Т. К. Ростовская, С. В. Нарутто, С. В. Ворошилова

Правовой статус и социальная адаптация молодых женщин, освобождаемых из мест лишения свободы

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.914+343.8

ББК 67.409

Р78

Утверждено к печати ученым советом Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук и советом по науке Саратовской государственной юридической академии.
В монографии использована справочно-правовая база «КонсультантПлюс».

Рецензенты:
д-р юрид. наук, проф., заслуженный деятель науки РФ, И. М. Мацкевич,
президент Союза криминалистов и криминологов
д-р юрид. наук, проф., чл.-корр. РАО, заслуженный юрист РФ, В. В. Гриб
д-р юрид. наук, проф. С. А. Белоусов,
Саратовская государственная юридическая академия

Актуальность настоящей монографии состоит в междисциплинарном подходе к изучению проблем молодых женщин, совершивших преступление и отбывших наказание в местах лишения свободы. В работе последовательно рассмотрены вопросы генезиса женской преступности в контексте исторического подхода. Представлена информация о женской преступности, ее отличительных чертах, а также проанализирована динамика состояния женской преступности в современной России.

Особое внимание уделено правовым механизмам социализации молодых женщин, освобождаемых из мест лишения свободы, их социальной адаптации.

Законодательство приведено по состоянию на 20 октября 2021 г.

Книга адресована юристам, научным работникам, специалистам социальной сферы, представителям органов государственной власти и органов местного самоуправления, правозащитникам, всем, кто интересуется проблемами молодежи, социальной роли государства и гражданского общества в обеспечении и защите прав и свобод человека.

Печатается в авторской редакции.

УДК 343.914+343.8

ББК 67.409

© Ростовская Т. К., Нарутто С. В., Ворошилова С. В., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ВВЕДЕНИЕ

Рост рецидивной преступности в современной России, все более активное участие женщин в тяжких преступлениях, в том числе и убийствах, снижение возраста преступниц и более быстрые, чем у мужчин, темпы криминализации делают проблему изучения женской преступности актуальной и значимой. Как свидетельствует статистика, темпы роста преступности среди несовершеннолетних женщин опережают в 4 раза преступность несовершеннолетних мужчин1. Проблема женской преступности, в силу ее крайне негативных последствий для различных сфер общественной жизни, привлекает внимание ученых с XIX в. Специалисты в области уголовного права, криминологии, судебной медицины, психиатрии и других направлений научной деятельности пытались определить специфику женской преступности и меры ее профилактики. И.Я. Фойницкий, И.Х. Озеров, М.Н. Гернет, П.Н. Тарновская и другие ученые2, обобщая материалы судебной практики, исследуя самих женщин, осужденных за преступления, выявляли мотивы женской преступности, определяли особенности их правового положения в местах лишения свободы, изучали факторы рецидивной преступности среди несовершеннолетних.

Особое внимание исследователей было направлено на изучение возможности исправления молодых женщин, оказавшихся в пенитенциарных учреждениях. А.Ф. Кистяковский, П.И. Люблинский, ИМ. Тютрюмов, Д.Г. Тальберг и другие авторы3, рассматривая отечественный и зарубежный опыт, отстаивали преимущество воспитательных мер перед карательными, выступая за необходимость расширения в России сети исправительных учреждений для несовершеннолетних. Стоит отметить, что к началу ХХ в. в России действовало всего 4 приюта для несовершеннолетних женщин, которые могли принять менее 20% осужденных. Отсутствие должной государственной поддержки исправительных учреждений, по мнению дореволюционных исследователей, создавало препятствия на пути перевоспитания преступной молодежи. Можно согласиться с мнением ученых, что только в условиях достаточного количества исправительно-воспитательных заведений, способных изолировать детей от взрослых преступников и дать возможность детям, совершившим правонарушения, или оставшимся в силу разных причин без попечения взрослых, оказаться в нормальной социальной среде, возможно решение проблемы профилактики преступности среди несовершеннолетних.

Патронирование заключенных и опека освободившихся из мест лишения свободы признавались важнейшими средствами социальной реабилитации женщин. В.Н. Никитин, Н.И. Миролюбов, С.В. Познышев, М.В. Шимановский, Е.М. Баранцевич и другие исследователи4 выявляли причины недостаточной эффективности в организации патроната в дореволюционной России и пути его совершенствования. Так, помимо необходимости увеличения государственного финансирования и устранения излишней бюрократизации благотворительных тюремных комитетов, ученые предлагали активнее привлекать представителей общественности к попечительской деятельности. Используя опыт Западной Европы, активно взаимодействуя со своими иностранными коллегами на международных конгрессах патроната, отечественные исследователи выступали за расширение сети убежищ для выходящих из заключения женщин. В подобных заведениях освободившиеся женщины находились в безопасности и могли получить образование и профессию. Важным являлось и то, что помимо заработанных денежных средств, выходя из убежища, женщины получали рекомендации и помощь в дальнейшем трудоустройстве.

Таким образом, в истории дореволюционной России накоплен богатый опыт изучения феномена женской преступности, создания исправительно-воспитательных учреждений для несовершеннолетних женщин, привлечения общественных и частных благотворителей к оказанию помощи осужденным и вышедшим на свободу женщинам. Обращение к этому опыту представляет не только научный интерес, но и практическую значимость.

В современном российском обществе недостаточно внимания уделяется проблемам помощи молодым женщинам, освободившимся из мест лишения свободы. В утвержденной Распоряжением Правительства Российской Федерации от 8 марта 2017 г. № 410-р «Национальной стратегии действий в интересах женщин на 2017–2022 годы»5 констатируется наличие проблем в сфере содержания осужденных женщин в учреждениях уголовно-исполнительной системы. Пенитенциарное законодательство недостаточно развито в части возможности смягчения наказания за преступления небольшой тяжести и применения оснований для освобождения от отбывания наказания, предусмотренных ст. 172 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации, в отношении беременных женщин и женщин, имеющих малолетних детей. Однако специального нормативного правового акта федерального уровня, содержащего механизм социализации молодых женщин, освобождаемых из мест лишения свободы, их социальной адаптации, с четким разграничением полномочий органов публичной власти, с конкретными мероприятиями по привлечению общественных структур к оказанию помощи женщинам, освободившимся из мест лишения свободы, нет.

В настоящей монографии проанализировано действующее федеральное и региональное законодательство, практика его реализации, что позволило авторам сделать вывод о необходимости широкого распространения правового просвещения по вопросам прав и свобод, предоставленных осужденным и освобождаемым из мест лишения свободы молодым женщинам законодательством Российской Федерации и общепризнанными нормами международного права.

Авторы надеются получить отклики на проблемы, поставленные в книге, от заинтересованных государственных органов, представителей общественности и считают целесообразным продолжить научную работу в этом направлении.

Глава 1.
ЖЕНСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

1.1. Характер и динамика женской преступности в XIX – начале XX в.

Профилактика женской преступности признается важнейшей социальной задачей, обусловленной не только ролью женщины в семье, значимость которой в условиях жесточайшего демографического кризиса возрастает многократно, но и крайне негативным влиянием ее криминального поведения на все сферы общественной жизни. Современная статистика свидетельствует, что женщины все чаще прибегают к насилию, выходящему за пределы семейно-бытовых отношений. Растет число участия женщин в таких преступлениях, как вымогательство, грабеж, разбой и даже бандитизм. Известны примеры, когда женщины являются организаторами преступлений6. Криминологи отмечают такое явление, как омоложение и феминизация убийц7. Как свидетельствуют ученые, криминализация женщин идет более быстрыми темпами, чем мужчин. Темпы роста преступности среди несовершеннолетних женщин опережают в 4 раза преступность несовершеннолетних мужчин8. Число женщин, отбывающих наказание в исправительных колониях, увеличилось с 4,6% в 1995 г. до 8% в 2012–2020 гг. и составило на 1 марта 2021 г. 29,8 тысяч человек. На сегодняшний день, при женских колониях имеется 13 домов ребенка, в которых проживают 330 детей9.

Мнение ряда исследователей о том, что осужденные женщины в меньшей степени, чем мужчины, подвержены исправлению, подтверждается ростом рецидивной преступности среди женщин. Все эти реалии современной России требуют научного осмысления, в том числе с историко-правовой точки зрения.

В истории дореволюционной России накоплен богатый опыт изучения феномена женской преступности, развития профилактических мер по предупреждению рецидива, участия государственных и общественных учреждений в оказании помощи женщинам, находящимся в местах лишения свободы. Обращение к этому опыту представляет не только научный интерес, но и практическую значимость.

Начало научного исследования женской преступности в России относится к XIX – началу XX в. и связано с развитием криминологии в стране. И.Я. Фойницкий, Е.Н. Анучин, Е.Н. Тарновский, П.Н. Тарновская, М.Н. Гернет, Д.А. Дриль, Н.В. Давыдов и другие авторы выявляли причины преступлений, совершаемых женщинами, выясняли специфику женской преступности и ее отличия от мужской, определяли способы профилактики и борьбы с рецидивной преступностью женщин10. И если представители классического направления в уголовном праве не считали важным выделять женскую преступность в специальный объект изучения, направляя свое внимание на изучение преступления как юридической конструкции, то представители других научных школ, выделяли женскую преступность в качестве особого феномена.

Так, вслед за Ч. Ломброзо, посвятившего специальное исследование криминальному поведению женщин, представители отечественного антропологического направления в уголовном праве, изучали преступность с биоантропологической точки зрения. П.Н. Тарновская, Н.А. Неклюдов, В.Ф. Чиж, Д.А. Дриль и др. видели причину меньшей женской преступности, по сравнению с мужской, в физиологических и психических особенностях женского организма11. Являясь горячей последовательницей своего итальянского коллеги, профессора судебной медицины и психиатра Чезаре Ломброзо, выдвинувшего концепцию «врожденной преступности» и считавшего проституцию «квинтэссенцией moral insanity»12, П.Н. Тарновская подчеркивала необходимость активного привлечения биологических и медицинских знаний к проблеме изучения преступника с точки зрения антропологии.

Составляя антропометрические таблицы и сравнивая анатомическое строение, физиологическое развитие, душевное состояние и психическое здоровье женщин, совершавших преступления и обычных женщин, П.Н. Тарновская разделяла точку зрения представителей криминальной антропологии о том, что среди заключенных значительно больше страдающих различными нервными и душевными болезнями, а также лиц слабоумных от рождения, идиотов, паралитиков, эпилептиков, по сравнению с населением, находящимся на свободе13. Свое исследование теории влияния наследственных заболеваний на преступное поведение П.Н. Тарновская начинает со сведений, приведенных в работах ее зарубежных коллег, врачей из Германии, Италии, Франции, Шотландии, России, проводивших антропометрические измерения преступников, находящихся в местах лишения свободы. Являясь прежде всего психиатром, Прасковья Николаевна считала своим долгом выяснить степень пагубного влияния преступного поведения на психическое здоровье женщин, занимаясь, по сути, гендерным исследованием преступности. Всех женщин, осужденных за кражи и имевших отклонения в физическом, нравственном и интеллектуальном отношении, П.Н. Тарновская делила на четыре группы: душевно и нервно больные, проститутки, преступницы и пьяницы, считая, что всем им свойственна «психическая несостоятельность»14.

Ссылаясь на сведения итальянских ученых, П.Н. Тарновская пыталась выделить и внешние характеристики преступниц. Она отмечала не привлекательную внешность изучаемых женщин, серовато-землистый цвет лица и недовольный, мрачный взгляд, что неудивительно, поскольку исследование проводилось в тюремном замке. Большая часть обследованных ею воровок и проституток оказалась (что зафиксировано в антропометрических таблицах) брюнетками со светло карими или серыми глазами15. Следует подчеркнуть, что все антропометрические измерения женщин, заключенных в Литовском замке, П.Н. Тарновская проводила лично, общаясь в лазарете женского отделения с осужденными.

Особое влияние на передачу преступных наклонностей, по мнению П.Н. Тарновской, оказывала алкогольная наследственность, являвшаяся основной причиной совершения преступлений16. В этой связи ученая настаивала на всестороннем изучении и активной пропаганде вредных последствий для организма регулярного употребления алкогольных напитков.

Следует отметить, что представители российской школы уголовной антропологии признавали значительное влияние на преступные наклонности, помимо наследственности и социально-экономических факторов. Так, выдающийся ученый, государственный и общественный деятель, Д.А. Дриль выделял в качестве важнейших причин роста преступности ужасающий массовый алкоголизм с его глубокими причинами, сопровождающие его бедность и недоедание, снижение работоспособности, «алкогольное озверение и болезненное разнуздывание, под влиянием алкоголя, полового инстинкта с развивающейся на этой почве жестокостью и кровожадностью и весьма распространенное вырождение породы вообще»17.

Скептически оценивая исправительную функцию пенитенциарных учреждений, российские ученые считали возможным с помощью государственной политики, направленной на борьбу с алкоголизмом, проституцией, эпидемиями, ограничить преступность. Наказание, по мнению известного криминалиста, профессора Н.А. Неклюдова, «не в состоянии парализовать зло собственными силами: действуя не на внешнюю причину зла, а на внутреннюю – злую волю…оно является только тормозом, задерживающем новый прилив болезни, но не искореняющим ее…»18. Д.А. Дриль, считая, что система карательных мер не в силах искоренить преступность, писал: «Казни старательно вычеркивают из списков одних, а под влиянием действующих факторов их место старательно занимают другие»19. Таким образом, с целью разработки действенных средств борьбы с преступностью они призывали изучать «разновидность действительных преступников», причины преступности и сами преступления, так как, по их мнению, преступление является результатом взаимодействия особенностей психофизической организации преступника и внешних воздействий20.

Женская преступность в дореволюционной России отличалась от мужской своим характером, размером, причинами и последствиями. Статистические сведения позволяют убедиться в том, что женщины, большей частью совершали незначительные преступления, подсудные мировым судам. В имущественных преступлениях, требующих определенной физической силы, женщины были представлены минимально. Так, за период с 1889 по 1893 г. из 100 осужденных за грабеж женщин было лишь 4, за разбой – 3, за кражу со взломом – 5. А вот участие женщин в таких преступлениях, как покупка или продажа заведомо краденых вещей, было значительным (на 100 осужденных, примерно, 20 женщин)21.

Так как женщины не имели доступа к государственной и общественной службе, не имели политических прав, они практически не могли совершить таких преступлений, как казнокрадство, мошенничество, подлог, злоупотребление служебными полномочиями, подделка ассигнаций и т.п. Зависимость жены от мужа и ее привязанность к домашнему очагу объясняют минимальное участие женщин в таких преступлениях, как нарушение паспортного режима, неповиновение властям, доносы и т.п.

Вместе с тем, ряд ученых связывал низкий уровень преступности среди женщин с их морально-нравственными качествами. Известный судебный деятель, профессор Московского университета Н.В. Давыдов писал в 1906 г.: «…женщина более нравственна или более стойка против искушений, наталкивающих на преступления; она более мужчины дорожит порядком, спокойствием и законностью и удовлетворяется меньшим»22.

Данная точка зрения перекликалась с концепцией французского социолога, основателя социальной психологии Г. Тарда, который объяснял данные уголовной статистики врожденным нравственным превосходством женщин перед мужчинами23.

Представители отечественной социологической школы права И.Я. Фойницкий, Е.Н. Анучин, М.Н. Гернет, И.Х. Озеров, Е.Н. Тарновский и другие не связывали низкий уровень преступности с нравственными качествами женщин, выделяя в качестве факторов преступности социально-экономические условия и положение в обществе.

По данным Е.Н. Анучина, женщины были активны при совершении таких преступлений, как поджог, преступления против нравственности, религиозные преступления, убийство своего супруга, а также убийство родственников. Так, на 100 сосланных в Сибирь мужчин за период с 1827 по 1846 г., приходилось женщин, осужденных за детоубийство – 1912; за прелюбодеяние – 492; за поджог – 77; за убийство супруга – 162; за отступление от веры и раскол – 6524.

Таким образом, только по трем видам преступлений – религиозные, против нравственности и против жизни, показатели преступности женщин были примерно такие же, как и у мужчин. Среди осужденных за такие деяния, как любодеяние, прелюбодеяние, кровосмешение, до 50% всех осужденных составляли женщины. Объясняя данное явление, Е.Н. Тарновский отмечал большую чувствительность и впечатлительность женщин, а также их подверженность аффектам25. И.Х. Озеров предполагал обусловленность активного участия женщин в преступлениях против половой нравственности их оторванностью от общественной жизни, в силу чего женщины были «сосредоточены на сфере интимных отношений»26.

Значительное участие женщин в преступлениях против жизни определялось, прежде всего, детоубийством, оставлением в опасности новорожденного и сокрытием трупа ребенка, а также убийством супруга и родственников.

Самым распространенным среди женщин преступлением являлось детоубийство. В России на 70 осужденных мужчин за данное преступление в 1889–1893 гг. приходилось 3940 женщин. Выявляя причины, толкавшие женщин на данные преступления, Е.Н. Анучин в качестве приоритетной называл «невыгодность условий общественного положения женщины, а не физиологические особенности ее организации… когда вся вина незаконной половой связи падает на женщину»27. Соглашаясь с этим мнением, М.Н. Гернет отмечал, что подобная статистика не может объясняться ни жестокостью женщин, ни особой жалостью мужчин к новорожденным28. Большинство женщин, совершивших подобные деяния, являлись молодыми, не состоявшими в браке девушками, что позволяет выделить в качестве основного мотива данного преступления – негативное отношение общества к внебрачным связям и незаконнорожденным детям. Подтверждением этого мнения является статистика, характеризующая снижение данных преступлений в период войн и революций начала XX в., когда значительная часть мужского населения подлежала мобилизации, а общество более терпимо относилось к рождению внебрачного ребенка29.

Характеризуя статистические сведения о видах преступлений, совершаемых женщинами, исследователи отмечали, что женщина, в силу своей физической слабости, совершая убийство, чаще всего прибегает к отравлению. Это явление М.Н. Гернет объяснял особенностью жизни женщины – ведением хозяйства и причастностью к процессу приготовления пищи30. Причем, значительная часть данных преступлений так и заканчивалась на стадии покушения, что также исследователи связывали с особенностью женской психики.

Статистика, характеризующая женскую преступность по видам совершенных преступлений, свидетельствует, что среди осужденных за кражу женщины составляли – 8,7%, убийство супруга или родственников – 39,3%, детоубийство – 98,3% от всех осужденных обоего пола за данные преступления31.

Анализируя профессиональный состав осужденных общими судебными установлениями за преступления в 1901–1904 гг., Е.Н. Тарновский отмечал, что в то время, как на одну осужденную женщину приходится восемь осужденных мужчин, среди осужденных, занятых в строительном производстве, женщин всего 0,5%. Крайне мало женщин среди осужденных, занятых в добывающей промышленности, а также среди поденщиков и чернорабочих. Тогда как в группе, так называемых «неопределенных профессий» (домашнее хозяйство, содержание от родственников или других лиц и пр.), преобладание мужчин уже не так явно (на 2852 мужчин 1719 женщин). А среди домашней прислуги, по сведениям статистики, число осужденных женщин примерно равнялось числу осужденных мужчин (женщин – 2569, мужчин – 2800), хотя прислуги, из общего числа осужденных мужчин, было всего 1,5%32.

Статистические сведения, характеризующие возраст осужденных, свидетельствуют, что большая часть преступлений, в рассматриваемый период, совершалась лицами в возрасте от 21 до 30 лет (30,1%), чуть меньше в возрасте от 30 до 40 лет (26,4%), в возрасте от 40 до 50 лет – 17%. Таким образом, осужденных в возрасте от 21 до 50 лет составляло более 70%. Малолетних и несовершеннолетних преступников, по сведениям статистики, было лишь 12% от общего числа осужденных33. Интересным является тот факт, что преступность среди женщин разных возрастных категорий не была одинаковой.

Так, высокий уровень преступности для женщин, по сведениям общих судебных установлений, характерен только для возрастной категории от 17 до 21 года (19 на 100 осужденных). В возрасте от 21 до 25 лет женщин среди осужденных было чуть меньше – 16%, в возрасте от 25 до 30 лет – 12%. В возрастной категории от 30 до 40 лет показатели женской преступности снижаются и становятся минимальными – 10 женщин на 100 мужчин.

Среди несовершеннолетних (с 14 до 21 года) и малолетних (с 10 до 14 лет) осужденных процентное соотношение женщин и мужчин наиболее ярко зависело от вида совершенного преступления. Так, при совершении имущественных преступлений эта возрастная категория, среди всех осужденных в 1889–1893 гг. мужчин составляла 68,7%, а среди всех осужденных женщин – 18,2%. Напротив, за преступления против жизни (детоубийство и убийство своего супруга) и против нравственности малолетние и несовершеннолетние женщины составляли 69,3% от всех осужденных женщин, а мужчины только 11,9%34. Таким образом, среди несовершеннолетних преступников еще ярче прослеживается различие мотивов в зависимости от пола. Если у несовершеннолетних мужчин основным мотивом к преступлению являлась корысть и стремление присвоить чужую собственность, то для несовершеннолетних женщин основным мотивом к преступлению являлись, по выражению Е.Н. Тарновского «аффекты, вытекающие из сферы половой жизни»35.

Выясняя причины активного участия несовершеннолетних женщин в преступлениях против собственности, профессор И.Х. Озеров объясняет это меньшей материальной обеспеченностью. Отмечая, что если кража у женщин возраста 14–15 лет достигает 55,3% от всех преступлений, совершенных женщинами этого возраста, то в возрасте 18–20 лет данный процент снижается до 25%, что связано, по мнению автора, с замужеством. Увеличение числа имущественных преступлений до 44,7%, совершенных женщинами в возрасте 41–50 лет, автор связывает с обременением семейной жизнью и возможным вдовством36.

Среди осужденных мировыми судами, возрастные характеристики совершивших преступления были несколько иными, чем в общих судах. За этот же период с 1889 по 1893 г. число малолетних и несовершеннолетних осужденных здесь было значительно выше – 19,9% по сравнению с 12% в общих судах. И напротив, возрастная категория от 30 лет, среди осужденных мировыми судами была представлена меньше, чем в общих судах. Объясняется это, прежде всего, характером рассматриваемых дел каждым видом судебных инстанций. Мировые суды, как правило, рассматривали дела о незначительных имущественных преступлениях, большей частью кражах, в совершении которых малолетние и несовершеннолетние преступники участвовали достаточно активно.

Иначе выглядит и процентное соотношение осужденных мужчин и женщин в каждой возрастной категории. Так, за период с 1889 по 1893 г., меньше всего среди осужденных мировыми судами было женщин в возрасте от 17 до 25 лет (10% от всех осужденных). Женщин старше 40 лет значительно больше, а в возрасте от 50 до 60 лет женщин среди всех осужденных мировыми судами уже 18%. Среди малолетних преступников до 14 лет показатели осужденных женщин схожи с показателями в общих судах, а в возрасте от 17 до 21 года осужденных мировыми судами женщин значительно меньше, чем в общих судах (11,8% и 19%)37.

Изучая влияние семейного положения на статистику совершения преступлений, ученые отмечали положительное воздействие замужества на женщин, причем И.Х. Озеров писал, что женщины, состоящие в браке, реже совершают преступления, чем женатые мужчины, тогда как незамужние женщины в преступлениях участвуют чаще, чем холостяки38. Подтверждением данного мнения являются статистические сведения, характеризующие семейное положение осужденных. Статистические сведения за 1889–1893 гг. свидетельствуют, что среди всех осужденных окружными судами мужчин, состоящих в браке, было 62,1%, холостых – 34,5%, разведенных – 0,1% и вдовых – 3,3%. В отношении осужденных женщин эти показатели были следующими: состоящих в браке – 44,6%, девиц – 42,2%, разведенных – 0,3% и вдов – 12,9%. Еще более значительным преобладание среди осужденных вдов над вдовцами наблюдалось в мировых судах (3,5% и 17%), что объяснялось исследователями экономическими трудностями, с которыми сталкивалась женщина, оставшаяся без мужа39. Вместе с тем, молодые супруги в возрасте до 20 лет в статистике совершенных имущественных преступлений были представлены достаточно широко, что, по мнению представителей социологической школы уголовного права, определялось низким брачным возрастом в крестьянской и рабочей среде, характеризующейся крайне тяжелым экономическое положением40.

Посвятив специальное исследование влиянию брака и семьи на преступность, М.Ф. Заменгоф пришел к интересному выводу о том, что наличие детей в семье оказывало различное влияние на женскую и мужскую преступность. Если на женщин рождение детей оказывало благотворное влияние и статистика преступлений, совершенных женщинами с детьми незначительна (из 100 осужденных, имеющих 2 и более детей, мужчин было 91,7, а женщин – 8,3), то для мужчин это явление, по мнению автора, имело прямо противоположный эффект41.

Существенное влияние на динамику совершенных преступлений оказывал уровень образования. Статистические сведения за двадцать лет, с 1874 по 1893 г., демонстрируют преобладание до 70% среди осужденных общими судебными установлениями, лиц, не владевших грамотой. Получившие образование составляли, примерно, 2%, грамотные – менее 30%. Среди осужденных мировыми судами число неграмотных было еще большим – 75%, получивших образование – менее 1% и грамотных – 24%42.

Е.Н. Тарновский, исследуя динамику женской преступности, приводит сведения, характеризующие хотя и постепенный, но рост процента осужденных женщин в 1887, 1893 и 1894 гг.43 Данное явление представители социологической школы связывали с втягиванием женщины в промышленное производство и изменением ее социального статуса, приводя в пример зарубежную статистику. Так, по мнению М.Н. Гернета, динамика женской преступности определялась правовым положением женщин и участием в общественной жизни, и если в Англии и Бельгии, где к началу XX в. женщинам предоставлялись достаточно широкие права, женская преступность значительно возросла, то в таких странах, как Сербия, Черногория, Болгария и Босния, где женщины вели замкнутый образ жизни, процент преступлений, совершенных женщинами, был минимален44.

В России с 1884 по 1994 г. увеличение женской преступности происходило примерно одинаково во всех судебных округах. Наибольший рост осужденных женщин в указанный период наблюдался в Виленском (с 15 до 20%), Киевском (с 10 до 13%), Харьковском (с 10 до 13%) и Петербургском (с 10 до 14%) округах судебных палат. В Московском, Одесском, Саратовском и Казанском округах процент женщин, среди всех осужденных, оставался примерно на одном уровне. Причем, в Московском, Калужском, Рязанском, Херсонском и Елизаветградском судах число осужденных женщин даже чуть сократилось. Вне округов Московской и Одесской судебных палат подобное явление наблюдалось только в Сарапульском, Острогожском и Стародубском судах45.

Таким образом, процент женщин среди осужденных общими судами в конце XIX в. наиболее максимальным был в западных губерниях Европейской России, в Варшавском судебном округе, Литве, Курляндии и Лифляндии, Белоруссии и левобережной Малороссии. По направлению к востоку и югу от названных местностей, процент женщин среди осужденных постепенно снижается, достигая своего минимума в Новороссии и Нижнем Поволжье. В центральных губерниях России только в Ярославской губернии, процент женщин среди осужденных (14,3%), был чуть выше, чем в остальных.

Наименьший процент женщин среди осужденных наблюдался в губерниях, в которых преобладало мусульманское население – Казанской, Таврической, Уфимской и Оренбургской. Данное явление Е.Н. Тарновский объяснял замкнутым образом жизни мусульманской женщины46. Напротив, более независимый образ жизни женщины в западных районах Российской империи и их активное участие в промышленной жизни, по мнению исследователя, обеспечивали устойчивый рост женской преступности в указанных территориях. Вместе с тем, следует отметить, что на севере России – в Архангельской, Олонецкой, Вологодской, Костромской, Тверской, Новгородской и Ярославской губерниях, высокий процент женщин среди осужденных, относительно других территорий, в какой-то степени, обеспечивался и численным преобладанием женского населения над мужским (до 20%). Однако, численный перевес женского населения над мужским нельзя рассматривать как устойчивый фактор женской преступности, так как в Смоленской, Калужской, Тульской и Рязанской губерниях, где женщины составляли большую часть населения, уровень женской преступности был ниже средних показателей по России.

Среди осужденных мировыми судами процент осужденных женщин с 1884 по 1894 г. увеличился незначительно (с 11,2 до 12,8%). Причем, в некоторых губерниях этот процент даже снизился. Подобное явление наблюдалось в Новгородской, Витебской, Смоленской, Калужской, Могилевской и некоторых других губерниях. Следует отметить, что численное соотношение женщин среди всех осужденных общими судебными установлениями и мировыми судами, в рассматриваемый период, было примерно одинаково. Так, женщины среди осужденных общими судами составляли 12%, а среди осужденных мировыми судами – 12,6%47.

Начало ХХ века характеризуется изменением соотношения женской и мужской преступности, что по мнению А.П. Мельникова определялось революционными событиями 1905–1907 гг., а также войнами начала XX в.48 Характеризуя данный период, он отмечал, что таких «женских» преступлений, как убийство незаконнорожденного младенца и сокрытие его трупа стало значительно меньше, что связано, большей частью, с мобилизацией молодого мужского населения на фронт и изменением общественных взглядов на рождение внебрачного ребенка. Значительный рост женской преступности, по сравнению с мужской, по таким преступлениям, как убийство в драке, кража, мошенничество и поджог в рассматриваемый период, А.П. Мельников связывал с эмансипацией женщин и большей восприимчивостью их нервной системы49.

Стоит отметить, что если в 1915–1916 гг. мужская преступность заметно снизилась, по сравнению с довоенным 1913 г., то женская преступность в этот же период, напротив, увеличилась. К октябрю 1917 г. в местах лишения свободы находилось 94 297 заключенных, из которых 12 710 составляли женщины50.

Таким образом, женская преступность в дореволюционной России отличалась от мужской своими размерами, характером и факторами, влиявшими на ее рост. Развитие женской преступности исследователи связывали с изменением социально-экономических условий, индивидуальными особенностями и политическими событиями.

1.2. Исправительные приюты для несовершеннолетних преступниц в России (1873–1917 гг.)

Гуманизация системы наказания способствует уменьшению числа осужденных, находящихся в местах лишения свободы. На 1 января 2021 г. численность лиц, содержащихся в исправительных учреждениях России, снизилась на 47 479 человек и составляет в настоящее время 378 668 человек. Вместе с тем число обвиняемых, содержащихся в следственных изоляторах, возросло на 6 439 человек и составило 104 320 человек51. На 1 марта 2021 г. в местах лишения свободы содержалось 479,4 тысячи человек.

За 12 лет с 2008 г. значительно снизилось и число несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы (с 8 550 до 948, среди которых 68 женщин), что позволило существенно сократить количество соответствующих учреждений. Если в 2008 г., по сведениям ФСИН России, воспитательных колоний для несовершеннолетних было 62, то в 2020 г. их число сократилось до 18, из которых только 2 для девушек52. Вместе с тем, проблема изучения преступности среди несовершеннолетних женщин, не теряет своей актуальности и значимости в силу того, что, по мнению криминологов, женщины практически не поддаются исправлению53. В этой связи изучение исторического опыта профилактики и борьбы с преступностью несовершеннолетних приобретает особый научный интерес.

В XIX – начале ХХ в. в России все большую популярность приобретает идея принудительного воспитания молодых преступников и «заброшенных детей»54. А.Ф. Кистяковский, А. Богдановский, П.И. Люблинский, Н.С. Таганцев, Б. Гурвич, А. Тимофеев, Д.Г. Тальберг и другие исследователи,55 изучая отечественный и зарубежный опыт в области уголовного и уголовно-исполнительного права, анализируя причины и особенности преступлений, совершаемых малолетними преступниками, убедительно доказывали преимущество воспитательных мер перед карательными. На многочисленных международных тюремных конгрессах (Лондон 1871 г., Стокгольм 1876 г., Рим 1885 г., С.-Петербург 1890 г.) и съездах представителей русских исправительных заведений для малолетних преступников, созываемых по инициативе К.В. Рукавишникова (Москва 1881, 1890, 1908 гг., Киев 1884 г.), ученые и практики характеризовали пагубное воздействие на детей и подростков тюрем и неблагоприятной семейной среды (алкоголизм, нищета, агрессия, развратное поведение), способствующих росту рецидивной преступности среди несовершеннолетних, отмечали острую нехватку подобных учреждений. Так, по мнению участников седьмого съезда представителей исправительных заведений для малолетних, проходившего в Москве 1908 г., существовала потребность в подобных заведениях для несовершеннолетних женщин, поскольку при соответствующем уровне преступности в России необходимо было иметь 40 приютов для девочек на 50 человек каждый, вместе с тем, как существовало всего 456.

Только в условиях функционирования специальных исправительно-воспитательных заведений, способных изолировать детей от взрослых преступников и дать возможность детям, совершившим правонарушения, или оставшимся в силу разных причин без попечения взрослых, оказаться в нормальной социальной среде, по мнению исследователей, можно было успешно решить проблему профилактики преступности среди несовершеннолетних.

Уголовная статистика дореволюционной России свидетельствовала о том, что до 18% всех осужденных мировыми и окружными судами в 1876–1885 гг. были моложе восемнадцати лет57. Вместе с тем количество подобных воспитательно-исправительных учреждений в России было ничтожно мало несмотря на то, что дело попечения малолетних преступников являлось не только проявлением человеколюбия, но и благоразумной государственной политикой. Так, известный криминалист Д.Г. Тальберг, посвятивший специальное исследование исправительным учреждениям для несовершеннолетних, отмечал, что задача государства по отношению к малолетним преступникам выражается в устройстве подобных заведений, которые путем воспитания формировали бы характер и «хорошие добрые привычки человека, дисциплинировали его волю и образовывали его ум, что дало бы ему в будущем возможность честного заработка»58.

Следует отметить, что в Западной Европе исправительно-воспитательные учреждения для несовершеннолетних создавались уже с конца XVIII в., что позволило законодателю обобщить практический опыт деятельности данных заведений. В России собственного опыта функционирования таких учреждений не существовало, что вынуждало отечественного законодателя использовать только теоретические конструкции и зарубежный опыт в российской действительности, «с некоторыми отступлениями, согласно национальным условиям и особенностям русских исправительных заведений»59. Вместе с тем, в отличии от Англии, где малолетние преступники содержались отдельно от прочих детей, нуждавшихся в попечении, в России подобного разграничения не существовало. Кроме того, в отличии от Бельгии, Франции и Германии, где государство принимало активное участие в создании подобных заведений, в России они создавались и действовали исключительно по частной инициативе60.

Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. стал первым нормативным правовым актом, в котором формулировалась идея создания специальных приютов для малолетних правонарушителей, где, в соответствии со ст. 6, находились несовершеннолетние от 10 до 17-летнего возраста. Статья 11 Устава давала право мировому судье не подвергать наказанию лиц моложе 14 лет, предоставляя их родителям или родственникам для домашнего исправления. Вместе с тем, мировой судья по ст. 6 имел право отправлять несовершеннолетних в тюрьму, даже при наличии мест в исправительных приютах61.

Практика деятельности общих судов по отношению к малолетним преступникам была еще более ограничена. Статья 137 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1866 г. предоставляла судьям право отправлять в исправительные приюты лиц в возрасте от 14 до 17 лет только при условии совершения ими неумышленных преступлений, т.е., действовавших «без полного разумения»62. За умышленные преступления для лиц данной возрастной группы предусматривались более мягкие наказания, чем для взрослых. Вместе с тем, даже в отношении детей от 10 до 14 лет за совершение ими умышленных преступлений допускалась ссылка в Сибирь с лишением всех прав состояния, заключение в монастыре, тюрьме, или смирительном доме, но отдельно от других заключенных (ст. 138). Отмечая, что пенитенциарные учреждения в России не способны осуществлять задачу перевоспитания «преступного и порочного ребенка», участники съездов представителей русских исправительных заведений для малолетних преступников предлагали всех несовершеннолетних преступников помещать в исправительные приюты63. Следует отметить, что только Закон 20 мая 1892 г. «Об изменении постановлений, касающихся обращения в исправительные приюты и содержания в них малолетних преступников» частично решал данную проблему, предусматривая содержание несовершеннолетних в приютах до исправления, наступление которого определялось самим учреждением. Срок пребывания воспитанника в исправительном заведении не мог составлять менее одного года и не должен был превышать исполнения восемнадцатилетия64.

По мнению абсолютного большинства исследователей пенитенциарной науки, именно в тюрьме, общаясь со взрослыми закоренелыми преступниками, подростки, впервые попавшие в заключение, приобретали профессиональные навыки криминальной среды. Так, П.Н. Тарновская, опрашивая женщин, неоднократно совершавших преступления, скептически оценивала исправительную функцию российских тюрем, отмечая, что юные преступницы выходили на свободу умудренные опытом, укрепившиеся в своей порочной деятельности и с твердым намерением…быть осмотрительнее и вновь не попадаться65. В связи с чем учреждение исправительно-воспитательных заведений в России, создаваемых усилиями частной благотворительности, было встречено с большим воодушевлением.

5 декабря 1866 г. были изданы «Правила об исправительных приютах», в соответствии с которыми к созданию приютов или «богоугодных и общеполезных заведений» для нравственного исправления несовершеннолетних помимо правительства призывались земства, различные общества, духовные установления и частные лица. Обязательным требованием закона являлось создание отдельных приютов для мальчиков и девочек66. Отмечая, что система воспитания девочек, надзор за ними и обучение существенно отличаются от тех правил, которые применимы к мальчикам, педагоги и воспитатели соглашались с необходимостью данной нормы.

Вместе с тем, в нарушение этого требования, в 1873 г. по инициативе Саратовского губернатора М.Н. Галкина-Враского был открыт «Саратовский учебно-исправительный приют» для детей обоего пола. Несмотря на то, что совместное содержание осужденных обоего пола нарушало ст. 158 Устава о содержащихся под стражей67, открытие данного приюта позволяло малолетним преступницам избежать тюрьмы, что благотворно сказывалось на их дальнейшем воспитании.

Как свидетельствовал Д.Г. Тальберг, Саратовский приют не только являлся старейшим провинциальным учреждением подобного типа, но и отличался образцовой постановкой дела и являлся лучшим из всех осмотренных автором исправительных учреждений68.

Галкинский приют, состоящий в ведении Министерства внутренних дел, согласно Уставу, утвержденному 8 февраля 1873 г., принимал не только малолетних преступниц, но и сирот и нищих, оставшихся без попечения взрослых. Следует отметить, что данное обстоятельство позволяло уберечь детей, которые в силу отсутствия родителей, или средств к существованию могли пополнить преступную среду. Более того, попав в приют, эти дети обучались грамоте и ремесленным профессиям, что давало им шанс в дальнейшем обеспечить себя легальным заработком. Для решения данной проблемы создавались также специальные приюты для детей, чьи родители попали в заключение. Так в Саратове, в 1844 г. на благотворительные средства, пожертвованные членом Саратовского губернского Попечительного о тюрьмах комитета Образцовым, был создан приют для арестантских детей, в котором содержались дети от 4 до 12 лет69. А в приюте для арестантских детей, созданном Рижским женским попечительным о тюрьмах отделением в 1895 г., содержались 30 мальчиков и 21 девочка70.

При Саратовском губернском попечительном о тюрьмах комитете было создано особое правление из шести человек, осуществлявших руководство Галкинским приютом. В состав правления входили директор и директриса Саратовского тюремного комитета, по одному представителю от земств и городов, и два представителя от совета благотворительного союза Саратовского православного братства святого креста. В обязанности правления входило умножение капитала приюта, назначение смотрителя и учителей, наблюдение за обучением, хозяйственное обеспечение, создание мастерских, поиск заказов для работ воспитанников, устройство выпускников после выхода из приюта71. Вместе с тем, подобная форма заведования исправительными учреждениями, по мнению Д.Г. Тальберга, исключала возможность более широкого участия представителей неравнодушной общественности в деятельности тюремных комитетов72.

В соответствии с нормами Устава, несовершеннолетние преступницы поступали в приют по приговорам Саратовского окружного суда и мировых судов Саратовской губернии и Новоузенского уезда Самарской губернии. Срок, определенный судом, мог быть сокращен до 2/3 за усердную работу и прилежное поведение. Сироты и нищие в возрасте от 6 до 12 лет принимались в приют по постановлению правления приюта73.

Следует отметить, что первоначально приют был устроен для пятнадцати детей, но уже в первый год существования в него поступило 17 мальчиков и 5 девочек74. К 1 января 1895 г. в приюте содержались 85 мальчиков и 10 девочек. Большая часть находившихся в приюте несовершеннолетних были осуждены за мелкие хищения. Но были и осужденные за более тяжкие преступления. В отчете Галкинского учебно-исправительного приюта за 1894/95 гг. указано, что 1 мальчик был осужден за поджог, а 1 девочка – 14 лет за убийство порученных ей двух грудных детей75.

Согласно Закону 1866 г., воспитанников обучали чтению, письму и основным правилам арифметики, различным земледельческим и ремесленным профессиям, Закону Божьему76. На первом съезде представителей исправительных приютов было принято решение ходатайствовать перед правительством о том, чтобы общеобразовательные предметы в приютах преподавались в объеме, указанном в программе сельских училищ и успешная сдача экзамена предоставляла бы право воспитаннику получить соответствующую льготу по воинской повинности. Данное ходатайство был отклонено с разъяснением, что объем преподаваемых дисциплин зависит от руководства исправительного учреждения77.

Религиозному и нравственному развитию воспитанников приюта уделялось особое внимание. На средства благотворителей в 1879 г. при приюте была построена церковь, где постоянно находился священник, который руководил церковным хором, составленным из воспитанников, и вел церковные службы.

Занятия в школе приюта осуществлялись по программе народных училищ и проходили ежедневно. Весной и осенью уроки длились два часа, зимой – пять часов. В летнее время воспитанники осуществляли сельскохозяйственные работы, к которым привлекались все, без исключения дети. Отчеты приюта позволяют убедиться, что особое внимание в деле «принудительного воспитания» уделялось обучению различным ремесленным профессиям. И если мальчиков обучали слесарному, кузнечному и сапожному ремеслу, то девочки обучались шитью, вязанию и домашнему хозяйству78. В отчете приюта за 1876–1877 гг. отмечалось, что все обязанности по изготовлению одежды и белья воспитанников возлагались на девочек, рукоделия которых также продавались, принося приюту ежегодный доход в размере 100 рублей79.

Для укрепления здоровья девочек и профилактики инфекционных заболеваний предусматривалось строгое соблюдение гигиенических мероприятий: еженедельное посещение бани, поддержание чистоты в комнатах, запрет пить сырую воду, ежедневные прогулки, регулярное посещение врача и т.п.

Денежные средства исправительных учреждений складывались из средств, отпускаемых из государственного казначейства; пособия от городских и общественных управлений, благотворительных учреждений и частных лиц; суммы, вырученной от продажи изделий, изготовленных воспитанницами; выручки с концертов, спектаклей, лотерей и пр.; доходов с недвижимого имущества, принадлежащего приюту; кружечных сборов. Так, например, Галкинский приют владел неприкосновенным капиталом в 13 500 руб., пожертвованным С.В. и В.В. Ланскими; Саратовское губернское земство ежегодно отпускало 2000 рублей; город Саратов жертвовал 1000 руб.; Вольская уездная земская управа отчисляла 250 руб.; на питание, одежду и обувь воспитанников казна платила 1027 руб.80

В 1874 г. по инициативе Общества поощрения трудолюбия был открыт в Москве Большевский ремесленно-исправительный приют для нищенствующих девочек, который стал первым в России самостоятельным исправительным учреждением для несовершеннолетних женщин. В 1908 г. в приюте находилось 93 воспитанницы81. Как отмечается в отчете Большевского приюта за 1893 г., одним из важнейших источников дохода приюта являлись пожертвования «ненужными вещами», с целью сбора которых было построено два каменных здания, одно для склада, в котором хранились пожертвованные вещи, а второе для сортировочной комнаты, конюшни и экипажа. Вещи, пожертвованные приюту, приводились в надлежащий вид и продавались, что обеспечивало поступление столь необходимых приюту денежных средств82.

Несмотря на настоятельную потребность в подобных заведениях, исправительные приюты для несовершеннолетних женщин долгое время не открывались и только в 1891 г. Варшавским обществом земледельческих колоний был открыт приют для девочек в усадьбе Пуща. Положительный опыт Саратовского приюта открывшего женское отделение в приюте для несовершеннолетних мужчин, к сожалению, воспринят не был, хотя заведения подобного типа существовали в таких странах, как Германия, Бельгия, Швейцария, Италия и др.

26 февраля 1895 г. в Петербурге при дамском благотворительно-тюремном комитете был открыт исправительно-воспитательный приют для девочек83. Согласно Уставу, утвержденному 13 сентября 1894 г., в приют не могли приниматься осужденные девочки, о которых не доставлено копий судебных приговоров, а также одержимые душевными, нервными или «заразительными» болезнями. Все поступавшие в приют обязательно проходили осмотр у врача в присутствии надзирательницы84. В программу обучения, помимо Закона Божьего, чтения, письма и начал арифметики, входили общие понятия по естествознанию и «важные сведения из истории и географии России» (§18). Девочек также обучали рукоделиям, вязанию, кройке, шитью, стирке, огородничеству, садоводству и т.п. (§19). Как и в других приютах, воспитанницы сами изготавливали себе белье и одежду, а также создавали изделия, которые продавалась. Стоит отметить, что часть вырученных средств помещалась на сберкнижки девочек и выдавалась им после освобождения85.

Воспитанницы выращивали овощи и фрукты в приютском саду, ухаживали за коровой, наводили чистоту и порядок в комнатах и во дворе, стирали и гладили белье. В отчете за 1911 г. отмечалось, что данный приют, в котором содержалось 63 воспитанницы, являлся крупнейшим в России исправительно-воспитательным заведением для несовершеннолетних женщин.

Заслуживает внимания применяемая в данном учреждении система исправительного воздействия на воспитанниц, которые делились по возрасту на два отделения (до 15 лет – младшее; более 15 лет – старшее), а по поведению – на три разряда: лучший, средний и худший. Распределение на разряды по поведению было введено с 1910 г. с созданием так называемой «системы марок», которая успешно действовала в Англии и Ирландии и была заимствована приютом. «Марки», согласно данной системе, выставлялись воспитанницам ежедневно за поведение и прилежание в работе. Воспитанницы, набравшие 1000 марок, достигшие возраста 16–17 лет, обучившиеся грамоте и получившие знания по отдельным профессиям, являлись кандидатками на условное или окончательное освобождение. В качестве поощрения для воспитанниц, набравших максимальное число марок, предусматривался «отпуск» на несколько часов в праздничные дни86.

С помощью системы поощрений и дисциплинарных взысканий осуществлялась задача перевоспитания малолетних преступниц, которая имела две цели – вызвать среди детей соревнование и развить осознание собственной пользы, с другой стороны – дисциплинировать волю строптивых и непокорных, научить малолетних правонарушительниц подчиняться законам общества и государства87. Так, например, к системе взысканий, согласно Уставу исправительного приюта в Саратове, относились: выговор, публичный выговор с занесением на «черную» доску, недопущение к играм, употребление на хозяйственные работы сверх очереди, одиночное заключение в светлой или темной комнате в свободное от занятий время на срок не более 3 дней, и отделение несовершеннолетних преступниц в особое помещение на срок не более одного месяца88.

Следует отметить, что одиночно

...