Н. В. Акимова

Криминальная сфера российского общества:
эволюция и идейные основы государственного противодействия

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.97

ББК 67.51

А39

Автор:
Акимова Н. В. — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России).

Монография посвящена рассмотрению вопросов возникновения и становления криминальной сферы общества и развитию идей по государственному противодействию ей на различных исторических этапах становления Российского государства.

На базе проведенного системно-криминологического, философского, исторического и социологического анализа автор формулирует понятие и дает общую характеристику криминальной сферы современной общественной жизни, исследует различные формы криминального поведения, выступающие в качестве ее основы, а также влияние мировых религий и зарубежных идей на стратегию и тактику борьбы с преступностью. Акцентируется внимание на существенном (и по большей части негативном) влиянии либеральной западной идеологии на состояние правопорядка в стране и формирование современной государственной политики противодействия криминальной сфере российского общества.

УДК 343.97

ББК 67.51

© Акимова Н. В., 2020

© ООО «Проспект», 2020

ВВЕДЕНИЕ

Сегодня в российском обществе проблема преступности привлекает к себе пристальное внимание как ученых, так и общества в целом, что, строго говоря, не оригинально, поскольку сфера криминальной деятельности вызывала живой интерес исследователей во все эпохи. В настоящее время это объясняется тем, что одним из следствий системного кризиса общества, вызванного деструктивными социально-­экономическими и политическими изменениями последних десятилетий, стала практически неконтролируемая эскалация преступности. Масштабы и темпы роста преступности превратили ее в одну из самых серьезных угроз не только безопасности отдельной личности, но и стабильности и устойчивости российского государства. Несмотря на то, что официальная статистика в последнее десятилетие фиксирует неизменное снижение многих показателей преступности, нам представляется преждевременным делать вывод о стабилизации криминальной ситуации.

Так, по опубликованным на официальном сайте МВД России статистическим данным в 2018 г. было зарегистрировано преступлений на 3,3% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. Снижение регистрируемых преступлений отмечено в 60 субъектах РФ, что по сравнению с 2017 г., где этот показатель составлял всего 27 субъектов РФ, выглядит вполне оптимистично. Однако уже в январе-­декабре 2019 г. было зарегистрировано преступлений на 1,6% больше, чем за аналогичный период прошлого года. Снижение регистрируемых преступлений отмечалось лишь в 32 субъектах РФ1.

Безусловно, данные за двенадцать месяцев не могут кардинально изменить картину состояния, уровня и динамики преступности в стране, но проведенный нами анализ статистического материала за последние несколько лет позволил прийти к выводу, что реальное положение дел выглядит все же не столь благополучно, как это может показаться на первый взгляд.

Сравнив темпы прироста числа зарегистрированных преступлений по субъектам РФ за последние восемь лет (2012‒2019 гг.), нетрудно убедиться в том, что вопреки утверждениям об устойчивой тенденции снижения количества криминальных деяний в стране ситуация в сфере противодействия преступности представляется достаточно нестабильной. Об этом говорит тот факт, что большинство субъектов РФ за исследуемый период времени переходят из состояния весьма благополучных (где регистрируется наименьшее количество преступлений) в аутсайдеры. В целом же из 85 регионов (субъектов РФ) ни один из них не демонстрирует устойчивое снижение преступности за последние восемь лет.

Следует также отметить, что на фоне отмечаемого снижения количества отдельных видов преступлений их общественная опасность возрастает либо остается стабильно высокой. Так, например, если в 2012 г. с незаконным проникновением в жилище, помещение или иное хранилище совершалось 7,2% разбойных нападений, то в 2019 г. их стало уже 11,4%. Увеличилось количество преступлений, связанных с незаконным оборотом оружия: с 26,5 тыс. в 2012 г. до 26,6 тыс. в 2019 г.

Такая же картина наблюдается и по другим показателям состояния преступности: среди преступников увеличился удельный вес ранее судимых лиц: с 28,3%, в 2017 г. до 29,6% в 2019 г. Возросло количество преступлений, совершенных лицами, ранее совершавшими преступления (с 46,6% в 2012 г. до 58,7% в 2019 г.), а также увеличилось количество тяжких и особо тяжких преступлений, совершенных организованными группами или преступными сообществами: с 12,1 тыс. в 2016 г. до 15,6 тыс. в 2019 г. Причем их удельный вес в общем числе расследованных преступлений этих категорий вырос с 5,0% в 2016 г. до 7,4% аналогичного периода 2019 г. По сравнению с 2012 г., на 109,5% увеличился ущерб от совершенных преступлений: с 267,77 млрд руб. до 627,7 млрд руб2.

Следует отметить, что имеется ряд исследований, которые подтверждают, что реальная (фактическая) преступность в последние десять лет демонстрировала тенденцию к росту в среднем на 2,4% ежегодно3, из чего следует, что позиционируемое официальной статистикой снижение уровня преступности обусловлено, по всей видимости, не положительным эффектом осуществляемых мер, а спецификой ведомственной отчетности4. Подтверждением данной точки зрения являются состояние, уровень и динамика латентной преступности, которые не содержатся ни в одном официальном отчете, а также наличие своеобразных ножниц между неуклонным ростом регистрируемых сообщений о совершенных преступлениях и таким же стабильным ростом количества отказных материалов по этим сообщениям.

По экспертным оценкам таких ведущих отечественных ученых, как Б. Я. Гаврилов, К. К. Горяинов, С. М. Иншаков, Л. В. Кондратюк, В. В. Лунеев, В. С. Овчинский и др., с учетом колоссальной латентности (гиперлатентности) преступности ее реальный массив превышает регистрируемый в четыре-­шесть и более раз.

Характеризуя современную криминологическую ситуацию, следует отметить, что нарастающая криминализация всех сфер жизнедеятельности государства привела к тому, что социальный уклад жизни в стране постепенно приобрел черты асоциальности, для него стало характерным формирование своих специфических целей и задач, обусловленных преступными интересами и неправомерными, как правило, методами их осуществления.

Одной из характерных черт современного социума стала тенденция сращивания государства с криминалом. В этот процесс в той или иной степени оказались вовлечены практически все государственные структуры, включая правоохранительные органы, чему немало способствовало отсутствие правовых барьеров, девальвация политической значимости репутации, создание многочисленных правовых иммунитетов для судей, депутатов Государственной думы и т. д. В результате криминальные элементы, обладающие значительными экономическими и политическими ресурсами, получили возможность влиять на государственную политику путем воздействия на принятие разноуровневых властных и управленческих решений, приобрели широкое распространение такие явления, как политический патронаж, протекционизм и пр.

Вторая особенность социального уклада российского общества заключается в интенсивном процессе слияния властных структур с бизнесом. Обыденным явлением среди государственных чиновников стало совместительство с деятельностью в коммерческих организациях, влекущее за собой деформацию здоровой конкуренции, на смену которой приходят отношения, для которых характерно лоббирование интересов отдельных предпринимателей со стороны госслужащих путем их бюджетной поддержки, предоставления бюджетных гарантий при кредитовании, преференций при распределении госзаказа, продаже госсобственности, налогообложении, доступа к сырьевым ресурсам, незаконной выдачей премий, комиссионных, гонораров и т. д.

Такая социально деструктивная трансформация в деятельности органов управления постепенно приводит к тому, что круговая порука, семейственность, кумовство, протекционизм, фаворитизм, коррупция и т. п. повсеместно утверждаются (и воспринимаются) в качестве варианта нормы применения власти.

Характеризуя состояние современного социума, нельзя не отметить, что в последние годы российский бизнес стал теснее общаться с криминалом. Наиболее уязвимыми перед преступной экспансией оказались кредитно-­финансовая, внешнеэкономическая сферы, потребительский рынок и др.

Так, обыденным явлением в сфере экономической деятельности стал мошеннический толлинг — схема, посредством которой руководство хозяйствующих субъектов практически легально присваивает денежные средства, предназначенные для уплаты налогов, выплаты заработной платы работникам, инвестиций и т. п. Повсеместно практикуются так называемые «откаты» вместо уплаты налогов, различные способы легализации денежных средств, полученных не вполне законным, а зачастую и преступным путем. Наиболее широкое распространение здесь получили такие явления, как использование подставных компаний и выдача ложных кредитов, структурирование финансовых операций, конвертация валюты одного государства на валюту другого, а также различные варианты, связанные с индустрией азартных игр и многие др.

Следствием симбиоза госаппарата, криминальных структур и законного бизнеса стал запредельно высокий уровень теневой экономики и коррупции.

На сегодняшний день наша страна входит в пятерку стран с крупнейшей теневой экономикой5, а, как известно, большая доля теневого бизнеса в экономике государства негативно отражается на всем обществе, замедляя его позитивное развитие и затрудняя экономический прогресс. В частности, неучтенные доходы не облагаются налогами, что влечет за собой снижение доходов федерального госбюджета, растут коррупция и количество случаев превышения должностных полномочий. Непосредственная связь серой экономической активности с финансово-­банковской структурой провоцирует инфляцию и дезорганизует оборот платежных средств. Страдает рынок рабочей силы, ухудшаются условия труда, поскольку снижаются официальные зарплаты рабочим и служащим ввиду нарушения трудового законодательства учреждениями и предприятиями, занимающимися нелегальным бизнесом. Последние следует отметить особо, поскольку осуществляемая ими деятельность всегда связана с вовлечением преступной структуры в товарооборот и легализацией денежных средств, которые впоследствии реинвестируются в криминальную деятельность и с помощью которых лоббируются политические нужды преступной элиты.

Немаловажен и тот факт, что таким образом в бизнес-­среду проникает криминальный менталитет с его традициями, порядками, идеологией, провоцируя рост социальной напряженности. На этом фоне происходит девальвация идей законной деятельности, падает потребность в добросовестном исполнении профессиональных обязанностей, наблюдается сокращение инвестиций легальных участников рынка, подрывается имидж государства на международной арене.

Как уже отмечалось, неотъемлемой характеристикой современного российского социума стал высочайший уровень коррупции, фиксируемый практически во всех сферах жизнедеятельности. Более того, в последние годы наблюдается устойчивая тенденция его роста. Так, по данным официальной статистики, в 2018 г. было зарегистрировано 30 495 преступлений коррупционной направленности, что на 2,9% больше, чем за аналогичный период 2017 г. При этом количество фактов получения взятки увеличилось на 9,8%; дачи взятки — на 15%; посредничества в даче взятки — на 20,9%. За период январь-­декабрь 2019 г. совершено 309991 преступление коррупционной направленности, что на 1,6% больше, чем за аналогичный период 2018 г. Количество случаев получения взятки увеличилось на 14% по сравнению с аналогичным периодом 2018 г.; дачи взятки и посредничества в даче взятки на 21,5 и 32,5% соответственно6. С учетом коэффициента латентности эти цифры увеличиваются многократно, демонстрируя беспрецедентное распространение коррупционных отношений.

При этом следует констатировать, что коррупция в нашем обществе затронула практически все аспекты его жизнедеятельности, включая общественные отношения, связанные с госуправлением, бизнесом, деятельностью правоохранительных органов, воинской обязанностью, образованием, здравоохранением и многими другими. Весьма примечательно, что, будучи уголовно наказуемым, это явление стало носить достаточно открытый характер, легально афишируясь в интернете и иных СМИ, где без особых усилий можно получить информацию о предоставлении соответствующих услуг, тарифах и контактных данных.

Помимо обозначенных нами деструктивных явлений необходимо также отметить и ряд иных девиаций, имеющих негативную тенденцию и оказывающих серьезное влияние на развитие современного российского социума. К ним следует отнести наркоманию, алкоголизм, проституцию, беспризорность, бездомность; совершение преступлений и правонарушений лицами, не достигшими возраста юридической ответственности; укрывательство обывателем преступлений небольшой и средней тяжести и т. п.

Более того, произошедшие в последние десятилетия кризисные изменения в социальной, экономической, политической и иных сферах общества привели к тому, что ранее существовавшая социально-­политическая идеология перестала соответствовать современному укладу жизни и, не будучи скорректированной, стала постепенно вытесняться иными установками и ценностями, механизмами реагирования на трансформирующиеся общественные отношения, среди которых получают широкое распространение падение нравственности, культ денег, а также индивидуализм, национализм, региональный сепаратизм.

На сегодняшний день значительное число граждан демонстрирует весьма терпимое отношение к незаконным способам удовлетворения своих насущных потребностей. Асоциальное поведение, как вполне приемлемый способ достижения личного блага, негласно все чаще становится нравственной и социальной нормой, распространяясь на все сферы жизнедеятельности. Так, в результате проведенного нами опроса было выявлено, что более 30% граждан допускают (с различной степенью вероятности) наравне с законными путями решения возникающих жизненных проблем возможность использования противоправных и даже криминальных способов достижения цели. 21% россиян считает вполне допустимым самосуд (в той или иной форме) в качестве возможного способа защиты своих нарушенных интересов, осуществляемый как лично, так и посредством привлечения третьих лиц.

Почти половина респондентов полагают, что на сегодняшний день взяточничество является неотъемлемой составляющей жизнедеятельности современного человека, и относятся к этому вполне лояльно, а 34% опрошенных готовы использовать дачу взятки для облегчения и ускорения разрешения проблемных вопросов. О распространении этого явления свидетельствует и тот факт, что на вопрос: «Приходилось ли Вам, членам Вашей семьи, другим родственникам и знакомым решать проблемные вопросы с помощью дачи взятки?» — положительно ответили около 40% опрашиваемых. Схожие результаты представлены и другими исследователями.

Таким образом, масштаб распространения преступности, иных социально деструктивных явлений, степень заражения ими социума дают возможность констатировать наличие феномена, обозначенного нами как криминальная сфера общества, представляющая собой сферу общественной жизни, оказывающую деструктивное воздействие на социум, деформирующую социально-­позитивные ценности, установки, замещающая их нормами криминальной среды, стереотипами правонарушающего, в том числе и преступного, поведения.

Став достаточно значимой структурной составляющей российского социума, криминальная сфера стремится к расширению своих границ путем деструктивного воздействия на позитивные процессы, происходящие в обществе, обостряя социальные кризисы и конфликты. Вследствие этого легитимные, существующие на законных основаниях общественные отношения вытесняются, а на смену им приходят их криминальные аналоги и модификации.

Учитывая характер влияния криминальной сферы на российское общество, проблема ее нейтрализации из криминологической, правоохранительной проблемы превращается в проблему политическую, что обусловливает необходимость поиска новых подходов не только к осмыслению феномена криминальной сферы, но и к соответствующим мерам воздействия на нее в современных условиях.

Полагаем, что сдерживание темпов разрастания криминальной сферы невозможно без последовательной, социально обусловленной, научно обоснованной и четко сформулированной политики государства. Однако, к сожалению, существующая модель уголовной политики демонстрирует несостоятельность в решении насущных проблем, а ее модернизация носит в основном косметический характер и не меняет самого подхода к ее формированию. Считаем, что дальнейшее использование существующей модели уголовной политики может привести как к значительному снижению эффективности функционирования ее отдельных элементов, так и к утрате жизнестойкости социального устройства системы в целом.

На сегодняшний день представляется целесообразным существенное изменение сущности и содержания политики государства по противодействию криминальной сфере, формулирование ее идеологических основ с учетом объективных реалий, переходе к иным средствам как стратегического, так и тактического характера реагирования на преступные проявления.

Указанные обстоятельства обусловливают теоретическую и практическую значимость вопросов, касающихся поиска эффективной модели противодействия криминальной сфере современного российского общества, и определяют актуальность данного исследования.

Глава I.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КРИМИНАЛЬНОЙ СФЕРЫ ОБЩЕСТВА

1.1. Понятие, формирование и становление криминальной сферы российского общества

Преступность, как одна из составляющих истории развития общества, давно уже является неизменной частью цивилизации. Она существовала во все времена, изменяясь от эпохи к эпохе7.

Однако следует отметить, что, начиная с XX века, влияние преступности на жизнедеятельность общества существенно возросло и тенденция эта не только сохраняется, но и получает дальнейшее развитие. Влияние криминогенных факторов на все сферы общественных отношений приобрело более выраженный системный характер, что проявилось в увеличении уровня и темпов роста преступности, в изменении ее структурно-­криминологических характеристик и, как следствие, утяжелении ее социальных последствий.

Если в начале столетия преступность представляла интерес, главным образом, для уголовной полиции того или иного государства, то на рубеже третьего тысячелетия она стала уже мощной организованной силой, посягающей на безопасность всего социума и вторгающейся в самые различные сферы социальной жизни8. По мнению Г. П. Харчилавы, возникла новая социально-­экономическая реальность, заключающаяся в формировании устойчиво воспроизводящейся системы высококриминализированных отношений9. Такого же мнения придерживается А. И. Долгова, одна из первых обратившая внимание на трансформацию эволюционирующей преступности, переход ее на новый качественный уровень10. И действительно, если еще в недавнем прошлом преступность и ее лидеры являлись пассивным объектом государственно-­правового воздействия, то на сегодняшний день это уже активные субъекты противостояния правопорядку и обществу в целом, вследствие чего криминализация социального пространства приобрела угрожающие масштабы, позволяя утверждать, что в России существует и достаточно активно функционирует криминальная сфера общества11.

Однако представляется, что одной констатации широкого проникновения криминальной сферы и ее идеологии в российское общество явно недостаточно. Необходимо проведение научного анализа этого явления, вскрытие причин и изучение последствий его влияния на российский социум, а самое главное — требуется наметить пути по его преодолению, выработке научных практических рекомендаций по минимизации наносимого им ущерба. Насколько обоснована такая постановка вопроса, какова степень реальности угрозы и имеются ли аналоги подобного развития событий — вопросы эти, учитывая их принципиальный, неотложный и комплексный характер, нуждаются в специальном теоретическом анализе12.

Общество, как целое, является продуктом взаимодействия людей, и представляет собой исторически конкретную систему общественных отношений. Оно (общество), по мнению К. Маркса, является не объединением индивидов, а представляет собой совокупность тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся относительно друг друга13.

Эта система общественных отношений выступает как форма социальной организации их жизни. Как известно, формирование и развитие любого общества происходит в результате возникновения, столкновения и разрешения огромного количества противоречий на различных уровнях его жизнедеятельности. При этом люди — социальные группы, индивиды — включаются в существующую систему общественных отношений через свою деятельность. Исходя из этого, представляется, что различным видам деятельности присущи соответствующие общественные отношения — экономические, политические, правовые и т. д., а совокупность общественных отношений и связанной с ними деятельности представляет собой сферу общественной жизни14.

Общественное разделение труда в истории человечества обусловило выделение различных сфер общественной жизни. При этом следует подчеркнуть, что все сферы общественной жизни — экономическая, социальная, культурная, политическая, и т. д. — являются естественными структурными элементами общества, так как объективно обусловлены и обеспечивают его жизнеспособность, функциональность и всесторонность15. Отсутствие хотя бы одной из них приведет к тому, что общество перестанет быть пригодным для адекватной реализации потребностей людей. Вместе с тем, следует отметить, что в силу ряда естественных причин в общественной жизни помимо созидательных процессов наблюдаются и процессы дисгармонии, препятствующие позитивному развитию социума. История не помнит ни одного общества, где люди не совершали бы поступков, противоречащих сложившимся нормам социального поведения, правилам и ценностям. Во все времена общество пыталось подавлять такие формы человеческого поведения, поскольку резкие отклонения от определенной нормы, как в положительную, так и в отрицательную стороны угрожали стабильности общества, которая во все времена ценилась превыше всего. Такое поведение в социологии получило название девиантного (отклоняющегося от социальной нормы), крайней формой проявления которого является преступление16.

Как известно, при наличии в обществе или социальной группе многочисленных случаев деструктивных девиаций (таких, например, как алкоголизм, сексуальные отклонения, проституция, криминальное поведение, по сути являющихся неотъемлемым элементом жизнедеятельности общества) происходит дезорганизация культуры, разрушается сложившийся в обществе порядок, сдерживаются темпы развития общества, угрожая его стабильности17.

Однако далеко не все так однозначно. Следует отметить, что любая социальная норма, принята она по неписаной традиции, либо законодательно, — явление весьма относительное, равно как и один и тот же поступок может считаться в одном обществе положительным, а в другом — оцениваться как социальная патология. Так, например, если во Франции или Голландии проституция легальна, и большинство граждан относятся к этому явлению вполне лояльно, то в других странах, даже тогда, когда она носит законный характер, она не одобряется общественным мнением и считается девиантной формой поведения, а в ряде же случаев это и аморально, и противозаконно.

Подобные ситуации возможны и в рамках одного государства, где действует единое законодательство, но проживают народы, следующие в быту разным традициям, особенно если эти традиции поддерживаются религиозными нормами. Так, соединение российскими мусульманами «духовного» и «светского» в единую реальность при явном доминировании религиозного элемента в общественной и личной жизни нередко порождает ситуации, в которых при осуществлении, исполнении и соблюдении социальных норм мусульмане попадают в ситуацию выбора между требованиями норм шариата и правовых норм Российской Федерации (например, в соответствии с исламским правом жена мусульманина не имеет права свободно выбрать род занятий, место пребывания и жительства; не имеет равенства в вопросах жизни семьи. Мужчина имеет право иметь четыре жены, а женщина только одного мужа, при этом мужчине-­мусульманину можно жениться на иудейках и христианках, женщина же может выходить замуж только за мусульманина и т. д.)18.

Таким образом, девиантное с позиции права, поведение может быть нормальным с точки зрения моральных норм, и наоборот.

Несмотря на давно устоявшиеся и доминирующие в криминологии взгляды на преступность, как на однозначно паталогическое явление, препятствующее развитию общества, представляется целесообразным отметить, что существуют и иные подходы, в соответствии с которыми социальные отклонения играют в обществе двойственную роль. С одной стороны, они представляют угрозу стабильности общества, с другой — поддерживают эту стабильность, способствуя установлению и поддержанию приемлемого поведения, социальных и нравственных границ в обществе.

Так, еще в XIX веке Э. Ферри писал, что преступность оказывает некоторое позитивное влияние на общество, в том смысле, что она «высвечивает» его болевые проблемы и помогает вырабатывать пути «излечения от них», подобно тому, как боль или даже болезнь могут быть полезны для человека как индикаторы его нездоровья19. Подобных взглядов придерживался и Э. Дюркгейм, подробно обосновав их в работе «Норма и патология». Признавая в целом патологический характер преступности, он утверждал, что социально отклоняющееся поведение и преступность — вполне нормальные, более того, неизбежные и неистребимые явления, без которых невозможно прогрессивное социальное развитие, и, что преступность является одним из факторов общественного здоровья, неотъемлемой частью всех здоровых обществ20.

При этом он отмечал, что нормальным является само существование преступности, при условии, что она достигает, но не превышает уровня, характерного для общества определенного типа21.

Дюркгейм также писал, что для того, чтобы получила возможность выражения индивидуальность идеалиста, чьи мечты опережают время, необходимо, чтобы существовала и возможность выражения индивидуальности преступника, стоящего ниже уровня современного ему общества, поскольку одно немыслимо без другого22. Он считал, что в противном случае, будет замедляться развитие общества. Отсюда, ненормальным представляется любая крайность: и аномия, выражающаяся в крайне высоком уровне преступности, и стагнация — крайне низкий ее уровень.

Таким образом, вполне логичным представляется утверждение о том, что перманентное существование преступности в обществе обусловлено необходимостью выполнения ею неких социальных функций, на что указывал и Г. Тард, утверждавший: «Если бы дерево преступности со всеми своими корнями и корешками могло быть когда-­нибудь вырвано из нашего общества, оно оставило бы в нем зияющую бездну»23.

Как известно, преступность имеет порог количественного и качественного насыщения, за которым она из криминологической, правоохранительной проблемы превращается в проблему политическую. На наш взгляд, когда преступность достигает глобальных масштабов, организационно оформляется, укрепляет внутренние и внешние связи, приобретая в той или иной степени устойчивый характер, представляется возможным вести речь о формировании криминальной сферы общества, являющейся по сути результатом развития деструктивного сегмента оного24.

Вместе с обществом (будучи неотделимым от него), криминальная сфера прошла долгий эволюционный путь, в процессе которого складывалась ее структура, формировались особенности и «механизмы выживания» в обществе. Эволюция криминальной сферы общества — неотъемлемая часть истории развития общества, социальные, экономические, политические и другие процессы которого всегда отражались на процессе формирования криминальной сферы.

По мнению многих ученых, далеко не во всех формах коллективной ассоциации нарушение установленных в обществе правил поведения принимало массовый характер, несмотря на то, что оно являлось постоянным спутником человечества на всем протяжении его развития. Так, К. Маркс в работе «Капитал» писал, что преступности не могло быть при родовом строе ввиду специфики его социально-­экономических и духовных отношений.

С точки зрения известного американского историка и этнографа Л. Г. Моргана, первобытная община представляла собой естественно сложившийся коллектив, который возник одновременно с возникновением самого человеческого общества и возникновением производства. Для такой формы организации совместного хозяйства характерны сравнительно замкнутая человеческая ассоциация, единый образ жизни, единое верование и культовые обряды, единая система ценностей, а также относительная отчужденность от других подобных ассоциаций по принципу «свой — чужой».

Ф. Энгельс, характеризуя общину, писал, что эта простая организация вполне соответствует общественным условиям, из которых она возникла. Она представляет собой не что иное, как свойственную этим условиям естественно выросшую структуру; она в состоянии улаживать конфликты, которые могут возникнуть внутри организованного таким образом общества. Следует добавить, что это была и довольно устойчивая, стабильная система жизнедеятельности. Жизнь индивида полностью определялась жизнью всей общины, поскольку в силу необходимости выживания имел место коллективный образ ведения хозяйства и добычи пищи. Человек находился в постоянном окружении себе подобных, удовлетворяя свои потребности в рамках группы. Такой коллективизм был не просто автоматическим следствием коллективного производства, а являлся необходимым условием выживания в условиях присваивающего хозяйства, с его низкой производительностью труда и частой нехваткой пищи25. Община заботилась о нормальном развитии своих членов, защищала по мере сил от всевозможных ударов природы, так что индивид постоянно чувствовал поддержку внутри нее.

Как известно, регуляторами поведения в первобытном обществе выступали обычаи, которые одновременно являлись и правилами общежития, и предписаниями религиозного характера. Обычаи упорядочивали процесс труда и потребления. Ф. Энгельс писал: «Без солдат, жандармов и полицейских, без дворян, королей, наместников, префектов или судей, без тюрем, без судебных процессов — все идет своим установленным порядком. В большинстве случаев вековой обычай все регулировал»26. Обычай был абсолютной истиной. Он являлся основой коллективного нравственного сознания, в соответствии с которым строилась жизнь всей общины.

Г. В. Ф. Гегель, характеризуя свойства регулятора поведения в первобытном обществе, писал, что действующий закон стихийно образующихся форм поведения не подвергался критическому исследованию, а являл собой нечто последнее, на чем нравственное сознание успокаивалось27. При выборе вариантов поведения обычай выступал для каждого истиной в последней инстанции. Существующее положение достигалось посредством того, что обычай предполагал не только общепринятость, но и общепризнанность содержащихся в нем норм, то есть присутствовала простая убежденность в правильности сложившегося порядка. Основополагающим при этом являлось то, что нормы обычая действовали в интересах и во благо всей общины, положительно отражаясь на ее развитии28. Никто из членов общины не сомневался в справедливости обычая, поскольку он был освящен временем, религиозными ритуалами и всем образом жизни общины.

В качестве древнейшего регулятора общественных отношений выступала также мифология, которая, глубоко укореняясь в человеческой психике, придавала обычаям еще больший авторитет и обеспечивала беспрекословное исполнение их предписаний, по сути представляя собой то, что в настоящее время принято называть механизмом государственного принуждения, отличаясь лишь тем, что воздействие мифов осуществляется не извне, а на уровне подсознания29.

Следует отметить, что любые посягательства на ценности, составлявшие основу существования людей того времени, автоматически влекли за собой самые жесткие меры наказания. Наиболее страшным из них являлось изгнание из членов общины, которое приводило к неминуемой гибели, поскольку на тот период времени никто не в силах был продолжать существование в одиночку. Это обуславливало боязнь индивида быть покинутым общиной, и он старался не нарушать установленных «табу». В конечном итоге подобное положение вещей приводило к тому, что в данной коллективной ассоциации нарушения установленных правил поведения носили единичный характер30.

Таким образом, коллективный интерес и общая система ценностей практически полностью предопределяли поступки индивида, имея лишь один образец для подражания, вынудить его следовать иной модели поведения могли только лишь чрезвычайные обстоятельства. Это свидетельствует о том, что на тот момент человеческое сознание было не способно выйти за рамки уже имеющихся стереотипов и вырабатывать новые, ранее не существовавшие варианты поведения. К тому же, что немаловажно, весьма эффективно действовал принцип неотвратимости наказания для всех членов общины, независимо от занимаемого положения31.

С разложением первобытнообщинного строя возникла не только иная форма организации общества — государство, но и иная система регуляторов поведения — право, в корне изменившее механизм регулирования общественных отношений. Разрушение общины повлекло за собой выделение индивидуального интереса, который, в свою очередь, став приоритетным, обусловил выработку новых, ранее не существовавших вариантов поведения, выходивших за рамки сложившихся ранее стереотипов32.

В новой социальной организации общества обозначившееся несовпадение интересов различных социальных групп проявилось достаточно ярко. Свидетельством тому явился тот факт, что нормы, принятые в качестве должного поведения в одной группе, нередко оказывались абсолютно неприемлемы для другой, что неизбежно вело к возникновению социального конфликта, первопричиной которого являлось противоречие между закономерно необходимой общественной нормой и фактически существующей33. Для устранения такого положения вещей общество вынуждено было конструировать общезначимые ценности, цели и образцы поведения, возводя их в ранг обязательных для исполнения. По мнению В. Н. Кудрявцева, данные образцы поведения должны были выступать как характеристика не только «должного», но и «сущего»34. В своей совокупности они образовали нормативные системы регуляции поведения.

Представляется, что нарушение установленных в обществе правил, постепенно принимавшее все более массовый характер, и привело к появлению таких понятий как преступление и преступность. Как справедливо отмечается в литературе, возникновение преступности по времени совпадает с формированием цивилизации, потому что лишь с разложением первобытнообщинного строя индивид освобождается от родовых уз и становиться личностью — субъектом, способным противопоставить себя общественным требованиям35.

На протяжении достаточно длительного периода истории российского государства преступность, как основной дестабилизирующий фактор общественного развития, в целом развивалась характерными для всего мира путями и носила достаточно примитивный характер. В большинстве своем ее содержание составляли государственные преступления: мятежи, сопряженные с попыткой завладения властью и государственной изменой, а также традиционные для России крестьянские восстания. Помимо этого, преступность выражалась в казнокрадстве и мздоимстве, а также широко распространенных вооруженных грабежах и разбоях, нередко сопровождавшихся убийствами36. В зависимости от тех или иных социально-­политических факторов, в отдельные периоды (особенно в условиях политической нестабильности) острота одних преступных проявлений заметно снижалась, других, напротив, возрастала, однако неизменным при любых условиях оставался высокий удельный вес общеуголовной преступности, в основном, корыстно-­насильственной, проявлявшейся преимущественно в убийствах, грабежах и разбоях37.

Следует отметить, что на становление и развитие отечественной преступности существенное влияние оказало крепостное право, спасаясь от которого, обездоленная часть крестьян стала стекаться в малообжитые места, создавая общины типа «воровских братств», «воровских артелей». При этом уходили в леса, (как, впрочем, и выживали) не забитые, глупые и смирившиеся, а наиболее сильные, хитрые и злые. Таким образом, происходил естественный отбор и зарождался российский преступный мир, представленный наиболее радикальной, агрессивной, нетерпеливой частью русского народа, со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Иными словами, это были представители еще не сформировавшегося, не ставшего еще тем, чем станет позже, но все-­таки уже преступного мира38.

Представляется целесообразным определиться, что же вкладывается в понятие «преступный мир». В большинстве случаев принято считать, что это некая совокупность лиц, совершающих преступления. Однако очевидное на первый взгляд утверждение нуждается в некотором уточнении. Вряд ли можно причислить к преступному миру лиц, совершивших на почве личной неприязни, как правило, в состоянии алкогольного опьянения, так называемые «бытовые преступления» или лиц, совершающих преступления на сексуальной почве. По нашему мнению, большая часть лиц, осужденных за совершение тех или иных преступлений, предусмотренных УК РФ, не имеет к нему никакого отношения. На жаргоне советских уголовников 70-х годов XX века, таких людей называли «пассажир». Емко и точно. Еще в более ранние времена в местах заключения эту категорию образно называли «от сохи на время»39.

На наш взгляд, понятием «преступный мир» охватывается та часть преступников, для которых, во-­первых, преступная деятельность является основным видом их деятельности, независимо от того, получают они от нее какой-­либо доход, или нет. Во-­вторых, это те преступники, которые поддерживают личные и профессиональные контакты с себе подобными, причем не только по поводу совершения ими конкретных преступлений, но и в связи с более широкими общими интересами, специфическим образом жизни, определяемым криминальной деятельностью, создавая и пользуясь совместно с ними нелегальной инфраструктурой (подпольные паспортные столы, гостиницы, казино, пункты скупки краденного и т. д.)40.

И, в-­третьих, это те преступники, которые без какого-­либо воздействия извне признают сложившуюся иерархическую структуру сообщества себе подобных и придерживаются общепринятых в данной социальной общности системы ценностей и правил поведения, причем как в местах лишения свободы, так и за их пределами.

Представляется, что лица, отвечающие обозначенному нами, безусловно, далеко не полному перечню признаков, и есть представители преступного мира, то есть сам преступный мир. При этом мы сознательно уходим от термина «профессиональный», поскольку преступная, как и любая другая деятельность, априори предполагает определенный профессионализм.

Следует отметить, что, несмотря на определенную неоднородность, преступный мир практически всегда составлял единое целое. Государственные (политические) преступники, расхитители государственной казны и т. п., как правило, поддерживали контакты с представителями общеуголовной среды, более того, имея схожее мировоззрение, нередко сами пополняли ее ряды41. Так, например, многие «пламенные революционеры», отнюдь не считавшие себя преступниками, тем не менее не пренебрегали типично уголовными способами получения средств на политическую борьбу. Более того, опять же, в силу схожего мировоззрения ими использовались вместо собственного имени принятые в «преступном мире» клички, вроде «камо», «коба» и т. д. Ситуации же, описанные в произведениях В. Шаламова и ряда других авторов, вряд ли можно рассматривать как свидетельство разобщенности преступного мира, поскольку лица, пострадавшие в ходе сталинских репрессий в большинстве своем по сути являлись не преступниками, а жертвами внутриполитической борьбы.

Уже к концу XVII — началу XVIII в. в России складываются, хотя и достаточно стихийно, своеобразные корпорации бродяг, преступные артели, объединенные криминальной идеей, регулирующей внутренние отношения ее членов.

Исследователи преступного мира России (Г. В. Есипов, С. В. Максимов, M. М. Максимов, Г. Н. Брейтман, В. М. Дорошевич, M. Н. Гернет, В. И. Монахов, В. Чалидзе, Б. Ф. Водолазский, Ю. А. Вакутин, Л. А. Мильяненков, С. Я. Лебедев и др.) отмечали, что к началу XVIII в. встречались целые селения воров и разбойников, причем такое положение вещей было характерно для любого более или менее обжитого места России. При этом артели, кормившиеся разбоем и воровством, полулегально признавались государством. Так, например, крестьянские общины нанимали лихих людей для защиты от конокрадов, а сам найм регистрировался в полицейских участках. Существовали объединения по роду криминальной деятельности: воровские артели, разбойничьи шайки, артели нищих42, тюремные артели, которые распадались и вновь создавались в местах сосредоточения лиц с криминальными наклонностями. О группах конокрадов в царской России, которые насчитывали десятки человек и имели связи с полицией, упоминает в своих работах и А. И. Гуров43.

Как отмечает известный исследователь уголовного прошлого Российской Империи В. И. Чалидзе, главными отличительными чертами воровских артелей являлись: высокий уровень тоталитарности преступных ассоциаций, непризнание за членами воровского сословия права выхода из него, строгое соблюдение информационной замкнутости, жесткое наказание за измену и предательство44.

К этому же периоду относится появление традиций и «законов» преступного мира, которые сохранились до настоящего времени: внесение определенных сумм денег при вступлении в «воровское братство», необходимых для поддержания членов групп; проведение при этом специальных обрядов посвящения; наделение кличками; общение на жаргоне — «фене» (тайном языке офеней — бродячих торговцев-­коробейников) и др. Все это дает основания констатировать наличие альтернативного общества, условно именуемого «преступный мир»45.

Вместе с тем, представляется, что говорить о формировании криминальной сферы общества на этом этапе развития несколько преждевременно, и, прежде всего, потому, что преступность еще не достигла необходимого уровня организации и не приобрела достаточной степени влиятельности на социальные процессы. С любыми преступными проявлениями власть более или менее успешно справлялась при помощи традиционных, проверенных веками средств, хотя, справедливости ради, следует отметить, что и в те времена в их эффективности нередко возникали определенные сомнения46. В частности, В. С. Соловьев отмечал, что в конце 1722 года в Петербурге в один день казнили 24 разбойника: вешали, колесовали, вешали за ребра, однако столь жестокие казни не прекратили зла47.

Заметное укрепление и определенная сплоченность преступных элементов происходит в конце XIX — начале XX вв., вследствие чего преступный мир приобретает черты стройной организации, которая уже может противопоставить себя общественному порядку и закону. Этот период истории России был отмечен событиями, оказавшими весьма существенное влияние на развитие всех сторон общественной и государственной жизни, в том числе на дальнейшее становление российского преступного мира. Параллельно с развитием науки, техники, права и т. д. начался процесс создания новых, ранее не известных форм преступной деятельности; претерпевают модернизацию старые испытанные способы, возникают новые преступные профессии48. С. Я. Лебедев отмечает, что с ростом преступной квалификации появилась преступная специализация, а с ними возникло и новое качество преступности — криминальный профессионализм, развитие которого происходило и в прошлые века, однако в рассматриваемый период профессионализация преступной деятельности достигла невиданного размаха49. По мнению современников, профессионализация преступной деятельности достигла таких масштабов, что не было уже проявления общественной жизни, к которому преступной мир не приспособился бы для своей пользы50.

С этого времени представляется возможным говорить о том, что преступный мир вышел из изоляции. Теперь преступники собираются не только по поводу подготовки и совершения новых преступлений, но и для неформального общения, уже не избирая для этого тайные «пристанища», а открыто обосновываясь в определенных трактирах и ресторанах, не боясь осведомленности об этом полиции. Такое времяпрепровождение безусловно способствовало развитию более тесного «сотрудничества» — преступники активно обменивались опытом, связями и имеющимися сведениями. Как справедливо отмечает известный исследователь криминального мира В. М. Анисимков, именно деятельность индивида, в том числе и асоциальная или преступная, является материальной предпосылкой к сотрудничеству данного индивида с другими, с теми, кто близок к его ремеслу, взглядам, идеям, ориентациям, поскольку человек — существо социальное и всегда стремится принадлежать к какой-­либо престижной для него группе. Если же он, в силу разных причин, выбрал противоправную или антиобщественную деятельность, то со временем оказывается все более отчужденным от общественных формальных связей (семейных, служебных, профессиональных) и главных позитивных ценностей общества. Тогда, он с неизбежностью ищет моральные стимулы своей деятельности и защиту в группах себе подобных людей51. Как следствие, возникают (и уже не распадаются, как еще в недавнем прошлом) преступные корпорации; создаются взаимные, так называемые «кассы взаимопомощи» и псевдобанки, на средства которых впоследствии приобретаются легальные увеселительные и питейные предприятия, а также создаются подпольные места для реализации возможности временно скрыться от правоохранительных органов.

Свою лепту в данный процесс внесли получившие широкое распространение, в том числе и в России, идеи гуманизма, которые в определенной мере оказали влияние и на государственную политику. Наказания становились все более гуманными (отмена каторги, членовредительских наказаний), а их сроки стремились к минимуму. Как результат, профессиональные преступники, выходя на свободу после отбытия ими срока наказания (где, общаясь с себе подобными, они повышали свой профессиональный уровень, заводили новые связи), не только продолжали жить по правилам и законам преступного мира, соблюдая его традиции и обычаи, но и активно распространяли их среди новых членов своего сообщества. Благодаря этому, российская пенитенциарная система уже с XIX в. становится «университетом» преступного мира52.

В начале XX в. из традиций и обычаев прошлого складывается единый воровской «закон», по которому наиболее авторитетных преступников стали именовать «ворами в законе». При этом некоторые принципы деятельности сохранили актуальность и до настоящего времени. К таким принципам можно отнести решение сложных вопросов на «сходках», возрождение «общака» как материальной базы преступников, соблюдение «закона» мести за отход от соблюдения воровских обычаев53.

Таким образом, к концу XIX — началу XX века в Российской империи сложилось мощное, с предпосылками к объединению, сообщество преступников, характеризовавшееся жесткой иерархичной структурой, специфической системой политических, идеологических, правовых, нравственных, философских, религиозных и эстетических норм54. Однако, несмотря на наличие столь существенных предпосылок, дальнейшей организации российского криминала препятствовали два обстоятельства: отсутствие развитого транснационального рынка и сильная государственная власть. Существовавшее казнокрадство чиновничества не складывалось в слаженную, организованную структуру, поскольку оно не было связано с теневой экономикой, подпольным производством и нелегальным капиталом, а носило скорее местнический, изолированный характер. В отличие от B. C. Овчинского, который считает, что в предреволюционный период (1917 г.) в условиях экономического и политического кризиса в стране возникла торгово-­финансово-­промышленно-­чиновничья организованная преступность55, нам представляется, что это не совсем так, поскольку она на тот момент все же была еще достаточно зыбкой, аморфной и не до конца оформленной. Дальнейшей консолидации преступного мира воспрепятствовала Октябрьская революция и гражданская война56.

В период построения социализма в СССР власть прочно находилась в руках тоталитарной системы, что не давало развернуться преступности, носящей большей частью общеуголовный характер, без претензий на возможность использования административного ресурса. Благодаря этому, предпосылки формирования криминальной сферы общества, сложившиеся в предыдущий период, на этом этапе развития общества не могли получить необходимого развития57. Криминальный мир не только не предпринимал попыток внедриться в общество, но и наоборот, всячески обособлялся от него, замыкаясь в себе.

Характерной особенностью той эпохи явилось структурное оформление криминального менеджмента в лице так называемых «воров в законе». Основой их идеологии было презрительное отношение к собственности и излишкам. Этим объясняется тот факт, что для многих представителей преступного мира того времени идеалом «вора в законе» считался бессребреник — преступник, у которого отсутствовала любая собственность. По словам А. А. Сидорова, само непризнание ворами права собственности являлось в то время способом отвергать для себя социальные связи с обществом58.

Новые силы и возможности развития криминал получил в период «хрущевской оттепели». Ослабление давления государства привело к активизации общества, в том числе и преступной деятельности59. Из мест лишения свободы вышли десятки тысяч людей, привнося в повседневную жизнь то, что впитали в себя за долгие годы, проведенные в заключении. Криминальные традиции, обычаи, «законы» стали укрепляться в сознании целых поколений правонарушителей, предопределяя далеко идущие последствия, а именно: они нашли живой отклик и участие у окружающих, и что немаловажно, у молодежи, которая весьма активно стала пополнять армию преступников. Имея определенные представления об идеологии преступного мира, весьма значительная часть молодых людей не только сочла ее вполне приемлемой в повседневной жизни, но и придерживалась ее, используя в качестве поведенческой нормы, поскольку она содержала четкие и понятные всем правила поведения, базировавшиеся на определенной нравственной основе. Традиции, характерные для преступной среды стали проникать даже в Вооруженные Силы СССР, чему немало способствовал призыв в армию (в частности, в строительные войска) ранее судимых лиц. Кроме того, преступный мир активно отреагировал на проводимые в стране экономические и правовые реформы, приобретая в обновленных социально-­экономических условиях иное качественное состояние.

В шестидесятых-­семидесятых годах на территории СССР почти полностью был ликвидирован бандитизм60. Но уже с середины шестидесятых, новым, и едва ли не самым прибыльным видом преступной деятельности становится организация подпольного производства. Особую привлекательность этой деятельности придавало некое подобие легальности.

28 ноября 1969 года ЦК КПСС и Совмин СССР было принято Постановление № 910, которым утверждался Примерный Устав колхоза. Пункт 17 данного устава открывал предприимчивым людям весьма широкие возможности, абсолютно немыслимые в условиях диктатуры пролетариата. В частности, для колхозов предусматривалась возможность создавать и развивать подсобные предприятия, а также различные промыслы; вступать в договорные отношения с промышленными предприятиями и торгующими организациями по созданию в колхозе филиалов (цехов) для производства различных изделий и товаров силами колхозников в периоды, свободные от сельскохозяйственных работ61.

Это послужило толчком к массовому возникновению предприятий, которые под прикрытием легальной деятельности развернули масштабное и сверхвыгодное производство остродефицитных и, соответственно, прибыльных товаров, используя для этого оборудование и людские ресурсы (включая руководителей) легального производства, и сырье, которое зачастую было получено не только из легальных источников, но и незаконным путем. В результате, так называемые «цеховики» извлекали доходы, несопоставимые ни с каким иным видом преступной деятельности. Так стала возникать нелегальная «теневая» экономика. Постепенно происходило накопление теневого капитала, приобретался опыт внеправовой работы в условиях неразвитой конкуренции, правового нигилизма и жесткой «опеки» со стороны преступных группировок62.

Существование теневой экономики и теневого капитала на противозаконной основе не могло остаться незамеченным должностными лицами органов власти и лидерами «преступного мира», увидевшими в этом источник обогащения. Организаторы нелегального производства, в свою очередь, не могли обойтись без поддержки чиновников и помощи авторитетов преступного мира. В результате сложившейся ситуации и благодаря проникающей во все сферы жизнедеятельности людей коррупции, ставшей обычным явлением советской и российской действительности, возникли и окрепли организованные преступные структуры, «патронируемые» властью, которые обслуживали теневой капитал и коррумпированных чиновников63. Современники констатировали, что в стране возникли «...не просто гнездовья, а целая система расхитительства, взяточничества по горизонтали и вертикали во многих отраслях производства, снабжения, быта и торговли»64.

Таким образом, происходила дальнейшая консолидация различных элементов криминальной среды, изменялись ее количественные и качественные характеристики65.

К середине 80-х гг. специалисты уже стали говорить о системной структуре организованной преступности, отдельных ее элементах, функционально-­генетических связях, задачах, сферах криминальной деятельности. Ядро преступности составили: коррумпированная часть партийно-­государственной бюрократии, организаторы нелегальных производств и лидеры (авторитеты) уголовного мира. Произошло срастание на определенном уровне общеуголовной преступности с государственным аппаратом66. Как отмечал В. В. Лунеев, экономическая форма организованной преступности была в СССР основной, она существовала внутри государственных образований или параллельно с ними, была обусловлена практикой распределительных отношений и неповоротливостью государственной «ничейной» собственности, что позволяло безнаказанно перекачивать государственные ресурсы в теневую экономику67.

Исходя из вышеизложенного, представляется возможным констатировать, что к 80-м гг. в СССР сформировалась структура криминальной сферы общества, представлявшая собой иерархическую систему в виде пирамиды. Вершину ее составляли представители преступного мира в лице уголовных авторитетов, дельцов теневой экономики и коррумпированных представителей партийной номенклатуры, выполнявшие управленческие, организаторские и идеологические функции, а основание складывалось из рядовых расхитителей, спекулянтов, и т. п. правонарушителей. При этом следует отметить, что власть еще обладала достаточным ресурсом, чтобы ограничивать возможности криминальной пирамиды, а потому криминальный мир еще не достиг той степени развития, чтобы подменить собой мир формальных отношений.

С началом перестройки, в результате непродуманно проведенной антиалкогольной компании, лидеры уже сложившейся криминальной пирамиды получили дополнительные возможности увеличения криминального капитала, еще более упрочив возможности влияния на все сферы общественной жизни при одновременном ослаблении этого влияния со стороны государства. Особую роль в этой ситуации сыграл Закон СССР от 26 мая 1988 г. № 8998-XI «О кооперации в СССР», который предоставил широкие возможности легализации денежных средств, нажитых преступным путем, что, в свою очередь, явилось универсальным инструментом для проникновения в легальные социальные институты68. Вследствие произошедших изменений «пирамида» криминальной сферы заметно расширилась, беспрепятственно проникая во все другие, ранее непораженные части (сферы) общественного организма.

Упразднение тотального контроля дало возможность отмывать, оборачивать, конвертировать и контролировать огромные финансовые потоки, что вывело криминал на новую ступень функционирования — контроль над экономикой и, иногда опосредованно, а иногда и напрямую (например, в случаях внедрения в выборные органы государственной власти или руководство общественными организациями) — над политикой69.

В результате передела государственной собственности в руках криминальных структур оказались не только предприятия, но и целые отрасли промышленности. При этом особенность российской приватизации проявилась в том, что проникновение криминальных групп в легальную экономику не сопровождалось соответствующими нормативными изменениями. Напротив, поскольку в деятельность новой экономической и политической системы были привнесены преступный опыт и традиции, криминальные нормы нелегальной экономики начали входить и в легальный сектор70. Таким образом, частный капитал наследников Советского государства был криминализирован изначально71.

Поскольку государство не смогло обеспечить должного управления реформированием общества, было утрачено доверие со стороны последнего, и произошло его отчуждение от основных институтов государства. Большинство граждан оказались неподготовленными к активному включению в систему рыночных отношений, что, с одной стороны, обусловило их повышенную виктимность в новой обстановке, а с другой — стимулировало криминальное поведение72.

Учитывая, что степень правопослушности населения снижается в результате невыполнения государством своих социальных обязательств перед гражданами (отсутствие адресной поддержки социально незащищенных слоев, массовые невыплаты заработной платы, пенсий, пособий и пр.), вполне закономерно, что криминализация российского общества, возникшая в результате исторического слома советского строя, приняла глобальные размеры73. Преступность в политической, экономической и духовной жизни России стала играть существенную роль. Преступный мир стал пополняться нетипичными кадрами — лицами, прошедшими специальную подготовку в Вооруженных Силах, МВД, различных спецподразделениях, которые использовали полученные специальные навыки в криминальных целях. Данный процесс сопровождался не только возникновением новых криминальных субъектов, для которых не существовало различия между социально-­нормальными и корыстно-­преступными способами как приобретения (накопления) собственности, так и капитализации денег, имущества, интеллектуальных ресурсов, но и распространением новых опасных видов криминальной деятельности, таких, как, например, использование потерпевших для трансплантации органов, незаконное усыновление и т. д.74

Организованная преступность стала теснить и постепенно поглотила и качественно преобразовала значительную часть общеуголовной преступности. Если ранее представители преступного мира избегали контактов с представителями власти, то на этом этапе активно внедряясь в органы власти, государственные и общественные институты посредством подкупа, устрашения, дискредитации и устранения неугодных государственных и политических деятелей, криминалитет стал активно использовать административно-­властный ресурс в собственных целях.

Таким образом, постепенно произошло массовое вытеснение прежних «воров в законе» и присущих им взглядов и традиций новым поколением преступников, которые не дистанциировались, как в прошлом, от общей социальной среды, а наоборот, активно в нее внедрялись, привнося свои новые нормативы поведения75.

Как отмечал Ю. М. Антонян, человек не может жить без преступления, т. е. преступление есть естественный, привычный, давно известный способ решения возникающих проблем. Однако опасно не только само преступление по своей сути, но и те размеры и формы, которые оно стало приобретать76. Представляется, что масштабы преступности в обществе характеризуются не только и не столько ее количественными характеристиками, сколько ростом качественного разнообразия сфер и способов совершения преступлений, а, следовательно, и организационно-­структурным усложнением криминализации общества в географическом измерении, созданием и трансформацией качественно новых криминальных субъектов в местные, региональные, национальные и транснациональные структуры (формы).

Следует подчеркнуть, что далеко не последняя (если не ведущая) роль в данном процессе принадлежит государству, которое посредством формирования и реализации соответствующей политики либо способствует (прямо или косвенно) процессу криминализации общества, либо препятствует этому. Так, вводимые государством запреты на потребление алкоголя, наркотиков, на азартные игры, гомосексуализм, проституцию, порнографию, аборты, частное предпринимательство, обмен валюты и т. д., и т. п. создают соответствующие и сопутствующие типы преступности. С этой точки зрения, преступные связи и отношения возникают там и постольку, где и поскольку, объективная потребность в организации и координации экономической деятельности не получает адекватного отражения в организационной и нормативной структуре экономики как социального института77.

Как известно, преступные деяния совершаются представителями всех слоев общества, при этом так называемая беловоротничковая преступность по количественным показателям вполне соотносима с преступностью малоимущих. Другой вопрос, что, по большому счету, каждой социальной группе присущи свои типичные преступления. Так, например, должностным лицам, интеллектуальной элите, представителям власти нет смысла совершать грабежи, разбои и прочие общеуголовные преступления. Эффективность от различных злоупотреблений своим положением, незаконного использования в своих интересах имеющихся ресурсов и т. п. безусловно значительно выше, а, следовательно, и совершение таких преступлений представляется наиболее целесообразным. Тем более, что принцип неотвратимости наказания срабатывает в отношении представителей элиты не так часто, как хотелось бы. Этому безусловно способствует современная тенденция сращивания государственных структур с бизнесом и криминалом, проникновение в бизнес-­среду криминального менталитета, с его традициями, порядками и идеологией.

Следствием такого симбиоза стало широкое распространение коррупции, протекционизма, политического патронажа и т. п. явлений.

Весьма показательны результаты, полученные неправительственной международной организацией Transparency International, которая уже более 20 лет ежегодно рассчитывает уровень восприятия коррупции в различных странах на основе опросов экспертов и бизнесменов, используя шкалу от 0 до 100 баллов, где 0 — очень коррумпированный, а 100 — очень чистый. В 2018 году наша страна продлила негативную тенденцию, заняв 138-ю позицию среди 180 участников, получив только 28 баллов (наравне с такими странами, как Иран, Мексика, Ливан, Папуа-­Новая Гвинея78.

Доля теневого бизнеса в экономике страны достигла запредельно высокого уровня, замедляя позитивное развитие общества, затрудняя экономический прогресс и провоцируя рост социальной напряженности. Согласно опубликованным материалам Федеральной службы по финансовому мониторингу в 2018 году теневой сегмент в общем объеме ВВП РФ составила более 20 триллионов рублей, что в процентном отношении к общему внутреннему валовому продукту составляет примерно 20%. По информации, представленной Международным валютным фондом уровень российской теневой экономики достаточно продолжительный временной период держится в диапазоне от 30‒40%79.

Таким образом преступность институализируется, о чем свидетельствует выполнение ею таких функций социального института, как упрощение социальных связей, консолидация и реструктуризация отношений в системе социальной стратификации, ускорение и упрощение процедуры принятия координационных решений путем сокращения бюрократических барьеров, и т. д.

В связи с этим особенно важно отметить, что в настоящее время преступный мир уже не является незначительным сегментом в структуре общества — он стал активным участником общественной жизни, оказывающим существенное воздействие на все ее грани, что проявляется в деформации ценностно-­нормативной, образовательной, культурологической системы общества, размывании и девальвации социально-­позитивных ценностей, установок, стереотипов поведения; культивировании ценностей и норм криминальной среды, стереотипов правонарушающего, в том числе и преступного, поведения. Как отмечают специалисты, наблюдается активное сближение преступной субкультуры с нравами современного кризисного общества, в котором идет война всех против всех80.

Таким образом, в пореформенной России существенное ослабление государственной власти и масштабная либерализация экономики стали главными благоприятными условиями развития криминальной сферы. Бизнес в Российской Федерации приобрел криминальные черты, национальная криминальная элита в экономике России достаточно прочно закрепила свой статус и имущественное положение81.

Исходя из вышеизложенного, можно констатировать, что на рубеже веков в России сложилась достаточно оформленная структура криминальной сферы общественной жизни. Криминальная сфера, являясь, в свою очередь, важным структурным элементом современного общества, занимает в нем все больший удельный вес, оказывая разрушительное воздействие на иные сферы общественных отношений, стимулируя обострение социальных кризисов, негативно влияя на экономические, политические, социокультурные, нравственно-­правовые процессы в социуме. В целом этот процесс характеризуется постепенным вытеснением легитимных и легальных общественных отношений их криминальными аналогами и разновидностями82. Так, сегодня в различных сферах социальной жизни можно наблюдать элементы норм поведения криминальных сообществ — так называемых «понятий». Тревожным симптомом является распространение в обществе элементов преступной субкультуры. Из сленга преступников, слова «отморозок», «крыша», «наезд», «бабки» и др., переместились в обыденную речь, публикации средств массовой информации, художественные произведения, более того — они активно используются политиками, депутатами, деятелями культуры, руководителями различного уровня. На экранах телевизоров и кинотеатров абсолютно доминирует криминальная тематика, а культ насилия, жестокости, вседозволенности и моральной распущенности представляется как некая вариация нормы. Некоторые передачи и сайты в Интернете становятся едва ли не пособием для обучения будущих преступников, поскольку в них описываются приемы, методы, формы поведения и философия уголовного мира83.

Значительное число граждан стало не только весьма терпимо относиться к нарушению Закона вообще, но и считает асоциальное и противоправное поведение вполне приемлемым способом достижения личного блага. Широкое распространение получили такие явления, как падение нравственности, проституция, индивидуализм, национализм, региональный сепаратизм.

Все это наглядно подтверждает, что криминальная сфера общества способна определять направления его (общества) развития. Современный криминальный мир уже не просто перераспределяет доходы, но уже участвует в создании материальных, и даже духовных ценностей общества. При этом, проникая во все структуры и сферы деятельности общества, криминал дезорганизует и разлагает его изнутри, навязывая свои правила игры в экономике, политике, праве и даже морали84.

Масштаб распространения криминальной сферы, глубина ее проникновения в социум, усиление влияния на многие стороны жизни страны, позволяют говорить о криминальной сфере современного общества как о мощной, хорошо организованной социальной структуре, наличие которой уже не вымысел журналистов и представителей правоохранительных органов, а объективная реальность, не считаться с которой невозможно85.

Данная структура, являясь неотъемлемой частью общества, хоть и неизбежно взаимодействует с другими функциональными структурами общества, все же находится с ними в отношении дисбаланса, преследуя совершенно разные цели, имея различную мотивацию, ценностное обеспечение. Охватывая практически все сферы социальной жизни, криминальная сфера использует их как некий ресурс для удовлетворения своих амбиций, воспринимая общество всего лишь как исходный материал. Если все иные сферы общественной жизни преследуют цель — укрепление общественной системы в целом поддержания ее как единого организма, воспроизводство общепринятых ценностей, то целью криминальной сферы является укрепление себя самой. Она сохраняет лояльное отношение к социальной среде ровно настолько, насколько это необходимо для ее собственного существования и жизнеобеспечения в этой среде86.

Как отмечалось выше, проблеме криминализации общества уделяется достаточно большое внимание правоведов, однако в большинстве случаев криминальная сфера отождествляется с преступностью. Так, Н. П. Водько считает, что термин «криминальная сфера», будучи син

...