Субъекты гражданского процессуального права» (М., 1970); учебные пособия: «Учение о сторонах в советском гражданском процессе» (М.,1983), «Участие в гражданском процессе органов государственного управления» (М.,1983), «Участие третьих лиц в советском гражданском процессе» (М., 1990), а также статьи, посвященные актуальным проблемам теории гражданского процессуального права, реализации конституционного права на судебную защиту на различных стадиях гражданского процесса, субъектам гражданских процессуальных правоотношений, проблемам соотношения судебной защиты субъективных прав с иными формами защиты, соотношению гражданского и арбитражного процессов и др.
Значителен вклад профессора М. С. Шакарян в разработку и совершенствование гражданского процессуального законодательства. В 1962—1964 годах она была членом рабочей группы Президиума Верховного Совета СССР по координации работы над ГПК всех союзных республик и руководителем подгруппы по пересмотру судебных постановлений. С мая 1993 по 2002 год — членом рабочей группы по подготовке ГПК РФ. За эту работу Мария Сумбатовна была награждена высшей юридической премией «Фемида».
С 1973 года профессор М. С. Шакарян являлась неизменным членом научно-консультативных советов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ), а с 1995 года — членом Научно-консультативного совета Высшего Арбитражного Суда РФ.
Проводя 19 января 2024 года международную научно-практическую конференцию «Вопросы совершенствования правосудия по гражданским делам и гражданского процессуального законодательства: научное и педагогическое наследие М. С. Шакарян», посвященную 100-летию со дня рождения Марии Сумбатовны, кафедра гражданского и административного судопроизводства Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) понимала, что помимо блестящих выступлений участников данного мероприятия в памяти современников и потомков должно остаться то, что будет составлять «овеществленную» конференцию, — настоящий сборник.
Его название, как представляется, достаточно точно отражает те процессы, которые свойственны любой отрасли научных знаний, — единство и в то же время борьба идей, взглядов, позиций. Имели ли место эти процессы в годы научного творчества профессора М. С. Шакарян? Безусловно, ведь это время активного развития ведущих процессуальных школ.
Осознавая, что наука не стоит на месте (цивилистический процесс в современных условиях — тоже материя изменчивая), оргкомитет конференции и ответственный редактор настоящего издания не проводили жесткого отбора материалов, представленных для публикации, не ограничивали их только теми вопросами, которыми занималась Мария Сумбатовна, хотя и их спектр достаточно широк и не утратил актуальности. Даже беглое знакомство с содержанием сборника показывает, что в него вошли публикации, посвященные проблемам как гражданского, так и арбитражного, а также административного судопроизводства; были включены материалы, касающиеся вопросов, находящихся «на стыке» материального и процессуального права; несомненный интерес представляют работы, в которых исследуются различные формы (способы) альтернативного разрешения споров. Авторы данного издания представили читателю достаточно широкий спектр идей, взглядов, позиций, достаточно полно характеризующих современную доктрину цивилистического процессуального права и существующие научные школы, одновременно сохранив и приумножив научное наследие Марии Сумбатовны Шакарян.
Отдельная часть сборника включает в себя те материалы, которые представили наши молодые ученые. Всем известно, каким чутким, по сути материнским, было отношение Марии Сумбатовны к своим ученикам, какой научный потенциал она старалась в них заложить. Поэтому нельзя было не дать слово, не предоставить возможность поделиться своими мыслями тем, на кого мы возлагаем надежды как на будущее цивилистической процессуальной науки. Многие из материалов данного раздела — это уже не просто проба пера, а сформировавшийся научный подход к решению определенной проблемы. Этот подход ценен тем, что он порой достаточно нетривиален.
От лица кафедры гражданского и административного судопроизводства позвольте выразить искреннюю признательность всем авторам настоящего издания, пожелать им дальнейших научных свершений, а читателям — приятного и продуктивного чтения!
С. М. Михайлов,
заведующий кафедрой гражданского
и административного судопроизводства
Московского государственного юридического
университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Черных Ирина Ильинична,
кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского
и административного судопроизводства Московского
государственного юридического университета
имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
IICHERNYKH@msal.ru
Самсонова Мария Витимовна,
кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского
и административного судопроизводства Московского
государственного юридического университета
имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
samsonova@msal.ru
Вместо предисловия. Вопросы совершенствования правосудия по гражданским делам и гражданского процессуального законодательства: научное и педагогическое наследие М. С. Шакарян
19 января 2024 года состоялась международная научно-практическая конференция, посвященная 100-летию доктора юридических наук, профессора Марии Сумбатовны Шакарян «Вопросы совершенствования правосудия по гражданским делам и гражданского процессуального законодательства: научное и педагогическое наследие М. С. Шакарян».
Организатором мероприятия стала кафедра гражданского и административного судопроизводства Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).
В работе конференции приняли участие более 100 человек: представители российских и зарубежных научных и образовательных организаций, судебных органов, адвокатских образований, государственных органов, медиаторы, практикующие юристы.
Работа конференции началась с проведения пленарного заседания, а затем была продолжена на пяти дискуссионных площадках.
Пленарное заседание прошло в теплой атмосфере, наполненной добрыми воспоминаниями об ученом и человеке с большой буквы, которому посвящена конференция. С приветственным словом к участникам мероприятия обратился ректор Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) В. В. Блажеев. Его выступление было выражением благодарности М. С. Шакарян как учителю, наставнику и ученому. Словами признательности и глубокого уважения были наполнены и выступления первого проректора Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) И. В. Ершовой, заведующего кафедрой гражданского процесса Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова В. В. Молчанова.
На пленарном заседании в научных докладах рефреном звучала тематика фундаментальных вопросов гражданского процессуального права, близкая исследованиям М. С. Шакарян. Все выступившие в этой части докладчики с единодушием отмечали научную прозорливость и научно-прогностический талант профессора М. С. Шакарян. По совпадению, впрочем, неудивительному, докладчики обратились к идеям, выраженным на страницах трудов Марии Сумбатовны, отмечая их современное значение и актуальность. Вопрос об отводах участникам процесса, поднимавшийся в ее трудах еще при разработке действующего ГПК РФ, так и остался не вполне разрешенным, тогда как основания для отвода эксперта, переводчика, а также новой процессуальной фигуры — судебного примирителя — нуждаются в уточнениях, отметила заведующая кафедрой гражданского права и процесса Е. И. Носырева (Воронежский государственный университет), поскольку первоочередным направлением совершенствования процессуального законодательства является четкость в определении процессуального положения участников процесса. Такую же идею подчеркнула и профессор Е. В. Кудрявцева (МГУ имени М. В. Ломоносова) на примере процессуального соучастия. Еще в 70-е годы прошлого века М. С. Шакарян отмечала значимость регулирования процессуального положения лиц, участвующих в деле, в тесной связи с материальным правом. Профессор Н. А. Громошина (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) привлекла внимание участников конференции к утраченному, но не утратившему глубины и социально-политической значимости институту народных заседателей. Было подчеркнуто, что в современном меняющемся мире важно поддержать государство, как институт, государственную судебную власть, от факторов, влияющих на социальную нестабильность, поскольку суд — точка единения государства и гражданского общества, а участие общества в осуществлении правосудия — форма осуществления народовластия.
На дискуссионных площадках указанная тематика получила свое развитие. Прежде всего, генеральное направление — субъекты гражданского процесса. Ему уделялось внимание в самых разнообразных аспектах. Доцент Е. В. Буянова (Оренбургский институт (филиал) Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) остановилась на вызовах современности в отношении института участия органов государственной власти и местного самоуправления в делах о защите прав и интересов детей в гражданском процессе. Докладчик обратила внимание на нечеткость в разграничении функций в этом вопросе собственно указанных органов, прокуратуры и уполномоченного по правам ребенка в субъекте Российской Федерации. «Детская» проблема форм участия несовершеннолетних в гражданском процессе была поддержана в докладе доцента О. В. Жуковой (Тверской государственный университет).
Реформирование процессуального законодательства обусловлено в числе прочего, разнообразием и стремительным развитием материальных правоотношений. В связи с этим, актуальность приобрели вопросы правосубъектности искусственного интеллекта как в материальном праве так и, потенциально, в судопроизводстве. Интересный доклад был представлен доцентом Е. А. Моргуновой (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)). На примере споров о нарушении авторских прав на мультипликационные фильмы, докладчик продемонстрировала сложность определения надлежащих сторон по таким делам вследствие специфики аудиовизуального произведения, обладающего свойствами сложносоставности, динамичности, синтетичности. Е. А. Моргунова сделала акцент на неразрешенности вопроса об авторстве аудиовизуального произведения, созданного при помощи искусственного интеллекта. К проблемам субъектности искусственного интеллекта как предмета правового регулирования обратился и доцент И. Н. Тарасов (Уральский государственный юридический университет имени В. Ф. Яковлева), отметивший возможность наделения правосубъектностью искусственный интеллект при объективной обусловленности этого социально-экономическими потребностями.
Нетривиальный подход к правосубьектности показал доцент В. В. Аргунов (МГУ имени М. В. Ломоносова). Глубоко, с философских позиций, докладчик справедливо отметил зависимость осмысления правовых явлений от правопонимания. Автор предложил отступить исключительно от нормативистского подхода к правопониманию, а использовать также и наблюдения в праве через юснатурализм, «цифровое» право, интегративные концепции и т.д. Интегративный подход, по мнению докладчика, весьма продуктивен для построения юридической конструкции правосубъектности. Он позволяет совместить «идеальное» (право в потенции) — социальный субстрат (модель) юридической личности, закрепленный в норме права, с «реальным» (право в наличии) — правовое состояние как комплекс реальных прав/обязанностей конкретного субъекта, уже участвующего в правоотношении.
Особое внимание участники конференции уделили суду как субъекту процессуальных правоотношений, всесторонне обсудив изменение его роли в обществе как органа правосудия и отметив возрастающее значение воспитательной функции суда в современном обществе. По этой теме с интересным сообщением выступила доцент А. П. Томина (Оренбургский институт (филиал) Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)), отметившая наблюдающуюся в судебной практике тенденцию повышения активности суда в собирании доказательств в целях правильного и своевременного рассмотрения гражданских дел.
Работа другой дискуссионной площадки проходила в форме обсуждения фундаментальных вопросов, в разработке которых принимала участие профессор М. С. Шакаряд в ходе реформы гражданского процесса в конце прошлого столетия, а также развития и трансформации институтов гражданского процесса в современных условиях.
Профессор Д. Б. Абушенко (Уральский государственный юридический университет имени В. Ф. Яковлева) обратился к проблеме правового регулирования права участников судопроизводства (помимо спорящих сторон) на возмещение понесенных ими в ходе судебного разбирательства расходов, отметив недостаточную разработанность данного вопроса в научных работах. Доцент И. Д. Августина (Северо-Кавказский институт (филиал) РПА Минюста России) обратилась к актуальной проблеме злоупотребления процессуальными правами при рассмотрении гражданских и административных дел и необходимости их пресечения. В свою очередь преподаватель Е. А. Евтухович (Воронежский государственный университет) предложил к обсуждению собственное видение механизма отнесения судебных расходов на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами в рамках досудебного порядка урегулирования спора, в АПК РФ.
Профессор А. Ф. Воронов (МГУ имени М. В. Ломоносова) представил вниманию участников новое понимание критериев определения компетенции арбитражных судов посредством обращения к различным классификаторам экономической деятельности.
Практические проблемы применения процессуальных норм были отмечены в выступлениях участников дискуссионной площадки. Так, Г. В. Вердиян (судья Московского областного суда) обратил внимание на практические проблемы реализации права сторон на отводы судьям в судах проверочных инстанций, отметив необходимость совершенствования процессуальных норм. На сложности, возникающие при применении правил, регламентирующих разъяснение определений суда первой инстанции по административным делам, указал преподаватель Д. Ю. Воронин (Институт повышения квалификации Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)).
На сложностях, возникающих у заинтересованных лиц при обращении в суд в электронном виде, акцентировала внимание доцент В. Ф. Борисова (Саратовская государственная юридическая академия), отметив серьезную проблему цифрового неравенства и противоречивую судебную практику. Е. А. Михайлова (судья Арбитражного суда Челябинской области) осветила практику применения частных определений судьями арбитражных судов.
Старший преподаватель С. П. Постыляков (НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге) обратился к проблеме определения подсудности споров с участием потребителей, содержащих требования о возмещении морального вреда, указав на сложившуюся практику отнесения таких дел к подсудности мировых судей, вопреки закону, что, мнению выступающего, приводит к умалению гарантий реализации права на судебную защиту заинтересованных в ней лиц.
На отдельной дискуссионной площадке внимание сосредоточилось на проблемах пересмотра судебных постановлений. Ее участники отметили в своих докладах несовершенство правового регулирования деятельности проверочных инстанций. Об этом, в частности, говорила профессор Е. А. Борисова (МГУ имени М. В. Ломоносова). Нередко это ставилось на обсуждение и в выступлениях иных спикеров, причем с вовлечением вопросов доказывания, унификации правил рассмотрения дел в арбитражных судах и судах общей юрисдикции. Интересно, что многие спикеры выбрали для своего выступления демонстрацию проблематики на конкретных примерах. Так, старший преподаватель П. Н. Мацкевич (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) показал глубокую связь вопросов о законной силе судебного решения, значением преобразовательного судебного решения с его последствиями как материального юридического факта для материально-правовых отношений на примере решения суда о расторжении договора аренды недвижимости. Глубокую и неразрывную связь материального и процессуального отмечала в своих научных трудах и профессор М. С. Шакарян. Поэтому участники дискуссии подчеркивали эту связь, анализируя основания для изменения и отмены судебных постановлений вышестоящими судами, как с точки зрения ошибок в применении материального, так и процессуального права именно на примерах конкретных дел. Ассистент Д. Ю. Затонова (Санкт-Петербургский государственный университет) привела пример правоприменительных трудностей и ошибок, связанных с использованием заключения эксперта. Старший преподаватель А. В. Ковалева (Сибирский федеральный университет) поддержала дискуссию докладом о неопределенности доказательственного значения консультации специалиста в ГПК РФ, а В. А. Кудрина (ООО «KVADRAT») поделилась опытом использования процессуальных норм о фальсификация доказательств в гражданском процессе.
Организаторы мероприятия с удовлетворением отметили интерес участников к вопросам теории гражданского процесса. Доцент М. Ю. Бутнева (Ярославский государственный университет имени П. Г. Демидова) отметила неоправданную разницу в правовом регулировании последствий ошибочного выбора судебного порядка заинтересованным лицом, а также привлекла внимание к норме, на неоднозначность которой сложно не обратить внимание: взаимосвязанные между собой требования, частично подлежащие рассмотрению по КАС РФ и по ГПК РФ, не будучи разъединимыми, подлежат рассмотрению по правилам гражданского судопроизводства, что лишает участников публично-правового спора гарантий, установленных в административном судопроизводстве. Также поставлен был вопрос о последствиях гипотетически возможного противоположного законодательного решения этой ситуации применительно к пределам пересмотра в вышестоящей инстанции. Акцент сделан на тезис о том, что если такие неразъединимые требования рассматривать по правилам ГПК РФ, то и пределы проверки судебных постановлений будут определяться по этому кодексу, что грозит излишним вмешательством суда в частно-правовые споры. Участники дискуссии пришли к выводу о необходимости специального правового регулирования в данном случае.
Неизменное значение для развития и совершенствования гражданского процессуального законодательства имеет исследование системообразующих элементов отрасли. Этой тематике посвятили свои выступления доцент С. С. Казиханова (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) и доцент Д. А. Плотников (Вятский государственный университет). Оба докладчика одинаково относятся к значимости принципов как к базовому элементу отрасли, подчеркнули значение гражданской процессуальной формы, рассмотрели разнообразные, предложенные как в отраслевой литературе, так и в общей теории права, критерии отраслеобразования. Была отмечена дифференциация критериев как фактор нестабильности отрасли.
Разнообразие научных интересов и богатство научного вклада профессора М. С. Шакарян отмечались участниками дискуссионной площадки, посвященной проблемам рассмотрения различных категорий споров, а также вопросам преподавания процессуальных дисциплин.
Доцент И. А. Невский (Южный федеральный университет) поставил на обсуждение вопросы, возникающие при допуске представителя должника в процедурах банкротства гражданина, доцент Л. К. Острикова (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) ярко обозначила связь материального и процессуального права при определении надлежащих сторон и решении вопросов процессуального соучастия на примере дел о возмещении вреда, причиненного частным лицам в сфере уголовного судопроизводства. Г. П. Панфилов (юридическая компания «VERSUS.legal»), обращаясь к позициям Конституционного Суда Российской Федерации, выраженным, в частности, в постановлениях от 08.12.2017 № 39-П, от 30.10.2023 № 50-П, затронул вопросы доказывания в делах о возмещении вреда, причиненного бюджетной системе, по искам к контролирующим организацию лицам.
Отдельным блоком прозвучали выступления, посвященные альтернативным способам разрешения споров. В частности, доцент П. А. Ильичев, (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)) рассмотрел практические вопросы выполнения судами функций контроля в отношении третейских судов. И. В. Уткина (Коллегия посредников «Ц.С.Б.») посвятила свое выступление вопросам применения медиации как до обращения в суд, так и в ходе судебного разбирательства, отметив важное значение просвещения граждан о возможностях внесудебного урегулирования споров, о потенциале медиативных процедур.
Педагогическому наследию профессора М. С. Шакарян и современным методикам преподавания дисциплин процессуальной направленности были посвящены выступления доцентов С. П. Портянкиной и Т. В. Докучаевой (Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)).
На конференции для выступлений молодых ученых было выделено две площадки. На обсуждение были представлены доклады аспирантов Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, Воронежского государственного университета, Омского государственного университета имени Ф. М. Достоевского, Саратовской государственной юридической академии, Самарского национального исследовательского университета имени академика С. П. Королева, Российской государственной академии интеллектуальной собственности, Владимирского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, Пермского государственного национального исследовательского университета, Российского университета дружбы народов, Российского государственного университета правосудия, Уральского государственного юридического университета имени В. Ф. Яковлева.
Такая представительная география участников не уступала разнообразию тематики докладов: участие прокурора в гражданском процессе, особенности реализации принципов гражданского процесса, вопросы процессуального положения отдельных субъектов, доказывания, доступа к правосудию и др.
Участники обсуждения отметили, что самым изменяющимся явлением цивилистического процесса является институт субъектов гражданских процессуальных правоотношений. Законодатель должен принять науку в партнеры в вопросах реформирования цивилистического процесса.
Августина Ирина Дмитриевна,
кандидат юридических наук,
доцент кафедры гражданского права и процесса
Северо-Кавказского института (филиал)
Всероссийского государственного
университета юстиции (РПА Минюста России),
судья Верховного Суда Республики Дагестан в отставке
avgustina1664@mail.ru
Злоупотребление процессуальными правами и обязанностями при рассмотрении гражданских и административных дел
Аннотация: В статье исследуется проблема злоупотребления процессуальными правами; отмечается отсутствие в ГПК РФ термина «злоупотребление правом», несовершенство механизма противодействия злоупотреблению процессуальными правами. Автором вносится предложение о рецепции из АПК РФ норм, позволяющих относить судебные расходы по делу на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами. На основании анализа судебной практики высказывается мнение о необходимости совершенствования норм института судебного приказа с целью предупреждения злоупотребления процессуальными правами со стороны должника.
Ключевые слова: гражданский процесс, административное судопроизводство, злоупотребление процессуальными правами, отмена судебного приказа, содержание определения суда об отмене судебного приказа.
Обращение к теме злоупотребления процессуальными правами обусловлено не только теоретическим интересом к этому чрезвычайно сложному правовому явлению, но и потребностями практическими: качественного и скорого осуществления правосудия.
Часть 3 статьи 17 Конституции РФ устанавливает, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.
Недопустимо осуществление прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, что в регулятивном праве квалифицируется как злоупотребление правом, лишающее соответствующее лицо судебной защиты (ст. 10 ГК РФ). Границы есть неотъемлемое свойство всякого субъективного права, при отсутствии которых право превращается в свою противоположность — в произвол1. Это положение одинаково верно в отношении субъективных процессуальных прав, осуществление которых не должно нарушать правовые границы и быть сопряжено с их злоупотреблением. Права предоставляются для удовлетворения собственных законных интересов, а не для причинения зла другим.
Под злоупотреблением в регулятивном праве понимается его осуществление с очевидной и исключительной целью — причинить вред другому лицу; либо осуществление правом, противное началам «доброй совести». К вопросу о злоупотреблении процессуальными правами обращались многие процессуалисты2. Общим в предлагаемых учеными определениях злоупотребления процессуальными правами можно выделить недобросовестность участников процесса, т.е. осуществление прав (уклонение от исполнения обязанностей) для достижения целей, не согласующихся с задачами и целями гражданского судопроизводства (правильного и своевременного рассмотрения и разрешения дела, защиты действительно нарушенного права). Поскольку «добрую волю» участника процесса отделить от его воли, направленной исключительно на причинение вреда оппоненту, по понятным причинам сложно, всегда есть риск, что правовые нормы может заместить субъективное судейское усмотрение.
Возможно, по этой причине в действующем ГПК РФ так аккуратно проводится линия, отграничивающая добросовестность от недобросовестности участника процесса.
Так, в статье 35 ГПК РФ содержится норма, предписывающая лицам, участвующим в деле, добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами и нести процессуальные обязанности. При этом последствия недобросовестного пользования процессуальными правами лицами, участвующими в деле, в этой статье не обозначены, лишь указано, что при неисполнении процессуальных обязанностей, установленных в ГПК РФ, наступают последствия, предусмотренные законодательством о гражданском судопроизводстве. При этом законодатель даже не указал, что такие последствия являются неблагоприятными для недобросовестной стороны. Также ни в этой статье, ни в других статьях ГПК РФ не используется термин «злоупотребление процессуальным правом». Такое понятие введено в АПК РФ. Согласно ч. 2 ст. 41 АПК РФ, злоупотребление процессуальными правами лицами, участвующими в деле, влечет за собой для этих лиц предусмотренные настоящим Кодексом неблагоприятные последствия; статья 111 АПК РФ регламентирует правовые основания отнесения судебных расходов на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами.
На наш взгляд, нормы ГПК РФ, регламентирующие вопросы злоупотребления участниками процесса процессуальными правами и обязанностями, нуждаются в дополнительной правовой регламентации.
На практике суд зачастую становится заложником недобросовестных участников процесса. Как указывал судья Конституционного Суда РФ А. К. Арановский, на законных основаниях стороны способны и порой имеют интерес, например, удержать доказательства, что чревато вынесением необоснованных судебных актов. В первой инстанции стороны иной раз имеют намерение и возможность создать предпосылки к последующей отмене судебного акта, чтобы истощить процессуального оппонента длительностью судопроизводства... Принимая меры к отсрочке неприятных для себя решений, стороны используют иногда процессуальные средства, употреблению которых процессуальный закон и судьи могут помешать лишь отчасти3.
Судебная практика показывает, что при определенных условиях суд становится инструментом для достижения незаконных целей; появился целый класс манипуляторов, могущих на основании процессуальных лазеек несправедливо выигрывать дела либо затягивать их рассмотрение, склоняя оппонента к излишним затратам, невыгодному варианту разрешения спора, а предусмотренные в ГПК РФ меры противодействия различного рода злоупотреблениям не всегда эффективны.
Так, согласно ст. 99 ГПК РФ со стороны, недобросовестно заявившей неосновательный иск или спор относительно иска либо систематически противодействовавшей правильному и своевременному рассмотрению и разрешению дела, суд может взыскать в пользу другой стороны компенсацию за фактическую потерю времени. Размер компенсации определяется судом в разумных пределах и с учетом конкретных обстоятельств дела.
Указанная компенсационная мера материально-правовой ответственности недобросовестной стороны практически не работает. Как верно указывает Д. Е. Зайков, фрагментарное и пробельное правовое регулирование, различное толкование и отсутствие единой практики превратили компенсацию за фактическую потерю времени в редко используемый и неэффективный способ противодействия процессуальным злоупотреблениям4.
Часть 3 статьи 57 ГПК РФ возлагает на каждое лицо, участвующее в деле, обязанность раскрыть имеющиеся доказательства в обоснование своих требований и возражений перед другими лицами, участвующими в деле, в пределах установленного судом срока. Однако, санкцию в виде неблагоприятных процессуальных последствий для недобросовестной стороны эта норма не содержит.
К такой санкции отчасти можно отнести норму ч. 1 ст. 327.1 ГПК РФ, согласно которой дополнительные (т.е. не представленные в суд первой инстанции) доказательства принимаются судом апелляционной инстанции, если лицо, участвующее в деле, обосновало невозможность их представления в суд первой инстанции по причинам, не зависящим от него, и суд признает эти причины уважительными. В п. 42 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 июня 2021 г. № 16 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции» разъяснено, что дополнительные (новые) доказательства не могут быть приняты судом апелляционной инстанции, если будет установлено, что лицо, ссылающееся на них, не представило их в суд первой инстанции, поскольку вело себя недобросовестно или злоупотребляло своими процессуальными правами.
При этом указанное законоположение и разъяснение Пленума Верховного Суда РФ не содержат санкции за непредставление необходимого доказательства в срок, установленный судом. Вместе с тем этот срок имеет значение, т.к. может препятствовать суду правильно установить обстоятельства, имеющие значение для дела, что в свою очередь, отменяет пределы принятия судом апелляционной инстанции новых доказательств. Соответствующие разъяснения содержит п. 43 указанного Постановления Пленума Верховного Суда РФ.
В родственном гражданскому процессу арбитражном процессе соответствующая санкция предусмотрена. Согласно ч. 5 ст. 65 АПК РФ в случае, если доказательства представлены с нарушением порядка представления доказательств, установленного настоящим кодексом, в том числе с нарушением срока представления доказательств, установленного судом, арбитражный суд вправе отнести на лицо, участвующее в деле и допустившее такое нарушение, судебные расходы, независимо от результатов рассмотрения дела в соответствии с частью 2 статьи 111 настоящего Кодекса.
Согласно ч. 2 ст. 111 АПК РФ арбитражный суд вправе отнести все судебные расходы по делу на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами или не выполняющее своих процессуальных обязанностей, если это привело к срыву судебного заседания, затягиванию судебного процесса, воспрепятствованию рассмотрения дела и принятию законного и обоснованного судебного акта.
Логика подсказывает, что аналогичная норма должна быть предусмотрена и в ГПК РФ.
К «работающим» нормам ГПК РФ можно отнести часть 1 статьи 68 ГПК РФ, часть 1 статьи 79 ГПК РФ.
Так, в части 1 статьи 68 ГПК РФ содержится прямая санкция в отношении стороны, не выполняющей свою обязанность по представлению доказательств или противодействующей другой стороне в доказательственной деятельности: в случае, если сторона, обязанная доказывать свои требования и возражения, удерживает находящиеся у нее доказательства и не представляет их суду, суд вправе обосновать свои выводы объяснениями другой стороны.
Риск возникновения для себя неблагоприятных процессуальных последствий несет сторона в случае уклонения от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно. В этих случаях суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для нее она имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым (ч. 1 ст. 79 ГПК РФ).
Указанные нормы предусматривают механизм воздействия на недобросовестную сторону, который, как показывает судебная практика, эффективно «работает».
К примеру, определением судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 19.09.2022 по кассационной жалобе Азовцевой О. В. были отменены принятые по делу нижестоящими судами судебные постановления в части взыскания с бюджетного учреждения здравоохранения Воронежской области «Воронежская городская клиническая больница № 3» в пользу Азовцевой О. В. компенсации морального вреда в размере 50 000 руб. и дело в отмененной части направлено на новое рассмотрение.
Судебная коллегия констатировала, что с учетом положений части третьей статьи 79 ГПК РФ и ввиду уклонения стороны (Воронежской городской клинической больницы № 3) от проведения дополнительной экспертизы с целью определения наличия или отсутствия дефектов оказания медицинской помощи Крыловой Н. П. (матери истицы) в Воронежской городской клинической больнице № 3 и в зависимости от этого вины данного ответчика в наступивших последствиях — смерти Крыловой Н. П., у суда первой инстанции не имелось оснований для вывода о том, что дефекты оказания медицинской помощи, допущенные Воронежской городской клинической больницей № 3, являлись менее значительными по сравнению с теми дефектами оказания медицинской помощи, которые были допущены Воронежской городской клинической больницей № 2, так как степень вины Воронежской городской клинической больницы № 3 в наступлении смерти Крыловой Н. П. судом не установлена. Как следствие, не основан на законе и не может быть признан правомерным вывод суда первой инстанции о взыскании с Воронежской городской клинической больницы № 3 в пользу Азовцевой О. В. компенсации морального вреда в размере 50 000 руб., который значительно ниже как размера компенсации морального вреда, взысканной с Воронежской городской клинической больницы № 2 (300 000 руб.), так и суммы компенсации морального вреда, заявленной Азовцевой О. В. в иске (1 500 000 руб.)5.
Однако, имеется потребность в совершенствовании процессуального регламента с целью воспрепятствования различного рода злоупотреблениям процессуальными правами. В частности, необходимо совершенствовать нормы института судебного приказа для предупреждения возможных злоупотреблений со стороны должника.
В целях скорейшего рассмотрения несложных предположительно бесспорных дел в 1995 году был принят Закон о внесении изменений в ГПК РСФСР, которым введена глава 11.1, регламентирующая институт судебного приказа6. Первоначальный процессуальный порядок выдачи судебного приказа отличался многоступенчатостью, что вызывало обоснованную критику его эффективности. В целях ускорения рассмотрения дел этот порядок был изменен. В действующем ГПК РФ приказное производство регламентирует глава 11. Однако действующий процессуальный регламент приказного производства не исключил злоупотреблений, которые производны от возможности отмены судебного приказа при наличии немотивированных возражений должника.
В частности, в приказном производстве распространение получила следующая практика злоупотребления со стороны должника. После получения судебного приказа должник, реализуя свое законное право, обращается к мировому судье с возражениями. На основании ст. 129 ГПК РФ, в связи с поступлением в установленный 10-дневный срок возражений должника мировой судья отменяет судебный приказ. Далее, при последующем рассмотрении судом соответствующего иска взыскателя к должнику последний не является в суд, уклоняется от получения судебных повесток. Аналогичная практика характерна и для приказного производства, регламентируемого нормами главы 11.1 КАС РФ (процессуальная процедура выдачи судебного приказа в обоих видах судопроизводства аналогична, с некоторой разницей в сроках, в частности, срок для представления возражений должника на судебный приказ согласно ч. 3 ст. 123.5 КАС РФ составляет 20 дней со дня направления копии судебного приказа должнику).
К примеру, Межрайонная ИФНС № 15 по Республике Дагестан после отмены судебного приказа, вынесенного мировым судьей в связи с поступившими возражениями должника А., обратилась в Кизлярский городской суд с исковым заявлением к А. о взыскании задолженности по налогам7. В исковом заявлении истец указал адрес ответчика, который был указан А. в его заявлении об отмене судебного приказа. Из-за неявки в суд А. рассмотрение дела неоднократно было отложено, поскольку не было сведений о вручении А. судебного извещения о времени и месте рассмотрения дела. Судебные извещения по указанному в исковом заявлении адресу ответчика были возвращены почтой с отметкой «продал дом, выехал». Судом был назначен по делу адвокат, которому на основании определения суда за счет средств федерального бюджета была произведена оплата за участие в деле в качестве представителя ответчика А. в соответствии с Положением о возмещении процессуальных издержек, связанных с производством по уголовному делу, издержек в связи с рассмотрением гражданского дела, административного дела. Как видно из указанного дела, уклонение ответчика от участия в его рассмотрении привело к дополнительным судебным издержкам за счет средств федерального бюджета.
При этом очевидно, что должник ввиду наличия его возражений на судебный приказ был осведомлен о претензиях к нему налоговых органов. Инструмент возражений на судебный приказ добросовестный должник может использовать, чтобы добровольно осуществить свою обязанность и тем самым избежать судебных издержек, либо иметь возможность при последующем рассмотрении иска кредитора к нему заявить о применении срока исковой давности, что вполне законно. Однако, направляя немотивированные возражения на судебный приказ, должник может преследовать и незаконные цели: затянуть процесс, постараться уклониться от каких-либо выплат в пользу кредитора, просто рассчитывает на «авось»: возможно, что-то поменяется.
В результате неявки ответчика в суд рассмотрение дела затягивается, увеличивается нагрузка на судей и аппарат суда, расходуются бюджетные средства по извещению ответчика письмами с уведомлением, по оплате услуг адвоката, назначенного судом в порядке ст. 50 ГПК РФ, ч. 4 ст. 54 КАС РФ).
По действующему законодательству, при уклонении ответчика от участия в деле невозможно его рассмотрение в упрощенном порядке, в порядке заочного производства, и всегда есть риск отмены решения ввиду ненадлежащего уведомления ответчика.
В пункте 39 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 сентября 2016 года № 36 «О некоторых вопросах применения судами Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации» разъяснено, по смыслу пункта статьи 165 ГК РФ, извещения, с которыми закон связывает правовые последствия, влекут для соответствующего лица такие последствия с момента доставки извещения ему или его представителю.
Извещение считается доставленным и в тех случаях, если оно поступило лицу, которому оно направлено (адресату), но по обстоятельствам, зависящим от него, не было ему вручено или адресат не ознакомился с ним.
Бремя доказывания того, что почтовая корреспонденция не была доставлена лицу, участвующему в деле, по обстоятельствам, не зависящим от него, возлагается на данное лицо8.
Несмотря на указанные разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, нет единства судебной практики по вопросу о том, что следует считать надлежащим извещением. Так, при возвращении в суд судебного письма с пометкой почты «истек срок хранения», федеральные суды исходят из надлежащего извещения ответчика и указывают в решении, что поскольку адресат по извещению почты за ним не явился в почтовое отделение, и в деле отсутствуют доказательства, безусловно свидетельствующие о невозможности получения им судебного извещения, то ответчик извещен судом заблаговременно и надлежаще. Напротив, мировые судьи в такой же юридико-фактической ситуации делают прямо противоположные выводы, указывая на нарушение Правил оказания услуг почтовой связи и доставки адресату почтовой корреспонденции, согласно которым заказное отправление может быть возвращено отправителю в связи с истечением срока хранения, если к заказному письму, содержащему судебное извещение, и не полученному адресатом, приложено извещение ф. 22 по данному почтовому отправлению, свидетельствующее, что адресат знал о поступлении судебного извещения, но за ним не явился на почту. С такой мотивировкой мировые судьи восстанавливают должникам процессуальный срок на подачу возражений на судебный приказ и отменяют судебные приказы ввиду поступления возражений должника9.
В этой связи необходимо дополнить ст. 129 ГПК РФ, указав в ней, что в определении об отмене судебного приказа мировой судья разъясняет должнику, что на нем лежит обязанность в течение года после отмены судебного приказа сообщать взыскателю об изменении места своего жительства, постоянного пребывания. При несоблюдении такой обязанности, в случае предъявления к нему иска кредитором судебная повестка или иное судебное извещение посылаются по адресу, указанному в его возражении относительно исполнения судебного приказа, и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не находится.
Аналогичные изменения необходимо внести в ст. 123.7 КАС РФ.
Такой процессуальный регламент, с одной стороны, воспрепятствует злоупотреблению со стороны должника, с другой стороны, дисциплинирует взыскателя, намеренного предъявить иск в должнику, к его скорому предъявлению в суд. Мы полагаем, что внесение указанных изменений в процессуальный закон не потребует дополнительных разъяснений Пленума Верховного Суда РФ. Очевидно, что должник на самом деле не так часто меняет место жительства, как формально прикрывается этим основанием с противоправной целью.
Аргунов Всеволод Владимирович,
кандидат юридических наук, доцент кафедры
гражданского процесса Юридического факультета МГУ
имени М. В. Ломоносова
argunov@mail.ru
Гражданская процессуальная правосубъектность
Аннотация: Предлагается авторское видение понятия гражданской процессуальной правосубъектности, обосновывается полезность данного правового института для отрасли гражданского процессуального права. На основе интегративного правопонимания, правовой динамики, сформирована модель соотношения гражданской процессуальной право- и дееспособности с гражданской процессуальной правосубъектностью. Правосубъектность рассматривается как правовое последствие реализации конкретного субъективного права (охраняемого законом интереса), состоящее из фактического правового положения конкретного субъекта процессуального правоотношения в определенный момент гражданского процесса как деятельности.
Ключевые слова: Гражданский процесс, субъекты гражданского процессуального права, гражданская процессуальная право- и дееспособность, гражданская процессуальная правосубъектность, правовой статус, компетенция.
Гражданское судопроизводство как часть деятельности по государственному управлению в сфере рассмотрения и разрешения частно-правовых споров, гражданское процессуальное право как часть отечественной правовой системы, строятся на ряде базовых категорий. Четкое понимание подобных конструкций способствует успешности в практической деятельности (правотворчество, реализация права, правоприменение), так и в научных исследованиях и преподавании гражданского процессуального права.
К одной из таких категорий относится гражданская процессуальная правосубъектность. Созданная при помощи не очень распространенного в науке гражданского процессуального права метода научной абстракции, восхождения от абстрактного к конкретному, а не на базе индуктивных эмпирических наблюдений судебной процессуальной деятельности, исследуемая категория представляет собой одно из самых спорных и неочевидных мест для большинства ученых-процессуалистов.
Положение в науке гражданского процессуального права — следствие неясности понимания категории «правосубъектность» в общей теории права. Дело заключается в том, что данная категория, являясь, одной из наиболее общих и абстрактных в праве, определяет во многом методологию отраслевых исследований. Пока спор о понимании и значении данной «универсалии» в правовой науке открыт, это позволяет ученым-процессуалистам брать за основу различные ее трактовки, строя многочисленные, порой взаимоисключающие друг друга гипотезы о процессуальной правосубъектности. Таким образом, взятые за основу общие понятия право-и дееспособности, правосубъектности, разработанные теорией государства и права для целей осмысления всей правовой системы, описания ее взаимодействия с «внешними» для права системами и явлениями (с иными регуляторами социального поведения, методами социального взаимодействия и управления), по нашему мнению, сыграли «злую шутку» с гражданской процессуальной правосубъектностью, отрядив ей место падчерицы в системе гражданского процессуального права.
Как и общая правосубъектность, рассматриваемая процессуальная категория достаточно молода по меркам науки гражданского процессуального права. Долгое время процессуальная наука не нуждалась (а по мнению многих правоведов, и сейчас не нуждается) в конструировании гражданской процессуальной правосубъектности. Пока частно-правовые традиции регулирования гражданско-процессуальных правоотношений являются доминирующими, сомнения относительно неясных и не вписывающихся в систему гражданского права конструкций будут велики. Процессуальная правосубъектность — не исключение. Вместе с тем, в рассмотрение и разрешение гражданских дел судами всегда были заложены и публично-правовые методы (ограничение свободы воли, принуждение, «свободный почин» суда, «инструкционный» метод Е. В. Васьковского и пр.). Аксиомой является положение о том, что главным субъектом гражданских процессуальных правоотношений является суд как орган государственной власти, а гражданское процессуальное правоотношение — отношение власти и подчинения. Поэтому решение вопроса о правовом статусе субъектов гражданского процесса не может решаться исключительно при помощи частно-правовых конструкций. Так в орбиту научных исследований науки гражданского процессуального права попадают категории «полномочия», «компетенция», «правосубъектность». Наряду с общими категориями, такими как «деятельность», «субъект права», «объективное право», «субъективное право», «правовое состояние», «воля», указанные категории должны занять устойчивое и однозначное место в системе гражданского процессуального права.
Итак, гражданская процессуальная правосубъектность. Внимание на нее было обращено лишь в советское время в связи с исследованиями о гражданских процессуальных правоотношениях и их субъектах. С учетом широкого государственного вмешательства в социалистическое гражданское судопроизводство понадобилась теория, обосновывающая участие многочисленных государственных органов (помимо суда) в правосудии по гражданским делам, определение их целей и задач в процессе, правового статуса и фактического положения на его стадиях и в конкретные моменты времени. Старого понимания процессуальной правоспособности и дееспособности как «стороно-способности» для социалистического гражданского процесса катастрофически не хватало.
Впервые весьма стройная концепция гражданской процессуальной правосубъектности была предложена Н. А. Чечиной, попытавшейся свести в единую систему правовые конструкции, наделяющие субъектов процессуального права специальными свойствами для возможности их участия в процессуальной деятельности. Очевидно, что в эту единую систему специальных свойств не очень хорошо вписывались конструкции право- и дееспособности, взятые из материально-правовых отраслей (в основном, из гражданского права). Надежда Александровна первой высказала мысль о том, что традиционные понятия право- и дееспособности, разработанные для нужд цивилистики, не всегда могут дать ответ на вопрос о правовом статусе субъекта процессуальных правоотношений. По ее замечанию, «правоспособностью обладают лишь носители имущественных правомочий и обязанностей, субъекты же гражданского процессуального права обладают не правоспособностью, а правосубъектностью»10. Далее, она пришла к выводу о том, что процессуальная правосубъектность не может быть явлением производным от гражданской правоспособности. Именно с гражданской процессуальной правосубъектностью (которой на момент написания ею работы обладали граждане, апатриды, иностранцы, находящиеся на территории страны, юридические и неюридические лица, коллективы трудящихся), по ее мнению, закон связывает возможность участия в процессе при осуществлении правосудия по гражданским делам11. Таким образом, не все лица, которые могут участвовать в процессе и обладают процессуальной правосубъектностью, обязательно должны обладать и правоспособностью. Особняком для Н. А. Чечиной, как и для других ученых-процессуалистов, стоит суд, имеющий особый статус в гражданском процессе12.
Концепция Н. А. Чечиной, как радикальная и незаконченная, тут же подверглась критике советскими учеными. Многие и сегодня не признают эту смелую гипотезу, нивелирующую, по сути, значение категории правоспособности для гражданского процессуального права.
Главным оппонентом Н. А. Чечиной суждено было выступить М. С. Шакарян, подробно исследовавшей проблему субъектов гражданского процессуального права. Обосновав перспективность и полезность для гражданского процессуального права понимания субъекта права в абстрактном и конкретном смысле (субъект права и субъект правоотношения), Мария Сумбатовна и правосубъектность оценивала через призму данного подхода. «…Стремление подчеркнуть различие понятий субъекта права в объективном смысле (субъекта абстрактного права) и субъекта правоотношения (субъекта права в конкретном смысле), привело к введению в общую теорию права и в конкретные правовые отрасли весьма неопределенной категории правосубъектности, в которую разные авторы вкладывают различное содержание… Понятие правосубъектности обычно употребляется как тождественное понятию «субъект права» или «субъект правоотношения», а в процессуальной литературе — и понятию субъект (участник) процесса («процессуальной деятельности»)13. Подробно исследовав все существующие в науке на момент 70-х годов XX века взгляды на правосубъектность, М. С. Шакарян пришла к выводу, что вся дискуссия «показывает искусственность понятия правосубъектности, не известного закону и практике, от которого следовало бы отказаться и в теории»14.
Рассуждения М. С. Шакарян кажутся настолько убедительными, что в последующих процессуальных исследованиях, вплоть до настоящего времени к категории «гражданская процессуальная правосубъектность» в науке относятся с подозрением, а в ее признании видится угроза содержанию и существованию уже более-менее сложившихся в процессуальной науке понятий «гражданская процессуальная право-и дееспособность» и «процессуальная компетенция». Так, М. С. Шакарян констатировала, что «в гражданском процессе не существует общего свойства всех субъектов, общей для всех предпосылки вступления в правоотношения ни в виде правоспособности, но в виде правосубъектности как суммы право-и дееспособности… Нет оснований к изменению действующего ГПК ни для распространения правоспособности на других субъектов процесса, ни для замены ее правосубъектностью»15.
Стоит упомянуть, что действующий ГПК РФ, в отличие от ГПК РСФСР 1964 г., не раскрывает понятия «гражданская процессуальная правосопособность», а принятый КАС РФ прямо предусматривает понятие «административная процессуальная правосубъектность», в том числе и как сумму право- и дееспособности (ст. 5 КАС РФ). В международном праве и в процессе с иностранным элементом категория «правосубъектность» практически стала традиционной. Современная судебная практика активно использует понятие «правосубъектность»16. Более того, оно проникло уже и в учебники по гражданскому, арбитражному процессу и административному судопроизводству17. При таких условиях «ставить крест» на дальнейшей разработке рассматриваемой темы было бы неразумным.
По нашему мнению, в понимании процессуальной правосубъектности, стоит сместить поставленные ранее акценты. Не стоит брать за основу то, что это некое свойство лица (индивида или коллектива), являющееся одной из предпосылок его возможности быть субъектом права и правоотношения. В данном ракурсе понимание правосубъектности действительно, прямо пересекается с уже разработанными категориями право-дееспособности и компетенции. А для обоснования ее самостоятельности и полезности не остается ничего другого, как суммировать все понятия, не вложив в эту сумму ничего нового, что существует в слагаемых. Вероятно — это тупиковая ветвь развития понятия правосубъектности.
Наука для того и существует, чтобы зайдя в тупик, не останавливаться, а признав ошибку, ретроспективно найти тот поворот, где мысль ученого поверила уговорам лукавого выбора, возвратиться к камню на дороге и выбрать другой путь.
Думается, проблема кроется в том, что все указанные конструкции строятся на основе статики, не учитывая при этом динамический аспект проявления права. В целом статичный подход свойствен позитивизму и нормативизму, где ведущей ролью в праве наделяется выраженное вовне в официальном источнике правило поведения (норма права). В юридической литературе, даже позитивистами, давно признано, что в гражданском процессе (как и в иных отраслях права), возможен разрыв между обладанием правами и способностью к их осуществлению. Первая связывается с правоспособностью, вторая — с дееспособностью18. Также давно аксиома, что правоспособность не сводится к субъективному праву (или их потенциальной совокупности). Для нормативизма этого достаточно — что и было констатировано М. С. Шакарян, признающей верность своего подхода о понимании субъекта права и правосубъектности только в рамках позитивисткой юриспруденции19.
Однако для юриста-естественника, юриста-интегратора, юриста-коммуникатора ясно, что данное исключительно ценное наблюдение можно продолжить и вывести его за рамки юспозитивизма: в гражданском процессе (как и в любой отрасли права) существует разрыв между обладанием правами, возможностью их осуществления — с одной стороны, и реальным осуществлением субъективного права (в правоотношении, вне правоотношения) — с другой.
Этот разрыв в советской науке права было предложено обозначать предельно общими категориями «правообладание» и «правореализация». Он известен с древности как разница между сущим и должным. Причем основная активность в использовании указанных категорий, по-видимому, за процессуалистами, т.к. именно для последних важен не только позитивизм (процесс как отрасль права, правоотношение), но и деятельностный подход в праве (процесс как поведение, дискурс с установленными целями и задачами). Как писал М. С. Строгович, «Обладание субъективными правами и обязанностями возможно и вне конкретного правоотношения… Реализация субъективных прав и обязанностей субъектами права происходит в правоотношении, т.е. на стадии юридического факта…»20. Критикуя Е. А. Флейшиц, сторонницу существования субъективного права только в правоотношении, он писал: «В действительности же правильным является иное, третье решение: субъективные права — это не составная часть правоспособности, и не только элемент правоотношения, они могут существовать именно как права, реальные права, которые принадлежат лицу вне правоотношения, но реализуются, осуществляются в правоотношении»21.
На основе данного тезиса Михаила Соломоновича была построена оригинальная концепция правосубъектности С. А. Якубовым. Данная работа и сейчас вызывает интерес как «примиряющая» существование процессуальной право-дееспособности, и процессуальной правосубъектности с одной стороны, а также правоспособность и субъективное право (правовой статус) — с другой. В качестве основания своего подхода он указывал, что принадлежность субъективных прав (обязанностей) является неотъемлемым социальным свойством субъектов права, определяет их правовой статус и проявляется в форме правообладания и в форме правоосуществления. Первая форма имеет место вне правоотношения, вторая — в конкретных правоотношениях, исходя из проявившейся конкретной правосубъектности (выделено нами — В. А.)22. По мнению С. А. Якубова, правосубъектность отличается от правоспособности тем, что в первой имеется возможность как правообладания, так и реальность правоосуществления, а во второй отсутствует реальность правоосуществления. С. А. Якубовым был осуществлен значительный поворот от чисто нормативистского подхода к проблематике исследуемых категорий в отечественном праве, и в этом основная заслуга его работы.
Однако все же автор остановился на полпути, ограничившись пониманием правосубъектности как некой предпосылки участия субъектов права в правоотношении, т.е. сместил акцент процесса правоосуществления на начальный его этап и обозначил, что именно в этот момент проявляется правосубъектность: «Проявление гражданской процессуальной правосубъектности свидетельствует о том, что гражданин, организация, стали субъектами гражданского процессуального правоотношения (отраслевое понятие) и заняли в нем конкретное правовое положение истца, ответчика и т.д. (конкретное понятие)»23. То есть по его мнению, должно существовать два вида процессуальной правосубъектности — отраслевая (физическое лицо, организация, суд как участники единого процессуального правоотношения) и конкретная (физическое лицо — истец, организация — ответчик, районный судья — суд). Придавая главную роль конкретной правосубъектности, С. А. Якубов приписывал ей свойства одной из предпосылок существования гражданских процессуальных правоотношений. Однако такой подход совершенно не решает заявленной самим автором цели и задачи существования категории правосубъектности — «возможности выяснить процесс перехода субъекта права в субъекта конкретного правоотношения»24.
В таком видении отсутствует последний этап персонализации в праве, превращающий субъективное право из идеи в феномен — принадлежность правомочий и долженствований конкретному физическому лицу, конкретной организации, конкретному составу суда в конкретный момент времени и в конкретном месте (Иванов Иван Иванович — истец, ООО «В бой идут одни старики» — ответчик, судья районного суда Петров Петр Петрович — суд по иску о восстановлении на работе, назначенного к рассмотрению в основном заседании на 01.01.2024). А ведь именно на нем, по нашему мнению, проявляется главное предназначение категории «правосубъектность». Неспроста автору пришлось конструировать модель «реализации субъектами права гражданской процессуальной правосубъектности», «отложенной правосубъектности» с попытками привязки к условному времени каждого из возможных в абстракции процессуального правомочия или обязанности. И все равно процессуальная правосубъектность у него получилась как существующая в области позитивного права, нежели в реальной жизни. А его правильный тезис о том, что осуществление гражданской процессуальной правосубъектности всегда связано с конкретным юридическим фактов, остался недоказанным.
Полагаем, что гражданская процессуальная правосубъектность есть результат правоосуществления. Такой интегративный подход позволяет представить и совместить идеальное и реальное проявление права, проследить процесс перехода субъективного права «в потенции» в субъективное право « в наличии». У С. А. Якубова была незаконченная мысль о том, что необходимо выделять особую сторону правового воздействия, которая выступает после окончания правового регулирования общественных отношений нормами права (выделено нами — В. А.), «когда субъекты правоотношений стали вновь субъектами права (имеется ввиду в абстрактном смысле — В. А.), имела место реализация субъективных прав и обязанностей с определенным правовым результатом. Особенно обратная связь правового воздействия ощутима в судебной деятельности, когда граждане и организации убеждаются в правильной защите их прав и охраняемых законом интересов»25. Такой особой стороной правового воздействия и следует признать категорию правосубъектности.
Мы не согласны с распространенным в теории права подходом, что право- и дееспособность — элементы правосубъектности26. Таковыми они не являются и являться не могут. Правосубъектность не есть общее свойство, которое позволяет лицу или организации стать субъектом права. Особенно это видно на примере процессуальных отраслей. Правосубъектность здесь ни сколько не мешает существованию категорий «правоспособность» и «дееспособность», «компетенция», — фиксируя лишь процесс и результат их реализации. В этом смысле она действительно их объединяет, т.к. в конкретном правоотношении получает свое существование последней. При этом правосубъектность получит свое существование и без реализации правоспособности (например, как процесс и результат осуществления полномочий судом), без реализации дееспособности (в случае ее отсутствия или ограничения). Она отвечает требованию универсальности, т.к. может применяться к любому субъекту процессуальных правоотношений, лично или через представителя реализовавшему свои процессуальные права и обязанности. Как понятие, отражающее результат реализации субъективных прав, обязанностей и законных интересов, правосубъектность позволяет определить, спланировать и урегулировать будущую деятельность субъектов права, тем самым, замыкая круг правового воздействия на социальные отношения.
Таким образом, суммируя вышеизложенное:
1) правосубъектность — не презумпция, а понятие, отражающее результат реализации субъективных прав и обязанностей в процессуальном правоотношении (правовые последствия), работает «постфактум»;
2) правоспособность признается за всеми субъектами ГПП. Правосубъектностью обладают лишь те из них, кто мог и реализовал право/обязанность в своем интересе в ходе конкретного судебного процесса;
3) право-, дееспособностью и правосубъектностью могут обладать только первичные субъекты права. Коллективным субъектам дееспособность не нужна, она восполняется дееспособностью их уполномоченных лиц (которые в конечном счете — люди);
4) право- и дееспособность могут прямо варьироваться нормами права по объему (ограничение, расширение), правосубъектность — только опосредованно, через результат (например — через судебный процесс), — она всегда «индивидуальна» для конкретного субъекта права;
5) властные коллективные субъекты становятся правосубъектными путем реализации своей компетенции в процессуальных правоотношениях. В судебном процессе компетенцию реализует только суд, все остальные участники, включая органы власти (например, прокурора в обеих формах участия) — правоспособность;
6) на базе разработок С. А. Якубова теоретически возможно построение «уровней» правосубъектности в направлении от абстрактного субъективного права, субъекта права — к конкретному.
Бигуненко Анастасия Ивановна,
кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского
права и гражданского процесса Приднестровского
государственного университета им. Т. Г. Шевченко
anastasiiaivanovnat@mail.ru
Принятие судами мер для примирения сторон в гражданском процессе
Аннотация: Задача примирения спорящих сторон с точки зрения идеи законодателя позволяет вывести на первый план содержательную деятельность суда. Автор рассматривает примирение как целевую установку именно суда, достижению которой способствуют процессуальные средства, изложенные в законе и средства, находящиеся за его пределами. Большое внимание в этой деятельности уделяется коммуникативным свойствам личности судьи при выстраивании взаимодействия между сторонами. Понятность природы и сущности конфликта самими сторонами гражданского процесса, доверительное отношение их к суду, информативная функция речевого общения судьи позволяют приблизить стороны к примирению.
Ключевые слова: суд; примирение; задача; целевая установка; процессуальные действия.
В условиях развития общественных отношений и их влияния на гражданское судопроизводство не остается без внимания в науке гражданского процессуального права институт примирения спорящих сторон.
В юридической литературе встречаются мнения ученых о примирении сторон как судебном или внесудебном соглашении между ними об окончании спора миром. В философской интерпретации примирение рассматривается в двух основных значениях: как часть гражданского действия суда к примирению сторон и как способ разрешения спора на основе мирного соглашения27. Н. А. Власенко приходит к выводу, что для гражданского судопроизводства имеет значение констатация примирения через процесс достижения соглашения между сторонами юридического конфликта. А. Н. Кузбагаров рассматривает примирение как правовое явление, целевым назначением которого является восстановление мирных и партнерских отношений между сторонами конфликта посредством использования приемов и способов, как правило, по инициативе сторон конфликта28. Т. В. Чернышова отождествляет примирение и одно из эффективных средств разрешения конфликтов между участниками общественных отношений. Примирение, на ее взгляд, является неотъемлемой составляющей права, морали и религии. В праве оно является важным приемом урегулирования конфликтов в процессе нахождения оптимального баланса социальных интересов при разрешении спорных юридических вопросов29.
Основываясь на мнениях ученых, на наш взгляд, примирение сторон является правовой категорией, способной наиболее полно себя раскрыть в гражданском процессе через процессуальные действия суда и лиц, причастных к правовому конфликту. Эти действия могут быть направлены на достижение согласия между последними, с целью разрешить конфликт самостоятельно, без вынесения судебного решения. Сам процесс достижения соглашения между сторонами в виде примирительного акта, а также его природа, условия и содержание не являются объектом исследования настоящей работы. Остановимся лишь на месте примирения в гражданском процессе, посредством той задачи, которую определил для него законодатель и на действиях суда, направленных на достижение этой задачи с помощью конкретных процессуальных мер.
Законодатель указал, что примирение сторон является задачей подготовки гражданского дела к судебному разбирательству (статья 148 ГПК ПМР). Для раскрытия проблематики, заявленной в названии данной работы, т.е. сущности деятельностного подхода суда, не углубляясь в истоки научной дискуссии, касающейся целей, задач, функций этапа подготовки гражданского дела к судебному разбирательству, обобщим лишь основные выводы и тезисы.
А. А. Богомолов в диссертационном исследовании использовал взаимосвязанные правовые категории следующем образом: процессуальная цель — желаемый результат процессуальной деятельности, и процессуальная задача — требование, при соблюдении которого указанный результат достигается30. И. Н. Надин рассматривал мирное урегулирование спора как публичную цель, к которой должен стремиться суд на любом этапе гражданского процесса. «Данное положение, устанавливая иной ценностно-ориентированный характер системы целей гражданского судопроизводства, направляет деятельность суда на содействие и активное принятие мер по примирению сторон на всех стадиях гражданского судопроизводства, поэтому примирение сторон не только задача самостоятельной стадии гражданского процесса» — писал он31. Кроме того, по мнению ученого, промежуточная цель этапа подготовки дела к судебному разбирательству — урегулирование спора, а задача данного этапа — примирение сторон. Е. Г. Стрельцова приходит к выводу, что «в целом, безотносительно к категории спора, задача примирения сторон не является основной целью судебного процесса, а является хоть и непременным, но все же лишь дополнительным условием подготовки дела к судебному разбирательству (ст. 150 ГПК РФ)»32. Д. М. Качмазова, М. Я. Хубецов, Э. С. Бутаева писали о том, что, примирение сторон определено в ГПК РФ в качестве одной из задач подготовки дела к судебному разбирательству, поэтому деятельность судьи (суда) по примирению сторон в процессе становится его обязанностью. Эта деятельность, в зависимости от обстоятельств, может быть направлена как на заключение сторонами мирового соглашения, так и (это случается значительно реже) на отказ истца от иска или на признание иска ответчиком33.
И. И. Черных рассматривает подготовку к судебному разбирательству как некую систему, поэтому определяет задачи, как и иные элементы системы подготовки, через их функции. Автор пишет, что функция задач подготовки может быть названа моделирующей. Смысл ее в том, чтобы воссоздать «виртуальную» конструкцию сложившейся в реальности правовой ситуации, требующей разрешения судом при помощи правовых средств. Все задачи, указанные в статье 148 ГПК РФ «работают» на эту функцию, обеспечивая реализацию такого свойства системы подготовки, как информационная концентрация. Поэтому примирение сторон является «чужеродной» задачей для этой системы. Она не участвует в процессе реализации рассматриваемой функции. Это обусловлено тем, что задача по примирению сторон — элемент иной системы34.
Какой идейный смысл несет в себе задача примирения сторон? Как она способна конструировать процессуальные действия суда по достижению согласия между сторонами? Согласие здесь понимается в двух смыслах: как договоренность о неких материальных уступках или как процессуальная договоренность об окончании спора миром, прекращении рассмотрения гражданского дела в суде.
В. Н. Щеглов отмечает, что суд, реализуя задачу по примирению, должен напоминать сторонам о процессуальной возможности окончить дело миром, заключив мировое соглашение, также суд вправе помогать сторонам в определении условий мирового соглашения, если стороны желают мирно урегулировать спор. Решив задачи, предшествующие примирению сторон, судье легче провести судебное разбирательство, чем затрачивать время на склонение сторон к миру, поэтому данная задача рассматривается некоторыми процессуалистами как сверхзадача35. Чтобы качественно выполнять сверхзадачу, нужен «сверхсудья» — не только профессионал в области права, но и психолог (медиатор), обладающий коммуникативными способностями, который способен прочувствовать нити конфликта и «невидимой рукой правосудия» подтолкнуть стороны к мирному урегулированию спора36. Приведем тезисы о сущности примирения сторон в гражданском процессе.
Во-первых, в зависимости от характера конфликта, от заинтересованности сторон, их процессуальной активности и психологической настроенности на исход дела, только суд может в каждом конкретном гражданском деле примирить стороны. Наличие неких условий позволяет говорить о целевой установке суда — примирить стороны средствами, установленными процессуальным законом и средствами, которые находятся за гранью процесса, они вытекают из психологии взаимоотношений человека с человеком, законов общения, коммуникации, построения устной речи. Эта цель не является основной, она производна, основана на усмотрении суда и зависит от наличия перечисленных условий. Для этого суду и нужно обладать коммуникационными свойствами, он должен обращать внимание на выстраивание оптимального человеческого общения между сторонами, способного привести к понятности каждого материального требования, заявленного в исковом заявлении, возражениях на иск, компромиссному диалогу между участниками гражданского процесса. Расположение сторон друг к другу судом внутри действующей гражданской процессуальной формы (системы процессуальных гарантий) позволит подготовить их либо к состязательному гражданскому процессу, либо к примирению. Уже на этапе подготовки гражданского дела к судебному разбирательству, суд может заложить зерно продуктивного взаимодействия участников гражданского процесса, наметить пути решения конфликта и т.д. Однако это совсем не значит, что примирение сторон является задачей лишь подготовки.
Во-вторых, целевая установка способствует действиям суда по достижению примирения между сторонами на протяжении всего процесса рассмотрения и разрешения гражданского дела. Поэтому действия суда, изложенные в статье 150 ГПК РФ, касающееся оказания содействия в примирении сторон, заключе
...
