Международное частное право
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Международное частное право


Международное частное право

Учебник

Издание пятое,
переработанное и дополненное

Ответственный редактор 
доктор юридических наук, профессор 
Г. К. Дмитриева



Информация о книге

УДК 341.9(075.8)

ББК 67.412.2я73

М43


Ответственный редактор доктор юридических наук, профессор Г. К. Дмитриева.


В учебнике, подготовленном в соответствии с Государственным образовательным стандартом и программой Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина (МГЮА), изложены все основные общие положения, характеризующие природу и специфику международного частного права, рассмотрены правовое положение иностранных граждан и юридических лиц в России и за рубежом; основные подотрасли и институты международного частного права: правовой режим собственности и интеллектуальной собственности, внешнеэкономические сделки, международные перевозки, денежные обязательства, трудовые, деликтные, брачно-семейные, наследственные отношения; вопросы международного гражданского процесса и международного коммерческого арбитража.

Учебник подготовлен на основе анализа законодательства Российской Федерации, а также законов ряда иностранных государств и международных документов.

Пятое, переработанное и дополненное, издание настоящего учебника учитывает произошедшие изменения в национальном и международном праве.

Законодательство приведено по состоянию на февраль 2021 г.

Для студентов, аспирантов, магистров и преподавателей юридических вузов и факультетов, экономических и других учебных учреждений, специализирующихся на международной предпринимательской деятельности, а также для юристов-практиков и преподавателей.


УДК 341.9(075.8)

ББК 67.412.2я73

© Коллектив авторов, 2010

Коллектив авторов, 2021, с изменениями

© ООО «Проспект», 2021

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

АПК РФ – Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации 2002 г.

ВАС РФ – Высший Арбитражный Суд Российской Федерации

ВК РФ – Воздушный кодекс Российской Федерации 1997 г.

ГК РФ – Гражданский кодекс РФ. Часть первая — 1994 г.; часть вторая — 1996 г.; часть третья — 2001 г.; часть четвертая — 2007 г.

ГПК РФ – Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации 2002 г.

КТМ РФ – Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации 1999 г.

МАК – Морская арбитражная комиссия при Торгово-промышленной палате Российской Федерации

МКАС – Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации

МТП – Международная торговая палата

СК РФ – Семейный кодекс Российской Федерации 1995 г.

ТПП РФ – Торгово-промышленная палата Российской Федерации

УНИДРУА – Международный институт по унификации частного права

Киевское соглашение 1992 г. Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г. (СНГ)

Минская конвенция 1993 г. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. (СНГ)

АВТОРЫ1

Глава 1 — Дмитриева Г. К. (параграфы 1.1–1.9); Мажорина М. В. (параграф 1.10)

Глава 2 — Дмитриева Г. К., Шулаков А. А. (параграфы 2.1–2.2, 2.4, 2.8, 2.9); Шулаков А. А. (параграфы 2.3, 2.5–2.7, 2.10)

Глава 3 — Дмитриева Г. К., Засемкова О. Ф.

Глава 4 — Дмитриева Г. К., Алимова Я. О.; Алимова Я. О. (параграф 4.3)

Глава 5 — Дмитриева Г. К., Шулаков А. А.

Глава 6 — Дмитриева Г. К., Засемкова О. Ф. (параграф 6.1); Засемкова О. Ф. (параграф 6.2)

Глава 7 — Дмитриева Г. К.

Глава 8 — Дмитриева Г. К.

Глава 9 — Дмитриева Г. К., Засемкова О. Ф.

Глава 10 — Дмитриева Г. К.

Глава 11 — Викторова Н. Н.

Глава 12 — Мажорина М. В.

Глава 13 — Дмитриева Г. К., Мажорина М. В. (параграф 13.1); Дмитриева Г. К., Алимова Я. О. (параграф 13.2); Дмитриева Г. К., Мажорина М. В. (параграф 13.3); Мажорина М. В. (параграф 13.4); Алимова Я. О. (параг­рафы 13.5–13.6); Мажорина М. В. (параграф 13.7); Терентьева Л. В. (параграф 13.8)

Глава 14 — Дмитриева Г. К., Алимова Я. О. (параграфы 14.1, 14.3); М. В. Мажорина (параграф 14.2)

Глава 15 — Засемкова О. Ф. (параграфы 15.1, 15.4, 15.5, 15.6); Пузырева Е. Н. (параграф 15.2); Алимова Я. О. (параграф 15.3); Скачков Н. Г. (параграф 15.7)

Глава 16 — Кутузов И. М., Пузырева Е. Н.

Глава 17 — Дмитриева Г. К., Пирцхалава Х. Д.

Глава 18 — Савенко О. Е.

Глава 19 — Соболев И. Д.

Глава 20 — Савенко О. Е.

Глава 21 — Луткова О. В.

Глава 22 — Шахназаров Б. А.

Глава 23 — Шахназаров Б. А.

Глава 24 — Терентьева Л. В.

Глава 25 — Дмитриева Г. К., Алимова Я. О. (параграфы 25.2, 25.4–25.5); Алимова Я. О. (параграфы 25.1, 25.3); Засемкова О. Ф. (параграфы 25.6–25.9); Мажорина М. В. (параграф 25.10)

[1] Параграфы 1.10, 13.8, 20.8, 24.3, 25.10, гл. 12 подготовлены при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) в рамках научно-исследовательского проекта РФФИ «Сетевое право: от концепта к методологии регулирования трансграничных отношений», проект № 18-29-16061, реализуемого по результатам конкурса на лучшие научные проекты междисциплинарных фундаментальных исследований (код конкурса 26-816 Трансформация права в условиях развития цифровых технологий).

ПРЕДИСЛОВИЕ

Еще в начале XX в. в своих лекциях выдающийся русский ученый М. И. Брун писал, что наука международного частного права представляет собой ряд тяжелых испытаний для тех, кто ею занимается. Позднее в российской доктрине международное частное оценивалось как «высшая математика юриспруденции», принимая во внимание сложность задачи преодоления коллизии правопорядков двух и более государств, претендующих на регулирование трансграничных частноправовых отношений. Подобные гротескные оценки науки международного частного права сохраняют свою актуальность и сегодня.

Глобализационные процессы, стремительное развитие информационных технологий, обусловливающих трансформацию функционирования государственных и общественных институтов, реализация отношений в сетевой среде в еще большей степени усложняют стоящие перед наукой международного частного права задачи соответствия правового регулирования трансграничных частноправовых отношений современным реалиям.

Трансграничные связи населения становятся все более динамичными, интенсивными и разнообразными. Это предопределяет ускорение развития и совершенствования международного частного права, которое должно решать все более сложные задачи, соответственно возрастает его роль как внутри страны, так и в обеспечении равноправного участия России в мирохозяйственных связях.

В условиях углубляющейся глобализации и цифровых технологий любой практикующий юрист независимо от того, занимается ли он частной практикой или находится на государственной или дипломатической службе, не может обойтись без основательных знаний международного частного права.

Международное частное право, которое вопреки своему названию является национальным правом, тесно связано с национальным правом иностранных государств и международным публичным правом. Поэтому сравнительное правоведение (компаративистика) является его методологической основой. В связи с этим авторы стремились раскрыть содержание рассматриваемых в настоящем издании вопросов на основе сравнительного анализа российского законодательства, законодательных актов иностранных государств и соответствующих международных договоров.

Настоящий учебник подготовлен в соответствии с учебной программой курса «Международное частное право», утвержденной ученым советом Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) — коллективом преподавателей кафедры международного частного права этого же университета. Учебник включает полный курс современного международного частного права, в котором наряду с традиционными для дисциплины темами рассмотрены новые, еще не нашедшие своего отражения в большинстве изданий вопросы (цифровые технологии и трансграничные отношения, блокчейн в международном частном праве и др.).

Учебник «Международное частное право», вышедший в свет в 2000 г., переиздавался в 2004, 2010 и 2016 гг. Настоящее, пятое, издание учебника «Международное частное право» подготовлено в важный для развития данной отрасли права период. В частности, за короткий промежуток времени в российском и зарубежном законодательстве и судебной практике произошли значительные изменения, свидетельствующие о динамичности процесса развития международного частного права. Так, 3 августа 2018 г. вступил в силу Федеральный закон «О международных компаниях и международных фондах», закрепивший особенности правового статуса новых видов юридических лиц в Российской Федерации.

В 2017 и 2019 гг. были приняты ключевые для международного частного права Постановления Пленума Верховного Суда: от 27 июня 2017 г. № 23 «О рассмотрении арбитражными судами дел по экономическим спорам, возникающим из отношений, осложненных иностранным элементом», от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации» и от 10 декабря 2019 г. № 53 «О выполнении судами Российской Федерации функций содействия и контроля в отношении третейского разбирательства, международного коммерческого арбитража».

В свою очередь, практика, сложившаяся за время, прошедшее с момента реформы третейского разбирательства (арбитража), позволяет подвести ее первые итоги и сделать выводы о тенденциях и перспективах развития международного коммерческого арбитража в Российской Федерации.

Стремительное развитие международного частного права характерно и для иностранных государств, во многих из которых в последние годы были приняты новые законодательные акты по международному частному праву (Доминиканская Республика — 2014 г., Венгрия — 2017 г., Монако — 2017 г., Хорватия — 2017 г. и др.).

Существенные изменения произошли и на международном уровне. Так, 2 июля 2019 г. на 22-й сессии Гаагская конференция по международному частному праву объявила о завершении работы над одним из важнейших документов по международному гражданскому процессу — Гаагской конвенцией о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений по гражданским и торговым делам, способной существенно повысить привлекательность судебного разрешения трансграничных частноправовых споров. Не менее важное значение имеют также: разработанная в рамках Комиссии ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) Сингапурская конвенция о международных мировых соглашениях, достигнутых в результате медиации; принятая Римским институтом унификации частного права (УНИДРУА) в 2016 г. новая редакция Принципов международных коммерческих договоров; а также разработанные Международной торговой палатой (МТП) документы — новая редакция международных торговых терминов ИНКОТЕРМС 2020 и Приложение к UCP 600 для электронного представления документов (eUCP).

Эти и многие другие документы были учтены при подготовке настоящего учебника. При работе над пятым изданием авторами также были приняты во внимание замечания, сделанные в опубликованных рецензиях на учебник в предыдущих редакциях, результаты его обсуждения, а также учтен опыт преподавания международного частного права на основе этого учебника в разных вузах.

Авторский коллектив надеется, что настоящее издание будет полезно для студентов, слушателей и аспирантов юридических вузов и факультетов, на которых изучаются как общий курс международного частного права, так и отдельные спецкурсы по этой дисциплине, а также для практикующих юристов.

Часть первая.
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Глава 1.
ПОНЯТИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА

Часть третья, разд. VI Гражданского кодекса Российской Федерации 2001 г.; Семейный кодекс Российской Федерации 1995 г.; Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации 1999 г.; Закон о международном частном праве 2012 г. (Чехия); Международное частное право 2011 г. (Польша); Федеральный закон «О международном частном праве» 1978 г. (Австрия); Закон XXVIII о международном частном праве 2017 г. (Венгрия); Вводный закон к Германскому гражданскому уложению в ред. 2017 г.; Федеральный закон Швейцарии «О международном частном праве» 1987 г.; Закон о международном частном праве 2002 г. (Эстония); Гражданский кодекс Вьетнама 1995 г.; Закон «Реформа итальянской системы международного частного права» 1995 г.; Закон Украины о международном частном праве 2005 г.; Кодекс международного частного права — Кодекс Бустаманте 1928 г.; Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. (СНГ, Россия участвует); Модельный гражданский кодекс 1996 г. (СНГ)

1.1. Предмет международного частного права

Общепринятого определения предмета международного частного права в доктрине нет. Отсутствие согласия в вопросе о предмете порождает бесконечные споры о природе международного частного права и методах регулирования, источниках и системе, ибо эти и другие качественные характеристики права обусловлены природой регулируемых отношений.

В предмет международного частного права входят частноправовые отношения, осложненные иностранным элементом.

Термин «частноправовые отношения» означает, что по своей природе они относятся к отношениям, которые в пределах каждого государства регулируются нормами различных отраслей частного права.

В сферу международного частного права входят: гражданская право- и дееспособность иностранных физических и юридических лиц; отношения собственности с участием иностранных физических и юридических лиц; отношения, вытекающие из внешнеэкономических (торговых, посреднических, монтажно-строительных и т. д.) договоров; финансовые и кредитно-расчетные отношения с участием иностранных физических и юридических лиц; отношения по использованию результатов интеллектуального труда (авторские, патентные и др.) иностранных физических и юридических лиц; отношения по перевозке зарубежных грузов; наследственные отношения по поводу имущества, находящегося за рубежом; браки российских граждан с иностранцами; усыновление детей российских граждан иностранцами; работа российских граждан за рубежом и др. И хотя данный перечень далеко не полный, ясно, что все перечисленное относится к отношениям, которые регулируются нормами различных отраслей частного права.

Центральное место среди них принадлежит гражданским отношениям, регулируемым нормами гражданского права. Гражданским кодексом РФ (п. 1 ст. 2) они характеризуются как имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения. К частноправовым отношениям относятся и те составные части брачно-семейных, трудовых, земельных отношений, которые так же, как и гражданско-правовые, являются прежде всего имущественными и связанными с ними личными неимущественными отношениями. Иными словами, речь идет об отношениях, составляющих в пределах одного государства предмет частного права в целом. Сущность частного права характеризуется независимостью и автономностью субъектов, защитой частной собственности, свободой договоров и весьма ограниченным вмешательством государства2.

Наличие в частноправовых отношениях иностранного элемента является вторым характеризующим признаком предмета международного частного права.

Обычно иностранные элементы подразделяются на три группы в зависимости от того, как они связаны с правоотношениями.

Первая группа относится к субъектам правоотношения: его участниками выступают физические и юридические лица разных государств (например, договор купли-продажи, заключенный между российской и бельгийской фирмами; брак, заключенный российским гражданином с гражданкой Польши, и т. д.).

Вторая группа иностранных элементов относится к объектам правоотношения: оно возникает по поводу имущества, находящегося за рубежом (например, судьба имущества ликвидированной российской фирмы, которое в момент ликвидации находится за рубежом), или по поводу имущества, находящегося в России, но принадлежащего иностранцам (например, немецкая компания купила акции российской компании). Сюда же относится и находящаяся на территории иностранного государства интеллектуальная собственность (например, русский писатель издает свою книгу во Франции или товарный знак зарегистрирован в России иностранной фирмой).

Третья группа иностранных элементов относится к юридическим фактам, в результате которых возникают, изменяются или прекращаются частные правоотношения, в случае если юридический факт имел место на территории иностранного государства (например, российские граждане, будучи в Египте, заключили между собой брак; деликтное обязательство возникло в результате того, что российские граждане, путешествуя по Франции в своем автомобиле, попали в аварию, и т. п.)3. В конкретном частном правоотношении иностранные элементы могут присутствовать в любом сочетании: они могут относиться к одной из групп или к двум либо все три группы могут иметь иностранные элементы. Например, гражданин США (выходец из России) умер в Париже, написав перед смертью завещание в пользу российского гражданина, проживающего в России, в отношении своего вклада в швейцарском банке. Как видим, возникшее наследственное правоотношение имеет несколько иностранных элементов, относящихся ко всем трем группам. В результате своим составом данное правовое отношение охватывает четыре государства.

Число иностранных элементов может быть и большим. При этом важно отметить, что достаточно наличия в составе правовых отношений одного иностранного элемента, причем из любой группы, чтобы они вошли в предмет международного частного права. Так, если граждане России вступают между собой в брак на территории Египта, где они находятся в служебной командировке (юридический факт имеет место за границей), то этого достаточно, чтобы отношения, возникающие в связи с заключением брака, регламентировались нормами международного частного права.

Из такого понимания предмета международного частного права исходит разд. VI ГК РФ. Во-первых, из названия ст. 1186, открывающей разд. VI, — «Определение права, подлежащего применению к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных лиц или осложненным иным иностранным элементом» — следует, что нормы этого раздела предназначены для регулирования гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом. Во-вторых, п. 1 рассматриваемой статьи конкретизирует иностранный элемент в составе гражданского правоотношения. Здесь говорится о гражданско-правовых отношениях с участием иностранных граждан или иностранных юридических лиц либо осложненных иным иностранным элементом, в том числе когда объект гражданских прав находится за границей. Перечень иностранных элементов не исчерпывающий. По крайней мере две группы иностранных элементов названы прямо: субъекты и объекты правоотношений. «Иные иностранные элементы» бесспорно включают в себя юридические факты, наличие которых предусматривается во многих статьях разд. VI. Например, в ст. 1209 говорится о форме сделок, совершенных за границей; в ст. 1219 речь идет об обязательствах из причинения вреда за границей, и т. д.

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами РФ»4 отмечено, что приведенный в п. 1 ст. 1186 ГК РФ перечень иностранных элементов (иностранный субъект правоотношения, иностранный объект правоотношения) не является исчерпывающим. В качестве иностранного элемента в том числе может также рассматриваться совершение за границей действия или наступление события (юридического факта), влекущего возникновение, изменение или прекращение гражданско-правового отношения.

Например, в соответствии со ст. 1 Конвенции Организации Объединенных Наций о договорах международной купли-продажи товаров (заключена в г. Вене 11 апреля 1980 г., далее — Венская конвенция 1980 г.) данная конвенция подлежит применению к договорам купли-продажи товаров между сторонами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах, при соблюдении условий, указанных в данной статье. При этом место нахождения коммерческого предприятия определяется не национальной принадлежностью лица (гражданством физического лица или местом учреждения юридического лица), т. е. наличием иностранного элемента в форме субъекта правоотношения, а местом, в котором сторона договора купли-продажи ведет коммерческую деятельность на регулярной основе, либо, при его отсутствии, местом жительства физического лица (п. 3ст. 1, ст. 10 Венской конвенции 1980 г.).

Законодательное закрепление термина «гражданско-правовые» в качестве предмета правового регулирования и его широкое использование в доктрине международного частного права ни в коей мере не означают посягательство на теорию правоотношений. «Гражданско-правовые» следует понимать как отношения, подпадающие под регулирование гражданским законодательством в смысле ст. 2 ГК РФ: имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения. Такое понимание относится к любым частноправовым отношениям.

Можно указать еще на один признак отношений, составляющих предмет международного частного права: отношения, возникающие между физическими и юридическими лицами. Действительно, субъектами данных отношений являются физические и юридические лица. Однако этот признак не носит самостоятельного характера, поскольку вытекает из их частноправовой природы. Если предметом международного частного права являются частноправовые отношения, то все, что их характеризует, в равной степени характеризует и предмет международного частного права. Частноправовые отношения — это прежде всего имущественные отношения между физическими и юридическими лицами (понятно, личные отношения не исключаются), значит, международные частноправовые — это также прежде всего имущественные отношения между физическими и юридическими лицами.

Известно, что в отдельных случаях участником частноправовых отношений (гражданских, трудовых) может быть государство5. В равной степени государство может стать субъектом международного частного права, но при условии, что второй стороной будет иностранное физическое или юридическое лицо. Поэтому выделять субъектный состав в качестве определяющего признака предмета международного частного права необязательно, так как он вытекает из его частноправовой природы.

Таким образом, отношения, составляющие предмет международного частного права, характеризуются двумя основными признаками: во-первых, это отношения частноправовые; во-вторых, это отношения, в которых присутствует иностранный элемент. Причем только одновременное наличие двух рассмотренных признаков позволяет вычленить из общественных отношений тот круг, который является предметом международного частного права.

Например, после смерти российского гражданина на территории России осталось имущество и наследники — российские граждане, проживающие в России. Возникают наследственные отношения, т. е. гражданско-правовые. Но в их составе нет ни одного иностранного элемента, и они не входят в сферу международного частного права. Другой пример: российский гражданин арестован в США и выдан Швейцарии, где против него возбуждено уголовное дело. В возникших отношениях присутствуют иностранные элементы, но они не являются частноправовыми (они уголовно-правовые) и поэтому также не входят в сферу международного частного права. Третий пример: после смерти гражданина России, проживавшего в Австралии и оставившего там имущество, возникли наследственные отношения с участием наследников, проживающих в России. В данном примере налицо два требуемых качества: во-первых, эти отношения гражданско-правовые; во-вторых, они осложнены иностранным элементом, вследствие чего становятся предметом международного частного права.

Фактор иностранного элемента обусловливает и другие особенности предмета. Наличие иностранного элемента приводит к тому, что гражданско-правовые отношения выходят за пределы одного государства: они связаны с двумя, тремя и т. д. государствами в зависимости от числа иностранных элементов. В результате такие отношения, во-первых, входят в круг международных, или трансграничных, отношений и, во-вторых, находятся в сфере действия права разных государств.

Международный, или трансграничный, характер частноправовых отношений. Термин «международные отношения» имеет иное содержание по сравнению с аналогичным термином применительно к международному (публичному) праву. В последнем он является синонимом «межгосударственные», т. е. имеет узкое значение. Особое качество, присущее любому государству, которое выражается в его суверенитете, обусловливает специфику всей системы межгосударственных отношений как отношений властных и суверенно равных и специфику регулирующего их международного (публичного) права. В применении к международному частному праву данный термин употребляется в широком его значении: «международные» — означает такие отношения, которые выходят за пределы одного государства. Образно говоря, международные отношения — это отношения, «пересекающие государственные границы», т. е. трансграничные.

О таких международных отношениях идет речь в международном частном праве. Международные (трансграничные) отношения тесно связаны с международными (межгосударственными) отношениями. Например, Россия заключает договор с иностранным государством о торговом и экономическом сотрудничестве. Это предмет регулирования международного права. Реальные торгово-экономические отношения между государствами опосредуются многочисленными контрактами, заключаемыми физическими и юридическими лицами. Это международные отношения невластного характера. Их субъекты не обладают суверенитетом, а, напротив, находятся под верховенством государства, в силу чего оно подчиняет своей власти и действию своих законов всех физических и юридических лиц, находящихся на его территории, а отчасти также своих граждан и юридических лиц, находящихся на территории иностранных государств. Столь принципиально отличный от межгосударственных блок международных отношений объективно не может регулироваться системой международного (публичного) права, так как не отвечает ее основным чертам. Специфика международных отношений с участием физических и юридических лиц порождает специфику их правового регулирования. В блоке этих отношений лежит предмет международного частного права.

Связь частноправового отношения с правом разных государств — это существенный фактор, влияющий на понимание предмета международного частного права.

Выше говорилось, что частные отношения по своей природе в пределах одного государства регулируются частным правом этого государства. Наличие иностранного элемента выводит отношение за пределы одного государства и связывает его с разными государствами. Иностранный элемент — это не только фактическое обстоятельство, но и юридическое понятие, формирующее состав правоотношения. Как таковой он является элементом права того государства, которому принадлежит. В результате разные элементы одного отношения лежат в праве разных государств. Потенциально отношение может быть урегулировано правом каждого государства, которому принадлежит тот или иной его элемент.

Отсюда возможна еще одна формулировка предмета международного частного права как частноправовых отношений, лежащих в праве разных государств.

Все три рассмотренные формулировки предмета международного частного права являются идентичными, так как раскрывают содержание одного и того же явления, делая акцент на одной из его особенностей. Все особенности взаимосвязаны и вытекают одна из другой. Главной особенностью частноправовых отношений как предмета международного частного права является наличие в их составе иностранного элемента. Это качество обусловливает международность или трансграничность этих отношений, с одной стороны, и их связь с правом разных государств — с другой. Наличие иностранного элемента придает частноправовым отношениям новое сущностное качество, порождающее потребность в особых приемах и средствах правовой регламентации, т. е. в особом методе.

1.2. Коллизия права и общий метод международного частного права

Коллизия права — явление многоаспектное. Коллизия (от лат. collisio — столкновение) в общем виде означает расхождение содержания (столкновение) разных норм права, относящихся к одному вопросу. В этом плане различают коллизию норм права, содержащихся в разновременно изданных законах; коллизию правовых норм, порождаемую иерархией законодательных актов (законы, подзаконные акты); коллизию, порождаемую федеративным устройством государства (например, федеральные законы и законы субъектов Российской Федерации). Все это примеры коллизий, возникающих между нормами внутреннего права одного государства. Их разрешение лежит в сфере конституционного и иных отраслей права соответствующего государства.

Вместе с тем коллизия права — это основополагающая категория международного частного права. Коллизия права в международном частном праве — это прежде всего коллизия между материальными нормами национального частного права (гражданского, семейного, трудового и др.) разных государств6. Ее разрешение является необходимой предпосылкой правового регулирования частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом.

Коллизия права обусловлена двумя причинами. Первая и главная причина кроется в сущностном качестве самого предмета международного частного права. Наличие иностранного элемента связывает его с частным правом не одного государства, а нескольких. Как отмечалось выше, потенциально это отношение может быть урегулировано правом каждого государства, которому принадлежит тот или иной его элемент. Вторая причина сугубо юридическая — частное право разных государств отличается, подчас существенно, по своему содержанию: одни и те же вопросы по-разному решаются в праве разных государств. В результате возникает коллизия права разных государств: одним и тем же фактическим обстоятельствам может быть дана различная юридическая оценка и в итоге в соответствии с правом разных государств могут быть даны разные ответы на один и тот же вопрос.

Например, российский гражданин по доверенности, выданной швейцарской фирмой в Швейцарии, вложил деньги в жилой дом, строящийся российской строительной компанией в Москве. По окончании строительства он обратился в регистрирующий орган для регистрации права собственности швейцарской фирмы на оплаченные квартиры. Ему было отказано в связи с тем, что срок доверенности истек. Швейцарская фирма обратилась в Арбитражный суд г. Москвы. В суде возник вопрос о сроке действия доверенности, выданной в Швейцарии. Срок действия в доверенности не был указан. По российскому праву доверенность сохраняет юридическую силу в течение одного года, если в ней не указан срок действия (ст. 186 ГК). По швейцарскому праву доверенность, если в ней не установлен срок действия, действует, пока она не будет отозвана (ст. 34 Гражданского кодекса и ст. 461 Обязательственного закона). Как видно, однозначного ответа на возникший вопрос нет.

Наличие в данном гражданском правоотношении российского и швейцарского элементов связывает его как с российским, так и со швейцарским правом. Российское и швейцарское право по-разному определяют сроки действия доверенности. Вопрос о том, правильно ли регистрирующий орган отказал в регистрации права собственности, может быть решен по-разному в зависимости от того, по российскому или по швейцарскому праву будет рассматриваться срок действия доверенности, а следовательно, и ее действительность.

Исходя из этого можно определить коллизию права в международном частном праве как обусловленную спецификой частноправового отношения, осложненного иностранным элементом, объективную возможность применения частного права двух или более государств к данному отношению, что может привести к разным результатам, к различному решению возникающих вопросов.

Для того чтобы ответить на спорный вопрос по существу, необходимо прежде всего разрешить или преодолеть коллизию права. Преодоление коллизии права есть основная задача, основное назначение (основная функция) международного частного права. Это предопределяет своеобразие комплекса юридического инструментария, используемого в международном частном праве, что позволяет выделить его особый метод7. Метод международного частного права — это совокупность конкретных приемов, способов и средств юридического воздействия, направленного на преодоление коллизии права разных государств.

Из теории права известно, что каждой отрасли права свойствен свой особый метод правового регулирования, который в концентрированном виде выражает самую суть, стержень юридического воздействия. Метод — это комплекс взаимосвязанных приемов, средств, через которые право воздействует на ту или иную область общественных отношений, на поведение их участников, устанавливая их права и обязанности. В методе проявляется юридическое своеобразие отрасли права8.

То обстоятельство, что международное частное право имеет свои собственные приемы и средства регламентации прав и обязанностей участников международного частноправового оборота, является наиболее важным показателем юридического своеобразия международного частного права, что дает основание для выделения его в особую отрасль системы права.

Метод международного частного права прежде всего объединяет способы регулирования, т. е. пути юридического воздействия, выраженные в юридических нормах. Их два: коллизионно-правовой и материально-правовой. Оба они направлены на преодоление коллизии права. Сюда же входят конкретные юридические приемы, вплетенные в ткань того или иного способа регулирования, такие как применение оговорки о публичном порядке, решение интерлокальных и интертемпоральных коллизий, обратной отсылки и отсылки к праву третьего государства и др. Наконец, все конкретные приемы, средства, способы неотделимы от первичного метода частного права — координации — и являются его выражением. Особенно зримо это проявляется в категории автономии воли — основополагающем принципе международного частного права, также в конечном итоге направленном на преодоление коллизии права.

1.3. Способы и формы правового регулирования частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом

Первым способом регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом является коллизионно-правовой, сущность которого заключается в выборе компетентного правопорядка для разрешения конкретного дела. Во внутреннем праве государств есть особые нормы — коллизионные, которые содержат правила выбора права: они тем или иным образом указывают, право какого государства должно быть применено для урегулирования отношения с иностранным элементом. Природа коллизионного способа регулирования как выбора компетентного правопорядка прямо отражена во всех нормах разд. VI, прежде всего в названии ст. 1186, открывающей этот раздел, которая устанавливает главный прием регулирования гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом: «Определение права, подлежащего применению (курсив мой. — Г. Д.) к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных лиц или осложненных иным иностранным элементом». Выражение «право, подлежащее применению» присутствует в том или ином виде во всех нормах данного раздела. Следовательно, он представляет собой свод коллизионных норм, направленных на регламентацию гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом.

Рассмотренный выше пример относится к гражданско-правовым отношениям. В разд. VI есть коллизионная норма «Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим из односторонних сделок» (ст. 1217). Согласно абз. 2 срок действия доверенности и основания ее прекращения определяются по праву страны, где была выдана доверенность. Доверенность была выдана в Швейцарии. Поэтому срок ее действия должен определяться по швейцарскому праву. В данном случае коллизионный вопрос решается в пользу швейцарского права: суд обязан исходя из требования российской коллизионной нормы для рассмотрения спорных вопросов обратиться к швейцарскому праву.

Таким образом, выбор права, а следовательно, и коллизионно-правовой способ регулирования осуществляются посредством коллизионных норм, которые и содержат предписание о том, право какого государства надо применить. Этот способ называют также отсылочным. Коллизионная норма, указывая компетентный правопорядок, как бы отсылает для определения прав и обязанностей участников отношения к праву определенного государства. Причем коллизионная норма может отослать как к отечественному праву, так и к иностранному.

С отсылочным характером коллизионного способа связана еще одна его особенность. При его применении умозрительно выделяются две стадии регулирования: первая — выбор права с помощью коллизионной нормы (решение коллизионного вопроса); вторая — применение материальных норм избранного частного права для определения прав и обязанностей сторон, что является конечной целью выбора права. Поэтому данный способ регулирования не прямой, а опосредованный: регулирование, по существу, реализуется материальными нормами частного права того государства, которое избрано посредством коллизионной нормы.

Коллизионно-правовой — исторически первый способ регулирования в международном частном праве. Первые правила, а затем и первые доктрины, относящиеся к сфере международного частного права, появились тогда, когда стали возникать многочисленные коллизии права в результате развития взаимоотношений между государственными образованиями, в которых сложились свои, обособленные, с достаточно четкими различиями нормы частного права9. Эти правила, получившие название коллизионных норм, применялись для решения проблем, возникающих из коллизии разноместных законов. В течение долгого времени международное частное право существовало и развивалось только как коллизионное право. В некоторых странах (например, в Англии, США, ФРГ, Японии) такая позиция по отношению к международному частному праву сохранилась и по настоящее время — там оно называется коллизионным.

Несмотря на свою традиционность, применение коллизионно-правового способа связано с большими трудностями юридико-технического характера. Некоторые из них обусловлены национальным характером коллизионных норм. Так же как и нормы частного материального права, коллизионные нормы разных государств неизбежно различаются по своему содержанию: они по-разному решают коллизионные вопросы при регулировании однородных отношений с иностранным элементом. В результате выбор права при одной и той же совокупности фактических обстоятельств может быть разным в зависимости от того, по коллизионным нормам какого государства он будет осуществляться.

Описываемое явление носит название коллизии коллизий, т. е. коллизии коллизионных норм, и является деструктивным фактором в организации международного делового оборота.

Расхождение в содержании материального частного и коллизионного права различных государств приводит к появлению так называемых хромающих отношений. Это такие отношения, которые по праву одного государства являются юридически действительными, законными, а по праву другого государства — незаконными и не порождают никаких юридических последствий. Такие отношения возникают в практике довольно часто, осложняя реализацию международных деловых связей.

В целях совершенствования коллизионного способа регулирования с конца XIX в. начался процесс унификации, т. е. создания единообразных (унифицированных) коллизионных норм. Унификация осуществляется в форме международных договоров, заключаемых между государствами. Последние берут на себя международно-правовое обязательство применять сформулированные в договоре единообразные коллизионные нормы по определенному кругу частноправовых отношений. Использование унифицированных норм снимает частично рассмотренные недостатки коллизионного способа: способствует ликвидации такого негативного явления, как коллизия коллизий, уменьшает вероятность возникновения «хромающих отношений», восполняет пробелы в национальном коллизионном праве.

Однако несмотря на то что унификация является более совершенной формой регулирования, она не получила большого распространения. Начавшийся в конце XIX в. процесс унификации завершился принятием в 1902 и 1905 гг. пяти конвенций, устанавливающих правила разрешения коллизий по ряду вопросов в сфере брачно-семейных отношений10. Но и они не получили широкого распространения: в них участвовали лишь некоторые европейские государства (Россия, хотя активно участвовала в их разработке, к ним не присоединилась), причем впоследствии число участвующих государств уменьшалось. Некоторые из названных конвенций в 70-е гг. были заменены новыми11. Из других соглашений, направленных на унификацию коллизионного права, можно отметить Конвенцию о праве, применимом к международной купле-продаже, 1986 г., заменившую аналогичную Конвенцию 1955 г.

Примером наиболее удачной унификации коллизионно-правовых норм является региональная унификация, предпринятая латиноамериканскими странами. На VI Панамериканской конференции в 1928 г. был принят договор, получивший название по имени его составителя — известного кубинского юриста, — Кодекс Бустаманте12. По существу, это единственная довольно полная унификация коллизионно-правовых норм (состоит из 437 статей). Правда, даже в своем регионе договор не получил всеобщего применения: его ратифицировали 15 государств Центральной и Южной Америки (США не присоединились к нему). Кодекс Бустаманте оказал серьезное влияние на развитие коллизионного права на всех континентах. Более широко унификация коллизионных норм происходит на двусторонней основе, как правило, в форме заключения договоров об оказании правовой помощи.

Россия имеет такие договоры более чем с 50 государствами. Большинство из них содержит коллизионные нормы, которые государство обязуется применять в своих двусторонних отношениях. Кроме того, в рамках СНГ действует многосторонняя Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейно-брачным и уголовным делам 1993 г., в рамках которой Россия также применяет унифицированные коллизионные нормы.

Унифицированные коллизионные нормы являются выражением коллизионного способа регулирования: они так же, как и коллизионные нормы, создаваемые единолично государствами в своем внутреннем праве, содержат предписания о том, право какого государства следует применить. Различаются они лишь правовой формой своего создания. Таким образом, коллизионный способ регулирования в настоящее время существует в двух правовых формах — национально-правовой, которая осуществляется посредством национальных коллизионных норм, создаваемых государством единолично путем принятия законов, и международно-правовой, которая осуществляется посредством унифицированных (международных) коллизионных норм, создаваемых государствами совместно путем заключения международных договоров. Обе формы относятся к одному способу регулирования — коллизионному, так как в обоих случаях коллизия права разрешается способом выбора права, отсылки к праву конкретного государства.

Второй способ регулирования отношений, осложненных иностранным элементом, — унификация материальных норм частного права.

Как уже отмечалось, одной из причин возникновения коллизии и проблемы выбора права являются различия в содержании частного права разных государств. Коллизионную проблему можно снять, если будут созданы и применены единообразные, одинаковые по своему содержанию правовые нормы. Это достигается созданием унифицированных (единообразных) материальных13 норм частного права, что снимает саму коллизионную проблему. Такие нормы непосредственно применяются к отношениям с иностранным элементом, минуя коллизионную стадию, стадию выбора права. Поскольку унифицированные нормы по своей природе являются материальными правовыми нормами, устанавливающими права и обязанности участников частноправовых отношений, способ унификации называют также материально-правовым.

Важно подчеркнуть, что обязательным условием унификации материального частного права как способа регулирования является использование международно-правовых форм (главным образом международного договора). Только юридические обязательства государства, вытекающие из международного договора (редко — из международно-правового обычая) о применении единообразных материальных норм, снимают коллизионную проблему и необходимость обращения к коллизионным нормам. Наряду с унификацией издавна существует более широкий процесс, называемый гармонизацией права, осуществляемой посредством различных приемов и средств, который не преодолевает коллизию права. В процессе взаимодействия государств происходит взаимовлияние национальных правовых систем, в результате чего в частном праве разных государств встречаются одинаковые по содержанию правила; совпадения могут быть значительными. Возрастающее влияние на процесс сближения права оказывают принимаемые международными организациями так называемые модельные законы. Однако материально-правовые нормы, возникающие в процессе гармонизации права, как бы они ни совпадали формально по содержанию, не снимают коллизионный вопрос и необходимость выбора компетентного права. Означенные качественные характеристики унификации материального права как способа регулирования частноправовых отношений международного характера нашли отражение в разд. VI ГК РФ. Если международный договор Российской Федерации содержит материально-правовые нормы, подлежащие применению к соответствующим отношениям, определение на основе коллизионных норм права, применимого к вопросам, полностью урегулированным такими материально-правовыми нормами, исключается (п. 3 ст. 1186). Подчеркнуты два важных момента, связанных с унификацией материального права. Во-первых, наличие унифицированных материально-правовых норм снимает необходимость обращения к коллизионным нормам. Значит, унифицированные материально-правовые нормы применяются к частноправовым отношениям международного характера непосредственно, минуя коллизионную стадию. Во всех остальных случаях регулирование осуществляется посредством коллизионных норм. Во-вторых, унифицированные материально-правовые нормы применяются в России только такие, которые созданы международным договором с участием Российской Федерации.

Унификация материального частного права, собственно как и унификация коллизионного права, возникла в практике международного частного права в конце XIX в. Интенсификация развития экономических, научно-технических и прочих международных связей показала недостаточность коллизионно-правовых норм, которые опосредовали эти связи. Кроме указанных сложностей коллизионного способа регулирования, побудительную роль в унификации сыграло то обстоятельство, что во внутреннем праве государств, которому отсылали коллизионные нормы, часто не было правил для решения вопросов, возникающих в международном частном обороте. Национальное частное право, и прежде всего гражданское, оказалось неприспособ­ленным к регулированию нарождающихся новых международных хозяйственных связей. Наибольшее применение унификация материального права имеет при регулировании торговых, производственных, научно-технических, транспортных отношений.

В области торговли, например, широкое применение получили договоры, создавшие единообразные материальные гражданско-правовые нормы, такие как Женевские конвенции о векселях 1930 г. (Россия участвует), Женевские конвенции о чеках 1931 г., Конвенция об исковой давности в международной купле-продаже товаров 1974 г., Конвенция о договорах международной купли-продажи 1980 г. (Россия участвует), Конвенция о международном финансовом лизинге 1988 г. (Россия участвует).

Унификация частного права — более совершенный способ регулирования. Ее широкое внедрение может снять все недостатки коллизионно-правового способа и обеспечить гармонизированное регулирование частноправовых отношений международного характера. К сожалению, это только идеал, еще далекий от своего воплощения. Унификация предполагает высокий уровень сотрудничества государств, характеризующийся большой степенью доверия. Меняющийся в настоящее время характер межгосударственных взаимоотношений, проявляющийся в том числе в стремлении создать единое правовое пространство, европейское и мировое, может придать новый импульс процессу унификации права. А пока она не стала преобладающим способом регулирования, охватив в основном торговлю и то, что с ней тесно связано: перевозки, расчеты и т. д. Однако и здесь одновременно применяется коллизионный способ, иногда являющийся единственной возможностью для решения возникающих вопросов. В других же областях частных отношений — собственность, брачно-семейные, наследственные, деликтные отношения и др. — по-прежнему господствует традиционный способ регулирования посредством коллизионных норм.

Материально-правовой способ регулирования в отличие от коллизионного, являющегося отсылочным способом, часто в литературе называют прямым способом регулирования. Здесь необходимо предостеречь от возможного неправильного толкования этого термина. Прямое регулирование в данном контексте используется только для сопоставления с коллизионным регулированием. Прямое регулирование означает такое регулирование, при котором не возникают коллизионный вопрос и проблема выбора права. Унифицированные нормы регулируют отношения прямо, минуя коллизионную стадию. В то же время унифицированные нормы применяются не прямо, не непосредственно, а через определенный национально-правовой механизм, который придает международно-правовой норме национально-правовую силу. В равной степени это относится к унифицированным коллизионным нормам.

Таким образом, международному частному праву присущи два способа регулирования: во-первых, коллизионно-правовой, который осуществляется в двух правовых формах — национальной и международной, и, во-вторых, материально-правовой, осуществляемый в международно-правовой форме. Оба они направлены на преодоление коллизионной проблемы, хотя и разными средствами, что и объединяет их в юридическую общность: они являются выражением единого метода правового регулирования. В процессе регулирования частных правоотношений, осложненных иностранным элементом, оба способа взаимодействуют, дополняя друг друга.

1.4. Нормы международного частного права

Одной из особенностей международного частного права является объединение в его составе разнохарактерных правовых норм. В литературе неоднозначно определяется круг норм, составляющих международное частное право, что объясняется разными подходами к его природе и сущности. Нормативный массив — это то, из чего состоит любое правовое подразделение (система, отрасль, институт), которое представляет собой систему взаимосвязанных норм права. Их природа и характерные черты определяют природу и характерные черты самого права.

Природа и характерные особенности нормативного состава международного частного права непосредственно зависят от метода и способов правового регулирования частноправовых отношений международного характера. В соответствии с двумя способами регулирования он состоит из двух групп норм разного характера: коллизионных и унифицированных материальных частноправовых. Их системная принадлежность к международному частному праву определяется тем, что они имеют единый предмет регулирования, являются выражением его общего метода и имеют единое функциональное назначение — преодоление коллизии права.

I. Коллизионные нормы, посредством которых осуществляется коллизионный способ регулирования, преодолевают коллизионную проблему путем выбора права. Главная особенность этих норм заключается в том, что они не содержат прямого определения прав и обязанностей участников отношений, а указывают, право какого государства нужно применить для определения этих прав и обязанностей. Отсюда эти нормы называют отсылочными.

Коллизионные нормы неоднородны. В зависимости от механизма создания и механизма применения они подразделяются на национальные и международные.

Национальные коллизионные нормы — это нормы, которые государство разрабатывает и принимает самостоятельно в пределах своей юрисдикции. Они содержатся во внутренних законодательных актах соответствующего государства. В Российской Федерации такие нормы сосредоточены главным образом в двух отраслевых законодательных актах: в части третьей Гражданского кодекса 2001 г. и Семейном кодексе РФ 1995 г. Национальные коллизионные нормы составляют историческую основу международного частного права и до сих пор сохраняют в нем главенствующие позиции.

Рассматриваемые коллизионные нормы решают коллизию чаще всего отечественных и иностранных законов, реже — коллизию законов двух иностранных государств, но в любом случае — коллизию законов, возникшую в сфере международного частного оборота. Вместе с тем коллизии могут возникнуть и возникают в сфере внутренних отношений одного государства, когда отдельные территориальные части этого государства имеют самостоятельное частное право (например, в государстве с федеративным устройством).

В частности, такое положение было в СССР, союзные республики которого имели свои гражданские кодексы и кодексы о браке и семье. Для разрешения коллизий между законами республик в советском праве существовали специальные нормы, которые называли межреспубликанскими коллизионными нормами (например, ст. 8 ГК РСФСР и ст. 8 КоБС РСФСР)14. Несмотря на то что нормы, содержавшиеся в данных статьях, по своему характеру были коллизионными, доктрина довольно единодушно считала, что они не входили в состав советского международного частного права. Обосновывалось это тем, что межреспубликанские коллизионные нормы имели иной предмет регулирования — они регулировали частные отношения, которые существовали в пределах одного государства и которые соответственно не имели иностранного элемента15.

Проблема межтерриториальных коллизионных норм может возникнуть в России как государстве с федеративным устройством. В соответствии с Конституцией РФ, разграничивающей компетенцию между Федерацией и ее субъектами, последние имеют значительные полномочия в сфере гражданского, семейного, трудового законодательства, что обусловливает возможность возникновения коллизий между законодательными актами различных субъектов РФ16. Подтверждением тому может служить новый Семейный кодекс РФ, в ст. 2 которого прямо устанавливается, что российское семейное законодательство состоит из данного Кодекса и других федеральных законов, «а также из законов субъектов Российской Федерации».

Следовательно, правовые предпосылки возникновения коллизий между законами субъектов Российской Федерации налицо. Однако в российском праве отсутствуют нормы, с помощью которых подобные межтерриториальные (межсубъектные) коллизии могли бы быть решены. Даже в Семейном кодексе, где прямо говорится о регулировании брачно-семейных отношений законами субъектов Российской Федерации, нет нормы, разрешающей коллизии между такими законами (наподобие ст. 8 Кодекса о браке и семье РСФСР). Нет подобной нормы и в ГК РФ, в том числе в его разд. VI, содержащем коллизионные нормы в сфере гражданско-правовых отношений.

Правда, решение межтерриториальных (межсубъектных) коллизий может быть предусмотрено в отдельных законах, направленных на регулирование конкретных видов отношений. Общего же решения проблемы коллизий законов отдельных субъектов РФ в российском праве пока нет. Подчеркнем в заключение, что специальные коллизионные нормы, разрешающие коллизии между законами различных субъектов РФ, не входят в систему российского международного частного права, так как регулируют внутригосударственные частные отношения, в которых нет иностранных элементов.

Международные коллизионные нормы — это единообразные коллизионные нормы, созданные на основе межгосударственных соглашений как результат согласованной воли договаривающихся государств. По правовому характеру договорные коллизионные нормы ничем не отличаются от внутренних. Так же как и национальные, международные коллизионные нормы указывают применимое право для установления прав и обязанностей участников частноправовых отношений с иностранным элементом и потому являются отсылочными нормами.

Выделение этих норм в обособленную подгруппу в системе международного частного права обусловлено тем, что они отличаются от национальных коллизионных норм и по механизму создания (через международные договоры и их трансформацию в национальное право), и по механизму применения (прежде всего особенности установления пространственной и временной сфер действия, а также толкования). Действуя в качестве норм национального права, международные нормы сохраняют связь с породившим их международным договором на протяжении всей своей жизни. В результате международные коллизионные нормы не сливаются с национальными — они существуют параллельно и имеют ряд особенностей, связанных с договорным происхождением.

Таким образом, независимо от происхождения национальные и международные коллизионные нормы являются нормами внутреннего права государства.

Совокупность коллизионных норм (национальных и международных) того или иного государства составляет коллизионное право этого государства: оно носит национальный (внутренний) характер и является частью национального (внутреннего) права соответствующего государства (российское коллизионное право, японское коллизионное право и т. д.). Коллизионное право — это основная часть международного частного права, определяющая его характерные черты и особенности.

II. Унифицированные материальные частноправовые нормы, посредством которых осуществляется материально-правовой способ регулирования, преодолевают коллизионную проблему путем создания единообразных норм частного права различных государств, что устраняет саму причину возникновения коллизии права. В отличие от коллизионных, материально-правовые нормы непосредственно устанавливают правила поведения для участников частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. Поэтому такие нормы часто называют прямыми — они регулируют рассматриваемые отношения прямо, минуя коллизионную стадию.

Поскольку унификация материального частного права осуществляется в международно-правовых формах (главным образом в форме международного договора), то унифицированные материальные частноправовые нормы по сути являются международными. Их договорное происхождение порождает те же особенности в механизме создания и применения, которые характеризуют договорные коллизионные нормы. Так же как и международные коллизионные нормы, унифицированные материальные нормы в пределах конкретного государства действуют как нормы внутреннего права этого государства.

Вопрос о принадлежности унифицированных материальных частноправовых норм международному частному праву спорен. Одни считают, что эти нормы не входят в нормативный состав международного частного права (например, Г. К. Матвеев), другие (их, пожалуй, большинство — М. М. Богуславский, В. П. Звеков, М. Н. Кузнецов, С. Н. Лебедев, А. Л. Маковский и др.), напротив, полагают, что они составляют часть международного частного права, и даже преобладающую17.

Разделяя в целом вторую точку зрения, следует подчеркнуть, что объединение столь различных по правовой природе норм — коллизионных и унифицированных материальных частноправовых — в системе одной отрасли права — международного частного права — имеет объективные основания: во-первых, общий предмет регулирования (и те и другие направлены на регулирование частных правоотношений с иностранным элементом); во-вторых, общий метод регулирования (и те и другие при помощи различных приемов преодолевают коллизионную проблему). Одновременное наличие двух этих критериев является единственным основанием для включения тех или иных норм в состав международного частного права. При помощи этих критериев можно решить вопрос о системной принадлежности международному частному праву и некоторых других правовых норм, по поводу которых в литературе нет однозначного мнения. Споры ведутся прежде всего о месте материальных норм внутреннего частного права и норм международного гражданского процесса.

1.5. Материальные правовые нормы и международное частное право

В этом параграфе речь идет о материальных нормах российского права, которые специально предназначены для регламентации отношений с иностранным элементом, но которые не являются коллизионными. В отличие от коллизионных норм, они непосредственно устанавливают права и обязанности участников подобных отношений. Есть целые законы и подзаконные акты, посвященные регламентации отношений международного характера, например Федеральный закон «О валютном регулировании и валютном контроле» 2003 г., Федеральный закон «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» 2003 г., Федеральный закон «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» 1999 г., Федеральный закон «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации» 2002 г. и др.

Как правило, рассматриваемые нормы используются, во-первых, для установления правового режима иностранных физических и юридических лиц в различных областях, в том числе в гражданских, брачно-семейных и трудовых отношениях; во-вторых, для регламентации отношений, связанных с внешнеэкономической деятельностью, и осуществления государственного контроля над этой деятельностью; в-третьих, для регламентации инвестиционных отношений с участием иностранцев.

Доктрина неоднозначно решает вопрос о принадлежности подобных норм международному частному праву. Одни авторы отвечают на него положительно (И. С. Перетерский, В. П. Звеков, М. Н. Кузнецов, Т. Н. Нешатаева, Н. Ю. Ерпылева), другие — отрицательно (Л. А. Лунц, Г. К. Матвеев, Г. М. Вельяминов). На наш взгляд, регулирование посредством национальных материально-правовых норм лежит вне сферы международного частного права.

Прежде всего отметим, что правовая природа названных и других подобных актов различна: они могут быть как частноправовыми, так и публично-правовыми. Более того, часто они носят комплексный характер, объединяя нормы различной отраслевой принадлежности. Например, Закон о соглашениях о разделе продукции включает в себя гражданско-правовые, административно-правовые, финансово-правовые и гражданско-процессуальные нормы. Поэтому не существует единого ответа на вопрос о системной принадлежности таких актов. Не только для каждого юридического акта, но и для отдельной группы норм, а иногда и для отдельной нормы этот вопрос должен решаться индивидуально.

Нормы, относящиеся к публично-правовым отраслям права, по своей природе не могут входить в систему международного частного права. В публично-правовой сфере не возникает коллизия права, а следовательно, и проблема выбора права. В пределах территории своего государства эти нормы применяются, в том числе и к отношениям с иностранным элементом, непосредственно и императивно. При этом нельзя отрицать серьезных частноправовых последствий таких норм, так как они устанавливают принципиальную основу положения иностранцев в гражданско-правовой сфере.

Публично-правовыми нормами являются нормы Закона об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности, Закона о валютном регулировании и валютном контроле, Закона об иностранных инвестициях и т. д., что не исключает возможности наличия в них норм иной правовой природы. Например, абз. 2 ст. 2 Закона об иностранных инвестициях гласит: «Иностранный инвестор — иностранное юридическое лицо, гражданская правоспособность которого определяется в соответствии с законодательством государства, в котором оно учреждено и которое вправе в соответствии с законом данного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации...»18. Это коллизионная норма, и она бесспорно входит в нормативный состав международного частного права.

Что касается внутренних материальных частноправовых норм (примером может служить п. 3 ст. 15 Земельного кодекса РФ, согласно которому иностранные лица не могут обладать на праве собственности некоторыми земельными участками), они также не входят в систему международного частного права, но по другим основаниям. Главный аргумент в пользу такого вывода состоит в том, что наличие подобных норм в отличие от унифицированных не снимает коллизионную проблему: они применяются после того, как коллизионный вопрос решен в пользу российского права. Этот аргумент прямо подтверждается рассмотренной выше ст. 1186 (п. 3) ГК РФ, из которой следует, что применение коллизионных норм исключается только в одном случае: при наличии международного договора с участием России, материально-правовые нормы (унифицированные) которого полностью решают конкретный вопрос.

Во всех остальных случаях регулирование осуществляется через коллизионные нормы. Коль скоро избрано российское право, существует обязанность применить не только специальные нормы, предназначенные для регулирования отношений с иностранным элементом, но и любые другие нормы российского права по мере необходимости. Иначе говоря, механизм применения специальных материальных норм, созданных для регламентации отношений с иностранным элементом, и общих материальных норм российского права одинаков: через коллизионную норму, через выбор права19.

Следовательно, частноправовые нормы, специально принятые для регламентации отношений с иностранным элементом, не преодолевают коллизионную проблему, не являются выражением общего метода международного частного права. Наличие рассматриваемых норм не снимает коллизионную проблему. Для их применения первоначально нужно решить коллизионный вопрос и выбрать право. Если будет избрано российское право, то должны быть применены все относящиеся к решаемому вопросу нормы российского частного права в такой последовательности: вначале нормы, специально предназначенные для регулирования отношений международного характера, затем любые общие нормы российского гражданского права, если специальные нормы недостаточны для решения вопроса.

Материальные нормы, предназначенные для регламентации отношений с иностранным элементом, входят в систему гражданского права как нормы lex specialis. Как и любые другие специальные нормы, они применяются при наличии каких-то особых, дополнительных условий (в данном случае — при наличии иностранного элемента).

Вывод: однозначного ответа о месте внутренних материальных норм, специально предназначенных для регулирования отношений с иностранным элементом, нет. В каждом конкретном случае ответу должен предшествовать анализ конкретной нормы. Как показывает даже беглый анализ названных актов, чаще всего в них содержатся публично-правовые нормы, которые по своей природе не могут входить в систему международного частного права. Тесная связь публично-правовых норм с частноправовыми отношениями международного характера не является ни юридическим основанием для их включения в систему международного частного права, ни аргументом в пользу такого включения. Однако это ни в коей мере не препятствует совместному их изучению. Более того, тесная связь норм международного частного права с публично-правовыми нормами, регулирующими отношения с участием иностранных граждан, иностранных юридических лиц и в определенных случаях — иностранных государств, прямо требует их совместного изучения, без чего картина правовой регламентации таких отношений будет односторонней.

1.6. Международное частное право и международный гражданский процесс

Известно, что гражданский процесс — это регламентированная законом деятельность судов и других правоприменительных органов по разрешению гражданских дел. Международный гражданский процесс — это регламентированная законом деятельность суда и других правоприменительных органов по разрешению гражданских дел, осложненных иностранным элементом. Термин «международный гражданский процесс» ни в коей мере не означает деятельности международных судебных и арбитражных органов. Речь идет о деятельности национальных правоприменительных органов, но связанной с частноправовыми отношениями трансграничного характера. Слово «международный» в этом термине имеет то же содержание, что и в термине «международное частное право». При разрешении гражданских споров, включая экономические, осложненных иностранным элементом, возникают такие вопросы, как компетенция судов того или иного государства по разрешению данной категории дел, поручения судов одного государства судам другого государства по совершению отдельных процессуальных действий, признание и исполнение иностранных судебных и арбитражных решений, положение иностранного государства и его дипломатических представителей в гражданском процессе и т. д. Нормы, регламентирующие эти вопросы, и называют нормами международного гражданского процесса. Однако они не могут быть включены в нормативный состав международного частного права, так как не отвечают объективным критериям, характеризующим это право.

Прежде всего, нормы международного гражданского процесса имеют иной предмет регулирования, чем нормы международного частного права. Они регламентируют не сами частные отношения, осложненные иностранным элементом, а деятельность суда по разрешению гражданских дел, в которых присутствует иностранный элемент, причем деятельность только собственного суда. Нормы, содержащиеся в российских законах, регулируют соответствующую деятельность только российских судов. Но такая деятельность является предметом регулирования российского гражданского (арбитражного) процессуального права. Эта отрасль права регламентирует всю деятельность судов и иных правоприменительных органов по разрешению любых частных дел, в том числе устанавливает некоторые дополнительные, особые правила для разрешения вопросов, возникающих при рассмотрении частных дел, осложненных иностранным элементом. Следовательно, по предмету регулирования нормы международного гражданского процесса входят в гражданское процессуальное право и арбитражное процессуальное право.

Из рассмотренного неизбежно следует вывод, что при регламентации вопросов международного гражданского процесса применяется метод, присущий гражданскому процессуальному праву, а не метод международного частного права. Наличие иностранного элемента в гражданском процессе не вносит никаких принципиальных изменений в способы его правовой регламентации. Достаточно указать на то, что при правовой регламентации международного гражданского процесса отсутствует главный феномен, определяющий всю специфику международного частного права, — проблема выбора права.

Сложилось общепризнанное правило, что суд и иные правоприменительные органы при рассмотрении любых частных дел, в том числе с иностранным элементом, руководствуются собственными процессуальными нормами и не применяют иностранного процессуального права. При рассмотрении дел, осложненных иностранным элементом, перед судом никогда не возникает вопрос: процессуальное право какого государства — российского или иностранного — нужно применить. Соответственно в международном гражданском процессе объективно нет места методу международного частного права. К этому следует добавить, что гражданское процессуальное право относится к публичному праву.

В сфере международного гражданского процесса помимо национальных процессуальных норм получили широкое распространение единообразные процессуальные нормы, унифицированные на основе международных договоров. Особенно распространены унифицированные нормы, устанавливающие порядок исполнения иностранных судебных поручений, порядок признания и исполнения иностранных судебных и арбитражных решений (например, Гаагская конвенция по вопросам гражданского процесса 1954 г., Брюссельская конвенция о международной подсудности и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам 1968 г. и др.). По механизму создания и применения эти нормы очень близки к унифицированным (международным) материальным частноправовым нормам. Однако нет оснований для включения их в состав международного частного права. Во-первых, они не являются выражением общего метода международного частного права — преодоления коллизионной проблемы, так как таковая здесь вообще не возникает, а во-вторых (это главное), у процессуальных унифицированных норм иной предмет регулирования. Они так же, как и внутренние процессуальные нормы, предназначены для регулирования не частноправовых отношений с иностранным элементом, а деятельности суда по разрешению данной категории дел.

* * *

Таким образом, международное частное право включает два вида норм — коллизионные (национальные и международные) и унифицированные материальные частноправовые. Только они соответствуют как предмету, так и методу международного частного права, что обусловливает их объединение в самостоятельную отрасль права.

Кроме коллизионных и унифицированных материально-правовых, есть незначительное число норм, решающих вопросы, имеющие общее значение для всех норм и институтов международного частного права. Речь идет о нормах, определяющих общие начала регулирования трансграничных частноправовых отношений. Их можно условно разделить на три группы. Первая группа состоит из норм, решающих вопросы, связанные с применением коллизионных норм. Это обратная отсылка и квалификация юридических понятий. Вторая группа состоит из норм, регулирующих применение иностранного права, если к нему отослала коллизионная норма. Это установление содержания иностранного права, применение иностранного права с множественностью правовых систем, пределы применения иностранного права. Можно выделить и третью группу норм, которые применимы и в первом, и во втором случае, — взаимность и реторсии. Нетрудно заметить, что все перечисленные нормы в конечном счете связаны с коллизионными нормами, так как регламентируют процесс выбора компетентного правопорядка. Означенные нормы занимают особое место в международном частном праве. Составляя его основу, они тесно вплетаются в юридическую ткань метода международного частного права — преодоления коллизии права разных государств.

1.7. Принципы международного частного права

Международному частному праву как самостоятельной правовой отрасли присущи свои особые принципы — основные начала, на которых строится вся система правовой регламентации частноправовых отношений международного характера.

Анализ российского законодательства по международному частному праву, и прежде всего разд. VI ГК РФ, позволяет выделить три основных принципа: принцип суверенного равенства национального права государств, принцип защиты отечественного правопорядка, принцип наиболее тесной связи.

Принцип суверенного равенства национального права государств занимает особое место в международном частном праве, так как является предпосылкой его возникновения и существования. Коллизии права и объективная потребность в их разрешении возникли тогда, когда появились государства с обособленным, отличающимся по своему содержанию гражданским правом, между которыми существовал достаточно развитый торговый обмен.

С одной стороны, данный принцип исходит из того, что право государства издавать и применять законы является одним из его суверенных прав, которые должны уважать другие государства. Национальное право государства обладает территориальным характером, т. е. действует в пределах территории своего государства. Принцип требует, чтобы каждое государство уважало правомочие друг друга свободно, без вмешательства извне создавать свою правовую систему и не препятствовать ее функционированию.

С другой стороны, принцип равенства национального права государств исходит из того, что интересы международного общения требуют признания и применения в определенных пределах иностранного права. В России иностранное право может применяться лишь при наличии прямых предписаний об этом национального права. Такие предписания содержатся в коллизионных нормах независимо от того, созданы они российскими законами или международными договорами, в которых участвует Россия.

Принцип суверенного равенства национальных правовых систем означает, что при отсылке коллизионной нормы к праву иностранного государства оно должно в обязательном порядке применяться всеми российскими органами и должностными лицами. В соответствии с данным принципом правоприменительные органы должны с уважением относиться к применяемому иностранному праву, его особенностям, с тем чтобы предписания иностранного права были реализованы с максимальной тщательностью. Это положение прямо зафиксировано в п. 1 ст. 1191 ГК РФ: при применении иностранного права суд устанавливает содержание его норм в соответствии с их официальным толкованием, практикой применения и доктриной в соответствующем иностранном государстве. Иначе говоря, суд обязан применить иностранное право так, как оно применяется в родном для данного права государстве.

Принцип защиты отечественного правопорядка тесно связан с предыдущим, является его следствием: уважение иностранного права, готовность применять его в предусмотренных законом случаях должны иметь разумные границы. В обязанность государства входит защита национальных интересов, которые не должны быть нарушены применением иностранного права. Известно, что право является мощным инструментом национальной политики и защиты национальных интересов. Понятно, что иностранное право направлено прежде всего на защиту национальных интересов своего государства, своих граждан, юридических лиц, общества в целом.

Согласно данному принципу государство, допуская применение иностранного права, обязано очертить допустимые границы его применения на своей территории. На реализацию данного принципа направлены два специальных института международного частного права: институт публичного порядка (или оговорка о публичном порядке) (ст. 1193 ГК РФ) и институт (норм непосредственного применения (сверхимперативных норм) (ст. 1192).

В самом общем виде оговорка о публичном порядке означает: избранное на основе отечественной коллизионной нормы иностранное право не применяется и субъективные права, возникшие под действием иностранного права, не получают защиты, если такое применение или такая защита противоречат основам правопорядка (публичному порядку) Российской Федерации. Публичный порядок — это устои правовой системы, коренные интересы общества и государства, основы морали. Институт норм непосредственного применения предписывает применять императивные нормы российского права независимо от того, что на основании российских коллизионных норм избрано и должно применяться иностранное право. Однако это правило касается не всех императивных норм российского права. Во-первых, это императивные нормы, применение которых прямо указано в самих нормах; во-вторых, это и императивные нормы, которые имеют особое значение, в том числе для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота.

Принцип наиболее тесной связи (Proper Law) в качестве общего принципа международного частного права оформился к концу XX в. Ранее он был известен (в основном в англо-американском праве) как способ выбора компетентного правопорядка для договорных обязательств, согласно которому договорные обязательства следует рассматривать по праву того государства, с которым конкретный договор наиболее тесно связан, — Proper Law of the Contract (право, присущее данному контракту, или закон наиболее тесной связи).

В качестве принципа международного частного права он определяет главное назначение разрешения коллизии права: процесс выбора компетентного правопорядка должен основываться на идее поиска права, с которым конкретное отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано. При выборе применимого права следует принимать во внимание не один какой-либо формальный критерий, а всю совокупность фактических обстоятельств конкретного отношения. Впервые наиболее тесная связь в качестве принципа международного частного права была закреплена в австрийском Законе о международном частном праве 1978 г., первый параграф которого, во-первых, требует применения к отношениям с иностранным элементом правопорядка, с которым имеется наиболее тесная связь, и, во-вторых, устанавливает, что все коллизионные нормы данного Закона следует считать проявлением данного принципа.

Несмотря на определенный субъективизм, к которому может привести принцип наиболее тесной связи, он получает все большее распространение. Считается, что в условиях усложнения международных частноправовых связей выбор компетентного правопорядка на основе какого-нибудь одного формального критерия не всегда приведет к выбору права, которое способно адекватно регулировать соответствующие отношения. Напротив, установление применимого права с учетом всех обстоятельств данного отношения в большей степени отвечает порождаемым самой жизнью потребностям. Он закреплен во многих правовых актах, как национальных, так и международных. Среди них: немецкий Закон о новом регулировании международного частного права 1986 г., швейцарский Закон о международном частном праве 1987 г., румынский Закон применительно к регулированию отношений международного частного права 1992 г., венесуэльский Закон о международном частном праве 1999 г., украинский Закон о международном частном праве 2005 г., Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., Гаагская конвенция о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. и др.20

В российском праве принцип наиболее тесной связи в качестве общего принципа международного частного права не закреплен. Однако разд. VI ГК РФ, не закрепляя его формально в качестве принципа, реально определяет его место в правовой регламентации трансграничных гражданско-правовых отношений в качестве основополагающего начала. Прежде всего, п. 2 ст. 1186 ГК РФ закрепляет общее назначение принципа наиболее тесной связи для регулирования всех видов гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом: если в соответствии с коллизионными нормами невозможно определить право, подлежащее применению, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано. Несмотря на то что данное правило сформулировано в качестве вспомогательного, оно выражает принципиальную идею, основное направление правовой регламентации всего комплекса трансграничных гражданско-правовых отношений. К наиболее тесной связи следует обращаться, во-первых, в случае пробелов в коллизионном регулировании и, во-вторых, если применение имеющейся коллизионной нормы не приведет в силу разных обстоятельств к установлению применимого права.

Кроме того, разд. VI ГК РФ закрепляет принцип наиболее тесной связи как основное направление правового регулирования договорных обязательств международного характера. Содержание ст. 1211 позволяет сформулировать еще одно важное назначение принципа наиболее тесной связи: он корректирует применение коллизионных норм, устанавливает пределы их применения. Если при установлении применимого права выясняется, что «из условий или существа договора либо из всей совокупности обстоятельств дела» договор более тесно связан с правом одного государства, а применение коллизионной нормы ведет к выбору права другого государства, то оно не подлежит применению. При данных обстоятельствах следует применить право страны, с которой договор наиболее тесно связан.

1.8. Международное частное право как отрасль правоведения

Все рассмотренное выше относится к международному частному праву как к самостоятельной отрасли права. Но его можно рассматривать и как отрасль правоведения: науку международного частного права, учебный курс международного частного права и т. д. И хотя отрасль правоведения отражает отрасль права, она всегда шире. Не является исключением и международное частное право. Как отрасль правоведения оно в более широком аспекте охватывает изучение правового регулирования трансграничных частноправовых отношений.

Наука международного частного права вообще и учебный курс в частности стремятся осветить возможно более широкий круг вопросов, тесно связанных с правовой регламентацией международных частноправовых отношений. Поэтому сюда включаются в определенной степени и материальные нормы национального права, причем не только частного, но и административного, и финансового (например, нормы, регулирующие внешнеэкономическую деятельность права), и нормы гражданского процесса, причем не только международного, и даже нормы международного публичного права (например, иммунитет государства). Такой комплексный подход дает возможность отразить всю полноту и многообразие вопросов частных правоотношений, возникающих в сфере сотрудничества России с иностранными государствами. Неудивительно, что в результате такого подхода некоторые вопросы дублируются в различных отраслях правоведения.

Например, правовое положение иностранцев изучается в науке и курсе международного права (публичного), международного частного права, национального административного права; порядок исполнения иностранных судебных поручений изучается в науке и курсе как гражданского процессуального права, так и международного частного права, и т. д. Такое положение не вызывает никаких возражений.

Система международного частного права как отрасли правоведения, и в частности учебного курса, определяется его сущностью как права, регулирующего отношения частноправового характера. Поэтому она в значительной степени соответствует системе изложения материала в учебниках и курсах гражданского и других отраслей частного права. Обычно система курса состоит из трех частей: Общая часть; Особенная часть и международный гражданский процесс; международный коммерческий арбитраж. Из них Особенная часть более всех напоминает курс гражданского права.

В нее входят: субъекты частных правоотношений, осложненных иностранным элементом (право- и дееспособность физических и юридических лиц, правовое положение государства как особого субъекта таких отношений); право собственности; обязательственное право (общие положения и отдельные виды обязательств: договоры международной купли-продажи, договоры международной морской, железнодорожной, авиа- и других способов перевозки, денежные обязательства и т. д.); деликтные обязательства; авторское и патентное право; наследственное право. Кроме того, сюда входят трудовое право и брачно-семейное право. В этих разделах излагается материал по правовому регулированию только таких трудовых и брачно-семейных отношений, которые, во-первых, по своему характеру являются частноправовыми и, во-вторых, осложнены иностранным элементом. Эти отношения охватываются предметом международного частного права.

Общая, весьма специфическая часть курса рассматривает научно-практические вопросы, имеющие общее значение для всех норм и институтов, составляющих Особенную часть международного частного права, и раскрывающие специфику правового регулирования частноправовых отношений международного характера. Сюда входят: предмет, метод, способы и формы правового регулирования; характеристика норм, составляющих международное частное право; вопросы, возникающие при применении иностранного права, и т. д. Международный гражданский процесс рассматривает те специфические вопросы, которые возникают при разрешении частных дел с иностранным элементом: процессуальная право- и дееспособность иностранных физических и юридических лиц; процессуальное положение иностранного государства; подсудность частных дел с иностранным элементом; исполнение иностранных судебных поручений; признание и исполнение иностранных судебных решений. Особое место в международном частном праве занимает международный коммерческий арбитраж, который характеризуется смешанной правовой природой: нормы, его регламентирующие, относятся частично к материально-правовым нормам и частично — к процессуально-правовым.

1.9. Место международного частного права в юридической системе

Заканчивая главу «Понятие международного частного права», необходимо рассмотреть еще один вопрос, который в какой-то степени обобщает вышеизложенное и следует из него в качестве общего вывода, — место международного частного права в юридической системе.

Данный вопрос настолько тесно связан с понятием и природой международного частного права, что порождает неослабевающие дискуссии. Не останавливаясь в рамках учебника на содержании дискуссий, можно выделить три основных подхода: 1) международное частное право относится к международному праву в широком смысле21; 2) международное частное право входит в систему внутреннего (национального) права государства22; 3) международное частное право — это «полисистемный комплекс», который частично относится к международному (публичному) праву и частично — к внутригосударственному праву23. В пределах каждого подхода есть также различия.

С нашей точки зрения, изложенное в настоящей главе позволяет сделать несколько выводов:

1) международное частное право, бесспорно, связано как с международным (публичным) правом, так и с национальным правом государств, прежде всего с отраслями частного права;

2) несмотря на тесную связь с международным (публичным) правом, международное частное право входит в систему внутреннего (национального) права государства. Это жестко предопределяется предметом правового регулирования — частноправовыми отношениями. Оно регулирует отношения между такими субъектами (физические и юридические лица), которые находятся под верховенством государства и, следовательно, под действием его внутреннего права. Механизм международно-правового регулирования не приспособлен для регулирования отношений между физическими и юридическими лицами;

3) в системе внутреннего права международное частное право не является частью гражданского права (семейного, трудового). Оно занимает самостоятельное место в этой системе — является самостоятельной отраслью со своими специфическими предметом и методом регулирования;

4) вопреки названию международное частное право имеет национально-правовую природу. В отличие от международного (публичного) права, единого для всех государств, международное частное право существует в рамках внутреннего (национального) права каждого государства: российское международное частное право, украинское международное частное право, английское международное частное право и т. д.;

5) исходя из вышеизложенного можно дать определение российскому международному частному праву. Это самостоятельная отрасль российского права, представляющая собой систему принципов, коллизионных (национальных и международных) и унифицированных материальных частноправовых норм, регулирующих частноправовые отношения (гражданские, брачно-семейные, трудовые и иные), осложненные иностранным элементом, посредством преодоления коллизии частного права разных государств. Задачей данного учебника является изучение особенностей и содержания прежде всего международного частного права России.

Конечно, национальный характер не исключает наличия в международном частном праве разных государств общих черт. Известно, что любой отрасли права разных государств встречаются одинаковые или близкие положения и правила. И это понятно: хотя право и относится к области внутренней юрисдикции государств, в процессе их сотрудничества происходит взаимовлияние и в области права. Тем более взаимовлияние ощутимо в сфере международного частного права, так как по своей природе оно регулирует такие отношения, которые непосредственно лежат в сфере международного общения, что неизбежно сказывается на содержании самого права.

В изучении международного частного права большое место занимает сравнительное правоведение (компаративистика) — сравнительное изучение и сопоставление соответствующих норм и институтов в праве различных государств. Это отвечает потребностям практики. При изучении, например, правовых основ участия иностранных юридических и физических лиц в предпринимательской деятельности на территории России по российскому праву, естественно, возникает вопрос: каковы правовые основы участия в такой деятельности российских физических и юридических лиц за рубежом. Они определяются главным образом правом соответствующего иностранного государства. Однако в силу ограниченного объема учебника сравнительный анализ с международным частным правом других государств будет осуществляться лишь постольку, поскольку это необходимо для раскрытия особенностей международного частного права России.

1.10. Цифровые технологии и трансграничные отношения: некоторые вызовы и тренды24

Глобализационные изменения мироустройства в XXI в. приобрели характер сетевой трансформации, детерминированной информационно-коммуникационными технологиями. Сообразно социуму эволюционируют и все социозависимые институты, в том числе право. По сути, Интернет породил эффект «детерриторизации социальной, экономической и политической жизни»25, а как следствие, делокализации права с одновременной попыткой универсализации мирового правопорядка, однако не на основе методологии унификации права (как это наблюдалось, например, после Первой и Второй мировых войн), а на основе иных, более гибких и коррелирующих с новой сетевой структуризацией общества принципах.

В настоящее время мы являемся свидетелями формирования нового социума, новой цивилизации. Информатизация социума, скорость и темпы жизни обесценивают принципы постоянства и преемственности, исповедуются недолговечность, модульность, заменяемость, быстрое устаревание. Формируется запрос общества, в особенности бизнеса, как наиболее авангардной его части, на более субъективное, прецедентное, прагматичное, сиюминутное, мобильное, лишенное государственной идентичности право, на применение которого будет затрачиваться минимум усилий. «Новое» право находится в поиске своей новой идентичности. В праве под влиянием стремительного масштабирования цифровых технологий происходят существенные изменения, которые наиболее отчетливо заметны в области регулирования трансграничных отношений. Последние возникают там, где присутствует иностранный элемент, порождающий коллизию права как столкновение двух и более правопорядков. В этом смысле методологически близкими к ним являются отношения, возникающие в киберпространстве, актуализирующие проблему коллизии норм национального права и, например, киберправа.

Представляется возможным выделить некоторые вызовы и тренды, которые акцептируются юристами разных стран и формируются в доктрине, законодательстве, правоприменительной практике, соответственно.

Новые субъекты нормотворчества и адхократический характер последнего. Меркатократия и международное частное право. На смену международно-правовому центризму, когда в центре нормотворчества находились государства, заключавшие международные конвенции, приходит полицентризм и появляются частные участники процесса унификации; происходит переход от государственно-правового регулирования к саморегуляции участников международных коммерческих контрактов26. На транснациональном уровне формируются разнообразные системы многосубъектного регулирования (multi-stakeholder regulation), т. е. регулирования, осуществляемого совместно различными заинтересованными организациями на основе взаимовыгодного партнерства в целях создания благоприятной международной среды для устойчивого экономического и социального развития27.

К числу субъектов, участвующих в нормотворчестве, относят наднациональные правительственные структуры, такие как Европейский союз; технократические неправительственные и межправительственные органы, такие как Комиссия по праву международной торговли Организация Объединенных Наций (ЮНСИТРАЛ) и Международный институт унификации частного права (УНИДРУА); судебные органы: постоянные (например, Апелляционный орган ВТО) и ad hoc (международные арбитражи); и частные группы, такие как неправительственные организации и торговые ассоциации28. Растет число акторов, создающих «снизу» в отдельных областях источники, консолидирующие «достижения практики международного оборота». Активным субъектом нормотворчества становится международное бизнес-сообщество, его наиболее деятельная, высокопрофессиональная часть: эксперты, бизнес-элита, арбитры, члены торгово-промышленных палат, профессиональных сообществ, ученые29. В этой связи в литературе идет речь о методе «прогрессирующей кодификации», что означает постоянное обновление и дополнение сводов в связи с запросами развивающейся торговли30.

Процессы, происходящие в сфере нормотворчества в области регулирования трансграничных частноправовых отношений, коррелируют с более широким явлением, которое было исследовано и введено в научный оборот как «адхократия», определяемая как власть интеллектуалов, мобилизованных по конкретному поводу31. Адхократический характер управления соотносится с видоизменением процесса нормотворчества и вовлечением в него негосударственных субъектов. Адхократия наблюдается в области нормотворчества и правоприменения. Последнее в особенности касается международного коммерческого арбитража, в лоне которого происходят знаковые для права события, связанные с парадигмальными сдвигами в части правопонимания. Автономия воли арбитров и делокализация арбитража в значительной степени усиливают адхократический характер принимаемых в арбитраже решений.

В иностранной доктрине международного частного права осмысляется явление, получившее название «меркатократия» (mercatocracy)32, которая фактически есть частное проявление адхократии. Меркатократия связывается с развитием и реновацией lex mercatoria как «собственного закона глобального капитала» в условиях транснационализации правового поля33. Глобальная меркатократия понимается как объединение общественных и частных организаций, занимающихся унификацией и глобализацией транснационального торгового права34.

Разрастание массива норм негосударственного регулирования. Мы наблюдаем сегодня небывалый, лавинообразный рост норм негосударственного регулирования, которые кодифицируются в специализированных негосударственных сводах, относительно автономных от источников правового регулирования.

Наряду с периодическим обновлением уже ставших традиционными сводов, фиксирующих обычные нормы (ИНКОТЕРМС, Унифицированные правила и обычаи для документарных аккредитивов (UCP), Унифицированные правила по инкассо (URC), Оговорки Института Лондонских страховщиков (Institute Cargo Clauses) и пр.), появляются акты негосударственного регулирования, в которых предпринимается попытка кодифицировать и истолковать нормы lex mercatoria (Принципы международных коммерческих контрактов УНИДРУА; Принципы европейского договорного права; Свод принципов, правил и требований lex mercatoria (СЕНТРАЛ) (Принципы СЕНТРАЛ), последняя версия кодификации которых называется Принципы Транс-Лекс (Trans-Lех Principles)). Формируется целая система стандартов, как поведенческого типа, так и технического: кодексы поведения транснациональных корпораций, транснациональные стандарты безопасности в рамках Международной организации по стандартизации (International Organization for Standardization, ISO); межбанковская система управления, регулирования и стандартизации электронных трансферов и расчетов SWIFT; в рамках Международной организации комиссий по ценным бумагам (International Organization of Securities Commissions, IOSCO) ведется выработка единых стандартов поведения на рынках ценных бумаг, принципы и нормы кодифицируются в резолюциях и меморандумах о взаимопонимании. Разработаны документы, направленные на формирование новых практик в области коллизионного и материального регулирования трансграничных отношений (Модельные правила европейского частного права (DCFR)), Гаагские принципы выбора применимого права к международным коммерческим договорам; Вненациональные нормы как применимое право к международным контрактам Международной торговой палаты и др. Негосударственные нормы становятся все более распространенными и на внутригосударственном уровне. Например, в США такие нормы создаются многочисленными неправительственными организациями, такими как Американская арбитражная ассоциация (ААА), Нью-Йоркская Фондовая биржа (NYSE), Американская фондовая биржа (AmEx), Национальная ассоциация дилеров ценных бумаг (NASD), банковские клиринговые центры, ассоциации кредитных карт, ассоциации торговцев зерна, хлопка, интернет-сервисов и доменные провайдеры35.

Нормы негосударственного регулирования, обладающие свойствами краткосрочности, гибкости и обновляемости, фактически становятся стандартизированным ad hoc правом и служат антиподом жесткому, локальному национальному праву или крайне трудоемкому международному праву. На настоящем историческом отрезке сообразно меняющейся архитектуре мира формируется многослойная нормативно-плюралистическая архитектура со множественными нормативными подсистемами, не сопряженными друг с другом иерархически, многие из которых не являются признанными или типичными для современной юриспруденции. Первоначально кажущийся бессвязным и фрагментарным нормативный пейзаж и ощущаемая хаотичность нормативного регулирования обнаруживают свое соответствие сетевому обществу — миру а-статических, пересекающихся и перекрывающих друг друга сетей. Сетевое пространство оказывается вне нормативной досягаемости отдельных государств и международных учреждений или просто в определенном вакууме, который и заполняется формирующимся нормативным массивом. Многослойная, многоуровневая и многосоставная реальность порождает соответствующую нормативно-правовую надстройку.

Сетевое общество и сетевое право. Объективное изменение современного мироустройства под влиянием процессов глобализации и «осетевления»36, опосредованных широким распространением цифровых технологий, привело в последние годы к взрыву научных исследований, побуждающих некоторых ученых к размышлениям о «новой» сетевой науке (Network Science). Сетевая наука представляет собой научную область, изучающую сложные сети: телекоммуникационные, компьютерные, биологические, когнитивные и семантические, социальные сети и пр.37 А так называемая «сетевая» концепция права довольно успешно применяется к национальным, межнациональным и наднациональ­ным формам правовой интеграции в рамках Европейского союза38.

Сеть является научной парадигмой, модернизированной синергией между технологической революцией и социальной эволюцией. Сетевая парадигма может выступить актуальной исследовательской парадигмой, а в области права — новой парадигмой права, позволяющей переосмыслить многие институты и отрасли права.

Право, диффундируя с технологиями, должно исследоваться в парадигме технологизации социума. Э. В. Талапина считает, что, поскольку информация и технологии содержатся в каждой отрасли права, указанные технологии, становясь общим знаменателем, определяют единую логику права39. Очевидно, что сфера соприкосновения права и технологии весьма широка и не вмещается в рамки отдельных отраслей права. В связи с этим исследователи концептуализируют возникающие на стыке права и информационных технологий явления, обозначая их различными терминами: компьютерное право (computer law), киберправо или право киберпространства (cyber or cyberspace law), электронное коммерческое право (electronic commerce law), электронное lex mercatoria (e-merchant law), интернет-право (Internet law), право информационных технологий (information technology law (IT law)), информационное право, цифровое право, сетевое право, право мировых торговых площадок (типа «eВay-law», «Walmart law») и пр.

Для сетевого общества характерна особая распределенность социумов в пространстве и времени. Социальные сети характеризует некое «не-сплошное» покрытие относительно больших географических и социальных пространств40. Сеть выступает обозначением новой логики осмысления предельно сложных явлений и процессов, происходящих в современном мире41.

Альтернативные системы разрешения трансграничных споров. Значимой и получившей свое развитие относительно недавно тенденцией стала трансформация ландшафта разрешения трансграничных споров, что ознаменовалось радикальным увеличением числа механизмов разрешения споров на международной арене42. Это сопровождается ползущей экспансией негосударственных систем разрешения споров в отношении новых территорий, таких как иностранные инвестиции, спорт, вопросы конкуренции, интернет-споры и в определенной степени потребительские споры43.

Примером негосударственного регулирования определенной области трансграничных отношений может служить Единая политика разрешения доменных споров, внесудебная процедура и политика разрешения споров, касающихся доменных имен (UDRP), разработанная ВОИС и принятая Корпорацией по управлению доменными именами и IP-адресами (ICANN) в 1999 г. Формально механизм разрешения споров согласно UDRP сопоставим с процедурой международного коммерческого арбитража.

Международный коммерческий арбитраж как способ разрешения споров переживает свой ренессанс. Наблюдается также специализация судебных органов. Доступ к государственным судам, de jure не ограничиваемый, de facto умаляется популяризацией арбитражей и широко распространенной рыночной практикой. Ученые все чаще характеризуют международный коммерческий арбитраж в виде системы глобального управления или (в меньшем масштабе) обращаются к международному нормотворчеству международного коммерческого арбитража44. Международный коммерческий арбитраж позиционируется как некая тенденциозная «Большая Идея», которая займет доминирующее положение в программах правовой реформы в следующем столетии45.

Цифровые и сетевые технологии также фактически закладывают основы для трансформации системы разрешения споров. Идет активный поиск технологий «эффективной юстиции», позволяющих минимизировать риски неэффективности государственного регулирования и юстиции, неисполнения принятых решений. Сообразно «совместной экономике» иностранные ученые пишут о концепте «совместного правосудия» (рeer-to-рeer justice)46. Альтернативные системы разрешения споров (ADR) осетевляются, превращаясь в онлайн-системы разрешения споров (ODR). Международные коммерческие арбитражи, системы ADR, ODR, различные интернет-платформы в секторе потребительских сделок (eBay и производные от нее системы PayPal, Airbnb, Uber и пр.) представляют собой разнообразные негосударственные механизмы разрешения споров.

Все более широкое применение в указанной области получают блокчейн-технологии. На основе онлайн- и блокчейн-арбитража взращивается «квазисудебная» система киберпространства. Любопытными и достаточно амбициозными проектами являются Kleros (децентрализованная система разрешения споров на основе краудсорсинга); Confideal (скорее, сервис для смарт-контрактов и, как следствие, для блокчейн-арбитража), CodeLegit (платформа для разрешения споров из смарт-контрактов); SAMBA (смарт-арбитраж и медиация); Cryptonomica (онлайн- и офлайн-сервис идентификации лица и глобальная база данных для подписания электронных документов, проведения блокчейн-транзакций и KYC, создает возможности онлайн-разрешения споров); CrowdJury (система правосудия для эпохи Интернета); Jury.Online (платформа блокчейн-арбитража); Enigma; Mattereum; LTO Network; Sagewise и пр.

Эти и иные «цифровые» механизмы разрешения трансграничных споров основываются на достижениях в области краудсорсинга, блокчейна и криптовалют.

Делокализация и интернационализация права. Глобализация стирает идентичности, подрывает устои локального (национального) права и порождает сетевое право. В условиях глобализации и сетевизации право суть надгосударственный, межгосударственный, негосударственный эксперимент, который является результатом функционирующих «коммуникативных сетей» экономики, культуры, науки и технологии. Государственная юрисдикция демонополизируется, а технологические достижения ускоряют миграцию и трансплантацию правовых норм и практик47, расширяется практика цитирования судебных решений и заимствование правовых доктрин, формируются основы транснациональной правовой культуры.

Методами делокализации права становятся «стандартизация», «нормализация международных контрактов», «типизация». Международный договор, как основной инструмент делокализации, заменяется типовыми / модельными законами, типовыми контрактами, руководствами, сводами и иными формами объективирования норм негосударственного регулирования.

Меняются и результаты делокализации международного частного права. В то время как унификация ожидаемо формирует единообразный массив правовых норм и обеспечивает гармонизацию правоприменительной практики, стандартизация и типизация в некотором смысле безразличны к национальному праву, но работают на бесперебойное продуцирование норм негосударственного регулирования и типизацию деловой практики. Если унификация есть волевой процесс, посредством которого государство намеренно делокализует свое право в ходе правовой самоидентификации, то стандартизация и типизация идут фактически без участия государства, обезличивают правовые поля, стирают правовую идентичность государств. Унификация остается методом делокализации права в мультинациональном мире, а стандартизация и типизация становятся методами делокализации права мира глобального.

Делокализация права сопряжена с процессом правовой интернационализации. Последний характеризуется как, с одной стороны, интенсивный процесс согласования положений внутригосударственных норм с требованиями соответствующих норм международного права, с другой стороны, как процесс сближения континентальной и англо-саксонской правовой систем48. Интернационализация права метафорично сравнима с «интернетизацией» отношений, приведшей к «опубличиванию» частного, стиранию границ и сетевой миграции. В праве происходит нечто подобное: национальные вопросы сместились на международный уровень, право стандартизируется и сближается.

Крайне любопытной и малоизученной в отечественной правовой доктрине является тенденция, суть которой сводима к тому, что при регулировании тех или иных сегментов трансграничных отношений их стороны, пользуясь принципом автономии воли, стандартно выбирают в качестве применимого право одной и той же юрисдикции. Принцип автономии воли сторон породил «правовой рынок» (law market)49, и определенные национальные законы в силу тех или иных причин «продаются» лучше и де-факто становятся глобальными законами различных отраслей50. Например, договоры международной перевозки традиционно подчиняются английскому праву. А франчайзинговые отношения выстраиваются на основе норм американского права. К международным сделкам своп применяется английское право или право штата Нью-Йорк (ISDA Master agreements). Пользовательские соглашения компаний платформенного права типа e-bay, Amazon, Google и пр. подчинены, как правило, нормам права отдельных штатов США, что позволяет говорить об «американизации платформенного права»51. В последнее время наблюдается практика ссылок в судебных решениях с целью обоснования принимаемого решения на прецеденты, созданные в рамках иных национальных (наднациональных) юрисдикций52, что в литературе получило название транссудебной коммуникации53. На международной арене существует иная практика: для единообразного применения норм Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи 1980 г. ЮНСИТРАЛ разработан и периодически обновляется Сборник по прецедентному праву54, в котором обобщается соответствующая практика государств — участников Конвенции.

Американизация или европеизация частного права рассматриваются, в свою очередь, как причины фрагментации национального права55.

Фрагментация права. Фрагментация права представляет собой эпифеномен глобализирующегося мира и сетевого общества и, как представляется, имеет две области проявления: нормативную, которая сопряжена с автономизацией массивов норм, и институциональную, связанную с обособлением систем нормотворчества и / или нормоприменения. На международном уровне широко исследуется «фрагментация международного права», которая сопровождается появлением специализированных и (относительно) автономных норм или комплексов норм, правовых институтов и сфер юридической практики56. Некоторые юристы воспринимают фрагментацию как эрозию общего международного права и появление мириад специализированных систем (права человека, морское право, торговое право и международное уголовное право и пр.), влекущих формирование коллидирующей юриспруденции, поиск «удобного» суда и утрату правовой стабильности57.

Актуализированная в доктрине международного публичного права, концепция фрагментации нашла свое место и в международном частном праве. Нормативная фрагментация проявляется спорадическим ростом нормативных систем регулирования трансграничных отношений, которые, формируясь на публичном (государственном), частном (негосударственном), надгосударственном уровнях, частично перекрывают друг друга, коллидируют друг с другом. Дж. Картон пишет о секторальной фрагментации, которая происходит всякий раз, когда нормотворческие субъекты принимают нормы, приводящие к различным результатам при регулировании аналогичных сделок в различных отраслях сектора58. Я. М. Смитс связывает фрагментацию частного права с увеличением числа источников, из которых проистекают нормы частного права59.

Значительная часть негосударственного права также глубоко фрагментирована. Нормативная фрагментация в частноправовом поле проявляется в развитии достаточно уникальных, но не скоординированных частных субправовых или квазиправовых феноменов, не известных прошлым общественным практикам, таких как «интернет-право» (lex informatica, lex digitalis, lex electronica или lex networkia, lex numerica), lex sportivа, lex constructionis, lex laboris internationalis, lex maritima, lex petrolia и т. д. Эти нормативные подсистемы становятся современными аналогами средневекового lex mercatoria.

Рост числа акторов-нормотворцев породил разноуровневые, часто дублирующие друг друга пласты норм, которые пока достаточно хаотично взаимодействуют или согласуются друг с другом. К традиционному национальному и международному регулированию добавился внушительный объем норм, произведенный ЕС, международными межправительственными и неправительственными организациями, судебными и внесудебными институциями, частными акторами.

Фрагментация права является правовым последствием развития открытого / сетевого общества, так как последнее не утрачивает пока свойств мультикультурализма. В то время как в досетевом обществе право имело закрытую организацию и локальную природу, обслуживалось собственным государственным аппаратом и обогащалось собственной доктриной и правоприменительной практикой, цифровое общество обрушивает все заслоны, не обеспечив международной унификации. В условиях сетевого общества множатся социальные миры, выстраивая сети в пространстве и времени произвольным образом: нанизывая их друг на друга или располагая параллельно друг другу60.

Обозначенные выше и иные актуальные вызовы и тренды развиваются в социально-историческом контексте становления сетевой цивилизации и предопределяют новую архитектуру права как надстройки над социумом. Право делокализуется, стандартизируется, переопределяет границы нормативного воздействия, конкурируя со стремительно разрастающимся негосударственным регулированием, переосмысляет значение тех или иных источников права, находится в поиске более мобильных и гибких форм воздействия, фрагментируется и иными способами эволюционирует.

Дополнительная литература

1. Бирюков П. Н., Понедельченко Н. М. Еще раз о международном частном праве // Международное публичное и частное право. 2005. № 3. С. 31–36.

2. Дмитриева Г. К. Международное частное право и гражданское право: соотношение и взаимодействие // Argumentum ad judicium. ВЮЗИ — МЮИ — МГЮА. Труды. Т. II. М., 2006.

3. Звеков В. П. Новое российское гражданское законодательство и проблемы международного частного права // Московский журнал международного права. 1998. № 2.

4. Кожевников С. Н. Право публичное и частное. Право материальное и процессуальное // Международное публичное и частное право. 2005. № 2.

5. Мажорина М. В. Сетевая парадигма международного частного права: контурирование концепции // Актуальные проблемы российского права. 2019. № 4 (101). С. 140–160.

[9] Такие объективные предпосылки возникновения международного частного права с достоверностью сложились во взаимоотношениях итальянских городов-государств к XIII в. См.: Лунц Л. А. Международное частное право. М., 1970. С. 108–109.

[4] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами РФ» // РГ. 2019. № 154. 17 июля.

[3] Некоторые юристы оспаривают правомерность трехчленного деления иностранных элементов, однако не предлагают нового решения, ограничиваясь указанием на необходимость дальнейшего исследования (см., напр.: Рубанов А. А. Имущественные отношения в международном частном праве // Правоведение. 1983. № 6; Кузнецов М. Н. Некоторые особенности развития международного частного права // Советский журнал международного права. 1991. № 1).

[2] См.: Общая теория права и государства / под ред. В. В. Лазарева. М., 1996. С. 175–177; Алексеев С. С. Частное право. М., 1999. С. 25–33.

[8] См.: Там же.

[7] См.: Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1981. Т. 1. С. 294–295.

[6] В международном частном праве изучаются и другие варианты коллизий: коллизия коллизий, скрытые коллизии, положительные и отрицательные коллизии, интертемпоральные коллизии, интерлокальные коллизии и др. Все они носят вторичный характер и рассматриваются в других разделах учебника, но связаны с правом разных государств.

[5] Участие государства в гражданско-правовых отношениях прямо предусмотрено в гл. 5 ГК РФ. В случае участия государства к нему применяются нормы, определяющие участие юридических лиц (п. 2 ст. 124 ГК РФ).

[29] Sweet A. S. The New Lex Mercatoria and Transnational Governance // Journal of European Public Policy. 2006. Aug. P. 627–646.

[28] Cotterrell R. Transnational Communities and the Concept of Law // Ratio Juris. 2008. Vol. 21. Р. 1–18.

[27] См.: Pigman G. A. The World Economic Forum. A Multi-stakeholder Approach to Global Governance. London, New York: Routledge, 2007. 175 р.

[26] Вилкова Н. Г. Договорное право в международном обороте. М., 2004. С. 7.

[25] Бек У. Космополитическое общество и его враги // Журнал социологии и социальной антропологии. 2003. № 1. Т. 6. С. 36–44.

[24] Материал подготовлен при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) в рамках научно-исследовательского проекта РФФИ «Сетевое право: от концепта к методологии регулирования трансграничных отношений», проект № 18-29-16061, реализуемого по результатам конкурса на лучшие научные проекты междисциплинарных фундаментальных исследований (код конкурса 26-816 Трансформация права в условиях развития цифровых технологий).

[23] См.: Мюллерсон Р. А. О соотношении международного публичного, международного частного и национального права // Советское государство и право. 1982. № 2.

[22] См., напр.: Матвеев Г. К. Предмет, система и задачи дальнейшего развития международного частного права // Советский ежегодник международного права. 1978. М., 1980; Звеков В. П. К вопросу о соотношении материально-правового и коллизионного способов регулирования в международном частном праве // Советский ежегодник международного права. 1973. М., 1975; Богуславский М. М. Международное частное право. М., 1998. С. 27.

[21] См., напр.: Фельдман Д. И. О системе международного права // Советский ежегодник международного права. 1977. М., 1979; Международное публичное право / под ред. К. А. Бекяшева. М., 1999. С. 4.

[31] Термин введен в научный оборот в 1970 г. в книге «Шок будущего» / «Футурошок» // Toffler А. Future Shock. New York: Random House, 1970. Р. 505.

[30] См., напр.: Пугинский Б. И., Амиров А. Т. Важный шаг в развитии нового Lex mercatoria // URL: http://mgu-commercial-law.narod2.ru/Literatura/Statya_i_princcipy_CENTRAL.doc (дата обращения: 24.04.2019).

[19] Для подтверждения сделанного вывода дополнительно можно сослаться на закон Чешской Республики — Торговый кодекс от 5 ноября 1991 г. Он содержит материальные нормы (ч. 3, гл. 3 «Специальные положения для обязательственных отношений в международной торговле»), предназначенные исключительно для регламентации гражданских отношений (торговых) с иностранным элементом. Однако Кодекс прямо предусматривает (ст. 729), что нормы гл. 3 подлежат применению только тогда, когда эти отношения регулируются чешским правом. В этом же случае при необходимости могут быть применены как другие нормы этого Кодекса, так и общие положения чешского гражданского права (см.: Смешанная торговая палата «Восток». Торговый кодекс. Закон Чешской Республики. Прага, 1993. С. 138). Подобное правило содержалось и в ранее действовавшем чехословацком Кодексе международной торговли 1963 г.

[18] СЗ РФ. 1999. № 28. Ст. 3493; 2002. № 12. Ст. 1093.

[17] Подробнее см.: Звеков В. П. К вопросу о соотношении материально-правового и коллизионного способов регулирования в международном частном праве // Советский ежегодник международного права. 1973. М., 1975; Матвеев Г. К. Предмет, система и источники международного частного права // Международное частное право. Киев, 1985; Кузнецов М. Н. Некоторые особенности развития международного частного права // Советский журнал международного права. 1991. № 1.

[16] Вопрос о коллизии между федеральными законами и нормативными правовыми актами субъектов РФ лежит в сфере конституционного права и поэтому здесь не рассматривается.

[15] Для сравнения можно указать, что доктрина и практика международного частного права США иначе решают аналогичный вопрос. Там не разграничивают коллизии между законами отдельных штатов, с одной стороны, и коллизии между американскими законами в целом и законами иностранных государств, с другой стороны.

[14] Образование на территориях бывших союзных республик самостоятельных государств изменило характер их взаимоотношений: они осуществляются на тех же началах, что и взаимоотношения любых государств. Точно так же изменился характер частноправовых отношений с участием граждан и юридических лиц бывших союзных республик. По своему характеру это частноправовые отношения, осложненные иностранным элементом, и как таковые они входят в массив отношений, составляющих предмет международного частного права, и регулируются теми же коллизионными нормами, которые применяются в отношениях с любыми другими государствами.

[13] Термин «материальное частное право», или «материальные нормы частного права», в международном частном праве, как правило, используется для противопоставления коллизионному праву. Материальное право — это все частное право, кроме коллизионных норм, следовательно, это нормы, непосредственно устанавливающие права и обязанности участников соответствующих отношений.

[12] См.: Дмитриева Г. К., Филимонова М. В. Международное частное право. Действующие нормативные акты. 2-е изд. М., 1999. С. 12 и след.

[11] Например, Конвенция о заключении брака и признании его недействительным 1978 г., Конвенция о праве, применимом к имуществу супругов, 1978 г., Конвенция о признании развода и судебном разлучении супругов 1970 г.

[10] В 1902 г. на конференции в Гааге были приняты три конвенции: о браке, о разводе и судебном разлучении супругов, об опеке над несовершеннолетними; в 1905 г. — еще две конвенции: о личных и имущественных отношениях между супругами, о попечительстве над совершеннолетними. Их часто объединяют одним названием — Гаагские конвенции о браке и семье 1902–1905 гг.

[20] См.: Международное частное право. Сборник нормативных актов / сост. Г. К. Дмитриева, М. В. Филимонова. 3-е изд. М., 2004. С. 5–14; 162–174; 178–183.

[49] O’Hara E., Ribstein L. E. The Law Market. Oxford: Oxford University Press, 2009.

[48] Лукьянова Е. Г. Процессы глобализации в сфере правоприменения в России // Журнал российского права. 2006. № 6. С. 129.

[47] Ip E. C. Globalization and the future of the law of the sovereign state // International Journal of Constitutional Law. 2010. Vol. 8. № 3. Р. 636–655.

[46] См.: Ast F., Lesaege C. Kleros: Frequently Asked Questions about Peer-to-Peer Justice. URL: https://medium.com/kleros/kleros-frequently-asked-questions-about-peer-to-peer-justice-5a921cb76abe (дата обращения: 10.04.2019).

[45] The Economist. 1992. July 18–24.

[44] См.: Karton J. International Arbitration Culture and Global Governance. URL: https://ssrn.com/abstract=2363751 (дата обращения: 02.02.2018); Corte С. С. Lex Mercatoria, International Arbitration and Independent Guarantees: Transnational Law and How Nation States Lost the Monopoly of Legitimate Enforcement // Transnational Legal Theory. 2013. Vol. 3. № 4. P. 345–370; Zumbansen Р. Debating Autonomy and Procedural Justice: The Lex Mercatoria in the Context of Global Governance Debates — A Reply to Thomas Schultz // Journal of International Dispute Settlement. 2011. Vol. 2. № 2. P. 427–433; Mistelis L. General Principles of Law and Transnational Rules in International Arbitration: An English Perspective // World Arbitration and Mediation Review. 2011. Vol. 5. № 2. P. 201–230; Berger K. P. The Creeping Codification of the Lex Mercatoria. 2nd ed. New York: Kluwer, 2010.

[43] См.: Schultz T. The Concept of Law in Transnational Arbitral Legal Orders and some of its Consequences // Journal of International Dispute Settlement. 2011. Vol. 2. № 1. Р. 59–85.

[53] См.: Slaughter А. М. A Typology of Transjudicial Communication // University of Richmond Law Review. 1994. Vol. 29. P. 99–137.

[52] См.: об этом, напр.: Варламова Н. В. Обращение к иностранной практике в деятельности органов судебной власти: подходы и проблемы // Труды Института государства и права РАН. 2013. № 3. С. 108–130.

[51] См.: Мажорина М. В. Цифровые платформы и международное частное право, или Есть ли будущее у киберправа? // Lex Russica. 2019. № 2. С. 107–120.

[50] Ibid.

[39] Талапина Э. В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы // Журнал российского права. 2018. № 2. С. 5–17.

[38] См.: Ladeur K. H. Towards a New Theory of Supemationality — The Viability of the Network-concept // European Law Journal. 1997. P. 33; Guehenno J. M. The End of the Nation State. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1995.

[37] См.: Guadamuz А. Networks Complexity and Internet Regulation: Scale-Free Law. Cheltenham, Northampton: Edward Elgar, 2011. P. 17–19.

[36] Этот термин использован М. Кастельсом. См.: Кастельс М. Власть коммуникации: учебное пособие / пер. с англ. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2017. С. 17.

[35] Symeonides S. С. Party Autonomy and Private-Law Making in Private International Law: The Lex Mercatoria that Isn’t. URL: https://ssrn.com/abstract=946007 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.946007 (дата обращения: 14.05.2018).

[34] Ibid. P. 181.

[33] Santos B. S. Toward a New Common Sense: Law, Science and Politics in the Paradigmatic Transition. New York: Routledge, 1995. Р. 276, 288.

[32] Cutler А. С. Private Power and Global Authority — Transnational Merchant Law in the Global Political Economy, University of Victoria (British Columbia). Cambridge: Cambridge University Press, 2003. Р. 180–184.

[42] См.: Buergenthal Т. The Proliferation of International Courts and Tribunals: Is It Good or Bad? // Leiden Journal of International Law. 2001. Vol. 14. № 2. P. 267–275; Martinez J. S. Towards an International Judicial System // Stanford Law Review. 2003. Vol. 6. Р. 429–529.

[41] См.: Шенцева Е. А. Понятие «сеть» как объект философского осмысления // Вестник Ленинградского университета. 2011. С. 147–155.

[40] См.: Valdman I. A. The network structures: virtualization and adaptation in modern society // Philosophy of Education. Special issue. 2009. № 2. P. 141–146.

[59] См.: Smits J. M. The Complexity of Transnational Law: Coherence and Fragmentation of Private Law. URL: https://www.ejcl.org/143/art143-14.pdf (дата обращения: 15.09.2018).

[58] Karton J. Op. cit.

[57] Там же.

[56] Доклад Комиссии международного права ООН. Пятьдесят седьмая сессия (2 мая — 3 июня и 11 июля — 5 августа 2005 г.). С. 212–222. URL: http://www.refworld.org/cgi-bin/texis/vtx/rwmain/opendocpdf.pdf?reldoc=y&docid=4a716c0e2 (дата обращения: 27.11.2017).

[55] Smits J. M. The Complexity of Transnational Law: Coherence and Fragmentation of Private Law. URL: https://www.ejcl.org/143/art143-14.pdf (дата обращения: 05.12.2017).

[54] С текстом можно ознакомиться здесь: URL: http://www.uncitral.org/pdf/russian/clout/CISG-digest-2012-r.pdf (дата обращения: 20.01.2017).

[60] Назарчук А. В. Социальное время и социальное пространство в концепции сетевого общества // Вопросы философии. 2012. № 9. С. 56–66.

Глава 2.
ИСТОРИЯ НАУКИ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА

2.1. Вводные замечания

Термин «международное частное право» (МЧП) появился в первой половине XIX в. Его ввел американский юрист, судья Верховного Суда США Джозеф Стори (Joseph Story, 1779–1845) в работе «Комментарии к конфликтному праву» (1834 г.)61.

О самом же международном частном праве можно говорить с того периода, когда не только возникли и применялись в практике правовые нормы, охватываемые ныне термином «МЧП», но и возникли правовые теории, обосновывавшие природу этих норм и объективную необходимость их существования. Для возникновения международного частного права нужны определенные социальные условия (объективные предпосылки)62.

Во-первых, должны существовать государства, области или иные территориальные единицы с различными по содержанию системами гражданского права, поскольку при единообразии в гражданском праве у таких государств, областей и территориальных единиц коллизионных вопросов не существует.

Во-вторых, между населением этих единиц должен развиваться интенсивный гражданский оборот (не только торговые, но также и семейные, наследственные и другие отношения)63.

В-третьих, международное частное право может создаваться только тогда, когда проявляется уважение к иностранному праву64. В этой связи как минимум должны признаваться права иностранцев (правосубъектность, хотя бы ограниченная).

Это триединая социальная основа возникновения, развития и современного существования международного частного права.

Характеризуя историю науки международного частного права, выдающийся советский правовед профессор В. М. Корецкий указал на две сталкивающиеся в этой сфере тенденции.

С одной стороны, это рационализм, выражающийся в желании ученых различных эпох создать универсальную для всех стран абстрактную коллизионную систему, представляющую собой, по сути, единое международное частное право. На этой почве возникает многообразие логических комбинаций. По мнению В. М. Корецкого, «это многообразие приводит к необходимым результатам такими зигзагами, что “полезное действие” буквально теряется в массе затраченной для него схоластической работы».

С другой стороны, это необходимость учета фактора целесообразности, основанного на том, что «единого международного частного права быть не может, ибо, регулируя участие каждого государства в мировом хозяйстве, характеризующемся конкурентной борьбой, международное частное право должно отражать в себе интересы и политику отдельных государств»65. Этот взгляд В. М. Корецкого на природу международного частного права в полной мере подтвержден современной наукой.

Доказательством верности той или иной правовой концепции, высказанной в доктрине, является апробация ее во времени и последующее повсеместное закрепление ее в законодательстве и судебной практике. Данная глава учебника построена с учетом этого важнейшего критерия.

2.2. Возникновение науки международного частного права

Условия рабовладельческого общества не могли в полной мере способствовать появлению всех указанных выше предпосылок, приведших к возникновению международного частного права. Нормы международного частного права нельзя найти ни в работах римских юристов, ни в Византийском праве VI в. Такое молчание римских источников объясняется тем, что римские юристы были очень далеки от того, чтобы проявлять уважение к иностранному праву.

«Невероятно, насколько всякое иное гражданское право, кроме нашего, кажется грубым и почти смешным», — указывал древнеримский политик и философ Цицерон, сравнивая римское право (ius civile) с правом Ликурга, Дракона и Солона66.

Развитие торговых отношений с другими народами привело к тому, что римские воззрения на иностранцев как на врагов не могли сохраниться. В республиканском Риме иностранцев стали называть перегринами. Их правоотношения между собой, а также с римскими гражданами были подчинены юрисдикции особого претора и регулировались особой областью материального гражданского права, которое получило выражение в эдиктах этого претора.

Таким образом, для удовлетворения интересов оборота римские юристы пошли не по пути создания коллизионных норм, а по пути формирования единообразного права, единой системы правовых норм, получившей название права народов (jus gentium). В римском праве образовались две области материального гражданского права (дуализм римского права), а именно гражданское право (jus civile) было доступно только для римских граждан, право народов (ius gentium) применялось ко всем участникам торгового оборота, независимо от их гражданства.

В полном объеме предпосылки для возникновения международного частного права сложились на территории Северной и Средней Италии, где в XIII–XV вв. укрепились города-государства, в которых процветали наука, искусство, литература. Генуя, Пиза, Феррара, Милан, Модена, Верона, Болонья, Венеция и др. завоевали значительную независимость от императора и папы. Они вели самостоятельную внешнюю политику, кодифицировали местные обычаи (кодификации назывались статутами и отличались по содержанию), были центрами международной торговли, признавали права за иностранцами, поддерживали между собой интенсивные торговые и иные отношения. Кроме того, во всех городах сохранялось римское право. В этих условиях стали возникать многочисленные отношения, связанные с правом разных государств, и вместе с ними необходимость выбора применимого права.

Начавшийся в X в. рост экономического, а затем и культурного значения городов Северной и Средней Италии наи­высшего подъема материального и духовного развития достиг в ХIII–XV вв.

Международное частное право явилось продуктом итальянских университетов XIII в. Значительное место в изучении права итальянских юристов занимало римское право. Разбирая вопросы, связанные с применимым правом, они были поставлены в крайне сложное положение. Не ссылаться на сверхавторитетные римские источники, получившие название «писаного разума» (ratio scripta) было нельзя, а ссылаться на статутарное право городов и остатки обычного права варварского происхождения, называемые юристами XI–XIII вв. «нечистью» и «ослиным правом» (ius asinorum), невозможно. Между тем торговые отношения между различными государствами на тот период требовали установления норм, регулирующих выбор правовой системы, применяемой в том или ином случае67.

Поскольку в римском праве не было коллизионных норм, юристы приспосабливали нормы римского права к решению конкретных коллизионных вопросов путем схоластического, вольного толкования римских текстов68.

Средневековые итальянские ученые, отмечал дореволюционный русский юрист М. И. Брун, «обращались с римскими текстами, как с каучуковым платьем, которое растягивали, чтобы одеть в него чрезмерно разросшееся тело новой общественной жизни с ее непредусмотренными правоотношениями». Таким образом, «наука международного частного права родилась на основе достаточно вольного толкования римских текстов»69.

Усилиями итальянских юристов (глоссаторов), толковавших римское право путем оставления заметок (глосс) на полях текстов римских кодексов и законов, в основном формулировались коллизионные правила для решения конкретного дела и не носящие общего характера.

Главным вопросом, положившим начало международному частному праву, был вопрос о том, простирается ли действие вышеуказанного закона за пределы территории, на которой он издан, или действие его строго территориальное.

Эта проблема была решена итальянскими юристами. Комментируя текст Конституции 380 г. императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия об утверждении веры в Святую Троицу70: «Мы желаем, чтобы все народы, коими правит власть нашей милости (cucnctos populous quos clementiae nostrae regit imperium … volumus…), обретались в той вере, которую божественный Петр передал римлянам», — неизвестный глоссатор записал на полях этого документа следующий вывод: «…если бы житель Болоньи был привлечен к суду в Модене, он не должен быть судим на основании статутов Модены, которым он не подчинен»71.

Умозаключение (силлогизм) глоссатора72 было построено на выводе, вытекающем из двух посылок: если, по мысли императоров, закон обязателен для тех народов, которыми они правят, следовательно, для тех, кто им не подвластен, закон не обязателен. А потому и болонский гражданин не может подлежать действию статута Модены.

Указанная глосса вошла в сборник трудов глоссаторов «Glossa ordinaria», составленный известнейшим итальянским юристом Средних веков Франциском Аккурсием (Accorso; 1182–1254)73. Значение данной глоссы, вошедшей в историю международного частного права как «глосса Аккурсия», таково, что в течение нескольких последующих столетий большинство юристов, подходивших к разрешению коллизионных вопросов, оперировали именно ею. Выведенный глоссатором из текста Конституции 380 г. понятный для всех силлогизм был «освящен» римским текстом.

В течение последующих нескольких столетий все юристы, приступая к изучению конфликтных вопросов, начинали с цитирования отрывка текста Конституции о Святой Троице по ее начальным словам «cunctos populos» и с глоссы «quod si Bononiensis»74.

Таким образом, глосса Аккурсия, по существу, стала моментом рождения международного частного права.

По мнению русского ученого В. Э. Грабаря, глоссаторы еще не интересуются вопросами о столкновении статутов и поэтому они не могли заложить основы теории. «Выработка статутов — всецело дело постглоссаторов»75.

2.3. Постглоссаторы. Итальянская статутарная теория XV в.

Постглоссаторы (комментаторы римских текстов) систематизировали позиции глоссаторов по конкретным вопросам, обобщили и попытались обосновать коллизионные правила, исходя из содержания норм права, т. е. статутов. Поскольку юристы оперировали статутами, то первая доктрина получила название «теории статутов».

Наибольший вклад в развитие науки международного частного права в Средние века был внесен итальянским юристом, главой школы постглоссаторов, доктором права, профессором в Пизе, а затем в Перудже Бартолом (Бартоло, Бартолус) да Сассоферрато (Bartolo da Sassoferrato, Bartolus; 1313/14–1357). Бартол написал комментарии почти для всех частей «Corpus iuris civilis» и обосновал теорию статутов, положившую начало науке международного частного права76.

В отличие от других постглоссаторов, решавших коллизии эмпирически, пристегнутая к тексту римского права глосса Аккурсия разрослась у Бартола в стройную для того времени теорию разрешения коллизий77.

Суть теории Бартола заключалась в том, что для каждого из видов статутов необходимо было установить коллизионные принципы, которые вытекали из содержания предписаний материального права конкретного города или страны78.

Коллизионные презумпции, найденные Бартолом и обоснованные его учеником Бальдом (Baldus de Ubaldis; 1327–1400) для вещей (закон места нахождения вещи), для актов (закон места заключения акта, законы места заключения и исполнения договора), а также правило об обсуждении дееспособности по национальному закону, полностью усвоены современной юриспруденцией79.

Разделив имеющиеся статуты на запрещающие и дозволяющие, Бартол самым общим образом установил, простирается ли их действие за пределы территории, на которой они изданы, или действие их строго территориально.

Характеризуя запретительные (запрещающие, стеснительные) статуты, Бартол указал, что мотив для запрещения может лежать или в форме акта, или в вещи, или в лице. Так, например, статут о форме акта не мог распространяться за пределы территории законодателя, поскольку в отношении формы «мы, — указывал Бартол, — всегда считаемся с местом совершения акта, будь то договор или завещание»80.

Какие факторы лежали за утверждением «мы всегда считаемся», Бартол не отмечал. Учения о суверенитете государства и публичных интересах, лежащих в основе сверхимперативных норм, были разработаны Ж. Боденом, Г. Гроцием, У. Губером, Ф. К. Савиньи и другими учеными значительно позднее. Тем не менее эмпирический опыт и интуиция почти всегда подсказывали Бартолу верное решение81.

Главная заслуга Бартола, по мнению русского коллизиониста А. Н. Мандельштама, заключалась в методе, предложенном итальянским постглоссатором. Метод Бартола предполагает анализ каждого конкретного юридического отношения и определение значения входящих в него иностранных элементов. Справедливым, с точки зрения Бартола, является то, что соответствует цели и принципам данного территориального закона.

Теория постглоссатора о запретительных статутах ярко иллюстрирует эту мысль. Так, например, Бартол выделял статуты, запрещающие по «враждебным» соображениям («одиозные» — например, «замужняя дочь не наследует»). По мнению ученого, такие статуты не могли распространяться на имущества, лежащие за границей. По справедливому утверждению французского ученого XIX в. А. Лэне, в этой части учения Бартола были заложены зачатки учения о публичном порядке82.

Имя Бартола стало нарицательным: «Nemo bonus íurista nisi bartolista» («Не юрист, если не бартолист») — гласила позднесредневековая поговорка.

После смерти Бартола его произведения наряду с текстами римского права изучались всеми европейскими юридическими школами. Общий итог вклада Бартола в развитие международного частного права, данный в зарубежной и отечественной доктрине, подвел М. И. Брун, указавший на то, что ради комментария Бартола можно скорее пожертвовать всем тем, что написали многие французские, голландские и немецкие правоведы XVI–XIX вв.83

Итальянский постглоссатор Бальд не только подтвердил коллизионные принципы своего учителя, но и обосновал принцип о личном статуте применительно к наследованию по закону. Бальд прямо говорил о том, что некоторые статуты должны обязательно обладать экстерриториальной силой, другие же только территориальной.

В соответствии с доктриной Бальда, сам по себе факт нахождения на территории элемента правоотношения (вещи, лица или действия) не имеет значения. Для того чтобы данный факт привязки к территории превратился из бытового элемента в юридический, нужно особое правовое постановление. Тем самым коллизионные (конфликтные) нормы выводились Бальдом не из схоластического средневекового деления статутов на вещный, личный или о действиях, а из правовых предписаний. Этим подходом Бальд выгодно отличался, в частности, от французских статутариев XVI в.84

2.4. Французская статутарная школа международного частного права

Отправным пунктом для развития французской коллизионной доктрины XVI в. послужило учение постглоссаторов. Единого гражданского права на тот период во Франции не существовало. Вместе с тем в провинциях страны (Париж, Бордо, Бургундия, Бретань, Нормандия и др.) существовали различные, обособленные законы или обычаи («кутюмы»). В этой ситуации на первое место выступало решение не межгосударственных, а межпровинциальных (межобластных) коллизий. Официальная редакция кутюмов королевства, начатая по общему распоряжению Карла VII, изданному в 1454 г., растянулась до конца XVI в. Такое состояние дел не соответствовало запросам торгового оборота. В признании прав, возникших под действием отличающихся друг от друга кутюмов провинций, были заинтересованы купцы и банкиры.

Сущность французской теории статутов, по мнению М. И. Бруна, «может быть передана в немногих словах»: если закон о вещах, то он реальный, или территориальный, — имеет силу только на своей территории; если закон о лицах, то он личный, или экстратерриториальный, — «сопутствует лицу за границу», т. е. имеет силу и вне своей территории85. В таком завершенном виде эта доктрина была выражена в работах французского юриста Бертрана Д’Аржантрэ (Bertrand d’Argentraeus; 1519–1590).

Д’Аржантрэ выделяет три вида статутов (кутюмов) в зависимости от их объекта: реальные, касающиеся недвижимости; личные, касающиеся состояния личности, в том числе и ее движимого имущества; смешанные, одновременно относящиеся и к лицам, и к недвижимости. Объект определяет применимый коллизионный принцип и сферу действия статута: реальный статут определяется по lex rei sitae, он всегда территориален; личный статут определяется по lex domicilii, он действует не только на своей территории, но и за ее пределами; смешанный статут по своему действию ничем не отличается от реального, поэтому он всегда территориален86.

Так как большинство законов касается одновременно и лиц, и вещей, то в итоге главным принципом действия кутюмов становится территориальность. Д’Аржантрэ считается основателем территориальной школы международного частного права.

Главную роль в разработке вопросов, вытекающих из межобластных коллизий, сыграл во Франции крупнейший юрист того време­ни Шарль Дюмулен (Charles Dumolin; 1500–1566). В отсутствие единого гражданского законодательства для всей Франции Дюмуленом был найден простой и эффективный выход, выраженный в концепции «автономии воли» (lex voluntatis) применительно к договорным обязательствам. Согласно этой теории стороны могли применять к договорам избранные ими кутюмы провинций. Следовательно, при решении коллизионного вопроса следует отдавать предпочтение воле сторон, которые могут выбрать то или иное право87.

Вопросы, не зависящие от воли сторон, определялись Дюмуленом в зависимости от того, к какой категории они относились. В связи с этим вещные или «реальные» кутюмы, касающиеся, например, недвижимости, являлись обязательными для всех находящихся на данной территории. Личные, или «персональные», кутюмы, например кутюмы, касающиеся дееспособности лица, следовали за этим лицом88.

Отметим, что учение Дюмулена об автономии воли не было воспринято практикой вплоть до второй половины XIX в.

Французские исследователи продолжали развивать теорию статутов и в последующие периоды. Они обосновали два основных принципа формирования коллизионных норм: территориальности (вещные, или реальные, статуты, относящиеся к вещам) и экстратерриториальности (личные, или персональные, статуты). Смешанные статуты тяготеют к тому или иному принципу. Наиболее четко названные принципы были сформулированы Жаном Буйе (Jean Bouhier; 1673–1746)89.

Персональные (личные) статуты (statuta personalia) регламентировали юридический статус отдельных лиц, имеющих свое постоянное место жительства или «происхождение» в стране, где данный статут оставался в силе.

Вещные (реальные) статуты (statuta realia) определяли все права на недвижимое имущество, находящееся в данной стране. Для движимого имущества школа статутарной теории восприняла положение, по которому «движимое имущество следует за лицом» (mobilia personam seguuntur).

Последняя, третья, группа статутов, названная позднее смешанными статутами (statuta mixta), применялась ко всем договорам, где действовал данный статут, в то время как нормы, касающиеся последствий нарушения договора, применялись ко всем договорам, подлежащим исполнению в стране действия статута. Как впоследствии отмечал немецкий ученый Ф. К. Савиньи, понятие смешанных статутов не было достаточно точным, и в более поздние периоды им часто пользовались для обозначения норм, касавшихся как лиц, так и вещей90.

Статутарная теория отражена в Кодексе Наполеона 1804 г. и сохраняется в нынешней редакции91.

2.5. Голландская доктрина международного частного права XVII в. Учение о «международной вежливости» (comitas gentium)

Борьба Голландии за независимость от Испанской короны закончилась победой, закрепленной в Утрехтской унии 1579 г. Страны, подписавшие ее, признали независимость и суверенитет Голландии и суверенные права провинций, в том числе в сфере гражданского законодательства. В результате в каждой провинции сложились свои законы, отличающиеся по содержанию, что привело при интенсивном обмене к возникновению коллизий между ними и необходимости их разрешения. Так же как во Франции, коллизионные доктрины складывались на основе местных (межобластных) правовых разночтений. Однако в отличие от Франции здесь возникла необходимость разрешения и международных коллизий, так как Голландия активно участвовала в экономических связях с соседними государствами, а в торговом мореплавании — далеко за пределами Европы.

Опираясь на глоссу Аккурсия и учение Д’Аржантрэ о территориальности статутов, голландские ученые впервые решили еще два важнейших вопроса международного частного права:

1) почему в принципе иностранные статуты могут претендовать на применение за пределами своего государства (территории);

2) до каких пределов на территории суверенного государства могут применяться иностранные статуты.

Появление голландской доктрины «международной вежливости» (comitas gentium) и признание в силу этой вежливости приобретенных за границей прав стало возможным только после разработки в XVI–XVII вв. французским юристом и политиком Жаном Боденом (Jean Bodin; 1529–1596) и голландским юристом и государственным деятелем Гуго Гроцием (Hugo Grotius; 1583–1645) теории государственного суверенитета92.

Наиболее видные голландские коллизионисты Ульрик Губер (Ulrik Huber; 1636–1694), Павел Вут (Paul Voet; 1619–1677) и его сын Иоганнес Вут (Iohannes Voet; 1647–1714) исходили из того, что все законы (статуты) носят строго территориальный характер. В связи с этим ко всем лицам, находящимся на территории данной провинции, должны применяться статуты этой провинции. Вне провинции ее статуты не имеют действия.

Вопрос о том, почему суверенное государство вообще должно применять иностранное право, впервые поставил Павел Вут. Он считал власть суверена и его правовые предписания территориально ограниченными. Признание действия иностранных законов, указывал П. Вут, возможно лишь в силу «международной вежливости» (comitas gentium) при условии, что «при этом не возникает значительного ущерба» статутам территории законодателя93.

Суть голландской доктрины была подытожена тремя знаменитыми принципами из работы Ульрика Губера «О коллизии законов в различных государствах» («De conflictu legum diversarum in diversis imperiis»):

1. Каждое государство в силу суверенитета обладает юрисдикцией законодательствовать в отношении его субъектов и территории. Законы каждого государства имеют силу только в пределах своего государства и распространяются на всех лиц, находящихся на его территории постоянно или временно.

2. Иностранные законы могут быть применены исходя из международной вежливости (comitas gentium), которая основывается «на выгоде и молчаливом согласии народов... нет ничего более не подходящего для коммерции и внутреннего обычая, чем отказ в признании сделки, возникшей на другой территории, из-за различий в праве»94.

3. Не существует суверенной обязанности применять иностранное право. Суверены государств в своих действиях руководствуются уважением (comiter agunt) к тому положению, что законы каждого народа, после того как они были применены в пределах границ его собственной страны («приобретенные права»95), сохраняют свою силу повсюду, при условии, что они не наносят ущерб власти или правам другого суверена или его подданных96.

Голландская доктрина придала завершенность статутарной теории и в целом международному частному праву, так как она не только поставила, но и ответила на вопросы, почему и до каких пределов вообще возникает необходимость в применении иностранного права. И до сих пор главная особенность международного частного права — применение права одного государства для регулирования частноправовых отношений, возникающих на территории другого государства, — обусловливается постулатом заинтересованности государств в развитии международного делового оборота и участии в нем.

Важность правил, указанных У. Губером, заключается в установлении единых и общих для всех стран принципов международного частного права, базирующихся на универсальном, признаваемом всеми государствами основании — суверенитете. Если иностранные законы умаляют государственный суверенитет и суверенитет провинций и права граждан, они не могут быть применимы даже в силу международной вежливости.

Следовательно, основным критерием допуска иностранного закона на территорию другого государства (мерилом «международной вежливости»), лежащим в основе всей голландской коллизионной конструкции, является уважение к приобретенным за границей правам только при условии отсутствия ущерба суверенитету, правам другого суверена или его подданных, т. е. отсутствия ущерба тем ценностям, которые в современном праве входят в состав публичных (конституционно значимых) интересов (public interests). Указанные интересы (ценности) являются в праве США основой публичной (государственной) политики (Public Policy)97, а в странах романо-германского права составляют содержание публичного порядка по смыслу международного частного права98.

Особая значимость третьего принципа У. Губера заключается в том, что указанный в нем ограничитель пределов применения иностранного права — «ущерб власти или правам другого суверена или его подданных» — стал в дальнейшем не только разграничительной линией между применением своего или иностранного права, но и главным критерием, определяющим поиск применимого права в международном частном праве.

Тем самым в голландской коллизионной доктрине, базирующейся на принципе суверенитета, была обоснована третья объективная предпосылка для повсеместного возникновения и развития МЧП — международное частное право может создаваться только тогда, когда проявляется уважение к иностранному праву. В этой связи как минимум должны признаваться права иностранцев (приобретенные права). Предел (граница) уважения к иностранному праву (предел международной вежливости) —это ущерб от этого иностранного права интересам публичного порядка другой страны.

По авторитетному мнению профессора Йельского университета Э. Лоренцена, работа У. Губера, охватывающая всего пять квартостраниц, не только стала самой цитируемой из всех зарубежных работ, но и оказала большее влияние на развитие коллизионного права Англии и США, чем любая другая работа. В этой связи Лоренцен, так же как и другие авторы, указал на то, что три максимы теории о «доброй воле» основоположника американского международного частного права Дж. Стори «Conflict of Laws»99 являются на самом деле не чем иным, как «парафразом» трех принципов У. Губера100.

К указанному следует добавить, что важнейшим недостатком максим Дж. Стори и одновременно главным их отличием от принципов У. Губера является отсутствие критериев применения иностранного права, указанных в голландской доктрине (уважение к приобретенным за границей правам только при условии отсутствия ущерба суверенитету, правам граждан, статутам территории законодателя)101.

Голландские коллизионные критерии были восприняты английской судебной практикой и американской доктриной во второй половине XIX в., а в XX в. они были установлены и в законодательстве США.

Принцип «уважения к приобретенным за границей правам» был введен в 1934 г. в Первый свод законов по международному частному праву США как основание применения иностранного права102. В дальнейшем базируемое на признаваемом всеми принципе суверенитета государств правило «уважения к приобретенным за границей правам» как само собой разумеющееся перестало закрепляться в законодательстве о международном частном праве.

Принцип «оценки ущерба» («последствий», «следствия» «результата» и т. п.) от применимого права для интересов правопорядков, коллидирующих в правоотношении, был использован европейским и американским законодателями по-разному.

В европейском праве XIX–XX вв. указанный принцип первоначально стал всего лишь разграничительной линией между применением своего или иностранного права (применение иностранного закона исключалось при его противоречии публичному порядку)103, получив в законодательстве отдельное от всех коллизионных норм место в статье с соответствующим названием (оговорка о публичном порядке).

На эту особенность законодательного закрепления обращал внимание выдающийся немецкий ученый Л. Раапе (1878–1964), отмечая, что «оговорка о публичном порядке … прикреплена к каждой коллизионной норме, отсылающей к иностранному праву… она представляет собой составную часть каждой коллизионной нормы, и оговорку всегда следует читать и применять вместе с коллизионной нормой, хотя внешне оговорка отделена от последней. Принадлежностью ворот, ведущих за границу, является и засов, которым в случае необходимости запирают ворота»104.

В американском праве универсальный подход, основанный на определении применимого права с учетом ущерба публичным интересам государств, коллидирующих в правоотношении, был установлен ст. 3515 («Определение применимого права; общее и остаточное правило»), в Книге IV (Коллизии законов) Гражданского Кодекса Луизианы (ред. 1991 г.)105.

2.6. Коллизионное регулирование во Франции в XIX в. (Кодекс Наполеона и практика французских судов)

В разработке Гражданского кодекса Франции 1804 г. (Кодекса Наполеона) участвовали знатоки кутюмного права председатель комиссии Франсуа Дени Тронше (François Denis Tronchet; 1723–1806) и Феликс Жюльен Жан Биго де Преамене (Félix Julien Jean Bigot de Préameneu; 1747–1825), а также специалисты по римскому праву Жан Этьен Мари Порталис (Jean-Étienne-Marie Portalis; 1746–1807) и Жак де Мальвиль (Jacques de Maleville; 1741–1824).

Первое в мире французское коллизионное законодательство сложилось на основе односторонних коллизионных норм ГК Франции, базировавшихся на интересах правопорядка Французской республики. На смену прин­ципу домицилия в качестве персонального начала был выдвинут принцип французского гражданства как ис­ходного основания для разрешения ряда правовых вопросов. В абз. 3 ст. 3 Французского гражданского кодекса было закреплено правило, в соответствии с которым «законы, касающиеся гражданского состояния и способности (право- и дееспособности) лиц, распространяются на французов, даже проживающих в иностранных государствах». Территориальное начало, связанное с суверенитетом Французской республики, было закреплено в той же ст. 3 Гражданского кодекса (абз. 1 и 2): «Законы, касающиеся благоустройства и безопасности, обязательны для всех, кто проживает на территории. Недвижимости, даже те, которыми владеют иностранцы, подчиняются французским законам»106.

Цель односторонних коллизионных норм ГК Франции — защита своего правопорядка (публичного порядка). Вместе с тем решение вопроса, например, о праве, регулирующем статус недвижимости за рубежом, на основе односторонних норм было бы неприемлемым. Еще римские юристы справедливо указывали на то, что «всякая земля есть часть отечества» (omnis fundus patriae pars). Ни одно из суверенных государств никогда бы не допустило, чтобы вопросы, связанные с недвижимостью, находящейся на его территории, регулировались чужим правом. В связи с этим судебная практика Франции посредством толкования ст. 3 ГК вывела целую систему двусторонних коллизионных норм, с помощью которых определяются пределы применения иностранного права во Франции.

Так, например, в отношении недвижимости французский кассационный суд вывел двустороннюю норму, в соответствии с которой недвижимости подчинены закону страны, где они расположены (lex rei sitae — закон места нахождения вещи). В отношении же статуса и дееспособности иностранных граждан та же судебная практика определила применимым личный закон этих граждан (lex patriae — закон гражданства).

В ст. 6 Гражданского кодекса Франции была закреплена норма: «Нельзя нарушать частными соглашениями законов, затрагивающих общественный порядок и добрые нравы». Это правило, сформулированное на основе положения римского права, разграничивающего публичное и частное право107, получило в международном частном праве название оговорки о публичном порядке.

Рецепция рядом европейских стран ГК Франции помогла распространению указанных норм.

2.7. Международно-правовая доктрина Савиньи

В Германии, где интерес к международному частному праву возник в XVI в., также господствовала теория статутов вплоть до середины XIX в. В 1848 г. выдающимся немецким ученым, основоположником исторической школы права профессором Фридрихом Карлом фон Савиньи (1779–1861) в VIII томе его «Системы римского права»108, вышедшем в 1849 г., была полностью отвергнута теория статутов109. Савиньи предложил новый методологический подход к поискам применимого права — исходить не из содержания норм права, а из содержания правоотношения, т. е. найти «пространственные пределы господства правовых норм над правоотношениями»110.

Следует выделить три главные составляющие учения Ф. К. Савиньи.

1. Применение иностранного права — это не «результат благоволения или произвола государства», а «следствие своеобразного и поступательного правового развития», «подлинного правового общения»111.

Таким образом, Савиньи считал, что подняться над интересами отдельных стран возможно лишь под влиянием общей христианской цивилизации / морали (chriſtlichen Geſittung) и порождаемых ею реальных выгод для всех, кого это касается (как для государства, так и для отдельных лиц). В этой связи целесообразно, писал Савиньи, чтобы по делам, содержащим иностранный элемент, «одни и те же отношения могли ожидать одинакового решения, независимо от того, в каком государстве будет вынесено решение». Поэтому очень важно иметь в виду существование «международного сообщества взаимозависимых наций» / «международной общности народов, поддерживающих отношения друг с другом»112.

Точка зрения Савиньи на основания применения иностранного права не совпадает с голландской доктриной. Савиньи акцентирует внимание на плюсах (выгоде) одинакового для всех стран решения в условиях будущей, основанной на христианской цивилизации (морали), международной общности народов, поддерживающих отношения друг с другом. Голландцы же указывают на оценку минусов (оценку ущерба) от применяемого иностранного права в условиях коллизии права суверенных государств (уважение к приобретенным за границей правам возможно лишь при отсутствии ущерба суверенитету, правам граждан и статутам территории законодателя). Универсальность голландского критерия заключается в том, что он учитывает все существующее многообразие правовых систем, построенных не только на христианской цивилизации / морали.

Важно отметить, что оценка выгод (плюсов) и оценка ущерба (минусов) всегда являются двумя сторонами оценки одного и того же явления. Невозможно определить выгоды от того или иного применимого к правоотношению иностранного права, не определив и ущерба от его применения. И тот и другой критерий применяются в современном международном частном праве. Так, например, коллизионный принцип применения права, наиболее благоприятного для слабой стороны (ребенок, работник, потребитель, пострадавший и т. д.), в законодательстве европейских стран является, по сути, воплощением учения Ф. К. Савиньи о предоставлении выгод отдельным лицам.

Вместе с тем в вопросах применения иностранного права вопрос выгоды его применения все же не является главным. Выгодным в большинстве случаев является применение собственного права (права страны суда). Главным же является то, чтобы применимое иностранное право не наносило ущерба публичному порядку страны суда. Именно на этом критерии («ущерб», «последствия», «результат» и т. п.) в современном международном частном праве базируются защитные оговорки о публичном порядке (см., например, «последствия» в п. 2 ст. 1192, ч. 1 ст. 1193 ГК РФ). С этих позиций критерий голландской школы выглядит более предпочтительным.

2. Говоря об исходном вопросе международного частного права, связанном с поиском применимого права, Савиньи отмечал, что для каждого правоотношения должна быть найдена та система права, к которой это правоотношение по своей природе принадлежит или которой оно подчиняется. Тем самым, отмечал ученый, можно установить, где это правоотношение имеет «свое место» (Sitz), «оседлость или домициль правоотношения»113. Задача коллизиониста — найти принцип связи правоотношения с правопорядком.

В основу построения системы оседлости правоотношений Савиньи ставит домициль личности как субъекта правоотношения, которая сама создает домициль по своей воле и, соответственно, выбирает охраняющий его правопорядок. Поэтому основным коллизионным принципом является воля лица — lex voluntatis, которой Савиньи придавал всеобщее значение, применимым к любым правоотношениям, даже к вещным. Его рассуждения по конкретным правоотношениям носили характер презумпций выбора права субъектом, основывающихся на принципе домицилия, под которым понималось не простое проживание, а образование центра правоотношения, создаваемого личностью.

Например, к правоотношениям по поводу недвижимости следует применять право места нахождения вещи (lex rei sitae), потому что лицо добровольно подчиняется правопорядку в месте нахождения вещи: «кто хочет владеть вещью, идет туда, где она находится»; lex domicilii следует применять к наследованию как движимого, так и недвижимого имущества, исходя из «свободной воли» наследодателя — «благоразумного домохозяина» и т. д.

В отношении права, применимого в области обязательств, «Савиньи ставит дилемму: либо к месту возникновения обязательств, либо к месту исполнения. Первую возможность он исключает: место возникновения, пишет Савиньи, случайно, преходяще и чуждо существу обязательства. И со всей решительностью он высказывается за второе решение. В исполнении, пишет Савиньи, сущность обязательства, ибо обязательство заключается как раз в том, чтобы то, что прежде зависело от произвола, превратилось в необходимость, чтобы проблематичное превратилось в определенное, а это может произойти лишь в силу исполнения. К исполнению направляется воля сторон. Отсюда Савиньи выводит, что стороны хотят, чтобы там, где они получат обладание вещами в результате исполнения, существующие нормы определяли судьбу обязательств»114.

Термин об «оседлости правоотношения» («Sitz»), предложенный Савиньи в качестве названия для общего коллизионного начала, критиковался французским коллизионистом И. Нибуайе, немецкими коллизионистами Г. Дернбургом и Э. Цительманом. В частности, отмечалась неясность и неопределенность этого представляющего собою метафору понятия115.

Обосновывая приемлемость термина «Sitz» в международном частном праве, известный немецкий и английский коллизионист Мартин Вольф (Martin Wolff; 1872–1953) отметил: «Возможно, правда, что слово „место“ (Sitz) слишком неопределенно. Шаг вперед был сделан, когда Гирке, в основном принявший доктрины Савиньи, заменил его термином „центр тяжести“, и еще больше, когда Вестлейк, игнорируя какие бы то ни было территориальные элементы, просто говорил о праве, с которым отношение „наиболее тесным образом связано“. Ни одно из этих выражений нельзя признать вполне правильным. Но юристы — не математики, они часто вынуждены оперировать понятиями, которые не могут быть абсолютно четкими.… Как бы то ни было, Савиньи указал дорогу настолько далеко, насколько это возможно сделать в общей формуле»116.

В конечном итоге формула Савиньи «Sitz» в интерпретации английского юриста Джона Вестлейка «proper law» («надлежащее (свойственное) право» или «наиболее тесная связь с правом») была воспринята американскими правоведами и через них получила свое закрепление в качестве основного начала международного частного права в Единообразном торговом кодексе США в 1952 г., а затем и во Втором Своде законов по международному частному праву США 1971 г. Вскоре принцип наиболее тесной связи в различных его вариациях был законодательно закреплен в ряде стран, в том числе и в России (п. 2 ст. 1186 ГК РФ). В качестве различных обозначений принципа наиболее тесной связи, выявленного Ф. К. Савиньи, современная доктрина международного частного права использует также и такие его формулировки, как «общая коллизионная норма», «главное или исходное коллизионное начало».

К формуле «Sitz» (оседлость, местонахождение правоотношения) примыкает и важнейший в учении Ф. К. Савиньи вывод о том, что в случае коллизий законов законодательная и судебная точки зрения на определение применимого к правоотношению права должны в значительной мере совпадать. Указанный вывод был сделан Савиньи в споре с другим крупным немецким юристом Карлом Георгом фон Вехтером (Carl Georg von Wächter; 1797–1880). Вехтер, в отличие от Савиньи, полагал, что смешивать судебную и законодательную точки зрения на применимое право нельзя, и в связи с этим предлагал неполноту коллизионного права «исцелять» путем применения закона суда117.

Вывод Савиньи подтвержден современным международным частным правом. Совпадение законодательной и судебной точки зрения на определение применимого права заключается в том, что и законодатель, и правоприменитель определяют применимое право на основании единого принципа — принципа «оседлости» или «наиболее тесной связи» с правоотношением. Законодатель конкретизирует данное правило посредством классических жестких коллизионных норм в рамках принципа наиболее тесной связи118. Правоприменитель, когда такие презумпции законодателем не закреплены, применяет право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано (см., например, ч. 2 с. 1186 ГК РФ), либо руководствуется «гибкой коллизионной нормой» (см., например, п. 9, п. 10 ст. 1211 ГК РФ), основанной на том же принципе.

Таким образом, и установленные законодателем классические «жесткие», и предполагающие для правоприменителя поиск применимого права «гибкие» коллизионные нормы построены с учетом одного и того же критерия «Sitz» или «proper law».

3. Савиньи так же, как и голландцы, считал, что существуют ситуации, когда следует отказать в применении иностранного закона несмотря на правовую общность (Концепция публичного порядка Савиньи).

Ф. К. Савиньи выделял два вида (класса) императивных норм. К первому виду ученый относил принудительные нормы, которые становятся неприменимыми, когда, согласно международному частному праву, правоотношение регулируется иностранным правом (например, законы, ограничивающие дееспособность вследствие возраста или пола, или законы, относящиеся к передаче имущества).

Ко второму виду императивных норм Ф. К. Савиньи отнес нормы публичного порядка, которые вопреки коллизионным правилам не уступают места иностранным нормам. Нормы публичного порядка, писал ученый, установлены не только в интересах отдельных лиц, но и покоятся на «публичных интересах» (publica utilitas)119. В современный период нормы, соблюдение которых признано страной в качестве имеющего принципиальное значение для охраны ее публичных интересов (public interests), получили название сверхимперативных норм (норм непосредственного применения, преобладающих императивных положений120). В России указанные нормы основываются на важнейших публичных интересах (конституционно значимых ценностях), связанных с защитой основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства121.

Двум видам (классам) императивных норм, выделенных Ф. К. Савиньи, давались в доктрине различные названия. В 1876 г. швейцарский юрист Броше дал первому виду норм название «законы внутреннего публичного порядка» (lois d’ordre public interne), а второму виду — «нормы международного публичного порядка» (lois d’ordre ordre public international). Кодекс Бустаманте, введенный в 1928 г. и действующий до сих пор для целого ряда стран Латинской Америки, стал законодательным закреплением данной теории, явив тем самым пример системного закрепления Концепции Ф. К. Савиньи о публичном порядке.

В XX в. немецкий правовед М. Вольф под двумя видами императивных норм, выделенными Ф. К. Савиньи, подразумевал внутренний и внешний публичный порядки122, а русский ученый М. И. Брун в 1916 г. — публичный порядок в смысле гражданского права и публичный порядок в смысле международного частного права123. В 1981 г. французские коллизионисты Г. Батиффоль и П. Лагард, указав на неточность понятия «внешний публичный порядок», дали ему то же название, что и М. И. Брун, — «публичный порядок в смысле международного частного права» (ordre public au sens du droit international prive)124.

Термин «публичный порядок по смыслу международного частного права» предлагался в п. 2.2 Концепции совершенствования Раздела VI Гражданского кодекса Российской Федерации «Международное частное право»125. В конечном итоге «рабочая группа решила зафиксировать данную идею в новой редакции ст. 1193 ГК РФ не путем введения нового термина, который пока не нашел широкого распространения в российской доктрине и судебной практике, а с помощью прямого указания на то, что российские суды при обращении к категории публичного порядка должны учитывать характер отношений, осложненных иностранным элементом»126.

Императивные нормы, относящиеся ко второму виду (классу), в свою очередь, были сведены Савиньи в две группы: 1) первая группа — законы строго принудительного характера (в качестве примера ученый, в частности, называет немецкий закон, запрещающий полигамию); 2) вторая группа — добрые нравы, которым противоречат некоторые иностранные правовые институты, не признаваемые отечественным правом и в силу этого не подлежащие в отечественном суде правовой защите (например, институты «гражданской смерти», известные на тот период французскому и русскому праву). В качестве основания непризнания в немецком праве указанных институтов Савиньи указывает на противоречие добрым нравам (безнравственность) существовавших на тот период в некоторых государствах институтов, например института «рабства», в основе которого лежало отношение к людям как к вещам127.

Таким образом, пределы применения иностранного права согласно концепции Савиньи ограничиваются двумя группами норм: нормами строго принудительных законов и нормами добрых нравов (морали).

Теория Савиньи об императивных нормах, относящихся ко второму виду (классу), получила свое воплощение в ст. 30 Германского гражданского уложения (1896): «Применение иностранных законов исключается, если их применение противоречило бы добрым нравам или цели германского закона»128.

В современный период первая группа указанных Ф. К. Савиньи норм (законы строго принудительного характера) получила в доктрине название позитивной (наступательной)129 оговорки о публичном порядке, опирающейся на действие сверхимперативных норм (в российском законодательстве это «нормы непосредственного применения» — ст. 1192 ГК РФ); в Регламентах ЕС это «преобладающие императивные положения» — ст. 9 Рим I, ст. 16 Рим II).

Вторая группа норм (добрые нравы) получила название негативной (оборонительной) оговорки о публичном порядке (в российском законодательстве это «оговорка о публичном порядке» ст. 1193 ГК РФ; в Регламентах ЕС это «публичный порядок суда» — ст. 21 Рим I, ст. 26 Рим II).

Несмотря на то что доктрина Савиньи оказала большое влияние на судебную практику Германии, Франции и ряда других стран, эта теория не была воспринята Германским гражданским уложением. Идеи «международной общности» не были восприняты этим Уложением, так как в момент его издания (1896 г.) широкое применение иностранного права не соответствовало интересам монополистического германского капитала. В тот период руководящие круги германской буржуазии уже мечтали о мировом господстве130.

Действительно, в условиях жесткого противоборства государств в начале и в середине XX в. ни о каком использовании совпадающих интересов единой международно-правой общности говорить не приходилось. Учение Савиньи в полной мере было востребовано только тогда, когда для этого появились все условия, — в период после Второй мировой войны. Установление в Уставе ООН (1945), Всеобщей декларации прав человека (1948) и других международных правовых актов единых публичных ориентиров-ценностей (основных принципов международного права), присущих общности цивилизованных государств, способствовало закреплению в международном частном праве учения Савиньи.

На сегодняшний день демократические государства имплементировали в свое национальное законодательство принципы международного права, согласующие политические, экономические и социальные интересы государств, в том числе практически весь комплекс прав и свобод человека, имеющий огромное значение для развития международного частного права. Человек, его права и свободы объявлены в этих государствах высшей ценностью. Тем самым большинство частных прав, претендующих на публично-правовую защиту, не только получили ее, но и были объявлены в демократических государствах главными публично-правовыми приоритетами (ценностями)131. Гармонизация и унификация современных коллизионных принципов, касающихся признанных прав человека, в значительной степени связана с той «международной общностью народов, поддерживающих отношения друг с другом», о которой мечтал Фридрих Савиньи.

2.8. Партикуляризм и универсализм в международном частном праве

Учение Савиньи породило два течения в науке и практике международного частного права, существующих и поныне: партикуляризм (национализм) и универсализм (интернационализм). «Универсалисты» восприняли его идею международно-правовой общности, но отвергали его методологию поиска оседлости правоотношения. Они были интернационалистами и искали решение коллизионных вопросов в международном праве. Утверждая, что применение иностранного права является международно-правовой обязанностью государства, они положили начало движению за унификацию коллизионных норм, практической идеей которого было создание «Международного коллизионного кодекса». Инструментом достижения такой идеи должен стать международный договор.

Наиболее яркими представителями универсалистов, которые не только сформировали теоретические начала этого направления, но и активно участвовали в практическом осуществлении унификации коллизионного права, были Паскуале Станислао Манчини (Италия; 1817–1889) и Тобиас Михель Карел Ассер (Голландия; 1838–1913)132.

П. С. Манчини, помимо того что он был универсалистом, создал независимо от Савиньи свою школу международного частного права — доктрину национальности, оказавшую большое влияние на развитие позитивного международного частного права. В своей работе «О национальности как основании международного права»133 он отстаивал идею о нациях как подлинных субъектах международного права. Под национальностями он понимал естественные сообщества людей, основанные на единстве расы, языка, обычаев, территории и права, что дает им естественное право на самостоятельное существование и международно-правовую субъектность134.

В международном частном праве его постулат о нациях трансформировался в постулат о национальности лица как правовой связи с государством. Право, в частности гражданское, формирует в числе других факторов национальную общность лиц, является национальным богатством каждого представителя нации, и оно следует за лицом, даже если оно находится за пределами своей национальной территории. На публичное право (например, уголовное) эти рассуждения не распространяются, так как оно всегда территориально. Отсюда главным коллизионным началом решения международных правовых конфликтов является принцип национальности (lex nationalis) как аналог гражданства. В работах его последователей Ф. Лорана (Бельгия) и А. Вейса (Франция) он уже прямо сформулирован как принцип гражданства (lex patriae). Действие этого принципа отменяется публичным порядком и двумя исключениями: lex loci actus применяется в отношении формы акта и lex voluntatis — в отношении договорных обязательств.

Учение Манчини о национальности как главном критерии разрешения международных правовых коллизий получило признание во многих европейских странах и повлияло на кодификации коллизионного права. С одной стороны, благодаря влиянию Кодекса Наполеона 1804 г., в котором один из лозунгов буржуазной революции 1789 г. — равенство всех граждан перед законом — нашел выражение в закреплении коллизионного принципа закона гражданства (lex patriae) вместо господствовавшего ранее закона местожительства (lex domicilii), а с другой стороны, благодаря признанию учения Манчини о национальности как коллизионного критерия (lex nationalis) к началу XX в. большинство европейских государств, что нашло закрепление в кодификациях коллизионного права этого периода, стали применять закон гражданства или национальности, что суть одно и то же, для установления применимого права к отношениям с участием физических лиц.

Еще более важная заслуга Манчини — практическая деятельность, направленная, с одной стороны, на развитие итальянского коллизионного права135, с другой — на осуществление идеи международной унификации.

Уже в 1861 г. Государственный совет Италии по его инициативе ставит вопрос о заключении международного договора о создании международного коллизионного кодекса. Манчини посещает ряд государств в целях подготовки условий заключения такого договора. К сожалению, его усилия не были поддержаны другими европейскими государствами136.

Другой приверженец идеи унификации — выдающийся голландский юрист и государственный деятель Т. Ассер — добился первых успехов в ее реализации. По его инициативе при правительстве Нидерландов была создана Комиссия по международному частному праву (аналогичные комиссии в конце XIX в. были созданы в Бельгии, Франции и России). Усилиями Ассера в 1893 г. была созвана в Гааге первая Конференция по международному частному праву, затем последовали конференции в 1894, 1900, 1904 гг., на которых Ассер был бессменным президентом. И несмотря на то что первые гаагские конференции, вскрывшие непримиримость позиций разных государств по вопросам коллизионного права, похоронили идею создания международного коллизионного кодекса, процесс унификации коллизионного права был начат и продолжается поныне шаг за шагом в виде создания единообразных коллизионных норм по отдельным вопросам (вступление в брак, расторжение брака, форма завещания и т. д.). Гаагские конференции в 1955 г. получили статус международной организации, сохранив первоначальное название: «Гаагская конференция по международному частному праву» (Россия является ее членом).

Параллельно с универсализмом в доктрине международного частного права развивалось другое направление, также опиравшееся на доктрину Савиньи, называемое «партикуляризмом», приверженцы которого восприняли его идею поиска оседлости правоотношения, но не принимали идею международно-правовой общности в коллизионном праве. При построении своей собственной системы коллизионных норм партикуляристы исходили из их национально-правовой природы. Это направление существует и в современной науке международного частного права. К партикуляристам XIX и XX вв. относятся, в частности: Ф. Кан, В. Венглер, Л. Раапе (Германия), поздний Д. Анцилоти137 (Италия), А. Вейс, Ф. Деспанье, Е. Бартэн, А. Батиффоль, Ж.-П. Нибуайе (Франция) и др.

Партикуляристы отказывались от поисков общих начал для разрешения коллизионных вопросов и строили систему коллизионных норм эмпирически с позиций прагматизма, опираясь на свое национальное право. Их заслуга — разработка конкретных проблем международного частного права, таких как обратная отсылка и отсылка к праву третьего государства, проблема квалификации, особенности применения иностранного права, оговорка о публичном порядке, выстраивание коллизионных норм по деликтам, договорным обязательствам, вещным правам и др. Их исследования, построенные на компаративистике, характеризуются тщательной, кропотливой проработкой вопросов и большим юридико-техническим мастерством, что благоприятно влияло на развитие позитивного международного частного права.

2.9. Англо-американская территориальная доктрина международного частного права

Англо-американская территориальная доктрина международного частного права, оформившаяся к концу XIX в. и воспринявшая достижения континентальной школы, стремительно развивалась в XX в. и оказала серьезное влияние на современную доктрину и практику разных государств.

Международное частное право возникло первоначально в США, а затем было воспринято Великобританией138. Оно имеет общую правовую основу — английское общее право (common law), освоение которого североамериканскими колониями началось еще в колониальный период и продолжалось после провозглашения их независимости. Изначально колонии, а затем и штаты обладали значительной правовой самостоятельностью и осваивали прецедентное право Англии по-разному, в результате формировалось различное по содержанию материальное право каждого штата. Очень быстро это привело к появлению коллизионных проблем и необходимости их разрешения.

Основоположником американской доктрины международного частного права считается судья Верховного Суда США Джозеф Стори (Joseph Story), который опубликовал в 1834 г. «Комментарии о конфликте законов»139. Дж. Стори сумел увязать выводы голландской школы с англо-американской судебной практикой, повторив в трех своих максимах (теория о «доброй воле»)140 основные принципы голландской коллизионной доктрины.

Доктрина Дж. Стори была усвоена первоначально американской судебной практикой, а затем английской. В дальнейшем она развивалась усилиями американских и английских ученых, среди которых наиболее влиятельными были в Англии Роберт Филимор (Robert Phillimore; 1810–1885), Альберт Дайси (Albert Dicey; 1835–1922) и в США — Джозеф Биль (Joseph Beale; 1861–1943). Три источника питали эту школу: английское common law, голландская доктрина XVII в. и немецкая школа второй половины XIX в.

Следует отметить, что первые доктринальные положения, как и в континентальной Европе, основывались на междуштатных коллизиях (так называемые межобластные коллизии), а затем по аналогии применялись для разрешения конфликтов между правом разных государств (международные коллизии). Этот подход сохраняется в американской доктрине, в отличие от мировой, до сих пор. В Англии доктрина исходила прежде всего из международных коллизий, так как там очень рано сложилось единое прецедентное право.

Основные положения англо-американской школы этого периода:

1. Обоснование в духе голландцев территориального характера права: право всегда территориально — законы каждого государства обязывают всю собственность (движимую и недвижимую) и всех лиц, находящихся на территории государства, и все контракты и акты, там совершаемые.

2. В силу территориальности суд не применяет иностранное право, он всегда руководствуется своим собственным правом (lex fori). Жесткая территориальность права смягчалась положением о «приобретенных правах» (vested rights): суд может рассматривать субъективные права, возникшие под действием иностранного права141. При таком подходе суд не применяет иностранное право, но предоставляет защиту субъективному праву, возникшему в иностранном государстве.

3. Чтобы предоставить защиту, надо определить, где субъективное право возникло. Для этой цели были разработаны коллизионные нормы, которые указывали не на применимое право, а на место их возникновения. Таковых норм было несколько (они охватывали широкий круг правоотношений), и все они соответствовали принципу территориальности права.

4. Так как защита приобретенных прав зависит от признания факта их возникновения под действием иностранного права, то иностранное право обсуждается не как правовая субстанция (de jure), а как фактическое обстоятельство (de facto), и его доказательство возлагается на заинтересованную сторону.

5. Для обоснования возможности признания субъективных прав, возникших по иностранному праву, А. Дайси обратился к доктрине Губера «международной вежливости», а Дж. Стори — к доктрине Савиньи «международно-правовой общности»142. Однако, в отличие от континентальной школы, в американской доктрине ни «международная вежливость», ни «международно-правовая общность» не выводит международное частное право в международную сферу. Оно национально, и все его положения рассматривались исключительно с позиций своего государства и своего права, в духе прагматизма, что соответствовало прецедентной природе common law.

Представители англо-американской школы не ставили задачи вывести из международных категорий универсальные правила решения международных правовых конфликтов, а создавали «путеводитель» для своих судов, рассматривающих дела, осложненные иностранным элементом, исходя из своих «насущных интересов». Обращение к международным категориям необходимо было для обоснования того, что иностранное право может получить признание (в виде признания субъективных прав) только тогда, когда это предусмотрено законами (судебными прецедентами) своего государства.

6. Признание субъективных прав ограничивается «публичным порядком» (policy), под которым чаще всего понимают государственные интересы, политику своего права, нормы морали, поддерживаемые своим правом143.

Таким образом, классическая англо-американская доктрина, развиваясь на ценностях английского общего права и восприняв некоторые постулаты континентального коллизионного права, не вышла за рамки строго территориального подхода, что практически исключало применение иностранного права даже в урезанном виде признания субъективных прав.

Англо-американскую доктрину, как первоначальную, так и развитую в последующем, широко восприняли суды, английские и американские, которые при рассмотрении конкретных споров обосновывали свои решения по коллизионным вопросам доктринальными положениями. Отсутствие законов и многообразие судебных прецедентов, содержательно отличающихся по аналогичным спорам, привело к возрастанию роли так называемой неофициальной кодификации. В Англии эту роль играл учебник А. Дайси, изданный в 1896 г. и неоднократно переиздававшийся; после смерти Дайси учебник дополнялся и переиздавался с участием известного английского специалиста по международному частному праву Дж. Морриса — последнее, 12-е, издание было выпущено в 1993 г., и до сих пор эта работа считается самой авторитетной и влиятельной в судебных кругах.

В США роль неофициального источника международного частного права играл первый Свод коллизионного права США (Restatement of the Law of Conflict of Laws), разработанный Институтом американского права в 1934 г. Он воплотил в своих правилах все достижения англо-американской доктрины. Автором Свода был Дж. Биль, который обобщил и развил доктрину о приобретенных правах, которая в наибольшей степени отвечала господствующему территориальному подходу в решении коллизионных вопросов144.

2.10. Развитие зарубежной доктрины и практики международногочастного права во второй половине XX — начале XXI в.

Обосновывая необходимость преобразований в международном частном праве, европейские и американские юристы указывали на то, что действующая еще со Средних веков абстрактная система коллизионного регулирования механистична и зачастую приводит к случайному и непредсказуемому результату. Наиболее образно эту ситуацию охарактеризовал немецкий коллизионист Л. Раапе, назвавший отсылку к иностранному праву «скачком в неизвестность»145.

На необходимость преобразований в международном частном указывала и практика, способствовавшая созданию и внедрению новых коллизионных норм и отказу судей от строгого применения закона места совершения правонарушения. Так, например, суды Италии, Бельгии и Греции в первой половине XX в. в ряде своих решений склонялись к тому, чтобы при одинаковом гражданстве участников правонарушения применять их общее отечественное право146, а не установленный еще в XIV в. постглоссатором Бартолом коллизионный принцип lex loci delicti commissi (закон места совершения правонарушения). В связи с указанным по вопросам регулирования правонарушений в зарубежной доктрине XX в. предлагалось учитывать не только право страны, где был совершен деликт, но и другие обстоятельства, послужившие основанием для требования о возмещении вреда (совпадающий домицилий или совпадающее гражданство сторон деликта, место наступления вредных последствий, лучшая финансовая защита для потерпевшего и др.)147.

По мнению известного английского коллизиониста Дж. Морриса, рассматривавшего коллизионную практику в сфере правонарушений (torts), мотивы, позволявшие судьям отказываться от закона места заключения договора в пользу более гибкого «закона, свойственного данному контракту» (the proper law of the contract), с успехом могли бы использоваться и к обязательствам из правонарушений148.

Условия для корректировки коллизионных подходов раньше всего созрели в США, где каждый из штатов имеет собственную систему права. Международное частное право в этой стране изначально создавалось как право, в первую очередь разрешающее межштатные коллизии и затем уже коллизии между государствами. Во второй половине XX в. в США было разработано множество новых теорий, получивших в дальнейшем название «американская революция в международном частном праве (конфликтном праве)». Отвергая старые подходы, американские юристы отмечали, что коллизионные вопросы решаются недостаточно гибко, в отрыве от конкретных обстоятельств. Традиционные коллизионные правила не могут обеспечить справедливость в том многообразии отношений, которые сложились в XX в.149

По сути, американские ученые отталкивались от постулата о том, что любая норма права, в том числе и коллизионная, призвана охранять и защищать основные ценности гражданского общества.

Отмечалось, в частности, что в основе регулирования внутренних правовых споров из деликта или договора лежит социально-экономическая политика государства, четко указывающая на результат, способствующий обеспечению конкретных интересов -/- ценностей, закрепленных в нормах материального права. Регулирование же споров с иностранным элементом с помощью коллизионных норм случайно, не базируется на обеспечении конкретных интересов -/- ценностей и, по сути, «провозглашает незаинтересованность государств в исходе спора». В связи с этим «коллизионная норма, — отмечал один из лидеров американского подхода Б. Карри, — это пустая и бескровная вещь»150.

Другой американский автор, А. Эренцвейг, признававший бесспорность некоторых из устоявшихся классических коллизионных норм (например, правила о применении права места нахождения недвижимого имущества), предлагал решать дела с иностранным элементом на основе ценностей материального права страны суда (lex fori theory)151. Материальные нормы страны суда, указывал А. Эренцвейг, являются основой (basic rule) коллизионного права. Иностранное право, если и применяется, то в соответствии с духом политики суда для восполнения вакуума, создаваемого в отдельных случаях самоограничением со стороны закона суда152.

Таким образом, если Б. Карри указывал на отсутствие интересов, лежащих в основе ряда коллизионных норм, то А. Эренцвейг предлагал восполнять недостающее звено в цепочке (интерес -/- ценность — коллизионная норма) политикой страны суда, вытекающей из интересов, закрепленных в материально-правовых нормах.

Следует отметить, что подход А. Эренцвейга не отличался особой новизной, поскольку коллизионные принципы, установленные итальянским постглоссатором Бартолом, вытекали из содержания предписаний материального права конкретного города или страны. Двусторонние коллизионные нормы создавались французскими судами на основе публичных интересов / ценностей правопорядка, закрепленных в односторонних коллизионных нормах ст. 3 ГК Франции (1804).

Известен этот подход был и в дореволюционной доктрине России: «Публичный порядок, есть … складочное место, где прилежный искатель найдет большой запас новых коллизионных норм … Публичным порядком диктуется существование и правила, и исключения», — лаконично отметил о сути подхода и его сторонниках М. И. Брун153.

В целом американская методология исходила из того, что любая коллизионная норма в силу своей формализованности не в состоянии отыскать «истинный правопорядок», и что очень часто она выбирает случайный правопорядок, с которым трансграничное отношение может быть связано незначительным фактом или вообще не связано, а реально существует и развивается в рамках права другого государства. Поэтому надо отбросить коллизионные нормы и искать право, присущее конкретному правоотношению — proper law. Таким правом является право, с которым данное правоотношение связано в наибольшей степени (в российской законодательной практике оно зафиксировано как «право наиболее тесной связи»).

Несмотря на разнообразие содержания американских подходов по поиску Proper Law, объединяет их одно — все эти теории направлены на процесс выбора судом результата от применимого права, т. е. на оценку коллидирующих в правоотношении материальных норм.

Наиболее значимые американские теории в совокупности составили следующие три основные части методологии поиска Proper Law:

1. Содержание метода Proper Law («Теория сравнения ущерба» («The comparative impairment theory») В. Бакстера)154. Выбор применимого права основывается на беспристрастной оценке судьей ущерба интересам коллидирущих в правоотношении интересов штатов и применении права того штата, интересам которого был бы нанесен наиболее серьезный ущерб не только в правовой, но и в экономической и других сферах, если бы его право не было применено судом. Этот метод получил применение в судебной практике Калифорнии, а затем был законодательно закреплен в Книге IV (Коллизии законов) Гражданского кодекса Луизианы в редакции 1991 г.155 Норма, установленная в ст. 3515 ГК Луизианы («Определение применимого права; общее и остаточное правило»)156, в американской и российской доктрине определяется как модификация принципа наиболее тесной связи157.

Важно подчеркнуть, что установленный в ст. 3515 ГК Луизианы принцип был закреплен в качестве единого и общего критерия, т. е., по сути, так, как это и было предложено великими голландскими коллизионистами. Универсальность данного подхода с точки зрения юридической техники заключается также в том, что указанный принцип закреплен ГК Луизианы кумулятивно, т. е. так, как это подразумевал Л. Раапе, когда писал, что «оговорку всегда следует читать и применять вместе с коллизионной нормой»158.

Принцип наиболее тесной связи, основанный на методе «сравнения ущерба» в ГК Луизианы, не только ограничивает автономию воли, но и одновременно аккумулирует в себе еще и обе оговорки о публичном порядке (собственно оговорку о публичном порядке и институт сверхимперативных норм)159.

Автор-разработчик Книги IV (Коллизии законов) ГК Луизианы профессор С. Симеонидес160 отмечает, что первая часть ст. 3515 ГК Луизианы закрепляет общую цель правоприменительного процесса, а вторая — предписывает процесс или метод достижения этой цели в судебном порядке161.

Указанный выше метод достижения главной или общей цели в международном частном праве С. Симеонидес назвал консеквенциальным (от лат. «consequentia» — последствие, следствие). «Консеквенциализм в выборе права, — отметил С. Симеонидес, — состоит в том, что выбор применимого права обсуждается по последствиям, которые этот выбор производит на интересы и ценности, отраженные в противоречивых законах»162.

Следовательно, суть указанного метода заключается в том, что судья при выборе применимого права сравнивает, оценивает не качество той или иной иностранной нормы (такая оценка будет вмешательством во внутренние дела государства), а последствия ее применения. Критерием при таком выборе должен служить наименьший ущерб конкретным публичным интересам (социальным, экономическим и политическим), затрагиваемым правоотношением.

Необходимо отметить, что формулировка ст. 3515 ГК Луизианы представляет собой первый в мире пример легального определения, раскрывающего механизм действия принципа наиболее тесной связи. Преимущество такой модификации принципа наиболее тесной связи заключается в том, что она требует от судьи учитывать не многочисленные, а значительные связи, основанные на наиболее серьезном ущербе публичным интересам страны, чье право не было бы применено к конкретному правоотношению. Законодатель ориентирует судью не на математический подсчет, а на аналитический процесс. Этот процесс обязывает судью в соответствии с известной римской максимой argumenta ponderantur, non numerantur — взвешивать, а не считать аргументы.

Важно отметить, что не только в основе теории «сравнения ущерба», но и в основе теорий «международной вежливости», «оседлости правоотношения», «анализа государственного (правительственного) интереса» и многих других, применявшихся ранее и применяющихся в международном частном праве сейчас, как правило, лежит не что иное, как нежелание причинять ущерб публичным интересам государства, отказывая в применении его права по тем видам частноправовых отношений (например, при определении статуса недвижимости либо при определении формы брака и т. д.), где это право абсолютно неоспоримо, поскольку оно основано на признанных государствами на разных исторических этапах принципах суверенного равенства, невмешательства во внутренние дела государств или соблюдения прав человека.

Таким образом, механизм поиска применимого права по консеквенциальному методу, определяемый американским ученым В. Бакстером как метод «сравнения ущерба», является своего законом природы международного частного права и, следовательно, существовал задолго до того, как В. Бакстер, а затем и С. Симеонидес дали ему название.

2. Классификация коллизий (Теория «анализа государственных (правительственных) интересов» («The governmental interests analysis theory») Б. Карри)163. При выборе применимого права, основанного на государственных (правительственных) интересах, следует различать три вида коллизий:

истинные, или действительные, коллизии (true conflict), где сразу несколько правопорядков претендуют на применение (именно в рамках такой коллизии суд путем сравнительного анализа коллидирующих в правоотношении материальных норм стремится определить и применить закон того государства, интересы которого были бы более ущемленными, если бы его закон не применялся164);

ложные коллизии (false conflict), где только одно государство заинтересовано в применении его права (например, если стороны имеют общий домицилий)165;

неурегулированные / непредусмотренные случаи (unprovided — for cases), когда ни свое, ни иностранное государство не имеют интереса в урегулировании коллизии (невозможно определить, чей интерес превалирует). В этом случае суд применяет lex fori.

Несмотря на отсутствие связи теории Карри с коллизионными нормами, за что она справедливо критиковалась американскими юристами старой школы166, эта теория получила широкое применение в практике судов США. Данный факт, по сути, свидетельствовал о том, что в иерархии таких взаимосвязанных категорий, как «государственный интерес» и «коллизионная норма», первичным является именно «государственный интерес» (публичный интерес).

В современной американской и европейской доктрине (У. Риз, М. Цепенфельд, Я. Нойак и др.) подчеркивается, что публичные интересы / ценности не только обосновывают применение оговорок о публичном порядке в международном частном праве, но и позволяют законодателю формулировать на их основе вначале односторонние коллизионные нормы, а затем редуцировать их в нормы двусторонние167.

Важнейшим в учении Б. Карри был вывод о том, что судья не может самостоятельно давать оценку коллидирующим интересам государств (штатов) с целью определения, какой из них преобладает, поскольку это политическая функция очень высокого уровня. В связи с этим ученый высказывался за установление Конгрессом США единых приоритетов для судей, выявляющих такие интересы168. Эти приоритеты были установлены американским законодателем в § 6 Второго Свода законов США по международному частному праву 1971 г. в виде принципов, помогающих суду определять наиболее тесную связь (о содержании § 6 Второго Свода законов см. ниже).

В американской доктрине отмечается, что теория Б. Карри, связанная с классификацией коллизий, является единственно разумным решением, не является противоречивой, и это объясняет, почему она учтена во всех других современных доктринах169.

3. Факторы, влияющие на выбор судом применимого права.

В рамках этой части американской методологии следует выделить три теории:

А. Соображения «коллизионной политики» (choice-of-law policies) Э. Читхэма и В. Риза170: 1) учет потребностей междуштатной и международной систем (фактор международного единообразия решений); 2) применение отечественного права при отсутствии веских причин для применения иностранного права; 3) реализация цели, относящейся к делу материально-правовой нормы; 4) определенность, предсказуемость и единообразие результата; 5) защита обоснованных ожиданий участников отношений; 6) применение права государства с преобладающим интересом; 7) легкость в определении применимого права; 8) учет фундаментальной политики, закрепленной в основе всей затронутой широкой области материального права; 9) справедливое разрешение конкретного спора.

Б. «Соображения, влияющие на выбор применимого права» (choice-influencing considerations) Р. Лефлара171: 1) предсказуемость результатов; 2) поддержание междуштатного и международного порядка, связанного с признанием на основе суверенитета правомерных интересов государств и штатов, тесно связанных с обстоятельствами дела; 3) упрощение стоящей перед судом задачи за счет применения lex fori и двусторонних коллизионных норм; 4) превалирование государственных интересов страны суда; 5) применение лучшей правовой нормы (better rule of law), заключающееся в предпочтении судом прогрессивных, а не анахроничных материально-правовых норм.

На практике американские суды использовали только пятый фактор из теории Лефлара, считавшийся новым172. В большинстве случаев это приводило к тому, что лучшим правом считалось право суда173. Важно отметить, что выбор между прогрессивной и анахроничной нормой бесспорен лишь в рамках междуштатных (межобластных) коллизий на основе общих для страны интересов / ценностей.

В. Соображения справедливости и социальной цели Д. Каверса174, заключающиеся в выборе судом в сфере деликтов норм, обеспечивающих более строгие стандарты поведения и лучшую финансовую защиту пострадавшего. Идеи, предложенные Д. Каверсом, были реализованы, в частности, в ст. 3544 «Вопросы распределения ущерба и финансовой защиты» ГК Луизианы (ред. 1991 г.). Эта статья предусматривает наряду с привязками к домицилию лица, причинившего вред, к домицилию пострадавшего, к месту совершения правонарушения еще и привязку к праву штата, предусматривающего более высокий стандарт финансовой защиты для пострадавшего лица, чем это делало право штата, в котором вредоносное поведение имело место.

Анализ американских доктрин показывает, что главная роль в решении правовых коллизий — междуштатных и международных — отводится суду. Только суд, взвесив все обстоятельства дела, изучив право штатов (государств), с которыми конкретное дело связано, может решить, какое право соответствует «государственным интересам в большей степени», или «разумным ожиданиям», или «наилучшим образом защищает потерпевшего» и т. д. Американские суды очень быстро восприняли новые подходы к выбору применимого права, причем в решениях судов можно встретить ссылки на разные теории175.

Вместе с тем закреплению американских коллизионных доктрин в значительной степени способствовала и судебная практика США.

Своего рода поворотным пунктом в истории коллизионной практики США послужило решение Апелляционного суда штата Нью-Йорк по делу Babcock v. Jackson (Бэбкок против Джексона) 1963 г. По делу о дорожно-транспортном происшествии (г-жа Бэбкок, ехавшая на отдых в автомобиле супругов Джексон в статусе «гостя», получила травму), произошедшем на территории провинции Онтарио (Канада), было применено право штата Нью-Йорк (США). Дело осложнялось тем, что право провинции Онтарио, в отличие от штата Нью-Йорк, не предполагало ответственности за ущерб, причиненный здоровью, если получивший травму пассажир не оплачивал проезд. В своем решении суд исходил из того, что истец г-жа Бэбкок и ведший автомобиль ответчик Джексон проживали в штате Нью-Йорк, отсюда начали поездку и сюда должны были вернуться, а также тем, что автомобиль был зарегистрирован, застрахован и обычно находился в гараже также на территории этого штата. Обосновывая применение права штата Нью-Йорк, суд указал на то, что, поскольку стороны спора имели более тесную связь именно со штатом Нью-Йорк, а не с провинцией Онтарио, именно этот штат и имеет «наибольший интерес» в данном деле. Таким образом, Апелляционный суд США напрямую отступил от применения коллизионного критерия закона места совершения правонарушения (lex loci delicti commissi)176.

Следует отметить, что авторы новых американских коллизионных доктрин (Б. Карри, Д. Каверс, Р. Лефлар, У. Риз, Э. Читхэм, А. Эренцвейг), приводя различные доводы в поддержку своих теорий, выражали удовлетворение решением по делу Babcock v. Jackson. Так, например, Б. Карри обосновывал выбор применимого права тем, что обе стороны были жителями Нью-Йорка, У. Риз указывал на превалирование в деле контактов с этим штатом, а Р. Лефлар — на несомненное качественное превосходство новых норм Нью-Йорка177.

В целом, как уже отмечалось, американские теории нельзя назвать абсолютно новыми178. В связи с этим изменения в коллизионных подходах США представляют не революцию, а усовершенствование или модернизацию классического коллизионного метода179.

Предложенные американской правовой наукой взгляды легли в основу Второго Свода законов по международному частному праву США 1971 г. Работа над проектом велась под руководством У. Риза с 1952 г., взгляды которого, с одной стороны, продолжили и даже в какой-то степени обобщили предыдущие доктрины, а с другой — были более взвешенными.

Общая идея осталась та же, и она зафиксирована во Втором Своде — поиск права, которое наиболее тесно связано с данным правоотношением. Но при этом сохраняется центральная идея международного частного права — суд устанавливает применимое право на основе коллизионных норм своего штата (государства). Только в отсутствие в законодательстве соответствующих коллизионных норм суд будет самостоятельно выбирать применимое право с учетом определенных обстоятельств.

В § 6 Второго Свода законов США вошли известные по указанным выше американским теориям факторы, помогающие суду определять наиболее тесную связь. Вначале суд в соответствии с конституционными ограничениями следует правовым нормам своего штата в отношении выбора права180. Если же ограничения отсутствуют, то при определении применимого права учитываются следующие факторы (choice-of-law principles):

а) потребности междуштатной и международной систем (the needs of the interstate and international systems);

б) относящиеся к делу политики права суда (the relevant policies of the forum);

в) относящиеся к делу политики других заинтересованных государств в определении конкретного вопроса (the relevant policies of other interested states and the relevant interests of those states in the determination of the particular issue);

г) защита обоснованных ожиданий (the protection of justified expectations);

д) основные политики, закрепленные в основе определенной области права (the basic policies underlying the particular field of law);

е) определенность, предсказуемость и единообразие результата (certainty, predictability, uniformity of result);

ж) легкость в определении и применении права (ease in the determination and application of the law to be applied)181.

Важно отметить, что американский законодатель, установивший в § 6 целый ряд материально-правовых факторов, в частности интересы / политики страны суда и других заинтересованных государств, не отказался и от коллизионных привязок. Так, например, в § 188 Второго Свода законов установлено правило в соответствии, с которым, «при отсутствии действительного выбора, применимого сторонами права, для определения права, применимого к отдельному спорному вопросу, критерии, которые следует принять во внимание, при применении принципов § 6, включают: место заключения договора, место проведения переговоров по договору, место исполнения договора, место нахождения предмета договора, домицилий, место жительства, национальность, место создания юридического лица, место осуществления основной хозяйственной деятельности сторонами».

Таким образом, для установления применимого права американский судья обязан вначале выявить и взвесить материально-правовые факторы (интересы, политики), связанные с правоотношением, и только затем подобрать из набора коллизионных презумпций соответствующую выявленным факторам привязку. В отличие от традиционного, классического коллизионного подхода, основанного только на коллизионных (отсылочных) нормах, новый американский подход получил в доктрине название материально-правового (смешанного)182.

В полной мере материально-правовой подход реализован в Книге IV ГК Луизианы (ред. 1991 г.)183. Из 35 статей Книги IV «Коллизии законов» 27 статей содержат коллизионные нормы, ориентированные на учет материально-правового результата184. Так, например, в соответствии со ст. 3519 «Статус физического лица; общий принцип» (Титул II) судья обязан определять применимое право на основе интересов / политик, связанных с поддержкой действительности добровольно принятых обязательств, защитой детей и других лиц, нуждающихся в защите, а также с защитой семейных ценностей и стабильности. При выборе конкретной жесткой коллизионной привязки из фигурирующих в статьях Титула II (законы места заключения и расторжения брака, закон места жительства супругов и др.) суд обязан учитывать эти важнейшие и общие для государства, общества и частных лиц интересы (публичные интересы).

Проведенное в 2009 г. комплексное исследование применения американскими судами в деликтных обязательствах принципов, заложенных в ходе американской коллизионной революции, показало, что американские суды в 86% случаев достигали однородных результатов185, а в вопросах, связанных с выбором права, предусматривающего «более высокий стандарт финансовой защиты для пострадавшего лица» (ст. 3544 ГК Луизианы), эти результаты достигли 94%186.

Несмотря на то что американские авторы, выстраивая свою методологию, исходили из разрешения междуштатных правовых коллизий, ее элементы носили общий, часто абстрактный характер, благодаря чему новая методология в той или иной степени была воспринята европейскими и другими странами, включая Россию.

Новые американские подходы оказали влияние на доктрину и практику многих государств, воспринявших идею поиска права, наиболее тесно связанного с трансграничным правоотношением. Эта же идея нашла закрепление и в международных договорах, унифицирующих коллизионные нормы. Первым таким договором была Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г. Затем последовали новые национальные кодификации международного частного права, которые также закрепили идею наиболее тесной связи (Австрия, Германия, Италия, Румыния, Швейцария и др. и за пределами Европы — Венесуэла, Китай, Россия и др.). Что же касается конкретных подходов к поиску такого права, предложенных американской доктриной и осуществляемых судебной практикой, то они отвергнуты как открывающие безграничные возможности судейского усмотрения.

Согласно европейской практике принцип наиболее тесной связи должен быть обращен в первую очередь к законодателю: отказываясь от однозначных коллизионных привязок и предусматривая в законах множество субсидиарных правил к одному трансграничному отношению, а также закрепляя дополнительные условия применения той или иной привязки, законодатель тем самым обеспечивает гибкое регулирование и приближает к праву, наиболее тесно связанному с этим отношением. Суд, выбирая право, следует указаниям законодателя. Однако суд не ограничивается ролью технического проводника воли законодателя: если, выбрав право согласно нормативным правилам, суд посчитает, что отношение наиболее тесно связано с правом другого государства, то суд применяет право этого государства. Здесь уже есть место для воли суда и судейского усмотрения, которые, однако, будут постепенно приводиться к общему знаменателю судебной практикой. Европейский подход значительно ближе, чем американский, приближает к достижению идеи разрешения международных правовых коллизий, исходя из целей применения права, присущего конкретному трансграничному правоотношению, так как гибкость позитивного права дополняется гибкостью судебной практики.

Давая характеристику публичным интересам (политикам), оказывающим влияние на определение применимого права, не только американские, но и современные европейские авторы признают, что помимо экономических интересов, заложенных в антимонопольном законодательстве или законах о налогообложении, публичные интересы / политики охватывают еще и традиционные частноправовые области, такие как контракты, брак, развод, собственность и т. д. Это признание проявляется в большинстве из 84 кодификаций международного частного права, принятых в мире за последние пятьдесят лет (на 2015 г.). Исследование указанных документов показывает, что при создании этих кодификаций современные законодательные органы использовали целый комплекс механизмов (сверхимперативные нормы, односторонние коллизионные нормы и др.), предназначенных для защиты конкретных ценностей или интересов государства-участника на международной арене187.

Поворот в сторону признания важности материально-правового (смешанного) подхода в международном частном праве наметился в Европе после принятия в странах ЕС в 2007–2008 гг. Регламентов Рим I и Рим II о договорных и внедоговорных обязательствах188.

Принятый в КНР Закон о применении права к транснациональным гражданско-правовым отношениям (2010), также учитывает все современные тенденции. Это выражается не только в закреплении в ст. 2 Закона принципа наиболее тесной связи, но и в применении в ряде случаев материально-правового (смешанного) подхода в регулировании. Так, например, по вопросам содержания получателя алиментов в целях лучшей защиты его интересов судья обязан выбирать между правом обычного местопребывания стороны, правом государства, гражданство которого сторона имеет, или правом места нахождения основной части имущества (§ 29 Закона)189.

В ГК РФ материально-правовой подход закреплен, в частности, в п. 3 ст. 1199: «Отношения между опекуном (попечителем) и лицом, находящимся под опекой (попечительством), определяются по праву страны, учреждение которой назначило опекуна (попечителя). Однако когда лицо, находящееся под опекой (попечительством), имеет место жительства в Российской Федерации, применяется российское право, если оно более благоприятно для этого лица».

Несмотря на преобладание коллизионного подхода в большинстве стран мира, в пользу материально-правового (смешанного) подхода существуют веские аргументы. Эти аргументы заключаются в том, что для обеспечения эффективности гибкого коллизионного регулирования суд должен руководствоваться теми же интересами и политикой, которыми руководствовался законодатель, выражать вместе с законодателем единую государственно-правовую позицию190.

Дополнительная литература

1. Брун М. И. Конфликтное право постглоссаторов (XIII–XV вв.) // Известия Московского Коммерческого Института. Экономическое отделение. М., 1915. Кн. III. С. 3–48 / Научная юридическая электронная библиотека «Наука Права». URL: https://naukaprava.ru/catalog/293/332/30754 (дата обращения: 21.08.2019).

2. Брун М. И. Теория статутов (XVI–XVIII вв.) // Известия Московского Коммерческого Института. Экономическое отделение. М., 1915. Кн. III. С. 49–104 / Научная юридическая электронная библиотека «Наука Права». URL: https://naukaprava.ru/catalog/293/332/30755 (дата обращения: 21.08.2019).

3. Корецкий В. М. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права: монография. М.: Юриздат, 1948. 396 с.

4. Лунц Л. А. О некоторых чертах американской доктрины международного частного права // Вопросы международного права в теории и практике США. М., 1957.

5. Перетерский И. С., Крылов С. Б. Международное частное право: учебник. М.: Госюриздат, 1959. Гл. 5: «История советской науки международного частного права». С. 176–199.

6. Садиков О. Н. Развитие советской науки международного частного права // Уч. зап. ВНИИСЗ. 1971. № 23. С. 78–90.

7. Gutzwiller M. Geschichte des internationalen Privatrechts. Von den Anfängen bis zu den großen Privatrechtskodifikationen. Basel: Helbing & Lichtenhahn, 1977.

[167] Данный процесс имеет ряд этапов. На первом этапе при неэффективности уже сложившихся двусторонних норм суды для достижения приемлемого материально-правового результата начинают все чаще и чаще применять оговорку о публичном порядке. На втором этапе, после того как применение указанной оговорки достигает критической массы, как правило, выкристаллизовывается заложенная в основе всех подобных дел односторонняя коллизионная норма, определяющая пределы применения отечественного права. На третьем этапе, после практической проверки данной односторонней коллизионной нормы и распространения в разных странах материально-правовых норм, чье применение «обслуживает» указанная односторонняя коллизионная норма, становится возможным превратить ее в двустороннюю. Четвертый этап связан с рецепцией этой двусторонней нормы другими странами, в результате чего становится достижимой цель международного частного права — международное единообразие решений. Указанный процесс, обусловленный изменением принципов материального права, основанных на тех или иных публичных интересах (ценностях), является непрерывным (См. подробнее: Асосков А. В. Основы коллизионного права. М.: Инфотропик Медиа, 2012. С. 190–191).

[166] См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 153.

[169] См. подробнее: Symeonides S. C. The Choice-of-Law Revolution Fifty Years after Currie: An End and a Beginning // University of Illinois Law Review. 2015. Issue 2. P. 1862.

[168] См.: Currie B. Comments on Babcock v. Jackson — A Recent Development in conflict of Laws // Columbia Law Review. 1963. № 7. P. 1237–1238.

[163] См.: Currie Br. Selected Essays on the Conflicts of Laws. Durham: Duke University Press, 1963.

[162] См.: Symeonides S. C. Op. cit. P. 12.

[165] В странах романо-германской правовой семьи «ложный конфликт» аналогичен коллизиям с так называемым несущественным (нерелевантным) иностранным элементом во внутренних правоотношениях.

[164] С. Симеонидес отмечает, что правило для истинных коллизий, включающее принцип консеквенциализма, лежит в основе Книги IV (Коллизии законов) ГК Луизианы (См.: подробно: Symeonides S. C. The Choice-of-Law Revolution Fifty Years after Currie: An End and a Beginning // University of Illinois Law Review. 2015. Issue 2. P. 1865. URL: https://illinoislawreview.org/wp-content/ilr-content/articles/2015/5/Symeonides.pdf (дата обращения: 21.08.2019).

[161] «Статья 3515, — отмечает С. Симеонидес, — является общей статьей в том смысле, что она содержит общие принципы, из которых другие статьи Книги IV были получены и в свете которых они должны быть интерпретированы. Основная цель процесса, связанного с выбором применимого права в рамках Книги IV, заключается в применении закона того государства, публичным интересам которого был бы нанесен „наиболее серьезный ущерб, если бы его право не было применено к этому вопросу“. Эта по-гиппократовски звучащая фраза является общим принципом Книги IV». Применимым правом, уточняет С. Симеонидес, должен быть закон того государства, которое понесет наиболее серьезные правовые, социальные, экономические и другие последствия, если его право не будет применено к рассматриваемому судом вопросу (см.: Symeonides S. C. Op. cit. P. 8).

[160] Профессор С. Симеонидес принимает активное участие в реформе американского и европейского законодательства. Он является также автором кодификации штата Орегон для деликтных конфликтов и проекта Кодекса международного частного права для Пуэрто-Рико (См. подробнее: Parks A. L. Symeon C. Symeonides // Willamette University. Law. URL: http://willamette.edu/law/faculty/profiles/symeonides/ (дата обращения: 21.08.2019)).

[159] Комплексную роль принцип наиболее тесной связи играет и в международном частном праве РФ. В российской доктрине отмечается, что данный принцип выполняет не только роль основной принципиальной идеи, правового регулирования, но и роль корректора уже сформулированных коллизионных презумпций, а также роль ограничителя «автономии воли» сторон, основанную на действии императивных норм права той страны, с которой договор реально связан (см.: Международное частное право: учебник / отв. ред. Г. К. Дмитриева. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 2010. С. 301–303). Правило п. 2 ст. 1192 ГК РФ, в соответствии с которым суд должен учитывать назначение и характер императивных норм права другой страны, имеющих тесную связь с отношением, а также последствия их применения или неприменения, а также правило ст. 1193 ГК РФ, в соответствии с которым «Норма иностранного права … в исключительных случаях не применяется, если последствия ее применения явно противоречат основам правопорядка (публичному порядку)», — укладываются в содержание принципа наиболее тесной связи по методу «сравнения ущерба», закрепленного в ГК Луизианы.

[156] Статья 3515 ГК Луизианы 1825 г. (в ред. Закона 1991 г.): «За исключением об ином в настоящей книге, любой вопрос в деле, имеющем связи с другими государствами, регулируется правом государства, публичным интересам которого был бы нанесен наиболее серьезный ущерб, если его право не будет применено к этому вопросу (курсив — А. Ш.). Civil Code. Louisiana Laws Table of Contents. URL: http://legis.la.gov/Legis/Laws_Toc.aspx?folder=67&level=Parent (дата обращения: 21.08.2019).

[155] См. подробнее: Passler R. G. Comparative Impairment: Louisiana’s New Methodology for Resolving Conflicts of Law // Louisiana Law Review. 1991. Vol. 52. № 2. P. 433, 435, 413–429.

[158] Раапе Л. Указ. соч. С. 98.

[157] См. подробнее: Symeonides S. C. The Conflicts Book of the Louisiana Civil Code: Civilian, American, or Original? (To be published in 83 Tulane Law Review (2009)). P. 10. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1343878## (дата обращения: 21.08.2019); Звеков В. П. Международное частное право: учебник. М.: Юристъ, 2004. С. 168.

[152] См. подробнее: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 152; Международное частное право: современные проблемы (гл. 8.1. Влияние новых тенденций на формирование норм международного частного права; автор главы — Кабатова Е. В.). М.: ТЕИС, 1994. С. 388; Асосков А. В. Указ. соч. С. 133–135.

[151] Ehrenzweig A. A. The Lex Fori — Basic Rule in the Conflict of Laws // Michigan Law Review. 1960. Vol. 58. № 5. P. 637–688.

[154] См. подробнее: Baxter W. Choice of Law and the Federal System // Stanford Law Review. 1963. Vol. 16. № 1. P. 1–42.

[153] Брун М. И. Публичный порядок в международном частном праве. Пг., 1916. С. 76 (Научная юридическая электронная библиотека «Наука Права»). URL: https://naukaprava.ru/catalog/293/332/11546?view=1 (дата обращения: 21.08.2019).

[150] См. подробнее: Асосков А. В. Основы коллизионного права. М.: Инфотропик Медиа, 2012. С. 110.

[189] Закон Китайской Народной Республики о применении права к транснациональным гражданско-правовым отношениям (принят 28 октября 2010 г. на 17-м заседании Постоянного комитета 11 Национального Народного Конгресса) // Факультет права НИУ ВШЭ. Научно-учебная группа «Современная конструкция международного частного права». URL: https://pravo.hse.ru/data/2015/11/16/1081085258/%D0%9A%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%B9%202010.pdf (дата обращения: 21.08.2019).

[188] Так, например, в п. (20) преамбулы Регламента ЕС Рим II указано: «В сфере ответственности за продукцию правило конфликта законов должно учитывать такие цели, как справедливое распределение рисков в современном высокотехнологическом обществе, охрана здоровья потребителей, стимулирование инноваций, недопустимость искажения конкуренции и содействие торговле. Введение каскадной системы привязок вместе с условием предсказуемости является сбалансированным решением применительно к этим целям» (Регламент (ЕС) № 864/2007 Европейского парламента и Совета от 11 июля 2007 г. о праве, применимом к внедоговорным обязательствам (Рим II)) // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/ALL/?uri=CELEX%3A32007R0864 (дата обращения: 21.08.2019).

[185] См.: Symeonides S. C. Choice of Law in Cross-Border Torts: Why Plaintiffs Win and Should // Hastings Law Journal. 2009. Dec. P. 337.

[184] См.: Symeonides S. C. Private International Law at the End of the 20th Century: Progress or Regress? // XV International Congress of Comparative Law. P. 37.

[187] См.: Symeonides S. C. The Choice-of-Law Revolution Fifty Years after Currie: An End and a Beginning // University of Illinois Law Review, Issue 2 (2015). P. 15–17.

[186] См.: Symeonides S. C. The Conflicts Book of the Louisiana Civil Code: Civilian, American, or Original? P. 35.

[181] Цит. по: Асосков А. В. Указ. соч. С. 277–278. См.: также: American Law Institute. Restatement of the Law Second, Conflicts of Laws 2 d. Vol. I, II. St. Paul, Minn., 1971; Кабатова Е. В. Указ. соч. С. 391.

[180] Подобные ограничения в странах континентального права означают применение защитных оговорок о публичном порядке.

[183] По мнению С. Симеонидеса, Книга IV ГК Луизианы «…конкретизирует уроки американской революции о выборе применимого права в краткие правила гражданско-правового стиля в сочетании их с гибким по-американски „подходом“; и представляет тем самым больше уверенности, чем коллизионное право любого другого штата США, и большую гибкость, чем любая европейская коллизионная кодификация» (См. подробнее: Symeonides S. C. The Conflicts Book of the Louisiana Civil Code: Civilian, American, or Original? P. 1).

[182] См. подробнее: Асосков А. В. Основы коллизионного права. М.: Инфотропик Медиа, 2012. С. 306–307.

[178] Такая точка зрения присуща и доктрине США. Известный американский коллизионист Ф. К. Юнгер (Friedrich K. Juenger, 1930–2001) указывал на то, что все части «новой» методологии выбора закона в США имеют корни еще в XIV в. (см.: Borchers P. J. The Choice-Of-Law Revolution: An Empirical Study, 49 // Washington and Lee Law Review. 357 (1992). P. 358).

[177] См.: Borchers P. J. The Choice-Of-Law Revolution: An Empirical Study, 49 // Washington and Lee Law Review. 1992. Vol. 357. P. 364.

[179] См.: Кабатова Е. В. Указ. соч. С. 388.

[174] Cavers D. The choice of the law process. New York, 1965; Лунц Л. А. Указ. соч. С. 154; Кабатова E. B. Указ. соч. С. 388–389.

[173] См. подробнее: Кабатова E. B. Указ. соч. С. 390; Асосков А. В. Указ. соч. С. 275–276.

[176] См. подробнее: Бендевский Т. Международное частное право: учебник / пер. с макед. С. Ю. Клейн; отв. ред. Е. А. Суханов. М.: Статут, 2005. С. 353–354.

[175] Например, в деле, рассмотренном Верховным судом штата Монтана в 2000 г. по спору из причинения вреда, которое было связано фактическими обстоятельствами с пятью штатами, суд при вынесении решения ссылался и на существенную связь, и на заинтересованность права штатов, и на более благоприятное право.

[170] Cheatham E., Reese W. Choice of the Applicable Law // Columbia Law Review. 1952. Vol. 52. P. 959–982.

[172] Строго говоря, фактор о применении лучшей правовой нормы не является новым. В доктрине отмечается, что первым эту проблему поставил некий Магистр Алдрик в конце XII в., указав на то, что «судья должен применять право, которое он считает лучшим и более полезным» (см.: Вольф М. Указ. соч. С. 37–38).

[171] Leflar R. A. Choice-Influencing Considerations in Conflicts Law // New York University Law Review. 1966. Vol. 41. P. 267–327.

[127] См. подробнее: Savigny F. C. von. Op. сit. S. 36.

[126] Асосков А. В. Реформа раздела VI «Международное частное право» Гражданского кодекса РФ // Хозяйство и право. 2014. № 2. С. 3–28

[129] Названия «наступательной» для позитивной оговорки и «оборонительной» для негативной оговорки дал выдающийся немецкий коллизионист Лео Раапе (см.: Раапе Л. Указ. соч. С. 98–99).

[128] Оговорка о публичном порядке в ст. 6 ГК Франции (1804) также ограничивает пределы применения иностранного права императивными нормами закона и добрыми нравами.

[123] «Неправильность терминологии (международный публичный порядок и внутренний публичный порядок. — А. Ш.), — указывал М. И. Брун, — такая же, как если бы мы сказали, что у лица есть два домицилия, один — гражданский, другой — международный, вместо того чтобы сказать, что домицилий имеет два смысла — один в гражданском праве (точка на территории), другой — в конфликтном (привязка лица к законодательству страны)» (Брун М. И. Публичный порядок в международном частном праве. Пг.: Сенатская тип., 1916. С. 18–19, 32).

[122] См.: Вольф М. Указ. соч. С. 189.

[125] См.: п. 2.2 Концепции совершенствования Раздела VI Гражданского кодекса Российской Федерации «Международное частное право». URL: http://privlaw.ru/sovet-po-kodifikacii/conceptions/koncepciya2/ (дата обращения: 21.08.2019).

[124] См.: Международное частное право: современные проблемы (гл. 10.2. Проблемы публичного порядка в международном частном праве; автор главы — Бабаев М. Х.). С. 465.

[121] См. подробнее: Шулаков А. А. Публичный порядок в международном частном праве и проблемы толкования и применения сверхимперативных и императивных норм // Lex Russica. 2018. № 4. С. 81–97.

[120] Регламент (ЕС) № 593/2008 Европейского парламента и Совета от 17 июня 2008 г. о праве, применимом к договорным обязательствам (Рим I).
«Статья 9. Преобладающие императивные положения
1. Преобладающими императивными положениями являются положения, соблюдение которых признано страной в качестве имеющего принципиальное значение для охраны ее публичных интересов, таких как ее политическое, социальное или экономическое устройство, в такой степени, что они подлежат применению к любой ситуации, подпадающей под их действие, независимо от того, какое право в ином случае подлежало бы применению к договору согласно настоящему Регламенту» (Regulation (EC) № 593/2008 of the European Parliament and of the Council of 17 June 2008 on the law applicable to contractual obligations (Rome I)). URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32008R0593 (дата обращения: 21.08.2019).

[119] Savigny F. C. von. Op. сit. S. 36.

[116] Вольф М. Указ. соч. С. 52–53.

[115] Одним из правил логики является постулат о том, что определение должно быть ясным, четким, не допускающим двусмысленных или метафорических выражений. Вместе с тем в юриспруденции имеется достаточное количество понятий-метафор («разумный срок», «каучуковая норма», «корпоративная вуаль» и др.).

[118] Например, в § 1 («Принцип наиболее тесной связи») Федерального закона Австрии о международном частном праве (1978) установлено:
«(1) Обстоятельства дела, соприкасающиеся с заграницей, рассматриваются в частноправовом отношении согласно тому правопорядку, с которым (у них) присутствует наиболее прочная связь.
(2) Содержащиеся в настоящем Федеральном законе отдельные правила о применимом правопорядке (отсылочные нормы) рассматриваются как выражение этого принципа» (Международное частное право: Иностранное законодательство / предисл. А. Л. Маковского; сост. и науч. ред. А. Н. Жильцов, А. И. Муранов. М.: Статут, 2000 (Серия: «Современное зарубежное и международное частное право»). С. 158).

[117] Вольф М. Указ. соч. С. 50–51.

[112] См.: Savigny F. C. von. Op. cit. S. 27; Вольф М. Указ. соч. С. 50–51; Корецкий В. М. Указ. соч. С. 155–156.

[111] Savigny F. C. von. Op. cit. S. 25–27; Вольф М. Указ. соч. С. 50.

[114] См.: Корецкий В. М. Указ. соч. С. 156–157.

[113] Savigny F. C. von. Op. cit. S. 108.

[110] См.: Mills A. Op. сit. Р. 34–36.

[149] Encyclopedia of Private International Law / ed. by J. Basedow, G. Rühl, F. Ferrari and P. de M. Asensio (L. Silberman. Chapter A.10: (American) Conflict of laws revolution). URL: https://www.elgaronline.com/view/nlm-book/9781782547228/b-9781782547235-A_10.xml#showmorecontent (дата обращения: 21.08.2019).

[148] См.: Morris J. H. C. The Proper Law of the Tort // Harward Law Review. 1951. Vol. 64. P. 81; Звеков В. П. Обязательства вследствие причинения вреда в коллизионном праве. М.: Волтерс Клувер, 2007.

[145] Неизвестное иностранное право, к которому отсылает отечественная коллизионная норма, отмечал Л. Раапе, может содержать материальные нормы, применение которых является недопустимым (оскорбляет наши чувства) либо создает препятствия для осуществления важных задач отечественного правопорядка. Отсюда, указывал ученый, вытекает необходимость предусматривать привязку к иностранному праву лишь с оговоркой о публичном порядке (см.: Раапе Л. Указ. соч. С. 96).

[144] В современной литературе отмечается, что, не будучи источником права, Свод является тем средством, к которому в спорных случаях нередко обращаются американские суды за доказательной базой для своей аргументации (см.: Кох Х., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. С. 361).

[147] В конечном итоге и в США, и в Европе коллизионный принцип Бартола lex loci delicti commissi устоял, хотя и оброс значительным количеством субсидиарных норм, либо стал одним из нескольких коллизионных критериев по деликтным обязательствам.

[146] См.: Раапе Л. Указ. соч. С. 520.

[141] Доктрина приобретенных прав, являясь принципиальным положением общего права — субъективные права должны рассматриваться по нормам права, которые действовали в момент возникновения прав, была использована Дайси для обоснования решения коллизионных вопросов, а затем разрабатывалась американскими юристами, в частности Дж. Билем. См.: Dicey A. Digest of the Law of England with reference to the conflict of Laws. London, 1896. P. 56.

[140] «Первая и наиболее общая максима (руководящее начало), — писал Д. Стори, — состоит в том, что любая нация обладает исключительным суверенитетом и юрисдикцией в пределах своей собственной территории. Прямым последствием этого правила является то, что законы каждого государства действуют в отношении всей собственности, как реальной, так и личной, в пределах ее территории и всех лиц, которые являются резидентами на этой территории, как родившиеся там субъекты, так и иностранцы, а также все контракты и акты, совершенные там...» (§ 18). Вторая максима, по мнению Д. Стори, естественно вытекающая из первой, состоит в том, что ни одно государство не может претендовать на то, чтобы его право действовало в отношении собственности или лиц за пределами его территории (§ 20). Из двух этих максим вытекает и третья, согласно которой, если некоторые законы и получают экстратерриториальную силу, то исключительно по доброй воле территориальной власти (§ 23)» (цит. по: Международное частное право: современные проблемы / отв. ред. М. М. Богуславский. М.: ТЕИС, 1994. С. 38).

[143] Cм.: Dicey A. Op. cit. P. 558. Американский словарь наследия английского языка определяет под «публичной политикой (public policy) публичный / общественный интерес (public interest) или публичное / общественное благо (public good), выраженные в принципах, определяющих толкование и применение закона: положения договора, исключающие законные права, могут считаться недействительными по сравнению с публичной политикой» (The American Heritage® Dictionary of the English Language, Fifth Edition copyright ©2019 by Houghton Mifflin Harcourt Publishing Company. All rights reserved // URL: https://www.yourdictionary.com/public-policy (дата обращения: 21.08.2019)). Термин «Policy, public» в Юридическом словаре Джона Бувье, адаптированном к Конституции и законам Соединенных Штатов Америки и нескольких государств Американского союза, обозначает закрепленную в законе государственную политику, направленную на общественное благо (A law dictionary adapted to the Constitution and laws of the United States of America. URL: http://americanheritage.yourdictionary.com/public-policy (дата обращения: 21.08.2019)). Таким образом, термин «policy» в полной мере совпадает с теми публично-правовыми категориями, которые в романо-германской правовой системе составляют содержание общих и отраслевых принципов права, а также с публичными интересами, ценностями национального правопорядка (публичным порядком).

[142] Cм.: Juenger F. K. Op. cit. P. 440–445.

[138] О том, почему Англия оказалась в стороне от европейского процесса развития международного частного права, см.: Juenger F. K. Op. cit. P. 436–440.

[137] Лекции по международному частному праву 1925 г. См.: Мережко А. Указ. соч. С. 119.

[139] Story J. Commentaries on the Conflict of Laws. Boston: Hilliard, Gray, and Company, 1834.

[134] Подробнее см.: Курс международного права: в 7 т. / В. С. Верещетин, С. В. Виноградов, Г. М. Даниленко (и др.); гл. ред. В. Н. Кудрявцев. М.: Наука, 1989–1993. Т. 1. С. 64–65.

[133] Mancini P. Della nazionalità come fondamento del diritto delle genti prelezione al corso di diritto internazionale e marittimo pronunciata nella R. Università di Torino, Torino, Tipografia Eredi Botta, 1851. См.: Левин Д. Б. История международного права. М., 1962. С. 76–77.

[136] См.: об этом: Богуславский М. М. История доктрин международного частного права и их влияние на развитие международного частного права // Международное частное право. Современные проблемы: в 2 кн. Кн. 1. М., 1993. С. 40–41.

[135] Италия — одна из первых стран, где было кодифицировано коллизионное право, разработчиком которого был Манчини. Оно было включено в Гражданский кодекс, принятый в 1865 г. Эти нормы были с небольшими изменениями воспроизведены в редакции Кодекса 1938 г. и в Гражданском кодексе 1942 г. в качестве его обособленной части «Общие положения о законе». Лишь в 1995 г. коллизионное право Италии было существенно изменено.

[130] См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 131–132.

[132] Среди немецких юристов к таковым относятся Людвиг фон Бар (Ludwig von Ваг), Эрнст Цительман (Ernst Zitelmann), Эрнст Франкенштейн (Ernst Frankenstein); среди французских — Антуан Пилле (Antoine Pille), Франсуа Деспанье (Francois Despagnet) и др.

[131] Закрепленные в п. 2 ст. 29 Всеобщей декларация прав человека ценности позволяют государствам провести общепризнанную границу между признанием прав иностранцев («уважением к приобретенным за рубежом правам») и интересами публичного порядка: «При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе» («Всеобщая декларация прав человека» (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г.)) // РГ. 1995. № 67. 5 апр.

[190] См.: Шулаков А. А. Современные подходы к раскрытию содержания принципа наиболее тесной связи в международном частном праве // Lex Russica. 2018. № 1. С. 103–114.

[89] См.: Мережко А. Наука международного частного права. Киев, 2006. С. 77.

[88] См.: Ibid.

[87] См.: Yntema Н. Е. Op. cit. Р. 304–305.

[97] Определенные в третьем принципе У. Губера пределы, за рамки которых не должно выходить признание иностранного права, Э. Лоренцен называет «Public Policy» («Публичной (государственной) политикой») (см.: Lorenzen E. G. Op. cit. P. 202).

[96] См.: Вольф M. Указ. соч. С. 42–43; Lorenzen E. G. Op. cit. P. 200.

[95] Указанное У. Губером положение о «законах каждого народа, после того как они были применены в пределах его собственной страны» американский ученый Э. Лоренцен определил как «приобретенные права» (rights acquired) (См. подробнее: Lorenzen E. G. Huber’s De Conflictu Legum // Yale Law School. 1919. Vol. 1. Issue 1. P. 200. URL: http://digitalcommons.law.yale.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=5566&context=fss_papers (дата обращения: 21.08.2019).

[94] Huberus U. Praelectiones juris Romani et hodiemi lib // Цит. пo: Juenger F. K. Op. cit. P. 435.

[93] Международное частное право: современные проблемы. С. 37.

[92] См.: Вольф М. Указ. соч. С. 43.

[91] Статья 3 ФГК: «Правовой режим недвижимого имущества, в том числе находящегося во владении иностранных граждан, регламентируется французским законом. Законы, касающиеся гражданского состояния и правоспособности лиц, распространяются на французских граждан, в том числе проживающих в иностранных государствах» // Французский гражданский кодекс. М., 2008. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/affichCode.do?cidTexte=LEGITEXT000006070721 (дата обращения: 21.08.2019).

[90] См.: Вольф М. Указ. соч. С. 39–40; Yntema Н. Е. Op. cit. Р. 304–305.

[79] См. подробнее: Брун М. И. Указ. соч. С. 38–39; 45–48.

[78] См. подробнее: Макаров А. Н. Указ. соч. С. 36; Лунц Л. А. Курс международного частного права. С. 124; Международное частное право: современные проблемы / отв. ред. М. М. Богуславский. М.: ТЕИС, 1994. С. 34.

[77] Нольде Б. Э. Очерк международного частного права // Ф. Лист. Международное право. СПб., 1909. С. 470.

[76] См. подробнее: Макаров А. Н. Указ. соч. С. 29.

[86] См.: Mil A. Op. cit. Р. 14.

[85] Там же. С. 52.

[84] Брун М. И. Указ. соч. С. 48.

[83] См.: Брун М. И. Указ. соч. С. 43.

[82] См.: Гетьман-Павлова И. В. Указ. соч. С. 19–23.

[81] См. подробнее: Шулаков А. А. Консеквенциальный метод в международном частном праве // Актуальные проблемы российского права. 2014. № 1. С. 106.

[80] См. подробнее: Гетьман-Павлова И. В. Наука международного частного права: дозволительный и запретительный статуты в теории Бартоло де Сассоферрато // Международное публичное и частное право. 2008. № 5. С. 19–23.

[99] Содержание максим Дж. Стори см.: в разд. 2.9 «Англо-американская территориальная доктрина международного частного права».

[98] В законодательстве многих стран, и в том числе в России, такие публичные интересы охватывают наиболее значимые интересы государства, общества и частных лиц. Конституционный Суд РФ включает в понятие публичных интересов (конституционно значимых ценностей) шесть оснований, закрепленных в соответствии со ст. 29 Всеобщей декларации прав человека в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. К ним относятся: основы конституционного строя, нравственность, здоровье, права и законные интересы других лиц, обеспечение обороны страны и безопасности государства (см.: Постановление Конституционного Суда РФ № 15-П от 30 октября 2003 г. // СПС «КонсультантПлюс»). Значительность и бесспорность этих интересов (ценностей) подтверждается тем, что в целях их защиты, в соответствии с указанной статьей Конституции, права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом. Данные публичные интересы (конституционно значимые ценности) составляют ядро публичного порядка по смыслу международного частного права, т. е. те принципы, в рамках которых не может быть применена ни одна противоречащая им иностранная норма, имеющая экстерриториальное значение.

[69] См. подробнее: Брун М. И. Указ. соч. С. 9–10.

[68] Лунц Л. А. Международное частное право. М., 1970. С. 15–16; Yntema Н. Е. The Historic Bases of Private International Law // American Journal of Comparative Law. 1953. Vol. 2. 1953. P. 301; Mills A. The Private History of International Law // International & Comparative Law Quarterly. 2006. Vol. 55. Jan. P. 4–5; Juenger F. K. A Page of History // Mercer Law Review. 1983–1984. Vol. 35. P. 422–423.

[67] См. подробнее: Брун М. И. Очерки истории конфликтного права. М.: Тип. Г. Лисснера и Д. Собко, 1915. С. 9–10. URL: https://naukaprava.ru/catalog/293/332/ 11276 (дата обращения: 21.08.2019).

[66] См.: Вольф М. Указ. соч. С. 35.

[65] Корецкий В. М. Савиньи в международном частном праве (К 65-летию со дня смерти) // Вестник советской юстиции. Харьков, 1926. № 4. 15 февр. С. 154; Научная юридическая электронная библиотека «Наука Права». URL: https://naukaprava.ru/catalog/293/1069/37105 (дата обращения: 21.08.2019).

[75] Грабарь В. Э. Римское право в истории международно-правовых учений. Элементы международного права в трудах легистов XII–XIV вв. Юрьев, 1901. С. 20–209.

[74] См.: Брун М. И. Указ. соч. С. 9–10.

[73] В созданный Ф. Аккурсием сборник «Glossa ordinaria» вошло около 97 тысяч глосс, написанных ко всему тексту Corpus iuris civilis (Кодификации Юстиниана).

[72] См. подробнее: Errera A. The Role of Logic in the Legal Science of the Glossators and Commentators: Distinction, Dialectical Syllogism, and Apodictic Syllogism: An Investigation Into Tue Epistemological Roots of Legal Science in the Late Middle Ages. Springer, 2007. P. 161.

[71] Цит. по: Макаров А. Н. Основные начала международного частного права. С. 35.

[70] Конституция 380 г. положила конец номинальной религиозной свободе IV в. и стала важным шагом для превращения христианства в государственную религию.

[64] См. подробнее: Вольф М. Международное частное право. М.: Иностранная литература, 1948. С. 35.

[63] См. подробнее: Макаров А. Н. Основные начала международного частного права. М.: ООО «Книгодел», 2005. С. 33; Лунц Л. А. Курс международного частного права: в 3 т. М.: Спарк, 2002. С. 117–118; Международное частное право: современные проблемы / отв. ред. М. М. Богуславский. М.: ТЕИС, 1994. С. 32–33.

[62] См. подробнее: Дмитриева Г. К. История науки международного частного права // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). 2015. № 2. С. 22.

[61] Термину «международное частное право» предшествовали термины «коллизионное право», «конфликтное право». Но и эти термины возникли не сразу: они стали известны благодаря работам голландских юристов XVII в.

[109] Теория статутов подвергалась серьезной критике и раньше, в частности в работах К. Ф. Вехтера (1797–1880). См.: Мережко А. Указ. соч. С. 92–94.

[108] Savigny F. C. von. System des heutigen Römischen Rechts. Bd. 8. Berlin, 1849. URL: http://www.deutschestextarchiv.de/book/show/savigny_system08_1849 (дата обращения: 21.08.2019).

[105] См.: разд. 2.10 «Развитие зарубежной доктрины и практики международного частного права во второй половине XX — начале XXI в.».

[104] Речь идет о ст. 30 Вводного закона к Германскому гражданскому уложению (1896), где было закреплено правило: «Применение иностранных законов исключается, если их применение противоречило бы добрым нравам или цели германского закона» (см.: Раапе Л. Указ. соч. С. 98, 575).

[107] «Публичное право не может быть изменяемо договорами частных лиц» (D. 2.14.38). Указанная норма берет свое начало из тех фрагментов Дигест, которые принадлежат перу самого значительного представителя римской юриспруденции Эмилия Папиниана (Aemilius Papinianus, ок. 150–212 гг.). В 426 г. трудам Э. Папиниана была придана обязательная юридическая сила. 595 фрагментов из них вошли в состав Дигест. В понятие «добрые нравы» (лат. bonos mores) блистательный римский юрист и государственный деятель Э. Папиниан включал благочестие, гражданское достоинство и стыдливость (D. 28.7.15).

[106] См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 129.

[101] См. подробнее: Шулаков А. А. Принципы голландской коллизионной доктрины и законодательство США и европейских стран по международному частному праву // Lex Russica. 2016. № 11. С. 119.

[100] См.: Lorenzen E. G. Op. cit. P. 199; Childress III D. E. Pepperdine University School of Law. Comity as Conflict: Resituating International Comity as Conflict of Laws // UC Davis Law Review. 2010. Vol. 44. Nov. Pepperdine University Legal Studies Research Paper No. 2010/9 P. 1. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1576633 (дата обращения: 21.08.2019).

[103] «Если фактический состав вообще не имеет отношения к нашей стране, — писал немецкий коллизионист Л. Раапе, — то германские интересы, как правило, не затрагиваются применением иностранной правовой нормы, и поэтому наш публичный порядок должен молчать. Важно, следовательно, не само отсутствие связи с нашей страной, а лишь вытекающее отсюда следствие, что наши интересы не страдают» (Раапе Л. Международное частное право. М.: Иностранная литература, 1960. С. 98).

[102] Джозеф Биль ввел в 1934 г. доктрину «приобретенных прав» в Первый Свод законов по международному частному праву США: «Если субъективное право (rights) создано объективным правом (law), — это субъективное право само по себе становится фактическим обстоятельством и его существование может быть фактом в будущем, когда это или другое объективное право будут условием для возникновения нового субъективного права. Признать существующее право … означает признать существование факта…» (Международное частное право: современные проблемы. С. 49). Данная позиция была развита в последующих американских теориях XX в. Тем самым в этих теоретических построениях делались попытки определенным образом примирить применение иностранного права с идеей государственного суверенитета.

Глава 3.
ИСТОЧНИКИ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА

3.1. Понятие и виды источников международного частного права

Особенности источников той или иной системы или отрасли права зависят от сущности, природы этого права, которая, в свою очередь, определяется особенностями объекта правового регулирования.

В системе национального права, регулирующего внутригосударственные отношения, источниками являются формы внешне объективированного выражения суверенного волеизъявления государства: нормативный правовой акт, санкционированный обычай, судебный прецедент (в странах англо-саксонской правовой семьи).

В отличие от этого, в системе международного права, регулирующего межгосударственные отношения, источниками являются формы внешне объективированного выражения согласованной воли двух и более государств: международный договор и международный обычай.

Международное частное право — отрасль национального права. Поэтому его источники — это те юридические формы, которые характерны для национального права. Для права Российской Федерации, в том числе и для международного частного права, практически единственным юридическим источником является нормативный правовой акт — законы и подзаконные акты. Незначительную роль играют санкционированные государством обычаи.

Так, согласно абз. 2 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации»: «При разрешении споров, осложненных иностранным элементом, суды применяют нормы Конституции Российской Федерации, общепризнанные принципы и нормы международного права, нормы международных договоров и акты международных организаций, внутригосударственные нормы права Российской Федерации и права других государств (иностранное право), обычаи, признаваемые в Российской Федерации»191.

Аналогичным образом данный вопрос решается в большинстве государств, принадлежащих к романо-германской правовой семье192.

В отдельных государствах (например, в Великобритании, США и Новой Зеландии) источниками права, наряду с нормативными актами выступают судебные прецеденты, которые также являются источниками международного частного права.

Концепция двойственности источников международного частного права. В доктрине международного частного права сложились две основные позиции по вопросу о природе источников международного частного права.

Согласно первой позиции, получившей наименование «концепции двойственности», источники международного частного права (в зависимости от их происхождения) можно разделить на: 1) внутригосударственные (нормативный правовой акт, национальный обычай, судебный прецедент (в странах англо-американского права)); и 2) международные (международные договоры, международные обычаи). Данная позиция отражена в работах С. Б. Крылова193, Т. Бендевского194 и В. А. Канашевского195, которые указывают на тот факт, что многие нормы, входящие в состав международного частного права (унифицированные коллизионные и унифицированные материально-правовые нормы), создаются в форме международных договоров и могут непосредственно применяться для регулирования отношений между субъектами внутригосударственного (национального) права.

Сторонники второй позиции, напротив, придерживаются мнения об однородности источников международного частного права, которые существуют исключительно в форме национальных правовых актов. Такого подхода придерживаются такие ученые, как М. М. Богуславский196, Е. Т. Усенко197 и С. Н. Лебедев198. Не отрицая важную роль международного договора в создании норм международного частного права (в частности, унифицированных коллизионных и унифицированных материально-правовых норм), они преодолевают проблему «двойственности» путем признания ратифицированного международного договора частью правовой системы соответствующего государства.

Так, Е. Т. Усенко отмечает, что нормы международного договора «входят в состав международного частного права только тогда и постольку, когда и поскольку они в силу трансформации становятся нормами национального права… Как следствие, все нормы международного частного права являются национально-правовыми, а природа международного частного права как отрасли национального права не изменяется»199.

Схожей позиции придерживался С. Н. Лебедев: «При заключении международного договора государство обязуется перед другими государствами-участниками обеспечить в пределах своей юрисдикции такое регулирование соответствующих отношений, которое предусмотрено в международном договоре. Соблюдение этой обязанности предполагает необходимость установления государством обязательности правил такого договора для субъектов частноправовых отношений, т. е. физических и юридических лиц, а также правоприменительных органов. Поскольку указанные лица являются субъектами внутреннего, а не международного права, правила международного договора становятся обязательными для них лишь в случае, когда это предписано самим государством путем „трансформации“ правил международного договора в нормы внутреннего (национального) права»200.

Таким образом, между заключением международного договора и его воздействием на поведение субъектов частноправовых отношений должен находиться волевой акт государства, допускающий такое воздействие. Юридический механизм такого процесса предусматривается внутренним правом государства и обычно именуется «трансформацией» международно-правовых норм в национально-правовые201. Правовой основой этого механизма является п. 4 ст. 15 Конституции РФ202: «Международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Тем самым Конституция придает нормам международного договора силу национальных правовых норм в правовой системе в целом, включая и международное частное право.

При всей условности самого термина (на самом деле норма международного договора не преобразуется, она сохраняет свое место в международном праве, а вот ее содержанию придается статус национально-правовой нормы), теория трансформации наиболее адекватно отражает сущность юридического процесса восприятия норм международного права национальным правом.

Важно отметить, что речь идет о договорах, к которым Российская Федерация присоединилась, т. е. выразила свое согласие на юридическую обязательность такого договора. Правовыми формами такого согласия являются либо федеральный закон о ратификации, либо указ Президента или постановление Правительства о присоединении (далее — правовые акты о присоединении)203. Так, в форме постановления Правительства Россия присоединилась к Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений в редакции 1971 г., а также Всемирной конвенции об авторском праве в редакции 1971 г. и Конвенции об охране интересов производителей фонограмм от незаконного воспроизводства их фонограмм 1971 г. В форме федеральных законов Российская Федерация присоединилась к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге 1988 г. и Монреальской конвенции для унификации некоторых правил международных воздушных перевозок 1999 г.

Правовые акты о присоединении (закон, указ, постановление) являются теми правовыми формами, в которых нормы международного договора вводятся в российскую правовую систему. Именно они являются источниками российского права в целом и международного частного права в частности, так как выполняют две функции источника: являются, во-первых, официально-юридической формой суверенного единоличного волеизъявления государства, обеспечивающего нормам договора юридическую силу внутри государства, и, во-вторых, документальной формой юридического существования этих норм в отечественном праве. Причем правовая форма, в которой нормы международного договора вводятся в правовую систему России, формально обусловливает место этих норм в иерархической структуре права: если они вводятся федеральным законом, то и обладают юридической силой федерального закона; если постановлением Правительства, то юридической силой подзаконного акта.

С точки зрения юридической техники было бы целесообразнее публиковать международные договоры одновременно с актом о присоединении в качестве его неотъемлемой части. К сожалению, в соответствии со ст. 30 Закона о международных договорах Российской Федерации публикация договоров привязывается к моменту вступления его в силу, что разрывает текст договора с законом о его ратификации, хотя юридически они составляют единое целое.

Согласно п. 1 ст. 1186 ГК РФ право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям, осложненным иностранным элементом, «определяется на основании международных договоров Российской Федерации, настоящего Кодекса и других законов (пункт 2 статьи 3), а также обычаев, признаваемых в Российской Федерации».

На первый взгляд может показаться, что разд. VI части третьей ГК РФ воспринял концепцию двойственности источников международного частного права. Однако это не так. Данное положение следует понимать как те формы, в которых содержатся российские коллизионные нормы, определяющие право, подлежащее применению к частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом. Причем указание на международные договоры не является спецификой международного частного права. В равной степени нормы международных договоров могут применяться и для регулирования любых внутренних отношений, как частноправовых, так и публично-правовых. Что касается способа придания норме юридической обязательности, то это не вопрос Гражданского кодекса, а вопрос конституционного права и, прежде всего, Конституции РФ.

Рассмотренное позволяет сделать вывод о том, что международный договор не имеет прямого применения во внутригосударственной сфере и, следовательно, не является источником внутреннего права, в том числе международного частного права как одной из отраслей внутреннего права. В трансграничных частноправовых отношениях действие международного договора опосредовано национально-правовыми актами (п. 4 ст. 15 Конституции РФ, законом о ратификации, постановлением Правительства о присоединении и пр.). В результате международный договор действует как национально-правовой акт, что снимает проблему «двойственности» источников международного частного права.

Непризнание за международным договором качества источника национального права ни в коей мере не умаляет его роли в развитии международного частного права. Договор закрепляет результаты тех стадий правотворческого процесса, посредством которых формируются нормы международного частного права — самая сложная и трудноосуществимая задача создания норм права. Конечная стадия правотворческого процесса (придание этим нормам юридической силы в пределах национальной юрисдикции государства) осуществляется в национально-правовых формах, которые и выступают официально-юридическими источниками международного частного права.

Следует рассмотреть еще два положения, связанных с применением международных договоров в частноправовой сфере.

Первое положение. Абзац 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ в соответствии с п. 4 ст. 15 Конституции РФ предусматривает приоритетное применение норм международного договора к гражданским отношениям, в том числе к гражданским отношениям, осложненным иностранным элементом (аналогичные правила закреплены в других частноправовых законах). С позиции последних практическое значение имеет применение унифицированных коллизионных и унифицированных материальных норм, созданных международными договорами. И те и другие, действуя как национально-правовые нормы, не отменяют аналогичных норм внутреннего права, но и не сливаются с ними в единый массив, а сохраняют в нем обособленность.

Неразрывная связь унифицированных (международных) норм с международным договором, в рамках которого они созданы, приводит к тому, что они всегда «иные» по сравнению с аналогичными внутренними нормами204. Как таковые они являются специальными нормами, а соответствующие нормы российского законодательства являются общими. Согласно известному принципу права специальные нормы всегда имеют преимущественное применение перед общими: lex specialis derogat lex generalis.

Второе положение о непосредственном применении международных договоров к гражданским правоотношениям (кроме случаев, когда из текста международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта) также установлено в абз. 1 п. 2 ст. 7 ГК РФ (в других частноправовых законах этого правила нет). Термин «непосредственное применение» следует понимать условно. Его смысл раскрывается в п. 3 ст. 5 Закона о международных договорах, который закрепил широко признанное деление международных договоров на самоисполнимые и несамоисполнимые205.

К первым (самоисполнимым) Закон отнес положения договоров, для применения которых не требуется издание внутригосударственных актов (например, Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., Конвенция УНИДРУА о международном финансовом лизинге 1988 г.). Они содержат правила, пригодные для применения в таком виде, в котором они сформулированы в договоре, и в этом смысле такие международные договоры применяются непосредственно. В гражданско-правовой сфере, как правило, действуют именно такие договоры.

Ко вторым (несамоисполнимым) отнесены такие договоры, для исполнения которых требуется издать конкретизирующие их правовые акты. Как следствие, такие договоры не могут применяться непосредственно.

Закон при этом подчеркивает еще один момент: применяться могут только те договоры, которые были официально опубликованы. Это является еще одним аргументом в пользу того, что международный договор не применяется прямо, непосредственно к внутренним отношениям, а только после его полного восприятия национальным правом, включая официальную публикацию.

Все рассмотренные положения подтверждаются Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 (в ред. от 5 марта 2013 г.) «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». В нем говорится, что суды непосредственно применяют нормы такого международного договора: 1) по которому Российская Федерация выразила согласие на его обязательность посредством одного из действий, перечисленных в ст. 6 Федерального Закона «О международных договорах Российской Федерации» (путем подписания договора; обмена документами, его образующими; ратификации договора; утверждения договора; принятия договора; присоединения к договору; или любым иным способом, о котором условились договаривающиеся стороны); 2) который вступил в силу и стал обязательным для Российской Федерации; 3) положения которого не требуют издания внутригосударственных актов для их применения; и 4) который был официально опубликован в Собрании законодательства Российской Федерации, в Бюллетене международных договоров или размещен на «официальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru).

Аналогичным образом данный вопрос решается и в законодательстве иных государств. Например, п. 5 ст. 1 Гражданского кодекса Испании 1889 г. (в ред. 2013 г.) устанавливает, что правовые нормы, содержащиеся в международных договорах, не имеют прямого применения в Испании, пока они не стали частью внутренней правовой системы, а точнее, не были опубликованы в Официальном Государственном бюллетене Испании.

Итак, международный договор, не будучи юридическим источником международного частного права, играет большую роль в его развитии: в нем сформулированы нормы, которые впоследствии становятся правовыми нормами (унифицированными коллизионными или унифицированными материальными) международного частного права того или иного государства. Договор тем самым является важным этапом в их создании.

3.2. Российское законодательство по международному частному праву

В России нет единого кодификационного акта по международному частному праву. По сложившейся еще в советский период правовой традиции его нормы включаются в отдельные отраслевые кодифицированные акты.

В настоящее время в Российской Федерации действуют три основных закона, регулирующих два блока отношений, входящих в предмет международного частного права: гражданско-правовые и брачно-семейные отношения, осложненные иностранным элементом. Это Гражданский кодекс Российской Федерации 2001 г. (часть третья разд. VI «Международное частное право»), Семейный кодекс Российской Федерации 1995 г. (разд. VII «Применение семейного законодательства к семейным отношениям с участием иностранных граждан и лиц без гражданства») и Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации 1999 г. (гл. XXVI «Применимое право»).

Так, согласно абз. 3 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации»: «К источникам внутригосударственного права Российской Федерации, содержащим нормы международного частного права, относятся, в частности, Гражданский кодекс Российской Федерации (в т.ч. раздел VI «Международное частное право»), Семейный кодекс Российской Федерации (раздел VII «Применение семейного законодательства к семейным отношениям с участием иностранных граждан и лиц без гражданства»), Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации (глава XXVI «Применимое право») (п. 1 ст. 1186 ГК РФ, ч. 5 ст. 11 ГПК РФ, ч. 5 ст. 13 АПК РФ)».

При этом наибольшую роль в регламентации частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, играет именно Гражданский кодекс РФ.

В Гражданском кодексе РФ нормы международного частного права содержатся в разд. VI части третьей «Международное частное право», который не только внес существенные изменения в коллизионно-правовое регулирование частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, но и поднял российское международное частное право в целом на принципиально новый уровень. Регулирование, предусмотренное в данном разделе, максимально приближено к современному мировому уровню развития доктрины и практики международного частного права. Раздел воспринял все новейшие тенденции развития международного частного права, сложившиеся к началу XXI в. в праве Европейского союза, а также различных зарубежных стран. Он охватывает широкий круг вопросов, многие из которых впервые решаются в российском законодательстве.

Структурно разд. VI части третьей ГК РФ состоит из трех глав, содержащих в общей сложности 46 статей (для сравнения: аналогичный раздел предыдущего закона — Основ гражданского законодательства СССР и республик от 31 мая 1991 г. — содержал лишь 15 статей, а действовавшая до реформы 2013 г. редакция разд. VI части третьей ГК РФ — 39 статей).

Особое значение имеют нормы главы 66 «Общие положения», закрепляющие общие начала правоприменения (ст. 1186–1194 ГК РФ). Эти нормы подлежат учету при выборе компетентного правопорядка к любому виду частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. Значение указанных норм определяется также тем, что их не было в предыдущем законодательном акте (Основах гражданского законодательства СССР) и нет в действующем семейном законодательстве РФ. Открывает данную главу ст. 1186 ГК РФ, которая имеет основополагающее значение для международного частного права Российской Федерации. Во-первых, она называет виды иностранного элемента в составе гражданского отношения (объект, субъект и иной иностранный элемент) (п. 1). Во-вторых, она закрепляет принцип наиболее тесной связи для случаев, когда невозможно определить применимое право иным способом (п. 2). В-третьих, данная статья устанавливает приоритет материально-правового способа регулирования отношений, осложненных иностранным элементом (п. 3 ст. 1186 ГК РФ): «Если международный договор РФ содержит материально-правовые нормы, подлежащие применению к соответствующему отношению, определение на основе коллизионных норм права, применимого к вопросам, полностью урегулированным такими материально-правовым нормами, исключается». В-четвертых, абз. 2 п. 1 ст. 1186 ГК РФ устанавливает, что «особенности определения права, подлежащего применению международным коммерческим арбитражем, устанавливаются законом о международном коммерческом арбитраже».

Кроме того, данная глава содержит нормы, посвященные: проблеме квалификации юридических понятий при выборе права, подлежащего применению (ст. 1187 ГК РФ); применению права страны с множественностью правовых систем (ст. 1188 ГК РФ); взаимности (ст. 1189 ГК РФ); обратной отсылке (ст. 1190 ГК РФ); установлению содержания норм иностранного права (ст. 1191 ГК РФ); нормам непосредственного применения (ст. 1192 ГК РФ); оговорке о публичном порядке (ст. 1193 ГК РФ); а также реторсиям (ст. 1194 ГК РФ).

В отдельную главу — гл. 67 «Право, подлежащее применению при определении правового положения лиц» — вынесены вопросы, касающиеся правового положения субъектов международного частного права (физических и юридических лиц, иностранных организаций, не являющихся юридическим лицом по иностранному праву, а также государства) — ст. 1195–1204 ГК РФ. Открывает данную главу ст. 1195 ГК РФ, которая впервые в отечественном законодательстве вводит понятие «личный закон физического лица», а также закрепляет способы его определения. Далее располагаются статьи, регламентирующие различные вопросы правового статуса физических лиц в трансграничной гражданско-правовой сфере, такие как: право- и дееспособность (ст. 1196–1197); право на имя (ст. 1198 ГК РФ); опека и попечительство (ст. 1199 ГК РФ); признание лица безвестно отсутствующим и объявление умершим (ст. 1200 ГК РФ); а также право заниматься предпринимательской деятельностью в качестве индивидуального предпринимателя (ст. 1201 ГК РФ). Положения ст. 1202 ГК РФ посвящены определению личного закона юридического лица и сфере его действия; а предписания ст. 1203 ГК РФ — определению личного закона иностранной организации, не являющейся юридическим лицом по иностранному праву. Завершает данную главу ст. 1204 ГК РФ, касающаяся участия государства в гражданско-правовых отношениях, осложненных иностранным элементом.

Последняя глава — гл. 68 «Право, подлежащее применению к имущественным и личным неимущественным отношениям» — является самой обширной. Она содержит 27 статей, многие из которых были впервые введены в отечественное законодательство или подвергнуты существенным изменениям в ходе проведенной в 2013 г. реформы гражданского законодательства РФ. В ней решаются, в частности, такие вопросы, как: определение и сфера действия права, подлежащего применению к вещным правам (ст. 1205–1207 ГК РФ); исковая давность (ст. 1208 ГК РФ); форма сделки (ст. 1209 ГК РФ); определение и сфера действия права, подлежащего применению к различным видам договоров (ст. 1210–1215 ГК РФ); уступка права требования (ст. 1216 ГК РФ) и переход прав кредитора к другому лицу на основании закона (ст. 1216.1 ГК РФ); определение права, применимого к обязательствам из односторонних сделок (ст. 1217 ГК РФ) и отношениям представительства (ст. 1217.1 ГК РФ); прекращение обязательств зачетом (ст. 1217.2 ГК РФ); уплата процентов (ст. 1218 ГК РФ); определение и сфера действия права, подлежащего применению к отдельным видам внедоговорных обязательств (ст. 1219–1222.1 ГК РФ); а также отношения по наследованию (ст. 1224 ГК РФ).

В ходе проводившейся в 2013 г. модернизации гражданского законодательства РФ в разд. VI части третьей ГК РФ были внесены существенные изменения. Подробно они будут изложены в соответствующих главах учебника, в данной главе лишь перечислим основные из них206:

1) в ст. 1192 ГК РФ «Императивные нормы» были внесены изменения терминологического характера. В целях предотвращения ошибочного толкования, в новой редакции данный термин был заменен на «нормы непосредственного применения», что позволяет отграничить такие нормы от «обычных» императивных предписаний, упоминающихся в иных статьях разд. VI части третьей ГК РФ (в частности, п. 5 ст. 1210, ст. 1212 и других);

2) в целях устранения практики необоснованного обращения к оговорке о публичном порядке, а также ее более точного определения ст. 1193 ГК РФ была дополнена указанием на то, что «при обращении к оговорке о публичном порядке российские суды должны учитывать характер отношений, осложненных иностранным элементом»;

3) расширен круг вопросов, входящих в личный статут юридического лица: так, в п. 1 ст. 1202 ГК РФ введен подп. 9, распространяющий личный закон юридического лица на «вопросы ответственности учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам»;

4) в целях достижения определенности регулирования разд. VI части третьей ГК РФ был дополнен перечнем конкретных вопросов, которые решаются на основе права, подлежащего применению к вещным правам, т. е. вещным статутом (ст. 1205.1 ГК РФ);

5) отменена норма, устанавливающая обязательную письменную форму внешнеэкономической сделки, одной из сторон которой является российское лицо (п. 2 ст. 1209 ГК РФ);

6) в целях обеспечения предсказуемости правового регулирования, были уточнены положения п. 2 ст. 1211 ГК РФ путем указания на то, что отказ от применения общей коллизионной привязки (к месту жительства или основному месту деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора) может происходить лишь в случае, когда договор явным образом более тесно связан с правом другой страны (п. 9 ст. 1211 ГК РФ в новой редакции);

7) сформулированы новые коллизионные нормы, регулирующие выбор права, применимого к: договору о создании юридического лица и договору, связанному с осуществлением прав участника юридического лица (ст. 1214 ГК РФ); переходу прав кредитора к другому лицу на основании закона (ст. 1216.1 ГК РФ); отношениям представительства (ст. 1217.1 ГК РФ); прекращению обязательства зачетом (ст. 1217.2 ГК РФ); установлению допустимости требования о возмещении вреда страховщиком (ст. 1220.1 ГК РФ);

8) разрешен вопрос о соотношении договорного и деликтного статутов (п. 3 ст. 1219 ГК РФ);

9) расширен круг внедоговорных обязательств, в отношении которых предусмотрено коллизионное регулирование: так, в ГК РФ было введено новое положение о праве, подлежащем применению к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора (culpa in contrahendo) (ст. 1222.1 ГК РФ);

10)расширена возможность выбора сторонами отдельных видов внедоговорных обязательств применимого права (ст. 1223.1 ГК РФ).

В принятом 8 декабря 1995 г. Семейном кодексе Российской Федерации (вступил в силу с 1 марта 1996 г.) нормы международного частного права содержатся в разд. VII «Применение семейного законодательства к семейным отношениям с участием иностранных граждан и лиц без гражданства»207. Он насчитывает 12 статей (ст. 156–167), которые регламентируют практически все аспекты трансграничных брачно-семейных отношений. Это вопросы: заключения брака (ст. 156–157 СК РФ); признания браков, заключенных за пределами территории РФ (ст. 158 СК РФ); признания брака недействительным (ст. 159 СК РФ); расторжения брака (ст. 160 СК РФ); о личных неимущественных и имущественных правах и обязанностях супругов (ст. 161 СК РФ); установления и оспаривания отцовства (материнства) (ст. 162 СК РФ); о правах и обязанностях родителей, детей и других членов семьи (ст. 163–164 СК РФ); а также усыновления (удочерения) (ст. 165 СК РФ). При этом многие из перечисленных вопросов впервые решены в отечественном законодательстве (например, вопрос об определении применимого права для личных неимущественных и имущественных отношений супругов; о правах и обязанностях родителей и детей в «смешанных» браках; установлении и оспаривании отцовства (материнства) и др.).

Кроме того, данный раздел содержит отдельные нормы, касающиеся общих вопросов международного частного права, таких как установление содержания норм иностранного семейного права (ст. 166 СК РФ) и ограничение применения норм иностранного семейного права посредством оговорки о публичном порядке (ст. 167 СК РФ).

В целом разд. VII Семейного кодекса РФ внес существенные изменения в коллизионно-правовое регулирование брачно-семейных отношений, осложненных иностранным элементом. Во-первых, действующее законодательство во многом отошло от безраздельно господствовавшего ранее территориального принципа, который подчинял практически все виды брачно-семейных отношений, осложненных иностранным элементом, российскому праву, что, в свою очередь, приводило к возникновению «хромающих» отношений (например, брак, заключенный в России по российским законам, не признавался за рубежом). Действующие в настоящее время коллизионные нормы предусматривают возможность отсылки как к российскому, так и к иностранному праву, что отвечает интересам российских граждан, находящихся за рубежом.

Во-вторых, по всему кругу вопросов брачно-семейных отношений предусматривается многовариантное решение, дающее возможность при установлении применимого права учитывать все обстоятельства конкретной ситуации и находить более приемлемое решение (например, вопрос о том, с кем из родителей, не проживающих совместно, будет проживать несовершеннолетний ребенок, может быть решен либо по закону государства, на территории которого все стороны проживают, либо по закону государства, гражданином которого является ребенок, либо по закону того государства, где ребенок проживает, — ст. 163 СК РФ).

1 мая 1999 г. вступил в силу Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации. В отличие от действовавшего ранее Кодекса торгового мореплавания СССР 1968 г. (содержавшего всего несколько коллизионных норм), Кодекс торгового мореплавания РФ содержит целую главу — гл. XXVI «Применимое право», в которой содержится развернутая система коллизионных норм по широкому кругу отношений, связанных с торговым мореплаванием (ст. 414–427). В данной главе решаются такие вопросы, как: определение права, применимого к отношениям из торгового мореплавания (ст. 414 КТМ РФ); право собственности и иные вещные права на судно (ст. 415 КТМ РФ); правовое положение членов экипажа (ст. 416 КТМ РФ); права на затонувшее имущество (ст. 417 КТМ РФ); отношения из договоров, заключаемых в области торгового мореплавания (ст. 418 КТМ РФ); общая авария (ст. 419 КТМ РФ); отношения из столкновения судов (ст. 420 КТМ РФ) и причинения вреда (ст. 421–422.1 КТМ РФ); осуществление спасательных операций по отношению к судну (ст. 423 КТМ РФ); морской залог на судно (ст. 424 КТМ РФ) и ипотека судна (ст. 425 КТМ РФ); а также ограничение ответственности по морским требованиям (ст. 426 КТМ РФ).

Таким образом, рассмотренные источники свидетельствуют о серьезном обновлении, расширении и изменении российского законодательства по международному частному праву. При этом разд. VI части третьей ГК РФ «Международное частное право» представляет собой качественно новый этап развития российского международного частного права, что позволяет позиционировать Гражданский кодекс РФ в качестве основного источника российского международного частного права в целом. Данный вывод также подтверждается следующими обстоятельствами.

Как следует из п. 1 ст. 1186 ГК РФ, нормы, определяющие право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям, осложненным иностранным элементом, содержатся (кроме Гражданского кодекса РФ) и в других законах РФ. Как правило, они носят комплексный характер, но в большей или меньшей степени регулируют и гражданские отношения, осложненные иностранным элементом. Поэтому в таких законах содержатся отдельные нормы международного частного права. Самый яркий пример — рассмотренный выше Кодекс торгового мореплавания, содержащий коллизионные нормы по гражданским отношениям, связанным с торговым мореплаванием.

Отдельные коллизионные нормы содержатся и в других законах. Например, в Федеральном законе от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» (в ред. от 31 мая 2018 г.) есть два коллизионных правила — о праве, применимом к правоспособности юридического лица и к инвестиционным отношениям (ст. 2, 3). Коллизионные нормы закреплены и в Законе РФ от 7 июля 1993 г. № 5338-I «О международном коммерческом арбитраже» (в ред. от 29 декабря 2015 г.) (ст. 28, абз. 2 подп. 1 п. 2 ст. 34, абз. 2 подп. 1 п. 1 ст. 36).

В области внешнеторговой деятельности принципиальное значение имеет Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 164-ФЗ «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» (в ред. от 13 июля 2015 г.). Являясь в целом по своей природе государственно-правовым актом, он содержит ряд положений, имеющих основополагающее значение для частноправового регулирования внешнеторговых сделок, в том числе: понятие внешнеторговой деятельности (п. 4 ст. 2); правовое положение российских и иностранных участников внешнеторговой деятельности (ст. 10); норму о представительствах иностранных юридических лиц (ст. 51).

Отдельные нормы международного частного права встречаются и в других законах, среди которых можно назвать, в частности: Федеральный закон от 30 декабря 1995 г. № 225-ФЗ «О соглашениях о разделе продукции» (в ред. от 27 июня 2018 г.); Федеральный закон от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (в ред. от 1 июля 2018 г.); Федеральный закон от 29 апреля 2008 г. № 57-ФЗ «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства» (в ред. от 31 мая 2018 г.); Федеральный закон от 24 июля 2002 г. № 101-ФЗ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения» (в ред. от 27 июня 2018 г.); Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве)» (в ред. от 3 августа 2018 г.); Основы законодательства Российской Федерации о нотариате от 11 февраля 1993 г. № 4462-1 (в ред. от 3 августа 2018 г.); а также процессуальные кодексы РФ — ГПК РФ и АПК РФ.

Так, в Гражданском процессуальном кодексе РФ (ГПК РФ) от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ (в ред. от 3 августа 2018 г.) такие нормы закреплены в разд. V «Производство по делам с участием иностранных лиц», который состоит из четырех глав: гл. 43 «Общие положения», гл. 44 «Подсудность с участием иностранных лиц судам в Российской Федерации», гл. 45 «Признание и исполнение решений иностранных судов и иностранных третейских судов (арбитражей)», а также гл. 45.1 «Производство по делам с участием иностранного государства».

В Арбитражном процессуальном кодексе РФ (АПК РФ) соответствующие нормы включены в разд. V «Производство по делам с участием иностранных лиц», включающий три главы: гл. 32 «Компетенция арбитражных судов в Российской Федерации по рассмотрению дел с участием иностранных лиц», гл. 33 «Особенности рассмотрения дел с участием иностранных лиц» и гл. 33.1 «Производство по делам с участием иностранного государства».

При применении этих и других законов к частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом, возникает проблема их взаимоотношения с разд. VI части третьей ГК РФ. Указанные выше законы содержат отдельные коллизионные нормы, но не устанавливают общих начал выбора компетентного правопорядка. В подобных случаях следует обращаться к разд. VI части третьей ГК РФ, что прямо следует из абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК РФ: «Нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу». Как следствие, если какие-то вопросы, связанные с выбором компетентного правопорядка, не решены в специальных законах, они должны решаться в соответствии с разд. VI части третьей ГК РФ. Данное положение нашло закрепление в Кодексе торгового мореплавания, п. 2 ст. 1 которого устанавливает, что к имущественным отношениям, «не регулируемым или не полностью регулируемым настоящим Кодексом, применяются правила гражданского законодательства Российской Федерации». К числу таких отношений относятся в том числе отношения, осложненные иностранным элементом.

Сложнее данная проблема решается применительно к регулированию брачно-семейных отношений, осложненных иностранным элементом. Как уже отмечалось, трансграничные брачно-семейные отношения регулируются Семейным кодексом РФ. Но как быть с решением общих вопросов, связанных с выбором компетентного правопорядка? Здесь возникает два варианта. Семейный кодекс РФ либо не содержит общих начал выбора компетентного правопорядка (квалификация юридических понятий, обратная отсылка, применение права страны с множественностью правовых систем, нормы непосредственного применения, взаимность и др.), либо содержит, но с иным содержанием (оговорка о публичном порядке).

С одной стороны, по сложившейся еще в советский период традиции, семейное право считается самостоятельной отраслью российского права. С другой стороны, имущественные отношения, складывающиеся между членами семьи, несмотря на их особый личный характер, не могут качественно отличаться от любых других имущественных отношений. Это отчетливо проявилось в новых экономических условиях, что нашло отражение в действующем семейном законодательстве. В соответствии со ст. 4 СК РФ к имущественным и личным неимущественным отношениям между членами семьи, не урегулированным семейным законодательством, применяется гражданское законодательство постольку, поскольку это не противоречит существу семейных отношений. Несмотря на то что в данной статье речь идет об общих началах семейного и гражданского законодательства (а не об общих началах международного частного права), для решения вопросов, не урегулированных Семейным кодексом РФ, по аналогии могут применяться предписания разд. VI части третьей Гражданского кодекса РФ.

К таким вопросам относятся: квалификация юридических понятий (ст. 1187), применение права страны с множественностью правовых систем (ст. 1188), взаимность (ст. 1189), обратная отсылка (ст. 1190), ст. 1192 (нормы непосредственного применения). К трансграничным брачно-семейным отношениям может быть также применен п. 2 ст. 1186 ГК РФ, устанавливающий принцип российского международного частного права, согласно которому поиск компетентного правопорядка должен быть направлен на выбор права, с которым отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано. Поэтому если в соответствии с коллизионными нормами Семейного кодекса невозможно определить право, подлежащее применению, то следует применить право, с которым трансграничное брачно-семейное отношение наиболее тесно связано.

По-иному решается вопрос о применении правил, опосредующих процесс выбора компетентного правопорядка, хотя и включенных в СК РФ, но в содержание которых ГК РФ внес новые элементы. Это две нормы: установление содержания иностранного права и оговорка о публичном порядке. Здесь ст. 4 СК РФ неприменима, так как соответствующие отношения регулируются Семейным кодексом.

Аналогичный вывод следует из п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации», согласно которому «при наличии в российском законодательстве специальных коллизионных норм по определенным вопросам следует применять такие специальные коллизионные нормы… Вместе с тем суд применяет положения раздела VI части третьей ГК РФ, если в соответствующем специальном законодательном акте отсутствуют общие положения коллизионного права (статья 4 СК РФ, пункт 2 статьи 1 КТМ РФ)».

Таким образом, в Российской Федерации не существует единого кодифицированного акта, содержащего нормы международного частного права: его нормы кодифицированы либо в отраслевых актах, либо в комплексных правовых актах, число которых постоянно увеличивается. При этом из всех актов только разд. VI части третьей ГК РФ называется «Международное частное право». И только в этот раздел включены нормы, содержащие решения практически всех общих вопросов международного частного права, сопровождающие весь процесс выбора компетентного правопорядка. Но эти прогрессивные правила имеют формально ограниченную сферу применения: частноправовые отношения, осложненные иностранным элементом. При решении аналогичных общих вопросов в других сегментах международного частного права неизбежно возникнут проблемы. Некоторые схемы разрешения подобных проблем рассмотрены выше, но они не могут претендовать на всеобщность.

* * *

Подведем итоги. Существует два пути кодификации международного частного права: создание единого закона о международном частном праве, что соответствует его отраслевой самостоятельности (на необходимость принятия такого закона указывает, в частности, Н. Ю. Ерпылева208), или кодификация в рамках иных отраслевых или межотраслевых законов. В России кодификация международного частного права пошла по второму пути. Его недостатки известны: многократное дублирование норм, разрешающих общепонятийные положения международного частного права, что неизбежно ведет к несовпадающим решениям.

Раздел VI части третьей ГК РФ не устранил эти недостатки. Во-первых, сохраняется отраслевая или даже межотраслевая кодификация. Причем в отраслевых и межотраслевых законах либо вообще не решаются общие вопросы международного частного права, либо содержатся единичные решения. Во-вторых, нормы, предусматривающие решение общих вопросов, сосредоточены в указанном разделе ГК РФ. Называясь «Международное частное право», разд. VI части третьей ГК РФ как бы претендует на отнесение его положений ко всему массиву международного частного права. Однако из текста это не следует. Напротив, в статьях раздела речь идет исключительно о гражданско-правовых отношениях. В результате дублирования нет, разночтений нет. Но нет и четких юридических оснований для применения положений ГК РФ к отношениям, регулируемым другими отраслевыми и межотраслевыми актами (Семейным кодексом РФ и др.). Такой путь породил больше вопросов, чем ответов. В-третьих, разд. VI части третьей ГК РФ («Международное частное право») содержится в Гражданском кодексе РФ, что, по мнению некоторых ученых, свидетельствует о том, что международное частное право является особым институтом гражданского права. Вместе с тем в науке преобладает позиция о том, что международное частное право является самостоятельной отраслью внутригосударственного права.

В связи с этим наиболее целесообразным является использование другого пути кодификации международного частного права. Вместе с тем создание единого закона о международном частном праве едва ли отвечает историческим традициям, сложившимся в России.

Так, в России неоднократно предпринимались попытки разработать проект Закона о международном частном праве. Одной из таких попыток стал первоначально разработанный Л. А. Лунцем, а впоследствии дополненный его последователями и коллегами проект Закона о международном частном праве и международном гражданском процессе 1989–1990 гг.209 Однако данный проект так и не был принят.

Семейное и трудовое право уже давно обособились в самостоятельные отрасли, и нет необходимости в ломке сложившейся ситуации. Тем более что включение коллизионных норм в отраслевые и межотраслевые законы обеспечивает их связь с «корнями», что способствует более точному отражению природы регулируемых отношений при создании коллизионных норм.

В целях сохранения достоинств отраслевой кодификации, с одной стороны, и обеспечения максимально широкого, соответствующего современному уровню общественного развития решения основополагающих вопросов международного частного права — с другой, следует принять закон под названием «Основы международного частного права». В указанном законе следует, в частности, указать на то, что он применяется ко всем видам частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, а также решить такие вопросы, как: круг отношений, регулируемых международным частным правом; разрешение конфликта квалификации; обратная отсылка и отсылка к праву третьего государства; обход закона; применение права страны с множественностью правовых систем (интерлокальные, интерперсональные и интертемпоральные коллизии); порядок установления содержания иностранного права; пределы применения иностранного права (оговорка о публичном порядке и нормы непосредственного применения); общие положения о «статусе иностранцев» (понятие личного закона, его варианты и их соотношение) и др.

Наличие такого закона позволит, с одной стороны, обеспечить единообразное решение основополагающих вопросов международного частного права во всех сферах частноправовых отношений, а с другой — сохранить специфику регулирования отдельных видов частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, с помощью конкретных коллизионных норм, которые самым тесным образом связаны с материальными нормами соответствующих отраслевых законодательных актов (Семейного кодекса РФ, Трудового кодекса РФ и др.).

3.3. Законодательство зарубежных стран по международному частному праву

Как отмечалось ранее, одним из основных источников международного частного права является национальное законодательство. При этом все зарубежные страны по их законодательной практике можно условно разделить на три группы:

1) страны, в которых приняты специальные кодифицированные законодательные акты по международному частному праву;

2) государства, в которых международное частное право кодифицировано в отдельных отраслевых актах;

3) страны, где международное частное право вообще не кодифицировано и лишь в отдельных законодательных актах содержатся его отдельные нормы.

1. Долгое время развитие международного частного права по пути специальной кодификации было характерным для европейских стран. Однако в последние годы все большее число государств, в том числе за пределами Европы, выбирает именно этот путь развития своего международного частного права. Так, в настоящее время специальные кодифицированные акты по международному частному праву приняты в Австрии, Венгрии, Италии, Доминиканской Республике, Монако, Польше, Румынии, Турции, КНР, Чехии, Хорватии, Швейцарии, Японии и многих других странах.

Как правило, такие специальные акты строятся по одному принципу. Открывает акт раздел «Общие положения», в котором освещается сфера применения соответствующего закона, а также решаются общие вопросы международного частного права (квалификация юридических понятий, обратная отсылка, применение права страны с множественностью правовых систем, взаимность, установление содержания иностранного права, пределы применения иностранного права и пр.). Далее располагаются коллизионные нормы, позволяющие определить право, применимое к различным видам частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом: договорным и внедоговорным обязательствам, брачно-семейным и наследственным отношениям, трастам, отношениям в сфере права интеллектуальной собственности и пр.). Во многих странах в законы по международному частному праву включаются также нормы международного гражданского процесса, регламентирующие вопросы трансграничной судебной юрисдикции, оказания правовой помощи по гражданским делам, признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений. Завершает акт, как правило, раздел, посвященный переходным и заключительным положениям.

При этом необходимо учитывать, что в государствах — членах Европейского союза (за исключением Дании) действуют принятые в рамках ЕС Регламенты, фактически заменившие коллизионные нормы национального законодательства государств-членов по вопросам, входящим в сферу действия соответствующих регламентов. Среди наиболее важных таких Регламентов следует назвать:

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 17 июня 2008 г. № 593/2008 о праве, применимом к договорным обязательствам (Рим I)210;

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 11 июля 2007 г. № 864/2007 о праве, применимом к внедоговорным обязательствам (Рим II)211;

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 20 декабря 2010 г. № 1259/2010 о расширении сотрудничества в области права, применимого к расторжению брака и судебному разлучению супругов (Рим III)212;

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 27 февраля 2012 г. № 650/2012 о юрисдикции, применимом праве, признании и исполнении решений, а также принятии и исполнении аутентичных документов по вопросам наследования, и о создании Европейского сертификата о наследовании (Рим IV)213;

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 12 декабря 2012 г. № 1215/2012 о подсудности и признании и исполнении решений по гражданским и торговым делам (Брюссель I bis)214;

– Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 27 ноября 2003 г. № 2201/2003 о юрисдикции, признании и приведении в исполнение судебных решений по семейным делам и делам об обязанностях родителей (Брюссель II bis)215 и др.

Таким образом, коллизионные нормы национального законодательства государств, входящих в состав ЕС, применяются лишь к вопросам, не охватываемым указанными Регламентами.

Австрия. Одним из первых (по времени принятия) специальных кодифицированных актов является Закон Австрии о международном частном праве, принятый в 1978 г. В настоящее время он действует в редакции 2017 г.216 Структурно он состоит из восьми разделов, регулирующих все основные вопросы международного частного права. В частности, разд. 1 «Общие положения» содержит нормы общего характера, такие как: установление содержания и применение иностранного права; обратная отсылка и отсылка к праву третьего государства; оговорка о публичном порядке; форма юридических действий и др. (§ 1–11). При этом § 1 провозглашает основополагающим принципом всего Закона принцип наиболее тесной связи, который проявляется во всех коллизионных нормах, содержащихся в его тексте. Раздел 2 «Право лиц» регламентирует вопросы право- и дееспособности физических лиц; право на имя; объявление умершим; лишение дееспособности (§ 12–15 Закона). Раздел 3 «Семейное право» (§ 16–27d) состоит из нескольких подразделов, посвященных регулированию отдельных видов трансграничных брачно-семейных отношений: так, подраздел «А» именуется «Брачное право» (§ 16–20); подраздел «В» посвящен регулированию статуса ребенка (§ 21–26); подраздел «С» — праву опеки и попечительства» (§ 27–27d). При этом наряду с вопросами формы брака, условий его заключения и регулирования брачного имущества Закон содержит также правила выбора права, применимого к зарегистрированным партнерствам и их правовым последствиям. Раздел 4 Закона посвящен наследственному праву (§ 28–30); разд. 5 — вещным правам, включая вещные права на ценные бумаги (§ 31–33а); разд. 6 — праву интеллектуальной собственности (§ 34). Раздел 7 «Обязательственное право» закрепляет коллизионные нормы, позволяющие определить право, применимое к договорным обязательствам (§ 35–35а). При этом большая часть норм данного раздела утратила силу с принятием Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам 1980 г., а впоследствии — заменившего ее Регламента Рим I. Как следствие, предписания § 35–35а Закона применяются к регулированию лишь тех договорных обязательств, которые не подпадают под сферу действия Регламента Рим I. Аналогичные правила предусмотрены и в отношении регулирования внедоговорных обязательств, где прямо предусмотрено, что данная норма применяется исключительно к внедоговорным обязательствам, которые не входят в сферу действия Регламента Рим II (п. 1 § 48 Закона). Завершает Закон разд. 8 «Заключительные положения», в котором определяется момент его вступления в силу (1 января 1979 г.).

Венгрия. В 2017 г. в Венгрии был принят новый Закон о международном частном праве (вступил в силу с 1 января 2018 г.)217, который заменил ранее действовавший Указ о международном частном праве 1979 г. Новый Закон регулирует три группы вопросов: 1) определение применимого права; 2) определение международной судебной юрисдикции; 3) признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений, а также иные процессуальные вопросы. Закон состоит из двенадцати глав, разделенных на 134 параграфа. Глава I «Общие положения» содержит решение общих вопросов международного частного права: конфликт квалификации; обратная отсылка; установление содержания иностранного права; оговорка о публичном порядке и др. При этом многие из предусмотренных в данной главе положений впервые включены в законодательство Венгрии (например, применение права страны с множественностью правовых систем; сверхимперативные нормы; изменение обстоятельств при определении применимого права). Кроме того, новеллой является закрепленное в данной главе «правило об изъятии», согласно которому «если из обстоятельств дела очевидно, что отношение гораздо более тесно связано с правом иного государства, чем право, избранное на основании положений данного Закона, то суд в исключительных случаях может применить право этого другого государства». Глава II «Лица» регулирует вопросы личного закона физических и юридических лиц. Глава III посвящена брачно-семейным отношениям; гл. IV — зарегистрированным партнерствам. Далее располагаются гл. V, закрепляющая правила, касающиеся вещных прав, и гл. VI, посвященная праву интеллектуальной собственности в международном частном праве. В главе VII решаются вопросы определения права, применимого к договорным обязательствам. Глава VIII закрепляет правила по наследованию; гл. IX–X освещают вопросы международного гражданского процесса, включая определение юрисдикции судов Венгрии, оказание правовой помощи по гражданским делам, осложненным иностранным элементом, признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений, правила об иммунитете иностранного государства и др. При этом правила о юрисдикции и признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений условно разделены на общую и специальную части: правила, касающиеся экономических споров, и правила, касающиеся брачно-семейных отношений и личного статуса лиц. Завершает Закон гл. XII, содержащая заключительные и переходные положения.

Доминиканская Республика. Закон о международном частном праве 2014 г.218 является первой национальной кодификацией норм международного частного права в данной стране. Он представляет собой детально проработанный акт, объединяющий в своем составе три категории вопросов: 1) определение юрисдикции судов Доминиканской Республики; 2) определение применимого права; и 3) условия признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений. Закон состоит из пяти разделов, разделенных на главы. Раздел I именуется «Вводные положения» и разрешает такие вопросы, как: цель Закона (гл. I); исключения из сферы его действия и применение международных договоров (гл. II); домицилий и постоянное место жительства (гл. III); а также определения (гл. IV). Раздел II «Юрисдикция судов Доминиканской Республики по гражданским и торговым делам» регулирует вопросы юрисдикции судов Доминиканской Республики; доступ иностранцев в доминиканские суды; действительность соглашений о выборе суда; а также решает вопрос об иммунитете от юрисдикции доминиканских судов. Раздел III «Об определении применимого права» регулирует широкий круг вопросов, связанных с выбором применимого права: правосубъектность юридических лиц; право- и дееспособность физических лиц; права личности; право на имя; признание безвестно отсутствующим и объявление умершим, включая вопросы управления имуществом таких лиц; брачно-семейные отношения; защита недееспособных; правопреемство и пожертвования; договорные обязательства, включая договоры с участием потребителей и работников; внедоговорные обязательства; а также вещное право. Раздел IV разрешает вопросы признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений и иных иностранных актов. Завершает Закон разд. V «Заключительные положения».

КНР. Долгое время в Китайской Народной Республике не было отдельного кодифицированного акта, посвященного вопросам международного частного права, а его нормы были «разбросаны» по отдельным законодательным актам. Однако в 2010 г. в КНР был принят Закон о праве, применимом к гражданским отношениям, осложненным иностранным элементом219, ознаменовавший новый этап развития международного частного права в данной стране. Структурно данный Закон состоит из восьми глав, разделенных на параграфы, и разрешает все основные вопросы международного частного права, такие как: пределы применения иностранного права (оговорка о публичном порядке и сверхимперативные нормы); интерлокальные коллизии; конфликт квалификации; обратная отсылка; установление содержания норм иностранного права; исковая давность; а также содержит нормы, посвященные физическим и юридическим лицам как субъектам гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом; регулирует брачно-семейные и наследственные отношения, вещные права, договорные и внедоговорные обязательства, отношения в сфере права интеллектуальной собственности. При этом, в отличие от рассмотренных выше законов, Закон КНР не содержит правил международного гражданского процесса.

В целях содействия судам КНР в правильном разрешении дел, осложненных иностранным элементом, Судебным комитетом Верховного народного суда КНР было принято Разъяснение от 10 декабря 2012 г. № 1 «О некоторых вопросах, связанных с применением Закона КНР о праве, применимом к гражданско-правовым отношениям, осложненным иностранным элементом»220, которое детализирует многие нормы Закона. Например, ст. 1 Разъяснения определяет понятие отношения, осложненного иностранным элементом; ст. 2 разрешает вопрос о регулировании отношений, возникших до принятия Закона; ст. 4 устанавливает соотношение положений Закона и международного договора; а ст. 10 — разъясняет понятие сверхимперативных норм законодательства КНР.

Монако. Одним из наиболее подробных является принятый в 2017 г. в Монако Закон о международном частном праве221. Работа над его созданием велась на протяжении нескольких лет, в результате чего был принят достаточно обширный по своему содержанию документ, включающий 100 статей, отражающих все основные тенденции развития современного международного частного права. Закон состоит из пяти разделов, регламентирующих различные виды отношений, осложненных иностранным элементом, а также вопросы международного гражданского процесса. Так, разд. I «Общие положения» регулирует вопросы определения личного закона физических и юридических лиц; юрисдикцию судов Княжества; признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений и иных иностранных публичных актов; а также разрешает общие вопросы международного частного права, такие как: конфликт квалификации; установление содержания норм иностранного права; применение права страны с множественностью правовых систем; пределы применения иностранного права (оговорка о публичном порядке и сверхимперативные нормы). Раздел II посвящен физическим лицам и предусматривает решение таких вопросов, как: правовое положение иностранных лиц; правоспособность и дееспособность; право на имя; признание лица безвестно отсутствующим; заключение брака; права и обязанности супругов; имущественные права и обязанности супругов; расторжение брака и раздельное проживание; происхождение ребенка; усыновление; алиментные обязательства; наследование. Раздел III «Обязательства» содержит коллизионные нормы, регламентирующие вопросы выбора права, применимого к различным видам обязательств (договорным, внедоговорным и др.). Раздел IV посвящен вещному праву. Завершает Закон разд. V «Трасты», содержащий отсылку к положениям Гаагской конвенции о праве, применимом к трастам, и их признании 1985 г.

Турция. В настоящее время в Турции действует Закон о международном частном праве и международном гражданском процессе 2007 г.222 Структурно он состоит из двух частей, разделенных на главы. Первая часть «Международное частное право» включает две главы, регламентирующие все основные вопросы международного частного права: установление содержания иностранного права; оговорку о публичном порядке; сверхимперативные нормы; форму сделок; вопросы исковой давности; право- и дееспособность физических лиц; опеку и попечительство; признание безвестно отсутствующим и объявление умершим; вопросы заключения помолвки; заключения и расторжения брака; установления происхождения детей; усыновления; алиментных обязательств; наследования; вещных прав; права интеллектуальной собственности; а также регулирование договорных и внедоговорных обязательств. Вторая часть «Нормы международного гражданского процесса» закрепляет правила определения юрисдикции турецких судов, иммунитет иностранных государств, а также признание и принудительное исполнение иностранных судебных и арбитражных решений.

Черногория. Одним из наиболее подробных кодифицированных актов последних лет (наряду с Законом Монако) является принятый в 2013 г. Закон Черногории о международном частном праве223, насчитывающий 169 статей. Структурно он состоит из двух частей. Первая часть посвящена вопросам применимого права, вторая — подсудности и судопроизводству. Каждая из указанных частей разделена на главы, посвященные отдельным вопросам международного частного права или международного гражданского процесса. Так, первая часть Закона — «Применимое право» — содержит решение общих вопросов международного частного права (обратная отсылка, применение права страны с множественностью правовых систем, установление содержания иностранного права, толкование и применение иностранного права, оговорка о публичном порядке, сверхимперативные нормы); закрепляет нормы о право- и дееспособности, праве на имя, опеке и попечительстве, о признании лица умершим; о правовом положении юридических лиц и организаций, не являющихся юридическими лицами; сделках, представительстве и исковой давности; праве собственности и иных вещных правах (включая права на объекты интеллектуальной собственности); договорах; внедоговорных обязательствах; наследовании; заключении и расторжении брака, об отношениях между родителями и детьми, установлении отцовства, усыновлении. Вторая часть «Подсудность и судопроизводство» устанавливает юрисдикцию судов Черногории по делам с иностранным элементом; определяет процессуальное положение иностранных лиц в международном гражданском процессе; а также регулирует признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений.

Чехия. В 2012 г. обновилось законодательство по международному частному праву и в Чехии, где был принят новый Закон о международном частном праве224, заменивший Закон Чехословакии о международном частном праве и процессе, принятый еще в 1963 г. Новый Закон состоит из девяти частей и почти в два раза превышает размер предыдущего Закона (для сравнения новый Закон содержит 125 статей, в то время как предыдущий — всего 70). Часть 1 посвящена общим положениям международного частного права (нормы непосредственного применения, оговорка о публичном порядке, обход закона (злоупотребление правом)). Часть 2 «Общие положения международного процессуального права» устанавливает компетенцию судов Чешской Республики; иммунитет от юрисдикции судов Чешской Республики; закрепляет положения о судопроизводстве; правовом положении иностранных граждан и юридических лиц; о принципе взаимности; признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений. Часть 3 «Основные положения международного частного права» решает такие вопросы, как квалификация, обратная отсылка, предварительный коллизионный вопрос, применение и установление содержания иностранного права, нормы непосредственного применения, правовое положение иностранных граждан и юридических лиц в отношениях, регулируемых международным частным правом. Часть 4 «Нормы, регулирующие конкретные виды отношений с иностранным элементом» освещает вопросы правоспособности; права и обязанности, приобретаемые в результате владения переводным векселем или чеком; ограничение дееспособности; опеки и попечительства; объявление умершим и признание безвестно отсутствующим; регулирует сделки, представительство; исковую давность; брачно-семейные отношения, включая права матерей-одиночек; усыновление; признание иностранных решений; зарегистрированные товарищества и схожие виды режимов (организационно-правовые формы юридических лиц); вещные права; трасты; отношения по наследованию; права на интеллектуальную собственность; ценные бумаги, финансовые инструменты и иные оборотные документы; обязательственное право; трудовые отношения; обеспечение исполнения обязательств, последствия неисполнения и изменения обязательств; внедоговорные обязательства. Часть 6 посвящена процедурам банкротства; часть 7 — третейскому разбирательству, а также признанию и приведению в исполнение решений иностранных третейских судов. Часть 8 устанавливает переходные и заключительные положения. Часть 9 посвящена вступлению Закона в силу.

Хорватия. В 2017 г. новый законодательный акт по международному частному праву был также принят в Хорватии225. Закон состоит из 6 частей, охватывающих в общей сложности 81 статью, и решает вопросы выбора применимого права, определения юрисдикции судов и иных правоприменительных органов Хорватии и признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений. Часть 1 «Общие положения» раскрывает сферу применения Закона, его соотношение с иными источниками, включая международные договоры Республики Хорватии и регламенты Европейского союза; определяет личный закон физических и юридических лиц; раскрывает понятие места пребывания и постоянного места жительства. Часть 2 «Применимое право» состоит из нескольких глав, в каждой из которых решаются вопросы международного частного права: восполнение пробелов в праве, установление содержания иностранного права, обратная отсылка, применение права страны с множественностью правовых систем, условие об изъятии, оговорка о публичном порядке, сверхимперативные нормы; определяется правовое положение физических лиц (дееспособность, отношения между родителями и детьми, опека, попечительство, право на имя, признание лица умершим), а также юридических лиц и организаций без образования юридического лица; вещное право; право интеллектуальной собственности; обязательственное право (включая внедоговорные обязательства), наследование, брачно-семейные отношения, гражданские союзы. Часть 3 «Юрисдикция и судебный процесс» устанавливает общие положения о юрисдикции судов Республики Хорватии. Часть 4 именуется «Признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений». Часть 5 «Специальные положения» закрепляет отдельные, специфические вопросы, такие как заключение консульских браков, установление опеки в отношении граждан Хорватии, находящихся за границей. Часть 6 — «Переходные и заключительные положения».

Япония. На протяжении более чем 100 лет в Японии действовал Закон о применении законов (Horei), принятый еще в 1898 г. Долгое время в него практически не вносились изменения, что в конечном итоге привело к тому, что он перестал соответствовать потребностям современного международного гражданского оборота. В связи с этим в 2006 г. данный Закон был подвергнут существенной модернизации. Новый законодательный акт получил наименование Закона об общих правилах применения законов и вступил в силу с 1 января 2007 г.226 Закон состоит из 43 статей, разделенных на семь разделов. Открывают Закон положения, посвященные общим вопросам международного частного права, таким как: обычаи, имеющие силу закона; дата вступления закона в силу; а также цели Закона. Далее располагается разд. 1 «Общие правила о применимом праве», закрепляющий вопросы правового положения лиц, включая право- и дееспособность, право на имя, опеку и попечительство, признание безвестно отсутствующим. Раздел 2 «Юридические действия» регламентирует вопросы выбора сторонами применимого права, а также его определение при отсутствии соглашения сторон. Данный раздел также содержит специальные правила выбора права, применимого к потребительским и трудовым контрактам. Раздел 3 освещает вопросы права in rem. Раздел 4 устанавливает правила выбора права, применимого к внедоговорным обязательствам. Раздел 5 регулирует брачно-семейные отношения; раздел 6 — отношения по наследованию. Завершает Закон раздел 7 «Дополнительные правила», включающий отдельные положения по международному частному праву (оговорку о публичном порядке, обратную отсылку и др.).

2. Вторую группу стран составляют государства, в которых международное частное право кодифицировано в отдельных отраслевых актах. Как правило, соответствующие нормы включаются в Гражданские кодексы или во вводные законы к ним. По этому пути пошли законодатели Аргентины, Германии, Нидерландов, провинции Квебек (Канада), а также Румынии. При этом отличительной особенностью таких отраслевых кодификаций является тот факт, что вопросы выбора применимого права в них отделены от норм международного гражданского процесса, которые, как правило, включаются в процессуальные кодексы соответствующих государств.

Аргентина. В Аргентине нормы международного частного права помещены в том IV Гражданского и торгового кодекса 2014 г.227 Структурно данный том состоит из 16 разделов, в каждом из которых максимально подробно решены вопросы международного частного права. Открывает том IV гл. 1 «Общие положения», в которой регламентируются вопросы применения иностранного права, обратная отсылка, оговорка об исключении, обход закона, сверхимперативные нормы и оговорка о публичном порядке. Глава 2 «Международная юрисдикция» решает широкий круг вопросов международного гражданского процесса, включая вопросы определения юрисдикции аргентинских судов, установление процесса по необходимости, применение обеспечительных мер, приостановление судебного разбирательства, соглашения о выборе суда, а также оказание правовой помощи по трансграничным делам. Глава 3 именуется «Особенная часть» и включает 16 разделов, регулирующих вопросы правового положения лиц; брачно-семейные и наследственные отношения; гражданское сожительство; алиментные обязательства; установление отцовства; усыновление; родительские права и институты защиты; институт возврата детей; форму юридических актов; договорные обязательства, включая договоры с участием потребителей; внедоговорные обязательства; ценные бумаги; вещные права; и прескрипцию.

Квебек (Канада). В провинции Квебек нормы международного частного права содержатся в книге 10 Гражданского кодекса 1999 г. (в ред. от 2018 г.)228, которая называется «Международное частное право». Данная книга включает более 100 статей, разделенных на четыре титула, посвященных вопросам международного частного права и международного гражданского процесса. Титул 1 «Общие положения» закрепляет такие положения, как применение права страны с множественностью правовых систем, конфликт квалификации, сверхимперативные нормы, оговорка о публичном порядке, применение принципа наиболее тесной связи (ст. 3076–3082). Титул 2 «Коллизии законов» предусматривает нормы о: правовом положении лиц, включая лиц, изменивших свой пол; брачно-семейных отношениях, судебном разлучении супругов; о гражданских союзах; нормы о вещных правах, наследовании (включая наследование переданного в обеспечение движимого имущества); трастах; ценных бумагах; предписания об обязательствах; о праве, применимом к арбитражному соглашению; режимам собственности супругов и лиц, состоящих в гражданском союзе (ст. 3083–3133). Титул 3 «Международная юрисдикция органов власти Квебека» устанавливает юрисдикцию судебных и иных правоприменительных органов Квебека, а также регулирует иные процессуальные вопросы (ст. 3134–3154). Титул 4 именуется «Признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений, и юрисдикция иностранных органов власти», содержит решение указанных процессуальных вопросов (ст. 3155–3168).

Нидерланды. Долгое время в Нидерландах отсутствовал единый акт, регламентирующий вопросы международного частного права. При этом его отдельные нормы содержались в различных актах, например таких как: Акт о коллизии законов, касающихся расторжения брака, 1981 г.; Акт о коллизии законов, касающихся заключения брака, 1990 г.; Акт о коллизии законов, касающихся режимов собственности супругов, 1992 г.; Акт о коллизии законов о деликтах 2001 г.; Акт, регулирующий коллизии законов в отношении усыновления, 2004 г. и др.229 Лишь в 2011 г. в Нидерландах был принят проект, вошедший в книгу 10 Гражданского кодекса Нидерландов и посвященный международному частному праву230. Данная книга состоит из 15 титулов (глав), объединяющих в общей сложности 165 статей. Титул 10.1 «Общие положения» насчитывает 17 статей, детально регулирующих общие вопросы международного частного права (многие из которых в других странах решаются лишь на доктринальном уровне), такие как установление содержания и порядок применения иностранного права, предварительный коллизионный вопрос, оговорка о публичном порядке, сверхимперативные нормы, обратная отсылка, оговорка об изъятии, недееспособность совершеннолетних, формы выражения выбора применимого права, правовая презумпция и бремя доказывания, применение страны с множественностью правовых систем; право на иск, правовое положение иностранных лиц. Титул 2 «Имя физических лиц» регламентирует право на фамилию и имя иностранного гражданина. Титул 3 «Брак» закрепляет нормы, касающиеся заключения брака, признания его действительности, прав и обязанностей супругов, режима собственности супругов, расторжения брака и судебного разлучения супругов. Титул 4 посвящен зарегистрированным партнерствам; титул 5 — установлению происхождения детей; а титул 6 — усыновлению. Титул 7 закрепляет регулирование иных вопросов, касающихся трансграничных брачно-семейных отношений. Титул 8 посвящен кооперации; титул 9 — представительству. Титул 10 освещает коллизионные вопросы недвижимости. Титул 11 содержит нормы, посвященные трастам; титул 12 — наследованию. Титул 13 посвящен договорным обязательствам; титул 14 — внедоговорным обязательствам. Завершает книгу 10 Гражданского кодекса титул 15, именующийся «Некоторые положения в отношении морского права, закона о внутренних водных путях и воздушного права». При этом обращает на себя внимание тот факт, что в данном документе не содержится положений международного гражданского процесса. Они, в свою очередь, помещены в Гражданский процессуальный кодекс данной страны231.

Португалия. В Португалии нормы международного частного права содержатся преимущественно в Гражданском кодексе 1966 г. (в ред. от 2017 г.)232, в частности в гл. 3 «Права иностранцев и коллизии законов», которая содержит решение всех основных вопросов международного частного права: конфликт квалификации, обратная отсылка и отсылка к праву третьего государства, применение права страны с множественностью правовых систем, обход закона, оговорка о публичном порядке, установление содержания иностранного права и его толкование, сфера применения и личный закон физического лица, опека и иные аналогичные институты, коллективные лица, сделки, внедоговорные обязательства, вещные права, интеллектуальная собственность, брачно-семейные отношения, наследование.

Румыния. В Румынии также отсутствует единый кодифицированный акт по международному частному праву. Коллизионные нормы сосредоточены преимущественно в Гражданском кодексе Румынии 2009 г., книга VII которого называется «Положения о международном частном праве»233. Данная книга состоит из 107 статей и имеет следующую структуру: разд. I содержит общие положения (конфликт квалификации, обратная отсылка, применение права страны с множественностью правовых систем, взаимность, установление содержания иностранного права, толкование и применение иностранного права, оговорка о публичном порядке, сверхимперативные нормы, определение обычного места жительства, национальность юридического лица). Раздел II именуется «Правовые коллизии» и закрепляет основы правового положения лиц (право- и дееспособность, признание лица умершим, право на имя, неотъемлемые права человека, опека и попечительство, личный закон юридического лица); регулирует порядок и форму заключения брака, режим имущества супругов, брачный договор, расторжение брака, происхождение детей, усыновление (удочерение), отношения между родителями и детьми; вещные права (включая ценные бумаги); вопросы наследования; договорные и внедоговорные обязательства. При этом достаточно подробно регламентируются вопросы определения права, касающегося ценных бумаг (переводного векселя, простого векселя, чека). Особое внимание уделено также доверительному управлению (фидуции) и срокам исковой давности.

По пути кодификации норм международного частного права в отраслевых законодательных актах пошло также большинство государств, возникших после распада СССР. В частности, коллизионные нормы включены в гражданские кодексы Латвии, Литвы. На основе Модельного гражданского кодекса стран — участников СНГ были приняты гражданские кодексы с разделами, посвященными международному частному праву, в Армении 1998 г.234, Белоруссии 1998 г. (в ред. от 17 июля 2018 г.)235, Казахстане, Узбекистане. В то же время в других государствах были приняты специальные законы по международному частному праву: в Азербайджане, Грузии236, Эстонии237, Украине238.

3. Третью группу составляют страны, в которых международное частное право не кодифицировано и лишь в отдельных актах содержатся его отдельные нормы. Как правило, к данной группе относятся страны англо-саксонской правовой семьи (Великобритания, США, Новая Зеландия и др.). Решающее значение здесь имеет система судебных прецедентов, хотя по отдельным вопросам издаются законодательные акты, регламентирующие отдельные вопросы международного частного права. Хотя в последние годы и в этих странах существует тенденция к постепенной кодификации норм международного частного права.

Великобритания. В настоящее время в Великобритании отсутствует единый кодифицированный акт по международному частному праву, а коллизионные нормы в основном формулируются в судебных прецедентах. Вместе с тем за последние десятилетия в Великобритании были приняты отдельные законодательные акты, содержащие в том числе нормы международного частного права. Наиболее важными из них являются, в частности: Закон о несправедливых условиях договоров 1977 г.239; Закон об иностранных сроках исковой давности 1984 г.240; Закон об арбитраже 1996 г.241; а также Закон о международном частном праве (Различные положения) 1995 г.242, который, вопреки своему названию, решает лишь отдельные, специфические вопросы международного частного права, такие как: 1) проценты на присужденные долги и арбитражные решения (часть I); действительность браков по праву, разрешающему полигамию (часть II); выбор права, применимого к правонарушениям и деликтам (часть III).

Кроме того, до 31 января 2020 г. Великобритания являлась членом Европейского союза. Как следствие, для нее действовали Регламенты Европейского союза, содержащие коллизионные нормы, а также нормы международного гражданского процесса, фактически заменившие соответствующие нормы национального законодательства стран — членов ЕС (в том числе и Великобритании) по вопросам, подпадающим под сферу их действия. Основное место среди них занимают Регламент ЕС № 593/2008 о праве, применимом к договорным обязательствам (Рим I), Регламент ЕС № 864/2007 о праве, применимом к внедоговорным обязательствам (Рим II), Регламент ЕС № 1215/2012 о юрисдикции, признании и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам (Регламент Брюссель I bis) и др.

Вместе с тем с 1 февраля 2020 г. Великобритания вышла из состава ЕС243. Как следствие, те регламенты, которые ранее действовали для нее, как для члена ЕС (Регламент Рим I, Регламент Рим II, Регламент Брюссель I bis и др.), будут действовать только до окончания переходного периода (т. е. до 31 декабря 2020 г.), после чего в Великобритании будут введены новые правила, касающиеся международного частного права и международного гражданского процесса.

Так, с момента выхода из ЕС в Великобритании вступает в силу Регламент о праве, применимом к договорным и внедоговорным обязательствам 2019 г.244, посредством которого во внутреннее законодательство данного государства вводятся те же нормы, которые закреплены в Регламентах Рим I и Рим II245.

Кроме того, планируется принятие Закона «О международном частном праве (Об имплементации Соглашений)»246, который среди прочего предполагает имплементацию положений тех международных конвенций, к которым Великобритания присоединилась как член ЕС, в ее внутреннее законодательство. Речь прежде всего идет о Гаагской конвенции о юрисдикции, применимом праве, признании, принудительном исполнении и сотрудничестве в отношении ответственности родителей и мерах по защите детей 1996 г. В настоящее время также рассматривается вопрос о ратификации Великобританией Гаагской конвенции о соглашениях о выборе суда 2005 г.247, а также Гаагской конвенции о международном порядке взыскания алиментов на детей и других форм содержания семьи 2007 г.248

Следует также учитывать, что согласно п. 1 ст. 67 Акта о выходе Великобритании из состава ЕС (Withdrawal Agreement) отдельные нормы ранее действовавших для нее Регламентов ЕС продолжат свое действие в отношении данного государства и после окончания переходного периода.

Так, Регламент Брюссель I bis продолжит действовать в отношении судебных разбирательств, которые хотя и не были возбуждены до окончания переходного периода, но связаны с такими разбирательствами согласно ст. 29–31 этого Регламента, а именно в случае, когда: а) иски по одному и тому же основанию и между теми же сторонами поданы в суды разных государств — членов ЕС; либо б) речь идет о связанных исках; или в) об исках, которые подпадают под исключительную юрисдикцию нескольких судов.

Аналогичным образом Регламент Брюссель I bis продолжит действовать в отношении судебных решений, вынесенных в ходе разбирательств, инициированных до окончания переходного периода, т. е. до 31 декабря 2020 г.

В то же время с момента окончания переходного периода Регламент Брюссель I bis прекратит свое действие в отношении решений, не подпадающих под указанные категории. Вместо этого признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений в данном государстве будет регулироваться Луганской конвенцией о юрисдикции, признании и исполнении судебных решений по гражданским и коммерческим делам 2007 г., о намерении присоединиться к которой Великобритания объявила в январе 2020 г.249

Еще один важный документ — Регламент ЕС № 805/2004 о введении Европейского исполнительного листа по неоспариваемым искам — также будет применяться к судебным решениям, вынесенным в ходе разбирательств, инициированных до окончания переходного периода, и соглашениям, утвержденным или заключенным в суде, а также аутентичным документам, составленным до окончания переходного периода.

США. Так же как и в Великобритании, в США отсутствует единый кодифицированный акт по международному частному праву. Отдельные коллизионные нормы включаются в федеральные акты, среди которых следует назвать, в частности:

– Единообразный торговый кодекс (ЕТК) 1962 г. (в ред. 2013 г.)250, который каждый штат принимает в качестве закона со своими изменениями;

– Закон об иммунитете иностранных государств 1976 г. (в ред. 2008 г.)251, который в настоящее время помещен в разд. 28 Кодекса США252; а также

– Федеральные правила гражданского процесса253, правило 44.1 которых посвящено вопросу установления содержания иностранного права и др.

Кроме того, законы, содержащие нормы международного частного права, принимаются и на уровне отдельных штатов. Например, в штате Луизиана действует Гражданский кодекс, книга IV которого посвящена коллизионному праву254.

В штате Орегон принят Свод статутов (пересмотренный в 2013 г.)255, том 1 которого содержит целый ряд норм, посвященных международному частному праву. Так, разд. 15 включает Акт о выборе права, применимого к договорным обязательствам, а также Акт о выборе права, применимого к деликтам и иным внедоговорным обязательствам. Раздел 12 Свода регламентирует сроки исковой давности, а разд. 36 посвящен международному коммерческому арбитражу и согласительным процедурам.

При этом отсутствие единого систематизированного закона о международном частном праве в этих странах способствует повышению значения неофициальных кодификаций, составленных на основе обобщения судебных прецедентов. В США наибольшей известностью пользуется Свод законов о конфликте законов, составленный на основе трехтомного курса Дж. Биля Американским институтом права в 1934 г., а также второй Свод законов о конфликте законов, вышедший в 1971 г. Однако, несмотря на свою популярность, данные издания не являются источниками международного частного права.

3.4. Роль международных договоров в международном частном праве

Как было рассмотрено в разд. 3.1 настоящей главы, международный договор, не будучи юридическим источником международного частного права, играет большую роль в его развитии: в нем сформулированы нормы, которые впоследствии становятся правовыми нормами (унифицированными коллизионными или материальными) международного частного права того или иного государства. Договор тем самым является важным этапом в их создании. Причем в современных условиях развитие международного частного права на договорной основе приобретает все большее значение, охватывая практически все сферы частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. Одновременно возрастает роль международных организаций в развитии международного частного права, в рамках которых разрабатываются и подготавливаются проекты соответствующих международных соглашений.

Основные международные организации в сфере международного частного права. Старейшей организацией в рассматриваемой области является Гаагская конференция по международному частному праву, созданная еще в XIX в. Ее создание связано с именем выдающегося голландского юриста, лауреата Нобелевской премии мира Т. М. Ассера, по инициативе которого в 1893 г. в Гааге была созвана первая сессия Гаагской конференции. Многие годы данная организация не имела постоянной основы, созывалась по инициативе правительств, а с 1955 г. стала постоянно действующей (в 1951 г. был принят Статут, который вступил в силу в 1955 г.). В настоящее время участниками Гаагской конференции являются 82 государства и Европейский союз. Еще 69 стран не являются участниками Гаагской конференции, но подписали или ратифицировали по крайней мере одну конвенцию, принятую данной организацией. К числу таких государств относятся Ирак, Лихтенштейн, Узбекистан и др. На начальном этапе Россия принимала активное участие в работе Гаагской конференции, однако в 1917 г. прекратила свое членство в данной организации, принимая участие в работе сессий (сессии проводятся раз в четыре года) лишь в качестве наблюдателя256. Указом Президента РФ от 22 февраля 2001 г. Россия вновь стала ее полноправным членом.

В соответствии со ст. 1 Устава основной целью Гаагской конвенции является работа по унификации норм международного частного права. С момента ее создания Гаагской конференцией было принято более 40 конвенций по различным вопросам международного частного права, таким как: международный гражданский процесс, семейное право, защита совершеннолетних, отношения собственности, международное торговое право и др. Значительная часть конвенций, разработанных в рамках Гаагской конференции, относится к семейному праву. Это пять конвенций, принятых в 1902–1905 гг. (см. гл. 1), и ряд конвенций, принятых после Второй мировой войны. Среди них: Конвенция о праве, применимом к алиментным обязательствам в отношении детей, 1956 г.; Конвенция о признании развода и судебного разлучения супругов 1970 г.; Конвенция о заключении брака и признании его недействительным 1978 г.; Конвенция о праве, применимом к имуществу супругов, 1978 г. и др.

Гаагской конференцией был разработан и принят ряд конвенций также в сфере гражданских правоотношений. В частности, это: Конвенция о праве, применимом к переходу права собственности в международной купле-продаже товаров, 1958 г.; Конвенция о коллизии законов относительно формы завещательных распоряжений 1961 г.; Конвенция о праве, применимом к ответственности изготовителя, 1973 г.; Конвенция о праве, применимом к трастам и об их признании, 1985 г.; Конвенция о международной защите совершеннолетних 2000 г.; Конвенция о праве, применимом к определенных правам в отношении ценных бумаг, находящихся у посредника, 2006 г. и др. Не все гаагские конвенции вступили в силу, что обусловлено существенными расхождениями в доктрине и практике систем частного и международного частного права разных государств. Несмотря на это они оказали и продолжают оказывать серьезное влияние на практику государств и развитие национального законодательства по международному частного права. Кроме того, в 2015 г. Гаагской конференцией был принят нетипичный для нее (по своей форме) документ — Гаагские принципы по выбору права, применимого к международным контрактам 2015 г.

Наибольшее значение приобрели разработанные в рамках Гаагской конференции конвенции по международному гражданскому процессу. Прежде всего это относится к Конвенции по вопросам гражданского процесса 1954 г. (СССР присоединился к ней в 1966 г.), рассмотревшей ряд важных проблем международного гражданского процесса. Были приняты также акты по отдельным вопросам судебного рассмотрения частных дел, осложненных иностранным элементом, такие как: Конвенция о признании и исполнении решений по делам об алиментных обязательствах в отношении детей 1958 г.; Конвенция о вручении за границей судебных и внесудебных документов по гражданским и торговым делам 1965 г.; Конвенция о сборе за границей доказательств по гражданским и торговым делам 1970 г.257; Конвенция об облегчении доступа к правосудию за границей 1980 г.; Конвенция о соглашениях о выборе суда 2005 г., а также Гаагская конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений по гражданским и торговым делам 2019 г. Отметим также Конвенцию 1961 г. об отмене легализации иностранных официальных документов (Россия стала ее участником в 1992 г.).

В настоящее время основными направлениями работы Гаагской конференции являются258: создание унифицированных правил о международной юрисдикции; защита туристов; суррогатное материнство; сожительство; соглашения, касающиеся детей; а также работа в сфере электронного апостилирования (проект е-APP). Кроме того, ведется работа по уже принятым конвенциям (например, работа по внедрению видеосвязи и других современных технологий в процесс получения доказательств за границей259).

В целях содействия проведению научных исследований в области международного частного права Гаагская конференция взаимодействует с научными и учебными учреждениями стран-участников. Так, в 2012 г. Гаагской конференцией совместно с МГИМО(У) МИД России на основании специального Соглашения был создан Информационный центр. Основной задачей Центра является взаимодействие с Гаагской конференцией по вопросам получения и обновления информации по международному частному праву, организация конференций и семинаров, а также обеспечение доступа физических и юридических лиц к информации о деятельности Гаагской конференции260.

В 1926 г. в целях прогрессивного развития и сближения частного права была создана межправительственная международная организация — Международный институт по унификации частного права (УНИДРУА). В настоящее время участниками УНИДРУА являются 63 государства, представляющие пять континентов. Россия как правопреемница СССР также является ее членом, что было подтверждено Постановлением Правительства РФ от 20 октября 1995 г.261 Согласно Уставу УНИДРУА, ее основной задачей является изучение средств гармонизации и сближения частного права и постепенная подготовка к принятию различными государствами законодательства, содержащего единообразные нормы частного права. В этих целях УНИДРУА готовит проекты законов и конвенций, направленных на принятие единообразного внутреннего законодательства, а также готовит проекты соглашений с целью улучшения международных отношений в области частного права. Причем, в отличие от Гаагской конференции, он специализируется на унификации материального частного права. Помимо этого, Институт проводит большую исследовательскую работу в области унификации частного права и издает ежегодник.

Наиболее важными международными договорами, разработанными УНИДРУА, являются: Оттавская конвенция о международном финансовом лизинге (Российская Федерация участвует262); Оттавская конвенция о международном факторинге 1988 г. (Российская Федерация участвует263); Кейптаунская конвенция о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования 2001 г., а также протоколы к ней — Кейптаунский протокол по авиационному оборудованию 2001 г., Люксембургский протокол по железнодорожному подвижному составу 2007 г., Берлинский протокол по космическому оборудованию 2012 г.; Женевская конвенция УНИДРУА о материально-правовом регулировании обращения ценных бумаг, находящихся у посредника, 2009 г. и др. Кроме того, УНИДРУА разработаны иные документы в области частного права, такие как: Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2016 г.; Принципы транснационального гражданского процесса АЛИ/УНИДРУА и др.

Еще одной важной организацией, занимающейся вопросами международного частного права, является Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ). ЮНСИТРАЛ представляет собой специальный орган Генеральной Ассамблеи ООН, учрежденный в 1966 г. на основе резолюции от 17 декабря. Ее члены избираются Генеральной Ассамблеей на срок шесть лет из числа государств — членов ООН, представляющих различные правовые системы и находящиеся на разных уровнях экономического развития. В настоящее время ЮНСИТРАЛ состоит из 60 государств (включая страны Африки, Азии, Восточной и Западной Европы, Латинской Америки и Карибского бассейна, а также Российскую Федерацию). Государства, не являющиеся членами ЮНСИТРАЛ, а также заинтересованные международные организации могут присутствовать на сессиях ЮНСИТРАЛ и ее рабочих групп и участвовать в обсуждениях (наравне c членами ЮНСИТРАЛ) в качестве наблюдателей.

Основной задачей ЮНСИТРАЛ является содействие прогрессивному развитию и унификации права международной торговли, а также содействие кодификации международных торговых обычаев и распространения информации в этой области.

В ходе осуществления возложенных на нее задач ЮНСИТРАЛ было разработано более 20 международных конвенций, типовых законов, а также иных документов, посвященных регулированию различных видов частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. При этом наибольшее число документов принято в таких сферах, как: урегулирование споров, международные договоры, перевозки, несостоятельность, электронная торговля, международные платежи, обеспеченные сделки, закупки. Наиболее важными из них являются: Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г.; Конвенция ООН о прозрачности в контексте арбитражных разбирательств между инвесторами и государствами на основе международных договоров 2014 г. (Маврикийская конвенция); Нью-Йоркская конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 г.; Конвенция ООН об уступке дебиторской задолженности в международной торговле 2001 г.; Конвенция ООН о договорах полностью или частично морской международной перевозки грузов 2008 г. (Роттердамские правила); Конвенция ООН об использовании электронных сообщений в международных договорах 2005 г.; Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 г. (с изменениями от 2006 г.); Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международной коммерческой согласительной процедуре 2002 г.; Типовой закон ЮНСИТРАЛ о трансграничной несостоятельности 1997 г. (с Руководством по принятию и толкованию от 2013 г.); Типовой закон ЮНСИТРАЛ об обеспеченных сделках 2016 г.; Типовой закон ЮНСИТРАЛ об электронных передаваемых записях 2017 г., Сингапурская конвенция о приведении в исполнение мировых соглашений, достигнутых в результате посредничества (медиации), 2019 г. и др.

Важное место в работе ЮНСИТРАЛ занимает также подготовка сборников, содержащих прецеденты по принятым данной организацией документам, — Прецедентное право по текстам ЮНСИТРАЛ (ППТЮ). При этом наибольшее внимание уделяется составлению таких ППТЮ, как: Сборник ЮНСИТРАЛ по прецедентному праву, касающемуся Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (последняя редакция датируется 2016 г.); а также Сборник ЮНСИТРАЛ по прецедентному праву по Типовому закону о международном торговом арбитраже 1985 г.

Работа ЮНСИТРАЛ осуществляется на ежегодных сессиях, проводимых поочередно через год в Центральных учреждениях ООН в Нью-Йорке и в Венском центре (г. Вена, Австрия). В настоящее время в рамках ЮНСИТРАЛ действует шесть рабочих групп, занимающихся проведением подготовительной работы по таким темам, как: микро-, малые и средние предприятия; урегулирование споров, включая разрешение споров путем проведения процедуры посредничества (медиации); реформирование системы урегулирования споров между инвесторами и государствами; электронная торговля; несостоятельность; и обеспечительные интересы.

Важное значение для развития международного частного права имеет также Международная торговая палата (МТП), занимающаяся неофициальной кодификацией торговых обычаев и обыкновений. МТП представляет собой некоммерческую международную организацию, созданную в 1919 г. в целях решения актуальных проблем международного бизнеса. В настоящее время МТП объединяет огромное количество предприятий, компаний и деловых ассоциаций в 130 странах мира.

Организационную основу МТП составляет штаб-квартира в г. Париже, а также национальные комитеты, включающие ведущих представителей бизнес-сообщества. При этом основная работа по созданию международных унифицированных правил проводится в специализированных экспертных комиссиях. Заседания комиссий проходят два раза в год. В настоящее время в рамках МТП действует 13 экспертных комиссий, занимающихся наиболее важными для международного бизнеса вопросами, такими как264: международный коммерческий арбитраж и дружественное разрешение споров; банковская деятельность; коммерческое право и практика; конкуренция; социальная ответственность бизнеса и противодействие коррупции; таможенное и торговое регулирование; цифровая экономика; окружающая среда и энергетика; интеллектуальная собственность; маркетинг и реклама; налогообложение; торговля и инвестиционная политика.

К числу наиболее значимых документов, принятых МТП, относятся, в частности: Унифицированные правила и обычаи МТП для документарных аккредитивов 2007 г. (UCP 600); Унифицированные правила для гарантий по требованию 2010 г. (URDG 758); Унифицированные правила МТП для форфейтинговых операций (URF 800); ИНКОТЕРМС 2020 г. и др. Кроме того, в 2019 г. в рамках МТП были приняты новые своды правил, позволяющие адаптировать существующие правила торгового финансирования к использованию в цифровой сфере265: Приложение к UCP 600 для электронного представления документов, версия 2.0 (eUCP), и Приложение к URC 522 для электронного представления, версия 1.0 (eURC).

Иные международные договоры. Начиная с конца прошлого века было заключено большое число универсальных международных соглашений, направленных на регулирование различных видов частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. Многие из таких документов сохраняют свое действие до наших дней. Например, по вопросам интеллектуальной собственности: Парижская конвенция по охране промышленной собственности 1883 г. (СССР ратифицировал ее в 1965 г.); Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений 1886 г. (Россия присоединилась в 1994 г.); Мадридская конвенция о регистрации товарных знаков 1891 г. (ратифицирована СССР в 1980 г.); Всемирная конвенция об авторском праве 1952 г. (ратифицирована СССР в 1971 г.); Договор о патентной кооперации 1970 г. (ратифицирован СССР в 1977 г.) и др. В области международных расчетов действуют Женевские конвенции 1930 г. о простом и переводном векселе (ратифицированы СССР в 1935 г.); Женевские конвенции 1931 г. о чеках. Отдельные конвенции посвящены вопросам международных перевозок грузов и пассажиров морским, авиационным, железнодорожным и автомобильным транспортом; вопросам международного коммерческого арбитража (например, Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже 1961 г., Межамериканская конвенция о международном коммерческом арбитраже 1975 г., Амманская конвенция арабских государств о коммерческом арбитраже 1987 г. и др.). Они будут рассмотрены в соответствующих разделах учебника.

Одновременно правовое регулирование частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, развивается на региональном уровне.

Наибольшего успеха этот процесс достиг в рамках Европейского союза (ЕС). Среди заключенных в рамках ЕС международных договоров, содержащих коллизионные нормы, наибольшее значение имеют: Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 17 июня 2008 г. № 593/2008 о праве, применимом к договорным обязательствам (Рим I); Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 11 июля 2007 г. № 864/2007 о праве, применимом к внедоговорным обязательствам (Рим II); Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 20 декабря 2010 г. № 1259/2010 о расширении сотрудничества в области права, применимого к расторжению брака и судебному разлучению супругов (Рим III); Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 27 февраля 2012 г. № 650/2012 о юрисдикции, применимом праве, признании и исполнении решений, а также принятии и исполнении аутентичных документов по вопросам наследования, и о создании Европейского сертификата о наследовании (Рим IV); Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 24 июня 2016 г. № 2016/1103 о сотрудничестве в сфере юрисдикции, применимого права, признания и приведения в исполнение решений по делам о режиме имущества супругов; Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 24 июня 2016 г. № 2016/1104 о сотрудничестве в сфере юрисдикции, применимого права, признания и приведения в исполнение решений в отношении имущественных последствий зарегистрированных партнерств и др. Кроме того, планируется к принятию проект Регламента Европейского Парламента и Совета ЕС о праве, применимом к последствиям уступки права требования, для третьих лиц, опубликованный Европейской комиссией в марте 2018 г.

В области международного гражданского процесса действуют: Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 28 мая 2001 г. № 1206/2001 о сотрудничестве судов государств — членов ЕС при получении доказательств по гражданским и торговым делам (в ред. Регламента ЕС от 22 октября 2008 г. № 1103/2008); Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 13 ноября 2007 г. № 1393/2007 о передаче судебных и внесудебных документов по гражданским и торговым спорам; Регламент Европейского Парламента и Совета ЕС от 12 декабря 2012 г. № 1215/2012 о подсудности и признании и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам (Брюссель I bis) и др.

В странах Латинской Америки региональная унификация осуществляется в рамках созданной в 1948 г. Организации американских государств (ОАГ), которая играет центральную роль в гармонизации, кодификации и развитии международного частного права266. В 1971 г. по инициативе Генеральной Ассамблеи ОАГ была создана Специализированная Межамериканская конференция по международному частному праву (CIDIP). Конференция созывается один раз в пять лет. Первая Специализированная конференция состоялась в 1975 г. в Панаме. В ее работе приняло участие 20 стран — членов ОАГ (включая Аргентину, Бразилию, Венесуэлу, Гватемалу, Гондурас, Доминиканскую Республику, Колумбию, Мексику, Парагвай, Перу, США, Уругвай и др.). По итогам ее проведения были одобрены такие документы, как: Межамериканская конвенция о праве, применимом к простому и переводному векселю и счетам-фактурам; Конвенция о праве, применимом к чекам; Межамериканская конвенция о международном коммерческом арбитраже и др.

Всего за время существования данной организации было проведено семь Специализированных конференций, в ходе которых было подготовлено 26 международных документов (включая 20 конвенций, 3 протокола, 1 типовой закон и 2 единообразных документа)267, касающихся различных видов частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, и призванных обеспечить эффективную правовую основу для сотрудничества судов межамериканских государств и гарантировать правовую определенность в регулировании таких отношений. Наибольшее значение среди таких документов имеют: Межамериканская конвенция о юридическом статусе доверенностей, выдаваемых за границей 1975 г.; Конвенция о получении свидетельских показаний за границей 1975 г. (с Дополнительным протоколом к ней 1984 г.); Конвенция о судебных поручениях 1975 г. (с Дополнительным протоколом к ней 1979 г.); Межамериканская конвенция о доказательствах и информации об иностранном праве 1979 г.; Межамериканская конвенция о праве, применимом к коммерческим компаниям 1979 г.; Межамериканская конвенция об общих нормах международного частного права 1979 г.; Межамериканская конвенция о праве, применимом к международным контрактам 1994 г. и др.

Последняя (на данный момент) Специализированная конференция — CIDIP VII — была созвана Генеральной Ассамблеей ОАГ в соответствии с резолюциями AG/RES 1923 (XXXIII-0/03) и AG/RES 2033 (XXXIV-0/04), согласно которым Постоянному совету ОАГ было поручено провести консультации с государствами — членами ОАГ относительно возможных направлений работы. По итогам таких консультаций было определено два основных направления работы Конференции: 1) защита прав потребителей (включая решение вопросов выбора применимого права, юрисдикции и выплаты им возмещения); а также 2) обеспеченные сделки. В результате проведенной работы были разработаны Типовые правила регистрации согласно Межамериканскому Типовому закону об обеспеченных сделках268, а также разработано несколько проектов конвенции, касающейся защиты прав потребителей (включая Совместное предложение Бразилии, Аргентины и Парагвая о Межамериканской конвенции о праве, применимом к потребительским контрактам и сделкам269).

Еще одной важной организацией, занимающейся развитием международного частного права на региональном уровне, является Организация по гармонизации торгового права стран Карибского бассейна (ОХАДАК). Она была создана 15 мая 2007 г. на конференции в Пуэнт-а-Питре (Гваделупа), организованной Карибским сообществом (КАРИКОМ), а также Торгово-промышленными палатами Карибского бассейна и Пуэнт-а-Питра. ОХАДАК представляет собой уникальный проект регионального сотрудничества и интеграции, предназначенный для экономического развития региона. Основной целью данной организации является унификация и гармонизация торгового права в странах Карибского бассейна. В июне 2008 г. в Порт-о-Пренсе была проведена вторая конференция ОХАДАК, на которой были определены основные направления работы данной организации, к числу которых относятся: договорное право; корпоративное право; международное частное право и международный коммерческий арбитраж. Участниками ОХАДАК являются государства Карибского бассейна: Антигуа и Барбуда, Багамские острова, Барбадос, Белиз, Венесуэла, Доминиканская Республика, Нидерландские Антильские острова, Гренада, Гаити, Гондурас, Колумбия, Мартиника, Французская Гвиана, Ямайка и др. Основными документами, принятыми ОХАДАК, являются: Типовой закон о международном частном праве 2014 г.; Принципы международных коммерческих договоров 2015 г.; Типовой закон о коммерческих компаниях 2014 г.; Правила об арбитраже и медиации и др.

Международные договоры играют все большую роль в регулировании частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом, между странами — членами СНГ. Наиболее значимыми из них являются: Соглашение стран СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г.; Минская конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. (Минская конвенция); Соглашение о порядке взаимного исполнения решений арбитражных, хозяйственных и экономических судов государств — участников СНГ 1998 г.; Соглашение стран СНГ о сотрудничестве в области инвестиционной деятельности 1993 г.; Конвенция о защите прав инвестора 1997 г. (Российская Федерация не участвует) и др. В 2002 г. в рамках СНГ была принята Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Кишиневская конвенция), призванная заменить одноименную Минскую конвенцию 1993 г. Однако в отличие от Минской конвенции, данный документ не получил широкого распространения и действует лишь для нескольких стран — участников СНГ (Азербайджана, Белоруссии, Казахстана, Кыргызской Республики, Армении и Таджикистана)270. Российская Федерация, Республика Молдова, Украина и Грузия к Конвенции не присоединились.

Еще одним важным интеграционным объединением с участием России является Евразийский экономический союз (ЕАЭС), созданный в соответствии с Договором о ЕАЭС 2014 г.271 В настоящее время участниками ЕАЭС являются Россия, Белоруссия, Казахстан, Армения и Кыргызская Республика. Как следует из ст. 4 Договора о ЕАЭС, основными целями ЕАЭС являются: создание условий для стабильного развития экономик стран-членов; а также стремление к формированию единого р

...