М. Ю. Шамрин

Административно-правовая защита детства в годы Первой мировой войны

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 342.9

ББК 67.401

Ш19

Автор:

Шамрин М. Ю., кандидат юридических наук, доцент кафедры административного права и процесса Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).

Рецензенты:

Агапов А. Б., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры административного права и процесса Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Дугенец А. С., доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, главный редактор федерального научно-практического журнала «Административное право и процесс».

В монографии на основе большого фактического материала анализируется сущность административно-правовой защиты детства в годы Первой мировой войны.

Административно-правовая защита детства занимает особое место в системе правозащитной политики любого государства и представляет собой совокупность юридических механизмов, средств, способов, направленных на обеспечение наиболее полной реализации ребенком правовых возможностей, закрепленных в законодательстве, пресечение их нарушений, восстановление нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также на предупреждение нарушений общепризнанных прав, свобод и законных интересов.

Издание предназначено для практических и научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, всех, кто хочет получить глубокие знания о сущности административно-правовой защиты детства в годы Первой мировой войны.

УДК 342.9

ББК 67.401

© Шамрин М. Ю., 2021

© ООО «Проспект», 2021

Посвящается памяти Эглантайн Джебб, автора Женевской декларации прав ребенка 1924 г. и основателя Международной организации защиты детей Save the Children Fund

…вой­ну с самой вой­ной… надо
начинать в душах детей…

Януш Корчак

Введение

Воспоминания о Первой империалистической вой­не (Второй Отечественной) выхватывают события и судьбы поколений, людей, сражений, победы и поражения, предательства и героические поступки, ставшие уже достоянием истории и отраженные в многочисленной и многообразной исторической и художественной литературе. Они общеизвестны и не требуют фактического перечисления в данной работе.

Но раны ее (вой­ны) кровоточат по-прежнему, и неутихающие боли и скорбь охватывают при думах о молодежи и детях того времени. Что с ними было и что стало тогда, в 1914–1918 годах? Как вой­на ударила по ним, сломав их судьбу? Как отразилась она на них?

Вот почему захотелось исследовать эту тему подробнее, вот почему автор закономерно назвал монографию «Административно-правовая защита детства в годы Первой мировой вой­ны» в раздумьях о той и последующих вой­нах. За историческими фактами, датами событий захотелось увидеть судьбы детей, их страданья в «играх взрослых».

Уйдя от общеизвестных событий этой вой­ны, ставшей Второй Отечественной для России, захотелось погрузиться в нее, начав с причин, мотивов и целей.

Какими бы ни были причины вой­н, чем бы они ни были обусловлены: реальным основанием тех далеких событий, претензиями на территории, экономическими проблемами, социальными конфликтами, агрессивностью правительств и конкретных личностей, так решивших, взвесив все свои за и против, в иных случаях — человеческой деструктивностью и т. д. — но защита детства для правительств всегда была основополагающей.

Еще Фрейд в письме Альберту Эйнштейну, отмечая, что видит причину вой­н в реальных конфликтах «между группами людей», утверждал, что «эти конфликты с давних пор стали решать насильственным путем», или, как бы сегодня сказали, агрессивным.

Фрейд считал деструктивность человека сопутствующим явлением, которое делает людей готовыми к вступлению в вой­ну, когда правительство ее уже объявило.

Известный мыслитель XX века Эрих Фромм в книге «Анатомия человеческой деструктивности», говоря о мотивах вой­н, заметил: «…цели [вой­н] могли быть самые разные: земли и полезные ископаемые, богатства и рабы, рынки сырья и сбыта, экспансия и самооборона. К числу исключительных, нетипичных факторов, способных спровоцировать военные действия, можно отнести жажду мести или разрушительную ярость малого народа. Но это большая редкость»1.

Он же (Эрих Фромм) называет Первую империалистическую вой­ну (1914–1918 гг.) «величайшей мясорубкой мировой истории». А для ее характеристики потребовались эпитеты «захватническая», «насильственная», «агрессивная», «разрушительная», «яростная», «деструктивная»…

В окопах Первой мировой уже возник Адольф Гитлер, реальный будущий рейхсканцлер Германии «со своей группой», а будущую захватническую политику уже тогда обусловили необходимостью обеспечения безопасности рейха (в перспективе). При Гитлере цели вой­ны сохранились. Во внешней политике он продолжил линию кайзеровской империи.

Так что же было мотивом Первой мировой вой­ны? Движущими мотивами были экономические интересы и тщеславие военных и политических лидеров, а также промышленных магнатов обеих воюющих сторон. О чем думали немцы? Об экономическом господстве в Западной и Центральной Европе, о захвате территорий на Востоке. Такие же цели были и у западных союзников. Франции нужны были земли Эльзаса — Лотарингии, России — пролив Дарданеллы, Англия хотела получить часть колоний Германии, а Италия — хотя бы часть прибыли.

Надо сказать, что гуманистические тенденции XVIII, XIX и XX веков способствовали снижению уровня жестокости, что было закреплено в международных соглашениях, которые имели силу вплоть до Первой мировой вой­ны.

Если бы не эти военные цели, которые частично были скреплены секретными соглашениями на бумаге, то подписание мира могло состояться на много лет раньше и миллионы молодых людей с обеих сторон остались бы в живых, а дети стран-участниц меньше нуждались бы в административно-правовой защите.

Важными факторами развязывания вой­ны были глубоко сидящая вера, почтение и страх перед авторитетами, беспрекословное подчинение командиру. Понадобилось четыре страшных года в окопах, чтобы понять, что командиры используют солдат как пушечное мясо. Только тогда рухнуло абсолютное послушание значительной части армии и подавляющего большинства населения.

Конечно, можно говорить об определенных, конкретных личностях, виновных в развязывании Первой империалистической вой­ны. Она так же, как все малые и большие вой­ны прошлых эпох, была обусловлена не биологической агрессивностью наций, а энергией инструментальной агрессии политических и военных элитарных групп, несших некий обобщенный нарциссизм «вождей зла», в основе которого — стремление к разрушению, умелая интенсивная, заблаговременная, тщательно продуманная организация и подготовка предстоящей вой­ны.

Интенсивность вой­н возрастала с образованиями мощных цивилизаций (держав) с сильной правительственной властью и целенаправленной пропагандистской деятельностью во имя вой­ны, цели и мотивы которой долго вынашивались. Это подтверждает таблица, составленная по материалам Куинси Райта2 и говорящая об увеличении числа сражений с образованием все более технически организованных цивилизаций (с 1480 года)3.

Таблица 1

Рост числа сражений по мере развития технического прогресса

Период (годы)	Число сражений
1480–1499	9
1500–1599	87
1600–1699	239
1700–1799	781
1809–1899	651
1900–1940	892

Необходимо отметить, что вывод о биологической агрессии наций как одной из причин развязывания вой­н глубоко неверен: речь идет о так называемой инструментальной агрессии, культивируемой и пропагандируемой определенными людьми в правительствах, среди военных и людей бизнеса. Именно она привела к злокачественной агрессии, в основе которой — жестокость и человеческая деструктивность, особое поклонение последней, воспитание идолов и садистов разрушения.

К сожалению, Германия, страна высоких достижений культуры, сосредоточила в себе эту пагубную страсть к злу и позже, в вой­не 1941–1945 годов, 75-летие Победы в которой Россия недавно отметила. Зло было наказано, агрессия приостановлена. Добро оказалось и надежнее, и сильнее.

Напоминают о прежнем человеческом счастье, в первую очередь детском, могилы, братские кладбища. Цифры воевавших и погибших убедительно говорят о потерях, о которых следует помнить, о тех жертвах, которые принесены на алтарь вой­ны.

Прошло 75-летие Великой Победы в вой­не с гитлеризмом; в ее преддверии вспоминали и другую вой­ну — Первую империалистическую. Уважение к минувшему — уважение к событиям этой вой­ны — это дань уважения к русскому человеку, в какие бы годы он ни жил, уважение к ее Солдату. И это не только о жертвах во имя каждым по-своему понятой правды, но еще и общая событийная цепь людских пороков и героических подвигов, уважения к каждой слезинке жившего тогда и сейчас ребенка.

Глава 1. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РОССИИ ПО ЗАЩИТЕ ПРАВ РЕБЕНКА В УСЛОВИЯХ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙ­НЫ

1.1. Военное детство как фактор необходимости совершенствования административно-правовой защиты детства

Знаменитый ученый М. М. Рубинштейн в годы Первой мировой вой­ны проводил научно-социологические исследования мнения детей о сущности вой­ны, излагал свои мысли в многочисленных научных трудах, а также обращался к материалам, собранным участниками его семинаров по педагогике на Высших женских курсах, основанных В. А. Полторацкой, к детским письмам времен вой­ны. Автор отмечает, что современные события переживают дети. И эти переживания отражаются на их духовном развитии, оставляют след в душах растущего человека, и этот след отыскивается и еще не раз непременно отзовется в душах членов будущего общества, которые сегодня — дети. Святость толстовской заповеди «Не убий!» очевидна, она становится стержнем социальной совести, которая учит жить общественным велением. В период вой­ны сталкиваются индивидуальное «Не убий!» с социальным «Убий!». Вой­на сеет рознь между внешней и внутренней культурой. Мысли немецких ученых В. Ойкена и Г. Мюнстерберга, использованные М. М. Рубинштейном, справедливо отражают мысль: дети в водовороте событий. И надо ответить на вопросы: что дает вой­на детям? каковы будут последствия этой вой­ны? что порождает она, кроме оглупения, человеческих слез, страданий, национальной и государственной розни, одичания?

События эти не прошли мимо детского сознания незамеченными и оставили след. Дети были захвачены событиями вой­ны, общество и взрослые мечтали, как говорил М. М. Рубинштейн, «о духовных детских дворцах, тогда как сами они селятся и живут в грязных и духовно разваливающихся хижинках… они думают создать идеальную детскую жизнь без оздоровления своей собственной взрослой общественной жизни… они часто заставляют детей дышать атмосферой своей испорченной жизни и потом клянут школу и педагогов за неудачно развивающихся детей»4.

А чуткая детская душа не остается равнодушной, незатронутой, ведь все происходит на их глазах, в практике жизни: они и провожают на вой­ну, и участвуют в экипировке близких, и оплакивают утраты, и ждут писем и тревожных известий, и по-детски, по силе свой­ственных им чувств, тревожатся.

Как тут не вспомнить (при исследовании трудов М. М. Рубинштейна) близкие по ситуации переживаемого момента замечания А. С. Макаренко: «Детская жизнь по силе эмоций и тревожности впечатлений богаче взрослой». Она, эта мысль, закралась при чтении статьи «Вой­на и дети» (М. М. Рубинштейн), и, в сущности, она же пришла на страницы этой монографии «Административно-правовая защита детства в годы Первой мировой вой­ны» (1914–1918 гг.).

Приведенный Моисеем Матвеевичем пример жизни и устремлений толстовского героя Пети Ростова напоминает: дети хотят сбежать на вой­ну, воюют в играх, воюют в воображаемой Маньчжурии (Русско-Японская вой­на), реагируют остро на военные неудачи России, «ура» и «банзай» постоянны в детских сражениях, интенсивно живут перипетиями вой­ны. «Их игры — маленькое “зеркало” нашей общественной жизни», — замечает философ, филолог, педагог, лектор М. М. Рубинштейн, прибегая к образу зеркала и отражению в нем, маленьком, большой жизни России и мира.

Дети готовы отдать жизнь за Родину. На Первом психологическом съезде в докладе инспектора народных училищ М. И. Успенского прозвучало: «Дети сильно интересовались вой­ной, охотно слушали и читали о ней. Они сами покупали телеграммы, употребляя на это данные им на завтрак или гостинцы копейки»5. Они решали вопрос, как победить врага, поражали своей «сравнительно большой осведомленностью», тяжело переживали известия о неудачах. В их душах — смерть и муки, но главное — борьба и геройские подвиги, знание о смертях и муках, понимание, что их могут искалечить и убить, и все же — убегают из дома на вой­ну. Убить врага и защитить мирное население для детей не одно и то же. Жизненная обстановка роднит общие интересы взрослых и детей. Дети, которые ранее никогда не проявляли интереса к прессе, увлеклись чтением газет. Газета для них теперь — все. Углубляется интерес к карте, они живут интересами вой­ны: где русский фронт, где союзники, где свои и где враги, — живут расспросами, в центре событий в России и Бельгии вопрос: «Отчего немцы такие злые?»

«Особое участие дети проявляют к своим солдатам, что вполне понятно у детей, не только потому, что они (солдаты) свои, но и потому, что эти страдальцы представляют для них живое конкретное явление, и сочувствие находит здесь вполне реальный объект. Когда в Москве город стал приглашать жителей брать раненых к себе, можно без всякого преувеличения сказать, что дети во многих домах брали своих “не решавшихся” родителей горячим штурмом и что они сыграли во многих и многих — если не у большинства — домах решающую роль. Дети при этом заявляли о своей готовности отдать все, делать грязные работы и т. д. Трудно, конечно, сказать, долго ли продержался бы этот пыл на деле, но он был, без сомнения, очень искренним и глубоким. По-видимому, известная доля этой горячности объясняется смешанным чувством сочувствия и жуткого любопытства, какое возбуждают у детей вой­на и раненые солдаты. Что этот подъем не был словесным, показывают многочисленные факты добровольных жертв со стороны маленьких людей вещами и всякими материальными благами»6.

Дети во главу угла своих развлечений ставили события вой­ны. В своих играх они разделяли роли между девочками и мальчиками по принципу военного разделения. Так, например, мальчики несли боевую службу, девочки, в свою очередь, изображали сестер милосердия. Представляется важным заметить, что остались воспоминания, когда дети шестилетнего возраста слепили из снега фигуру Вильгельма. Сценки их игр по-настоящему военные, «взаправдашние»: штурм, сражения, бегство, военные совещания, игры в газетчиков, в телеграммы с фронта (выкрикивания их). При этом дети соблюдали тонкости искусства газетчиков. В детский лексикон вошли новые термины, например «траншеи», «трофеи» и т. д. Истоками детской осведомленности было принято считать газеты, беседы с товарищами, с родителями, собственное и родительское чтение… Так рождались детские вопросы, детские ответы, детские поступки. Т­ут-то и возникло отношение к вой­не, к ее героям и врагам. При опросах и анкетировании выясняется, что они знают «Русское слово», «Вечерние известия», «Раннее утро». Они употребляют широко распространенные сведения дурного пошиба из желтой прессы о вой­не.

Еще одной особенностью жизни детей в период Первой мировой вой­ны следует считать «жадность» до «наглядного» материала (до «трофеев» в виде немецких касок, сабель, пулеметных лент), в том числе лубочных картин и открыток с негативно влияющим на психику ребенка содержанием. Средство это поддерживается грубой лестью национальному самолюбию, «пасквильным» залихватским остроумием. Дети охочи до лубочных шаржированных картинок, упиваются ими, с удовольствием и радостно рассматривают.

Они любят шагать в парке, кидать шапки вверх и кричать «Да здравствует Россия!»:

Ура! Ура! Идем мы на врага.
За матушку Россию,
За батюшку Царя!

Их общество — «в вечерних телеграммах» — с выкрикиванием сенсационных известий, со стилем усвоенных заголовков газет, со словами «напрягли последние силы, чтобы отразить», «из Копенгагена телеграфируют, что германцы…» и т. д. Они знают и произносят это без запинок.

М. М. Рубинштейн призывает исследователей обратить проницательное (серьезное) внимание на вопросы детской осведомленности через разговоры взрослых, газеты, беседы с товарищами, ибо велика нравственная ответственность всех взрослых за души детей в происходящих ситуациях вой­ны и особенно в душевном здоровье будущих поколений детства.

Дети с явным удовольствием подчас цитировали пасквили лубочных картинок, даже если родители это осуждали. Они (дети) приносили это с витрин городских, в том числе «магазинных». Они же выражали недоверие газетным известиям, хотя знания их при этом распространялись и на союзников России. Снова всплывает Япония, ведь, по мнению детей, она совершила много побед. По-другому же оценивают ее после заключения мира, проявляя жалость к российскому флоту.

В ходе Первой империалистической вой­ны дети обнаруживали знания о странах-участниках, о народах, их населяющих. Менее разбирались в причинах вой­ны, но Германию называли виновницей начала вой­ны (прямой или косвенной), называли Германию ненавистником Франции и Сербии, государством — ненавистником России; указывали на убийство эрцгерцога: мол, Австрия объявила вой­ну Сербии — Россия заступилась, за Австрию — Германия, за Россию — Франция и Англия. Так развивалось детское знание, не такая уж глупая детская мысль: Германия велела другим странам вступить в вой­ну, например Турции.

Рассматривая немецкие открытки, говорят: «Как у них хорошо! Зачем же они дерутся?» Это раннее детское «дойти до корня» удивляет, восхищает, поражает. Показательны ответы на вопросы анкет, заявления в клубных беседах: девочки чаще против любых вой­н, мальчики — за и против, но бо́льшая часть склоняется к миру. Глубокомысленны порой ответы: многим странам от вой­н громадный убыток, разорение, много жертв, расходуется много денег. «Подкову счастья я нашел, — говорит малыш, — а счастье не пришло»7. Он мечтает о приходе нового счастья, об окончании вой­ны, о допущении ситуации говорит его фраза: «Пусть бы даже меня убили!» Отец напоминает, что речь идет о защите Родины и надо идти воевать. В ответ звучит логичное и оптимистичное: «А я весь выигрыш отдам Вильгельму, чтобы он перестал воевать; молюсь, молюсь, никак не могу намолиться, чтобы вой­на кончилась».

Дети-лютеране молятся в православных церквях об окончании вой­ны; перешедшие дошкольный рубеж и особенно 10-летний возраст — за исчезновение вой­ны, ибо она разорит страны. Подросток заявляет: «Чтобы вой­ны не было, народу много погибнет, и жизнь очень вздорожала». «Будет мир, будут хорошие торговые отношения со всеми народами, и тогда товары будут дешевле. Когда все дешевле, так и работники становятся трудовее, потому что лучше едят», — говорит другой. За детским словом «трудовее» — правильное понимание ситуации.

«Вой­ны не будет, перестанут газеты покупать, а я — газетчик. У меня брат на вой­не, я один, и мне тяжело жить» — это уже горько слышать из уст ребенка, неустроенного, обиженного жизнью и вой­ной. Все свои обиды и нужды дети забывают и становятся маленькими пацифистами, как только встает вопрос о личном участии в вой­не: «Я увернусь и сражу германца». Всем хочется участвовать в вой­не, даже пацифистам, в разных военных ролях. Это потом дети переносят в игру: они участники схваток, геройских подвигов, не помнят, что могут пострадать и утратить жизнь. Это след негодования против врагов и обидчиков, почерпнутый от взрослых, с мнением взрослых солидарный: немцы жестоки, разрушают храмы в городах и деревнях, жестоки к жителям, расстреливают в том числе и детей. «Они звери, злые и жестокие, убивают женщин и детей»8. Особенно обвиняют командный германский состав, «господ офицеров», Вильгельма, который «первый затеял вой­ну».

Озлобление принимает все большие размеры. В игре дети не хотели быть германцами (заменяли их кошками и собаками, отсюда частая гибель животных). Не хотят читать немецкие стихи, чтобы вдруг никто не подумал, что это «немец» читает. Даже девочки готовы убить и забить немца-раненого в игровой ситуации, считая это вполне справедливым. Вдруг вспомнилось стихотворение М. Светлова «Итальянец», написанное в годы Великой Отечественной 1941–1945 годов: «Я стреляю, и нет справедливости справедливее пули моей». Вот оно, точно найденное слово: «справедливый», «справедливость». Вот отношение и ребенка в игре, и взрослого в сражении.

Но большинство детей все же против жестокости, они — за заботу о раненых и уход за ними, они терпимы к пленным врагам: «Пускай лучше меня убьют, а его — нет». Они дали бы пленным гостинцев, снесли бы больных в госпиталь, приветили бы сердечно и приняли в семье, в доме, куда немцы пришли разрушать. Один мудро заявляет: «Господь сказал, что не надо обижать своих врагов, а потому надо обходиться с ними хорошо»9.

Вот настроения детей в ответах на вопросы, а в поступках они могут менять эти мнения. «Утешительно, что они (дети) не пошли на колею зоологических устремлений, или же дают легко отклонить себя с этой колеи»10. Удивителен приведенный пример мальчугана, который любит немку-бонну, а она взаимно его. Бонна добрая, значит, и все немцы добрые. А сам ребенок почему-то будет бить французов. Перед его глазами не отвлеченный словесный материал, а живой пример его любимой доброй женщины.

Вильгельм же в представлении детей свиреп, он — «Вильгельмишка», он дурной нравственно, но умный и храбрый, то с большой головой (умный), то с маленькой («Нет, он глупый, потому что убил моего папу»11).

Дети не отказывают немцам в храбрости (дети от 6 до 12 лет) и в силе, хотя, по их мнению, русские сильнее. Но объяснение этого феномена проницательно: «Тоже храбрые! Они храбры, потому что Вильгельм на возжах держит. На море сильнее Англия. У нее большой флот, и она потопила много немецких кораблей»12.

Вернемся к рассмотрению немецких открыток детьми: разбирая открытки, они классифицируют их по темам — животные к животным, цветы к цветам, люди к людям, а Вильгельма и немок в национальных гессенских костюмах отправляют в самый низ. Девочке всего пять лет, но она и слышать не хочет о сострадании к дочерям кайзера. Но в следующий раз прощает немок, жалеет их из-за маленьких деток. Передумала наша пятилетняя героиня, так как ее мама пожалела этих деток.

Дети обсуждают и условия мира: требуют свергнуть с престола Вильгельма, арестовать его, посадить в тюрьму или сослать на остров св. Елены, «чтобы он не мог больше вредить мiру, иначе снова скоро затеет вой­ну».

Заметим, что «мiр» в этом значении с i (тверитичным): мiр — единение людей, а не мир (тишина); вспомню, что это толкование слов «мир» и «mir» Л. Н. Толстым.

На одном из детских собраний от одной группы детей звучали мысли о необходимости «свергнуть Вильгельма, а Германию сделать республикой или “в роде Швейцарии”, или “чтобы германцы как бы русскими стали”». Другие дети считали, что необходимо достичь скорейшей мирной жизни, и говорили, что народы должны быть отделены границами, жить в согласии и радости.

Были в гимназиях попытки травли учеников-немцев, ­тут-то и прослеживалась часть семей, связанных с газетами соответствующего толка и направления. Это прослеживающийся тяжкий факт русской действительности того времени. Сеяние розни между детьми «носит характер настоящего преступления, а желтая пресса и берет на свою душу этот тяжкий грех»13.

Было и нечто положительное в приобретенных детьми знаниях о вой­не: они почувствовали интерес к предмету «география», к географической карте, без труда находили границы и города, обогатили запас слов и представлений.

Но рядом с положительным — страшный признак огрубения и одичания. Ответственность — на семье, на школе, на детском садике, на обществе в целом, на всех взрослых, на педагогах и воспитателях, на окружающей обстановке, на простой человеческой совести, которая зовет взрослых в иной путь из-за наших детей и будущего общества. Так думает М. М. Рубинштейн.

Итак, среда, семья, взрослые (педагоги, учителя, воспитатели) — главнейшие элементы, влияющие на итоги реализации государственной политики в области административно-правовой защиты детства. Пусть они, взрослые, будут человечны, и за ними по той же колее пойдут дети. Способность их к борьбе в современных условиях на этом пути только повысится. Повести детей по человеческому пути можно без особого труда, так как дети сами склонны к нему14.

«Дети порицают жестокость и варварство вне военных нужд. Это размежевание в детском сознании дает благоприятную почву для борьбы с огрубением. Необходимо ясно отдавать себе отчет, что все несправедливости и грубые ошибки наши отомстятся нам на наших детях. Зоологические методы борьбы несут разрушения на все стороны — и побежденному, и победителю. В этом смысле официальная Германия, мчащаяся на всех парах по потоку шовинизма и насилий и погружающая своих детей с головой в эту атмосферу, летит прямо к пропасти. Наша задача — уберечься от этого рокового пути»15. С этой целью представляется необходимым детально разобраться с особенностями административно-правовой защиты детства в годы Первой мировой вой­ны, чтобы использовать самые лучшие наработки дореволюционной управленческой системы в сфере защиты прав и свобод каждого ребенка.

1.2. Административно-правовая защита детства в России: понятие, основные элементы, принципы

Исследование сущности и особенностей административно-правовой защиты детства в России заставляет более всего обратиться к одному из главнейших по важности ее периодов, а именно к периоду положения детства в России в годы Первой мировой вой­ны, на протяжении которой происходили революционные перемены в деле реформирования функционирования государственного аппарата в области защиты детства. Но раскрытие института административно-правовой защиты детства невозможно без обращения к истории вопроса защиты прав ребенка в мире вообще и в России в частности. Позволим себе пофилософствовать, но не беспредметно, а в привязке к обозначенной теме в ее историческом развитии. Что есть история человечества, кроме истории развития исторических формаций, эволюции самых разных цивилизаций, истории (государственных) этносов и культур, истории вой­н, демократий, разработки прогрессивных и непрогрессивных законов, создания цивилизованных и нецивилизованных форм общественной морали?.. И кроме многого другого, что стоит за многоточием. История человечества — это еще и непрекращающаяся, постоянно изменяющаяся история взаимоотношений взрослых и детей, родителей и детей, смены поколений, государства и детей, протекающих на фоне проблем каждого частного человеческого дня, месяца, года, века. По большому счету без этого, в сущности, и нет истории. Таким образом и высвечивается символическая и одновременно реальная, очень конкретная фигура, названная и обозначенная простым и понятным всем нам словом «ребенок». Он, как и во все времена, продолжает оставаться не только центральной фигурой в семейном воспитании, но для государства (любого) — судьбой подрастающих поколений, а следовательно, его главнейшей заботой. С него (ребенка) начинается история проблемы, главным смыслом которой становится короткое, но такое емкое слово «защита» — защита прав ребенка, за которой и возникает медленное, эволюционное зарождение и развитие института административно-правовой защиты прав и свобод детей.

Эволюции в мире приводили к постоянному развитию социально-семейных отношений. На разных этапах самые передовые демократии сталкивались и продолжают сталкиваться с различными проблемами подростковой преступности и массовой беспризорности, с высокой смертностью детей (из-за, во-первых, плохого и недостаточного медицинского обслуживания, во-вторых, из-за военных конфликтов), укоренившимися в обществе опасными социальными пороками, низким уровнем жизни семей.

Время показало, что данные проблемы в мире настолько сложны, особенно в период вооруженных конфликтов, что решение их не под силу отдельным, пусть даже и высокоразвитым, странам и государствам и требует объединения усилий всего человечества. Эти факторы и привели к созданию и постоянному совершенствованию механизма административно-правовой защиты детства16.

Права ребенка — главная цель и важнейший инструмент любого цивилизованного правового государства, стремящегося обеспечить свободу, благосостояние, достоинство, безопасность детей, избавить их от пагубных последствий дестабилизации общества.

Административно-правовая защита детства занимает особое место в системе правозащитной политики любого государства и представляет собой совокупность юридических механизмов, средств, способов, направленных на обеспечение наиболее полной реализации ребенком правовых возможностей, закрепленных в законодательстве, на пресечение их нарушений, восстановление нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также предупреждение нарушений общепризнанных прав, свобод и законных интересов.

В настоящее время соответствующих нормативных правовых документов (законов, постановлений, указов) более чем достаточно, ребенок же нуждается в практических шагах государства и различных правозащитных организаций по их внедрению в жизнь, в практику детства, в наиболее успешную интеграцию в общество, в соблюдение гарантий по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, что отчетливо проявилось в годы Первой мировой вой­ны и является актуальным в настоящее время.

Сегодня в административно-правовой защите детства участвуют органы опеки и попечительства, прокуратура, полиция, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав и другие государственные и общественные организации, центры социальной помощи семье и детям, центры экстренной психологической помощи по телефону, социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних, а также центры помощи детям, оставшимся без попечения родителей. Число общественных организаций растет с каждым годом. В основе их деятельности лежат нормы международного права, и первая среди них — Конвенция ООН о правах ребенка17 (воплотившая в себе положения важнейшего документа — Женевской декларации прав ребенка, разработанной в годы Первой мировой вой­ны и принятой в 1924 году).

Необходимость постоянного совершенствования реализации механизма административно-правовой защиты детства обусловливается главнейшей ее целью — обеспечением гарантий государственной защиты прав и свобод ребенка, их соблюдения и уважения государственными органами, органами местного самоуправления и должностными лицами, а также гражданами. Для иных государственно-правовых механизмов, также входящих в систему защиты основных прав и свобод, этот вид деятельности является лишь одним из направлений их функционирования. Кроме того, традиционно административно-правовую защиту принято рассматривать как своего рода государственно-властную деятельность, обеспечивающую эффективную реализацию правозащитной политики, что значительно повышает ее роль в системе государственного управления.

Между становлением эффективной административно-правовой защиты детства в России и зачатками ее развития — дистанция огромного размера, поглотившая усилия, в том числе и государств мира, и самой России, по выработке комплексных согласованных мероприятий по защите прав ребенка, его воспитанию, разработке новых законов, совершенствованию норм общественной морали и др.

Возникает некая историческая ретроспектива, в которой можно проследить усилия государства в деле зарождения института административно-правовой защиты прав детей.

Россия отметила 1150-летие российской государственности. Это богатейший исторический путь, величайшие исторические события и культурные завоевания, огромный практический самобытный, национальный потенциал, обретенный ею, в том числе и в решении проблем детства. Россия шла, развиваясь и прокладывая свою дорогу, свой путь к тому, что сегодня называется административно-правовой защитой, роль которой бесконечно возрастает.

Детские риски (рис. 1) — это недостаточное решение проблем в российском обществе в первой четверти XXI века. А ведь Россия пыталась их решать в своей истории еще в дореволюционный период, особенно в годы Первой мировой вой­ны (1914–1918 гг.), принимая меры по созданию системы административно-правового регулирования защиты прав ребенка. Жестокое обращение с детьми в России в настоящее время — это, по мнению автора, обескураживающий прецедент.

Рис. 1. Детские риски

Следует отметить, что административно-правовую защиту детства необходимо рассматривать на каждом историческом временном интервале. Не будет ошибкой утверждать, что в годы Первой мировой вой­ны в исследовании административно-правовой защиты детства необходимо выделять два важнейших периода ее развития: имперский (1914–1917 гг.), позволивший определить ее природу и сущность, и советский (1918 г.).

Чтобы оценить социальное значение «детского вопроса» в годы Первой мировой вой­ны, необходимо не только вскрыть условия, создающие нетерпимое положение, в котором находилось подрастающее поколение (в особенности беспризорные и брошенные родителями дети), но и обратиться к историко-правовым истокам данной проблемы, чтобы заимствовать из прошлого все то хорошее, что существовало в нашем Отечестве к 1914 году в отношении правовой и социальной защиты малолетнего ребенка в семье и обществе18.

Поддержку бесприютным и беспризорным детям оказали законодательные мероприятия, особенно во второй половине XIX века, а также различные филантропические общества и учреждения. Справедливым будет вспомнить имена известных историков права, внесших вклад в попытки решения проблемных вопросов административно-правовой защиты детства в России: М. Ф. Владимирского-Буданова19, К. А. Неволина20, А. И. Загоровского21, И. Г. Оршанского22, К. П. Победоносцева23, Н. Воскобойникова24, Е. Максимова25.

Первые попытки законодательной регламентации в области имущественной защиты прав и интересов детей связаны с усилиями церкви по законодательной опеке, отмеченными в Пространной редакции «Русской Правды» (систематический свод Правды Ярослава, его сыновей, внуков и Устав князя Владимира Мономаха)26, в «Домострое»27 (XVI век). Лишь к 1551 году регулирование отношений родителей и детей (по Стоглаву) выходит на государственно-правовой уровень. Правила отношения к детям читаются в Соборном уложении 1649 г., где говорится о телесных наказаниях детей, смертной казни за убийство родителей и лишь о тюремном заключении родителям на один год и церковном покаянии за убийство ребенка («а смертию отца и матери за сына и за дочь не казнити»28).

Сочинения К. А. Неволина, вошедшие в первый том «Истории российских гражданских законов», изданной в Санкт-Петербурге в 1851 году, составили введение и книгу первую «О союзах семейственных». Среди рассмотренных К. А. Неволиным вопросов особо следует выделить важнейшие для системы государственного управления защитой детства, а именно:

— о союзе родителей и законных детей;

— об установлении союза между родителями и законными детьми (законодательство до Петра Великого, со времени Петра Великого — с указами императрицы Екатерины II по конкретным мерам защиты малолетних детей, а также нормативными правовыми актами Александра I);

— о правах и обязанностях, в том числе личных, возникающих из союза между родителями и законными детьми, во-первых, от принятия христианства, во-вторых, со времен Петра Великого;

— о сущности власти родительской;

— о средствах власти родительской;

— об ограничениях власти родительской;

— о правах и обязанностях по имуществам (законодательство до Петра Великого, со времени Екатерины II);

— о правилах, регулирующих деятельность по опеке и попечительству над несовершеннолетними и изложенных как в Учреждении о губерниях 1775 г., так и после него;

— о местах, заведующих делами опеки, и подчиненности этих мест;

— о правах опекуна в отношении малолетнего и его (малолетнего) имущества29.

Особенно актуальными, как и в настоящее время, являлись исследования, посвященные сущности власти родительской. Вот как определено понятие этой власти: родители суть властелины над своими детьми; природная любовь к детям предписывает им долг дать детям пропитание, одежду и воспитание доброе и честное по состоянию30.

В 1826 году родителям вменено в обязанность обращать внимание на нравственное образование детей и стараться домашним воспитанием приготовить нравы их и содействовать видам правительства. Представляется важным, что еще в 1831 году было постановлено, что дети от 10 до 18 лет должны быть воспитываемы внутри России31! С какой укоризной звучит эта мысль для нас, живущих в XXI веке и «раздающих» своих детей направо и налево.

А что же дети? Дети долг имеют оказывать родителям: чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, — и служить им самим делом, словами же и речами отзываться о них с величайшим почтением, сносить родительские исправления и увещания терпеливо, без ропота, и да продолжится почтение и по кончине родителей32.

Статусами детей и их родителей интересовался заслуженный ординарный профессор Императорского новороссийского университета, доктор гражданского права А. И. Загоровский. В 1909 году в Одессе он создал и опубликовал «Курс семейного права», в котором рассматривается «действующее законодательство» «о личных отношениях между родителями и детьми», «о родительской власти», «о роде содержания», имущественные отношения, а также делается попытка анализа Общенемецкого и Итальянского кодексов и отвержение их как неудобных.

Наш закон обязывает детей не имущим средств родителям доставлять пропитание и содержание по самую смерть. Обязанность детей содержать родителей, находящихся в бедности и дряхлости, есть одно из древнейших постановлений нашего права33 — об этом гласят и «Русская Правда», и Псковская судная грамота, и Уложение Алексея Михайловича.

Так, по «Русской Правде» материнское наследство достается тому из сыновей, у которого мать жила и который ее кормил. В Псковской судной грамоте установлено, что если сын не прокормит отца или матери до смерти их, а потом захочет выделиться из общего хозяйства («дома»), то он лишается права на свою наследственную долю (ст. 53); а по Уложению Алексея Михайловича — «который сынъ или дочь отца и мать при старости не учнетъ кормить… и в томъ на нихъ отецъ или мать учнутъ Государю бити челомъ и такимъ детемъ за такiя ихъ дела чинити жестокое наказанiе, бити кнутомъ нещадно и приказати имъ быти у отца и матери во всякомъ послушанiи» (гл. 22, ст. 5)34.

А. И. Загоровский отмечает, что по отечественному праву издревле считалось обязанностью родителей заботиться о воспитании судьбы своих детей. Без согласия родителей дети не могли вступать в холопство, принимать монашество, а с конца XVII века родители должны были взрослых сыновей представлять на царскую службу35. Ссылаясь на право других стран и народов, профессор А. И. Загоровский:

— умело пользуется фразами «наш закон», «наше право», вычленяя особенности российского права и его законов;

— выделяет материал «о мерах против злоупотребления родительской властью», «о лишении родительской власти».

А. И. Загоровский замечает, что общее наше законодательство не дает подобных мер охраны (как в законах остзейских) на случай злоупотребления родителями своей властью. Самые безнравственные родители, поведение которых развращающим образом действует на детей, страдающих морально и физически, сохраняют всю полноту своей власти, как и родители безукоризненной нравственности и вполне чадолюбивые36. Так он ставит вопрос о необходимости анализа, изучения и сравнения мер охраны на случай злоупотребления родителями их властью.

Нельзя, однако же, сказать, чтобы законодательство наше оставляло без внимания злоупотребление родителями их властью и преступления последних по отношению к детям. Напротив, уголовный закон преследует такие преступления и даже усиливает за них наказания. Так, мы находим в нем следующие постановления. Родители, вовлекшие умышленно несовершеннолетних детей своих в ­какое-либо преступление, через употребление во зло своей властью или посредством преступных внушений, хотя бы они сами в том преступлении непосредственного участия не принимали, подвергаются за это высшей мере наказания, за те преступления в законе определенных (Уложение о наказаниях, ст. 1587). За причинение детям родителями увечья и повреждения в здоровье или умственных способностях наказания, положенные за эти преступления, возвышаются на две степени (ст. 1492). Родители, которые через явное, соединенное с жестокостью, злоупотребление властью побудят дитя свое к самоубийству, подвергаются заключению в тюрьме на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев с лишением некоторых особенных прав и преимуществ (ст. 1476)37.

Исследования по русскому праву, семейному и наследственному, оставил И. Г. Оршанский, напечатав их в Санкт-Петербурге в 1877 году и рассмотрев личные неимущественные отношения супругов, юридическую природу брака, личные отношения супругов относительно детей38, что особенно важно в свете темы настоящего исследования.

Автор высочайшего Манифеста от 29 апреля 1881 г.39, провозгласившего незыблемость самодержавия, друг Ф. М. Достоевского, профессор Московского государственного университета, известный своим трудом «Курс гражданского права», явившийся классиком российской цивилистики, К. П. Победоносцев посвятил свое творчество в том числе и анализу семейных отношений.

Он исследовал сущность самих семейных отношений, таких институтов, как брачный союз, опека и попечительство. Кроме того, уделил внимание решению проблемы усыновления и анализу отношений, возникающих при этом, не оставил без внимания вопросы, во-первых, наследования по закону, во-вторых, духовных завещаний. Часть вторая «Курса гражданского права» — «Права семейственные, наследственные и завещательные» — состоит из трех отделов:

1) семейные отношения;

2) вопросы наследования по закону;

3) понятие и сущность духовных завещаний40.

«Обзор истории русского права» профессора М. Ф. Владимирского-Буданова (издание второе, с дополнениями Н. Я. Оглоблина, 1888 года) касается снова взаимоотношений родителей и детей:

1) состава семейной власти;

2) лиц, подчиненных родительской власти, т. е. детей;

3) оснований и сущности семейной власти.

М. Ф. Владимирский-Буданов поясняет, что «основание родительской власти не есть ни частное (dominium), ни государственное (imperium), а potestas. Следует отметить, что это понятие у нас ближе к последнему, чем к первому. Титул власти у нас — государь-батюшка, государыня-матушка. Право родительской власти состоит более в управлении и суде, чем в частной экономической эксплуатации детей. Отношения детей к родителям характеризуются термином пиетет, которым обозначается внутренняя свободная подчиненность, а не внешняя принудительность повиновения. По русскому обычному праву семейная власть принадлежит родителям, а иногда одному из детей по выбору или семьи, или общины»41

...