Наследие кафедры истории государства и права

Сборник научных трудов

Составитель М.А. Приходько

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340(075.8)

ББК 67.3я73

Н31

В данную книгу вошли отдельные работы ученых – преподавателей Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ) (ныне Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)), изданные в 40–70-е гг. XX века.

Они позволяют ярче представить картину становления современных историко-правовых дисциплин, а также те проблемы, которые стояли перед кафедрой истории государства и права на ранних этапах ее развития.

Кроме того, эти работы в свое время сыграли важную роль в развитии историко-юридической науки нашей страны.

УДК 340(075.8)

ББК 67.3я73

© Приходько М. А., составление, 2017

© Исаев И. А., предисловие, 2017

© ФГБОУ ВО «Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)», 2017

© ООО «Проспект», 2017

Предисловие

Основоположником учебной дисциплины «История государства и права России» стал Серафим Владимирович Юшков.

Два объекта исторического исследования были объединены им в одном курсе, чего не делала отечественная дореволюционная наука, — курсы М. Ф. Владимирского-Буданова, В. Н. Латкина, А. Н. Филиппова таким объектом полагали только право.

Очень скоро курс «История государства и права СССР» (затем — России) (1-е издание опубликовано в 1940 г.) превратился в базовый, составив основу для всех отраслевых юридических дисциплин.

Возрастало число монографических исследований и диссертаций по его отдельным темам. Постепенно сформировался подобный курс и для зарубежной истории. Шла интенсивная подготовка кадров. Многие «чистые» историки стали приобретать историко-правовую квалификацию.

Всесоюзный юридический заочный институт (ВЮЗИ) (позднее Московский юридический институт (МЮИ)), Московская государственная юридическая академия (МГЮА), Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА) стал одним из центров научной и педагогической подготовки по этой специальности.

У истоков этих процессов оказались такие энтузиасты своего дела, как З. М. Черниловский, Г. С. Калинин, К. И. Батыр, Ю. П. Титов и др.

Учебники и учебные пособия, подготовленные этими авторами, составили базовые курсы («История отечественного государства и права» и «История государства и права зарубежных стран») для студентов-юристов.

Наряду с коллективными учебниками появились и авторские курсы (З. М. Черниловского и И. А. Исаева).

Большое количество научных статей, докладов на научных конференциях придали историко-правовым дисциплинам серьезный авторитет и значимость в научных кругах.

В настоящий сборник вошли отдельные и ранние работы ученых — преподавателей ВЮЗИ (ныне Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА)), изданные в 40–70-е гг. XX в.

Они позволяют ярче представить картину становления современных историко-правовых дисциплин, а также те проблемы, которые стояли перед кафедрой истории государства и права на более ранних этапах ее развития.

Заведующий кафедрой истории государства и права
Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА),
заслуженный деятель науки РФ,
доктор юридических наук И. А. Исаев

К. И. Батыр
История государства и права Франции периода буржуазной революции 1789–1794 гг.

Великая французская буржуазная революция 1789–1794 гг. принадлежит к числу выдающихся событий всемирной истории.

Впервые в одной из крупнейших стран Европы феодализм, уже переживший себя, но все еще сдерживавший дальнейшее развитие общества, был разгромлен с такой основательностью, какой не знала до этого ни одна буржуазная революция в мире.

Радикальность французской революции XVIII в., ее глубина и размах явились результатом активного участия народа в борьбе. Народные ­массы стали движущей силой революции, хотя ее и возглавляла буржуазия.

В ходе напряженной классовой борьбы, доведенной до решительного конца, были уничтожены отношения феодальной собственности, феодальное государство и право, созданы благоприятные условия для развития более передовых для того времени капиталистических производственных отношений, возникли буржуазные государство и право.

Результаты революции были столь кардинальны и глубоки, что их не смогла изменить даже временно восторжествовавшая после нее дворянско-монархическая реакция.

В полной мере раскрылись исключительное для того времени прогрессивное значение революции и одновременно ее историческая ограниченность: господство одного эксплуататорского класса сменилось другим.

Велико было международное значение революции. Она ускорила буржуазные преобразования в ряде стран Европы и Америки, утверждение там буржуазно-демократического государства и буржуазного права.

Правовые институты, созданные в эпоху революции и в период, непосредственно последовавший за ней, по своей четкости, совершенству, завершенности в выражении интересов буржуазии надолго стали «классическим образцом», достойным подражания во многих странах, несколько позже вступивших на путь капиталистического развития. «Для своего класса, для которого она (революция. — К. Б.) работала, — говорил В. И. Ленин, — для буржуазии, она сделала так много, что весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культуру всему человечеству, прошел под знаком французской революции. Он во всех концах мира только то и делал, что проводил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали великие французские революционеры буржуазии, интересам которой они служили, хотя они этого и не сознавали, прикрываясь словами о свободе, равенстве и братстве»1.

Этот процесс исключительно интенсивно протекал и в самой Франции, где к концу 70-х годов XIX века утвердились государственно-правовые институты буржуазной демократии. Обнаружилась их историческая преемственность с государственностью времен буржуазной революции конца XVIII века, положившей начало буржуазному государству и праву современной Франции.

Глава I.
Возникновение буржуазного государства

§ 1. Начало революции

Предпосылки революции. Коренной, глубинной причиной революции явилось достигшее максимальной остроты противоречие между производительными силами и господствовавшими в стране феодальными производственными отношениями. Феодализм уже не мог обеспечить их необходимый дальнейший рост. Он превратился в их тормоз. Народ это почувствовал прежде всего в усилении феодального гнета. Его эксплуатация велась одновременно по нескольким основным направлениям: а) по «традиционному» — в рамках различных феодальных повинностей (посредством их изымалось около 15–26 процентов валового дохода крестьянских хозяйств)2; б) путем вновь усилившегося в XVIII в. захвата дворянством крестьянских общинных земель; в) с помощью так называемых террье — особых судебных процессов, в ходе которых сеньоры добивались «уточнения» крестьянских повинностей в сторону их увеличения, ­выискивая в старых кутюмах (сборниках законов) «забытые» сеньориальные права.

Все оставшееся после таких ограблений изымалось с помощью государственных налогов и сборов. Таким путем не только ликвидировался разрыв между размером избыточного продукта крестьянского хозяйства и сеньориальными повинностями последнего, но и извлекалась из него часть необходимого продукта3.

Особенно тяжелым становилось положение трудящихся в периодически повторявшиеся голодные (неурожайные) годы, когда, по словам чиновника-очевидца, «люди гибли повально, как мухи»4.

Не была довольна своим положением и буржуазия. Промышленность и торговля облагались значительными налогами и сборами, шедшими в основном на содержание королевского двора и дворянства5. Правительство неоднократно проводило так называемое «выжимание губок»: разбогатевшего предпринимателя под каким-либо предлогом, большей частью незаконным, заточали в тюрьму и отпускали лишь после внесения им значительного денежного выкупа.

Внешняя торговля и прежде всего колониальная была искусственно сосредоточена в руках небольшой группы привилегированного купечества, делившего свои доходы с феодальной знатью. Внутренний же рынок был крайне узким для промышленности: крестьянство (подавляющая часть населения страны) почти не покупало промышленных товаров. Торговле мешало великое множество внутренних таможен. Сдерживала капиталистическое производство и цеховая регламентация6.

Основная часть дворянства и верхи духовенства стремились сохранить существующий «порядок». Главное орудие его защиты они, не без основания, видели в феодально-абсолютистском государстве. Монархия всеми доступными ей средствами защищала их классовые интересы.

В стране господствовал военно-политический террор. Пытки, бессрочное тюремное заключение без всяких к тому юридических оснований, незаконные конфискации имущества стали повседневным явлением. Особую жестокость монархия проявляла при подавлении народных волнений.

Несмотря на это, крестьяне и городская беднота не прекращали борьбы. Она особенно усилилась в 80-е годы XVIII в.

Крестьяне в Савеннах, Живодане, Виваре отказывались выполнять сеньориальные повинности, громили судебные палаты и конторы нотариусов с целью уничтожения феодальных документов. Крестьянские волнения вскоре охватили и другие области страны.

Не менее значительным было народное движение в городах. В одном только Лионе стачки рабочих происходили в 1752, 1759, 1771, 1778 гг. и еще чаще после 1780 г. Стачечная борьба лионских трудящихся неоднократно перерастала в вооруженные выступления. Так было, в частности, во время волнений 1786 года. Аналогичное имело место и в других городах, особенно в Париже. Важной частью этих выступлений являлись продовольственные волнения, вызванные повышением цен на продукты питания (прежде всего на хлеб) или нехваткой их. Они сопровождались захватом беднотой хлебных складов и обозов с последующей продажей; хлеба по «справедливым» ценам. Так было в 1775—1777 гг., 1782 и 1786 г. В разное время ими были охвачены Реймс, Дижон, Понтуазье, Руан и ряд других городов и местечек7. Вначале это движение большинством его участников воспринималось исключительно как борьба против спекулянтов продовольствием. Но постепенно, испытав на себе всю тяжесть репрессий, они подходили к пониманию враждебности им всего феодального строя8. Продовольственные волнения неразрывно сливались с движением против увеличения феодальных повинностей, роста безработицы и налогов.

Особая значимость «голодных бунтов» для антифеодального движения заключалась не только в их массовости и остроте. Они вовлекали в борьбу наиболее отсталые, забитые слои трудящихся. Лишь голод толкнул многих из них на открытое выступление, ставшее началом их присоединения к революции. Он был одним из наиболее острых и наглядно осязаемых ими проявлений глубокого кризиса феодального строя9.

По-своему готовилась к революции и буржуазия — экономически и политически самый влиятельный и наиболее организованный и образованный класс в антифеодальном лагере. Еще задолго до революции ее идеологи разработали философию, политическую и государственно-правовую программу идущего на смену феодализму нового, то есть буржуазного, общества. Тщательно изучался опыт буржуазных революций в Голландии, Англии, США, включая практику буржуазного государственно-правового строительства в этих странах.

Буржуазные теоретики в своих конечных выводах были не всегда однозначны (многое зависело от того, интересы какой социальной группы буржуазии объективно защищал тот или иной ученый), но в главном они были едины: доказывалась необходимость серьезных государственно-правовых преобразований, причем классовые, буржуазные в конечном итоге интересы и цели, лежавшие в основе предлагаемых преобразований, подавались как «общенациональные». Так их субъективно воспринимали не только сами теоретики, но и подавляющее большинство читающей Франции. И это было естественно: в ту эпоху основная часть французской буржуазии была действительно революционна, предлагаемые ею меры отвечали интересам всей нации. Другое дело, что, придя к власти, она вложила в созданные ею государственно-правовые институты исключительно буржуазное содержание.

В рассматриваемое время буржуазные революционеры под лозунгами патриотизма, борьбы с абсолютизмом, аристократией во имя нации стремились использовать народное движение в своих интересах.

Надвигавшаяся революция объективно, в силу общего уровня социально-экономического развития, достигнутого страной, могла победить только как буржуазная. Еще не сложились предпосылки для победы революции, более прогрессивной в социально-экономическом плане, чем революция буржуазная.

Оценивая сложившееся в революционной Франции соотношение классовых сил, классики марксизма отмечали: «В 1789 году буржуазия в союзе с народом боролась против монархии, дворянства и господствующей церкви... буржуазия была тем классом, который действительно стоял во главе движения»10.

Союз буржуазии и народа в революции не устранял, естественно, глубоких антагонизмов, существовавших между ними. Буржуазия была классом антифеодальным, но одновременно с этим и эксплуататорским. В революции лишь в части антифеодальной борьбы ее интересы совпадали с народными. Но поскольку свержение феодализма было главным в революции, особенно в ее начале, противоречия между буржуазией и народом не проявлялись сразу в полной мере, хотя уже тогда крупная буржуазия пошла на сделку с дворянством.

Вместе с тем массовое исключительно активное участие трудящихся в революции наложило на нее свой отпечаток. Борьба с реакцией в наиболее критические для революции моменты нередко приобретала чисто народные методы и формы. Народ покончил с феодализмом самым решительным образом.

Генеральные штаты. Заметным событием начала революции явился созыв Генеральных штатов, не собиравшихся уже более 150 лет. По мнению правящих кругов, Генеральные штаты должны были помочь монархии преодолеть финансовые трудности, одобрив введение новых налогов. Иные надежды связывало с Генеральными штатами третье сословие, предлагавшее проведений важных изменений в общественном и государственном строе Франции. В наказах своим депутатам оно требовало ограничения королевского произвола, права утверждения бюджета и контроля за его исполнением, введения строгой законности в деятельности административных органов и суда, отмены цехового строя, облегчения положения крестьян и многого другого.

Депутатами от третьего сословия были избраны главным образом представители крупной буржуазии — наиболее богатой и образованной группы этого сословия.

В мае 1789 г. состоялось открытие Генеральных штатов.

Правящие круги, стремясь получить в этом учреждении устойчивое проправительственное большинство, потребовали сохранения старого порядка голосования: каждое сословие имеет один голос. С этим не согласились представители третьего сословия. Они потребовали, чтобы заседания проводились не раздельно по сословиям, а совместно. На таких общих заседаниях решения должны были приниматься большинством голосов. Только в этом случае депутаты третьего сословия могли рассчитывать на успех своих начинаний. Их общее число равнялось числу депутатов двух привилегированных сословий вместе взятых; наконец, они не без основания надеялись (будущее показало, что они были правы) на поддержку некоторого числа депутатов из привилегированных сословий (либерального дворянства, части низшего духовенства). В ответ на отказ правительства принять новый порядок голосования депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием (17 июня 1789 г.), а спустя месяц (9 июля) — Учредительным собранием. Тем самым они заявили о своем праве, выступая от имени французского народа, отменять старые и принимать новые законы. Король и знать решили разогнать Собрание. В Версаль, где оно заседало, начали стягивать войска. Казалось, ничто не мешало правительству осуществить задуманное.

Учредительное собрание спас народ.

В начале июня 1789 г. в Париже стало известно о подготовляемой правительством массовой кровавой расправе с антифеодальным движением. Главой правительства был назначен крайний роялист и клерикал барон де Бретейль, который заявил: «Если нужно будет сжечь Париж, мы сожжем его». В ответ на это 13 июля народ Парижа поднялся на вооруженное восстание. На его сторону перешла большая часть войска. К вечеру этого же дня почти весь Париж был в руках восставших. 14 июля они взяли штурмом королевскую крепость-тюрьму Бастилию. День падения Бастилии, по существу, стал днем рождения новой Франции и ныне отмечается как ее национальный праздник.

§ 2. Конституционная монархия

Крупная буржуазия и обуржуазившееся дворянство у власти. Революция, начавшись в Париже, вскоре охватила всю страну. Восставшие крестьяне изгоняли королевских чиновников, отказывались выполнять феодальные повинности. В провинциальных городах были разгромлены старые органы местного управления. Войска в своем подавляющем большинстве вышли из повиновения королевскому правительству. Солдаты отказывались стрелять в народ.

Крупная буржуазия, занимавшая господствующее положение в Учредительном собрании (то есть в центре), использовала народное движение для захвата политической власти и на местах. Были созданы новые выборные органы местного самоуправления — муниципалитеты, в которых наиболее состоятельные лица из третьего сословия играли руководящую роль.

Одновременно с этим буржуазия приступила к созданию своих вооруженных сил. Был объявлен набор в Национальную гвардию — территориальное ополчение, в которое старались не допускать неимущих. Каждый национальный гвардеец должен был за свой счет приобрести дорогостоящее вооружение и снаряжение — условие, которое закрывало доступ в Национальную гвардию всем неимущим гражданам. Крупная буржуазия, финансировавшая Национальную гвардию (приобретение пушек, выдача единовременных пособий гвардейцам, обучение и т. д.), добивалась выдвижения на командные посты в ней своих людей. Начальником Национальной гвардии стал маркиз Лафайет — участник войны за независимость США. Он был сторонником умеренных буржуазных реформ и пользовался тогда большой популярностью в стране.

Государство оказалось в руках политической группировки богатых буржуа и примкнувших к ним обуржуазившихся либеральных дворян11. Их руководители — маркиз Лафайет, аббат Сиейес, ученый-астроном Байи, Дюпор, Барнав, А. Ламет и особенно граф Мирабо — блестящий оратор, но беспринципный политик — не стремились к полной ликвидации старого строя. Не решительная борьба с дворянством, а попытки прийти к соглашению с ним на базе взаимных уступок лежали в основе их политической деятельности. Их идеалом являлась конституционная монархия, и потому они называли себя конституционалистами.

«Великий страх», охвативший всех имущих и прежде всего дворян-землевладельцев перед лицом массовых народных выступлений, заставил Учредительное собрание срочно заняться аграрным вопросом12. Была торжественно провозглашена «отмена феодализма». Конституционалисты с умилением писали о якобы «единодушном порыве» аристократов — депутатов бывших Генеральных штатов, а затем соответственно Учредительного собрания, «добровольно» отказавшихся от своих сеньориальных привилегий. Ночь на 4 августа 1789 г. («ночь чудес») положила начало длившемуся до 11 августа обсуждению и принятию первого аграрного закона.

Однако после его опубликования стало ясно, что главные требования крестьян не были удовлетворены13. Число крестьянских выступлений неуклонно увеличивалось.

В то же время Учредительным собранием 26 августа 1789 г. был принят другой важный документ революции — Декларация прав человека и гражданина.

Составленная как программа революции, она, по замыслу ее творцов, должна была содействовать успокоению народа, сохранению видимости «братского единства», прикрывать приход буржуазии к власти.

Вместе с тем ее содержание в немалой степени определялось своеобразием конкретно-исторического момента, переживаемого страной. То было время, когда еще не произошло размежевание политических сил в революционном лагере, а заинтересованность всех основных социальных групп третьего сословия в победе революции предопределила общую направленность их антифеодальной борьбы. Среди буржуазных революционеров, боровшихся против феодализма, стали особенно заметны иллюзии относительно общности коренных интересов всего народа. «То были иллюзии неизбежной, немедленной и полной победы «свободы, равенства и братства», иллюзии насчет не буржуазной, а общечеловеческой республики, республики, водворявшей мир на земле и в человецех благоволение. То были иллюзии насчет отсутствия классовой розни внутри угнетенного монархией и средневековым порядком народа, насчет невозможности методами насилия победить «идею», насчет абсолютной противоположности отжившего феодализма и нового свободного, демократического, республиканского порядка, буржуазность которого не сознавалась вовсе или сознавалась до последней степени смутно»14.

Естественно, что такие умонастроения не могли господствовать во всех слоях французского общества, но тем не менее тогда они были весьма сильны.

История показала, что творцам Декларации, среди которых важная роль принадлежала Лафайету, Сиейесу, Мирабо, Мунье, не удалось «примирить» народные массы с новым правительством — «вернуть нации счастливое настроение». Но это не умаляет значимости проделанной ими работы.

Был создан документ, идеологически обосновавший объективно необходимый, исторически неизбежный переход от феодального к более прогрессивному для той эпохи буржуазному обществу. Торжественно провозглашались принципы нового строя, пришедшего на смену свергнутого в ходе революции феодально-абсолютистского строя с его дворянско-клерикальными привилегиями.

Четкость формулировок Декларации, строгая, логически обоснованная взаимосвязь всех ее положений свидетельствуют о высоком уровне теоретической подготовки авторов документа15. Им удалось в предельно концентрированной форме изложить главные выводы буржуазной политической мысли Франции XVIII в. относительно принципов ее будущего общественно-политического строя. Несомненное совершенство Декларации 1789 года как по форме, так и по содержанию явилось следствием гигантской работы, проделанной французскими философами и политическими мыслителями задолго до революции.

Созданные ими политические учения впитали в себя богатейший опыт государственно-правового развития Франции, а также Голландии, Англии, США, где уже свершились буржуазные революции.

Авторы Декларации основывались в первую очередь на трудах энциклопедистов — Вольтера, Руссо, Гельвеция, на работах Монтескье и Мабли. На их творчество оказали заметное влияние произведения английских ученых — Локка, Мильтона, Блекстона. В качестве конкретного образца создаваемого ими документа они имели перед собой американскую Декларацию независимости 1776 г., Виргинскую декларацию прав 1776 г., а также документы отечественной государственно-правовой истории: декларации французских Генеральных штатов, особенно Генеральных штатов 1484 г., ремонстрации Парижского парламента, начиная с 1755 по 1788 г.16

Творцы Декларации стояли на позициях Просвещения, представлявшего собой широкое, идейное движение мыслителей, взгляды которых во многом различались. Общим для них была критика феодальной идеологии, освещавшей клерикально-абсолютистский произвол, сословные привилегии, средневековые суеверия и мракобесие17. Реакционной идеологии просветители противопоставляли новое политическое мировоззрение, которое соответствовало, как они считали, требованиям всеобщего и вневременного разума и справедливости, но которое объективно не могло быть не чем иным, как мировоззрением идущей к власти буржуазии.

По мере приближения революции усиливалось радикальное направление во французском Просвещении, связанное с именем Руссо. В его произведениях критика феодальной идеологии достигла максимальной остроты и переросла в решительное отрицание феодализма в целом, его идеологии, социальных и государственно-правовых институтов.

Этот дух категорического отрицания «старого режима» нашел последовательное отражение в Декларации 1789 г.

Декларация была призвана стать правовым барьером на пути возможной реставрации феодального строя. Она рассматривалась, по образному выражению французского историка А. Олара, «как окоп против возможного возрождения «старого режима»18. Этим в немалой степени определялся максимализм провозглашенных принципов нового общественно-политического строя. К тому же их провозглашение ни в коей мере не должно было ущемить интересы новых правящих кругов. «Задачи Декларации, — говорил в своем выступлении в Учредительном собрании один из его депутатов Дюпор, — заключаются в том, чтобы выразить истины для всех времен и народов. Что в том, если она и будет противоречить отчасти той конституции, которая будет принята нами?». Показательно, что это заявление не вызвало возражения со стороны правящего большинства, уже во время принятия Декларации допускавшего возможность отступления (невыполнения) на деле от некоторых из ее наиболее прогрессивных положений.

Среди принципов, провозглашенных Декларацией, особое место принадлежало «естественным и неотъемлемым правам человека», «народному суверенитету» и «разделению властей». В ней достаточно четко просматривалась иерархия этих принципов: основополагающими объявлялись права человека, их обеспечение возлагалось на государство («государственный союз»), базирующееся на принципах народного суверенитета и разделения властей. Такое построение следовало одной из основных идей школы естественного права, которая видела в государстве, возникшем якобы в результате «общественного договора», инструмент защиты «неотъемлемых» прав человека19.

Веяния естественно-правовых теорий дали о себе знать и в проведенном Декларацией (хотя и не всегда последовательно) различии между правами человека, которые от природы присущи ему как «естественные и неотъемлемые», и правами гражданина, получающего их от государства в силу своей принадлежности к нему.

К последним обычно относили права, определяющие степень предусмотренного законом участия гражданина в политической жизни своей страны, в деятельности государства.

В качестве «естественных и неотъемлемых прав» провозглашались свобода, собственность, безопасность, сопротивление угнетению (ст. 2). Свобода определялась как возможность делать все, что не причиняет вреда другому. Осуществление свободы, как и других «естественных» прав человека, встречает «лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом» (ст. 4).

Было названо несколько видов свобод: индивидуальная свобода (ст. 7—9), свобода печати (ст. 11), вероисповедания (ст. 10)20. Отсутствовала свобода собраний и союзов, что объяснялось враждебностью законодателей к массовым выступлениям и организациям трудящихся и доминировавшим в естественно-правовых теориях отрицательным отношением ко всякого рода союзам. По мнению Руссо, союзы ограничивают личную свободу, искажают оформление общей воли народа. Опасались также возможности возрождения цехового строя и связанной с ним регламентации, что сковывало в прошлом развитие промышленности и торговли.

Декларация подчеркивала значение права на собственность: помимо ст. 2, относившей ее к числу «естественных» прав человека, ей была целиком посвящена ст. 17, объявлявшая право на собственность «неприкосновенным и священным». Игнорировалось принципиальное различие между отдельными видами собственности, и тем самым создавалась видимость равной защиты имущественных интересов всех: буржуа и рабочего, эксплуататора и эксплуатируемого.

Декларация обходила молчанием социальные права трудящихся, находившихся в фактической зависимости от собственников средств производства21.

Составители Декларации не включили в число «естественных» и «неприкосновенных» прав человека равенство, ограничившись провозглашением формального равенства граждан перед законом. Тем самым косвенно признавалось отсутствие подлинного равенства, но только с точки зрения приносимой каждым общественной пользы (ст. 1) и интеллектуальных способностей (ст. 6). Это, по мысли законодателей, следовавших в данном случае за Монтескье, должно было служить оправданием существовавшего в стране глубокого социального неравенства.

Ничего не говорилось в Декларации и о материальных гарантиях провозглашенных прав. Их обеспечение возлагалось на «государственный союз» (ст. 2).

Идея Руссо о неотчуждаемости суверенитета22, полностью и безраздельно принадлежащего народу, нашла воплощение в ст. 3: «Источник суверенитета зиждется по существу в нации». Она служила обоснованием идеи народного представительства (ст. 6). Декларировалось право всех граждан лично или через своих представителей участвовать в создании закона, который объявлялся выражением общей воли. Однако, вопреки Руссо, для утверждения законов, принятых народными представителями, не требовалось последующего всенародного голосования (референдума).

Тем самым подготавливалась почва для установления парламентского строя и связанного с ним порядка издания законов (последние принимаются парламентами — высшими органами законодательной власти).

Был сформулирован принцип законности — давнее требование третьего сословия, страдавшего от произвола абсолютной монархии. Статья 5 гласила: «Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено...» — антитеза тому, что имело место в недавнем феодальном прошлом, где в принципе можно было делать только то, что дозволено властью.

Стремление не допустить реставрации абсолютизма сыграло далеко не последнюю роль в том внимании, которое уделялось принципу разделения властей. Выводы Монтескье, видевшего обеспечение свободы и безопасности граждан в создании организационно не зависимых друг от друга и взаимоуравновешивающих государственных властей (законодательной, исполнительной, судебной)23, нашли последовательное воплощение в ст. 16. На деле сторонники конституционной монархии считали разделение властей удобной для себя формой организации государственной власти, призванной закрепить компромисс буржуазии и обуржуазившегося дворянства: законодательная власть принадлежит (будет принадлежать) буржуазному Национальному собранию, исполнительная — дворянскому королю24.

Декларировалась неприкосновенность личности. Никто не мог подвергнуться обвинению, задержанию или заключению иначе как в случаях, предусмотренных законом, и при соблюдении форм, установленных законом. «Тот, кто испросит, издаст произвольный приказ, приведет его в исполнение или прикажет его выполнить, подлежит наказанию...» (ст. 7).

Усилия, призванные уничтожить судебно-административный произвол абсолютной монархии, сыграли важную роль в провозглашении принципа «нет преступления без указания о том в законе» (ст. 7, 8) и презумпции (предположения) невиновности: обвиняемые, в том числе и задержанные, считаются невиновными, пока их виновность не будет доказана в установленном законом порядке (ст. 9).

В рассматриваемую эпоху все положения Декларации носили глубоко прогрессивный характер. В то время, когда в большинстве стран мира еще господствовали феодальный строй и даже рабство, провозглашение свободы, равенства и других демократических принципов было событием исключительного значения. Такая оценка может быть с полным основанием распространена и на провозглашенное право более прогрессивной для того времени буржуазной собственности стать господствующим, сменить в этом качестве право феодальной собственности. Но данное положение Декларации носило прогрессивный характер лишь до тех пор, пока историческое развитие человечества не поставило на повестку дня приход нового, более передового общественного строя, базирующегося на качественно новых отношениях собственности.

Во времена революции положения Декларации звучали как утверждение справедливости, даруемой всем. Вместе с тем абстрактность этих положений давала возможность внести в них определенное классовое содержание. Поэтому Декларацию нельзя рассматривать вне рамок реально сложившейся социальной, политической и государственно-правовой обстановки.

Провозглашение прав человека в Декларации 1789 г. было воспринято крестьянством и многими рабочими как обещание уничтожить феодальный гнет, разделить дворянские земли, предоставить им право собственности на землю. (Немало рабочих еще не порвали связи с деревней, мечтали стать самостоятельными хозяевами.)25 Ожидалось уменьшение безработицы, понижение цен на продукты питания, наделение трудящихся правами, провозглашенными в Декларации. Однако действительность разбила эти иллюзии.

Пришедшая к власти буржуазия заботилась о своих интересах. Декларации она дала свое, по существу, обязательное для всей страны толкование.

Этот документ объективно был сориентирован на удовлетворение коренных требований буржуазного общества, которое немыслимо без лично свободного рабочего, лишенного средств производства и потому вынужденного «свободно» продавать свою рабочую силу.

Законодатели, отстаивавшие в Учредительном собрании право на свободу, в силу ряда причин исторического порядка не могли полностью осознать глубинные мотивы своей позиции. Борьба за право на свободу, как, впрочем, и за другие права, воспринималась ими в свете идей Просвещения. Но в силу классового чутья собственников-буржуа свобода мыслилась прежде всего как максимально возможная независимость в сфере капиталистического хозяйства, которое буржуазное государство должно было, по возможности, не вмешиваясь в него, охранять. Свободу, знаменовавшую в такой трактовке несомненный исторический прогресс и одновременно классовую ограниченность, дополнял принцип формального равенства, призванный содействовать развитию послереволюционного общества, нуждавшегося в отмене сословных привилегий и цеховых ограничений, а также в равенстве прав для буржуазной конкуренции26.

Этот принцип ограничивался равенством граждан перед законом и тем самым легализовал фактическое социально-экономическое неравенство людей. Более того, ставя возможность осуществления гражданами своих прав в зависимость от размеров их собственности, принцип формального равенства превращал в фикцию права трудящихся.

Интересам буржуазии стало служить проведенное в Декларации различие между правами человека и гражданина, что отражало присущее буржуазной революции сведение человека, с одной стороны, к члену «гражданского общества», а с другой — к «гражданину государства».

В качестве члена «гражданского общества» человек выступал в нем как частное лицо, освобожденное от всех сословно-цеховых ограничений и руководствующееся исключительно своими личными интересами.

Чтобы буржуазное общество могло нормально функционировать, оно должно было признать права этого частного лица, отождествляя их со всеобщими правами человека27. И оно это делало с той последовательностью, с какой фактическое положение отдельного лица в обществе, возможность реализации им своих прав зависели от размеров принадлежавшего ему капитала. В таких социально-политических условиях провозглашение «естественных» прав человека фактически означало не только правовое обоснование необходимости ниспровержения феодализма, но и стремление представить буржуазное общество как «естественное» и незыблемое28.

В этом обществе человек рассматривался и как гражданин государства, наделенный определенными политическими правами. В таком качестве он был призван представлять общие интересы нации.

События, почти совпавшие с принятием Декларации, показали, что пришедшая к власти крупная буржуазия хотела видеть среди граждан государства лишь представителей своего класса, необоснованно отождествлявшего свои узкоклассовые интересы с интересами всей нации. Она встала на путь не только фактического, но и узаконенного нарушения принципов Декларации.

Вопреки Декларации 1789 г. Учредительное собрание спустя четыре месяца после ее опубликования, 22 декабря 1789 г., приняло Декрет о введении имущественных и других цензов для избирателей. Согласно Декрету все граждане разделялись на активных и пассивных. Чтобы быть активным гражданином следовало: «…1) быть французом; 2) достигнуть 25-летнего возраста; 3) прожить фактически в данном кантоне не менее одного года; 4) платить прямой налог в размере трехдневной заработной платы; 5) не быть в положении прислуги, т. е. не быть слугой на жалованьи».

Только активные граждане получали избирательные права. Все остальные объявлялись пассивными и отстранялись от участия в выборах.

Еще более высокий имущественный ценз устанавливался для тех активных граждан, кто мог быть избран. Они должны были обладать земельной собственностью и платить налог стоимостью в одну серебряную марку (весьма значительная по тем временам сумма — марка серебра = 50 ливрам) (Декрет от 3 ноября 1789 г.).

Декрет о «марке серебра» вызвал негодование даже среди буржуазии. В 1791 г. Учредительное собрание решило несколько понизить имущественный ценз, предоставив право быть избранным в будущее Национальное собрание всем активным гражданам. Но фактически оно тут же ограничило это право, постановив, что в департаментских избирательных собраниях, где будут непосредственно выбираться депутаты Национального собрания, могут участвовать лишь граждане, «владеющие на правах собственности или узуфрукта имуществом, приносящим... доход, равный местной зарплате за 200 дней в городах с населением свыше 6000 человек, за 150 дней в городах с населением менее 6000 человек и в селах, или же нанимающие жилое помещение, доход с которого... признан равным стоимости соответственно 150 или 100 дней труда, или, наконец, арендующие поместье, оцененное в сумму, равную местной зарплате за 400 дней».

Итак, главное осталось неизменным: в основе деления граждан лежала собственность.

Робеспьер, один из выдающихся деятелей последующего, высшего этапа революции, говорил по этому поводу: «Стали притязать на то, что лишь одни собственники достойны имени гражданина. Свой частный интерес они назвали общим интересом и, чтобы обеспечить успех этого притязания, они завладели всей общественной властью»29.

Законодательная деятельность Учредительного собрания. Декреты, принятые собранием, были неравнозначны. Только часть их способствовала разрушению феодально-абсолютистского строя. Остальные отвечали лишь узкоклассовым интересам правящей группировки. К первым относились декреты о передаче церковных имуществ в распоряжение нации30, об установлении контроля государства над духовенством31, отмене сословного деления, упразднении цехового строя, внутренних таможен и других средневековых институтов, препятствовавших развитию промышленности и торговли.

Прогрессивной мерой была и ликвидация старого территориального деления Франции и введение нового единообразного административно-территориального деления на департаменты, дистрикты, кантоны, коммуны. В 1789–1791 гг. Учредительное собрание неоднократно возвращалось к этому вопросу — обсуждались и уточнялись новые административно-территориальные границы, структура и компетенция местных органов управления и многое другое. В итоге страна была разделена на 83 более или менее равных департамента, каждый из которых представлял собой область, связанную известным единством экономической жизни.

Но по наиболее важным вопросам революции правящие круги занимали антинародную позицию. В области аграрных отношений они по-прежнему пытались сохранить основные феодальные права.

По существу ничего не делалось для облегчения положения рабочих, бедного городского люда.

Зато много внимания уделялось укреплению новой власти, борьбе с народом. 14 июня 1791 г. Учредительное собрание утверждает нормативный акт, который стал известен как Закон Ле Шапелье (по имени депутата, принимавшего активное участие в его составлении и представившего его проект Собранию). Этот закон, не лишенный определенной социальной демагогии (попытка отождествить создаваемые рабочими организациями собрания со средневековыми корпорациями (цехами), забастовки объявлялись посягательством на свободу личности, устанавливаемые им запрещения формально распространялись на всех), на деле своим острием был направлен против рабочих.

Закон запрещал создание организаций по профессиональному признаку, проведение собраний лиц, принадлежащих к одной профессии, одному социальному состоянию или работающих на одном предприятии. Запрещалось принятие этими лицами коллективных постановлений и решений. Особенно суровые наказания (вплоть до лишения свободы) предусматривались в отношении тех, кто участвовал в забастовке.

По существу это был первый в истории буржуазной Франции антирабочий закон32.

Конституция 1791 г. Учредительное собрание приступило к выработке конституции почти одновременно с составлением Декларации. В 1789 г. Собрание из числа своих членов образовало конституционный комитет, которому поручило составление проекта. Уже к концу 1789 г. Собрание обсудило и утвердило ряд основных конституционных принципов, определяющих основы нового государственного строя: статус высшего органа законодательной власти, короля, правительства, суда, избирательной системы33.

После этого составление конституции замедлилось. Острая политическая борьба в стране постоянно переключала внимание Собрания на решение других неотложных дел. Конституционная работа утратила необходимую последовательность. Отдельные положения конституции принимались в виде законов, не всегда согласовавшихся друг с другом. Это побудило Собрание создать особую комиссию по отбору и систематизации конституционных актов. В итоге был составлен свод соответствующих законов, который затем лег в основу конституционного проекта.

3 сентября 1791 г. он был утвержден Собранием. Вскоре его подписал король, который принес присягу на верность конституции. Нарастающая сила народного движения вынудила монархию к этому. Королевская подпись и присяга придали новому строю видимость легальной преемственности, о чем так пеклись отцы конституции. Но даже они не переоценивали значение преемственности, прекрасно понимая, что вопрос о том, быть или не быть конституции, уже не зависит от монархии. Это они в конечном итоге и подчеркнули, назвав официальной датой принятия конституции 3 сентября, то есть время утверждения ее Собранием.

В соответствии с конституцией высшим органом законодательной власти становилось однопалатное Национальное собрание, которое избиралось на два года и не могло быть распущено королем. Депутаты наделялись правом неприкосновенности: они не могли быть подвергнуты уголовному преследованию, обвинению и суду за мысли или действия, высказанные или совершенные ими при исполнении своих обязанностей. Для преследования депутатов за общеуголовные преступления требовалось согласие Национального собрания.

Главным назначением Национального собрания являлось принятие законов. Законопроект, принятый Национальным собранием, подлежал затем утверждению королем. Последнему предоставлялось право вето — отказа в утверждении. Но если отвергнутый королем законопроект был вновь принят следующими двумя новыми составами Национального собрания, то он приобретал силу закона. (Такое вето называлось отлагательным).

Компетенции Национального собрания подлежали следующие основные вопросы:

— в области военных дел — издание ежегодных постановлений о численности и составе вооруженных сил; определение их денежного содержания; объявление войны;

— в области финансов — ежегодное составление и утверждение бюджета; установление налогов, включая определение их размеров, продолжительности и порядка взимания; контроль за расходованием государственных средств;

— в области административного управления — издание постановлений об учреждении или упразднении государственных должностей, о порядке управления национальными имуществами;

— в области юстиции — привлечение к уголовной ответственности перед Верховным судом министров и других высших должностных лиц; возбуждение уголовного обвинения против лиц, подозреваемых в заговоре против безопасности государства (гл. III, отд. I, п. 1);

— в области внешних отношений — ратификация договоров с иностранными государствами.

Упрочению позиций Национального собрания при решении этих вопросов должен был содействовать устанавливаемый конституцией порядок, в соответствии с которым сессии Национального собрания должны были созываться непосредственно в силу закона, а не по усмотрению короля (гл. III, отд. I, п. 4)34.

Исполнительная власть вручалась королю, которому предстояло осуществлять ее с помощью назначаемых им министров. Король возглавлял вооруженные силы, назначал значительную часть командного состава, утверждал назначение высших чиновников, осуществлял общее руководство внутренним управлением и внешними сношениями.

Вместе с тем власть короля существенно ограничивалась. Он должен был действовать (управлять) в рамках конституции и законов, принимаемых независимым от монархии Национальным собранием. Предоставленное королю право отлагательного вето было слишком слабым инструментом воздействия на парламент35.

Вводилась контрасигнатура — распоряжения короля приобретали законную силу лишь после подписания их соответствующим министром, который после этого нес ответственность за принятое решение. Министры назначались королем, но могли быть преданы суду Национальным собранием за неправомерные действия по своему ведомству. Министры не могли быть депутатами Национального собрания (настоящего и следующего созывов), членами кассационного суда. Они обязывались представлять Национальному собранию сметы расходов по своему ведомству, давать отчеты об их реализации.

Управление на местах возлагалось на выборные органы. Конституция, подтвердившая новое административно-территориальное деление, предусматривала создание органов управления в департаментах и дистриктах. Они должны были осуществлять исполнительно-распорядительную деятельность под руководством и контролем министров. Король мог отменить распоряжения местных властей, если они противоречили законам и постановлениям правительства, а в случае неповиновения отстранить их от должности, поставив об этом в известность Национальное собрание. Последнее отвергало или утверждало принятое решение, могло предать виновных суду. Почти аналогичные правомочия имели департаментские власти по отношению к нижестоящим органам управления.

Судебная власть вручалась выбранным на срок судьям. Они могли быть смещены не иначе как за преступления по должности, надлежаще установленные в судебном порядке. Наделенные всей полнотой судебной власти, они не могли, однако, ни вмешиваться в осуществление законодательной власти, ни приостанавливать применение законов, ни вторгаться в круг деятельности органов управления, ни вызывать к себе последних для объяснения по поводу их деятельности (гл. V, отд. II, п. 3). Для рассмотрения уголовных дел учреждался суд присяжных.

С целью контроля за правосудием создавался кассационный суд. Он должен был принимать решения по жалобам на приговоры, вынесенные судами в последней инстанции, и некоторым другим заявлениям (гл. V, отд. II, п. 19). В кассационном производстве суд не входил в рассмотрение существа дела, но мог отменить приговор нижестоящего суда, вынесенный с нарушением порядка судопроизводства или содержащий явное нарушение закона. Кассационный суд в этом случае должен был направить дело на новое рассмотрение по существу в суд, которому оно подсудно (гл. V, отд. II, п. 20).

Предусматривалось создание Верховного суда, призванного разбирать проступки министров, а также преступления, угрожающие безопасности государства. Постановления об обвинении по таким делам предстояло выносить Национальному собранию.

Отдельный раздел конституции был посвящен вооруженным силам, создаваемым «для обороны государства» и «для охраны внутреннего порядка» (разд. IV, п. 1). Соответственно, предусматривались сухопутные, морские силы и войска особого назначения, «состоящие из числящихся в списках Национальной гвардии активных граждан. Допускалось использование армии внутри страны, для подавления «волнений» (разд. IV, п. 10, 11).

Особое значение имели разделы конституции, посвященные выборам в высшие органы законодательной власти. По существу здесь решался главный вопрос — кто будет править страной.

Депутаты Национального собрания должны были избираться на основе двухстепенных выборов, в которых участвовали только активные граждане. Ими могли быть лишь лица, имеющие французское гражданство, которым «исполнилось 25 лет от роду, имеющие местожительство в городе или кантоне в течение установленного законом времени, уплачивающие в любом месте королевства прямой налог в размере оплаты не менее трех рабочих дней и представившие расписку о его внесении, не находящиеся в услужении, т. е. не состоящие домашними слугами, внесенные в список Национальной гвардии» (разд. III, отд. II, п. 2).

Право быть выборщиком получили активные граждане, размеры дохода которых в зависимости от места проживания колебались от стоимости 100 рабочих дней до стоимости 200 рабочих дней или если ценность нанимаемого или арендуемого ими имущества была не ниже стоимости 400 рабочих дней (разд. III, отд. II, п. 7).

Из 24 миллионов человек населения страны только около 4,3 миллиона приобрели права активных граждан36. Еще меньшее число граждан (около 40 000) могло быть избрано37.

Итак, крупная буржуазия получала законодательную и судебную власть (в выборе судей участвовали только активные граждане), а дворянство во главе с королем — исполнительную. Компромисс между крупной буржуазией и дворянством, сложившийся еще в первые месяцы революции, нашел в конституции свое законодательное закрепление.

Это было главное, и оно определяло в конечном итоге основные черты устанавливаемого государственного строя. К их числу относились:

1) разделение властей. Законодательная, исполнительная и судебная власти получили известное структурное обособление. Творцы конституции вновь подчеркнули свою приверженность теории Монтескье о разделении властей, объективно отвечавшей интересам политического компромисса верхов буржуазии и дворянства.

Вместе с тем несомненное преобладание буржуазии в Учредительном собрании явилось в конечном итоге основной причиной его отхода от строгого соблюдения основных предписаний этой теории (взаимоуравновешенности организационно обособленных властей, каждая из которых ограничивала и сдерживала другие, не давая возможности одной из них сосредоточить у себя всю полноту власти). Предпочтение было отдано тем властям, которые переходили к буржуазии, и прежде всего власти законодательной — Национальному собранию;

2) ограничение монархии. Власть короля, сведенная к власти исполнительной, ставилась под контроль Национального собрания38;

3) законодательная власть вручалась однопалатному Национальному собранию, обновляемому целиком каждые два года39.

Государственный строй, предусматривавший подобные структурно-функциональные ограничения королевской власти, стал называться конституционной монархией.

Конституция 1791 г. была одной из первых конституций, в которой проявились черты, ставшие впоследствии типичными для большинства буржуазных конституций. Это:

1) закрепление экономической основы господствующего капиталистического строя — права частной собственности на орудия и средства производства («Конституция обеспечивает неприкосновенность собственности...» — разд. I);

2) формализм. Конституция не предусматривала каких-либо материальных гарантий провозглашенных ею демократических прав граждан (свободы собраний, слова, совести, свободы передвижений, равенства, перед законом, в занятии должностей и т. д. — разд. I);

3) ограниченность провозглашенных демократических прав и свобод. Ряд декларируемых положений сопровождался оговорками, сводившими фактически на нет провозглашаемые свободы. Свобода собраний допускалась, например, при условии сохранения спокойствия и соблюдения «полицейских законов». Говорилось о предоставлении всем гражданам доступа к должностям без каких-либо отличий, «кроме проистекающих из их добродетелей и способностей», и в то же время сохранялась цензовая избирательная система, лишавшая неимущих права участия в управлении государством;

4) игнорирование прав народов колоний. Рабство в колониях сохранялось;

5) формальное юридическое верховенство конституции в системе правовых норм государства. Она должна была стать юридической основой для текущего законодательства, которому надлежало строго соответствовать ей и тем более не противоречить. С этим связывалась и ее жесткость (предусматривался особый порядок ее принятия, изменения и отмены).

В конституции 1791 г. нашли свое отражение новые важные государственно-правовые понятия, прежде всего «национальный суверенитет» и «представительное правление». В ней было записано: «Суверенитет принадлежит нации: он неделим, неотчуждаем и неотъемлем. Ни одна часть народа, никакое лицо не может присвоить себе его осуществление» (разд. III, п. 1). Так решительно отвергалась основополагающая доктрина абсолютизма об исключительной власти монарха — суверена «божьей милостью». Взамен старого понятия, отождествлявшего нацию с совокупностью различных обособленных сословных корпораций, находившихся на разных ступенях иерархической лестницы, вводилось правовое понятие нации как единой общности формально равноправных граждан. Причем нация рассматривалась не просто как сумма отдельных граждан, а как нечто целое — «совокупность» граждан, от каждого из них в отдельности не зависящая.

Введение в конституцию понятия национального суверенитета было явлением прогрессивным. Но в его буржуазной трактовке заключалась историческая ограниченность. Оно использовалось для обоснования цензового (ограниченного) избирательного права, несвязанности депутатов наказами своих избирателей. Считалось, что, поскольку бытие нации не зависит от «отдельных воль» составляющих ее индивидов, она может по своему усмотрению установить условия и порядок избрания определенного круга лиц, а также назначения определенного лица, которым доверяется национальное представительство. Нация уполномочивает их осуществлять принадлежащую ей власть. «Нация, которая является единственным источником всех властей, может осуществлять их лишь путем уполномочия. Французская конституция имеет характер представительный; представителями являются законодательный корпус и король» (разд. III, п. 2).

Вводя понятие представительного правления, конституция неразрывно связывала его с цензовым избирательным правом. Представительное правление не было исключительно выборным: король наряду с Законодательным корпусом (Национальным собранием) объявлялся уполномоченным нации40.

Конституция категорически отвергала возможность деления законодательной власти между отдельными депутатами Национального собрания. Их законодательная деятельность считалась выражением не суммы отдельных волеизъявлений, а объективизацией некой общей публичной воли, формирование которой не обязательно связывалось с учетом мнений всех граждан. Предполагалось, что власть, которую депутат осуществляет, является властью не его избирателей, а всей нации. «Представители, избранные по департаментам, являются представителями не отдельного департамента, но всей нации...» (разд. III, отд. III, п. 7).

Отсюда презюмировалось важное положение, типичное ныне для любой буржуазной конституции: депутат юридически не является ответственным перед избирателями и независим от них. Он не связан обещаниями, данными в ходе избирательной кампании. Соответственно, «избиратели не могут давать им никаких Наказов» (разд. III, отд. III, п. 7). Запрещается отзыв депутата своими избирателями. Деление страны на избирательные округа рассматривается как чисто техническая операция, ни в коей мере не устанавливающая какой-либо юридической связи между избирателями и уже выбранным ими депутатом. Единственным реальным средством воздействия на него оставалась угроза его возможного неизбрания на следующий срок — мера явно недостаточная для того, чтобы укрепить стабильную зависимость законодательного корпуса от своих избирателей.

Во всем этом проявлялась сущность буржуазного представительного правления, в рамках которого рядовому избирателю фактически предоставляется лишь «право» «раз в несколько лет решать, какой член господствующего класса будет подавлять, раздавлять народ в парламенте»41.

Вместе с тем конституция 1791 г. при всей ее классовой ограниченности была документом, законодательно закрепившим важное историческое движение вперед, совершенное страной. Юридически подтверждалась ликвидация абсолютизма и ряд сопутствующих ему феодальных институтов. «Нет более ни дворянства, ни «пэрства, ни наследственных, ни сословных отличий, ни феодального порядка, ни вотчинной юстиции, никаких титулов», званий и преимуществ, проистекающих из этого порядка, никаких рыцарских орденов, ни корпораций или знаков отличия, для которых требовалось доказательство дворянства или благородства происхождения... Не существует более ни продажности, ни наследственности каких-либо государственных должностей...» (преамбула конституции).

Размежевание политических сил в антифеодальном лагере. К концу осени 1791 г. в основном завершилось формирование новых конституционных институтов. Были проведены выборы в Национальное собрание (Законодательное собрание), которое начало свою работу 1 октября 1791 г.42

Состав высшего органа законодательной власти полностью обновился (по предложению Робеспьера, Учредительное собрание приняло постановление, запретившее его депутатам переизбираться в Национальное собрание). Новые депутаты не были, однако, новичками в политической жизни. Большинство из них имело солидный опыт работы в административных и судебных учреждениях. Дворян и священников было немного. В отличие от Учредительного собрания в Национальном собрании отсутствовали откровенные сторонники полной реставрации абсолютизма. Но в своем большинстве депутаты были настроены консервативно — они считали революцию законченной.

Иного взгляда на положение дел в стране придерживался народ.

Крестьянство же, удовлетворенное аграрным законодательством Учредительного собрания, усиливало борьбу за полную ликвидацию дворянского землевладения и сеньориальных повинностей. Законодатели получали многочисленные петиции с требованиями крестьян. Но они не желали возвращаться к аграрному вопросу. Крестьянские волнения вспыхнули с новой силой, особенно в департаментах Сена и Марна, Уаза, Верхняя Гаронна, Луара43.

Трудящиеся городов, положение которых не изменилось к лучшему, требовали принятия действенных мер против безработицы, повышения заработной платы. Бедствия народных масс усугублялись спекуляциями продовольствием, ростом цен на него. Продовольственные волнения, вызванные нуждой и голодом, вновь приобретали массовый характер44. Во многих городах происходили ожесточенные столкновения трудящихся с Национальной гвардией. Войска посылались в сельские районы.

В это же время активизировала свою деятельность дворянско-монархическая контрреволюция45. Она пыталась поднять мятеж на юге. Резко усилилась промонархическая агитация католического духовенства46.

Национальное собрание 1791–1792 гг., постоянно конфликтуя с исполнительной властью по относительно второстепенным вопросам, фактически ничего серьезного не предпринимало, да и не собиралось предпринимать против монархии47.

Обострение классовой борьбы ускорило размежевание политических сил в антифеодальном лагере. Еще в Учредительном собрании депутаты, придерживавшиеся сходных взглядов по важнейшим вопросам, стали собираться на фракционные совещания для выработки единой линии. Вне Собрания в тех же целях создавались клубы, которые стали своеобразной формой объединения единомышленников. Особое значение приобретали парижские клубы, учреждавшие в провинциальных городах свои отделения. Вокруг клубов объединялись сторонники определенного политического курса. Таким путем восполнялось отсутствие в то время во Франции политических партий.

К числу наиболее влиятельных организаций подобного рода относился Якобинский клуб (его заседания проходили в бывшей библиотеке монахов-доминиканцев, которых во Франции называли якобинцами). Он был создан в 1789 г. В его состав входили видные деятели Учредительного собрания, высшие должностные лица. Высокие членские взносы придали ему замкнутый характер. Но по мере развития революции положение начало меняться — размеры взносов понизились, а состав демократизировался.

Весной 1790 г. из него вышли наиболее консервативнее члены клуба — Мирабо, Лафайет, Ле Шапелье и другие конституционные монархисты, образовавшие «Общество 1789 года», которое уже лишь формально считалось частью клуба. В 1791 г. произошел окончательный раскол — было создано общество фельянов (его полное название — «Общество друзей конституции, заседающее у фельянов» — по монастырю фельянов, где они собирались). Руководящая роль в нем принадлежала Лафайету, Дюпору, Барнаву, Ламету и ряду других представителей крупной конституционно-монархической буржуазии и обуржуазившегося дворянства. Фельяны были правящей группировкой во времена Учредительного собрания и конституционной монархии.

С 1792 г. все более заметную роль в политической жизни страны начинают играть жирондисты — так впоследствии стали называть политическую группировку, представлявшую торгово-промышленную и землевладельческую, главным образом провинциальную, буржуазию. Многие ее руководители были депутатами от департамента Жиронды. Первоначально жирондисты, так же, как и ранее фельяны, состояли в Якобинском клубе. Размежевание между жирондистами и якобинцами произошло в 1792 г. Жирондисты были исключены из клуба и заняли центристскую позицию между фельянами и якобинцами48.

К этому времени руководство Якобинским клубом перешло к тем, кто выражал интересы революционно-демократической, в основном мелкой буржуазии, выступавшей в союзе с крестьянством и трудящимися города. За ними закрепилось имя якобинцев или подлинных якобинцев. Их вожди — М. Робеспьер, Ж. П. Марат, Ж. Ж. Дантон, Л. А. Сен-Жюст боролись за радикальное решение всех основных задач антифеодальной революции. Движение якобинцев опиралось на широкие массы народа. В союзе с народом была их сила.

В Париже и других крупных городах среди бедноты росло влияние народных агитаторов, ставших известными в истории под именем «бешеных». Эти крайние левые не были политически оформлены, но они последовательно и решительно выступали в защиту наиболее обездоленных. Жак Ру, Варле, Леклерк возглавляли движение за установление твердых цен на продукты питания, улучшение жилищных условий, предоставление, работы, уравнение неимущих в политических правах со всеми. Они призывали к беспощадной борьбе не только с дворянской контрреволюцией, но и со спекулянтами-буржуа.

§ 3. Жирондистская республика

В 1792 г. на политическую борьбу в стране начинает все ощутимее оказывать влияние внешнеполитическая обстановка, складывавшаяся вокруг революционной Франции. Оформилась антифранцузская военная коалиция крупнейших европейских феодальных монархий (Австрии, Пруссии, Испании и др.), а также буржуазно-аристократической Англии. Ее цель — военный разгром революционной Франции и восстановление в ней старого порядка. Дворяне-заговорщики связывали с иностранным вторжением все свои надежды на будущее. Королевский двор оказался в центре заговора и подталкивал страну к войне.

Среди буржуазии по вопросу о войне не было единства. Определенные колебания проявляли фельяны. За объявление войны наиболее активно выступали жирондисты. Они рассчитывали таким путем отвлечь народ от внутренних проблем и, играя на его патриотизме, пробраться к власти49.

Маневры реакции разгадали Робеспьер и Марат. Понимая конечную неизбежность оборонительной войны, они вместе с тем выступали против ее немедленного объявления Францией в условиях, когда армия и исполнительная власть находились в руках контрреволюционного дворянства50. Однако тогда им не удалось повлиять на развитие событий.

В марте 1792 г. король как глава исполнительной власти назначил жирондистское правительство. Вскоре началась война с Австрией, к которой присоединилась Пруссия. Жирондистским министрам была дана отставка.

Как и предвидели якобинцы, французская армия, находившаяся под командованием монархистов, начала терпеть одно поражение за другим51. Контрреволюционное подполье торжествовало.

Но в события решительно вмешался народ. Под руководством якобинцев формируются отряды добровольцев, собирается оружие, увеличивается его производство52. Особенно энергично эта работа велась в Париже. В таких условиях Законодательное собрание, уступая левому крылу своих депутатов, принимает декрет, объявивший отечество в опасности. Составленный в форме воззвания к нации, этот документ предусматривал ряд практических мер по обороне: все граждане, способные «носить оружие», привлекались к «постоянной службе» на местах, резко увеличивался набор добровольцев в действующие войска, предусматривалось увеличение производства оружия и амуниции. Эта работа возлагалась и на местные органы государственного управления, которые отныне должны были действовать «постоянно и гласно». Но колеблющееся Законодательное собрание не могло, да и не имело желания последовательно претворять этот декрет в жизнь. Оно по существу не вело борьбы с изменой, центром которой стал королевский двор.

В результате в народе усилились антимонархические настроения. Они особенно возросли после неудачной попытки бегства короля с целью возглавить иностранную интервенцию. Не имели успеха все усилия властей обелить короля (утверждалось, что он не бежал, а был похищен). Народ еще не имел доказательств его измены, но он догадывался о замыслах двора, его тайных связях с дворянской эмиграцией и враждебными Франции иностранными правительствами53.

В конце июля 1792 г. в Париже стал известен манифест герцога Брауншвейгского, командовавшего армией интервентов. Он угрожал Парижу «полным уничтожением» в случае малейшего посягательства на «священную особу» короля. Изменническая связь монархии с интервентами стала очевидна для всех. Вместо ожидавшейся покорности манифест вызвал взрыв негодования. Многочисленные депутаты горожан потребовали от Законодательного собрания немедленного низложения Людовика XVI как нарушившего конституцию. Законодательное собрание отказалось выполнить это требование. Назревало новое вооруженное восстание. За его подготовку взялись якобинцы.

В это время возрастает значение Парижской Коммуны — органа самоуправления столицы. Она состояла из представителей 48 секций (административных единиц) Парижа. Каждая секция посылала в Коммуну трех выборных делегатов. В свою очередь секции представляли собой органы местного управления отдельных районов Парижа. Секции возникли еще во время выборов в Генеральные штаты (тогда это были районные собрания выборщиков в Генеральные штаты). После победы революции они явочным порядком взяли в свои руки управление соответствующими районами столицы. Первоначально в Коммуне преобладало влияние фельянов, а затем жирондистов, но неуклонно росло число сторонников якобинцев.

В ночь на 10 августа 1792 г. образовалась так называемая повстанческая Парижская Коммуна (большинство в ней составляли якобинцы). К ней присоединилась значительная часть прежней Коммуны (около 80 человек). Революционная Коммуна, которую, по словам К. Маркса, «составили крепкие люди из народа»54, стала руководящим органом восстания.

10 августа 1792 г. восстание началось. Был взят штурмом королевский дворец. Правление фельянов было свергнуто. Коммуна, в руках которой оказалась вся власть в столице, арестовала Людовика XVI. Она заставила Законодательное собрание (теперь здесь жирондисты были самой влиятельной группировкой, хотя они и не участвовали в восстании) принять ряд важных решений. Декретами от 10 августа король отстранялся от обязанностей главы исполнительной власти; Законодательное собрание наделялось правом (временным) назначать министров «путем индивидуального выбора; они не могут быть намечены из его среды». Объявлялось о созыве нового высшего органа государственной власти — Национального конвента.

Декрет от 11 августа 1792 г. устанавливал новый порядок выборов в Конвент: «Первичные собрания изберут такое же количество выборщиков, какое они избирали во время последних выборов. Разделение французов на граждан активных и пассивных уничтожается. Для того чтобы быть допущенным к выборам, достаточно быть французом, иметь от роду 21 год, иметь оседлость в данной местности в течение одного года, жить на доходы или трудовой заработок и не являться прислугой... Для того чтобы иметь право быть избранным в качестве депутата или выборщика, достаточно иметь от роду 25 лет и удовлетворять условиям, требуемым предыдущей статьей. Выборы будут произведены по тому же способу, как и выборы в Законодательное собрание».

Было принято решение о новых выборах во все муниципалитеты и суды на основе нового избирательного закона.

В последующие дни Парижская Коммуна арестовала значительное число контрреволюционеров. Для суда над ними учреждался Чрезвычайный уголовный трибунал (Декрет Национального собрания от 17 августа 1792 г.).

Взамен смещенного правительства Законодательное собрание сформировало Временный исполнительный совет в основном из жирондистов.

Как раз тогда для революции сложилась критическая военная ситуация: армия интервентов вторглась на территорию Франции, без боя была сдана крепость Лонгви, оставлен Верден, путь на Париж был открыт. Жирондисты проявили растерянность, предлагали покинуть Париж. Народ с негодованием отверг такое предложение. В эти дни якобинцы показали себя как подлинные революционеры. Они обнаружили исключительную энергию в организации отпора врагу, непреклонную волю к победе. Один из вождей якобинцев — Дантон прекрасно выразил их отношение к происходящему: «...Чтобы победить врагов, нужна смелость, еще раз смелость, всегда смелость, — и Франция будет спасена!». Коммуна стала организующим центром обороны. Она обратилась с воззванием к народу: «К оружию, граждане! К оружию! Враг у порога!» В ответ еще более увеличился поток добровольцев, резко возросло производство вооружения, были спешно сформированы новые части.

20 сентября 1792 г. в сражении у селения Вальми враг был впервые остановлен. Вскоре началось его отступление. Революция отбила первый натиск. Победа при Вальми навсегда осталась в памяти французского народа как событие исключительной важности.

В это время жирондисты были заняты укреплением своих политических позиций. В преддверии выборов в Конвент они попытались заручиться поддержкой крестьянства, составляющего теперь основную массу избирателей. 14 августа 1792 г. Законодательное собрание принимает декрет, разрешающий делить конфискованные земли эмигрантов и передавать их крестьянам на условиях бессрочного владения за «годовую ренту» или продажи в собственность55.

Декретом от 25 августа 1792 г. крестьянское землевладение освобождалось почти от всех лежащих на нем феодальных повинностей. Предусматривались и другие меры. Но все они носили половинчатый характер. Крестьяне встретили принятые решения сочувственно, но рассматривали их только как новый шаг на пути полного уничтожения феодализма в деревне.

В сентябре завершились выборы в Конвент56. Было избрано 783 депутата (в том числе 34 депутата от колоний). Из них около 200 составляли жирондисты (их количество незначительно колебалось), около 100 депутатов — якобинцы (Париж голосовал в основном за якобинцев). В Конвенте якобинцы заняли верхние скамьи, и потому их стали называть «горой», «горцами» (монтаньярами). Большинство же депутатов не принадлежало ни к одной из этих группировок. Не отличаясь ни последовательностью, ни четкостью политических взглядов, они, в зависимости от складывавшейся политической конъюнктуры, примыкали то к одной, то к другой из указанных партий. Современники в насмешку называли их «равниной», а иногда еще более резко — «болотом».

Конвент начал свою работу в дни победы при Вальми. В обстановке всеобщего энтузиазма и ликования наметилось даже подобие временного примирения сторон. По существу единодушно Конвент утвердил упразднение монархии и отмену конституции 1791 г., а вместе с ней и деление граждан на активных и пассивных (Декрет от 21–22 сентября 1792 г.).

Франция объявлялась республикой, единой и неделимой (Декрет от 25 сентября 1792 г.)57.

Революция в своем движении по восходящей линии шагнула на новую ступень.

События августа — сентября 1792 г. существенно изменили соотношение классовых сил в стране. Была свергнута не только монархия (что само по себе в государственно-правовом плане было событием исключительным), но и власть фельянов — власть крупкой буржуазии и обуржуазившегося дворянства.

Правительство оказалось в руках жирондистов, но одновременно усилились позиции якобинцев. Сложилось своеобразное положение: наряду с правительством жирондистов и находящимся под их влиянием (хотя и не всегда устойчивым) Конвентом появилась якобинская Коммуна, обладавшая реальной властью в Париже и некоторых других районах страны. Борьба между ними, вскоре вновь усилившаяся, была проявлением глубоких противоречий, назревавших в антифеодальном лагере. Жирондисты, оказавшись во главе государства, не хотели дальнейшего углубления революции. Они выступили против полной ликвидации дворянского землевладения, тормозили демократизацию государственного строя, упразднили Чрезвычайный уголовный трибунал, созданный для борьбы с контрреволюцией, то есть превращались в консервативную силу. Противостоящие им якобинцы выражали интересы тех социальных сил (мелкой, отчасти средней буржуазии, крестьянства, трудящихся городов), которые еще не добились удовлетворения своих требований. Классовые интересы этих социальных групп были далеко не однозначны, но в тот период их объединяла общая решимость отстоять революцию, продолжить ее развитие.

Прошло уже три года революции, а ее важнейший вопрос — окончательная и полная ликвидация феодальных отношений в деревне — все еще не был решен58. В 1792–1793 гг. крестьянские волнения вновь усилились.

Не менее острой продолжала оставаться продовольственная проблема. Хлеба в стране было достаточно. Но торговцы продовольствием, богатые крестьяне придерживали зерно, искусственно создавали нехватку продуктов питания, намеренно взвинчивали цены. Недовольство городской бедноты неоднократно выливалось в нападениях на склады и транспорты с продовольствием. Рабочие вели упорную борьбу за введение твердых цен на продукты питания («максимума»), за улучшение условий труда, повышение заработной платы.

Якобинцы, вначале высказывавшиеся против «максимума», затем изменили к нему свое отношение. Они понимали, что без удовлетворения одного из важнейших требований народа невозможна победа революции. Вопреки ожесточенному противодействию жирондистов они добились принятия Конвентом 4 мая 1793 г. Декрета об установлении твердых цен на зерно. 20 мая было принято решение о выпуске принудительного займа. Обложению подлежал «предполагаемый чистый доход от имущества, как недвижимого, так и движимого, и от промыслов». Не облагалось имущество «граждан, о которых известно, что их дохода хватает лишь на самое необходимое».

Принятие этих мер было прямым результатом сближения буржуазных революционеров-якобинцев с народными массами. «Гора шла с партией народных масс, где находились жилистые руки, энергия и преданность»59. Это сближение было необходимо для борьбы как с жирондистами, так и с дворянско-клерикальной контрреволюцией. В марте 1793 г. вспыхнул роялистский мятеж в Вандее. В то же время резко ухудшилось положение на фронте. В значительной мере вследствие предательства генералов, близких к жирондистам, вражеским армиям удалось оправиться после поражения при Вальми и нанести ряд серьезных ударов французам. Армии врага вновь подходили к границам страны. Положение стало таким же критическим, как и в августовские дни 1792 г.

По инициативе депутатов-якобинцев, получивших на этот раз поддержку «равнины», Конвент восстановил (10 марта 1793 г.) ранее распущенный жирондистами Чрезвычайный уголовный трибунал для борьбы с контрреволюционерами. 6 апреля был принят Декрет об учреждении Комитета общественного спасения60. Однако эти учреждения не стали действенным инструментом революции. Жирондистам удалось нейтрализовать деятельность Трибунала, Комитета общественного спасения, а также созданных несколько ранее Комитета общественной безопасности (2 октября 1792 г.) и Комитета национальной обороны (1 января 1793 г.). Одновременно жирондисты стали готовиться к полному захвату власти. Они приступили к созданию армий отдельных департаментов, стремясь противопоставить их вооруженному народу Парижа, шедшему за якобинцами. Ими создается «Комиссия 12» для расследования деятельности Парижской Коммуны. Комиссия начала фабриковать различные фальсифицированные «документы» с целью намечаемого разгрома Коммуны и других народных организаций.

На юге страны жирондисты, вступив в союз с роялистами, готовили мятеж в Лионе и Марселе. Из силы консервативной они окончательно превратились в силу контрреволюционную.

§ 4. Якобинская республика

Приход к власти якобинцев. Гибельность для революции политики жирондистов сделала неизбежной вооруженное восстание против них. 2 июня 1793 г. 80 000 вооруженных граждан и национальных гвардейцев, руководимых якобинцами во главе с повстанческим комитетом Парижской Коммуны, свергли правительство жирондистов. Наиболее ярые сторонники Жиронды (29 депутатов) были изгнаны из Конвента и арестованы. «Комиссия 12» была распущена.

Революция вступила в высший этап своего развития.

Свержение политического господства крупной буржуазии открывало дорогу к радикальному, окончательному решению всех основных задач антифеодальной, демократической революции61.

Смертельная опасность, нависшая над страной, заставила якобинцев искать быстрые и смелые решения. В бурные дни июньского восстания Робеспьер отметил в своей записной книжке: «Нужна единая воля... Для того чтобы она была республиканской, нужны республиканские министры, республиканское правительство. Внутренняя опасность исходит от буржуазии, чтобы победить буржуазию, надо объединить народ. Необходимо, чтобы народ присоединился к Конвенту и чтобы Конвент опирался на народ». По существу это были основные контуры программы новой революционной власти.

Уже на следующий день после победы якобинцы занялись выковыванием «единой воли» и союза с народом.

3 июня Конвент, где теперь доминировали якобинцы, принял Декрет о льготной продаже крестьянам конфискованных у контрреволюционеров земель. Был разрешен раздел общинных земель между жителями общины (Декрет от 10–11 июня 1793 г.).

Особое значение имел Декрет от 17 июля 1793 г., ликвидировавший безвозмездно все оставшиеся и наиболее защищаемые реакцией феодальные права62.

Принятые решения начали немедленно претворяться в жизнь. Свершилась «действительно революционная расправа с отжившим феодализмом»63.

В результате значительная часть крестьян превратилась в свободных мелких земельных собственников. Это не означало исчезновения крупного землевладения (были конфискованы земли эмигрантов, церкви, контрреволюционеров, а не всех помещиков; много земель скупила городская и сельская буржуазия). Сохранилось и безземельное крестьянство (те, у кого не было денег на покупку земли). Аграрный вопрос был решен по-буржуазному. Тем не менее мелкособственническое крестьянство, получив землю от буржуазной революции, надолго превратилось в союзника и массовую опору буржуазии. Это наложило существенный отпечаток на последующую историю Франции.

В рассматриваемое же время крестьянство увидело в якобинцах подлинных защитников их интересов, быстро и решительно (в первые полтора месяца нахождения у власти) покончивших с феодализмом, т. е. сделавших то, что не было осуществлено в течение всех четырех предшествующих революционных лет. Очередные крестьянские наборы в армию дали солдат, преданных революции, готовых самоотверженно сражаться с ее врагами, со всеми, кто пытался восстановить дворянское землевладение, отнять у них землю.

Цели «объединения народа» служили также меры, призванные облегчить тяжелое материальное положение городской бедноты. Декретом от 28 июня 1793 г. вводились: государственное пособие безработным, денежная помощь многодетным семьям, пособие по старости, начиная с 60 лет, единовременное денежное пособие бедным в связи с рождением ребенка. Суровыми мерами, вплоть до смертной казни, наказывались те, кто с целью умышленного повышения цен на продукты и товары первой необходимости изымал их из повседневной продажи.

Одновременно с этим и столь же быстро (в течение первых трех недель) проводились важные преобразования в государственном строе. Была принята новая конституция.

Конституция 1793 г. Этот документ уже 24 июня 1793 г. был утвержден Конвентом. По установившейся традиции он состоял из Декларации прав человека и гражданина и собственно конституционного акта. Демократические по своему содержанию, они должны были дать народу сплачивающую его политическую платформу. В них нашли свое законодательное закрепление государственно-правовые взгляды якобинцев, формировавшиеся под влиянием идеологов левого крыла Просвещения. Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона и многих других особенно привлекало учение Руссо о демократической республике, его эгалитаристские идеи64.

Декларация прав человека и гражданина 1793 г. Новая Декларация воспроизводила основные положения Декларации 1789 г., но отличалась от нее большим демократизмом и революционностью, более радикальным, в духе Руссо, подходом к проблеме политических свобод и прав.

Декларация начинается с заявления о том, что «целью общества является общее счастье. Правительство установлено, чтобы обеспечить человеку пользование его естественными и неотъемлемыми правами» (ст. 1), к числу которых были отнесены: равенство, свобода, безопасность и собственность (ст. 2). В таком качестве права на равенство не было в Декларации 1789 г., и это не было случайным. Подобно Руссо, якобинцы признавали юридическое равенство в полном объеме (деление граждан на активных и пассивных категорически отвергалось). Но имущественное равенство объявлялось Робеспьером «химерой», а частная собственность — «естественным и неотъемлемым правом» каждого. Вместе с тем якобинцы высказывались против чрезмерной концентрации богатства в руках немногих. «Я вовсе не отнимаю у богатых людей честной прибыли или законной собственности, — говорил Робеспьер, — я только лишаю их права наносить вред собственности других. Я уничтожаю не торговлю, а разбой монополистов; я осуждаю их лишь за то, что они не дают возможности жить своим ближним». Утопичность такой политики стала очевидной несколько позже, во время же принятия Декларации она не могла не привлечь симпатий простых людей.

Так же как и в первой Декларации, закон определяется как выражение общей воли (ст. 4), «он один и тот же для всех — как в том случае, когда оказывает покровительство, так и в том случае, когда карает». Но в его определение вносится важное уточнение: «...Он может предписывать лишь то, что справедливо и полезно обществу» (ст. 4), «Закон должен охранять общественную и индивидуальную свободу против угнетения со стороны правящих» (ст. 9).

Верховенство закона, рассматриваемого как «выражение общей воли», неразрывно связывается с понятием суверенитета народа. «Суверенитет зиждется в народе; он един, неделим, не погашается давностью и неотчуждаем» (ст. 25). Вместо понятий «нация», «суверенитет нации» (ст. 3 Декларации 1789 г.) вводятся понятия «народ», «суверенитет народа».

Это была не простая смена терминов. Выше говорилось, что нация, трактуемая в духе творцов первой конституции, рассматривалась как нечто целое — «совокупность» граждан, от каждого из них в отдельности не зависящая. Ее воля не сводится к простой сумме воль отдельных граждан, и поэтому она якобы может по своему усмотрению установить порядок избрания определенного круга лиц, которым доверяется формирование этой национальной воли, осуществление национального суверенитета. Отсюда выводилась возможность деления граждан на активных и пассивных, отстранение неимущих от участия в деятельности государства. В противоположность этому народ рассматривался якобинцами вслед за Руссо как сообщество граждан, которому в целом принадлежит суверенитет «единый, неделимый, неотчуждаемый». Народный суверенитет не может быть передан одному лицу или группе лиц65.

В этом видели теоретическое обоснование демократической республики, непосредственного участия народа в законодательстве и государственном управлении, недопустимости имущественных цензов. «Ни одна часть народа не может осуществлять власть, принадлежащую всему народу...» (ст. 26). «Каждый, кто присвоит себе принадлежащий народу суверенитет, да будет немедленно предан смерти свободными гражданами» (ст. 27). «Каждый гражданин имеет равное право участвовать в образовании закона и в назначении своих представителей и своих агентов» (ст. 29). «Закон есть свободное и торжественное выражение общей воли...». Причем под общей волей понимается воля большинства. Руссо пояснял, что общая воля не требует единогласия всех. Оставшиеся в меньшинстве в равной мере с другими участвовали в формировании общей воли, но просто «не угадали ее».

Названные принципы должны были лечь в основу государства, которому предстояло быть гарантом провозглашенных прав и свобод.

Среди провозглашенных прав особое место отводилось свободе. Она определялась как «присущая человеку возможность делать все, что не причиняет ущерба правам другого... обеспечение свободы есть закон» (ст. 6) — формула традиционная для идей Просвещения. Авторы Декларации конкретизировали ее понятие применительно к государственно-правовым, гражданско-правовым и уголовно-правовым отношениям. Это:

а) свобода слова, печати, собраний (ст. 7); право подавать петиции представителям государственной власти (ст. 32); свобода совести (ст. 7);

б) свобода заниматься «каким угодно трудом, земледелием, промыслом, торговлей» (ст. 17). По существу запрещается рабство и все виды феодальной зависимости: «Каждый может предоставлять по договору свои услуги и свое время, но не может ни продаваться, ни быть проданным: его личность не есть отчуждаемая собственность. Закон никоим образом не допускает существования дворни; возможно лишь взаимное обязательство об услугах и вознаграждении между трудящимся и нанимателем» (ст. 18). В развитие этого принципа последующее законодательство устанавливает срочность любого договора личного найма.

Право на безопасность рассматривается как право на защиту государством личности каждого члена общества, его прав и его собственности (ст. 8). «Никто не должен быть обвинен, задержан или подвергнут заключению иначе как в случаях, предусмотренных законом, и с соблюдением порядка, предписанного им же» (ст. 10).

Декларация последовательно проводит принцип законности: «Всякий акт, направленный против лица, когда он не предусмотрен законом или когда он совершен с нарушением установленных законом форм, есть акт произвольный и тиранический; лицо, против которого такой акт пожелали бы осуществить насильственным образом, имеет право оказать сопротивление силой» (ст. 11). Развитием провозглашенного принципа законности явилось провозглашение презумпции невиновности (ст.ст. 13 и 14), соразмерности налагаемого судом наказания совершенному преступлению (ст. 15).

Исключительное внимание уделяется праву собственности: «Никто не может быть лишен ни малейшей части собственности без его согласия, кроме случаев, когда этого требует установленная законом необходимость и лишь под условием справедливого и предварительного возмещения» (ст. 19). Так же, как и в 1789 г., не проводилось различия между отдельными видами собственности, и тем самым создавалась видимость равной имущественной защиты всех, объективно маскировалась неприкосновенность капиталистической собственности.

Согласно Декларации 1793 г. «общественная гарантия состоит в содействии всему, направленному на то, чтобы обеспечить каждому пользование его правами и охрану этих прав: эта гарантия зиждется на народном суверенитете» (ст. 23). Отсюда делается принципиально новый для французского конституционного права вывод: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть священнейшее право и неотложнейшая обязанность» (ст. 35). Право народа на восстание в случае нарушения провозглашенных прав и свобод (только их и не более) явилось ярким проявлением характера якобинской республики, ее радикализма и вместе с тем классовой ограниченности. Трудящиеся не могли использовать это право в борьбе против буржуазной эксплуатации.

Конституционный акт. Демократические принципы Декларации нашли свою последовательную конкретизацию в конституционном акте, устанавливавшем государственный строй. Между этими документами в отличие от конституционных документов 1789—1791 гг. не было принципиальных расхождений. В конституции 1793 г., являвшейся документом высшего этапа революции, с наибольшей последовательностью отразились буржуазно-демократические принципы организации государства.

Торжественно подтверждалось установление во Франции республики. Верховная власть объявлялась принадлежащей суверенному народу и как следствие этого устанавливалось всеобщее мужское избирательное право. Возможность избирать предоставлялась всем гражданам, имеющим постоянное местожительство не менее шести месяцев (ст. 11). Каждый француз, пользующийся правами гражданства, мог быть избран на всем пространстве республики (ст. 28).

Французское гражданство предоставлялось каждому родившемуся и имеющему местожительство во Франции. По достижении 21 года он допускался к осуществлению прав французского гражданина. Эти права мог получить также «каждый иностранец, достигший 21 года, проживающий во Франции в продолжение одного года, живущий во Франции своим трудом, приобретший собственность, или женившийся на француженке, или усыновивший ребенка, или принявший на иждивение старика; наконец, каждый иностранец, имеющий, по мнению Законодательного корпуса, достаточные заслуги перед человечеством» (ст. 4).

Органом законодательной власти становился Законодательный корпус (Национальное собрание), который «един, неделим и действует постоянно» (ст. 39). Он состоял из одной палаты и избирался на один год (ст. 40). Столь короткий срок, по мнению Робеспьера, исключал возможность чрезмерного обособления депутатов от их избирателей.

В духе идей народного суверенитета Руссо предусматривалось участие рядовых граждан в законодательстве, в связи с чем вводилась законодательная плебисцитарная система — первая в истории нового времени. Законодательный корпус составлял так называемые предложения законов. Их предметом были наиболее важные сферы законодательства: гражданское и уголовное право, бюджет, объявление войны и т. п. (ст. 54).

Предложение закона направлялось на утверждение первичных собраний граждан, которые образовывались в составе 200–600 граждан, имеющих право участвовать в голосовании (ст. 12). Если спустя 40 дней после рассылки предложения закона в половине департаментов плюс один одна десятая часть первичных собраний каждого из них не отклоняла его, проект считался принятым и становился законом (ст. 59). В случае отклонения проекта предусматривался созыв всех первичных собраний (ст. 60), решение которых по данному вопросу, как следует полагать, становилось окончательным.

Законодательный корпус получил также право издания декретов, не требующих последующего плебисцита. Их предметом было все выходящее за рамки законов.

Текущее административно-распорядительное управление вручалось исполнительному совету. Он должен был действовать в границах и во исполнение принятых законов и декретов. Исполнительный совет образовывался следующим образом: собрание выборщиков каждого департамента выдвигало по одному кандидату из назначенных таким путем 83 кандидатов (по числу департаментов), Законодательный корпус избирал 24 члена исполнительного совета, половина из которых подлежала ежегодному обновлению (ст. 6

...