М. Н. Марченко, Е. М. Дерябина

Постсоветское государство и право

Состояние и перспективы развития

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340(470+571)

ББК 67.0(2 Рос)

М30

Авторы:

Марченко М. Н., доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации;

Дерябина Е. М., кандидат исторических наук.

В работе рассматривается широкий круг вопросов, касающихся современного состояния и развития постсоветского государства и права: вопросы методологии их познания, определения социально-классовой сущности, содержания и форм организации современного Российского государства, его социальной роли и назначения.

Особое внимание уделяется социально-экономическим, политическим и иным основам постсоветского государства и права, а также основным тенденциям и перспективам их развития и совершенствования.

Для преподавателей, студентов, научных работников, слушателей и аспирантов юридических вузов.

УДК 340(470+571)

ББК 67.0(2 Рос)

© Марченко М. Н., Дерябина Е. М., 2021

© ООО «Проспект», 2021

ВВЕДЕНИЕ

Интерес к теме, касающейся состояния современного Российского государства и права и перспектив их развития в обозримом будущем, имеет не только и даже не столько теоретическое, сколько практическое значение. Ибо от состояния данных социально значимых явлений в настоящем в полной мере зависят перспективы их развития и их состояние в будущем.

Рассматривая вопрос о нынешнем состоянии современного российского, постсоветского государства и права, об уровне их развития в настоящем, весьма важным представляется, во избежание односторонности исследования, учитывать, наряду с уровнем развития в стране экономики, науки, культуры, образования, уровня легитимности государственно-правовых явлений, институтов и учреждений, также доминирующие в обществе, государстве и праве разнообразные тенденции их развития и совершенствования.

Кроме того, теоретически и практически важным при этом представляется иметь в виду и учитывать при решении рассматриваемого вопроса социально-экономические, политические и иные основы современного Российского государства и права, а также социально-классовую сущность, содержание и назначение современного российского государственно-правового образования.

Постсоветское государство, а вместе с ним и право, как известно, находятся на переломном этапе своего развития, на переходе от одной, «коммунистической», общественно-экономической формации — к другой, капиталистической, от одного типа государства и права к другому, сочетая в себе элементы прошлого и настоящего.

Элементы настоящего, вполне понятно, создаются самим постсоветским государственно-правовым образованием, а элементы прошлого передаются в силу естественного процесса преемственности от советского периода развития Российского государства и права к последовавшему за ним постсоветскому периоду их развития.

Аналогично обстоит дело и с последующими этапами развития современного Российского государства и права; при этом имеется в виду общий принцип, согласно которому каждый предшествующий этап создает определенную основу, в зависимости от состояния существующей в его пределах государственно-правовой материи, для формирования и развития последующего этапа.

Несмотря на возникающий при этом разнотипный характер государства и права, выражающих и защищающих в первоочередном порядке разные интересы стоящих у власти классов, социальных слоев, «элит» и т.п., государство и право неизменно оставались на всем многовековом пути своего развития российскими феноменами.

И это не случайно, а вполне закономерно, поскольку разнотипные российские государственно-правовые системы разных периодов исторически создавались и развивались в рамках одной и той же цивилизации — «православного христианства», охватывающего собой, по констатации известного английского историка А. Тойнби, «континент от Балтики до Тихого океана и от Средиземноморья до Северного Ледовитого океана»1.

Кроме того, в основе создания и развития исторически единого российского государственно-правового образования лежит общая славянская культура, общий менталитет, а также переходящее от одного поколения к другому издревле сложившиеся многовековые традиции и обычаи.

Разумеется, весьма важной основой формирования и развития многонационального российского государственно-правового образования разных периодов и этапов его эволюции, вплоть до наших дней, служило непрерывно развивающееся и исторически трансформирующееся российское общество, в котором по справедливому замечанию известного отечественного историка Н. М. Карамзина, всегда имел место патриотизм, «любовь ко благу и славе Отечества и желание способствовать им во всех отношениях»2.

Исходя из принципа преемственности каждого последующего периода тысячелетнего развития Российского государства и права от предшествующего и складывающегося в результате этого, на общей основе единого, по большому счету, российского государственно-правового образования, представляется важным в процессе их познания, во-первых, не допускать противопоставления, по идеологическому или иным мотивам, одного периода развития отечественного государства и права другому.

Ибо это периоды, или этапы развития, одного и того же многонационального по своей природе и характеру российского, а не, скажем, французского, немецкого или любого иного государства и права.

В подобных случаях, как представляется, многонациональное, так же как и многоконфессиональное государственно-правовое образование, как показывает российский опыт и опыт многих других народов, стоит по своей социальной роли и значимости, с позиции единения всего общества и государства, гораздо выше, нежели традиционное разнотипное восприятие государственно-правовой и иной социальной материи.

А во-вторых, следует учитывать в процессе изучения постсоветского государственно-правового образования тот очевидный факт, что каждый период развития Российского государства и права имеет, с точки зрения интересов большинства членов общества и единения государства, свои известные плюсы и свои минусы. Вопрос заключается лишь в том, какие из них преобладают в тот или иной период, как используются плюсы прежних периодов для поступательного развития последующих периодов и как при этом учитываются минусы.

Это особенно важно, после развала СССР, для обеспечения устойчивости постсоветского государственно-правового образования в настоящем и его поступательного развития в обозримом будущем.

Авторы выражают глубокую благодарность рецензентам и членам кафедры Теории государства и права и политологии юридического факультета МГУ за оказание большой помощи в подготовке настоящей работы к изданию.

Раздел I. ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПОЗНАНИЯ ПОСТСОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

ГЛАВА 1
Исторический очерк становления и развития постсоветского государства и права

§ 1. Постсоветское государство и право — современный период развития Российского государства и права

1. Постсоветское государство и право, также как и все ранее существовавшие на базе российского общества — раннефеодальное, феодальное, капиталистическое и социалистическое (советское) государство и право, несмотря на их радикальные социально-экономические, политические и иные особенности, отличавшие их друг от друга и от других национальных государственно-правовых систем, с момента своего возникновения и вплоть до настоящего времен всегда оставались и остаются не чем иным, как российскими феноменами, составными частями многовекового Российского государства и его правовой системы, находящихся на современном этапе развития российского общества.

Обладая своей особой, по сравнению с советским социалистическим и другими существовавшими в пределах России на протяжении всей ее многовековой истории государственно-правовыми образованиями, социально-классовой сущностью, социальным содержанием и соответствующим назначением, постсоветское государство, а вместе с ним и право в реальной действительности выступают не иначе, как в виде одного из периодов существования и развития относительно целостного Российского государства и права, имеющего под собой определенную социально-экономическую, политическую, духовную и иные основы. При этом следует особо подчеркнуть, что от того, что, скажем, постсоветское и Советское государство, a вместе с ними и их правовые системы, будучи по своей сути и содержанию разнотипными, самостоятельными, самодостаточными феноменами, призванными обслуживать в приоритетном порядке интересы различных слоев общества и классов, отнюдь не перестают быть от этого, в силу своей «генетической» связи, национальной природы, характера и других общих для них признаков и черт, неотъемлемыми составными частями как «виртуального», так и реально существующего Российского государства.

Изучение разных периодов и этапов развития российского государственно-правового механизма с позиции их взаимной «генетической» взаимосвязи и определенной преемственности дает возможность глубже познать Российское государство, а вместе с ним и право, как на отдельных этапах, так и на протяжении всей истории их существования и развития.

2. Весьма важным при этом представляется рассматривать российское государственно-правовое образование не как некий механический феномен, распадающийся на различных этапах развития российского общества па отдельные, не связанные между собой составные части, а как единый, сохраняющийся на всем своем историческом пути развития, несмотря на внутренние социально-экономические и иные противоречия, относительно целостный организм.

Будучи обусловленным едиными цивилизационными, духовными, историческими и многими другими факторами, проявляющимися в виде национальных в широком смысле («российских»), исторических и других традиций и обычаев, российский государственно-правовой организм с момента своего зарождения и вплоть до настоящего времени неизменно сохранял, благодаря преемственности различных составных частей, свою относительную целостность и идентичность.

Используя сложившиеся в отечественной и зарубежной юридической литературе представления о различных ипостасях государственного феномена и соответствующую терминологию, российский государственный механизм, охватывающий собой государственные образования различных этапов развития российского общества, во избежание недомолвок и путаницы можно условно рассматривать не в виде обычного государства, а в виде государственности3.

Разумеется, речь при этом не идет о таких государствах и государственных образованиях, существовавших на ранних или более поздних стадиях развития российского общества, как феодальное, капиталистическое и социалистическое государство и право. Это традиционные государства и государственно-правовые образования, обладающие всеми признаками и чертами, присущими любому государству и праву.

При этом имеется в виду лишь относительно целостное преимущественно виртуальное в целостном плане государственно-правовое образование, складывающееся из совокупности разнотипных государств и правовых систем, охватывающих собой весь тысячелетний исторический путь становления и развития российского общества и государства.

3. Говоря о понятии государственности, следует отметить, что, согласно сложившемуся в научной литературе о ней представлению, государственность рассматривается как весьма «широкое понятие», которое охватывает собой не только и даже не столько феномен государства как такового, сколько «предгосударственные образования (например, при первоначальном возникновении государства), а также национально-государственные образования и иные автономные образования политического характера»4.

В переводе с языка теории на язык практики использование термина и понятия государственности применительно к Российскому государству означает, что, охватывая собой ряд относительно самостоятельных по отношению к нему, к обществу и экономической структуре государственных образований, возникших на различных этапах развития российского общества, Российское государство в целом как явление и отражающее его понятие выступает не иначе, как в виде своего рода «собирательного» явления и соответствующего ему, а точнее — соотносящегося с ним, понятия.

В основе процесса образования и сохранения определенной целостности Российского государства на всем историческом пути его существования и функционирования, помимо ранее названных факторов, значительную роль играет возникшая на ранних стадиях развития Российского государства и сохранившаяся до наших дней своеобразная «социальная генетическая связь» между различными этапами развития общества и между различными поколениями, с одной стороны, a также между различными этапами эволюции российского общества и государства — с другой.

Важное значение в понятии и содержании «генетической связи», существующей в обществе и государстве, по аналогии с генетической связью, существующей в природе, имеет их постоянная изменчивость и своего рода «наследственность», в основе которых лежит их неизменная поэтапная преемственность.

При этом речь идет, прежде всего, о преемственности «народного духа», лежащего, как утверждал в начале XIX века Г. Пухта, в основе процесса формирования и развития права, а вместе с ним и государства. Автором вполне резонно утверждалось, что «та же сила» в образе народного духа, которая выдвигает право, образует также и государство, без которого право имело бы неполное бытие5.

Положение о неразрывной связи государства и права и преемственности в развитии лежащего в их основании «народного духа» в полной мере касается любого, в том числе Российского государства, а вместе с ним и права, особенности формирования и развития которого служат эмпирической базой как концепции истории государства и права России, так и ее государственно-правовой теории.

4. В плане более глубокого и разностороннего познания Российского государства вообще и постсоветского государства и права, в частности, теоретически и практически важное значение имеет периодизация всего исторического пути развития российского государственно-правового образования и выделение при этом современного периода его развития.

В научной и справочной литературе периоды развития истории, а вместе и с тем и возникающие в их пределах теории, рассматриваются в виде «промежутка времени, в течение которого заканчивается какой-либо повторяющийся процесс», или же — в виде «промежутка времени в развитии чего-либо, характеризующегося теми или иными признаками, особенностями»6.

Применительно к историческому пути развития Российского государства и права периодизация означает выделение в нем таких «промежутков времени» в их эволюционном и революционном развитии, каждый из которых, будучи неразрывно связанным с другими «промежутками времени», отличался бы своими, свойственными только ему особенностями7.

Периодизация исторического пути развития Российского государства и права имеет весьма глубокий академический смысл, а вместе с тем — теоретическое и практическое значение, которое трудно переоценить.

В теоретическом плане значимость периодизации обусловливается тем, что она дает возможность исследовать такое сложное, многогранное, внутренне противоречивое явление со своей многовековой историей, каким является Российское государство и право, не «вообще», абстрактно, а вполне конкретно, поэтапно, с учетом всех его позитивных и негативных сторон на каждом этапе и в целом на всем пути его развития.

С теоретической и методологической точек зрения нельзя не согласиться с мнением, что, «хотя история есть непрерывное движение, изучать ее сплошным, нераздельным потоком невозможно. Научный анализ и обобщение требуют членения исторического материала на хронологические отрезки, периоды»8.

Практическая значимость периодизации исторического пути развития Российского государства и права заключается, прежде всего, в том, что она, создавая предпосылки для сбора и анализа конкретного исторического материала, способствует тем самым воспитанию на его основе уважения и любви к Отечеству, патриотизма, а также формированию, сохранению и обогащению у народа исторической памяти.

Формируясь на протяжении столетий, последняя, справедливо и обоснованно отмечается в научной литературе, помимо всего прочего, «выполняет функции интеграции общества, скрепляет единство поколений, создает представление об общей исторической судьбе и исторической ответственности, поддерживает нравственное здоровье общества, и питает национальную гордость»9.

5. Касаясь вопроса о теоретической и практической значимости периодизации исторического пути развития Российского государства и права, необходимо обратить внимание на критерии выделения тех или иных периодов — «промежутков времени», отличающихся друг от друга своими характерными чертами и особенностями существующих в их пределах государственно-правовых образований.

Согласно весьма традиционным и наиболее широко распространенным критериям, каковыми, как известно, являются формационный и цивилизационный критерии, весь исторический путь развития Российского государства и права логически подразделяется на такие периоды, как дооктябрьский (феодальный и раннекапиталистический), советский (социалистический) и постсоветский (капиталистический).

Государство и право, существующие и функционирующие в пределах каждого периода, будучи по своей природе, национальной культуре и «народному духу» российскими феноменами, в то же время отличаются от других подобных феноменов такими признаками и чертами, как их социально-классовая сущность, содержание, социально-экономические, политические и иные основы, преследуемые цели и задачи, социальное назначение и др.

Современные российские — постсоветские — государство и право в этом плане не являются исключениями. Будучи по своей природе и характеру российскими феноменами, постсоветское государство и право в то же время отличаются от других, аналогичных им государственно-правовых образований, существовавших в дооктябрьский (досоветский) и в советский периоды своими сущностными, содержательными и другими параметрами и характеристиками.

Однако, проводя разграничительную грань между различными российскими государственно-правовыми образованиями, в том числе между постсоветским государством и правом, с одной стороны, и досоветским и Советским государством и правом, с другой, их нельзя противопоставлять друг другу, как это имеет место не только в политико-правовой теории, но и на практике.

Не следует также упускать из поля зрения тот широко известный факт, что между различными государственно-правовыми образованиями, возникающими в разные периоды развития российского общества, наряду с их очевидными особенностями, у них существуют также общие («общероссийские»), общеродовые признаки и черты.

§ 2. Преемственность в развитии различных этапов Российского государства и права

1. Рассмотрение проблем преемственности в развитии российского, также как и любого иного национального государства и права, теоретически и методологически связано с общим понятием и представлением о преемственности как о социально-политическом, юридическом и ином институте, который, во избежание путаницы, не следует смешивать с другими однопорядковыми институтами и их понятиями, такими, в частности, как наследственность.

Ибо если в научной литературе, адекватно отражающей реальную действительность, последняя, традиционно ассоциируясь только с живой природой, воспринимается как «совокупность природных свойств организма, передаваемых от поколения к поколению»10, то преемственность ассоциируется со свойствами однопорядковых явлений «переходящих непосредственно, в порядке последовательности от одного к другому»11.

В более развернутом виде, с теоретико-методологических позиций преемственность рассматривается философами и представителями других общественных наук как «связь между различными этапами или ступенями развития, сущность которой состоит в сохранении тех или иных элементов целого или отдельных его характеристик при переходе к новому его состоянию»12.

Акцентируя внимание на том, что преемственность всегда выступает «как одна из важнейших сторон закона отрицания»13, исследователи не без оснований подразделяют ее на два вида. А именно: а) на «преемственность при количественных изменениях», при которой «ее основное содержание составляет сама структура, организация объекта»; б) на «преемственность при качественных изменениях», проявляющаяся в случаях качественной трансформации структуры объекта, содержание которого составляют «отдельные элементы и характеристики объекта»14.

Особое внимание при этом уделяется, наряду с выделением и рассмотрением различных видов преемственности, также выявлению ее специфики, проявляющейся в различных формах общественной жизни и общественного развития, а также в различных сферах жизнедеятельности общества и государства15.

Кроме того, в плане более глубокого и разностороннего исследования феномена преемственности в отечественной и зарубежной литературе вполне оправданно значительное внимание уделяется определению и рассмотрению уровня, или степени преемственности в развитии того или иного явления; соотношению преемственности и новизны на каждом этапе развития рассматриваемого объекта; исследованию характера и проблем приоритетности того или иного, одного вида (формы) преемственности по отношению к другим видам (формам); а также проблем взаимозависимости преемственности различных форм общественной жизни16.

Суть этих проблем заключается, кратко говоря, в известной неполноте и односторонности развиваемых некоторыми авторами положений, касающихся соотношения ряда взаимозависимых друг от друга форм общественной жизни и связанных с ними форм преемственности.

Речь при этом идет, в частности, о соотношении таких форм общественной жизни и соответственно ассоциирующихся с ними форм преемственности, какими выступают, с одной стороны, «преемственность материального производства», являющаяся «главной в развитии общества» и определяющая преемственность различных форм духовной жизни, а с другой стороны — все без исключения формы духовной жизни.

Не подлежит сомнению тот многократно подтвержденный самой жизнью и мировой социально-экономической и иной практикой факт, что «формы материального производства» всегда были и остаются решающими факторами в процессе существования и развития любого общества и государственно-правового образования. В связи с этим в марксистской литературе верно отмечалось, что «история есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых использует материалы, капиталы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями»17.

Однако, говоря об определяющей роли в процессе общественного развития «форм материального производства», не следует в то же время упускать из виду и недооценивать практическую значимость всех иных «непроизводственных», в частности, форм духовной жизни. Важно иметь в виду тот факт, что последние, как верно подмечается исследователями, будучи обусловленными определенным уровнем экономического развития, также как и сами формы материального производства, «непосредственно зависят от мыслительного материала, накопленного предшествующими поколениями»18.

2. Применительно к рассмотрению проблем преемственности в развитии российского, равно как и любого иного национального государства и права, это означает, что независимо от этапов или периодов их развития формы духовной жизни общества вместе с формами их преемственности, также как и «формы материального производства» с соответствующими формами преемственности, будучи взаимно обусловливающими друг друга, в конечном счете зависят от уровня того «мыслительного материала», который был создан и накоплен всеми предшествующими поколениями19.

Разумеется, это не подвергает сомнению известное положение о том, что материальное производство, экономическое развитие предопределяет в конечном счете соответствующее политическое, социальное и иное развитие общества, а вместе с ним государства и права. Но это одновременно указывает на то, что уровень развития экономической материи, также как уровень развития всей иной обу­словленной ею материи, зависит в свою очередь от уровня развития духовной жизни общества, от уровня его материализованного духовного «интеллекта».

Исходя из этого посыла, применительно к Российскому государству и праву и к их преемственности в разные периоды их развития можно сделать вполне определенный, лежащий на поверхности вывод о том, что в силу разного уровня экономического, политического, духовного и иного развития Российского государства и права в разные периоды их эволюции, а также в силу ряда других теоретически и практически значимых причин уровень преемственности государства и права в пределах каждого периода их развития, а также между ними по логике вещей не может быть одинаковым.

Вполне очевидно, по свидетельству мировой социально-политической и иной практики, что относительно высокий уровень преемственности имел и имеет место в рамках каждого отдельно взятого — дооктябрьского (октябрь 1917 года), послеоктябрьского — советского и постсоветского периодов развития Российского государства и права.

В гораздо меньшей степени уровень и объем преемственности в развитии Российского государства и права наблюдался в период перехода Российского государства и права от одного типа государственно-правового устройства к другому: от феодального — к буржуазному, от буржуазного — к социалистическому («коммунистическому») типу, а от него в 90-е годы ХХ века обратно — от социалистического государства и права к капиталистическому.

Основные причины высокого уровня преемственности в пределах каждого отдельно взятого периода развития Российского государства и права, особенно в советский и постсоветский периоды, где возникают и развиваются однотипные государственно-правовые образования, соответственно социалистическое и раннекапиталистическое государство и право, заключаются прежде всего в том, что они опираются на один и тот же соответствующий им тип экономики, политики, идеологии, правовой культуры и иных компонентов многообразной жизни общества. А именно: Советское государство и право в процессе своего возникновения, становления и развития, будучи социалистическими феноменами по своей социально-классовой сущности, содержанию и назначению, опирались на аналогичную им однотипную социалистическую экономику, политическую систему, марксистскую идеологию и ряд других однотипных компонентов.

Соответственно, постсоветское государство и право со времени своего образования и последующего развития, вплоть до настоящего времени, неизменно опирается на свойственные любому раннекапиталистическому государственно-правовому образованию экономические, социально-политические, идеологические и иные компоненты20.

В силу этого в данный, постсоветский период, равно как и в предшествующий ему советский период развития российского общества, характеризующиеся однотипностью существующих и функционирующих в пределах каждого из них государства и права, уровень преемственности в развитии государственно-правовых образований всегда был и остается неизмеримо более высоким по сравнению с дооктябрьским периодом, а также с переходными этапами от данного типа государства и права к другому.

Весьма низкий уровень преемственности в развитии государственно-правовых образований в данных случаях обусловливается, с одной стороны, разным уровнем развития рассматриваемых институтов на разных этапах эволюции российского общества в рассматриваемый период. А с другой — существованием и функционированием разнотипных государственно-правовых образований в дооктябрьский период, начиная с раннефеодального государства и права в начале дооктябрьского периода и кончая раннекапиталистическим государственно-правовым образованием в конце данного периода, во второй половине XIX — начале ХХ века — на этапе перехода от феодализма в форме абсолютной монархии к капитализму в форме конституционной монархии21.

3. Аналогичным образом обстоит дело с ограниченной преемственностью и в других случаях — при переходе от одних типов государственно-правовых образований к другим. А именно: при переходе от капитализма к социализму в октябре 1917 года и вспять — от социализма к капитализму в 90-е годы ХХ века.

В отличие от преемственности, имеющей место в рамках однотипных государственно-правовых образований, в данных, равно как и в других аналогичных случаях, речь идет, скорее, не о преемственности, тем более в широком масштабе, одних типов государственно-правовых образований от других, а о вытеснении их из жизни общества и замене государственно-правовых институтов одного типа аналогичными институтами другого типа.

В свое время, касаясь вопроса о преемственности пролетарской государственно-правовой машины от буржуазной и возможности использования последней в интересах рабочего класса, классики марксизма категорически утверждали на основе опыта Парижской Коммуны 1871 года, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей»22. И дальше: задача пролетариата и его революции состоит в том, чтобы «не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее»23.

В более поздний период, в связи с переходом Российского государства и права на советские рельсы, идеи о сломе буржуазной государственно-правовой машины и замене ее пролетарской машиной активно развивал В. И. Ленин. Он решительно утверждал, что в словах «сломать бюрократически-военную машину» заключается главный урок марксизма по отношению к буржуазному государству24.

Однако слом буржуазной «бюрократически-военной машины», пояснял В. И. Ленин — идеолог и руководитель первого в мире социалистического государства — Республики Советов, вовсе не означает отказа победившего в революции пролетариата от аппарата государственного управления вообще. Речь идет лишь об уничтожении «особых учреждений привилегированного меньшинства» в лице «привилегированного чиновничества», «начальства постоянной армии» и им подобных.

Слом обслуживающей интересы буржуазии «бюрократически-военной машины», рассуждал В. И. Ленин, отнюдь не означает, в частности, отказа от выборов и представительных учреждений. Они должны стать работающими в интересах пролетариата учреждениями, члены которых — депутаты «должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, что получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями»25.

Наряду с выборами и представительными учреждениями в процессе слома буржуазной государственной машины не подлежат ликвидации, согласно марксистской теории, также так называемые учетно-регистрационные институты и учреждения, к разряду которых относятся почта, средства и институты связи, тресты, банковские и другие им подобные по характеру своей деятельности институты и учреждения. Наполняя их деятельность новым социально-классовым содержанием, пролетариат может и должен использовать данные учетно-регистрационные институты и учреждения в своих целях и интересах, для решения своих социально-экономических и иных задач26.

В этом, помимо всего прочего, проявляется определенный уровень институциональной и функциональной преемственности государственно-правовой системы социалистического («коммунистического») типа от соответствующей системы капиталистического типа, в образе Советского государства и права от дооктябрьского, предсоветского государства и права.

4. Аналогичная ситуация с преемственностью в развитии Российского государства и права при переходе от одного типа государственно-правового образования к другому его типу складывалась не только в отношении досоветского и советского государственно-правового образования, но и в последующем (после событий 90-х годов) в отношении преемственности постсоветского государства и права от Советского государства и права.

Несмотря на то что оба типа государственно-правовых образований — социалистический («коммунистический») в образе Советского государства и права, с одной стороны, и капиталистический в лице постсоветского государства и права, с другой, — возникли и развивались на базе одного и того же российского общества, уровень преемственности постсоветского государства и права от Советского государства и права был, несомненно, ниже уровня преемственности в развитии внутритиповой, соответственно, советской и постсоветской государственно-правовой материи.

Основная причина такого «перепада» в преемственности заключается, с одной стороны, в полной социально-экономической, политической и иной совместимости государственно-правовой материи, развивающейся в рамках одного и того же — социалистического (Советское государство и право) или капиталистического (постсоветское государство и право) — типа государства и права. А с другой стороны, причина этого «перепада» в преемственности российской государственно-правовой материи заключается в социально-классовой и иной несовместимости Советского государства и права с постсоветским государством и правом.

Вполне естественно, что в процессе внутренней эволюции как Советского, так и постсоветского государства и права, при переходе каждого из них в отдельности от одного этапа своего развития к другому уровень преемственности будет максимальным, поскольку речь идет формально по существу об одной и той же однотипной материи, о ее развитии и совершенствовании27.

В то же время при переходе российской государственно-правовой материи от одного типа к другому, от Советского государства и права к постсоветскому государству и праву, уровень реальной социально-экономической, политической и иной преемственности будет, как свидетельствует политико-правовой опыт современной России, весьма ограниченным, минимальным.

Более того, в некоторых сферах жизнедеятельности общества государства и права, например в политической идеологии, преемственность государственно-правовой материи вообще сводится к нулю, поскольку правящий класс постсоветской России полностью отвергает господствовавшую в Советском Союзе марксистскую политическую («классовую», «коммунистическую») идеологию и воспринимает западную («рыночную», «цивилизованную», «подлинно демократическую» и т. д. и т. п.) идеологию. Сказанное не отрицает вместе с тем возможности определенной преемственности правовой и некоторых других видов идеологии28.

Тем не менее, анализируя характер и степень преемственности постсоветского государства и права от Советского, следует заметить, что в этом процессе — процессе преемственности речь идет в значительной степени не о фактической социально-ценностной и тому подобной, а о формально-юридической государственно-правовой преемственности.

Это означает, что постсоветское государство, а вместе с тем и органически связанное с ним позитивное право, стало лишь формальным преемником юридического, международно-правового статуса Советского государства. Но оно не стало и не могло стать в силу социально-классовых причин реальным преемником его социально-экономического, политического или идеологического статуса.

Дело в том, что современное Российское государство как явление капиталистического типа по своей природе и характеру объективно не может стать выразителем сугубо пролетарских интересов, вводить, как это было в СССР, скажем, полностью бюджетное («бесплатное») образование и медицинское обслуживание всего населения и уже хотя бы в силу этого стать реальным преемником Советского государства.

Разумеется, оно, как это было при переходе Российского государства от дооктябрьского (досоветского) периода его развития к Советскому, полностью перенимает от предшествующего типа государства и использует институт выборов, представительные учреждения, а также прежние учетно-регистрационные органы, институты и учреждения.

Однако они не используются в том виде, в каком они функционировали в советский период, а, наполняясь новым социально-классовым содержанием, обслуживают в приоритетном порядке интересы стоящей у власти государственной бюрократии разных уровней и органически связанной с ней разного пошиба олигархической — торговой, нефте- и газодобывающей, финансовой («банковской») и иной «элиты».

§ 3. От Советского к постсоветскому государству и праву (их общее и особенное)

1. В системе общих закономерностей становления и развития государственно-правовой и иной непосредственно связанной с ней материи каждый новый период или этап ее эволюции возникает и развивается на базе каждого предшествующего ему периода или этапа и, соответственно, в определенной мере использует его позитивный с точки зрения интересов пришедшей к власти «элиты» (класса, слоя, клана и т.п.) опыт и возможности.

Постсоветское государство и право, возникшее на базе Советского государства и права и пришедшее ему на смену, в этом плане не является исключением.

Возникнув на базе Советского государства и права, являвшимся по своей социально-классовой сути и характеру, социалистическим государственно-правовым образованием, постсоветское государство и право как явление капиталистического типа сохраняет, с одной стороны, тем не менее, некоторые общие с ним признаки и черты. Хотя, с другой стороны, формирует свои собственные, не совпадающие в социально-классовом смысле с советскими государственно-правовыми институтами особенности29.

В тех случаях, когда речь идет об общих признаках и чертах постсоветского и Советского государства и права, имеет место прежде всего преемственность первого от второго, сближающая их друг с другом как российские феномены. А во всех других случаях проявляется и имеется в виду специфичность каждого советского и постсоветского государственно-правового образования, отдаляющая их друг от друга.

Теоретически и практически важным при этом представляется ввиду того, что речь идет о «национальном» российском, а не о зарубежном государстве и праве, с точки зрения адекватности восприятия настоящей российской действительности и прогнозов ее развития в обозримом будущем точнее определять, как справедливо отмечается исследователями, «меру сочетания преемственности и новизны в развитии государства»30.

Согласно элементарной логике, в структуре «меры сочетания преемственности и новизны» во внутритиповом развитии Российского государства, в пределах отдельно взятых советского и постсоветского государственно-правовых образований, в переходный период заметно преобладает преемственность по сравнению с новизной.

В то же время при переходе от одного типа — в данном случае от Советского, социалистического по своей социально-классовой природе государства и права к постсоветскому, капиталистическому — к другому в «мере сочетания преемственности и новизны» преобладает все более нарастающая по ходу развития общества новизна.

Однако преобладание в данном случае новизны, свидетельствующей об особенностях каждого из этих типов государственно-правовых образований, вовсе не означает отсутствия между ними преемственности, указывающей на общность данных типов государства и права.

2. В чем проявляется общность и в чем заключается особенность советской и постсоветской государственно-правовых систем?

Отвечая на этот вопрос, следует обратить внимание прежде всего на то, что общее в советском и постсоветском государственно-правовом образованиях органически сочетается и нередко служит основой для возникновения и функционирования в их пределах особенного, выражающегося в самых различных формах и проявлениях31. В частности, особенность социальной, духовной и иной природы, а вместе с тем и характера советского и постсоветского государств, проявляется в том, что, несмотря на их принципиальные различия как явлений, возникающих на разных этапах развития российского общества, об они в историческом разрезе выступают прежде всего в виде явления национального в широком смысле («этнического») и цивилизационного (славянского) плана32.

Историю развития каждого государственно-правового или иного явления, замечал по этому поводу известный английский историк А. Тойнби, следует рассматривать «в понятиях цивилизации, а не в понятиях государства». Государство же надлежит считать «неким подчиненным и эфемерным политическим феноменом в жизни цивилизации, в лоне которых они появляются исчезают».

Рассматривая цивилизацию как «наименьший блок исторического материала», который ассоциируется с определенной религией, архитектурой, живописью, нравами, традициями и обычаями, автор констатирует, что цивилизация всегда старше государства и что, к примеру, западная цивилизация, насчитывающая «примерно тринадцать столетий», гораздо старше любого западного государства, ибо «государства имеют склонность к короткой жизни и внезапным смертям»33.

Выделяя в качестве «родственной западной цивилизации» цивилизацию «православного христианства», охватывающей «континент от Балтики до Тихого океана и от Средиземноморья до Северного Ледовитого океана», А. Тойнби утверждает, что Россия в цивилизационном плане выходит вместе с тем «на зады» ряда других цивилизаций. А именно: «со стороны Белоруссии и Северо-Восточной Сибири она смотрит соответственно на Польскую и Аляскинскую оконечности Западной цивилизации»; со стороны Кавказа и Средней Азии — «на Исламский и Индуистский миры»; со стороны Центральной и Восточной Сибири Россия «выходит на «задний двор» Дальневосточного мира»34.

В контексте цивилизационного подхода к рассматриваемому нами вопросу это означает, что формируемые на территории России в разное время государственно-правовые образования и государства, включая Советское и постсоветское государства, тоже выходят «на зады» ряда цивилизаций и, соответственно, строятся и функционируют на основе тех принципов и исходных параметров, которые свойственны не только цивилизации «православного христианства», но и, частично, некоторым другим, «примыкающим» к ней цивилизациям.

Из этого следует, что в основах процесса возникновения и развития Советского и постсоветского государства, независимо от того, осознается или не осознается данное обстоятельство и в какой степени оно учитывается или вообще не учитывается правящей элитой, важной их составной частью является именно цивилизационная составляющая.

Она выступает как объективное основание, независимое от мировоззренческих взглядов и установок правящей элиты, а также независимое от типов и форм того или иного государства, возникающего в рамках данной цивилизации.

Ибо трудно себе представить претендующее на стабильное и долговременное существование государство, которое в процессе своего образования и функционирования не учитывало бы особенности окружающей среды, обусловленные определенным уровнем развития общей и правовой культуры населения, сложившимися в обществе историческими, национальными и иными традициями, сформировавшимися обычаями и т. д.

Речь при этом не идет, разумеется, о тех считающих себя ныне цивилизованными, демократическими, радеющими о правах человека государствах, таких, например, как США, которые создавались насильственным путем по отношению к коренному населению, на крови аборигенов, вопреки их обычаям и традициям, против их воли и желания. Это особый случай.

Выступая в качестве объективной основы, свойственной российскому государству на протяжении всей истории и каждого этапа развития российского общества, цивилизационная основа отдельных государств и государственных образований, возникающих на базе российского общества, не исключая Советское и постсоветское государства, дополняется также присущими только им определенными — экономическими, социально-политическими, идеологическими и иными — основами, составляющими «новизну» — особенное каждого из этих государств.

При этом, если цивилизационная составляющая основ того или иного государства выступает как базовая их часть, или как первый, основополагающий уровень основ государства, то материальные и иные основы государства, «накладываясь» на этот уровень, составляют их в определенном смысле производную от них часть, второй уровень содержания государственных основ.

В силу своей природы и характера цивилизационный уровень основ Советского и постсоветского государств, будучи общим для каждого из них, является более стабильным и, соответственно, менее подвижным и изменчивым, нежели второй, условно говоря, «прикладной» уровень.

3. При рассмотрении вопроса об общем и особенном, а также об основах Советского и постсоветского государства в их историческом разрезе, констатируя, что они как российские по своей природе и характеру феномены имеют одновременно как общую для них, цивилизационную, так и особенную, «прикладную», основу, обусловленную их различной типовой принадлежностью, представляется теоретически и практически важным определиться со степенью значимости тех или иных основ для жизнедеятельности государства в целом и для его различных «ипостасей» — проявлений.

Дело в том, что, как общеизвестно, государство в теории и в реальной жизни воспринимается разными исследователями далеко не однозначно. Это во-первых. А во-вторых, что оно, хотя и представляется целостным явлением, тем не менее, в практическом плане имеет ряд не совпадающих друг с другом относительно самостоятельных проявлений, по-разному соотносящихся с его теми или иными основами.

На разных этапах развития российского общества и соответствующей государственно-правовой теории государство как явление воспринималось и представлялось не одинаково.

В частности, в немарксистской теории оно рассматривалось в виде «естественного организма», «духовно-нравственного организма», в виде «властителя или власти», как «коллективное или союзное единство», как «учреждение» или «правоотношение» и т. д.35

В марксистской теории государство традиционно рассматривалось применительно к буржуазному и добуржуазным государствам в виде «организованного насилия одного класса для подавления другого»36 или в виде машины, предназначенной для того, чтобы «держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы»37.

В современной литературе, в частности, в работе Ю. А. Тихомирова «Государство», утверждается, что «представление о государстве как о «машине насилия» для выражения воли господствующего класса уходит в прошлое». В настоящее время, пишет автор, «более зрелое общество ждет от государства выполнения важнейших общественных функций. И правители — слои, группы, диктаторы, президенты — должны учитывать эти общественные потребности, иначе лишатся поддержки «мандата» на власть»38.

Ю. А. Тихомиров в принципе прав, когда говорит об уходе представления о государстве как о «машине» насилия в прошлое. Речь идет, естественно, о тенденции развития этого представления, а не об «узаконенном насилии» государства как таковом, «лишившись» которого любое государство превратилось бы в нечто, напоминающее обычное благотворительное учреждение.

С известным ученым можно было бы полностью согласиться, если бы не тот очевидный факт, который можно наблюдать в повседневной жизнедеятельности любого западного государства, где одна форма его порою открытого физического (военного) насилия внутри страны и вовне в прошлом, заменяется другой, более «деликатной» — материально-финансовой формой насилия в настоящем. И в этом смысле трудно не согласиться с мнением К. Поппера о том, что «экономическая сила может быть почти так же опасна, как и физическое насилие». Дело в том, рассуждает философ, «что тот, кто обладает излишком пищи, может заставить тех, кто голодает, «свободно» принять рабство, не используя при этом никакого насилия»39. И если предполагается, заключает автор, «что государство ограничивает свою деятельность подавлением насилия (и защитой собственности), то экономически мощное меньшинство может эксплуатировать большую часть населения — всех тех, кто экономически слаб»40.

Сохраняя различные формы насилия по отношению к «своему» населению и «врагам открытого общества» извне, государство при этом выступает в виде носителя власти, традиционного суверена.

Естественно, что для осуществления своих многообразных функций, связанных, в частности, с поддержанием общественного порядка и законности внутри страны и обеспечением безопасности общества извне, государство нуждается, прежде всего, в высокоразвитой экономике, позволяющей содержать соответствующие органы и институты, то есть ему необходимы для этого сильные экономические основы. Одновременно государство — носитель власти и суверенитета нуждается: в широкой поддержке со стороны общества, то есть — в прочной социальной основе; в высокоразвитой и эффективной политической системе, то есть — в стабильной политической основе; в отвечающей вызовам времени и соответствующей мировоззрению власть предержащих эффективной идеологии, выступающей в виде идеологических основ государства, и т. д.

Выступая в качестве носителя власти и суверенитета, нуждающегося, прежде всего, в «прикладных» основах наряду с цивилизационными основами, государство одновременно проявляется и в других своих «ипостасях» и измерениях. В частности, оно, как справедливо констатируется в научной литературе, проявляется в виде «весьма жизнестойкой» и «самой универсальной» формы «системной организации общества»41.

Причем эта «весьма жизнестойкая» форма относится применительно к рассматриваемым государствам не только в отдельности к каждому из них — Советскому и постсоветскому государствам, но и к «собирательному» образу Российского государства как таковому, состоящему из совокупности всех возникающих и функционирующих на базе российского общества государств и государственных образований.

Если при рассмотрении Советского и постсоветского, равно как и других государств, под углом зрения их как носителей власти и суверенитета, на первом плане стоят экономические, социальные и иные факторы (основы), обеспечивающие их повседневное существование и функционирование, то при анализе особенностей Российского государства в целом как «универсальной» формы организации российского общества на различных этапах его развития, на первый план выступают объединяющие эти государства между собой цивилизационные факторы (основы).

Это отнюдь не означает наличия некоего противоречия между цивилизационными основами Советского и постсоветского государств, с одной стороны, и их «прикладными» — экономическими и иными основами, с другой. Скорее, наоборот, они дополняют друг друга и укрепляют государства.

По-иному, однако, обстоит дело, как свидетельствуют соответствующие источники, с экономическими, социальными и иными основами Советского и постсоветского государств, которые, будучи российскими по своей цивилизационной природе и характеру образованиями, тем не менее, принадлежат к разным, не только не совпадающим, но и, наоборот, традиционно противостоящим друг другу — социалистическому и капиталистическому — типам государств.

4. В этом, помимо всего прочего, можно убедиться при рассмотрении экономических основ Советского и постсоветского государств в сравнительном плане, позволяющем выявить их общее и особенное. A priori можно сказать, что у их основ в силу возникновения и развития их на базе разнотипной по своему социально-политическому укладу экономики, гораздо меньше общего, нежели особенного.

В чем заключается общность экономических основ Советского и постсоветского государств и в чем состоит их особенность?

Отвечая на первую часть этого вопроса, следует, прежде всего, указать на такие моменты, свидетельствующие если не об общности экономических основ Советского и постсоветского государств, то, по крайней мере, об их схожести, как: а) ведущая, а точнее предопределяющая роль, как было отмечено, экономических основ, производных от соответствующего типа экономики, по отношению к социальным, политическим и иным основам рассматриваемых государств. От характера и уровня развития экономики и, соответственно, экономических основ того или иного государства в решающей степени зависят характер и уровень развития его социальных и всех иных основ. Однако здесь нет и не может быть экономического детерминизма и абсолютизма, поскольку не только экономические основы оказывают влияние на социальные и иные основы государства, но и, наоборот, последние оказывают постоянное воздействие на первых. «Экономическое движение, — подчеркивалось в марксистской литературе, — в общем и целом проложит себе путь, но оно будет испытывать на себе также и обратное действие политического движения, которое оно само создало и которое обладает относительной самостоятельностью»42; б) появление и развитие экономических, равно как и иных основ Советского и постсоветского государств, вместе с этими государственными образованиями, в результате социальных потрясений в виде революции и переворота приведших к смене предшествующего политического режима; в) схожесть экономических основ рассматриваемых государств, помимо сказанного, заключается в том, что они, несмотря на свои особенности, если не в равной, то в значительной мере закрепляются в действующих конституционных актах. Соответственно, экономические основы Советского государства закреплялись в Конституциях 1918, 1924, 1936 и 1977 годов, а экономические основы постсоветского государства — в Конституции 1993 года.

Наряду с конституционными актами экономические основы рассматриваемых государств также отражаются и закрепляются в обычных нормативно-правовых актах, в частности, в гражданском законодательстве.

В подтверждение сказанного можно сослаться в качестве примера на факт закрепления и раскрытия содержания в основополагающих гражданско-правовых актах форм собственности. В Гражданском кодексе РСФСР 1922 года это «государственная (национализированная и муниципализированная)» кооперативная и частная собственность (ст. 52). В Основах гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 года это «государственная (общественная) собственность: собственность колхозов, иных кооперативных организаций, их объединений; собственность общественных организаций» (ст. 20). А в действующем Гражданском кодексе РФ, раскрывающем, как все прежние основополагающие гражданско-правовые акты, содержание различных форм собственности, это «частная, государственная муниципальная и иные формы собственности» (ст. 220).

Сравнивая между собой различные формы собственности, закрепленные в конституционном порядке на разных этапах развития российского общества и государства, нетрудно заметить, что на каждом этапе сохраняется и конституционно закрепляется государственная собственность. В этом, несомненно, просматривается схожесть экономических основ Советского и постсоветского государств.

Более того, эта схожесть подкрепляется еще и тем, что государственная собственность, также как и другие виды собственности, согласно конституционному законодательству, не только признается, но и охраняется государством. Статья 8 Конституции России по этому поводу гласит, что «в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная муниципальная и иные формы собственности»43.

Однако это схожесть имеет лишь преимущественно формально-юридический, но отнюдь не реальный, фактический характер. Ибо, как свидетельствует общественно-политическая практика, в Советском государстве — в содержании его экономических основ государственная собственность как «общее достояние всего советского народа» («общенародная» собственность) официально признавалась «основной формой собственности»44. А в постсоветском государстве — в содержании его экономических основ при формальном равенстве всех форм собственности и защите их «равным образом» приоритет фактически отдается не государственной собственности, как это было при советском строе, а частной, в первую очередь крупной, олигархической собственности.

Именно этот вид собственности составляет в настоящее время сердцевину экономики постсоветского государства и определяет характер его экономических основ. В этом состоит принципиальная разница при всей внешней схожести экономики и соответственно экономических основ современного постсоветского и Советского государств.

Аналогичным образом в вопросах сходства (общего) и различия (особенного) Советского и постсоветского государств обстоит дело в других сферах их жизнедеятельности.

§ 4. Возникновение и развитие современного Российского государства и права в результате событий 90-х годов ХХ века

1. Каждый новый тип государства, а вместе с ним и позитивного права, как показывает исторический опыт, возникает и развивается не иначе, как на обломках предыдущего типа, с использованием его материальных и иных доступных средств и в результате происходящих в обществе социальных потрясений в виде политических революций, государственных переворотов или же в результате проведения в стране так называемых радикальных реформ.

Современное российское, постсоветское государство в этом и в других планах не является исключением. Оно возникло и получило свое первоначальное развитие в результате известных событий, имевших место в нашей стране в 90-е годы прошлого столетия.

Породив новый, капиталистический тип государства, пришедший «на смену» Советскому социалистическому («коммунистическому») государственно-правовому образованию, эти события стали поворотным пунктом в истории Российского государства и права конца ХХ — начала XXI века.

И независимо от того, кем и как именуются события 90-х годов в России — революцией, бюрократической революцией, криминальной революцией или просто переворотом, как это было на самом деле45, — одним из главных их последствий явилось, с одной стороны, то, что они «демонтировали» в конечном счете Советский Союз — могучее Советское государство, а с другой — породили новое политико-правовое образование — постсоветское государство.

Именуя события 90-х годов «новейшей российской революцией», рассматриваемой « в контексте той исторической эпохи, которую она завершила и которая была начала Октябрьской революцией», О. Смолин не без оснований полагает, что эта «новейшая революция» могла бы иметь одно из двух последствий46.

Во-первых, она могла стать «реставрацией», хотя и не полной, «дооктябрьских общественных отношений и институтов». Но поскольку наиболее развитые страны мира ушли вперед, то эта революция могла оказаться консервативной или реакционной революцией.

А во-вторых, эта «новейшая революция» могла стать «термидором» — переворотом, не восстанавливающим дооктябрьские порядки, а исправляющим их. От «чрезмерного отклонения вектора общественного развития влево при сохранении основных завоеваний предшествующего периода». В этом случае такая «революция», по мнению автора, могла бы ввести Россию в так называемое «общецивилизационное русло», то есть обеспечить ее движение в направлении развития наиболее успешных в индустриальном и технологическом отношении стран47.

Однако, как свидетельствует реальность, «новейшая революция», создав на обломках «старого», Советского государства новое, постсоветское, пошла по иному пути. А именно: по пути внедрения в экономику и общественно-политическую жизнь страны рудиментов западной рыночной экономики XIX века и нравов дикого капитализма.

Сложившаяся после «новейшей революции» в постсоветском обществе и государстве атмосфера неопределенности, раскола и угрозы внутригосударственного распада, равно как и перманентная кризисная ситуация в экономике, были предопределены мелкобуржуазной природой и характером этой «революции» и в полной мере отражали ее особенности.

Последние были порождены как объективными факторами, обу­словленными реальными экономическими, социально-политическими и иными причинами, так и субъективными факторами,48 отражавшими политические взгляды, уровень интеллекта, интересы, наконец, масштаб личности и кругозора ведущих участников событий 90-х годов и «отцов-основателей» постсоветского государства.

2. Говоря об особенностях событий 90-х годов и об их последствиях, следует обратить внимание, во-первых, на то, что эти события были отчасти вызваны, с одной стороны, накопившимися нерешенными проблемами в так называемый застойный период, а с другой — несбывшимися ожиданиями общества от так называемой перестройки, ее неудачами.

«Перестройка оборвалась, но она победила — довела преобразовательные процессы до того пункта, когда возврат к тоталитарному прошлому был уже невозможен», — повествовал в своем духе ее главный творец и неудачный проводник М. С. Горбачев после успешного развала Советского Союза49.

Каковы причины неудавшейся «перестройки», не оправдавшей первоначальные ожидания общества и тем самым подстегнувшей процесс возникновения и развития событий в стране: 90-х годов, а позднее — постсоветского государства и права?

Анализируя их, М. С. Горбачев, естественно для него и для других последовавших за ним реформаторов и «революционеров», указывает в первую очередь на те «быстро оживавшие и набиравшие силу разноплановые претензии и противоречия, которые накопились за 70 лет советской эпохи»50. Иными словами, если бы не было Советской власти с накопившимися в ней «разноплановыми претензиями и противоречиями», то «перестройка» была бы как минимум более успешной.

Среди других причин неудач, постигших «перестройку» и фактически способствовавших появлению событий 90-х годов, автор указывает следующие: а) на противодействие оппозиции в лице «рвавшихся на авансцену беззастенчивых идеологов и безответственных политиканов»; б) на затянувшуюся реорганизацию государственных институтов как «результат нараставшего противостояния между реформаторским руководством страны и его противниками и оппонентами»; в) на ослабление систем контроля и правопорядка, разжигавшее «стремление части номенклатуры к фактическому захвату государственной собственности»; г) на «снятие тотального контроля над обществом», которое воспринималось им не как «приглашение со стороны власти к диалогу и сотрудничеству», а как слабость власти, провоцирующую поведение в режиме «все позволено»; д) на «фатальное стечение обстоятельств» (чернобыльская катастрофа, сильное землетрясение в Армении, резкое падение мировых цен на энергоносители), которое «существенно сузило возможности реформирования и подорвало воспрянувший было социальный оптимизм населения»; е) на упущение «в контроле, за соблюдением законности, необходимом для обеспечения стабильности в русле крутого политического процесса»; ж) на опоздание «с реформированием Союза», при котором «нам была нужна не дезинтеграция, а децентрализация СССР». «Опоздали с реформированием партии. Это две самые большие ошибки»; з) на неумении «в полной мере воспользоваться первоначально безусловной поддержкой народа», которую руководство страны в данный период начало терять. «Люди ждали, — констатирует задним числом М. С. Горбачев, — а мы никак не могли решиться пожертвовать старыми подходами и гнали деньги, миллиарды долларов в устаревшие дорогостоящие объекты». Надо было сбалансировать потребительский рынок, — рассуждает «после драки» автор, — смелее и жестче развернуть оборонную промышленность на выпуск хороших изделий для народа. Тогда никто не смог бы сбить людей с толку51.

Во-вторых, одна из особенностей событий 90-х годов — «новейшей революции» в России состоит в том, что она, в отличие от традиционных политических, в особенности пролетарских революций, вызванных интересами и угнетенным положением «низов», была инспирирована «сверху», со стороны фактически стоявших у власти, но до конца не поделивших ее, чрезмерно, без всяких на то оснований амбициозных людей — членов одной и той же правящей коммунистической партии.

Разумеется, как показали последующие действия победивших «революционеров», или «реформаторов», как они себя называли, за этими, амбициями стояли самые разнообразные и в первую очередь экономические и финансовые интересы.

Следует заметить, что в самом начале 90-х годов инициаторы «новейшей российской революции» во главе с их лидером Б. Н. Ельциным, занимавшим едва ли не самые высокие посты в партийной иерархии, пользовались определенной поддержкой среди населения. Этому способствовала, прежде всего, их активная пропагандистская деятельность, зачастую переходящая в популистскую активность.

Популизм проявляется «в чистом виде», когда главный «революционер» начал бескомпромиссную борьбу с привилегиями партийных и государственных чиновников; когда Б. Н. Ельцин демонстративно вместо служебной машины поехал на общественном транспорте; когда прикрепился для обслуживания к обычной поликлинике; когда публично отказался от своих многолетних партийных привилегий в виде дачи, пайков, спецполиклиники и т. д.52

«Пока мы живем так бедно и убого, — всенародно заявлял главный борец с привилегиями своих коллег, — я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчать на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка»53. И так далее в таком же духе.

В ответ на вопросы «Куда мы идем? Тот ли мы строим дом, который нам нужен и в котором можно если не благоденствовать, то хотя бы сносно существовать?» Б. Н. Ельцин твердо всех сомневающихся заверял, что будем жить так, «как живет весь цивилизованный мир»54.

А что касается пути развития постсоветской России, то Б. Н. Ельцин, педалируя патриотизм, также твердо отвечал, прежде всего тем, «кто повсюду кричит, будто Россия идет к капитализму», что «ни к какому капитализму мы Россию не ведем. Россия к этому просто не способна. Россия — уникальная страна: она не будет ни в социализме, ни в капитализме, она будет Россией, которая наконец-то сбросила ярмо рабства, дала свободу человеку, свободу предприятиям, свободу предпринимательству, свободу республикам, входящим в состав России, свободу регионам, областям и краям, с минимальным давлением из Москвы, с минимальным влиянием бюрократии из Центра, с максимальной самостоятельностью на местах, без удельных княжеств»55.

Подобного рода декларативные заявления Б. Н. Ельцина и его последователей, как и обещания обеспечить всем достойный уровень жизни, несомненно, в начале 90-х годов оказывали определенное воздействие на некоторые слои населения, которое поддерживало проводимые в стране «революционные» преобразования. Но это длилось до тех пор — примерно до середины 90-х годов, — пока сбитое с толку население не стало, особенно после проведенной новой властью «приватизации» и других подобных мер, сказочно обогативших власти предержащие и их окружение и отбросивших до 40% населения за черту бедности, чувствовать и осознавать себя грубо обворованными и цинично обманутыми56.

В связи с этим неслучайно один из ближайших к Б. Н. Ельцину людей, его бывший охранник А. Коржаков, по-видимому, почувствовав нечто подобное угрызению совести, обращаясь после своей отставки к бывшему шефу откровенно заявил: «Раньше мы с вами думали, что обманываем людей ради продолжения реформ, ради демократии. А нынче ясно, что все это вранье нужно лишь вашей семье, да горстке людей, приватизировавших власть»57.

В-третьих, среди специфических черт и особенностей «революционных» событий 90-х годов следует указать на то, что они подготавливались и развивались под влиянием западной политической идеологии и мифологии.

Речь при этом идет не только и даже не столько о том, как свидетельствовал лидер российской «новейшей революции» Б. Н. Ельцин, что «мы учимся у цивилизованных стран традициями современных выборов»58 или решению других частных и конкретных вопросов. А о том, что в данный период были полностью восприняты и начали реализовываться с помощью западных, в основном американских, советников «дикая» рыночная идеология начала XIX века и ассоциирующиеся с нею мифы и утопии.

В отечественной литературе в связи с этим верно утверждается, что внедрение прозападных «либеральных мифов» в массовое сознание наряду с другими факторами обеспечило победу новейшей российской революции и во многом предупредило нынешнее состояние постсоветского общества59, а вместе с ним — государства и права.

В обойме наиболее распространенных в этот период и отчасти действующих поныне мифов социологами и политологами особо выделяются: а) миф, согласно которому «рынок решает все». При этом под «все» имеются в виду не только сугубо экономические, торговые и иные тому подобные проблемы, но и проблемы, возникающие во всех других сферах жизни общества. Абсолютизация рынка, как показал российский постсоветский «опыт», губительно сказывается как на эффективности экономики, так и на развитии общества и государства; б) миф о том, что приватизация государственной («общенародной») собственности является эффективным средством повышения благосостояния граждан и решения возникающих в обществе социальных проблем. Доля правды при этом заключается в том, что приватизация, особенно в ускоренном, намеренно поспешном варианте, как она осуществлялась в 90-е годы в России, а отчасти и в настоящее время, создает все условия для обогащения, «повышения благосостояния» одних — ничтожной части общества и обнищания других — остальной части общества. Кроме того, приватизацию крупных стратегически важных объектов с участием иностранного капитала, упреждают эксперты, необходимо тщательно просчитывать и «пресекать в корне, если Россия надеется сохранить свою национальную экономику суверенной, не подверженной частым и интенсивным атакам спекулятивного капитала»60. «Недомыслие» в вопросах приватизации, помимо всего, сообразуясь с российской действительностью, заключают эксперты, «грозит ростом социального напряжения в связи с неисполнением государством обязательств перед гражданами»61, поскольку вместе с утратой своей стратегически важной собственности они лишаются значительной части необходимых для выполнения своих социальных обязательств средств; в) идеологический миф, заимствованный российской «пятой колонной» на Западе о том, что Советский Союз был «последней колониальной империей», а Россия по отношению к входившим в Союз союзным республикам выполняла роль метрополии. При этом распространителей данного мифа вовсе не смущало то, что их представление об империи диаметрально противоположно давно разработанному и широко используемому в научной литературе понятию империи, также как и метрополии, в значительной степени живущей за счет эксплуатации колоний62. По этому поводу исследователи верно замечают, что «Россию очень трудно признать метрополией, ибо она отдавала немалую часть своего национального дохода другим республикам, а по крайней мере Украину, Белоруссию и Прибалтику невозможно признать колониями, ибо они имели более высокий уровень жизни, чем метрополия»63.

Кроме названных мифов, во время событий 90-х годов и позднее в постсоветской идеологии использовались и другие мифы, которые в своей взаимосвязи, а нередко во взаимодействии и взаимодополнении составили либеральную мифологию64.

В-четвертых, одной из черт и особенностей «революционных» событий 90-х годов было проведение их под флагом антисоциализма («антикоммунизма») и антисоветизма, отождествлявшихся с тоталитаризмом, а представителями «пятой колонны» — даже с фашизмом.

Еще в период «перестройки» — предтечи событий 90-х годов — М. С. Горбачев засомневался, тот ли это был социализм, при котором он, комбайнер, получил образование в лучшем вузе страны и стал высшим должностным лицом в правящей партии и государстве.

«То, что мы имели, — твердо, нисколько не смущаясь, заявлял бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС и Президент Советского социалистического государства М. С. Горбачев, — это не тот социализм, приверженцем которого я стал себя считать. Мне ближе всего стали свобода (это, кстати сказать, либеральная ценность), социальная справедливость, рыночная, социально ориентированная экономика и связанная с этим роль государства»65.

Вслед за М. С. Горбачевым засомневался в социализме и «состоявшийся» благодаря ему бывший высокопоставленный член правящей в то время компартии, лидер «новейшей российской революции» Б. Н. Ельцин. «Сегодня много пишут про обновление социализма, — рассуждает он, — но это, мягко говоря, плохая защита социализма, ибо можно обновлять то, что уже существует во времени и пространстве»66.

Все сомнения видных деятелей КПСС и Советского государства, передававшиеся их сторонникам и последователям, логически, под влиянием западной идеологии завершились тем, как констатируют эксперты, что «обновленная российская политическая элита» в качестве ориентира дальнейшего развития российской общественно-политической и государственной системы «четко определила западную модель общества, прежде всего, в американском варианте (правда, нередко искаженном)»67.

В связи с антисоциалистической и антисоветской направленностью «новейшей российской революции» и, как следствие, развалом СССР небезынтересно обратить внимание на то, что на возможность подобного развития событий указывал еще в 1939 году И. Сталин. Правда, хотя все эти деяния «отец народов» приписывал в первую очередь не коллаборационистски настроенной «политической элите» — российским «патриотам», а международным силам, включая «мировой сионизм», тем не менее, ход российской истории в принципе был предугадан правильно.

Предвосхищая ход развития общественно-политической системы России в будущем, И. Сталин замечал, что «многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны, прежде всего, за рубежом и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну и как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут много злодеяний»68.

И далее. «Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР — в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено, прежде всего, на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. С особой силой поднимает голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, но только на некоторое время. Появится много вождей — пигмеев, предателей внутри своих наций».

И в заключение. «И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к деяниям и победам нашего социалистического Отечества. Новые поколения поднимут знамя своих отцов и дедов. Свое будущее они будут строить на примерах нашего прошлого»69.

В-пятых, заметная черта и особенность «новейшей российской революции», наряду с названными ее особенностями, проявились в попытках если не подменить, то существенно «скорректировать» под лозунгами борьбы за будущую цивилизованную Россию традиционные российские ценности.

Речь идет при этом не только о советских политических и иных ценностях, которые в силу мировоззренческих причин новой «элиты» отвергаются ею, что называются, с порога. Имеются в виду попытки «корректировки» или подмены традиционных российских ценностей и морали: коллективизма («чувства локтя») — антипода эгоизма, взаимопомощи, бескорыстия, порядочности, любви к Родине, патриотизма и др. — рыночными ценностями и моралью, где на первом месте стоит не человек как высшая ценность с его высоким уровнем духовности и порядочности, а нажива, прибыль, деньги как высшая ценность и т. п.

В результате таких частично удавшихся попыток подмены в 90-е годы традиционных российских ценностей и морали «рыночными атрибутами» за постсоветское время, как констатируют отечественные исследователи, у нас выросло и сейчас все больше заявляет о себе новое поколение российских граждан, воспитанное на меркантильных буржуазных ценностях, с молоком матери впитавших в себя идеологию «дикого рынка», для которых «основной жизненной целью стало стремление к обогащению любой ценой»70.

3. Помимо названных черт и особенностей «новейшей российской революции» — событий 90-х годов, выделяющих ее среди других революций, в частности Октябрьской революции 1917 года, она обладает и другими особенностями, в той или иной мере касающимися ее формы, сущности, содержания, целевых установок, методов осуществления и т. д.

В своей совокупности все эти особенности и черты не только дают общее представление о «революции» 90-х годов, но и свидетельствуют о ее социально-политической и иной роли в жизнедеятельности постсоветского общества и государства, а главное — о ее последствиях для страны71.

А эти последствия как в целом для страны, так и для каждой из сторон ее развития, по свидетельству многочисленных источников, являются, мягко говоря, далеко не утешительными.

Пытаясь выяснить реальные результаты тех лозунговых деклараций, которые провозглашались как социально-политические и иные цели «новейшей революции в России», О. Н. Смолин и многие другие эксперты пришли к выводу о том, что провозглашавшиеся декларации так и остались декларациями, а высокопарные, в основе своей популистские цели так и остались нереализованными целями.

В частности: а) вместо обещанного преодоления в стране экономического «застоя» как одной из целей «революции» получили «глубочайший кризис, в том числе абсолютный мировой рекорд по глубине спада в мирное время»; б) вместо вхождения в «цивилизацию», как было обещано, начали строить «дикий, криминальный, бюрократический капитализм»; в) вместо избавления от привилегий высокопоставленных чиновников и бюрократии «добились» соединения власти бюрократии и бывшей «общенародной» собственности. На базе разворованной властью во главе с Б. Н. Ельциным и его полукриминальной «семьей» государственной собственности породили такую же полукриминальную и криминальную олигархию; г) вместо обещанной «экологии культуры» и «культурного катарсиса» получили господство пошлости и насилия в средствах массовой информации; д) вместо повышения жизненного уровня населения и укрепления его благосостояния «добились» многократного их падения по сравнению с советским периодом развития российского общества72.

Говоря более подробно о последствиях влияния «новейшей революции в России» на развитие отдельных сфер жизнедеятельности постсоветского государства и общества и о проводимой либеральным правительством политики в начальный период, прежде всего, следует обратить внимание на меры, предпринимавшиеся правительством в экономической сфере, и на их последствия. Это так называемая шоковая терапия; «либерализация» цен; обвальная приватизация; заметное сокращение бесплатных услуг для населения; введение платного образования и медицинского обслуживания; предпринимавшиеся правительством судорожные меры по сокращению галопирующей инфляции, по стабилизации финансовой системы и уменьшению роста цен; и др.73

В результате принятия и осуществления постсоветским государством такого рода «либеральных» мер, согласно социологическим данным, за период с 1991 года по 1996 год уровень падения промышленного производства составил 47%, то есть фактически началась деиндустриализация страны. И наоборот, увеличилась доля импортной продукции, в том числе продуктов питания на 40%. Это означало нарастание стратегической зависимости страны от импортных поступлений из других стран.

К 1996 году резко сократилось финансирование науки (до 0,42% ВВП), которое неизбежно вело к разрушению отечественного научно-технического потенциала. Как следствие технологического отставания страны, сократилась (до 1%) доля в экспорте высокотехнологичной продукции74. И наоборот, увеличилась доля экспорта сырьевых ресурсов, что свидетельствовало о том, что в стране начала формироваться преимущественно сырьевая структура экономики.

Успешная, с точки зрения «новых революционеров», реализация либеральных мер в сфере экономики постсоветского государства самым непосредственным образом отразилась и на всех других сферах жизни общества: на образовании, медицинском обслуживании населения, в области культуры и др.75

Осуществление подобного рода мер привело к расколу общества и делению его на «сверхбогатых» — так называемых «новых русских» и «сверх бедных», соотношение доходов 10% одних к 10% других было в рассматриваемый период 15 к 1.

Ставшие регулярными в это время сокращения рабочей силы в различных отраслях хозяйства, в научных и других учреждениях; резкий рост безработицы (свыше 13%) и другие подобного рода явления как следствие «либеральных» мер, проводившихся постсоветским государством в «послереволюционный» период, посеяли тревогу и неуверенность населения в завтрашнем дне, породили условия, при которых, как показывает исторический опыт довоенной Германии, Италии и некоторых других стран, наступает, как правило, моральная и духовная деградация общества.

В постсоветской России к этому добавилось, помимо всего прочего, резкое падение рождаемости, приведшее к образованию «демографической ямы»; падение уровня жизни подавляющего большинства населения и, как следствие, превышение смертности над рождаемостью; сокращение средней продолжительности жизни населения; и др.76

Рассматривая последствия «новейшей революции» для нашей страны, следует заметить, что они проявились не только в первые годы существования и функционирования постсоветского государства и «либеральной» власти — они дают о себе знать и в настоящее время.

Это касается, в частности, относительно низкого уровня жизни населения; углубления раскола в обществе в силу материального и социального неравенства, где 1% богатой и сверхбогатой части населения (без чиновников) владеет 71% личных активов77; сохранения зависимости ряда отраслей промышленности и сельского хозяйства от импорта из европейских и других стран; усиления влияния иностранного капитала на экономику страны, под юрисдикцией которого, как отмечалось еще в 2013 году, находится «почти вся крупная собственность России — около 90%»78; и др.

Последствия «революционных» событий 90-х годов сказываются на жизнедеятельности современного российского общества и государства и в других отношениях, касающихся, в частности, социально-классовой сущности и содержания государства и права79, роли последнего в жизни общества и государства, внутренних и внешних функций государства, места и роли государства в современном мире, и др.

§ 5. Переходный тип постсоветского государства и права

1. В отечественной и зарубежной юридической литературе наряду с рассмотрением проблем, касающихся традиционных типов государств и правовых систем, определенное внимание уделяется также проблемам государства и права переходного типа80. Терминологически эти государства и правовые системы обозначаются по-разному, а именно, как «переходные государства и правовые системы», «переходные состояния государств и правовых систем» и т. п., но суть вопроса от этого не меняется. Они были и остаются государственно-правовыми системами, находящимися «на переходе» от одного типа государства и права к другому: от рабовладельческого к феодальному, от феодального к капиталистическому, от капиталистического к социалистическому, и наоборот, от социалистического (или псевдосоциалистического) к буржуазному, капиталистическому.

Последние нередко именуют «постсоветскими» системами, подчеркивая тем самым, что в центре прежней социалистической, или псевдосоциалистической, правовой семьи стояло Советское государство и право. Еще чаще их называют постсоциалистическими государственно-правовыми системами, относя к их числу все те государственные и правовые системы, которые до разрушения СССР и всего «социалистического содружества государств» именовали себя социалистическими.

В настоящее время все они вместе взятые и каждая из них в отдельности, имея, как и раньше, довольно много общих признаков и черт, по-прежнему формируют некую общность государств и правовых систем, которую можно было бы условно рассматривать как логическое развитие, точнее продолжение, переход от социалистической правовой семьи к постсоциалистической. Современные Российское государство и право, именуемые «постсоветскими» феноменами, в этом плане не являются исключением.

2. Говоря о переходном состоянии бывших социалистических государств и правовых систем, следует заметить, что переходные состояния государства и права не являются чем-то необычным, а тем более исключительным для какого-то региона или же отдельно взятой страны состоянием. Это явление — общее для всех стран и регионов мира. Оно имеет место на протяжении всей истории развития государства и права. Конкретное же выражение переходное состояние государственно-правовой системы находит в период развития государства и права между двумя различными типами государства и права. В данном случае оно находит свое выражение в переходный период времени между социализмом и новоявленным капитализмом.

При этом не имеет принципиального значения то обстоятельство, что типология государств и правовых систем может проводиться или проводится не только на формационной основе (на основе критериев, «привязанных» к общественно-экономической формации), но и на «цивилизационной» основе (на основе критериев, неразрывно связанных с цивилизацией). Разница при этом заключается лишь в том, что в последнем случае вместо «традиционных», ставших своего рода классическими в мировой литературе рабовладельческого, феодального и других типов государства и права будут фигурировать иные их типы81. Межтиповое, переходное состояние государства и права как объективно существующее явление сохраняется в любом случае, независимо от того, как типы государства и права и само их переходное состояние понимаются или как они называются.

Разумеется, не будет большого прегрешения сказать, что государство и право, а вместе с ними общество, политическая система и отдельные социально-политические институты находятся в переходном состоянии всегда, имея в виду их постоянное функционирование и развитие, сопровождающееся непрерывным их «переливанием» из одного качества в другое, постоянным переходом их из одного качественного состояния в другое. Однако, согласно сложившемуся в научной литературе представлению, под переходным типом (видом, состоянием) государства и права подразумевается все же не процесс их развития вообще или их постоянное «переходное» состояние как таковое, а лишь их определенное состояние, возникающее у государства и права при переходе от одного их типа к другому. В частности, при переходе от социализма к капитализму.

Каждое государство и право, равно как и любая политическая система, будучи историческими категориями и определенными типами социально-политических явлений, институтов и учреждений, существуют и функционируют в рамках определенных общественно-экономических формаций. Вместе с тем в их развитии, так же как и в развитии всего человеческого общества, «как в прошлом, так и в настоящем встречаются переходные состояния, то есть периоды перехода от одной общественно-экономической формации к другой»82.

Именно такие переходные состояния, в том числе от социализма к капитализму, привлекают к себе внимание исследователей, занимающихся проблемами государства и права не только в обычных, относительно стабильных условиях их развития и функционирования, но и в экстремальных, кризисных ситуациях. Ведь у государства и права, включая их социалистические феномены, так же как у любого иного социального организма, бывают периоды не только взлетов, бурного роста и развития, но и периоды затяжных кризисов, болезней, наконец, периоды их постепенного угасания и падения.

Следует заметить, что изучение причин и истории болезней государства и npaвa, равно как и поражающих их кризисов, имеет весьма важное значение не только в теоретическом, но и в практическом плане. Оно помогает не только глубже и разностороннее понять сущность и содержание переходного состояния того или иного государства и права, но и установить правильный диагноз их кризисных заболеваний, а вместе с тем определить наиболее оптимальные пути и средства выхода из создавшегося положения.

Особо важное значение это имеет в настоящее время для России, находящейся на переходном этапе развития от псевдосоциализма к капитализму, а также для бывших социалистических стран Восточной Европы, республик Прибалтики и стран СНГ, проходящих такой же путь.

Ведь переходное состояние государства и права — это всегда весьма сложное, внутренне противоречивое, нередко весьма болезненное состояние государства, права и самого общества, связанное с критической переоценкой своего прошлого и с мучительным выбором своего (в очередной раз в истории «единственно правильного пути» развития) ближайшего и отдаленного будущего. Знание настоящих причин и условий, вызвавших кризисное состояние государства, правовой системы и общества, имеет при данных обстоятельствах весьма важное, принципиальное значение.

«Мое внимание, — писал по этому поводу еще в середине XIX века известный русский историк Т. Н. Грановский, — всегда приковывали к себе так называемые переходные состояния общества, переходные эпохи в истории человечества. Меня влекла к ним не только «трагическая красота», в какую они были облачены, но и желание «услышать последнее слово всякого отходящего на начальную мысль зарождающегося порядка вещей». Мне казалось, подчеркивал автор, что только здесь «опытному уху можно подслушать таинственный рост истории, поймать ее на творческом деле»»83.

Переходное состояние современного социалистического общества, а вместе с ним таких же государства и права, несомненно, в значительной мере отличается от их переходного состояния более ранних веков. В отечественной литературе в связи с этим совершенно справедливо отмечалось, что «современные переходные процессы имеют целый ряд характеристик, существенно отличающих их от аналогичных социальных сдвигов в прошлые века истории человечества»84.

Среди этих особых характеристик указывается, в частности, на то, что: а) переходные явления и процессы в настоящее время имеют не локальный, как это было раньше, а глобальный характер; б) для перехода на новую ступень эволюции в силу особенностей развития современного общества уже недостаточно только политических и социально-экономических изменений, а необходимо учитывать и «новую модель взаимодействия человека и природы», принимать во внимание «не только социальные, но и ноосферные изменения»; в) угрозы, подстерегающие современное общество в переломную эпоху, «создают объективные предпосылки как для объединительного процесса в политической, экономической, экологической и других общественных сферах, так и для выработки новых нравственных норм». В настоящее время нужны «универсальные нравственные императивы», способные облегчить существование человека в эпоху болезненной ломки ценностей, ориентиров, мироощущений; г) в переходный период на современном этапе развития общества неизмеримо возрастают по сравнению с прошлым возможности «активного вмешательства человека в ход преобразовательных процессов»85.

Наряду с названными особенностями переходного состояния современного общества, а вместе с ним государства и права в отечественной и зарубежной литературе указывается также на другие особенности86.

3. О некоторых из них мы будем говорить позднее, при рассмотрении переходного состояния современного государства России, а также других стран. А сейчас акцентируем внимание на общих чертах и признаках, а также на условиях возникновения и развития государства и права переходного типа независимо от временных или любых иных факторов их существования и функционирования.

Что объединяет государства и правовые системы переходного типа, скажем, конца XX века с аналогичными по своему характеру государствами и правовыми системами более ранних лет? Что между ними общего, позволяющего говорить о них как о переходных типах государства и права, и что у них особенного?

Отвечая на подобные вопросы, следует обратить внимание, прежде всего, не на их конкретную, материализующуюся в их повседневной жизни социально-классовую сущность, их специфическое, обусловленное строго определенными историческими рамками и условиями жизни содержание и назначение, a на их общие, присущие им как однородным, однопорядковым явлениям и понятиям признаки и черты.

Несомненно, государство и право переходного типа обладают всеми теми же признаками и чертами, которые свойственны любому государству и праву. Однако у них есть также свои особенности. Среди них можно назвать следующие.

Первое. Все государства и правовые системы переходных типов возникают по общему правилу не иначе как в результате различных социальных потрясений в виде революций, войн, неудавшихся радикальных реформ, переворотов.

В качестве конкретных примеров, подтверждающих данный тезис, можно сослаться на революцию XVII века в Англии (1640–1659), положившую начало становлению первого буржуазного государства и права в Европе; на буржуазную революцию XVIII века во Франции (1789–1794), по праву названную Великой французской революцией, которая послужила мощным социальным импульсом для перехода государства и права Франции и многих других стран от феодализма к капитализму; на Октябрьскую революцию 1917 года в России, ставшую началом, согласно официальной и академической версии, перехода государства и права России, а затем и многих других стран от капитализма к социализму, и др.

В зависимости от конкретно-исторических условий той или иной страны формы, темпы, средства воздействия революции или иных им подобных социальных явлений на государственную и общественно-политическую жизнь, равно как и обусловленные этим воздействием темпы становления нового государства и права, далеко не одинаковы.

Второе. Переходное состояние государства, права и самого общества содержит в себе несколько возможных вариантов дальнейшей эволюции социальной и государственно-правовой материи, альтернативу развития государства, права и общества по тому или иному пути.

Например, современное переходное состояние России

...