Актуальные проблемы криминологии, юридической психологии и уголовно-исполнительного права

Сборник научных статей

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 67.52я73

ББК 343.98(075.8)

А43

Редакционная коллегия:

доктор юридических наук, профессор И. М. Мацкевич;

доктор юридических наук, профессор В. Е. Эминов;

доктор юридических наук, профессор Г. В. Дашков;

доктор юридических наук, доцент Е. А. Антонян.

Настоящий сборник посвящен проблемам криминального поведения преступника, а также иным вопросам, так или иначе связанным с причинами преступности и профилактикой преступности. Значительное внимание уделено особенностям отбывания наказания осужденными. Определенное место отведено юридической психологии. Материалы, представленные в сборнике, полезны ученым, поскольку содержат актуальную информацию и научную дискуссию, преподавателям, поскольку содержат информацию об особенностях преподавания отдельных дисциплин, практикам, поскольку содержат обобщенную информацию и анализ некоторых дел и специфики действий сотрудников правоохранительных органов в тех или иных ситуациях.

Законодательство приводится по состоянию на декабрь 2015 г.

Также сборник интересен и полезен студентам, магистрантам и аспирантам юридических вузов, а также всем, кто неравнодушен к противостоянию в борьбе с преступностью.

УДК 67.52я73

ББК 343.98(075.8)

© Коллектив авторов, 2016

© ООО «Проспект», 2016

Предисловие

Со дня выхода первого кафедрального сборника прошло более 25 лет. К сожалению, периодическому изданию сборника мешали многие обстоятельства. Например, набор второго сборника был рассыпан в конце 1980-х гг. из-за финансовых проблем (уверен, что не все представители современного молодого поколения ученых имеют представление о том, что значит «рассыпан»). Между тем, это был своего рода приговор большому труду ученого, поскольку это означало, что его статья не будет опубликована и надо думать, где ее опубликовать, а в то время сделать это было совсем не просто из-за небольшого количества научных изданий по юриспруденции. А без публикации выйти на защиту было невозможно (подчеркну, именно невозможно, а не сложно).

Сегодня наблюдается обратная ситуация: количество изданий по юриспруденции превышает все мыслимые и немыслимые масштабы. Я, например, не уверен, что все, что издается, востребовано.

В связи с этим издание настоящего кафедрального сборника — это большая ответственность для ученых кафедры. Важно не просто дать в сборник статью, но добиться того, чтобы эта статья заинтересовала коллег, ученых и практиков, а также студентов, магистрантов и аспирантов. В определенной степени это — лицо кафедры.

Я полагаю, что поставленные задачи представленный сборник выполняет: здесь интересные статьи по всем дисциплинам, изучаемым на кафедре. Более того, многие из статей носят междисциплинарный характер и должны быть интересны представителям не только криминологии, психологии и уголовно-исполнительного права.

Сборник начинается статьей В. Е. Эминова, что, разумеется, не случайно. Это не просто традиция, это дань уважения создателю и многолетнему руководителю кафедры.

Должны вызвать интерес как статьи об организованной преступности в Италии, так и статьи по проблемам психологии, включая особенности ее преподавания. Невозможно будет пройти мимо статьи Я. И. Гилинского, который, как всегда, образно и горячо отстаивает свою точку зрения. Возможно, многие с ним не будут согласны — например, я против социального контроля над преступностью и последовательно выступаю за непримиримую борьбу с ней. В этом смысле мне в большей мере импонируют традиционные подходы Г. В. Дашкова. Также мне представляется излишне политизированным изложение вопроса Я. И. Гилинского. Но это не означает, что я не разделяю общей озабоченности поднимаемыми проблемами.

Не менее интересны другие статьи сборника: и посвященные современным оценкам криминальных угроз, и новым уголовным наказаниям в киберпространстве, и насильственной преступности. Предоставлено место в сборнике и для пробы научного пера молодым ученым, аспиранту кафедры. Собственно, статья начинающего исследователя завершает сборник и посвящена одной из интереснейших тем — теневой экономике.

Отдельно хотелось бы высказать благодарность известным российским криминологам, которые откликнулись на просьбу поддержать издание сборника, — уже упомянутому Я. И. Гилинскому, а также Ю. М. Антоняну, М. М. Бабаеву, А. И. Долговой, Н. А. Лопашенко, В. В. Лунееву. Их статьи — прекрасное украшение сборника.

Кроме того, издание сборника поддержали активные члены Союза криминалистов и криминологов — руководитель отделения по Центральному федеральному округу А. Я. Гришко, руководитель отделения по Северо-Западному федеральному округу Б. Б. Казак, а также представитель Бюро Союза К. В. Чистяков.

Не все позиции и подходы, представленные в статьях сборника, разделяются ответственными редакторами, но в науке, как известно, крайне опасно ходить строем. Истина всегда где-то рядом, и только в честной полемике и дискуссиях можно к ней приблизиться.

Заведующий кафедрой криминологии и уголовно-исполнительного права

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки России

президент Союза криминалистов и криминологов

И. М. Мацкевич

Состояние и тенденции организованной преступности в России

В. Е. Эминов,
доктор юридических наук, профессор,
заслуженный юрист РФ(ФГБОУ ВПО «Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)»,
кафедра криминологии и уголовно-исполнительного права, профессор)

Современное состояние организованной преступности в России должно оцениваться, на наш взгляд, с учетом следующих обстоятельств:

• произошло фактическое обособление так называемой общеуголовной организованной преступности от элитарной организованной преступности, основу которой составляют преступные сообщества, возглавляемые высокопоставленными должностными лицами. Еще десять лет назад большинством экспертов отмечался обратный процесс;

• значительная часть организованной преступности эпохи «дикого капитализма» (конец 1980-х — середина 1990-х гг.) трансформировалась в легальные предпринимательские структуры, не поменяв при этом некоторых базовых принципов криминальной деятельности: уклонение от налогообложения любой ценой; коррупционное «подкармливание» чиновников, от которых зависит успешность бизнеса; стремление любыми способами получить доступ к бюджетным ресурсам; высокая степень готовности к недобросовестной конкуренции с применением любых методов и массовому обману потребителей1;

• произошла заметная централизация и концентрация коррупционных связей и потоков, ускорившая процесс присвоения значительной части легализованного криминального бизнеса и доходов коррумпированным чиновничеством. Коррумпированное чиновничество закрепило свою лидирующую роль в российской организованной преступности;

• отсутствуют сколько-нибудь надежные данные, подтверждающие высокий уровень эффективности государственного контроля за состоянием российской организованной преступности. В связи с этим материалы статистики организованной преступности не могут рассматриваться как адекватное отражение ее реального состояния и тенденций развития;

• многие виды организованной преступности обладают свойством сверхлатентности, когда незарегистрированной остается часть организованной преступности, более чем на порядок превосходящая по объему зарегистрированную ее часть. В наибольшей степени это утверждение может быть отнесено к таким видам организованной преступности, как убийства по найму, организованная растрата бюджетных средств, организованная продажа государственных должностей (включая продажу мест в избирательных списках), организованное массовое вымогательство взяток или взяток в крупном размере, незаконный оборот оружия, незаконный оборот наркотиков, организованная контрабанда иных предметов, изъятых из свободного обращения;

• за последние 20 лет значительно снизился уровень квалификации должностных лиц правоохранительных органов, наделенных полномочиями в сфере борьбы с организованной преступностью. Неоднократная реорганизация подразделений МВД России, в компетенцию которых входит борьба с организованной преступностью, не принесла желаемого результата. Первоначально сильное профессиональное звено таких подразделений, на формирование которого были потрачены колоссальные бюджетные ресурсы (в частности, выделено более пяти тысяч квартир для сотрудников), практически полностью утрачено, в 2002 г. ликвидирован институт в системе МВД, занимавшийся специализированной и целенаправленной подготовкой кадров для этой системы и профильными научными исследованиями. Теперь некоторые факты.

Постоянное статистическое наблюдение организованной преступности в целом в России начинается с 1989 г. Однако первоначально такое наблюдение носило, по сути, служебно-оперативный характер и не было никак связано с юридически закрепленными общими признаками организованной преступной деятельности. Однако в условиях ранней демократизации общественной жизни России эти показатели служебной статистики подразделений по организованной преступности МВД РСФСР2 благодаря прессе и научным исследованиям быстро стали достоянием общества. Нельзя также не учитывать, что именно с 1989 г. с уголовной статистики были сняты грифы ограниченного доступа.

Если в 1989 г. было выявлено 485 организованных преступных формирований, то уже к 1995 г. их число достигло 8222, т. е. выросло почти в 17 раз3. Из этого можно было сделать два вывода: 1) устойчивость ОПФ в России крайне невысока; 2) подразделения по борьбе с организованной преступностью работают сверхэффективно, обеспечивая оперативными средствами распад почти всех организованных преступных формирований или привлечение почти всех их членов к уголовной ответственности. Однако в таком случае темпы роста числа ОПФ вряд ли были бы такими высокими.

В связи с этим неудивительно, что в 1996 г. данный подход к формированию статистики организованной преступности был признан МВД неправильным («ненадежным»)4. Однако у решения перейти на новую форму статистического наблюдения за организованной преступностью, на наш взгляд, есть более простое объяснение. В июле 1994 г. в УК РФ было дано определение понятия организованной группы, и соответствующий признак стал использоваться в качестве квалифицирующего в ограниченном числе составов преступлений, а в мае 1996 г. Государственная Дума Федерального Собрания РФ уже приняла новый Уголовный кодекс РФ, который менее чем через месяц был подписан Президентом РФ. Соответственно, через непродолжительное время должно было обнаружиться заметное расхождение оперативных данных и данных уголовно-статистического наблюдения. Переход на новую форму статического наблюдения организованной преступности знаменовался тем, что она выявила труднообъяснимое снижение криминальной активности ОПФ на фоне постоянного роста числа преступлений, совершенных в составе ОПФ. С 1989 по 1995 г. объем таких преступлений увеличился с 2924 до 26 433, т. е. примерно в 9 раз. Вместе с тем на долю одного ОПФ вместо 6 в 1989 г. стало приходиться 3 выявленных преступления. Эта статистика, с учетом сверхлатентности многих видов организованной преступности, вряд ли говорила о росте эффективности борьбы с организованной преступностью.

Однако параллельное статистическое наблюдение за организованной преступностью на основе оперативных данных в действительности не прекратилось с 1996 г., а продолжается и по сей день. Однако результаты такого наблюдения все реже попадают в прессу и открытую криминологическую аналитику.

Вместе с тем анализ статистики организованной преступности на основе данных оперативной статистики представляет, на наш взгляд, несомненную научную ценность. Не столько как инструмент оценки действительного состояния организованной преступности в нашей стране, сколько как способ получить более точные представления о действительном состоянии государственного сегмента системы борьбы с организованной преступностью.

Так, по данным некоторых криминологических исследований, основанных на оперативной статистике подразделений по борьбе с организованной преступностью МВД, число выявленных в России ОПФ с 1994 г. начинает учитываться двояко: как результат деятельности специализированных подразделений МВД России по борьбе с организованной преступностью и как результат деятельности всех подразделений МВД. Считается, что формальным основанием для такого решения руководства МВД России стал знаменитый «антибандитский» Указ Президента РФ Б. Н. Ельцина5. Однако в действительности это не совсем так. В соответствии с этим Указом руководством правоохранительных органов было подписано 24 июня 1994 г. указание о порядке реализации данного Указа, по которому (п. 12) предусматривалось ввести ежемесячную отчетность о выполнении названного Указа6. Результаты следовало показывать, и они немедленно появились. Вместо служебного показателя числа выявленных ГУБОП МВД России в 1994 г. ОПФ (8059) в прессе и официальном документообороте начинает использоваться другой — число ОПФ, выявленных всеми подразделениями МВД (12 849). В дальнейшем именно этот показатель используется для того, чтобы показать масштабы организованной преступности и получить бюджетное финансирование, адекватное этим масштабам.

Руководство МВД России (как и других правоохранительных структур) в этот период ясно понимает, что другим способом выбить побольше средств из скудного бюджета не удастся. Министерству внутренних дел РФ в этот период удалось неимоверными усилиями отстоять четверть финансирования на Федеральную целевую программу РФ по усилению борьбы с преступностью на 1994–1995 гг., львиная доля которого шла как раз на увеличение численности МВД и борьбу с организованной преступностью. Хотя с точки зрения здравого смысла эти средства целесообразно было бы потратить на увеличение зарплат сотрудников оперативных подразделений и следователей, которые к этому времени упали более чем в 4 раза7.

Непредвзятый анализ показывает, что в этот период реальная эффективность борьбы с организованной преступностью заметно снизилась. Среди выявленных ОПФ резко сокращается количество имеющих коррумпированные связи, т. е. должностных лиц органов государственной власти в качестве соучастников. Доля лиц, выявленных в связи с участием в ОПФ, сокращается, несмотря на рост числа совершенных ОПФ преступлений.

Если в 1995 г. было зарегистрировано 23 820 преступлений, совершенных ОПФ, то в 1997 г. — уже 28 497. В этот же период количество лиц, выявленных в связи с участием в таких ОПФ, сократилось с 20 653 до 16 1008. К 1997 г. разница в количестве членов ОПФ, состоящих на оперативном учете, и числом участников ОПФ, проходящих по конкретным уголовным делам, достигла почти четырехкратной величины. Сопоставление оперативных данных о числе выявленных ОПФ и данных о числе участников ОПФ, проходящих по конкретным уголовным делам, в этот период неизбежно приводило к выводу, что на одно ОПФ приходилось в среднем 1,3 участника. Из этого даже неспециалист мог заключить, что органы государственной власти, отвечающие за борьбу с организованной преступностью, по каким-то причинам не могут или не хотят реализовать имеющуюся в их распоряжении оперативную информацию об ОПФ либо фальсифицируют такую информацию для создания видимости большого объема работы и одновременно колоссальных размеров угрозы для общества, исходящей от организованной преступности.

В связи с этим не следует удивляться, что нагнетанием информационного шума вокруг проблемы все возрастающего роста организованной преступности в стране воспользовались те политические круги на Западе (прежде всего в Соединенных Штатах Америки), которые были заинтересованы в том, что сохранить (или даже увеличить) прежние объемы бюджетного финансирования своей деятельности, почти целиком посвященной изучению СССР и исходящей от него угрозы западной цивилизации. Практически все ошеломляющие статистические оценки бурного развития организованной преступности в России и основанные на них выводы (многие из которых были сделаны самими бывшими руководителями ГУБОП МВД России) вошли в известный доклад специальной группы Центра стратегических и международных исследований «Российская организованная преступность»9, подготовленный летом 1998 г. для Конгресса США и существенно повлиявший на решения многих зарубежных стран и международных организаций о «замораживании» финансовой помощи для России.

Сравнение феноменологии современной российской организованной преступности в странах, переживших сходные по характеру и глубине кризисы и реформы, позволяет сделать вывод о том, что стадия стихийного развития организованной преступности в нашей стране в целом завершилась к 1999 г. На этой ранней стадии суммарно преобладающее влияние на состояние и развитие криминальной ситуации в стране оказывали ОПФ со средним числом участников до 4 чел. (малые ОПФ) и продолжительностью существования до 1 года, имевшие узкую специализацию и местную (локальную) или объектную сферу преступного влияния. Сегодня, несмотря на сохранение самого феномена стихийного формирования сверхмалых и малых организованных групп, их удельный вес в структуре организованной преступности и влияние на криминальную обстановку в стране уменьшились.

Начиная со второй половины 90-х гг. прошлого века интенсифицировался процесс формирования больших ОПФ (преступных сообществ и преступных организаций с двумя и большим числом уровней управления либо состоящих как минимум из двух организованных групп), имеющих численность от 10 до 1000 чел., широкую и универсальную специализацию, преимущественно региональный (межрегиональный) либо транснациональный масштаб деятельности.

В целом статистически зафиксированная накануне вступления в силу нового УК РФ доля организованной преступности в общем объеме всей зарегистрированной преступности снизилась с 1 % в 1996 г. до 0,7 % в 2005 г.10

Уголовная статистика сегодня дает весьма искаженные представление о реальных объемах и интенсивности организованной преступности в России в силу сверхлатентности многих ее видов.

По оценке некоторых экспертов, реальный объем организованной преступности в нашей стране по меньшей мере на порядок превосходит статистическое его отражение11. Применительно к организованной преступности в экономической сфере латентная ее часть может более чем в 300 раз превышает зарегистрированную12.

Особенность формирования сверхлатентности как свойства современной организованной преступности в России состоит в том, что руководители значительной части ОПФ благодаря коррупционным связям или своему должностному положению могут непосредственно влиять на формирование статистики организованной преступности и эффективности мер борьбы с ней.

В ряде случаев манипулирование статистикой организованной преступности и эффективности мер борьбы с ней целиком может строиться на фальсифицированных данных. При этом большая часть сотрудников подразделения правоохранительного органа, на которое возложена задача борьбы с организованной преступностью, может не просто фактически состоять на службе ОПФ, а образовывать его ядро. Феномен «оборотней в погонах», на наш взгляд, не носит исключительного характера и не ограничивается рамками небольшого периода работы МУРа. Фактически именно этот феномен стал основной причиной для тотальной кадровой реформы подразделений по борьбе с организованной преступностью.

Обобщение данных различных источников позволяет заключить, что современное развитие российской организованной преступности, вероятнее всего, будут определять следующие тенденции:

• вытеснение ОПФ из сферы внешних стратегических интересов России (экспорт нефти и газа, вооружений, трудовая миграция);

• укрупнение ОПФ, на основе экономического и насильственного поглощения стихийно возникающих малых ОПФ;

• рост общественной опасности, прежде всего, вследствие усиления активности коррумпированного чиновничества и почти неизбежной смены криминальных псевдоэлит13;

• усиление политической составляющей мотивов и целей создания и функционирования ОПФ, прежде всего посредством теневого влияния на государственную политику;

• экстремизация преступной деятельности, подкрепляемая ростом числа ОПФ, созданных по этническим и религиозным признакам;

• усиление готовности к использованию преступлений террористического характера в качестве инструмента перераспределения сфер влияния ОПФ, пользующихся поддержкой региональных и местных высокопоставленных чиновников14;

• снижение доли ОПФ, использующих традиционные насильственные методы приобретения или установления контроля над источниками преступных доходов;

• рост объемов организованного криминального банкротства, спровоцированного вступлением России в ВТО;

• транснационализация организованной преступной деятельности, усиливаемая последствиями вступления России в ВТО15;

• усиление активности ОПФ в расширении доступа к эксплуатации растущих бюджетных ресурсов страны.

Криминология в системе наук

Ю. М. Антонян,
доктор юридических наук, профессор,
заслуженный деятель науки РФ(ФГБОУ ВПО «Московский государственный областной университет»,
кафедра уголовного права, профессор)

Я уделяю особое внимание проблеме соотношения криминологии с другими науками, так как считаю, что исследование этой проблемы имеет большое теоретическое, методологическое значение. Сейчас она освещена, в основном, в учебниках, причем достаточно квалифицированно, но на этом уровне останавливаться нельзя.

Криминологи не составляют закрытого и недоступного сообщества, они открыты для всех. Но особенностью ученых этого профиля является то, что в большинстве своем они знают только одну науку, в лучшем случае еще и уголовное право или уголовный процесс, однако не в полном объеме, а лишь фрагментарно. Криминологи, как правило, не знают психологию, психиатрию, экономику, историю, биологию, этнологию и ряд других областей научных знаний, имеющих большое значение для решения сугубо криминологических задач.

В криминологии являются большой редкостью комплексные исследования с другими науками, но исключение составляют, конечно, демографические, причем весьма традиционные, изыскания. Такие работы в основном составляют массив криминологических трудов. Отсутствие кооперации с другими науками является одной из главных причин того, что криминология развивается крайне медленно. Проведение совместных эмпирических исследований (а они особенно нужны криминологии) стоит достаточно дорого, средств на их оплату у криминологических учреждений попросту нет. К тому же криминологию сейчас характеризует мелкотемье, а для мелких тем комплексные с другими науками исследования, как правило, не нужны. Между тем криминологические изыскания нужны не только для борьбы с преступностью: как социальная наука, криминология способна предоставить информацию, интересную для других общественных наук (истории, социологии, психологии, этики и др.), а также для осуществления внутренней политики страны.

В связи с тем, что криминология использует достижения и методы социологии, психологии, экономики и ряда других наук, возникает вопрос, в рамках какого образования готовить криминологов. По этому вопросу высказываются разные точки зрения. Не перечисляя и не анализируя их, выскажу свое — в рамках юридического образования. Криминология — юридическая наука, она создана юристами и «соседствует» с науками уголовного права, уголовного процесса, уголовно-исполнительного права, криминалистикой, наукой оперативно-розыскной деятельности, в случае необходимости она взаимодействует с административным правом, земельным правом и т. д. Криминолог должен быть квалифицированным юристом. Его образование должно включать в себя освоение достижений и методов других юридических и неюридических наук, важных для решения криминологических проблем.

Для криминолога особенно нужны социология, демография, культурология, психология, экономика, педагогика, психиатрия, этнология, история, биология, политология, философия. Этот перечень можно продолжать в зависимости от конкретных задач, стоящих в данный момент перед криминологами. Речь, конечно, не идет о полном овладении курсами социологии или психологии, криминологов надо учить тому, чтобы они знали, где, в какой науке нужно искать ответы на поставленные вопросы или методы какой науки необходимо привлечь для этих целей. Криминологов, например, следует учить тому, чтобы они не искали мотивы преступлений с помощью социологических методов, поскольку мотивы имеют только психологическую природу. Им надо объяснять простую истину (которая, кстати, незнакома и многим специалистам с ученой степенью), что применяемый метод должен соответствовать природе изучаемого явления.

Можно выделить группу наук, так сказать, «чисто человеческого профиля», к которым я, например, отнес бы психологию, философию, медицину (в особенности психиатрию), биологию, этнологию, этику. Но это весьма условное выделение, поскольку науки социального характера (например, история, культурология, религиоведение, социология) тоже в конечном итоге «обслуживают» человека. Криминологию с полным на то правом можно отнести к тем наукам, которые непосредственно изучают человека «плохого», преступного, аморального, т. е. такого, которого не изучает никакая другая дисциплина. Могут возразить, что криминология исследует не только личность преступника, но и преступность и преступление. Это, конечно, верно, однако преступность состоит из преступлений и не из чего больше, а преступление совершает человек, который вместе с механизмом его преступного поведения призван познаваться только криминологией. Вот почему есть все основания включить криминологию в число наук, напрямую делающих человека объектом своего познания.

Некоторые ученые (например, А. И. Долгова) считают, что криминология стала общетеоретической наукой для наук криминального цикла (уголовного права, уголовно-процессуального права, уголовного процесса, криминалистики и др.). Соотношение криминологии и этих наук, по мнению А. И. Долговой, можно сравнить с соотношением теории государства и права с другими юридическими дисциплинами. Но мне совершенно непонятно, что такое общетеоретическая наука в данном случае, хотя теория государства и права заключает основы познания юриспруденции в целом, содержит систему ее основных понятий, исследует общие закономерности возникновения, развития, формирования государства и права. В силу этих обстоятельств эта наука является общетеоретической. Криминология же никаких общетеоретических функций для других наук не выполняет.

Выше уже говорилось о том, что криминология вышла из уголовного права, в рамках которого уже невозможно было объяснить преступность и его причины, совершение преступлений, мотивы и механизмы индивидуального преступного поведения. Уголовное право как наука не изучает преступность, это наука о том, что представляет собой преступление как юридическое явление, и ее не интересует то, почему оно совершилось, т. е. ее объектом является правовая природа поступка, запрещенного законом, признаки состава преступления и личности, при наличии которых ее можно привлекать или не привлекать к уголовной ответственности. В пределах уголовного права остаются социальные, нравственные, психологические и психиатрические особенности преступников, выраженные в их личности и поведении, закон дает им правовую оценку, а наука уголовного права исследует те признаки, которые имеют юридическое значение. Можно сказать, что это значение главным образом отделяет науку уголовного права от науки криминологии. Криминология же исследует социальные, нравственные, психологические и психиатрические черты преступников, поскольку в ее предмет входит познание личности совершающих преступления, а через нее — причин преступного поведения. Эти черты в ряде случаев могут и не иметь правового значения, но они весомы криминологически, без их всестороннего учета невозможно понять человека и мотивы его поведения. Чтобы это сделать, нужно, образно говоря, стать на место преступника, мысленно прояснить его жизнь, начиная чуть ли не с детских лет. Кстати, изучение детства может стать чрезвычайно важным для целей познания субъекта, что достигается, в частности, клинической беседой с преступником наряду с использованием специально приспособленных для этого тестов.

Изучение личности преступника дает возможность определить мотивы преступления, что имеет значение для уголовного права, которое не должно повторять прошлые ошибки в его понимании. Уголовное право не имеет оснований считать мотивом сознательную (только сознательную) потребность и подходить к нему не как к юридическому, а чисто психологическому явлению, что и должно лежать в основе оценки его юридического значения.

Я отнюдь не сомневаюсь в том, что, как полагает В. В. Мальцев, «предмет уголовного права составляют общественные отношения базисного характера (предмет уголовно-правовой охраны), наиболее опасные формы антисоциального поведения людей, уголовное законодательство, регулятивные и охранительные отношения, отношения ответственности, отдельные формы не общественно опасного (правомерного) поведения, принудительные меры медицинского характера в отношении невменяемых»16. Вместе с тем хотел бы сказать, что господствующая в науке уголовного права точка зрения, что любое преступление посягает в первую очередь на общественные отношения, мне представляется необоснованной: когда преступник убивает, он посягает не на отношения, принятые в обществе, а на жизнь.

Органическая связь между этими двумя науками состоит в том, что именно уголовное право, закон определяет границы преступного. Наука же уголовного права активно участвует в формировании уголовно-правовых норм, в чем ей иногда помогает криминология. Уголовно-правовые характеристики отдельных видов преступлений, особенно в диссертациях, есть не что иное, как криминологические характеристики, если анализируются состояние, динамика, структура и другие признаки того или иного вида преступлений.

Таким образом, науку уголовного права, как правило, не интересуют социальные, нравственные и психологические особенности преступников в качестве причин преступного поведения, но именно на их познании в этом качестве сосредоточено внимание криминологической науки. Она исследует не только личность и поведение преступника, но и личность и поведение потерпевшего. Это дало возможность создать быстро развивающуюся отрасль криминологии — криминальную виктимологию, которая существует в рамках именно этой науки. Достижения виктимологии можно использовать в уголовном процессе, криминалистике, уголовно-исполнительном праве, особенно в индивидуальной работе с осужденными, решении вопросов их досрочного освобождения и т. д.

Криминология тесно связана с наукой уголовного процесса, и здесь дело не только в том, что в уголовно-процессуальном законе содержится прямое указание на то, что следователь, прокурор и суд должны по каждому уголовному делу выявлять обстоятельства (причины и условия), которые породили преступление или способствовали ему. Процессуальные решения, предусмотренные законом, должны учитывать криминологические факторы, относящиеся к генезису и механизмам совершенного преступления, его мотивам, ситуации совершения преступления, личности преступника и личности потерпевшего, и другие обстоятельства. Это необходимо прежде всего для решения таких вопросов, как возбуждение уголовного дела, применение меры пресечения, виновность или невиновность подсудимого, определение ему вида и меры наказания. Опираясь на виктимологическую теорию, в ходе уголовного процесса нужно обеспечить права жертвы преступления, тем более что уголовно-процессуальный закон больше внимания уделил охране прав и интересов преступника, чем потерпевшего.

Это ни в каком законе не прописано, но обвиняемый или жертва могут оказывать на следователя, прокурора или судью незаметное и непонятное для них самих психологическое воздействие, особенно если такие должностные лица молоды. Подобное воздействие может иметь процессуальные последствия, влияя необоснованно в худшую сторону или в лучшую сторону для обвиняемых или потерпевших, однако эта проблема наукой еще не изучена. Остается пожелать, чтобы криминологи занялись ее исследованием.

Криминология органически связана с такими науками, как криминалистика и теория оперативно-розыскной деятельности. Эти науки вполне могут заимствовать для своих нужд достижения криминологии, в частности познания личности преступника и преступного поведения, его мотивов. Но и криминология должна воспользоваться имеющейся научной информацией у названных наук относительно субъективных причин совершения конкретных преступлений, структуры и внутригрупповой динамики организованных преступных сообществ, криминальной субкультуры. Весьма полезными могут оказаться совместные научные разработки всех трех наук по профилактике преступлений вообще, преступности в отдельном регионе в частности, отдельных видов преступности. В предупреждении, например, коррупции невозможно обойтись без проведения оперативно-розыскных мероприятий. При раскрытии серийных преступлений нужно в полной мере использовать добытые криминологией сведения о личности серийного преступника (особенно сексуального убийцы), особенностях его аддитивного (зависимого) поведения, мотивации отдельных действий и т. д. Криминалистика и теория оперативно-розыскной деятельности могут быть заинтересованы криминологическими материалами об экстремизме и терроризме, личности экстремиста и террориста, мотивов их преступного поведения.

Этот перечень можно продолжить. Например, можно с полным на то основанием утверждать, что оперативно-боевые действия должны осуществляться после тщательного криминологического анализа преступности в данной местности. Как осуществить такой анализ — совместная задача науки криминологии и теории оперативно-розыскной деятельности.

Оперативно-боевые действия, сочетаясь с оперативно-розыскными, обычно осуществляются в рамках антитеррористических операций. Как показал опыт проведения таких операций на Северном Кавказе, криминологические сведения там были востребованы.

Криминология тесно связана с наукой уголовно-исполнительного права. Их взаимодействие предполагает, что:

а) при формулировании тех или иных положений уголовно-исполнительного закона будут максимально учтены достижения криминологии, прежде всего в части изучения личности преступника. Ведь именно он является единственным объектом исправительного воздействия в исправительных учреждениях. Наука пенитенциарной криминологии вместе с наукой уголовно-исполнительного права обязаны ориентировать практику, что нельзя исправить преступника, не зная, по каким мотивам он совершил преступление, точно так же, как невозможно вылечить больного, не представляя себе, чем он болен. Проблемы мотивации преступного поведения исследует, как известно, криминология;

б) наука уголовно-исполнительного права изучает типологию осужденных, что закреплено и в уголовно-исполнительном законе. Типологией преступников непосредственно занимается и криминология, поэтому здесь обмен научной информацией будет весьма полезен;

в) в криминологии разработаны (и заимствованы из других наук) различные социологические и психологические методы изучения личности преступника. Они вполне могут быть рекомендованы специалистам наук уголовно-исполнительного права, пенитенциарной криминологии и практикам, работающим в соответствующей системе;

г) то же самое можно сказать об анализе и оценке преступности в пенитенциарных учреждениях, эти анализ и оценка неизбежно будут криминологическими. В названных учреждениях прилагаются усилия по профилактике преступлений там, для чего могут использоваться созданные криминологией методы.

Преступность, преступления и личность преступника криминология изучает разными путями. Одним из самых полезных является обследование преступников, отбывающих наказание в местах лишения свободы, хотя и понятно, что человек на свободе, совершивший преступление, и он же, лишенный свободы за это, не совсем одно и то же.

Криминология может творчески сотрудничать с науками семейного права, банковского права, финансового права. С наукой семейного права — для разработки предупреждения безнадзорности и беспризорности несовершеннолетних, обеспечения надлежащего воспитания детей и подростков, разрешения семейных конфликтов, могущих привести к преступным действиям, и т. д. С науками банковского права и финансового права — для исследований в области коррупционных преступлений и многих преступлений в сфере экономики. Для предупреждения корыстных преступлений необходимо в полной мере использовать достижения науки гражданского права, что, откровенно говоря, криминологи делают очень редко.

Несомненна связь криминологии с наукой административного права, особенно с ее деликтной частью. Многие антиобщественные деяния совершаются на грани нарушения уголовного закона и норм административного права; предупреждая административные правонарушения, часто таким путем удается не допустить преступные действия. Для борьбы с рецидивной преступностью очень важно реализовать возможности административного надзора. Роль административного права в борьбе с преступностью очевидна. Между тем, в криминологии еще мало работ, посвященных обстоятельному исследованию этой роли. Возможно, будут нужны совместные усилия криминологов и административистов с обязательным привлечением эмпирического материала. Его в нашей стране, как и в любой другой, более чем достаточно.

Криминология, тем более как комплексная наука, может успешно развиваться лишь в кооперации с другими дисциплинами, но не только юридическими.

Из числа неюридических в первую очередь следует назвать социологию, которая изучает общество и человека в контексте его социальных отношений. Между тем отношения личности, изучаемые криминологией, есть часть всех отношений этой личности, а ее она познает не как изолированную от общества единицу, а как его часть. Вне этого адекватное познание преступника и преступного поведения невозможно. Криминология не является только социологией преступности, о чем уже говорилось выше, и она не находится на стыке социологии и права, поскольку, во-первых, не является правовой наукой, а во-вторых, пересечение нее не только с социологией, но и с психологией, психиатрией, экономикой и др. Утверждение, что криминология является социологией преступности (или, что то же самое, криминология — часть социологии) наносит огромный вред этой науке, делая ее в немалой части описательной дисциплиной: социология не дает возможность глубоко познать личность преступника и механизм преступного поведения, но в то же время личность совершающего преступление и причины нарушения ею уголовно-правового запрета являются главной, конечной целью криминологического познания.

Без социологии криминологии ни в коем случае не обойтись, в первую очередь — для исследования преступности и ее отдельных видов, причин, состояния, динамики и структуры преступности, ее прогнозирования. Криминология широко использует социологические методы познания при изучении уголовных дел и личности преступника.

Многие направления криминологических исследований непосредственно смыкаются с направлениями социологических исследований. Но существует и обратная связь: многие направления социологических исследований в значительной степени базируются на достижениях криминологии. Можно назвать много стыковых проблем: бродяжничество, детская беспризорность, теневая экономика и т. д. Решая их, криминология обязана учитывать влияние всей системы конкретных общественных отношений на объекты, входящие в ее предмет.

Социология же в случае необходимости должна принимать во внимание влияние криминологических обстоятельств на развитие социальных отношений. Криминология и социология нужны друг другу.

Криминология широко использует достижения науки статистики. Статистические исследования преступности следует считать очень важной частью социологического познания преступности и отдельных ее видов. Криминальная статистика способна не только описать преступность и те или иные ее группы, но и вскрыть их причины. Для криминологии важны общесоциальная статистика, экономическая, демографическая, культурная и др. Поэтому всегда надо иметь в виду и описательские и объясняющие возможности статистики.

Значение психологии для криминологии можно проследить на нескольких уровнях.

Во-первых, на индивидуальном уровне для познания субъективных причин и мотивов преступления. Ответ на этот вопрос может дать именно психология, являющаяся наукой о закономерностях развития и функционирования психики как особой формы жизнедеятельности. Незнание причин индивидуального преступного поведения губительно для криминологии, а еще больше для практики: ведь борьбу с преступностью ведут в городах и районах (органы внутренних дел, прокуратура, суд, общественные организации), которые в первую очередь имеют дело с конкретными случаями и отдельными людьми. То же самое можно сказать о местах лишения свободы, где единственным объектом исправительной работы является осужденный.

Во-вторых, на уровне психологии отдельных групп (имея ввиду межгрупповые и внутригрупповые взаимодействия, их структуру и т. д.), включая сюда и неформальные и формальные малые группы и большие группы: нации, социальные слои, народы. Иными словами, я имею в виду социальную психологию. Она позволяет нам понять причины и механизмы групповых преступлений, в том числе совершенных организованными преступными группами, причины и природу террористических и экстремистских преступлений. Без социальной психологии невозможно понять, что такое фашизм, нацизм и большевизм, другие преступления, связанные с психологией нации, народов и классов. Эта наука широко используется для исследования проблем формирования личности преступника, что имеет крайне важное научное и практическое значение.

В. Вундт считал, что психология народов как наука исследует их язык, мифы и обычаи17. Для криминологии особенно важно познание обычаев, нормы которых в качестве архетипов усваиваются личностью с начала ее формирования и составляют коллективное бессознательное в психике человека. Они могут активно участвовать в мотивации преступного поведения.

Криминология создает криминальную психологию как часть юридической психологии. При этом криминальная психология, создаваемая криминологами, является психологической, а не юридической наукой, как иногда ошибочно полагают. Причиной такого суждения о ней является то, что она обслуживает криминологические нужды, т. е. помогает бороться с преступностью. Криминальная психология не может быть названа и наукой с двойной природой: природа у нее одна — психологическая, равно как и у возрастной, медицинской, политической, зоопсихологии и других отраслей психологии, ныне приобретших самостоятельный статус.

Попробую представить схему, в которой будут отражены различные аспекты криминологического исследования преступного поведения и личности преступника, чтобы показать, как в этой науке используются, сочетаясь, возможности других наук.

Таким образом, на этой криминологической схеме мы видим, как сочетаются социологические и психологические возможности в исследовании причин индивидуального преступного поведения.

В настоящее время совершенно очевидна связь криминологии с психиатрией. Подчеркиваю, что в настоящее время, хотя, если быть точным, такая связь не вызывает сомнений последние 30–40 лет, но в 60-е гг. прошлого века однозначно указывалось (с легкой руки А. А. Герцензона), что психиатрические изыскания в криминологии вредны. Перелом произошел в 80-е гг. XX века, когда усилиями криминологов и психиатров были проведены исследования среди преступников и постепенно сформировалась криминальная психиатрия как часть социальной психиатрии, но для нужд криминологии и борьбы с преступностью.

Вообще следует отметить, что психиатрия накопила огромную информацию о личности преступника, именно о личности, и немного меньше — о преступном поведении. Я в первую очередь имею в виду тех психиатров, которые проводили судебные психолого-психиатрические и психиатрические экспертизы, подолгу наблюдали подэкспертных обвиняемых и знали их, конечно лучше, чем следователи, прокуроры и судьи. Можно назвать выдающихся психиатров России: В. Н. Мясищева, Н. И. Фелинскую, Б. В. Шостаковича, А. А. Ткаченко, А. М. Свядоща, А. Б. Смулевича; их монографические труды по психиатрии стали активно использоваться криминологами, но некоторые из них готовили и сугубо криминологические работы (например, А. А. Ткаченко и Б. В. Шостакович). Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского по праву можно назвать главным учреждением по исследованию личности преступника. К сожалению, их результаты совершенно недостаточно востребованы криминологической наукой.

Криминального-психиатрическими исследованиями установлено, что 20–25 % совершивших преступления страдают различными расстройствами психической деятельности в рамках вменяемости. Такие люди могут неверно оценивать складывающуюся ситуацию перед преступлением, быстрее, чем, здоровые, начинают их совершать, даже по ничтожному поводу. Их психическое здоровье обычно ухудшается, если они длительное время находятся в местах лишения свободы, что еще в XIX в. отмечал выдающийся немецкий психиатр Р. Крафт-Эбинг. Наличие названных расстройств необходимо всесторонне учитывать как при проведении профилактических мероприятий, так и при работе с различными категориями осужденных в местах лишения свободы.

Криминология должна быть весьма заинтересована в творческих связях с биологией. Я говорю «должна быть заинтересована», что означает отсутствие такой кооперации в настоящее время, если всерьез не принимать шаловливое баловство И. С. Ноя с биологией. Оно, впрочем, было вообще-то безобидным, никак не отразившимся ни на теории, ни на практике борьбы с преступностью.

Криминолого-биологические исследования в России, тем не менее, проводились, но биологами и психиатрами Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского. Авторский коллектив этого центра в начале XX в. провел ЭЭГ — исследование нейрофизиологических механизмов предрасположенности к насилию у лиц с органическими психическими расстройствами.

Установленные авторами факты указывают на биологически обоснованную предрасположенность к агрессивному поведению. Среди лиц, совершивших акты насилия, отмечался высокий процент больных эндогенными психозами, эпилепсией, лиц с поражениями височной доли, лиц с алкогольной и наркотической зависимостью (L. Valzelli, Э. Фромм, Р. Бэрон, Д. Ричардсон). Было показано, что феномен агрессивности в значительной мере связан с функциональным состоянием универсальных модуляторных систем головного мозга — моноаминовых тормозных структур. (И. А. Кудрявцев и др., H. M. van Praag, G. M. Asnis, R. S. Kahn). Изучение базовых свойств личности (эргичность (выносливость), эмоциональность, пластичность и др.) также свидетельствует о биологической обусловленности различных поведенческих паттернов (В. Д. Небылицын, В. М. Русалов). Исходя из сказанного, представляется актуальным поиск нейрофизиологических механизмом формирования предиспозиции к агрессивному поведению18.

Поводя итоги проведенного исследования, авторы приходят к выводу, что предиспозиция к гомицидному (насильственному) поведению определялась главным образом левополушарными нарушениями, проявляющимися, с одной стороны, снижением функционального состояния левой лобной коры и ее контролирующей функции, прежде всего по отношению к подкорковым импульсам, исходящим из лимбической системы, и, с другой стороны, — повышением уровня активации моторных систем; полученные данные позволяют высказать предположение о важной роли дисфункции дофаминергической модулирующей системы. Выявленные сдвиги можно рассматривать как нейрофизиологическую основу наблюдающихся у таких больных расстройств самосознания и готовности к непосредственным действиям. Обнаруженные особенности ЭЭГ, связанные с нарушениями эмоционально-мотивационной сферы, влияли на механизмы деликта, с реализацией в одних случаях ситуативных форм реагирования, в других — искаженных внутренних программ сексуального поведения19.

В том же Центре другие авторские коллективы исследовали нейрохимические корреляты и иммунные статусы больных, совершивших общественно опасные действия, в том числе преступные20. Все они пришли к выводу, что биологические особенности таких лиц играют существенную роль, предрасполагая к насилию. Однако такие исследования, по существу, еще только начаты. Если будут добыты исчерпывающие доказательства того, что биологические факторы, безусловно, предрасполагают к преступному поведению и значимы в его механизме, это может повлечь за собой изменения в уголовном законе, судебно-экспертной практике, работе по расследованию преступлений и исправлению осужденных.

Криминология тесно связана с философией, точнее — активно использует ее категории, ее видение мира и человека для собственных нужд. Так, криминология постоянно ищет причины преступности и индивидуального преступного поведения, рассматривает преступность на различных уровнях и т. д. Между тем специальных исследований, посвященных проблеме «философия — криминология», еще очень мало. Исключения составляют работы Е. С. Жигарева, но, к сожалению, он рассматривает названную проблему еще и из религиозных позиций, что в науке недопустимо.

Я вижу перспективы криминологии, ее прогресс только в кооперации с другими науками, иначе она будет топтаться на месте.

Проблематика психотехнологии юридического консультирования в теории и практике

И. И. Аминов,
кандидат юридических наук, кандидат психологических наук,
доцент (ФГБОУ ВПО «Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)»,
кафедра криминологии и уголовно-исполнительного права, доцент)

Приступая к освещению проблемы психотехнологии юридического консультирования, необходимо прежде всего достичь четкого понимания феномена «консультирование».

Несмотря на то, что слово «консультация» (от лат. consultatio — «совещание») имеет в словарях достаточно широкий спектр толкования, от «… обсуждения какого-нибудь специального вопроса со специалистом» до «…учреждения, оказывающего помощь посредством советов компетентных лиц по каким-нибудь специальным вопросам»21, само понятие «консультирование» толкуется всеми лексикографами практически одинаково. Под этим термином понимаются профессиональные взаимоотношения между экспертом, обладающим знаниями, информацией, и клиентом, у которого есть проблема или потребность22. Но поскольку результатом таких взаимоотношений могут быть выявление потребностей, экспертные заключения, советы, справки, планы, программное обеспечение, обучение, содействие, организационные мероприятия и т. д., столь широкая продуктивность консультирования говорит о сложности данного феномена и его связи с различными сторонами жизни и деятельности.

Определяя понятие юридического консультирования как технологического процесса решения профессиональных задач, зарубежные исследователи (Р. Вотер и С. Элиас)23 отмечают, что это строго определенная, поэтапная процедура, часто используемая в юридической практике специалистами разных направлений для ориентации физических и юридических лиц путем правовых советов, обеспечения необходимой правовой информацией и выбора наиболее приемлемого варианта решения проблемы.

Частота использования и важность этой разновидности квалифицированной юридической услуги нашли отражение в российском законодательстве. Известно, что право на юридическую помощь — важнейший конституционный принцип, закрепленный в ч. 1 ст. 48 Конституции РФ. Он гласит: «…каждому гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи». В статье 2 проекта закона «Об оказании квалифицированной юридической помощи в Российской Федерации» консультирование определяется как разъяснение основанных на действующем законодательстве прав и обязанностей юридических и физических лиц, как в устной, так и в письменной форме24.

Анализ литературы приводит к выводу, что информация, поступающая от консультанта, может способствовать реализации не только чисто юридической функции — вооружать клиента всевозможными вариантами решения правовой проблемы, но и различных психологических функций25. Например:

• быть катализатором, ускоряющим и облегчающим получение необходимых знаний;

• выступать средством мобилизации ресурсов личности и формирования мотивации действий;

• предупреждать последствия альтернативных действий и осуществлять оптимальный выбор варианта поведения;

• вооружать клиента новыми подходами, инновационными технологиями и т. д.

Говоря о процессуальной стороне консультирования, различные авторы26 выделяют необходимость неукоснительного следования определенным принципам профессионального консультирования. К ним относятся следующие принципы.

1. Целесообразность и целеустремленность. Консультация должна иметь конкретную цель, решать строго определенную задачу, проблему.

2. Добровольность и ненавязчивость. Консультируемый вправе в любое время отказаться от помощи консультанта. Эффективность консультации определяется, прежде всего, ценностью идей, а не статусом консультанта.

3. Методическая грамотность и компетентность. Ядром технологического процесса консультирования выступает установление доверительных отношений консультанта и консультируемого. Грамотный консультант должен обладать широкой эрудицией и быть компетентным в области обсуждаемой проблемы, уметь методически грамотно, убедительно проводить консультирование.

4. Доброжелательное и безоценочное отношение к клиенту. Данный принцип направлен на то, чтобы клиент чувствовал себя спокойно и комфортно. Консультанту необходимо уметь внимательно слушать клиента, стараясь понять его, не осуждая при этом, а также оказывать психологическую поддержку и помощь.

5. Ориентация на нормы и ценности клиента. Отношения принятия ценностей клиента и их уважение являются не только возможностью выразить поддержку клиенту, но также позволяют повлиять в будущем на эти ценности, если они станут рассматриваться в процессе консультирования как препятствие для нормальной жизнедеятельности человека.

6. Анонимность — никакая информация, сообщенная клиентом, не может быть передана без его согласия ни в какие организации, а также другим лицам, в том числе родственникам или друзьям. Вместе с тем, существуют исключения, о которых юрист должен заранее предупреждать клиента, специально отмеченные в законодательстве страны, в соответствии с законами которой осуществляется профессиональная деятельность консультанта.

7. Разграничение личных и профессиональных отношений — это не только принцип, но и требование к консультанту, связанное с рядом психологических феноменов, влияющий на процесс оказания юридической помощи. Например, известно, что на профессиональные отношения могут оказывать сильное влияние личные отношения. Так, в частности, личные потребности и желания специалиста могут оказывать влияние как на процесс оказания помощи, так и на самого клиента, а следовательно, могут препятствовать эффективному осуществлению профессиональной помощи.

Анализ литературы показал, что существуют различные исследования этих влияний, например, феномены переноса и контрпереноса. Так, в конце XX в. протекали дискус

...