Права человека и безопасность в современном мире:
гибридные угрозы и новые вызовы

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 342.7

ББК 67.400.7

П68

В монографии подробно анализируется поиск баланса таких ценностей, как права человека и безопасность государства в условиях нарастания гибридных угроз. Выделено понятие юридической безопасности, рассмотрена теория заговора как гибридная угроза национальной безопасности, представлены особенности противодействия биотерроризму. Особое внимание уделяется анализу противодействия террористическим угрозам, а также проблемам соблюдения основных прав человека в процессе данной деятельности.

Законодательство приведено по состоянию на 1 июня 2021 г.

Монография адресована практическим и научным работникам, сотрудникам правоохранительных органов и спецслужб. Может использоваться в образовательном процессе по укрупненной группе специальностей «Юриспруденция» по всем уровням образования.

УДК 342.7

ББК 67.400.7

© Коллектив авторов, 2021

© ООО «Проспект», 2021

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Аверьянова Наталья Николаевна, д. ю. н., профессор кафедры конституционного и муниципального права Саратовского национального исследовательского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского;

Велиева Джамиля Сейфаддиновна, д. ю. н., профессор, заведующая кафедрой конституционного и международного права Поволжского института управления им. П. А. Столыпина — филиала РАНХиГС;

Капитонова Елена Анатольевна, к. ю. н., доцент кафедры уголовного права Пензенского государственного университета;

Левакин Игорь Вячеславович, д. ю. н., профессор, профессор кафедры публичного права МГИМО МИД России;

Пресняков Михаил Вячеславович, д. ю. н., профессор кафедры служебного и трудового права Поволжского института управления им. П. А. Столыпина — филиала РАНХиГС;

Романовская Ольга Валентиновна, д. ю. н., профессор, заведующая кафедрой государственно-­правовых дисциплин Пензенского государственного университета;

Романовский Владислав Георгиевич, к. ю. н., доцент кафедры уголовного права Пензенского государственного университета;

Романовский Георгий Борисович, д. ю. н., профессор, заведующий кафедрой уголовного права Пензенского государственного университета;

Сухов Эдуард Владимирович, к. ю. н. доцент кафедры международного и европейского права Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева.

ВВЕДЕНИЕ

После Второй мировой вой­ны мир недолго пребывал в состоянии всеобщей безопасности, отказавшись от силовых методов разрешения конфликтов. Государства так и не смогли отказаться от взаимных обвинений, подозрительности и давления. Практически сразу в разных уголках мира вспыхивали те или иные конфликты, уносящие человеческие жизни.

Проведем историческую параллель. В Древнем Риме, в то время, когда государство находилось в состоянии вой­ны, ворота Януса оставались открытыми. Закрывались они только в состоянии мира. По оценке современников ворота были закрыты крайне редко. Если в данной логике оценивать всю вторую половину XX века, то вряд ли можно найти период, когда двуликий Янус был бы спокоен. К тому же к общей опасности вой­н добавились новые угрозы. Так, терроризм вобрал в себя все последствия глобализации: из национальной проблемы он вышел на мировую арену. Цифровые технологии позволили ему так распространиться, что вряд ли ­какая-то страна может чувствовать себя в полной безопасности.

Масштабы террористических атак заметно изменились. Если раньше они носили точечный характер, то в настоящее время благодаря техническим возможностям они приобретают катастрофические последствия. Понимание таких угроз заставляет государства менять стратегию и тактику противодействия, усиливая профилактическую роль, а значит, наделяя спецслужбы и иные правоохранительные органы все большими полномочиями по осуществлению контроля за обществом и отдельными личностями. Это приводит к усилению ограничений базовых прав и свобод, сужению личного пространства, находящегося вне зоны государственного внимания. Подобная тенденция настораживает. Повышение террористами ставок в борьбе может само государство подтолкнуть к экстраординарным мерам, когда обеспечение безопасности государства становится самоцелью, где интересы индивидуума превращаются в низшую ценность. Напомним, что в Уставе ООН именно решимость в утверждении веры в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций предопределяет цель — обеспечение мира и безопасности.

Нарастание указанных рисков, их возможные последствия, а также чувствительность прав человека при реакции государства на их предотвращение породили концепцию гибридных угроз. В ее основе лежит двой­ственность: когда косвенный ущерб в большинстве случаев превышает прямой. Терроризм является яркой иллюстрацией. Один теракт, нередко одномоментный, служит основой для введения длительных и значимых ограничений прав человека, порождая долгую атмосферу страха. Это не единственный пример. К гибридным угрозам относят борьбу с организованной преступностью, предотвращение экологических бедствий, а также (будем идти в ногу со временем) устранение последствий распространения коронавирусной инфекции (борьба с пандемией).

Гибридные угрозы налагают на законодателя обязанность проявлять наибольшую степень внимания к вводимым дополнениям и изменениям существующего правового режима. Простых путей в решении возникающих проблем не наблюдается. Однако авторы надеются, что представленное коллективное исследование отчасти позволило внести ясность в понимание некоторых из них. Следует также подчеркнуть, что оно было выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научного проекта № 20-011-00096.

Игорь Вячеславович Левакин
Эдуард Владимирович Сухов

Глава 1.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И ЕГО ОСНОВНЫЕ КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВЫЕ ГАРАНТИИ В КОНТЕКСТЕ ПОПРАВОК К КОНСТИТУЦИИ РФ 2020 Г.

Исторически сложившееся государственное единство России уже в Преамбуле признается действующей Конституцией 1993 г. в качестве самостоятельной конституционной ценности1, отсюда актуализация проблематики конституционно-­правовых гарантий единства и целостности Российской Федерации2; злободневно исследование правовых актов, обеспечивающих единство и целостность российского государства в контексте конституционных поправок 2020 г.3, включающих юридические нормы об истории формирования и защиты государственного единства нашей страны4.

Юридические акты могут, с одной стороны, непосредственно выражать волю многонационального народа Российской Федерации, заинтересованного в единстве и целостности государства, и быть направлены на их защиту, упрочение и т. п. (таковы нормы Конституции, ФКЗ и прочих нормативно-­правовых актов), а с другой, — внешне неакцентированно, т. е. имплицитно, содержать в себе нормы, обеспечивающие единство существования и функционирования российской государственности во всех ее ипостасях (территориальной, организационной, нормативной, национальной, экономической, культурной, политической и т. д.)5.

В качестве основных конституционно-­правовых гарантий государственного единства России мы рассматриваем нормы действующего Основного закона, прочие правовые нормы (выраженную в них государственную волю многонационального народа Российской Федерации по сохранению и упрочению российской государственности), правоприменительные акты, непосредственно или имплицитно обеспечивающие тождество государства6.

Среди правовых актов, непосредственно либо имплицитно содержащих гарантии единства и целостности Российской Федерации, необходимо выделить, во-первых, Конституцию РФ, федеральные конституционные законы, решения Конституционного Суда РФ; во-вторых, текущие федеральные законы7.

Конституционные гарантии государственного единства России. Основы конституционного строя России предусматривают необходимость обеспечения единства и территориальной целостности Российской Федерации посредством сохранения единства федеративного государства, т. е. указывают на политико-­территориальные, национальные, культурные и пр. аспекты единства8; положения о суверенитете Российской Федерации, верховенстве Конституции и федеральных законов на всей территории Федерации, единстве российского гражданства; раскрывают политико-­правовые характеристики единства в его международно-­правовых и национальных параметрах; нормы, предусматривающие единство структуры органов государственной власти Российской Федерации и ее субъектов при разграничении предметов ведения и полномочий между ними, раскрывают организационные аспекты единства и т. д.9

Известные конституционные нормы-­принципы, закрепляющие государственное единство России, получили свое развитие в Законе Российской Федерации о поправке к Конституции РФ от 14 марта 2020 г. Поправки предусматривают защиту суверенитета и территориальной целостности, при которой «действия (за исключением делимитации, демаркации, редемаркации Государственной границы РФ с сопредельными государствами), направленные на отчуждение части территории РФ, а также призывы к таким действиям не допускаются» (ч. 2.1 ст. 67)10; РФ сохраняет преемственность в развитии Российского государства, «признает исторически сложившееся государственное единство» (ч. 2 ст. 67.1); конституируется право РФ принимать меры по обеспечению мирного сосуществования государств и народов, недопущению вмешательства во внутренние дела государства (ст. 79.1); Президентом РФ обеспечивается согласованное функционирование и взаимодействие органов, входящих в единую систему публичной власти (ч. 2 ст. 80) и т. д.

Поправки 2020 г. апеллируют к историческому пути образования современного единого российского федеративного государства в его объективной связи с государственностью предшествующих эпох. Выходит, что преобразование государства, обновление его институтов, характера взаимоотношений с обществом, религиозными институтами, мировым сообществом и т. д. по мысли авторов поправок не разрывает континуум самой государственности. В силу непрерывности российской государственности Российская Федерация выступает не правопреемником всех предшествовавших форм (Российская Империя, РСФСР и СССР и т. п.)11, — она является продолжателем «тысячелетней отечественной государственности»12.

Непосредственно проблема государственного единства отражается в Федеральных конституционных законах «О чрезвычайном положении» от 30 мая 2001 г.13, «О военном положении» от 30 января 2002 г.14, «О порядке принятия в Российскую Федерацию и образования в ее составе нового субъекта Российской Федерации» от 17 декабря 2001 г.15

Федеральный конституционный закон «О чрезвычайном положении» от 30 мая 2001 г. к обстоятельствам введения чрезвычайного положения относит обстоятельства, представляющие собой непосредственную угрозу конституционному строю Российской Федерации, т. е. суверенитету и государственной целостности Российской Федерации, единству системы государственной власти.

Федеральный Конституционный закон «О военном положении» от 30 января 2002 года считает агрессией против Российской Федерации применение вооруженной силы иностранным государством (группой государств) против суверенитета, политической независимости и территориальной целостности Российской Федерации.

Федеральный конституционный закон «О порядке принятия в Российскую Федерацию и образования в ее составе нового субъекта Российской Федерации» от 17 декабря 2001 г. в соответствии с ч. 2 ст. 65 Конституции РФ устанавливает условия и процедуру принятия в Федерацию и образования в ее составе нового субъекта Российской Федерации16. Порядка выхода из Федерации законодательство не устанавливает, поскольку субъекты Российской Федерации являются неотъемлемыми составными частями государства и не обладают правом сецессии17.

Известное Постановление Конституционного Суда РФ от 13 марта 1992 г.18 в ряду своих положений содержит утверждения о том, что «Конституция РСФСР не предусматривает права республик в ее составе на выход из федерации, а любые действия, имеющие целью нарушение этого единства, наносят ущерб конституционному строю Российской Федерации и несовместимы с международными нормами о правах человека и правах народов»19.

В другом своем Постановлении от 31 июля 1995 г. Конституционный Суд РФ подчеркнул, что: «Государственная целостность — одна из основ конституционного строя Российской Федерации. Она закреплена в статьях 4 (часть 3), 5 (часть 3), 8, 65, 67 (пункт «б») Конституции Российской Федерации. Государственная целостность — важное условие равного правового статуса всех граждан независимо от места их проживания, одна из гарантий их конституционных прав и свобод»20.

В Постановлении от 7 июня 2000 г.21, Конституционный Суд указал, что признание Конституцией суверенитета только за Российской Федерацией воплощено также в конституционных принципах государственной целостности и единства системы государственной власти, верховенства Конституции Российской Федерации и федеральных законов, которые имеют прямое действие и применяются на всей территории Российской Федерации, включающей в себя территории ее субъектов. Отсутствие у субъектов Российской Федерации, в том числе у республик, суверенитета подтверждается и положениями статей 15 (часть 4) и 79 Конституции Российской Федерации, из которых вытекает, что только Российская Федерация вправе заключать международные договоры, приоритет которых признается в ее правовой системе, и только Российская Федерация как суверенное государство может передавать межгосударственным объединениям свои полномочия в соответствии с международным договором22.

Поскольку Конституция и юридически оформленное ею Российское государство составляют определенное единство, то существенно толкование всего нормативного массива гарантий государственного единства сквозь призму принятых в 2020 г. поправок к Основному закону.

Текущие федеральные законы и государственное единство России. Федеральные законы РФ также напрямую затрагивают вопросы обеспечения государственного единства и целостности государства.

Закон РФ от 1 апреля 1993 г. «О Государственной границе Российской Федерации» предусматривает, что Российская Федерация руководствуется принципами обеспечения безопасности; взаимовыгодного всестороннего сотрудничества с иностранными государствами; взаимного уважения суверенитета, территориальной целостности государств и нерушимости государственных границ и т. д.23

Федеральный закон от 31 июля 1998 г. «О внутренних морских водах, территориальном море и прилежащей зоне Российской Федерации» раскрывает территориальные параметры государственного единства, устанавливая статус и правовой режим внутренних морских вод, территориального моря и прилежащей зоны Российской Федерации и т.д24.

Федеральный закон от 17 декабря 1998 г. «Об исключительной экономической зоне Российской Федерации» определяет статус этой зоны, суверенные права и юрисдикцию Российской Федерации в ее исключительной экономической зоне и их осуществление25. Федеральный закон от 30 ноября 1995 г. «О континентальном шельфе Российской Федерации» определяет статус континентального шельфа Российской Федерации, суверенные права и юрисдикцию Российской Федерации на ее континентальном шельфе и их осуществление26.

Закон РФ от 21 февраля 1992 г. «О недрах» разграничивает компетенцию Российской Федерации и компетенцию субъектов РФ по поводу недропользования, содержит правовые и экономические основы комплексного рационального использования и охраны недр, обеспечивает защиту интересов государства и граждан РФ, а также прав пользователей недр. Настоящий Закон регулирует отношения недропользования на континентальном шельфе Российской Федерации в соответствии с федеральными законодательными актами о континентальном шельфе и нормами международного права27.

Федеральный закон от 31 мая 1996 г. «Об обороне» под обороной понимает «систему политических, экономических, военных, социальных, правовых и иных мер по подготовке к вооруженной защите и сама вооруженная защита Российской Федерации, целостности и неприкосновенности ее территории»28.

Закон РФ от 5 марта 1992 г. «О безопасности»29 в качестве одной из основных целей признает охрану суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, предотвращение внутренних и внешних угроз, пресечение действий, направленных на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывов к таким действиям

Федеральный закон от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» в целях защиты прав и свобод человека и гражданина, основ конституционного строя, обеспечения целостности и безопасности Российской Федерации определил правовые и организационные основы противодействия экстремистской деятельности. Одним из основных признаков экстремистской деятельности, он признает насильственное изменение основ конституционного строя и (или) нарушение территориальной целостности Российской Федерации (в том числе отчуждение части территории Российской Федерации)30.

К нормативным актам, обеспечивающим единство правового пространства, также относится Федеральный закон от 17 января1992 г. «О прокуратуре Российской Федерации», осуществляющей надзор за соблюдением законности на всей территории Российской Федерации и т. д.31

С 29 декабря 2020 г. в статье 20.3.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях32, установлена ответственность за публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации33.

Федеральный закон от 6 октября 1999 г. «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации»34 к принципам деятельности органов государственной власти субъекта РФ относит: «а) государственную и территориальную целостность Российской Федерации; б) распространение суверенитета Российской Федерации на всю ее территорию; в) верховенство Конституции Российской Федерации и федеральных законов на всей территории Российской Федерации; г) единство системы государственной власти и т. д. Закон предусматривает ответственность органов государственной власти субъектов за массовые и грубые нарушения прав и свобод человека и гражданина, несущие угрозу единству и территориальной целостности Российской Федерации, национальной безопасности Российской Федерации и ее обороноспособности, единству правового и экономического пространства35.

Особое место законодательство отводит вопросу единства экономического пространства, в том числе оно обеспечивается посредством регулирования гражданских правоотношений, а также защиты нарушенных прав на всей территории Российской Федерации, единства гражданского и гражданско-­процессуального законодательства (ГК РФ, ГПК РФ)36.

Принцип свободы перемещения товаров, услуг и финансовых средств зафиксирован в ч. 5 ст. 1 Гражданского кодекса РФ. В соответствии с ним товары, услуги и финансовые средства свободно перемещаются на всей территории Российской Федерации. Ограничения перемещения товаров и услуг могут вводиться в соответствии с Федеральным законом, если это необходимо для обеспечения безопасности, защиты жизни и здоровья людей, охраны природы и культурных ценностей. Составной частью принципа свободы экономического пространства служит также единство денежного обращения. Статья 140 ГК РФ устанавливает, что руб­ль является законным платежным средством, обязательным к приему по нарицательной стоимости на всей территории Российской Федерации.

Кроме Гражданского кодекса, существует также ряд иных федеральных законов, определяющих параметры единства экономического пространства, например, регулируя предпринимательскую деятельность, порядок создания и деятельности предприятий, единые правила лицензирования тех или иных видов предпринимательской деятельности и т. д.37

Закон РФ от 9 октября 1992 г. «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» способствует созданию равных условий для сохранения и развития культур народов России; обеспечивает и укрепляет целостность российской культуры посредством законодательного регулирования федеральной государственной культурной политики и федеральных государственных программ сохранения и развития культуры38.

Федеральный закон «О языках народов Российской Федерации» предусматривает государственные гарантии равноправия языков народов России, гарантирует равноправие языков народов Российской Федерации39. В соответствии с требованиями Закона «работа в федеральных органах государственной власти, органах государственной власти субъектов Российской Федерации и органах местного самоуправления осуществляется на государственном языке Российской Федерации»40.

Количество федеральных законов постоянно возрастает, их сквозной анализ через призму вопроса об обеспечении единства и целостности Российской Федерации — тема самостоятельного исследования41.

С учетом вышесказанного можно утверждать, что система конституционно-­правовых гарантий государственного единства и целостности Российской Федерации требует постоянных научных исследований — не только юридических, но и межотраслевых — в новых исторических (внутригосударственных) и геополитических (межстрановых) условиях. Особо актуальны исследования эффективности конституционно-­правовой гарантированности территориальной целостности России в контексте взаимоотношений с КНР и Японией42; вопрос единства экономического пространства России и развития Калининградской области; вопрос международно-­правового статуса Республики Крым; вопросы взаимодействия экономических и политических систем приграничных с Россией непризнанных государств — бывших территорий СССР; вопросы гражданства лиц непризнанных государств — бывших территорий СССР; вопросы сотрудничества и конкуренции на арктическом шельфе; территориальных споров в акваториях Азовского и др. морей, и т. п.

Отдельной и острой современной политико-­правовой проблемой в контексте обострения взаимоотношений с Европейским Союзом и противоречиями практики решений ЕСПЧ и КС РФ является обеспечение единства правового пространства России, т. е. реализации прав и свобод на всей территории Российской Федерации в соответствии с общепризнанными принципами, нормами международного права и международными договорами Российской Федерации43.

Перечисленные выше и другие проблемы реализации конституционно-­правовых гарантий государственного единства и целостности России уже вышли на первый план не только теоретических изысканий, но и практики государственно-­правового строительства.

Джамила Сейфаддиновна Велиева
Михаил Вячеславович Пресняков

Глава 2.
ЮРИДИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ И ПРАВОВАЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ ЛИЧНОСТИ: КОНСТИТУЦИОННО-­ПРАВОВОЙ АСПЕКТ

1. «Личность, общество и государство» — к вопросу об объекте юридической безопасности

Человек, его права и свободы как основной объект юридической безопасности. Первый вопрос, который возникает в связи с концептом юридической или правовой безопасности, касается того, что же именно защищается? В специальной литературе по аналогии с легальным определением национальной безопасности в качестве предмета такой защиты называются жизненно важные интересы личности общества и государства.

Благодаря ранее действовавшему Закону РФ от 5 марта 1992 г. № 2446-I «О безопасности» и указам Президента РФ (сначала от 12 мая 2009 г. № 537, а затем и от 31 декабря 2015 г. № 683) в законодательстве и юридической доктрине сложилось «удобное» клише, согласно которому национальная безопасность представляет собой защищенность личности, общества и государства. Большинство авторов, которые занимаются проблемами безопасности, в том числе и юридической безопасности, отталкиваются именно от такого понимания объекта, чьи интересы подлежат защите. При этом зачастую интересы личности рассматриваются как «часть» интересов общества и государства.

И. А. Умнова и С. П. Попова в этой связи совершенно верно отмечают необходимость дифференцированного подхода к безопасности этих трех субъектов общественных отношений, поскольку их интересы не только не являются совпадающими, но и зачастую конкурируют между собой44. Можно всецело согласиться с названными авторами, что наиболее проблемной для отечественной доктрины и юридической практики является именно безопасность личности, которую часто пытаются «растворить» в категориях «общественная безопасность» или «национальная безопасность». Между тем, на наш взгляд, чаще всего права и интересы личности приносятся в жертву национальной и общественной безопасности.

Сейчас, как никогда, обострились противоречия между агрессивной политикой государства, направленной на обеспечение общественной безопасности и правами, в том числе, конституционными, человека и гражданина. Мы имеем в виду законодательство о митингах и общую политику государства в отношении массовых акций протеста, последовательное «наступление» на свободу слова, чрезмерно агрессивный характер антиэкстремистского законодательства, принятие одиозных законов о защите прав верующих или о неуважении к власти и т. п. Мы не беремся за разрешение вопроса о противоречиях индивидуалистского и коммунитаристского подходов к общественному устройству, однако, несомненно, что как угрозы, так и факторы безопасности личности, государства и общества не являются полностью совпадающими.

Юридическую безопасность как правило рассматривают в качестве «части» или составляющей национальной безопасности, однако ее объект (объект защиты) не вполне совпадает с названными выше. Задумаемся, — от каких правовых угроз мы собираемся защищать государство? Какие опасности именно юридического характера могут угрожать государству, учитывая, что позитивное законодательство им создается или санкционируется? Зато легко можно себе представить необходимость защиты человека и общества от государства. Собственно, вся система прав и свобод была как раз и создана изначально для защиты личности от государства: это довольно легко проиллюстрировать появлением личных и политических прав в результате великих революций. Конституционное закрепление максимы, что именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью — это не правовой декор и не флюктуация правового поля, а первое и непреложное требование юридической (правовой) безопасности.

А. А. Фомин полагает, что «…юридическая безопасность государства заключается прежде всего в том, чтобы обеспечить правовую охрану Конституции и существующих основ конституционного строя, устранить угрозы, способные подорвать их»45. В данном понимании юридическая безопасность выражается в защите непосредственно Конституции и основ конституционного строя, но не ставится вопрос: от какого рода опасностей их необходимо защитить? По всей видимости в качестве «юридической опасности», которая может угрожать государству, автор имеет в виду любые угрозы, способные подорвать основы конституционного строя. Что может угрожать основам конституционного строя государства — акты сепаратизма, попытки захвата власти, насаждение государственной идеологии, несоблюдение прав и свобод человека и т. п.

Этот список огромен и может предусматривать, например, защиту от военной агрессии со стороны сопредельных государств, что, несомненно, будет угрожать основам конституционного строя Российской Федерации. Но тогда концепт «правовой безопасности» лишается собственного содержания: как, например, мы можем отграничить его от «военной безопасности»? Здесь можно очень далеко пойти по пути смешения различных категорий, что, собственно, и делает А. А. Фомин, который в различных своих работах выделяет «религиозную безопасность», «нравственную безопасность» и др. в качестве специфических разновидностей правовой безопасности на том основании, что соответствующие общественные отношения защищаются нормами права.

Собственно, о юридической безопасности (в отличие от правовой защищенности) речь может идти только в том случае, если соответствующие угрозы носят юридический характер, т. е. исходят от позитивного права. Например, в приведенном случае с угрозами Конституции и конституционному строю речь может идти о принятии нормативно-­правовых актов, искажающих эти основы или противоречащих им. В сфере свободы совести это может быть введение обязательного религиозного образования определенной религии или конфессии, запрещении ­какой-либо из религий (по основаниям, не предусмотренным Основным законом), закреплении официальной обязательной государственной идеологии и т. п. Но здесь, безусловно, не идет речи о правовой безопасности непосредственно государства, которое и принимает или санкционирует соответствующие нормативно-­правовые акты. Напротив, правовая безопасность как защита от юридических угроз как раз предполагает, в определенной степени, защиту от самого государства, от репрессивной и агрессивной правовой политики.

Несколько сложнее обстоит дело с признанием общества в качестве объекта юридической безопасности. С одной стороны, в настоящее время общее признание получают так называемые, коллективные права (права солидарности), которые принадлежат не отдельному человеку, а, прежде всего, нации, народу, различным социальным группам. Обычно к ним относят право народа на самоопределение, право на развитие, право на мир, право на здоровую окружающую среду. Кроме того, нельзя отрицать, что гражданское общество в любом государстве несомненно нуждается в юридических средствах защиты от власти и, в том числе, от агрессивного юридического воздействия.

А, с другой стороны, интересы общества и индивида (личности) постоянно находятся в состоянии неустойчивого баланса, причем, для его (баланса) поддержания требуется защита именно прав человека, поскольку последние наиболее уязвимы. Права отдельного человека могут легко ущемляться агрессивной волей большинства даже при наличии демократических процедур (и даже посредством этих процедур). Причем, чем более демократический режим существует в государстве, тем большее влияние гражданское общество оказывает на правовую систему (законотворчество, судебная деятельность и т. п.).

Таким образом, как нам представляется, непосредственным и основным (но возможно — не единственным) объектом юридической безопасности выступает человек, его права и законные интересы.

Вместе с тем, если выйти за рамки внутригосударственных отношений, то вопрос о правовой безопасности государства приобретает собственное содержание.

Правовая безопасность государства и международно-­правовая безопасность. О правовой безопасности непосредственно государства можно говорить лишь на уровне международного права, т. е. глобального правового пространства, где государство не является субъектом правотворчества, а выступает как подчиненный праву субъект. Так, например, правовую безопасность государства (наряду с политической) в международно-­правовых отношениях выделял Г. Кельзен, который определял ее как состояние, в котором государство соблюдает объективный закон, не опасаясь, что его права как субъекта международного права не будут нарушены без компенсации46.

Наверное, в качестве составной части (элемента) такой юридической безопасности можно отметить защищенность государства от правовых угроз в отношениях, например, с международными судами, в частности, Европейским судом по правам человека. Одной из основных угроз здесь может быть несоответствие национального и международного права при приоритете последнего. Этот приоритет норм международного права прямо закреплен в части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации, согласно которой «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». В то же самое время, если трактовать данное положение максимально широко (как иногда это делается в юридической доктрине), то можно прийти к выводу, что абсолютно все национальные правовые нормы, включая положения Конституции РФ (конституция также является законом, пусть и Основным законом) находятся в подчиненном положении по отношению к международно-­правовым предписаниям. Это несомненно порождает юридические угрозы как национальному правопорядку, так и суверенитету государства в целом.

Проявление подобной правовой угрозы мы могли наблюдать на примере дела Анчугова и Гладкова, рассмотренного Европейским судом по правам человека. По результатам рассмотрения данного дела Россия встала перед необходимостью изменить «неприкосновенные» положения главы второй собственной Конституции, а в конечном итоге — перед пересмотром Основного закона, т. е. отменой действующей Конституции и принятием новой! В результате России пришлось разработать и законодательно закрепить юридический механизм обеспечения национальной правовой безопасности посредством проверки истолкования Европейской конвенции ЕСПЧ на соответствие национальной Конституции. С подобными проблемами сталкивались и другие государства, вынужденные констатировать невозможность исполнения (в части общих мер) постановлений Европейского суда (например, в деле Херста против Соединенного королевства), однако, Россия впервые ввела в собственное законодательство институциональный механизм обеспечения собственной правовой безопасности.

Кстати, если говорить об угрозах национально-­правовой безопасности государства на международном уровне, то следует отметить, что ее обеспечение не может служить аргументом неисполнения своих обязательств в рамках международного договора. Выше мы говорили о национально-­правовой безопасности государства в сфере международных отношений, что совсем не тождественно концепту международно-­правовой безопасности. Последняя носит глобально-­консенсуальный характер и не может замыкаться на защите интересов отдельного государства, поэтому в ее основе лежит известный принцип — pacta sunt servanda (лат. «договоры должны соблюдаться»). В международном праве принцип был закреплен в Уставе ООН, Венской конвенции о праве международных договоров и известен как Принцип добросовестного выполнения обязательств по международному праву. Этот принцип обеспечивает правовую определенность государств в международно-­правовых отношениях, которая базируется на соблюдении взятых на себя обязательств и образует основу глобальной международно-­правовой безопасности.

В приведенном выше примере с делом Анчугова и Гладкова (и подобными казусами) речь идет именно о деформации принципа правовой определенности участия государства в международно-­правовых соглашениях. Россия присоединилась к Европейской конвенции и обязалась соблюдать ее положения. Однако в настоящий момент эти положения представляют собой не то, что записано нормативно, а огромный пласт прецедентов Европейского суда по правам человека, представляющих собой толкование норм Конвенции. Поэтому государства, подписавшие данное международное соглашение, зачастую были лишены возможности предвидеть это эволютивное толкование его положений, что собственно и создает угрозы национально-­правовой безопасности.

Но ведь вместе с подписанием Европейской конвенции государства признали для себя обязательной юрисдикцию Европейского суда по правам человека, а значит заранее, «наперед» санкционировали все его толкования положений Конвенции. Подобное положение дел приводит к тому, что принцип формальной определенности (безопасности) может вступить в противоречие с содержанием правовых предписаний, которое государства не могли разумно предвидеть. Представляется, что в данном случае может быть приемлем, своего рода, аналог «формулы Радбруха», при помощи которой разрешается конфликт между законностью (стабильностью правопорядка) и содержательной справедливостью правовых предписаний: законы должны исполняться, пока противоречие между законностью и справедливостью не станет невыносимым. В нашем случае: международные договоры должны соблюдаться пока интерпретация их положений не противоречит конституционным основам национального правопорядка. Речь идет не о национальном законодательстве в целом, которое как ­раз-таки вполне допустимо и даже иногда необходимо изменять и совершенствовать в соответствии с международно-­правовыми стандартами прав человека (мы не видим никакого противоречия национально-­правовой безопасности в пилотных постановлениях Европейского суда). Основанием для неисполнения решений межгосударственных органов может быть только такое толкование положений международного договора, которое вступает в противоречие с принципиальными конституционно-­правовыми позициями. Очевидно, что подобного толкования государство не могло предвидеть при подписании соответствующего соглашения.

2. Сущность юридической безопасности: правовая безопасность и юридическая защищенность

Право как объект юридической безопасности: правовая безопасность и безопасность права. В отечественной доктрине права была высказана точка зрения, согласно которой в качестве объекта юридической безопасности рассматривается либо сама существующая система права, либо национальная правовая система.

Так, Б. В. Дрейшев предлагает понимать под правовой безопасностью как состояние защищенности права самого по себе: «В первую очередь, на наш взгляд, необходимо устранить незащищенность самой правовой системы»47. Он видит два аспекта постановки вопроса о правовой безопасности: во-первых, обеспечение защищенности непосредственно правовой системы и ее развития и, во-вторых, защищенность посредством этой правовой системы национальных интересов в различных сферах (экономической, военной и т. п.). Человек же в системе данных приоритетов участвует весьма опосредованно — в рамках различных сфер национальной безопасности. В. В. Мамонов под правовой безопасностью предлагает понимать «состояние защищенности системы права от нарушений ее со стороны органов государственной власти и местного самоуправления, наделенных полномочиями издавать нормативные акты»48.

Еще дальше идет А. Ф. Галузин, который полагает, что уместно говорить о правовой безопасности позитивного права и правоприменения! «Идея правовой безопасности является принципом обеспечения

...