Михаил Николаевич Марченко, Елена Михайловна Дерябина

Право Европейского союза.
Вопросы истории и теории

Учебное пособие

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 341.176.2(4)

ББК 67.412(4)

М30

Марченко М. Н., Дерябина Е. М.

Настоящее издание посвящено изучению правовой системы Европейского союза с позиций общей теории государства и права и отчасти других юридических дисциплин. В частности, рассмотрены вопросы юридической природы и содержания правовой системы Евросоюза, наличия в ней элементов романо-германского и англосаксонского права, вопросы конвергенции данных правовых семей, проблемы соотношения права Европейского союза с национальным и международным правом, вопросы источников права Евросоюза и прецедентного права и др.

При подготовке и написании книги широко использовались соответствующие работы зарубежных и отечественных авторов, а также документальный материал и законодательство Евросоюза и государств-членов.

Для студентов юридических вузов и факультетов, аспирантов, преподавателей, научных работников, а также всех заинтересованных читателей.

УДК 341.176.2(4)

ББК 67.412(4)

© М. Н. Марченко, Е. М. Дерябина, 2013

© ООО «Проспект», 2013

ОТ АВТОРОВ

Среди разнообразных путей и направлений исследования национальных правовых систем и правовых семей в отечественной и зарубежной юридической литературе все большее внимание за последние десятилетия уделяется изучению правовой системы Европейского союза.

И это не случайно, а скорее закономерно, если иметь в виду как теоретическую, научную, так и практическую значимость исследования данной тематики.

В теоретическом плане изучение правовой системы Евросоюза наряду с анализом его институциональной, функциональной и иных сторон позволяет не только расширить и углубить диапазон наших познаний в государственно-правовой и международно-правовой сферах, но и по-новому, под другим углом зрения, как бы со стороны взглянуть и с учетом дополнительных знаний оценить традиционные, порой кажущиеся незыблемыми в отечественной юридической науке представления о целом ряде государственно-правовых явлений, институтов и учреждений.

В определенной мере это касается, например, представления о правовой системе как о некоем одномерном явлении, в то время как применительно к Евросоюзу она рассматривается вместе с источниками права на разных уровнях, а именно — на первичном и вторичном уровнях.

Речь идет также о представлении, касающемся формы государственного или же надгосударственного устройства того или иного объединения. Существующий понятийный аппарат традиционно в подобных случаях апеллирует к таким формам, как федерация, конфедерация, унитарное государство или же международная организация. В то же время исследование формы образования и функционирования Европейского союза со всей очевидностью указывает на то, что помимо традиционных государственно- и надгосударственно-правовых форм существуют также формы «смешанные», значительно отличающиеся от устоявшихся и широко распространенных организационных феноменов.

Аналогично обстоит дело и с некоторыми другими, устоявшимися и незыблемыми на первый взгляд представлениями о государственно-правовых и международно-правовых явлениях и соответствующих им понятиях.

В практическом плане изучение правовой системы Евросоюза, наряду с анализом уникального в своем роде опыта формирования и функционирования данного, объединяющего в одно целое 27 суверенных государств, наднационального образования, несомненно может быть использовано для выработки соответствующих предложений по дальнейшему развитию и совершенствованию внутрисоюзных отношений между различными государствами — членами СНГ, по созданию единого государства России и Белоруссии и др.

Разумеется, накопленный за последние годы весьма обширный академический и законодательный материал, касающийся Европейского союза и его правовой системы, может и должен быть, как представляется, в полной мере использован в научной работе и в учебном процессе. Необходимость этого, так же как и необходимость более широкого использования в юридической науке и отечественном образовании сравнительного правоведения, обусловлена прежде всего тем, что в силу происходящих в мире процессов глобализации и регионализации наша страна все более активно и масштабно входит в единое мировое экономическое, политическое, информационное, образовательное и иное пространство, требующее профессионального знания, — не только отечественной, но и зарубежной государственно-правовой материи.

В настоящем издании с позиций общей теории государства и права и отчасти других юридических дисциплин авторы попытались рассмотреть лишь некоторые узловые, теоретически и практически значимые вопросы, касающиеся правовой системы Европейского союза.

Это вопросы юридической природы и содержания правовой системы Евросоюза, наличия в ней элементов романо-германского и англосаксонского права, вопросы конвергенции данных правовых семей, проблемы соотношения права Европейского союза с национальным и международным правом, вопросы источников права Евросоюза и прецедентного права и др.

При подготовке и написании монографии широко использовались соответствующие работы зарубежных и отечественных авторов, а также документальный материал и законодательство Евросоюза и государств-членов.

Авторы выражают глубокую благодарность членам кафедры Теории государства и права Юридического факультета МГУ, а также официальным рецензентам, оказавшим огромную помощь в подготовке рукописи настоящей работы к изданию.

ГЛАВА I.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ОБЪЕДИНЕННОЙ ЕВРОПЫ И ЕЕ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ

§ 1. Зарождение и развитие идей объединенной Европы в период с XI по XIX в.

1. Глубокое и всестороннее изучение права Европейского союза, равно как и всего европейского права в целом, с неизбежностью предполагает рассмотрение его не только в том виде, в каком оно сложилось к настоящему времени, но и в том состоянии, в каком оно находилось раньше.

Что сопутствовало его образованию, а что препятствовало? Какие идеи лежали в основе его изначального образования и последующего функционирования? Какие из них были в той или иной мере реализованы на практике, а какие остались лишь на уровне теории?

Эти и другие им подобные вопросы касаются не только и даже не столько сугубо правовых теорий и идей, сыгравших определенную роль в процессе становления и развития объединенной Европы и ее права, сколько политических, социально-экономических, идеологических и иных социально значимых воззрений и идей¹. Ибо какими бы значимыми в реальной жизни ни были или какими бы важными ни казались те или иные правовые идеи и возникающие на их основе правовые институты, политические, социально-экономические и иные идеи и институты в решении таких вопросов, как формирование и развитие объединенной Европы и ее правовой системы, неизменно играли доминирующую роль. Об этом свидетельствуют как опыт прошедших столетий, так и социально-политическая практика наших дней².

Основная причина подобной «субординации» правовых, политических и иных идей и институтов заключается не в них самих как таковых или же в их первозданной природе, а в соподчиненном характере «заложенных» и отраженных в них соответствующих интересов.

Неслучайно в связи с этим известный немецкий историк и философ О. Шпенглер при рассмотрении проблем соотношения права и «политических вопросов власти» указывал еще в начале XX в. на то, что «было бы большой ошибкой полагать, что вообще может существовать право, полностью независимое от политико-экономических интересов и словно парящее над вещами». Его можно себе лишь представить, рассуждал автор, «и люди, которые принимали изображение политических возможностей за политическую деятельность, были всегда»³. Однако «это ничего не меняет в том факте, что такого абстрактного права, имеющего абстрактное происхождение, в исторической реальности не существовало». Каждое право, заключал ученый, «содержит в себе в отвлеченной форме отпечаток мировоззрения своих создателей, а любой исторический образ содержит политико-экономическую тенденцию, зависящую не от теоретических изысканий, а от практической воли сословия, держащего в руках подлинную власть и тем самым правотворчество»⁴.

Исходя из этого применительно к процессу формирования и развития объединенной Европы и функционирующей в ее пределах правовой системы можно сказать, что данный процесс — это дело рук не только и даже не столько права, правовых идей и институтов, сколько политики, экономики, а отчасти — культуры и идеологии.

Именно политические, экономические и иные тесно связанные с ними интересы и отражающие их идеи в течение многих столетий были и продолжают оставаться в основе всего процесса образования и развития объединенной Европы и ее правовой системы. Именно они в первую очередь постоянно делали и продолжают ныне делать на Европейском континенте, впрочем, как и в других частях света, всю социально-политическую погоду и направлять процесс развития европейских стран по мере созревания соответствующих условий в одно объединительное русло.

Это не означает, разумеется, наличия каких бы то ни было попыток противопоставления политических и иных интересов и идей, их роли и значения в процессе становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы чисто юридическим интересам и идеям, ибо зачастую весьма трудно, а порою вообще невозможно отделить одни от других.

Речь идет лишь о том, что в процессе становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы доминирующую роль неизменно выполняли обусловленные соответствующими интересами идеи, доктрины и институты социально-политического и экономического, а не сугубо юридического характера и что первые нередко весьма тесно были связаны и переплетались со вторыми.

В связи с этим в современной научной и учебной литературе вполне обоснованно констатируется, что «формирование Европейских сообществ и европейского права — это единовременный и тесно взаимосвязанный процесс»⁵. Известно, что формирование и развитие Европейских сообществ осуществлялось на определенной юридической основе, ибо с помощью права определялись их цели и задачи, их структура, а также условия и порядок их деятельности. В свою очередь, благодаря существованию «организационных структур, образующих как бы материальную субстанцию самого европейского права», невозможно было бы создание единой системы европейского права. Иначе говоря, «становление европейского права немыслимо без образования Европейских сообществ, а его функционирование и развитие невозможны вне Европейских сообществ»⁶.

Вполне резонно утверждается также, что «было бы некорректно ставить вопрос о том, что чему предшествовало — возникновение европейского права образованию сообществ или наоборот». Ведь речь идет «о взаимодополняющих слагаемых, без которых невозможно развитие процесса европейской интеграции»⁷.

Соглашаясь с авторами в отношении некорректности подобной постановки вопроса применительно к общеевропейским институтам, нельзя в то же время не заметить, что эта «некорректность» имеет свои пределы и не распространяется на идеи, теории и доктрины возникновения и развития объединенной Европы и ее права, в которых отражаются самые различные политические, социальные, экономические и иные интересы.

Как свидетельствует накопившаяся в течение многих столетий общественная практика, политические, социально-экономические и идеологические идеи, теории и доктрины и отражаемые в них интересы в своем появлении, как правило, значительно опережали все иные им подобные феномены⁸. И, разумеется, это обстоятельство нельзя не учитывать при рассмотрении вопросов, касающихся зарождения и развития идей объединенной Европы и ее права как на ранних, так и на всех последующих этапах эволюции западно-европейского сообщества.

2. Говоря о характере и времени появления самых ранних идей объединения народов Европы в единое целое, исследователи данной проблематики высказывают далеко не одинаковые мнения.

Так, одни из них апеллируют к Юлию Цезарю (100—44 г. до н.э.), представляя его едва ли не в качестве первичного источника, настоящего автора идеи объединения не только народов Западной Европы в одно целое и консолидации их вокруг Римской империи⁹, но и народов, проживающих в других частях света. По свидетельству Плутарха, Цезарь «готовился к войне с парфянами (в Месопотамии), а после покорения их имел намерение, пройдя вдоль южного побережья Каспийского моря и Кавказа, обойти Понт (Черное море) и вторгнуться в Скифию (Северное Причерноморье), затем напасть на Германию и граничащие с ней страны и вернуться в Италию через Галлию (совр. Франция), сомкнув круг римских владений таким образом, чтобы со всех сторон империя была окружена водными просторами»¹⁰.

Другие ученые-историки и философы придерживаются иного мнения. Высказываются, например, суждения относительно того, что «представления о Европе как особом мире, особой семье рода человеческого» начали формироваться только в раннем Средневековье и стали достаточно четко прослеживаться лишь в XI в.¹¹ Утверждается также наряду с высказанными мнениями, что идея «единой Европы» как совокупности государств уходит во времена Карла Великого (768—814 гг.), который за годы своего правления завоевал Ломбардию в Италии, подчинил себе саксов и Баварию. Поясняется, что в его «огромную империю вошел весь христианский мир», за исключением Испании и Британских островов, и что «это были первые попытки объединить европейские страны военным путем и создать общеевропейское единство в виде церковного государства»¹².

Помимо названных мнений, касающихся появления первых идей объединения народов Европы в одно целое сообщество, в научной, преимущественно исторической, литературе по этому поводу высказываются и иные, не совпадающие с ранее приведенными, суждения. Однако по большому счету не в них сейчас дело, поскольку установление точной даты появления первых общеевропейских объединительных идей не имеет принципиального значения.

Главное при этом заключается, во-первых, в том, что такого рода идеи, как справедливо отмечается в западных научных источниках, отнюдь не являются новыми для современной Европы¹³: зарождение и развитие их прослеживается уже на ранних этапах эволюции европейского сообщества.

Во-вторых, что на всем протяжении развития европейского общества имела место своего рода естественная преемственность объединительных идей. Нельзя не заметить, заявляют по этому поводу исследователи, что «всякий раз, когда Европа становилась ареной кровопролитных конфликтов, столкновений и противостояния», как реакция на эти события возникали и получали дополнительный импульс идея мира и единения, выдвигались конкретные проекты и предложения общеевропейского урегулирования. Так было и в далекие эпохи Столетней и Тридцатилетней войн, так было и в начале XX в. Причем, констатируют авторы, чем более ожесточенный и кровопролитный характер носили конфликты, тем более активную ответную реакцию они вызывали¹⁴. И, в-третьих, что на всех этапах развития западноевропейских стран объединительные идеи оказывали постоянное и все более возрастающее по мере эволюции европейской цивилизации влияние на процесс формирования соответствующего общественного мнения и правосознания населения.

Несмотря на то что «было бы ошибочным рассматривать современное развитие европейской интеграции, — рассуждают по этому поводу западные авторы, — как прямое воздействие на данный процесс самых ранних объединительных идей и предложений», — тем не менее было бы неверным также отрицать значимость этих идей для формирования объединенной Европы и не замечать преемственности в развитии данных объединительных начинаний. Вполне очевидным в этом плане, констатируют исследователи, является, в частности, тот факт, что «современная модель объединенной Европы, созданная не путем насилия и завоевания, а путем общего устремления европейских народов к достижению таких высоких целей, как мир, процветание и стабильность, привлекала внимание известных всему миру мыслителей еще в Средние века»¹⁵.

3. Известная преемственность и влияние объединительных идей раннего периода развития европейских стран и народов на их эволюцию в Средние века и позже нашли свое непосредственное выражение во взглядах и суждениях целого ряда политических и общественных деятелей того времени: философов, писателей, персон, стоявших у власти или приближенных к ней.

Среди последних современные исследователи называют, в частности, П. Дюбуа — легиста французского короля Филиппа Красивого (XIV в.), чешского короля Й. Подебрада (XV в.), советника английского короля Генриха IV (XVI—XVII вв.) герцога Сюлли, французского аббата Сен-Пьера (VIII в.) и др.¹⁶

В числе известных писателей рассматриваемого периода, затрагивавших или развивавших в своем творчестве идеи единения стран и народов Европы, выделяется В. Гюго, который, по свидетельству исследователей, был одним из первых, кто для выражения своих объединительных идей использовал (в 1849 г.) термин «Соединенные Штаты Европы»¹⁷.

Что же касается известных мыслителей, философов и других, по выражению современных авторов, «знаменитых интеллектуалов», в той или иной мере затрагивавших проблемы объединения стран и народов Европы, особенно в эпоху Просвещения, то среди них называются Кант, Бентам, Руссо, Вольтер, Сен-Симон, Лейбниц и многие другие¹⁸.

В своих размышлениях «К вечному миру» (1795) о судьбе европейских и других народов Иммануил Кант призывал, например, к созданию федерации всех «свободных государств». Международное право, доказывал философ, «должно быть основано на федерализме свободных государств»¹⁹. Можно показать, рассуждал мыслитель, «осуществимость (объективную реальность) этой идеи федерации, которая должна постепенно охватить все государства и привести таким образом к вечному миру». «Если бы по воле судеб, — заключал автор, — какой-либо могучий и просвещенный народ имел возможность образовать республику (которая по своей природе должна тяготеть к вечному миру), то такая республика служила бы центром федеративного объединения других государств, которые примкнули бы к ней, чтобы в соответствии с идеей международного права обеспечить таким образом свою свободу, и с помощью многих таких присоединений все шире и шире раздвигались бы границы союза»²⁰.

В своем «социальном учении» Сен-Симон вслед за другими мыслителями, занятыми поисками «вечного мира», единения и равновесия на Европейском континенте, исходил из необходимости объединения народов Европы «одной общей целью».

До тех пор, размышлял он, пока не наступит такое время, когда у людей будет общая цель, «члены великой европейской семьи, исполненные взаимного недоверия, всецело занятые собою, враждебные всякой власти, не желающей связать себя с их судьбою (которой они не знают, но ищут), не будут себя чувствовать связанными, как во времена духовного братства христиан, одним и тем же долгом, одним и тем же нравственным законом»²¹.

Аналогичные идеи единения европейских народов и стран развивали и другие известные мыслители рассматриваемого периода. Однако в данное время, несмотря на усиленные поиски общей, объединяющей все европейские народы и страны в одно целое идеи, попытки формирования такого целого не имели, да и не могли иметь в силу отсутствия необходимых для создания единой Европы исторических условий и соответствующих движущих сил сколько-нибудь ощутимого успеха²².

Более ощутимый и «более конкретный прогресс» в плане объединения Европы был достигнут, согласно исследованиям западных специалистов в данной области, гораздо позднее, в период раннего капитализма, когда в экономической сфере более четко обозначились не только такие процессы, как «трансформация средств производства и движение в сторону индустриализации, но и такие, как процесс интеграции национальных рынков, который зачастую проходил параллельно с процессом формирования политических союзов и укрепления национального политического единства»²³.

В рассматриваемый же период имели место хотя и нередкие, но тем не менее лишь весьма разрозненные высказывания и своеобразные, навеянные духом времени проекты, а зачастую и явные прожекты объединения государств и народов Европы в единый союз или даже в единое государство.

Так, П. Дюбуа в 1306 г. вынашивал проект создания на европейском континенте «Христианской республики». Считается, что это был исторически первый проект объединения государств и народов Европы²⁴.

Спустя столетия И. Бентам (1748—1832) предлагал свой вариант объединения Европы: с едиными органами власти, в частности единым парламентом (Европейской ассамблеей), единой армией, общим законодательством. «Предметом законодательства, — писал он в широко известном труде “Принципы законодательства”, — должно быть общественное благо: общая польза должна быть основой всякого рассуждения в области законодательства. Наука состоит в том, чтобы знать, в чем заключается благо данного общества, искусство в том, чтобы найти средства для осуществления этого блага»²⁵.

В конце XIX в., а точнее — в 1878 г. со своим планом объединения Европы выступал известный швейцарский правовед, видный представитель органической школы права И. Блюнчли. В статье «Организация европейского союза государств» он обосновывал идею создания в будущем на базе европейских государств такого «политического союза», который представлял бы интересы всего европейского сообщества и управлялся бы выборными общеевропейскими органами в виде Федерального совета и Сената²⁶.

Наряду с названными аналогичные «объединительные» проекты и идеи формирования единой Европы выдвигались и по-своему обосновывались в рассматриваемый период и другими учеными, философами, государственными и общественными деятелями²⁷. Однако при всей их важности и социальной значимости они имели весьма спорадический характер и были весьма далекими от того, что именуется общим подходом к решению той или иной, в данном случае общеевропейской, объединительной проблемы.

4. Простое сопоставление и сравнение предлагавшихся в тот период объединительных проектов и идей со всей очевидностью показывает, что они, будучи внешне сходными между собой, в то же время весьма значительно отличались друг от друга как по форме предполагаемого объединения, так и по его замыслу и содержанию, а также по предлагавшимся методам формирования общеевропейского сообщества.

Так, если одни авторы и сторонники идеи объединения государств и народов Европы в единое целое (Руссо, Бентам и другие мыслители эпохи Просвещения) исходили из необходимости и допустимости формирования такого объединения только мирным путем, то другие «объединители» Европы уповали лишь на грубую силу, на насилие. Таковыми были в древности попытки насильственной «консолидации» народов, проживающих на европейской территории, вокруг «громадной Римской империи»²⁸. Таким же насильственным путем пытался в XIX в. создать «великую Европейскую империю» Наполеон, а в XX в. нечто подобное в виде тысячелетнего Рейха — Гитлер²⁹. Если мирный путь, согласно взглядам авторов-просветителей, должен был базироваться на принципах добровольности участия в объединительном процессе народов и стран, строящих «общеевропейский дом», и взаимоуважения, то насильственный путь базируется на основе принципов (если их можно назвать таковыми) высокомерия и пренебрежительного отношения одних государств — субъектов объединения — к другим государствам — объектам объединения.

Убедиться в этом нетрудно, обратившись к размышлениям и отзывам такого рода «объединителей» и их соратников о тех или иных европейских странах и народах, а главное — к такого рода «объединительной» практике. «Швейцария, — писал, например, в марте 1945 г. об этой благословенной стране один из подручных Гитлера Й. Геббельс, — жалкое государственное образование, сохраняющее национальный суверенитет только в газетных статьях»³⁰. Данная и подобного рода записи³¹ о Швейцарии появились в дневниках главного идеолога фашизма лишь после того, как Швейцария «под нажимом англо-американцев» наложила запрет на транзитное сообщение с Германией. Однако подобное пренебрежительное отношение лидеров фашистской Германии к другим странам и народам было заложено изначально в их «объединительных» идеях и в целом в самой фашистской идеологии.

Разумеется, сторонники насильственных, равно как и ненасильственных методов объединения европейских стран и народов в единое целое всегда уповали, выражаясь современным языком, не только на успешное осуществление своих проектов, но и на прочность и долговременность существования объединенной Европы.

Однако, как показывает многовековой общественный опыт, подобному «объединению» Европы, даже в его зачаточном состоянии, не суждено было долго жить.

С «объединительной» миссией Гитлера, закабалившей все европейские народы, покончил, как известно, Советский Союз. С аналогичным проектом Наполеона «разобралась» царская Россия.

Что же касается «громадной», фактически охватившей большую часть европейской территории, Римской империи, то она рухнула как в силу внутренних, так и внешних причин. Три основные причины, замечает в связи с этим Зб. Бжезинский, привели в конечном счете к краху Римской империи. Это, во-первых, ее огромная территория, не позволявшая больше управлять из единого центра, а разделение ее на Западную и Восточную подорвало и «автоматически уничтожило монополистический характер ее власти». Во-вторых, порожденный «продолжительным периодом имперского высокомерия» культурный гедонизм, который «постепенно подорвал стремление политической элиты к величию». И, в-третьих, существование в стране «длительной инфляции», также подорвавшей способность системы поддерживать себя «без принесения социальных жертв, к которым граждане больше не были готовы»³². «Культурная деградация, политический раздел, финансовая инфляция, — резюмирует автор, — в совокупности сделали Рим уязвимым даже для варваров из прилегающих к границам империи районов»³³.

Расхождения в предлагавшихся методах добровольного формирования, с одной стороны, и использование силовых средств в процессе создания своего рода «объединенной Европы», с другой, традиционно дополнялись далеко не совпадающими между собой идеями и взглядами различных авторов относительно форм и, соответственно, уровней такого объединения.

В принципе верным является утверждение о том, что каждому историческому периоду были присущи свои определенные представления о европейском единстве, которые зависели «от уровня развития общества и преобладающей власти (сильная церковь — идеи объединения стран под эгидой церкви, сильная императорская власть — возникновение теорий объединения европейских стран под эгидой императора)»³⁴. Хотя более точным и более конкретным было бы утверждение о том, что каждому историческому периоду были свойственны свои собственные представления не только и даже не столько о европейском единстве вообще как таковом, сколько о характере и потенциальных возможностях очередной «объединительной» силы (религия, власть монарха и т. п.), а также о формах, уровнях и средствах достижения этого единства.

В зависимости от тех или иных этапов развития европейского общества разными авторами разрабатывались и предлагались такие формы государственного устройства, как федерация (Кант и др.) и конфедерация (Гюго — «Соединенные Штаты Европы» и др.) в пределах Европы, с одной стороны, и унитарное государственное образование в виде «Христианской республики» (Дюбуа) или «Христианской всемирной монархии», идея создания которой появилась в период правления Карла V (1500—1558), с другой³⁵.

В соответствии с формами государственного устройства в разное время разрабатывались и предлагались также различные — монархические или республиканские — формы правления.

Справедливости ради следует заметить, что на протяжении всей истории существования и развития объединительных европейских идей все предлагавшиеся для объединенной Европы по аналогии с государственными формы правления зачастую вызывали весьма резкое отторжение со стороны ряда стран и народов, поскольку всегда существовали опасения по поводу того, что на месте независимых европейских государств будет создано одно, резко ограничивающее или полностью лишающее их самостоятельности «супергосударство». Такие опасения вполне естественно существовали на ранних стадиях возникновения и развития идей объединения европейских стран и народов. Подобные опасения существуют у ряда европейских государств и на нынешнем этапе их развития.

В настоящее время, как свидетельствуют эксперты, опасения возникновения «супергосударства» 27 стран — членов Евросоюза — разделяют не только новые члены Евросоюза — так называемые молодые демократии, наподобие Польши, но и ряд других европейских стран — «старых демократий», в частности Великобритания³⁶.

Однако никакие опасения или же отторжения тех или иных форм правления применительно к объединенной Европе «не отменяют» и не могут «отменить» того факта, что на разных этапах развития европейского общества разрабатывались и предлагались не только общие идеи и доктрины, но и формы правления государственного, а точнее — политико-правового, устройства объединенной Европы. Несомненно, что наряду с общими объединительными идеями и доктринами, возникшими на ранних стадиях развития европейского общества, они имели определенное теоретическое, а отчасти — политико-правовое значение и для всех последующих его этапов.

§ 2. Идеи панъевропеизма в первой половине XX в.

1. Значительный сдвиг в развитии идей формирования единой Европы был сделан в конце XIX — первой половине XX в. Одной из главных причин этого послужила их не только теоретическая, но и практическая востребованность, обусловленная нарастающими и углубляющимися в данный период экономическими, политическими и иными связями между различными европейскими странами и создаваемыми ими хозяйственными объединениями и союзами.

Идеи европейского единения, констатируется в связи с этим в отечественной литературе, которые проявлялись на протяжении столетий то сильнее, то слабее, длительное время так и не были по-настоящему востребованы историей. «Только в XX в., да и то в основном после Первой мировой войны, когда стала ослабляться острота прежних противоречий между государствами, эти идеи вновь вышли на авансцену политической жизни». Панъевропеизм стал модным течением во многих странах³⁷. Его сторонниками были как политические деятели и профессиональные идеологи, так и ученые — историки, философы, представители других гуманитарных и общественных наук.

Опубликованная в 1915 г. книга немецкого историка Ф. Ноймана «Центральная Европа», в которой развивались идеи создания Европейского политического союза³⁸, трансформированные позднее в идеи панъевропеизма, может служить одним из многочисленных примеров приверженности интеллектуальных слоев европейского общества в рассматриваемый период набиравшему в то время силу панъевропейскому движению.

Позднее увидели свет работы признанного лидера панъевропейского движения, австрийца Р. Куденхове-Калерги, под названием «Борьба за Пан-Европу», «Пан-Европа», «Европа просыпается» и другие, в которых, как это следует уже из их названия, развивались идеи панъевропеизма и одновременно обосновывался выдвинутый им план создания Соединенных Штатов Европы.

Будучи не только теоретиком, но и в известном смысле практиком, деятельным проводником идей панъевропеизма, Куденхове-Калерги создал в 1923 г. Панъевропейский союз, ближайшей целью которого было объединение всех государств Западной Европы в таможенный союз и создание в рамках этого союза третейских судебных органов. Подобный, хотя и весьма ограниченный союз был создан в 1922 г. между Бельгией и Люксембургом. Этот союз стал, по мнению западных экспертов, «прологом (предтечей)» последующего аналогичного соглашения между странами Бенилюкса³⁹ и вместе с тем оказал огромное влияние на процесс подготовки и формирования Европейского экономического сообщества⁴⁰.

Практика заключения таможенных союзов между государствами Западной Европы, как известно, существовала и раньше. В этом плане достаточно вспомнить образование такого союза в 1834 г. рядом северогерманских государств во главе с Пруссией.

Однако ранее заключавшиеся на территории Западной Европы таможенные союзы не охватывали всех западноевропейских государств, как это предусматривалось планом Куденхове-Калерги, и в этом смысле они носили локальный, в рамках европейского континента, характер. Это во-первых. А во-вторых, заключение и функционирование этих союзов было самоцелью, а точнее — конечной целью, в то время как далеко идущий план Куденхове-Калерги предусматривал создание на территории Западной Европы наряду с таможенным союзом как первичным звеном и основой объединенной Европы более широкий союз западноевропейских государств в виде Панъевропейской федерации. По замыслу автора этого объединительного плана «проектируемые» им Соединенные Штаты Европы как общеевропейский союз должны были бы функционировать в форме «панъевропейской федерации», которая должна была «гарантировать» на территории Западной Европы «сохранение мира, стабильность экономического развития и свободу от влияния коммунизма»⁴¹.

Несмотря на свою привлекательность и перспективность с точки зрения панъевропейского движения и объединительных идей, план, или предложение, по определению А. Тойнби, Куденхове-Калерги так и оставался бы планом в сфере политических мечтаний, если бы министр иностранных дел Франции А. Бриан — почетный (с 1927 г.) президент Панъевропейского союза не выступил в 1929 г. с речью в Лиге Наций, в которой предлагалось создание под эгидой и в рамках Лиги Наций Европейского федерального союза. Это было по своей сути предложение о реанимации идеи создания Соединенных Штатов Европы, или пан-Европы — «некоего то ли конфедеративного, то ли федеративного государства, противостоящего как американской экономической, так и советской политической экспансии»⁴².

В 1930 г. панъевропейский план Бриана получил официальный статус, будучи изложенным в меморандуме французского правительства и направленным для рассмотрения и обсуждения всем остальным государствам — членам Лиги Наций43. В этом же году Лигой Наций была создана специальная комиссия для обсуждения предложенного проекта объединения европейских государств в одно целое «без ущемления их суверенитета», которая, проработав в течение двух лет, безрезультатно закончила в 1932 г. свое существование.

Таким образом, несмотря на то что план Бриана, направленный на создание единой Европы, в отличие от аналогичного по своей конечной цели плана Куденхове-Калерги получил официальное признание со стороны французского правительства и Лиги Наций, в практическом отношении он, как и все предшествовавшие ему проекты объединения западноевропейских государств в единый союз, остался нереализованным. «Призрак утраты суверенитета», делается в связи с этим вывод в научной литературе, отпугивал от данного проекта многие европейские страны. К тому же сказывалось и то, что в Лиге Наций, «которая так и не стала универсальной всемирной организацией», в это время доминировали ведущие европейские державы, интересам которых не отвечало появление панъевропейской федерации⁴⁴, хотя в плане Бриана просматривалась скорее конфедеративная, нежели федеративная линия.

Неприятие плана Бриана рядом европейских государств связано помимо всего с тем, что в нем изначально были заложены прежде всего французские, а затем уже общеевропейские интересы. Это подтверждается, в частности, тем, что план Бриана, стремясь обеспечить главенствующее положение Франции среди европейских государств, отнюдь не предусматривал участие в Панъевропейском союзе такой мощной в то время державы, каковой была Великобритания45. Это с одной стороны. А с другой, план Бриана был направлен на нейтрализацию угрозы Франции со стороны Германии, на обеспечение ее безопасности «путем глубокого вовлечения Германии в общеевропейские структуры», путем «европеизации» Германии⁴⁶.

Обострение противоречий между европейскими государствами в связи с установлением в некоторых из них (Германия, Италия, Испания) фашистских, агрессивных по своей природе режимов не только покончило в 30—40-е годы XX столетия с какими бы то ни было планами создания общеевропейского союза и иллюзиями на этот счет, но и привело к значительному свертыванию самого панъевропейского движения.

Только в конце Второй мировой войны, как резонно замечали по поводу ослабления панъевропейского движения в этот период некоторые западные авторы, «когда европейцы перестали убивать друг друга, почти каждый из них, как будто очищаясь от совершенного прегрешения, представлялся сторонником идеи создания Европейского союза»⁴⁷.

Объективности ради следует, однако, сказать, что панъевропейские идеи и само движение не исчезали и в самые трудные для европейских народов предвоенные и военные годы. В частности, в годы войны они поддерживались и развивались Движением сопротивления гитлеровскому режиму, объединившим вокруг себя не только многочисленных представителей различных наций и народов, но и их правительства в изгнании⁴⁸.

Видные деятели Движения сопротивления, такие, например, как А. Спинэлли — активный поборник и последовательный защитник идей европейского федерализма не только в годы войны, но и в послевоенный период, — выступали на конференции представителей Движения сопротивления, состоявшейся в июле 1944 г. в Женеве, с предложениями, весьма созвучными с некоторыми положениями, заложенными в основу современного Европейского союза. Они касались формы если не настоящего, то будущего политико-правового устройства объединенной Европы — «европейского федерализма»; принятия общеевропейской «писаной конституции»; учреждения общеевропейских органов власти и управления — Парламента и Правительства; формирования правовой и судебной систем; создания общеевропейской армии⁴⁹.

Большинство из этих положений и прежде всего предложения, касающиеся федеративной формы устройства Европейского союза, нашли свое подтверждение и активную поддержку в документе под названием «Программа из 12 пунктов», принятом в 1946 г. на очередной (Гертенштейновской) встрече представителей различных групп Движения сопротивления.

Помимо того что данная Программа предусматривала создание Европейского союза на федеративной основе, она исходила также из того, что Союз должен был рассматриваться как «составная часть общемировой системы Организации Объединенных Наций». При этом предполагалось, что государства — члены Европейского союза, преследующего цель восстановления разрушенной в ходе войны экономики и укрепления между его членами разносторонних связей, передадут «часть своих экономических, политических и военных суверенных полномочий образованной ими Федерации» (п. 4)⁵⁰.

Принимая Программу из 12 пунктов, ее авторы и вдохновители, естественно, рассчитывали на поддержку содержащихся в ней положений как со стороны широких слоев населения, так и со стороны официальных кругов и видных политических деятелей.

Одним из таких деятелей, «весьма популярных в федералистских кругах», был У. Черчилль, который предлагал французам еще в 1940 г. создать франко-британский союз. Правда, такое предложение некоторые исследователи называют не иначе, как «драматичным», «театральным», «деланным» (dramatic) и т. п.⁵¹ в силу его «искусственного» характера и очевидной невозможности образования такого союза в тот период. Но тем не менее историческим фактом остается то, что такого рода предложение, направленное на единение ведущих европейских держав, было «в свое время» сделано, хотя и не было реализовано.

Отдавая дань последовательности взглядов Черчилля в вопросах, касающихся единения европейских государств, следует заметить, что он весьма активно отстаивал объединительные идеи не только в довоенный период и в годы войны, но и в послевоенный период.

В этом отношении весьма примечательным является его выступление в университете г. Цюриха в сентябре 1946 г., где он предлагал «в высшей степени действенное средство» (sovereign remedy) «для воссоздания (recreate) европейской семьи» в виде «своего рода Соединенных Штатов Европы» с соответствующей структурой, с помощью которой воссозданная «европейская семья» сможет жить «в условиях мира, безопасности и свободы»⁵².

«Мы должны построить нечто подобное Соединенным Штатам Европы», — говорил Черчилль и добавлял: «Только таким путем сотни миллионов тружеников смогут вновь обрести радость жизни и надежду, которые делают жизнь осмысленной и достойной»⁵³. Если же в начале этого пути, размышлял оратор, не все европейские государства проявят в достаточной мере свою волю и не все будут в состоянии вступать в Европейский союз, то «мы должны сделать все возможное, чтобы те, кто может это сделать и хочет, пошли навстречу друг другу и объединились»⁵⁴.

Первым шагом на пути «воссоздания европейской семьи», по мнению Черчилля, «должно быть партнерство Франции и Германии». Что же касается Великобритании, то ей должна была отводиться особая, своего рода «менторская» роль в этом процессе, наподобие той миссии, которую выполняли США в послевоенной Европе⁵⁵.

Призыв Черчилля к «воссозданию европейской семьи» в виде Соединенных Штатов Европы, а также общеевропейский настрой, царивший в послевоенное время среди значительной части европейского населения, несомненно способствовали не только развитию, но и в определенной мере реализации идей панъевропеизма, причем как на государственном, так и на общественном уровне.

После окончания Второй мировой войны, заключают западные эксперты, наступило благоприятное время «для международного объединения и кооперации в пределах Европы. В течение 30 лет на территории Европы прошли две самые разорительные войны, какие только знал когда-либо мир. Европейские государства не могли больше чувствовать себя каждое в отдельности самодостаточными, существуя бок о бок с мировыми супердержавами — США и СССР». Поэтому среди политических деятелей и широких слоев населения Европы, освободившихся от фашизма, укоренилась глубокая убежденность в том, что на европейском континенте «должна быть создана новая политическая система, которая бы гарантировала от возникновения новой мировой войны»⁵⁶.

При этом в качестве ведущей идеи по созданию «новой политической системы», как и раньше, оставалась идея формирования Соединенных Штатов Европы. Что же касается конкретных ее форм — федерализм, конфедерализм или смешанная форма, — то о них либо умалчивалось, поскольку это была (и остается в Европейском союзе) весьма спорная и весьма чувствительная для большинства европейских государств тема, либо предложения и лозунги, касающиеся той или иной формы, подавались в более мягком и расплывчатом виде.

Тем не менее вопросы, касающиеся формы организации Соединенных Штатов Европы, будучи принципиально важными для каждого европейского государства, поскольку они непосредственно связаны с уровнем сохранения каждым из них в рамках Союза самостоятельности и идентичности, постоянно находились в поле зрения сторонников объединения Европы и в неофициальном или полуофициальном варианте обсуждались⁵⁷.

Наибольшую активность при этом в конце 1940-х годов проявляли такие общественные объединения, как Европейский союз сторонников федерализма, Движение за социалистические Соединенные Штаты Европы, Объединение союзов европейского единства и многие другие группы и организации.

Одно из таких наиболее широких объединений — Европейское движение, возникшее в октябре 1948 г., по мнению исследователей, «в значительной мере подготовило почву для создания в 1949 г. Совета Европы», в уставе которого отразились многие идеи, разрабатывавшиеся и проповедовавшиеся именно Европейским движением⁵⁸.

Важной вехой на пути развития и продвижения идей панъевропеизма в рассматриваемый период стал Конгресс Европы, состоявшийся в 1948 г. в Гааге с участием представителей различных взглядов и течений в рамках панъевропейского движения, включая радикальных федералистов и сторонников более умеренного, конфедеративного направления в организации внутренней жизни и деятельности объединенной Европы.

В резолюции, принятой Конгрессом, в частности, говорилось о том, что данный форум признает, что «обязанностью народов Европы стало безотлагательное создание экономического и политического союза для обеспечения безопасности и социального прогресса», и провозглашает, что «настал час, когда народы Европы должны передать свои отдельные суверенные права для осуществления их сообща, с целью координации и развития своих ресурсов»⁵⁹.

Кроме того, в резолюции Конгресса содержалось предложение (рекомендация) о необходимости создания Совета Европы, который, как показала его деятельность, «хотя и оставался всегда по своей изначальной природе довольно слабым (has always been bland) институтом»⁶⁰, «последовательно избегавшим рассмотрения таких весьма противоречивых вопросов, как проблемы обороны и безопасности», но тем не менее он «сыграл свою определенную символическую роль в деле объединения Европы как форум для дискуссий», а также «для ознакомления с политической демократией и правами человека»⁶¹.

Наряду с общими, стратегического порядка проблемами, касавшимися объединения стран и народов Европы, в рамках панъевропейского движения в послевоенный период предпринимались одновременно значительные усилия для решения менее общих, но весьма важных для нормальной жизнедеятельности европейских государств социально-экономических, политических, оборонных и иных проблем.

Вполне естественно, что на первом плане в это время стояли перед каждым европейским государством и перед Европой в целом социально-экономические проблемы, связанные с восстановлением разрушенного войной хозяйства, науки, культуры, сложившегося уклада жизни.

Значительную роль в восстановлении и послевоенном развитии европейского хозяйства и тем самым (косвенно, отчасти — вопреки своему желанию) в формировании единой Европы сыграли США. В научной литературе и в политической практике помощь США в восстановлении Европы обычно ассоциируется с так называемой «доктриной Трумэна», направленной на «поддержку свободных людей, решительно выступивших против попыток своего порабощения», а также с порожденным этой доктриной и «вытекающим из нее» планом Маршалла⁶².

Дж. Маршалл, бывший госсекретарь США, выступая в июне 1947 г. в Гарвардском университете, объявил о программе мер, направленных на восстановление разрушенного во время войны европейского хозяйства. В политической теории и практике данная программа, названная Черчиллем «самым бескорыстным актом в истории», а другим, менее эмоциональным автором — У. Клейтоном — «акцией, продиктованной на редкость просвещенным пониманием собственных интересов», получила наименование «плана Маршалла»⁶³.

Суть этого экономически и политически значимого плана заключалась в том, чтобы, оказывая помощь в восстановлении разрушенного войной хозяйства и ослаблении разразившегося к весне 1947 г. на всей территории Европы тяжелого экономического кризиса, снизить с помощью экономических мер повсеместно нарастающую социальную напряженность и политическую нестабильность и тем самым поставить заслон на пути дальнейшего распространения социалистических идей и настроений среди широких слоев европейского населения. В особенности это касалось таких ведущие европейских держав, как Италия и Франция, где в послевоенный период были самые мощные и весьма влиятельные компартии, имевшие своих представителей как в законодательных, так и в исполнительных органах власти этих стран⁶⁴.

Для реализации плана Маршалла с американской стороны действовал специальный правительственный комитет по изучению национальных экономических и финансовых возможностей США для оказания помощи европейским странам. С европейской — был учрежден Комитет по европейскому экономическому сотрудничеству (КЕЭС)⁶⁵, в задачу которого входила подготовка доклада о состоянии европейской экономики на данный момент и определение ее потребностей на ближайшие, с 1948 по 1951, годы. По материалам этого Комитета в апреле 1948 г. Конгресс США принял специальный Акт оказания экономической помощи (Economic Assistance Act), в котором, как отмечают эксперты, «впервые в истории европейским странам предлагалось выходить из кризиса не в одиночку, а совместными усилиями»⁶⁶. Несколько позднее 16 европейскими государствами была подписана соответствующая конвенция по координации их действий, непосредственно связанных с реализацией плана Маршалла.

Согласно данной конвенции европейские государства, принявшие план Маршалла, должны были отказаться от национализации, всячески поощрять частные инвестиции, принимать меры по облегчению обмена товарами, придать процессу воздействия государств организационное обеспечение в виде образованной из КЕЭС Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС)⁶⁷ и т. д.

Оценивая роль и значение плана Маршалла для послевоенной Европы, специалисты в данной области отмечают, что по существу своему он стал «поворотным моментом в истории, обеспечившим мировое лидерство США и послужившим первой ступенью атлантической интеграции». Уже вскоре после его принятия план Маршалла фактически превратился «в программу предоставления американской военной помощи» европейским странам, и в конечном счете реализация этого плана «позволила создать блок НАТО»⁶⁸.

Последний как военно-политическая организация, учрежденная на основе Североатлантического договора в 1949 г. под эгидой и фактическим руководством США, формально призван был обеспечить безопасность государств — участников этого блока и предотвратить агрессию, откуда бы она ни исходила. Фактически же основная его деятельность была направлена в этот период — период холодной войны, начавшейся «по инициативе» Черчилля (его знаменитая речь в г. Фултоне, США) еще в 1946 г., — на установление доминирующей роли США в Европе и во всем мире и, соответственно, на «сдерживание коммунизма».

Воспоминания о фашистской Германии как последнем агрессоре, просвещали в конце 1940-х годов непросвещенных европейцев некоторые политические деятели — сторонники свободной объединенной Европы под покровительством США, «вскоре станут совсем слабыми или же вовсе будут вытеснены страхом перед новым агрессором» в лице «вооруженного советского коммунизма» (Armed Soviet Communism), который «преуспел как на Эльбе, так и за ней». Одновременно «французский и итальянский коммунизм показал свою силу, насколько известно, как в парламентской борьбе в своих странах, так и в прямых акциях на Пиренеях» и в других местах⁶⁹. Перед «этой общей непосредственной угрозой», нависшей над европейскими странами, «только совместная оборона, общий фронт в сфере внешней политики и политическая солидарность в своем европейском доме позволят свободной Европе устоять перед новыми вызовами и давлением, которым подвергается она как изнутри, так и извне»⁷⁰.

Таким образом, европейская интеграция и панъевропеизм как движения, подвергавшиеся в конце 1940-х годов, равно как и в последующие годы, сильнейшему влиянию и давлению со стороны США, строились в этот период не только на своей собственной основе, но и на экономической и военно-политической солидарности с США, широко использовавших для поддержания евро-американского единства мнимую советскую угрозу.

Следует заметить, что последняя как фактор единения западных стран особенно активно использовалась в конце 1940-х и во все последующие годы холодной войны. Что же касается первых послевоенных договоров о коллективной безопасности, заключенных между европейскими государствами, таких, например, как двусторонний договор, подписанный в 1947 г. между Францией и Великобританией, Брюссельский пакт, подписанный пятью европейскими государствами (Великобритания, Франция, Бельгия, Люксембург и Нидерланды), то они были направлены главным образом против Германии, хотя она уже не существовала как единое государство⁷¹.

Как показывает анализ процесса развития панъевропейских идей и возникшего на их основе панъевропейского движения, они, несомненно, весьма эволюционировали в послевоенное время, особенно в годы холодной войны. Но эта эволюция и как следствие ее — процесс интеграционного развития на Европейском континенте оказались «резко деформированными». В результате, как верно подмечается учеными-аналитиками, «сама интеграция развивалась в значительной мере под воздействием и даже на основе тех двух противостоящих блоков, которые сформировались на Европейском континенте»⁷².

Естественно, крайне деформированный, не в меру политизированный и идеологизированный процесс европейской интеграции, равно как и сама интегрированная на этой основе Европа, по определению не имел и не мог иметь будущего. Как свидетельствует история и здравый смысл, для создания жизнеспособного — стабильного, самодостаточного, долговременного и предсказуемого европейского единения государств и народов нужна была качественно иная, более фундаментальная — социальноэкономическая, политическая и интеллектуальная база.

§ 3. Эволюция идей европейской интеграции во второй половине XX — начале XXI в. и их реализация

1. Вопросам развития идей европейской интеграции, равно как и самому процессу интеграции рассматриваемого периода, в отечественной и зарубежной литературе традиционно уделяется значительное внимание. Об этом свидетельствуют многочисленные публикации в виде статей, брошюр, учебников, монографий и других изданий⁷³. Однако при этом нередко упускается из поля зрения преемственность идей современного этапа развития европейской интеграции от прежних ее этапов и не всегда четко прослеживаются и выделяются особенности «объединительных» идей современного этапа по сравнению с прежними, более ранними, этапами.

Не претендуя на полный и всесторонний охват рассматриваемой материи, ибо она требует отдельного монографического исследования, с опорой на имеющиеся научные источники и сложившуюся на Европейском континенте интеграционную практику попытаемся восполнить данный «пробел».

2. При ответе на вопрос, чем отличается рассматриваемый этап развития идей европейской интеграции от прежних этапов и в чем заключаются его и развиваемых в его пределах идей особенности, необходимо, как представляется, обратить внимание на следующее.

Во-первых, на то, что на данном этапе, начиная с 1950-х годов и вплоть до настоящего времени, впервые в истории развития идей европейской интеграции процесс их аккумуляции, разработки на их основе различных планов и программ, а вместе с тем — «внедрения их в массы» и их декларации не остается, как прежде, в основном на уровне теоретико-политических мечтаний, а сопровождается процессом их практической реализации.

Именно на этом этапе идеи и планы европейской интеграции, будучи востребованными самой жизнью, не остаются больше нереализованными идеями и планами, а наполняют собой суть и содержание соответствующих договорных и иных актов, на основе которых создаются и развиваются самые различные наднациональные, общеевропейские институты и учреждения⁷⁴.

В их числе такие, например, социально-экономические институты, как образованное на основе Парижского договора 1951 г. Европейское объединение угля и стали (ЕОУС); созданные во исполнение Римских договоров 1957 г. — Договора о Европейском экономическом сообществе (ЕЭС) и Договора о европейском сообществе по атомной энергии (Евратом) — соответствующие сообщества; образованный на основе Маастрихтского договора 1992 г. Европейский союз (ЕС); сформированные в рамках Европейского союза и вошедших в его состав трех Сообществ — ЕОУС, ЕЭС и Евратома — общеевропейские органы: Европейский парламент, Европейский совет, Суд Европейских сообществ, Европейский инвестиционный банк и др.

Свидетельством практической реализации идей европейской интеграции является также учреждение Европейской системы центральных банков, Европейского валютного института, института омбудсмена, Палаты аудиторов как общеевропейского органа и ряда других наднациональных институтов.

Реализация идей европейской интеграции помимо создания и деятельности различных общеевропейских институтов, учреждений и их органов со всей наглядностью проявляется также в проводимой ими общей политике в различных сферах жизни общества, и прежде всего в экономике и в социальной сфере.

Еще в конце 1950-х годов в Договоре о Европейском экономическом сообществе предусматривалось проведение согласованной экономической политики государств — членов ЕЭС, а также общей торговой политики, общей политики в области транспорта, в области сельского хозяйства и рыболовства, а также «политики в социальной сфере, включая деятельность Европейского социального фонда» (ст. 3).

Создание Европейского экономического сообщества вместе с другими общеевропейскими институтами и проводимая ими согласованная социально-экономическая политика вполне оправданно рассматривались западными авторами как «начальный пункт дальнейшей экономической интеграции между европейскими государствами»75, как «первый шаг» или как «отдельная глава» в эволюции идей объединения европейских государств и народов в одно целое под названием Европейское сообщество⁷⁶.

Во-вторых, при рассмотрении отличительных особенностей нынешнего более чем пятидесятилетнего этапа развития идей европейской интеграции и самого процесса объединения европейских стран и народов в одно целое необходимо обратить внимание на постепенность и последовательность развития этих идей и реализующей их интегративной практики, а также на все более широкое распространение и охват ими новых сфер⁷⁷.

Постепенность и последовательность в развитии объединительных идей и выстраивающейся на их основе интегративной практики были заложены уже в самом начале данного этапа, при подготовке и принятии самых первых учредительных договоров, образовавших позднее, после создания Европейского союза, его конституционные основы.

Так, еще при подготовке проекта договора о создании Европейского объединения угля и стали в Декларации французского правительства, инициированной и подготовленной весной 1950 г. под руководством министра иностранных дел Шумана («Декларация Шумана» от 9 мая 1950 г., больше известная как план Шумана), особо подчеркивалось, что «Европа не может быть построена сразу, в один момент и по одному единственному плану (single plan). Она будет построена посредством конкретных дел и достижений, которые призваны обеспечить прежде всего солидарность de facto, на деле»⁷⁸.

С позиции принципа постепенности и последовательности решения общеевропейских объединительных проблем в плане Шумана, а также в некоторых других проектах, направленных в конечном счете на формирование единой Европы, западными аналитиками выделялось и рассматривалось «узкое» и «широкое» видение европейской интеграции, которое «накладывает определенный отпечаток (marked) на всю эволюции Европейского сообщества»⁷⁹.

Кроме того, на протяжении ряда лет, по крайней мере вплоть до начала 1990-х годов, до образования единого общеевропейского института в лице Европейского союза, на общетеоретическом и практическом интегрированном уровнях довольно четко и последовательно прослеживалось фактическое подразделение всей европейской интеграции на общую и особенную (секторальную) интеграцию⁸⁰.

Предполагалось, что общая интеграция представлена и обеспечивается Европейским экономическим сообществом, деятельность которого помимо других направлений была непосредственно связана с формированием общеевропейского внутреннего рынка, характеризующегося «устранением препятствий между государствами-членами свободному перемещению товаров, лиц, услуг и капиталов» (п. 1 ст. 3 Договора, учреждающего Европейское сообщество)⁸¹. В свою очередь, особенная (секторальная) интеграция рассматривалась как процесс взаимодействия государства, осуществляемый в пределах таких секторов европейской экономики, как производство угля и стали под «патронажем» Европейского объединения угля и стали, с одной стороны, и как совместная деятельность ряда европейских государств, направленная на создание благоприятных условий для производства и применения атомной энергии в мирных целях под эгидой Евратома — с другой.

«Подобно ЕОУС, — резонно замечает в связи с этим Б. Н. Топорнин, — Евратом стал инструментом частичной интеграции, охватившей одну из сфер экономического развития Западной Европы»⁸².

C образованием Европейского союза, олицетворяющего собой общеевропейский интеграционный процесс, основания для дальнейшего рассмотрения европейской интеграции в виде общей и особенной (секторальной), равно как и основания для соответствующей классификации опосредующих эти разновидности институтов, в значительной мере отпали. Хотя, как свидетельствует практика, в настоящее время говорить о тотальной интеграции, в равной мере охватывающей собой все сферы экономической, социально-политической, культурной и иной жизни европейского общества, не приходится.

В наибольшей степени процесс интеграции продвинулся в экономической и отчасти в социальной сферах жизни европейского общества, гораздо слабее — во внешнеполитической, оборонной и других сферах⁸³.

Не случайно поэтому в теоретическом, а главное — в практическом отношении перед европейской интеллектуальной элитой и политическими деятелями Европы постоянно стоял вопрос о необходимости устранения этого интеграционного «дисбаланса», по возможности более скорого и эффективного «преодоления отрыва, обособленности решения экономических проблем от всех остальных», дополнения взаимодействия европейских государств в проведении общей экономической, социальной, валютной, торговой и иной политики «более тесным сотрудничеством в сфере международных отношений, создания системы безопасности», в борьбе с преступностью и др.⁸⁴

Сравнивая процесс европейской интеграции 1950-х годов с аналогичным процессом 1990-х годов и более позднего времени, нельзя не заметить тем не менее, что, несмотря на имеющийся «дисбаланс» и сохраняющийся разрыв в уровнях экономической интеграции, с одной стороны, и интеграции в других сферах жизни европейского общества, с другой, этот процесс продолжал постепенно расширяться, охватывая собой все новые сферы, и углубляться⁸⁵.

Это нетрудно проследить на примере развития европейского договорного права, в котором напрямую отражалась эволюция данного процесса. Так, если в учредительных и иных договорах, заключенных между европейскими государствами в 1950-е годы, речь шла в основном, а в ряде случаев — исключительно об экономической интеграции, то в договорных актах более поздних лет все больший акцент делался и на других видах интеграции. Например, в так называемом Едином европейском акте (The Single European Act), вступившем в силу в 1987 г., значительно расширившем круг вопросов, подлежащих разрешению в рамках ЕЭС, и усилившем его компетенцию⁸⁶, большое внимание уделялось наряду с проблемами дальнейшего углубления экономической интеграции в рамках формируемого общеевропейского рынка также вопросам более тесного политического сотрудничества между европейскими государствами, сотрудничества в области охраны окружающей среды, в социальной и других сферах жизни европейского общества. Единый европейский акт, не без оснований утверждается в научной литературе, «характеризуется стремлением к дальнейшему строительству Европейского сообщества и одновременно демонстрацией воли объединить под крышей ЕС всю совокупность отношений между государствами ЕС»⁸⁷.

Аналогичное стремление к объединению «под крышей» ЕС всей совокупности отношений между европейскими государствами или, иначе говоря, стремление к распространению процесса интеграции с экономической сферы жизни европейского общества на все иные сферы прослеживается также в Маастрихтском договоре — Договоре о Европейском союзе, подписанном в 1992 г., в котором предусматривается активное сотрудничество государств — членов Европейского союза не только в сфере экономики, но и в таких областях, как внешняя политика, охрана окружающей среды, правосудие, внутренняя безопасность и др.⁸⁸

Стремление к расширению сферы реализации интегративных теорий и идей прослеживается и в других договорных актах, заключавшихся между европейскими странами.

В-третьих, при рассмотрении особенностей современного этапа развития идей европейской интеграции представляется важным отметить, что при всей их кажущейся на первый взгляд простоте они имеют сложный, многоцелевой, комплексный характер.

Это проявляется, в частности, в том, что в процессе реализации тех или иных интегративных идей, скажем, в сфере экономики, европейскими государствами зачастую одновременно решаются старые или вновь возникающие проблемы в их отношениях друг с другом в сфере политики или в иных сферах.

В качестве одного из примеров можно сослаться на сложный, двуцелевой характер идей, заложенных о Договоре о Европейском объединении угля и стали, с помощью которого одновременно решались экономические проблемы в объединенной под наднациональным началом угольной и сталелитейной промышленности и военно-политические проблемы в отношениях между участниками этого договора — Германией и Францией.

Дело в том, что сотрудничество, развивавшееся на базе данных основных отраслей промышленности, сближало эти еще совсем недавно воевавшие друг против друга, причем не в первый раз, страны. И Договор о ЕОУС, как резонно замечают исследователи, имел своей целью не только исключить противоборство в сфере жизненно важных экономических отношений, — а производство угля и стали как раз относилось именно к этой сфере, — но и замышлялся более глобально. Речь в данном случае шла о том, чтобы покончить с долголетним соперничеством этих двух стран-участниц на Европейском континенте и вместе с тем создать систему полного взаимопонимания и долговременного стабильного сотрудничества⁸⁹.

Разумеется, самые различные по своему характеру и мотивам задачи европейские страны решали не только в разных сферах, но и в наиболее продвинутой в плане реализации интегрированных идей экономической сфере.

Так, при разработке и заключении Договора о Европейском экономическом сообществе, являющегося, по словам экспертов в данной области, «краеугольным камнем при сооружении европейского политического союза»⁹⁰, страны Бенилюкса — участницы этого Договора «рассчитывали с помощью других стран решить проблемы малых государств в условиях нарастающей глобальной экономики». Германия «надеялась найти более широкий рынок для своей промышленной продукции. Италия рассчитывала, используя ЕЭС и “свободное перемещение рабочей силы”, превратить в капитал (to capitalise) один из своих наиболее мощных активов на тот момент — квалифицированный труд». Франция надеялась, опираясь на ЕЭС, создать более благоприятные условия для развития «своего огромного сельскохозяйственного сектора» и одновременно делала ставку на то, чтобы «не допустить доминирования Германии на Европейском континенте»⁹¹.

Иными словами, каждая из шести стран, непосредственно участвовавших в создании Европейского экономического сообщества, имела на тот момент весьма разную мотивацию и преследовала свои довольно отличающиеся друг от друга конкретные цели.

Аналогично обстояло дело в процессе реализации идей европейской интеграции и во всех других случаях.

В-четвертых, выявляя особенности современного этапа развития идей европейской интеграции, а вместе с тем и самого процесса интеграции, необходимо обратить внимание, с одной стороны, на разнообразие форм развития интеграционного процесса, разрабатывавшихся и применявшихся на основе объединительных идей, а с другой — на разнородность использовавшихся при этом методов и подходов.

Среди форм интеграционного, а шире — объединительного процесса независимо от того, осуществляется ли он в рамках европейского или любого иного региона, или же под воздействием глобализации на мировом уровне, обычно выделяются такие формы, как кооперация, унификация и интеграция в экономической, политической, социальной или любой иной сфере жизни общества.

При этом кооперация в общеупотребительном смысле понимается как «объединение для совместных действий» или же как «организация, основанная на принципах объединения средств ее членов»⁹². Унификация трактуется как «приведение к единообразию»⁹³ идей, действий, норм, институтов и пр. А интеграция представляется как процесс «объединения в целом каких-либо частей»⁹⁴.

В рамках объединительных процессов, происходящих с начала 1950-х годов по настоящее время на Европейском континенте, широко используются все три названные формы.

Кооперация возникает, как правило, на основе двухсторонних или многосторонних договоров, заключаемых между европейскими государствами, сохраняющими свой суверенитет в рамках Европейского союза, по тем или иным вопросам или же между европейскими и неевропейскими государствами.

Унификация как «приведение к единообразию» проявляется на уровне отдельных сообществ и Европейского союза в целом в виде их весьма схожих друг с другом или ставших одинаковыми в результате взаимосвязи и взаимодействия этих институтов принципов их организации и деятельности, методов и способов разрешения возникающих в процессе их функционирования спорных вопросов и проблем, различных правил поведения и отдельных правовых актов, регламентирующих те или иные стороны их повседневной деятельности и т. д.

Интеграция как наиболее глубокая форма взаимосвязи и взаимодействия европейских государств друг с другом возникает изначально, как свидетельствует история, в экономической сфере жизни европейского сообщества на основе прежнего многовекового опыта установления и поддержания ими в данной области двусторонних и многосторонних связей, т. е. на основе кооперации, и постепенно распространяется на другие сферы, неизбежно порождая при этом такую форму объединительного процесса, как унификация⁹⁵.

Проводя разграничительную линию между такими формами развития интеграционных процессов на Европейском континенте, равно как и в других регионах мира, как кооперация и интеграция, и понимая под кооперацией «совместную деятельность самостоятельных в правовом и экономическом смысле партнеров», а под интеграцией — «процесс слияния частей в одно целое», отечественные и зарубежные авторы не без оснований указывают на то, что «основное отличие кооперации от интеграции состоит в том, что первая возможна между всеми государствами мира; интеграция же реализуема только на региональном уровне и только между соседними государствами»⁹⁶.

Это общее, «пространственное» различие кооперации и интеграции дополняется также другими, более конкретными различиями типа целевого предназначения и «предметного устремления» рассматриваемых форм, имея при этом в виду, что кооперация в сфере экономических, торговых и иных отношений государств направлена на их интенсификацию, не сопровождающуюся, как правило, возникновением новых организационных структур⁹⁷, в то время как интеграция, судя по опыту европейских стран, не только не исключает, а наоборот, с неизбежностью предполагает их создание и функционирование. Кроме того, при кооперативной форме совместная деятельность государств осуществляется «без какого-либо институционального аппарата», т. е. без специально созданного аппарата связи и управления. Интеграция, напротив, реализуется на основе соответствующих объединительных идей «не просто за счет функциональной совместной деятельности суверенных государств, а для нее требуется наличие центральных органов с полномочиями, необходимыми и достаточными для решения возникающих в процессе их повседневной деятельности вопросов»⁹⁸.

Наряду с названными формами европейского объединительного процесса — кооперацией, унификацией и интеграцией — авторами, профессионально занимающимися исследованием проблем объединенной Европы, широко используются также такие формы, как «координация» и «гармонизация»⁹⁹. В учредительных договорных актах Европейских сообществ и Европейского союза применяется, кроме того, такая весьма общая, мало к чему обязывающая форма, которая именуется «аппроксимацией» (approximation), означающая в буквальном смысле «приближение», «сближение» применительно к позиции тех или иных государств по рассматриваемому вопросу.

Разнообразие вырабатываемых на основе объединительных идей и реализуемых на практике многообразных форм интеграционного процесса делает его, как показывает европейский опыт, более гибким и более предсказуемым¹⁰⁰.

Аналогично обстоит дело с разнообразием разработанных на основе объединительных идей и используемых в процессе европейской интеграции различных методов и подходов к решению возникающих на пути интеграционного процесса проблем.

На протяжении всей истории реализации европейских объединительных идей начиная с 1950-х годов и вплоть до настоящего времени в научной теории и практике европейского интеграционного процесса в зависимости от того или иного периода широко использовались такие методы и подходы, зачастую выступающие в виде сформированных концепций, как институционализм, функционализм, неофункционализм, федерализм и юнионизм.

Отражая определенные взгляды и настроения, обусловленные вполне определенными целями и интересами, каждый из этих подходов на протяжении всего пути развития европейского интеграционного процесса или же на отдельных его участках играл и продолжает играть весьма важную роль.

Так, федерализм, исходным посылом которого было построение объединенной Европы на федеративных началах с передачей значительной части национального суверенитета и полномочий национальных государственных органов общеевропейским, наднациональным структурам, а вместе с федерализмом юнионизм¹⁰¹, ратующий за Союз европейских государств с полным сохранением каждым из них суверенитета и государственно-властных полномочий, противопоставляясь и противодействуя друг другу, играли значительную роль на протяжении всей истории развития идей европейской интеграции¹⁰².

В то же время институционализм, берущий за основу интеграционного процесса формирование и деятельность «сопровождающих» и направляющих данный процесс наднациональных институтов, равно как и функционализм, делающий упор на функциональном аспекте процесса европейской интеграции, играли весьма важную роль, по свидетельству западных исследователей, лишь на определенных участках пути развития и реализации европейских интеграционных идей¹⁰³.

Функционализм, например, вместе со своей послевоенной модификацией под названием «неофункционализм» имел значительное влияние и даже «доминировал среди теорий, касающихся познания различных сторон Европейского сообщества» в 1950—60-е годы¹⁰⁴.

Доминирующее положение функционализма, а точнее — неофункционализма, в системе европейской интеграционной идеологии напрямую было связано с возникновением и успешным функционированием в рассматриваемый период Европейских сообществ.

Создавалась ситуация, когда согласно утверждениям исследователей функционирование одной общеевропейской структуры стимулировало процесс возникновения и успешного функционирования других аналогичных ей по своему характеру и конечным целям общеевропейских структур, когда интеграция в одном секторе экономики или сфере общественно-политической жизни европейского общества оказывала огромное влияние на развитие процесса интеграции в других секторах и сферах¹⁰⁵.

Согласно утвердившимся постулатам и выводам сторонников функционализма, к преимуществам которого, как полагают некоторые авторы, относится «достижение прогресса там, где это только мыслимо»¹⁰⁶, возникший в 1950-е и продолжавшийся в 1960-е годы процесс реализации идей европейской интеграции был «неодолимым и необратимым»¹⁰⁷. Жизнь адекватно отражалась в теории, а теория оказывала значительное влияние на жизнь.

Однако такая идиллия длилась недолго, а именно — до конца 1960-х — начала 1970-х годов, когда функционализм вместе с рядом других интеграционных теорий начал давать все более ощутимые для европейского интеграционного процесса сбои.

Начались эти весьма ощутимые для процесса европейской интеграции сбои еще в середине 1950-х годов с неудачной попытки ряда европейских государств создать Европейское оборонительное сообщество с единой европейской армией и соответствующей инфраструктурой, а также с провала учреждения в этот же период Европейского политического сообщества. Это было началом конца гладкого, «неодолимого» процесса развития европейской интеграции как в сфере экономики, так и в других сферах жизни европейского общества¹⁰⁸.

Зафиксированным в научных источниках концом этих иллюзий стали события, связанные с отказом Франции трижды (в 1958, 1963 и 1967 гг.) дать согласие на вступление Великобритании в Европейское экономическое сообщество («Общий рынок»). При этом позиция Франции в значительной мере объяснялась тем, что она имела все основания опасаться приобрести в лице Великобритании партнера, способного потеснить ее с занятых рубежей. А кроме того, небезосновательными были, как показал опыт всех последующих лет вплоть до современности, опасения тогдашнего президента Франции де Голля относительно того, что Великобритания будет выполнять роль «троянского коня» Соединенных Штатов, «желающих диктовать свои условия Европе»¹⁰⁹.

Констатируя подобное развитие событий, далеко не соответствующее представлениям сторонников функционализма о беспрепятственной реализации идей европейской интеграции, западные исследователи вполне правомерно заключают, что в конце 1960-х — начале 1970-х годов теория функционализма «все больше входила в противоречие с действительностью» и что «этот разрыв связи между теорией и реальностью привел к неизбежной переоценке ее значимости и, в конечном счете, — к последующему отказу от нее»¹¹⁰.

Функционализм как теория, метод познания европейской действительности и подход к решению интеграционных проблем в последующий период реализации идей европейской интеграции был вытеснен, с одной стороны, «весьма тщательным (painstaking) эмпиризмом»¹¹¹, а с другой — традиционным для западной политической науки и юриспруденции институционализмом. Однако, несмотря на подъемы и падения в отдельные периоды или же на всем пути реализации объединительных идей тех или иных концепций и подходов, несмотря на их несовпадение, а нередко и противопоставление, в практике европейской интеграции, как показывает опыт, почти всегда между ними имел место компромисс.

Следы последнего довольно четко просматриваются, например, уже в 1950-е годы в Договоре о Европейском экономическом сообществе между федералистами и юнионистами, закрепившем, с одной стороны, в угоду федералистам довольно высокий уровень самостоятельности наднациональных институтов, а с другой — сохранившем, делая реверанс в сторону юнионистов, за государствами — членами ЕЭС «контроль над основными направлениями деятельности Сообщества»¹¹².

Компромиссные решения спорных, принципиально важных вопросов, касающихся реализации идей европейской интеграции, имеют место также в Маастрихтском договоре об образовании Европейского союза¹¹³ и в других договорных актах, заключаемых государствами — членами всего европейского сообщества.

В-пятых, наряду с названными особенностями современного этапа развития идей европейской интеграции, а вместе с тем и процесса их реализации представляется необходимым выделить, с одной стороны, поступательность и преемственность в развитии этих идей и процесса их реализации, а с другой — неравномерность развития европейского интеграционного процесса.

Поступательность в развитии интеграционных идей и процесса их реализации на современном этапе проявляется прежде всего в том, что, несмотря на многочисленные проблемы и препятствия на пути к формированию объединенной Европы, объединительный процесс в европейском регионе, как свидетельствует наука и практика, все более углубляется и расширяется, охватывая все новые сферы жизнедеятельности людей и вовлекая в Европейское сообщество все новые страны.

Разумеется, при этом возникают проблемы эффективности, управляемости, оптимальных пределов расширении и долговременной жизнеспособности такого сообщества, но это уже иного рода вопросы¹¹⁴.

Преемственность в развитии интеграционных идей и процесса их реализации на Европейском континенте прослеживается на самых разных в институциональном, функциональном, правовом и других отношениях плане.

В качестве одного из примеров можно сослаться на преемственность в развитии базового для Европейского союза и составляющих его сообществ учредительного договорного права, которое по мере развития европейского общества на каждом из его этапов, требующих радикального изменения права, не отменялось, а лишь реформировалось, существенно обновлялось и дополнялось¹¹⁵.

Правда, в 1980-е годы, как отмечают западные исследователи, в рамках европейской интеграции предпринимались неоднократные попытки радикального изменения «духа отцов-основателей» и, соответственно, учредительных актов со стороны радикальных федералистов, но все они окончились безрезультатно¹¹⁶.

Неравномерность развития европейского объединительного процесса ассоциируется не только с провалами или спадами в развитии интеграционного процесса в целом или же в эволюции порождаемых им институтов, таких как несостоявшееся Европейское оборонительное сообщество или Европейское политическое сообщество, с одной стороны, и периодическими подъемами в развитии интеграционного процесса, с другой¹¹⁷.

Она ассоциируется также с неравномерным участием, в силу объективных и субъективных причин, государств — членов Европейского союза в самом объединительном процессе.

Данное явление значительно усилилось в последние годы в связи с резким, довольно политизированным и в значительной мере искусственным расширением Евросоюза за счет бывших соцстран. В западной литературе появилось даже нечто подобное концепции под названием «Европа разных скоростей», свидетельствующее об изменении самой философии европейской интеграции.

Дело в том, что в 1950—60-е годы, когда объединялись в сообщества примерно одинаковые по уровню своего экономического и иного развития западноевропейские страны, философия интеграции базировалась на принципах синхронного продвижения и равного участия всех стран в интеграционном процессе. В этом смысле неравномерность развития интеграционного процесса в данный период почти исключалась.

В последние же годы в связи с изменением ситуации в Евросоюзе изменилась и философия интегрированного процесса. Неравномерность участия ряда стран в европейском объединительном процессе стала скорее не исключением, а правилом¹¹⁸.

3. Кроме названных особенностей в развитии идей европейской интеграции на современном этапе и процесса их реализации можно указать также и на другие их отличительные черты.

В частности, в западной юридической и отчасти в экономической литературе при рассмотрении такого рода идей и процесса их реализации в качестве одной из особенностей данного двуединого явления выделяется возможность подразделения этих идей и процессов интеграции на позитивные, направленные на достижение конечных экономических и иных целей, и негативные, связанные лишь с устранением препятствий на пути совместной деятельности государств¹¹⁹.

Обращается также внимание на такую особенность, как сочетание в процессе реализации объединительных идей принципа расширения сферы деятельности и усиления полномочий наднациональных органов и институтов с принципом сохранения автономии и значительной части суверенитета национальных европейских государств¹²⁰; использование в процессе реализации объединительных идей правового комплекса, состоящего из системы международно-правовых договорных актов, национальных законодательных актов и актов, исходящих от наднациональных европейских органов, и др.

§ 4. Основные предпосылки и факторы, оказавшие влияние на процесс формирования и развития Европейского союза и его правовой системы

1. Вопрос о предпосылках и факторах, оказавших и оказывающих влияние на процесс возникновения и развития Евросоюза и его правовой системы, имеет весьма важное не только теоретическое, но и практическое значение, причем не только применительно к европейскому, но и к другим регионам мира, а также ко всему процессу глобализации, происходящему на современном этапе развития человеческой цивилизации¹²¹. Ибо вопрос о том, каковы должны были быть «предварительные условия», именуемые в научной литературе предпосылками, и каковы должны быть причины, «движущие силы» — факторы, оказавшие воздействие на процесс европейской интеграции, для человеческого сообщества является в известном смысле отнюдь не частным, а общим вопросом, представляющим собой определенный интерес не только для европейцев, но и для других регионов и континентов.

Особенно важен он для дальнейшего развития таких, например, международно-правовых объединений, как не всегда и не во всем эффективное Содружество Независимых Государств (СНГ), Союз Россия — Белоруссия, Евразийское экономическое сообщество (Евразэс), Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), проектируемый под эгидой Казахстана, судя по сообщениям прессы, Союз среднеазиатских государств, названный английской газетой The Times «Унистаном», и др.¹²²

Разумеется, речь при этом идет не только и даже не столько о конкретных предпосылках и факторах, способствовавших или, наоборот, препятствовавших успешному развитию европейской интеграции, сколько о весьма позитивном опыте, методике и методологии, наконец — о самом механизме и технологии данного процесса.

Ведь общеизвестно, что в истории развития человеческого сообщества было немало попыток создания «вечных» и «нерушимых» союзов государств, империй как в региональном, так и в глобальном масштабах, однако все они вместе с аналогичными замыслами неизменно были обречены на провал и терпели крах. «До настоящего времени, — писал по этому поводу О. Шпенглер в начале XX в., — было отмечено три замысла реализации идеи одного правителя, в сферу власти которого входит весь исторический мир и судьба которого определяет судьбы всего человечества. Первым стало возведение фараона в ранг бога Гора, затем последовало грандиозное китайское представление о властителе срединной империи, царством которого является вся Поднебесная (тянься), и наконец, в ранний готический период, когда в 962 г. Отгону Великому, охваченному глубоким мистическим чувством и стремлением к исторической и пространственной бесконечности, царившими тогда во всем мире, пришла в голову мысль о Священной Римской империи германской нации»¹²³.

Причин неизбежности провала и краха попыток, равно как и предшествовавших им замыслов создания «вечных» империй и «нерушимых» союзов государств, за всю историю существования человечества было довольно много, и они были весьма разнообразны. Однако все упиралось в конечном счете в отсутствие необходимых предпосылок и в слабость (или отсутствие) тех факторов, которые бы не только способствовали формированию таких национальных институтов, как союзы и империи, но и способствовали бы их долговременному существованию и функционированию.

Стремясь найти прочную основу, на которой можно было бы создать если не вечные, то, по крайней мере, долговременные союзы государств, некоторые весьма известные ученые и философы усматривали ее в совместной (общей) «обязанности» государств сохранить на Земле «мирное состояние».

Именно о такого рода основе — предпосылке и факторе — говорил в свое время, например, И. Кант. В работе «К вечному миру» он писал, что «способ, каким государства добиваются своих прав, — это не судебный процесс, а только война», и чтобы покончить с ней и обеспечить «мирное состояние»¹²⁴, между народами «должен существовать особого рода союз, который можно назвать союзом мира (toedus pacifium) и который отличался бы от мирного договора (pactum pacis) тем, что последний стремится положить конец лишь одной войне, тогда как первый — всем войнам и навсегда». Этот союз, заключал философ, «имеет целью не приобретение власти государства, а исключительно лишь поддержание и обеспечение свободы государства для него самого и в то же время для других союзных государств»¹²⁵.

Аналогичного мнения относительно достижения и сохранения «мирного состояния» на Земле как основной предпосылки и фактора, в решающей мере способствующих созданию наднациональных институтов и союзов государств, придерживался также наряду с И. Кантом и другими мыслителями О. Шпенглер. В работе «Закат Европы. Всемирно-исторические перспективы», касаясь данного вопроса, он писал: «В своей направленной вовне борьбе государство вступает в союзы с другими государствами, а во внутриполитической вынуждено искать союзы с сословиями»¹²⁶. И далее: «Мировая история — это история государств и навсегда останется таковой. Внутренняя организация нации всегда и везде имеет только одну цель: быть в “форме” для внешней борьбы независимо от того, носит ли она военный, дипломатический или экономический характер»¹²⁷.

Высказывая данную позицию, О. Шпенглер и другие разделяющие ее мыслители, исходили, как показывает анализ их размышлений, не только из необходимости и важности, но и из самодостаточности рассматриваемой ими предпосылки и приводимого ими фактора — причины и «движущей силы» для формирования и долговременного функционирования любого союза государств или глобального государственного образования.

Будучи в принципе верной и адекватно отражающей реальную действительность, данная позиция тем не менее имеет один весьма существенный недостаток, который заключается в односторонности суждения и соответствующего умозаключения относительно сути рассматриваемого явления.

Предотвращение угрозы извне и обеспечение в том или ином регионе или же в масштабе всего земного шара «мирного состояния» — несомненно, весьма важная задача каждого государства и важнейшая предпосылка и причина для образования союзов государств и соответствующих надгосударственных институтов.

Однако о создании каких союзов и институтов и при каких условиях может идти речь? Можно ли ожидать, что под влиянием только внешних факторов и предпосылок, только при угрозе воздействия извне могут возникать не военные — оборонительные или наступательные, своего рода «узкопрофильные» союзы государств типа Варшавского договора, как это было в прошлом, или типа НАТО, который существует и поныне, — а «универсальные» союзы с признаками единого государственного образования наподобие Европейского союза?

Исторический опыт далекого прошлого, равно как и практика формирования межгосударственных союзов в настоящем, со всей очевидностью свидетельствуют об обратном. Нет сомнения, например, в том, что идеи европейского единения изначально развивались, а во второй половине XX в. реализовывались¹²⁸ не в последнюю очередь под влиянием внешних факторов в виде военной угрозы, опасности экономической экспансии извне и т. д.

В середине века идеи и проекты создания объединенной Европы развивались и обосновывались, в частности, необходимостью совместной защиты европейских государств от надвигавшейся на них турецкой опасности¹²⁹.

В начале XX в., а точнее, сразу же после Первой мировой войны, когда США, по выражению А. Тойнби, «почти в мгновение ока из крупнейшего в мире должника превратились в крупнейшего кредитора» и сильного европейского конкурента, который, «несмотря на свою традиционную неприязнь к европейским связям» должен был «в силу требований новой экономической ситуации искать рынки кредитов в Европе, а также рынки для американских товаров и услуг»¹³⁰, — в этот период развития объединительных европейских идей и сам (виртуальный в то время) процесс европейской интеграции подогревался и обосновывался необходимостью совместной борьбы с экономической и финансовой экспансией.

Спустя десятилетие, в 1926 г., А. Тойнби замечал по этому поводу, что, «столкнувшись с такой болезненной переменой в отношениях с Соединенными Штатами, европейцы задают себе вопрос: “Считать ли эту беду случайной и, следовательно, исправимой и временной? Или она имеет более давние и глубокие корни, отчего ей значительно труднее противостоять?”»¹³¹.

Как показала жизнь, автор не ошибся, когда «рискнул предположить, что вторая вероятность ближе к истине», ибо и в настоящее время, в начале XXI в., после небольшого по историческим меркам перерыва, длившегося всего несколько десятилетий после окончания Второй мировой войны, когда США выполняли роль далеко не бескорыстного донора по отношению к европейским странам, они вновь становятся, как верно подмечается исследователями, «главным конкурентом объединенной Европы», в связи с чем «усиление Европейского союза равносильно укреплению самостоятельности и независимости Европы по отношению к заокеанской державе»¹³². В 30-е и 40-е годы XX столетия на развитие идей и проектов европейского объединения определенное влияние оказывала угроза со стороны фашизма, а во все последующие годы — годы холодной войны, вплоть до разрушения СССР, — мнимая советская угроза, экспансия со стороны коммунизма.

Различные угрозы извне — реальные или придуманные в политических целях не всегда адекватно мыслящими западными идеологами, разнообразные внешние факторы и впредь будут играть определенную роль в укреплении и развитии Европы в лице Евросоюза и формируемой им правовой системы. Это несомненно так же, как не подлежит сомнению и то, что внешние факторы никогда не были решающими в европейском объединительном процессе и никогда по определению не станут таковыми.

Об этом со всей очевидностью свидетельствует и дает все основания так предположить опыт образования и функционирования Европейского союза и его правовой системы.

2. Анализируя данный опыт, а вместе с тем предпосылки и факторы, оказавшие и оказывающие влияние на Евросоюз и его правовую систему, отечественные и зарубежные исследователи пришли к вполне ожидаемому и обоснованному выводу о том, что не отдельные предпосылки и факторы играют определяющую роль в процессе образования и функционирования Евросоюза и его правовой системы, а целый их комплекс¹³³.

В целях более глубокого и разностороннего изучения входящих в данный комплекс разнообразных факторов их можно классифицировать, исходя из присущих каждому из них особенностей по самым разным критериям.

Так, в зависимости от их волевого признака все факторы, оказавшие и оказывающие влияние на процесс формирования, становления и развития Евросоюза и его правовой системы, можно подразделить на объективные и субъективные. Первые, как известно, существуют независимо от воли человека, в то время как вторые имеют волевой характер, т. е. формируются и реализуются в процессе воздействия на Евросоюз и его правовую систему не сами по себе, фактом своего существования и функционирования, как это происходит с объективными факторами, а под целенаправленным влиянием воли и сознания людей.

К разряду объективных факторов, воздействующих на Евросоюз и его правовую систему, относятся все те жизненные условия и обстоятельства, которые складываются и развиваются, воздействуя на Евросоюз и его правовую систему в позитивном или негативном плане помимо воли, сознания и желания отдельного человека или группы людей. Это, в частности, уровень развития экономики; уровень общей, правовой, технической, технологической и иной культуры; уровень правового, политического и иного сознания населения Евросоюза в целом и его соотношение с уровнем сознания населения стран Западной, Центральной и Восточной Европы; уровень развития и особенности интеллекта народов, населяющих Европейский континент, и др.¹³⁴

Данные и подобные им жизненные условия и обстоятельства, будучи по своему характеру объективными и одновременно социальнонаправленными, т. е. непосредственно связанными и постоянно воздействующими на европейский объединительный процесс, сами, в свою очередь, подвергаются обратному воздействию со стороны Европейского сообщества и развиваемого им процесса. Это очевидно и не подлежит сомнению, поскольку сама цель создания европейских сообществ и Евросоюза в целом фокусируется или на повышении уровня экономического развития в масштабе континента, или на совместном разрешении других, относящихся к категории объективных, проблем.

Убедиться в справедливости сказанного нетрудно, обратившись к любому из учредительных договоров. Например, в Договоре о Европейском союзе, подписанном 7 февраля 1992 г., с изменениями, внесенными последующими Договорами (Амстердамским договором 1997 г. и Ниццким договором 2001 г.), в статье второй говорится, в частности, о том, что Евросоюз ставит своей целью в числе других содействие экономическому и социальному развитию европейских государств, повышению уровня занятости трудоспособного населения, достижению сбалансированного развития различных сфер общественной жизни, экономики, финансовой сферы и др.

Среди бесспорных социально направленных объективных факторов, оказавших влияние на европейский объединительный процесс, а соответственно, на формирование Евросоюза и его правовой системы, следует выделить, помимо того, спорные в отношении своего объективного характера, а также природные, географические и иные подобные им факторы.

К спорным объективным факторам можно отнести, например, так называемый военный фактор. На вопрос, является ли война исторически объективным или субъективным фактором, у мыслителей разных времен были далеко не одинаковые ответы. И. Кант, например, исходил из того, что «состояние мира между людьми, живущими по соседству, не есть естественное состояние (status naturalis)». Последнее, наоборот, считал философ, «есть состояние войны, т. е. если и не беспрерывные враждебные действия, то постоянная их угроза»¹³⁵. Следовательно, делал вывод автор, «состояние мира должно быть установлено. Ведь прекращение военных действий не есть еще гарантия от них, и если соседи не дают друг другу такой гарантии (что может иметь место лишь в правовом состоянии), то тот из них, кто требовал этого у другого, может обойтись с ним как с врагом»¹³⁶.

Аналогичных взглядов на войну как на «естественное состояние» отношений между людьми, т. е. как на объективный по своей природе и характеру фактор, придерживались и некоторые другие мыслители.

Однако суть вопроса применительно к процессу формирования Евросоюза и его правовой системы состоит в том, что независимо от того, рассматривается ли война с философской точки зрения в виде объективного или субъективного фактора, она объективно повлияла на этот процесс, ибо многие европейцы, да и не только они, после очередной разрушительной войны особенно остро осознавали необходимость как регионального, так и глобального единения.

Несомненно, прав был американский исследователь Р. Фолсом, когда писал, что «война в течение многих прежних веков и дважды в XX в. бичевала (has plaqued) Европейский континент» и что страстное желание мира, особенно после Второй мировой войны, «помогает понять и раскрыть начало европейской интеграции»¹³⁷.

Кроме объективных социально направленных факторов, на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы, так же как и любых иных институтов и систем, определенное влияние оказывают природные и иные подобные им по своему характеру факторы.

Речь идет, в частности, о наличии в достаточном количестве или отсутствии в тех или иных европейских странах или на Европейском континенте в целом жизненно необходимых природных ресурсов (нефти, газа, угля и пр.), требующих совместных усилий для их освоения или импорта из третьих стран и использования; о состоянии на континенте и на отдельных его частях природной окружающей среды, требующей для своего сохранения и защиты совместных усилий национальных государств и надгосударственных образований, и др.

На наличие подобного рода факторов в прямой или косвенной форме указывается в учредительных договорных актах, а также в некоторых других официальных документах, принятых на уровне Евросоюза и Европейских сообществ. Так, например, в Договоре об учреждении Европейского экономического сообщества, вступившем в силу с 1 января 1958 г., наряду с другими жизненно важными проблемами, которые оно призвано решать, особое внимание уделяется вопросам окружающей среды. «Политика Сообщества в области защиты окружающей среды, — говорится в ст. 174 Договора, — имеет целью выход на качественно иной уровень охраны, учитывающий разницу ситуаций в регионах. Она основывается на принципах предупреждения и превентивных действий, возмещения ущерба окружающей среде, главным образом путем устранения его причин, и оплаты ущерба теми, кто его причинил»¹³⁸.

Наряду с системой самых разнообразных объективных факторов на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы огромное влияние оказали субъективные факторы, зачастую именуемые в обобщенном виде человеческим фактором.

Рассматривая их, нельзя не обратить внимание прежде всего на то, что все объективные факторы, какими бы значимыми для Евросоюза и его правовой системы они ни были, реализуются, воздействуя на Евросоюз и его правовую систему не сами по себе, автоматически, а через людей — носителей субъективного фактора и посредством людей.

В научной литературе в связи с этим вполне резонно отмечалось, что при анализе всех условий и обстоятельств, оказывающих влияние на процесс европейской интеграции и на эволюционное развитие Евросоюза, с одной стороны, «нельзя преуменьшать значение объективных закономерностей, предопределяющих природу интеграции», а с другой — нельзя «сводить все дело к неумолимому действию объективных факторов»¹³⁹.

Субъективные факторы в различные периоды развития европейской интеграции порою играли не меньшую роль в объединительном процессе, чем создающие основу для формирования единой Европы объективные факторы.

Указывая на данное обстоятельство, Б. Н. Топорнин верно подмечал, что «конъюнктурные политические интересы, в особенности связанные с борьбой за власть, за поддержку со стороны избирателей, могут отражаться в конкретном поведении отдельных стран, в изменении позиций их лидеров»¹⁴⁰.

Примеров непоследовательного, обусловленного переменчивой политической конъюнктурой в той или иной европейской стране, поведения их лидеров по отношению к европейскому объединительному процессу и к Евросоюзу история и современность дают более чем достаточно для того, чтобы убедиться, что проблемы в европейском объединительном движении и в европейской интеграции возникают не только на объективной, но и на субъективной основе¹⁴¹.

Последняя, однако, не сводится к умозрительному восприятию происходящих в Европе событий и соответствующему — позитивному или негативному — воздействию на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы лишь со стороны тех или иных политических функционеров. Не менее важное значение при этом имеет также реакция на происходящие в Европе события рядовых граждан, с мнением которых, особенно накануне выборов, вынуждены считаться национальные лидеры.

Как показывают исследования, в годы Второй мировой войны и после ее окончания на волне борьбы с фашизмом и его последствиями среди весьма значительной части европейского населения преобладали объединительные настроения, с которыми не могли не считаться и не учитывать их в своей деятельности по созданию европейских сообществ политические и иные национальные функционеры. На Европейском континенте в то время, особенно в 1950—60-е годы, среди различных общественно-политических движений и настроений доминировал еврооптимизм¹⁴².

Однако в более поздний период, примерно с конца 1970-х и в последующие годы, среди широких слоев населения ряда европейских стран еврооптимизм в силу многих объективных и субъективных причин стал постепенно вытесняться европессимизмом. Особенно заметно это было в Великобритании, где по данным периодических опросов населения с 1990 по 1992 г. 30% жителей высказались против «каких бы то ни было усилий (efforts), направленных на объединение стран Западной Европы». В Дании эта цифра поднималась до 32%¹⁴³.

Разумеется, подобные антиинтеграционные настроения, которые наблюдались не только в Великобритании и Дании, но и в других европейских странах, хотя и в меньшей степени, не могли не сказаться в этот период на ратификации Договора о Европейском союзе¹⁴⁴.

Данный договор «оказался политически весьма противоречивым», по наблюдению западных авторов, не только для Великобритании и Дании, но и для других европейских стран, включая такие ведущие среди государств — членов Евросоюза державы, как Германия и Франция, которые «обычно рассматривались в качестве движущей силы, мотора европейской интеграции»¹⁴⁵.

В результате нарастающего негативного отношения к интеграции и к Договору о Евросоюзе населения ряда европейских стран, первоначально заблокировавшего его принятие на референдумах в Дании и Франции, Маастрихтский договор вступил в силу не с 1 января 1993 г., как ранее предусматривалось, а лишь с 1 ноября 1993 г. В течение многих месяцев, констатируют в связи с этим эксперты, «вообще было неясно по поводу того, вступит ли когда-нибудь в силу Маастрихтский договор или не вступит»¹⁴⁶.

В настоящее время в связи с резким расширением Евросоюза за счет бывших соцстран, поскольку «политически Евросоюз не мог разочаровывать этих кандидатов»¹⁴⁷, и возникновением новых, привнесенных проблем, а также в силу ряда других причин среди широких слоев населения, согласно заключению экспертов, в европейских странах все больше развивается «евроскептицизм» в формах «евроцинизма» (euro-cunicism) и «анти-еврофундаментализма».

Одним из последних проявлений евроскептицизма — своего рода субъективного фактора, оказывающего определенное влияние на развитие Евросоюза и его правовой системы, с которыми не могут не считаться европейские функционеры, — является неудачная попытка принятия с первого раза общеевропейской Конституции.

3. Наряду с классификацией предпосылок и факторов, оказывающих влияние на процесс образования и развития Евросоюза и его правовой системы, по волевому признаку в научных исследованиях и практической деятельности возможна их классификация и по другим основаниям или критериям.

Одной из практикуемых в отечественных и зарубежных изданиях является классификация рассматриваемых предпосылок и факторов по сферам

...