В.М. Артемов

Нравственность и право

БУДУЩЕМУ ЮРИСТУ: БАКАЛАВРУ, МАГИСТРАНТУ И АСПИРАНТУ

Учебное пособие

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.12

ББК 67.0

А86

Издание подготовлено к 15-летию философско-правового клуба «Нравственное измерение права»
под руководством доктора философских наук, профессора В. М. Артемова.

Автор:

Артемов В. М. – доктор философских наук, профессор кафедры философских и социально-экономических дисциплин, научный руководитель философско-правового клуба «Нравственное измерение права».

Рецензенты:

Разин А. В., доктор философских наук;

Малюкова О. В., доктор философских наук.

В предлагаемом издании ставится и своеобразно решается вечная и вместе с тем весьма актуальная проблема соотношения нравственности и права. Показывается, что она по существу пронизывает любую отрасль права, требуя к себе постоянного и целенаправленного внимания, прежде всего с задачей развития и совершенствования самого права и общества в целом. Прицельно рассматриваются различные этические идеи и концепции, их особенности и влияние на поиски ее адекватного решения. Автор позиционирует точку зрения, согласно которой в современных условиях спасительным и перспективным является неуклонное движение от классической концепции В. С. Соловьева («право есть минимум нравственности») к последовательной, дифференцированно взвешенной максимизации нравственности в праве. Особое внимание уделяется мировоззренческим, аксиологическим, этическим и иным философским основаниям юридической науки и практики.

Настоящая работа может быть использована в качестве учебного пособия (полностью соответствует новым стандартам высшего образования по направлению «Юриспруденция») для студентов бакалавриата и магистратуры, аспирантов юридических факультетов и вузов, а также может представлять интерес для всех, кто интересуется этикой и правом в их взаимосвязи, включая преподавателей.

УДК 340.12

ББК 67.0

© Артемов В. М., 2018

© ООО «Проспект», 2018

Сущность права
состоит в равновесии
двух нравственных интересов:
личной свободы и общего блага.

В.С. Соловьев

Вместо введения. Право на перепутье: поиски стратегии развития в парадигме нравственности1

Тема настоящей работы относится к числу вечных. По существу, ни одна правовая проблема не может быть успешно поставлена, а тем более решена без учета собственно нравственного ее измерения. Хотелось бы в самом начале подчеркнуть, что, ставя проблемы соотношения и перспектив взаимодействия нравственности и права, автор исходит не из противопоставления последних в каком-либо аспекте, а из необходимости поисков исторической и теоретической истины, установления ценностной определенности. В любом случае требуются новые целенаправленные усилия в данном направлении. В них нуждается само современное общество, нормальная жизнь которого немыслима ни без моральных императивов, ни без правовых ограничений, ни без их оптимального взаимодействия.

Кроме философских размышлений в данном ключе требуются практические шаги в аспекте дальнейшего сближения нравственности и права. Это просто необходимо для существенного оздоровления ситуации в условиях продолжающегося кризиса современной цивилизации в целом и его российского сегмента в частности. Решение данной задачи не может быть каким-то простым механическим предприятием, а по определению предполагает комплексный подход и некую общую синтетическую направленность. По крайней мере, сразу же следует отбросить как узкий государственнический позитивистско-правовой подход, так и поверхностное, пустое морализаторство. Указанные крайности, по сути, сходны в их бесперспективности.

При этом важно сразу же подчеркнуть, что жизненно важным представляется именно усиление нравственности в праве, а не наоборот. Попытки вытеснить или заменить нравственные критерии и поступки на социокультурном поле какими-либо исключительно законодательными принципами и решениями в связи с некоей экономической необходимостью (например, бесцеремонное вмешательство государственных институтов и конкретных чиновников в тонкие гражданские, в том числе семейные, отношения, изъятие детей из семей по ничтожным поводам и т. п.), как правило, приводят к нежелательным и даже обратным по отношению к желаемым результатам. Подобные новшества не только практически подрывают и даже разрушают сложившиеся социальные структуры и отношения между индивидами, но и подрывают доверие к праву как институту. По существу, право призвано играть важную защитную и стабилизирующую роль в государстве и обществе в целом, имея в виду наличие различных проявлений зла, которые по разным причинам не поддаются только моральному регулированию или требуют немедленной, как правило пресекающей, реакции со стороны власти.

Если указанная роль исполняется должным образом и цель (поддержание порядка) подкрепляется адекватными средствами (преимущественно ненасильственными), то право может благотворно сказываться и на самой нравственности, создавая предпосылки для ее культивирования и наиболее полного осуществления в самых разных, так сказать, уголках проблемного социума. Оно, таким образом, способно помочь укреплению нравственности, но ни в коем случае не в состоянии ее заменить. Более того, как только право сводится к жесткому, насаждаемому сверху закону и начинает замыкаться, что называется, в себе, оно теряет духовно-нравственную поддержку и перестает быть гарантом искомого порядка, провоцируя (сразу или со временем) обострение различных проблем на социальном и индивидуальном уровнях. Соответствующие исторические примеры (абсурдный суд над философом-моралистом Сократом, средневековая инквизиция, бесправность основной части населения в период крепостничества, излишние элементы принуждения в процессе коллективизации, юридическое прикрытие разного рода грабительских по отношению к населению акций, например фактическое обнуление вкладов граждан в «лихие девяностые» и т. д.) можно приводить долго.

По существу, именно человеческое в человеке как раз и составляет своеобразный стержень нравственности, эпицентр общечеловеческих ценностей. Данная констатация при всей ее очевидности тем не менее нуждается в серьезном обосновании и всестороннем позиционировании не только, условно говоря, в общественном мнении и массовом сознании, но и в профессиональном юридическом сообществе, особенно применительно к студенческой молодежи. При этом одних классических текстов и образцов поведения и деятельности (А. Ф. Кони и др.), конечно, недостаточно, хотя они и необходимы2. Нужны новые теоретические аргументы, соответствующие исторические экскурсы, дальнейшее осуществление целенаправленной и последовательной нравственно-философской экспертизы актуальных и насущных проблем современного общества и права.

Важно подчеркнуть, что проблема соотношения нравственности и права выступает в качестве своеобразной красной нити в ткани любой отрасли права. В известном смысле перед нами основной вопрос правоведения, за которым в конечном счете просматривается основной вопрос философии, по существу сводящийся к проблеме противоречивого единства духовного и материального. Соответственно, продолжая данную аналогию, представляющую глубокую жизненную правду, можно говорить о не менее противоречивом, даже драматическом переплетении нравственного и правового. Если в традиционном общефилософском разделении выделяются идеалисты и материалисты, то в рассматриваемом аспекте в целом вырисовываются, условно говоря, оптимистически-этическая и позитивно-правовая позиции.

На первый взгляд видимая событийная сторона современного общества, особенно его государственной составляющей, казалось бы, демонстрирует доминирование последней. Даже складывается впечатление всесильности собственно юридической линии решения проблем человека и общества. Вместе с тем, учитывая реалии, зачастую приходится говорить о скороспелых законодательных инициативах и запретах, бесконечно меняющихся правилах игры на политико-правовом поле и т. п. За этим в конечном счете просматривается дефицит культуры в целом и, главное, нравственно-философских, ценностных оснований.

Такое весьма удручающее положение требует активных теоретических поисков корней обострившихся проблем. Некоторые из них уходят в далекое историческое прошлое и, соответственно, требуют регулярных и целенаправленных действий в аспекте нового осмысления и последовательных целенаправленных решений. Новые же причины и факторы негативных процессов зачастую представляют оборотную сторону видимого цивилизационного успеха. Мнимые победы, что называется, оборачиваются поражениями. Так, ускоренная формализация отношений между людьми как потребителями и субъектами разнообразных политических и иных подобных технологий привела к выхолащиванию собственно человеческого в человеке. Это, в свою очередь, ведет к потере значимых метафизических смыслов и уходу от спасительных общечеловеческих, прежде всего нравственных, ценностей. Остаются, что называется, голые технологические «идеи», неоправданные иллюзии и претензии, лишь разжигающие все новые конфликты, а то и войны, увы, приближающиеся к нашим границам. У многих возникает ощущение жизни в парадигме только сегодняшнего дня. Теряется перспектива долгосрочного совместного бытия (как это было, к примеру, в конструктивные периоды советской эпохи3), минимизируется ответственность за день завтрашний.

По существу, подобное положение свидетельствует о незрелости свободы личностного уровня и некоем исчерпании потенциала развития социума в целом. Столь желанная свобода в глазах многих превратилась в некий инструмент для достижения чего-то, в то время как она является результатом усилий самого человека и призвана быть его важнейшим качеством. Сказывается здесь и явное выпячивание собственно внешней, условно говоря, технологической, стороны жизни современного общества, когда видимость претендует на место сущности, а формальная исполнительная функция отрывается от содержания и вообще от какого-либо смысла. Имеет место своеобразная имитация деятельности и жизни в целом.

Одно дело, когда указанное выше положение характеризует, к примеру, какой-то замкнутый в себе коллектив или некое разрозненное образование; совсем другое — когда речь идет о мощных цивилизационных институтах, в данном случае о праве в целом. Опасностей и возможных негативных последствий здесь значительно больше. В этой связи нельзя не обратить внимание на так называемый правовой тоталитаризм, о котором писал А. А. Зиновьев применительно к Западу: «Западное общество превратилось в общество правового тоталитаризма. Тут сложилась такая густая и запутанная сеть правовых норм и отношений, что рядовой гражданин самостоятельно не способен поступать без ущерба для себя…»4 Но, думается, подобная ситуация начинает складывается и в нашей стране. Человек как гражданин и другие коллективные субъекты права все чаще и чаще оказываются в сетях новых запретов или формальных разрешений, не имея реальных возможностей добиваться того, что является действительно справедливым. Перефразируя и продолжая известную диалектическую мысль Г. В. Ф. Гегеля, скажем, что такое право граничит с бесправием.

При этом важно иметь в виду качественные особенности рассматриваемых феноменов. Если, к примеру, нравственности (человеческого в человеке) «много быть не может», то право (формальные внешние разрешения и ограничения со стороны государства, подкрепленные угрозой и осуществлением принуждения) может быть чрезмерным. Особенно это относится к собственно законодательной его части и практике бездумно-формального исполнения, к примеру, устаревших и чрезмерно жестких — тем более жестоких — законов. В конечном счете господствовать в обществе должно не право само по себе, а разум, органично включающий в себя нравственное измерение и ориентирующий на порядок во всем.

Возвращаясь к аналогии между основным вопросом философии и соотношением нравственности и права, важно подчеркнуть, что в действительности основная проблема заключается не в том, что, строго говоря, первично, а в том, как сделать так, чтобы нравственность никогда не ослабевала, постоянно присутствовала в социуме, воспроизводилась в качестве его неотъемлемой составляющей. В свою очередь, именно такое должное состояние по определению исключало бы разного рода собственно юридические крайности, ведущие, как правило, к новым и новым проблемам, причем далеко не только юридическим. Так, ужесточение так называемой ювенальной юстиции, когда, к примеру, детей практически подталкивают к доносительству на родителей, не только не улучшает ситуацию, условно говоря, избытка насилия, а напротив, существенным образом усугубляет ее, ибо подспудно ожесточает нравы, открывает, что называется, ящик Пандоры.

Еще хуже дела обстоят с международным правом. Думается, к примеру, что соблюдать внешние правила игры в отношениях с той стороной, которая практически полностью отказалась от общепринятых и приемлемых в нравственном отношении ценностей и демонстративно позиционирует антигероев в качестве «героев»,— значит прямо поощрять ее на новые моральные и иные преступления. К последним, к примеру, нельзя не отнести обстрелы мирных жителей Донбасса или присвоение одному из проспектов в Киеве имени С. Бандеры. Если никак не реагировать на это и подобное, то крайние националисты могут пойти еще дальше в своем политико-идеологическом безумстве. Теперь вот и НАТО, подыгрывая крайним националистам в Прибалтике и используя возможности средств массовой информации, прославляет так называемых лесных братьев, которые в действительности были наследниками фашистской идеологии и практики. На духовно-нравственном поле должна быть полная ясность, ведь нельзя заигрывать со злом в принципе (очевидно, что в приведенном случае налицо крайнее проявление национализма).

Важно исходить из бесспорности, а точнее, из абсолютности именно морального фактора. Вместе с тем, оставаясь на почве науки и учитывая объективные реалии, нельзя смешивать разные сферы и аспекты социального целого — экономический, социальный, политический (организационно-управленческий) и духовный. Нравственность присутствует в каждом из них, но сама она должна быть свободной от экономических, социально-политических и иных корыстных и односторонних интересов. Смешение всего, подмена нравственности порочными нравами и т. п. ведут к непредсказуемым последствиям, а главное — выхолащивает человеческое в человеке. Не должно вводить в заблуждение внешнее превосходство разного рода политико-правовых рычагов управления, которые применяются теми или иными группами и конкретными людьми в отношении общества. В действительности указанные рычаги обретают вес только в переплетении с тонкими духовно-нравственными нитями. Отрываясь от последних, они в конечном счете могут способствовать распространению зла, а не добра.

Чтобы активно бороться со злом, важно по крайней мере преодолеть инерцию сугубо эгоистических интересов, дурных привычек на уровне обыденных нравов и прочих далеких от подлинной культуры феноменов. В противостоянии добра и зла не может быть некоего нейтралитета, тем более того, что со времен Аристотеля называют «золотой серединой». Конечно, что называется, скидки на человеческие слабости могут быть, но абсолютно нетерпимыми являются какие-либо сделки со злом. Борьба на этом поле предполагает достаточно высокий уровень ответственности, а значит, и свободы. В противном случае происходят «расчеловечивание» человека и нравственный регресс5.

Так же, как нельзя заставить быть добрым, невозможно ждать от внутренне несвободного человека сколько-нибудь последовательных усилий в борьбе со злом. Оно не сдается само по себе, постоянно, так сказать, подпитывается ложью, корыстолюбием, да и просто неразборчивостью обывателей. Именно поэтому важны сплоченность тех, кто ратует за правду, справедливость, взаимопомощь и ответственное социальное поведение. Последние, в свою очередь, нуждаются в защите от неуверенности, растерянности, тем более паники (ситуация с террористической опасностью в современном мире существенно актуализирует ее).

Таким образом, не только событийный ряд последнего времени, но и некое метафизическое ощущение необходимости существенных перемен в современном обществе уже в обозримом будущем требует своеобразного теоретического и духовно-нравственного прорыва, в целом способного переломить ситуацию в плане целенаправленного и последовательного спасения современного общества, обновления практически всех основных социальных институтов. Особенно это касается государственно-политической сферы, которая претендует, прежде всего в правовом плане, на активное вмешательство во все иные области общественной жизни. В серьезной нравственно-философской экспертизе нуждаются и привычные представления о факторах развития и совершенствования всей системы управления жизнью общества, включая такой охранительно-стабилизирующий институт, как право. Исторически последнее призвано быть одним из важнейших элементов цивилизационной системы в целом. Но соответствует ли оно тем требованиям, которые предъявляет к нему постоянно меняющаяся жизнь общества и государства?

В попытках ответа на этот и другие подобные вопросы важно опереться на достаточно прочные теоретико-методологические и ценностные основания. Размышления автора на этот счет еще впереди, а пока, так сказать, для интриги или, точнее, постановки проблемы замечу, что при всей авторитетности, к примеру, классических позиций И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля ни одна из них не может быть признана в качестве искомого исчерпывающего основания применительно к современной ситуации. Если первый, как известно, выводит право из весьма спорной гипотетической необходимости, условно говоря, примирения «чистого» и собственно природного (эмпирического, «злого») начал человеческого бытия, то второй, подчиняя право «объективному духу», максимально сближает, даже растворяет нравственность в наличном порядке вещей (семья, гражданское право и государство) исходя из абсолютного господства «хитрого мирового разума».

В действительности в обществе зачастую господствуют наличные нравы, как правило далекие от должного (человеческого и одновременно социально приемлемого) порядка. Последний как раз и составляет фундамент самой нравственности, являющейся в конечном счете своего рода эталоном для нравов. Отсутствие или размытость такого эталона ведет к еще большей деградации нравов, разрастанию зла во всех его проявлениях, включая проявления и в так называемом легальном пространстве (в законах и праве). В такой ситуации интересной, но вместе с тем нуждающейся в развитии представляется концепция, условно говоря, взаимной дополнительности нравственности и права (А. А. Гусейнов6). Ведь право по определению вторично по отношению к нравственности и дополняет ее, а не наоборот. Именно нравственность всеохватна — даже тогда, когда, условно говоря, она бессильна по отношению к бесправию. И если право основывается на морали и подкрепляется нравственностью, то нравственность зачастую не только не укрепляется правовыми решениями, но и подвергается разрушительному воздействию со стороны абсурда формальностей, бесчеловечности и жестокости таких законов, которые применяются, условно говоря, без оглядки на социальные обстоятельства и детали человеческих взаимоотношений.

Учитывая опасность пустого морализаторства, важно подчеркнуть относительную самостоятельность и определенную независимость права от чисто нравственных аргументов и действий. Нужен своего рода хороший «глазомер», чтобы различать эти два измерения. В противном случае могут возникать неоправданные претензии и ожидания как с той, так и с другой стороны. В конечном же счете с учетом указанной первичности должно быть четкое понимание того, что нравственности «не может быть много», а вот излишняя юридизация явно вредна для общества и человека. Известные попытки решить все проблемы только при помощи права ведут в тупик. Нравственная же парадигма была по определению значима во все времена, а сегодня она буквально спасительна.

При этом, увы, не следует обольщаться, так как зачастую, условно говоря, делают погоду не высокие человеческие качества, а дурные привычки и такие традиции, которые скорее тянут назад, чем способствуют движению вперед. Именно последние, по существу, создают благоприятную среду для преступности. В том же преступном мире они также воспроизводятся и множатся. Налицо, что называется, замкнутый круг, выйти из которого нельзя без правильно ориентирующих ценностей и соответствующих действий. Большое значение в этом аспекте имеют реальные примеры подлинной нравственности как на личностном, так и на социально-групповом уровне. Важна и адекватная, внятная и принципиальная оценка нарушений известных социокультурных образцов, в целом мировоззренческая, ценностная работа в социуме, особенно среди молодежи.

Проявляя данную активность, не следует забывать меру, различать стратегию и тактику в борьбе за утверждение нравственности в социуме. Следует по крайней мере: а) самому быть человеком везде и всегда, специально не пытаясь выглядеть неким абсолютным образцом по отношению к другим; б) стараться быть на высоте понимания сложившейся ситуации; в) не идти на поводу последней, не поддаваясь сильным эмоциям, в том числе так называемым благородным, ибо зачастую такая позиция выглядит как поза. К примеру, отстаивание справедливости не может осуществляться при посредстве сомнительных с точки зрения той же справедливости средств.

В целом многие недостатки связаны с явным дефицитом подлинной культуры и прежде всего нравственности. Именно последняя, будучи первичной по отношению к цивилизации, призвана всегда оставаться ее прочным стержнем и целью в аспекте перспективных изменений в сторону идеала. По-видимому, количество разного рода нерешенных проблем во всех сферах жизни современного общества достигло того предела, когда тупик становится очевидным и начинают вырисовываться контуры новой парадигмы развития. В целом, думается, сбывается следующее пророческое суждение Н. Ф. Федорова: «Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшую сумму наслаждений»7.

В целом нынешний этап современной истории в целом можно уподобить знаменитому «осевому времени». Но если во времена возникновения философии как самосознания культуры человечество только складывалось во что-то единое, то в настоящее время оно находится под угрозой разрушительного распада. Требуется мощный духовно-нравственный прорыв в некое новое достаточно устойчивое состояние, которое позволило бы не просто выжить, а и продолжать двигаться, что называется, вперед и выше. При этом приходится признать, что искомое состояние не может быть достигнуто без должного управленческого и правового обеспечения.

Для целенаправленного и достаточно полного рассмотрения и решения подобных проблем следовало бы остановиться, во-первых, на определении предметного поля настоящего исследования и теоретико-методологическом инструментарии, способном помочь в дальнейшем анализе (см. главу 1). Во-вторых — на ключевой проблеме человека преимущественно в русле философской антропологии (см. главу 2). В-третьих, специального внимания заслуживает собственно проблема соотношения нравственности и права. В этом плане не обойтись без хотя бы краткого анализа и общего сравнения наиболее значимых концепций. Речь пойдет прежде всего об идеях И. Канта, Г. В. Ф. Гегеля и В. С. Соловьева. Целенаправленный исторический экскурс затронет также позицию П. А. Кропоткина как видного критика государства и права с позиций взаимопомощи и нравственности в целом. Из современных мыслителей я коснусь, к примеру, идей Ю. Хабермаса, А. А. Гусейнова и др. Выявив рациональные моменты, представляющие ценность с точки зрения осуществления нравственно-философской экспертизы сегодняшнего положения, я попытаюсь сформулировать основные моменты авторской позиции относительно решения проблемы соотношения нравственности и права (см. главу 3). Далее, в-четвертых, потребуется рассмотреть проблему происхождения и сущности нравственности в контексте современных реалий, требующих своеобразного возрождения морали и нравственности в современных условиях (см. главу 4). В связи с этим, в-пятых, будет затронут вопрос о происхождении и сущности самого права (см. главу 5), в конечном счете нуждающегося в нравственном фундаменте и соответствующих ценностных ориентирах (см. главу 6). И, наконец, все это позволит в целом обозначить возможные пути своеобразной максимизации нравственности не только в современном праве, но и в обществе в целом (см. «Вместо заключения»).

Глава 1.
Предмет и теоретико-методологические основания анализа проблемы соотношения нравственности и права

Названные выше аспекты рассматриваемой проблемы весьма актуальны, поэтому важно определиться относительно соответствующей предметной области и круга тех теоретико-методологических и ценностных оснований, в сфере притяжения которых можно будет последовательно и результативно не только исследовать их, но и осуществлять необходимые практические действия в направлении комплексного решения самой проблемы в целом. Иначе сказать следует высветить хотя бы общие контуры соответствующего предмета исследования, а значит, и своего рода «точку координат» представляемой здесь позиции.

Это, в конечном счете, может позволить сформулировать некие новые положения и идеи. Например, о том, что созрели условия для выхода права на некий новый уровень развития. Последний связан с парадигмой культивирования своего рода социумного человека, далекого как от искусственного навязывания личности каких-либо однозначных требований со стороны государства, лишь в принципе призванного представлять интересы социального целого, так и от эгоистической линии поведения. Методологически8 важно определиться относительно своего рода угла зрения, под которым все это будет рассматриваться; той предметной, точнее, межпредметной области, в которой планируется развернуть анализ проблемы. Чтобы не ограничиваться историей и теорией конкретных позиций и концепций в сравнительном плане, важно найти своего рода ориентиры и выделить приоритеты.

Сразу же хочется дистанцироваться от порочного софистического подхода, когда науку пытаются использовать для обслуживания некоего «публичного интереса, понятого как порядок существования». О подобной «науке», «…готовой в качестве компетентной инстанции предоставить в распоряжение аппарата вынесенное ею суждение, которое в самых трудных случаях должно быть признано окончательным», отрицательно отзывается К. Ясперс (1883–1969). «Если компетентное лицо фактически не обладает и не может обладать нужным знанием,— пишет он, критикуя современную софистику,— оно вынуждено обратиться к формулам, создающим видимость знания, например, при оправдании политических актов посредством их интерпретации в терминах государственного права…»9 С такими «формулами», увы, приходится сталкиваться постоянно, особенно когда имеются узко политические или идеологические интересы. Зачастую исчезает или минимизируется личностно-ответственное измерение в исследованиях, тем более, в публичных выступлениях. Эффектные предвыборные и иные подобные речи — яркое тому подтверждение.

В данном же случае речь пойдет о том, что действительно является чрезвычайно важным для современного общества и требует пристального исследовательского внимания с позиций насущной потребности в своеобразном очищении и совершенствования цивилизационного механизма, особенно его правовой составляющей. Хочется отметить, что предлагаемая авторская позиция, так сказать, рождалась в долгих поисках и явилась результатом первичного обобщения опыта создания и практического осуществления в учебном процессе дисциплины по выбору для магистрантов «Нравственность и право». Признаюсь, что в самом начале меня приятно удивило весьма значительное количество заинтересовавшихся последней. В аудитории, можно сказать, яблоку негде было упасть и, главное, внимание было неподдельно искренним. Частично данное обстоятельство, наверное, объяснялось тем, что в качестве слушателей тогда преобладали не юристы (по образованию), а те, кто хотели ими стать.

Такое положение дел повторялось достаточно долго, примерно до тех пор, пока в магистратуру не пришли собственно юристы-бакалавры, да и в самом институте магистратуры, как говорится, сверху стали внедряться некие правила, направленные на усиление узкой специализации и сокращение, так называемых, общих социально-гуманитарных курсов. Думается, это вряд ли пойдет на пользу качеству подготовки современных юристов, призванных быть на высоте требований справедливости и гуманности в самом широком смысле слова. Хочется надеяться, что разум (его следует отличать от некоего сиюминутного расчета, возможно, приносящего временную выгоду), органично включающий в себя подлинную мудрость и нравственное измерение, в конечном счете, должен восторжествовать и в данном случае. Примерно то же самое теперь можно сказать и применительно к вопросу о преподавании профессиональной этики студентам бакалаврам. Ключевым в названной дисциплине выступает именно слово «этика». А за последним, в свою очередь, стоит философская, а не юридическая наука. Это, кстати, понимал такой великий юрист как А. Ф. Кони (1844–1927) и др.

Новизна предлагаемой предметной области заключается в том, что ее содержание находится на стыке ряда важнейших научных дисциплин. Вообще, исторически на стыке наук многое было сделано. Все науки внутренне тесно связаны между собой, что особенно характерно для современности, далеко продвинувшейся в деле всестороннего познания мира, общества и человека. Известный пример — это учение о ноосфере В. И. Вернадского (1863–1945). Русский ученый и философ работал в разных научных направлениях (биогеохимиия и т. п.), но пришел к глубокой философской идее о прорывной роли сферы разума в целом. Последняя, по его мнению, качественно отличается от биосферы и нравственна по своей сути. Примерно в этом же широком и одновременно синтетическом русле во второй половине ХХ века зародилась и развивалась синергетика, включая ее антропологический и социальный разделы.

Следует подчеркнуть, что основное русло исследовательских размышлений составляет философия. Ее предельная абстрактность и широта не только не исключают, но даже предполагают своеобразную теоретическую конкретику, которая не может быть заменима каким-либо иным предметом или способом. Сколько-нибудь глубокое осмысление соотношения нравственности и права возможно именно в контексте всеобщего в системе «мир — человек» с учетом соотношения духа и природы и в связи с проблемой человека. Разумеется, в самих философских поисках и размышлениях на первом плане всегда находилось и находится мировоззрение, рассматривающее мир в целом. Философская рациональность, родившись из мифологического и религиозного ее пластов, внутренним образом снимает их, переосмысливает, всегда в известном смысле имеет их в виду. Неслучайно, к примеру, философски мыслящий гуманист современности А. Швейцер (1875–1965) утверждал, что «…возрождение нашей эпохи должно начаться с возрождения мировоззрения»10.

При этом задействуются практически все основные разделы самой философии, но особенно философская антропология, социальная философия, аксиология, этика и философия права. Наиболее актуальной все больше становится аксиология, ибо именно по линии ценностных приоритетов в настоящее время проходит, что называется, фронт отчаянных споров, а то и прямых столкновений между отдельными людьми, социальными группами и даже государствами. Видный представитель упомянутой выше синергетики И. Пригожин справедливо рассматривает «человеческие системы не в понятиях равновесия или как «механизмы», а как креативный мир с неполной информацией и изменяющимися ценностями, мир, в котором будущее может быть представлено во многих вариантах»11. Думается, что именно от философски мыслящих людей (как тот же А. Ф. Кони) в духе подлинных гуманистических ценностей как раз и зависит воплощение в жизнь должного социального идеала, включая и справедливость в качестве его важнейшей характеристики.

Своеобразной вершиной философии выступает этика, которую часто называют практической философией12. Исходя из истории вопроса, следует указать, что еще со времен Сократа и Аристотеля практическая или моральная философия не только включает в себя множество знаний и ценностей, необходимых человеку как человеку, но и культивирует некое, условно говоря, доброе чувство, без которого указанное множество попросту теряет всякий смысл. В известном смысле этика не является только наукой, она существенно выходит за ее пределы, касаясь самой жизни человека как человека. Более того, будучи теоретическим итогом, наиболее ярким выражением и своеобразным идеальным образцом для самой нравственности и, этика может способствовать исправлению или ориентированию наличных нравов в должном направлении. То есть она, являясь вершиной философского знания, в действительности больше чем наука.

Это обстоятельство в полной мере относится и к собственно профессиональному разделу данной дисциплины. Представляется правильной и достаточно убедительной точка зрения А. Швейцера: этика «не разрешает ученому жить только своей наукой, даже если он в ней и приносит большую пользу. Художнику она не разрешает жить только своим искусством, даже если оно творит добро людям. Занятому человеку она не разрешает считать, что он на своей работе уже сделал все, что должен был сделать. Она требует от всех, чтобы они частичку своей жизни отдали другим людям»13. Поэтому, когда кто-либо, оправдываясь в связи с той или иной ошибкой, им совершенной, говорит, что он всего лишь специалист в определенной области (инженер, врач, преподаватель, полицейский, военный и т. п.), хочется возразить: «Вы прежде всего человек!» Такое напоминание весьма актуально, особенно если учесть напряженные события последнего времени, когда различные соображения политического, идеологического, религиозного, идеологического или националистического типа зачастую напрочь перечеркивают элементарные нравственные человеческие чувства и проявления. Налицо явный дефицит последних.

Сходные позиции и в теории, и в самой жизненной практике занимал известный представитель гуманистической, ненасильственной линии в современной культуре М. Ганди (1869–1948)14. Хотя он исходил из религиозных объяснений происхождения и существа морали15, в обществе позиционировал себя в целом в сугубо светском ключе. В этой связи следует подчеркнуть, что принципиально важным моментом в плане изложения этики вообще и профессиональной этики, в частности, является адекватное, то есть действительно современное научное понимание соотношения светского и религиозного подходов к проблемам корней и содержанию морально-нравственных норм и требований. Важно подчеркнуть, что нет никаких оснований для поглощения нравственности религией. Последняя имеет нравственное измерение, как правило, способствует формированию и осуществлению нравственности, но во многих аспектах дистанцируется от нее, диктует свои условия с позиций сверхъестественного. Это ее право, но и нравственность имеет свои права, условно говоря, защищаемые этикой как наукой. Здесь не должно быть противопоставления одного другому, важны поиски точек соприкосновения в плане утверждения добра и борьбы со злом.

В этой связи здесь уместно привести суждение П. И. Новгородцева (1866–1924), которое, правда, касается несколько другой проблемы. ­«Задача состоит,— пишет он,— не в примирении всех отдельных элементов доктрины, а в их объяснении с помощью их совокупного изучения. Необходимо понять доктрину в целом, чтобы сделать заключение о ее отдельных частях. В этом именно и заключается правильное отношение к чужой мысли: отдельные положения ее следует брать в общем контексте»16. Вообще философский взгляд на мир, его отдельные составляющие и результаты тех или иных исследований имеет свою специфику. В частности, речь идет о предельных основаниях бытия, о соотношении духа и природы, о ключевой роли феномена человека в целом.

Показательно, что именно указанные моменты явно или скрыто присутствуют в знаменитом опыте исследования права русским философом В. С. Соловьевым (1853–1900) — автором работы «Право и нравственность» (в его же «Оправдании добра» подобная концепция излагается в разделе «Нравственность и право»). Размышляя над предметной областью настоящей книги, хочу прямо обратить внимание на очень точную, в чем-то самокритичную мысль великого мыслителя: «Философия права, в которую входит предмет моего трактата, есть одна из философских дисциплин, примыкающая к этике или нравственной философии (в прикладной ее части). Вот формальное основание, по которому я, не будучи юристом, считаю себя вправе говорить о праве»17. Позволю себе в целом разделить это пафос и присоединиться именно к такой линии поисков нравственного философа применительно к правовой области. Не претендуя на сходные весомые результаты, тем не менее, смею надеяться, и авторские усилия принесут хоть какую-нибудь пользу не только в плане дальнейшего изучения проблемы соотношения нравственности и права, но и в русле максимального практического усиления нравственности в праве. А это прежде всего означает своеобразное очеловечивание последнего.

Вообще, актуализируя проблему, следует подчеркнуть, что на сегодняшний день стоит насущная задача своеобразного возрождения человеческого в человеке. Иначе сказать, всем нам опять нужно учиться быть людьми как людьми. Разумеется, в данном отношении есть на что опереться: та же эпоха Возрождения, золотой век русской культуры, беспрецедентное доверие человеческим возможностям в советскую эпоху и т. п. Имея в виду последовательное осуществление указанного намерения, специально остановимся именно на проблеме человека как ключевой проблеме всего философского знания. По существу, она пронизывает и все правовое поле, понимаемое, правда, в современной гуманистической парадигме, вытекающей, в свою очередь, из идеи так называемого естественного права, исторически укорененного в саму ткань цивилизации как определенной ступени культуры в целом. В этой связи примечательно, что тема предстоящего Всемирного философского конгресса, который состоится в столице Китая в августе 2018 года,— «Учиться быть человеком».

Итак, пытаясь определить предметную область настоящего исследования, подчеркну, что в качестве доминирующих здесь дисциплин вырисовываются этика и философия права. При всей относительной самостоятельности, они тесно связаны между собой, ибо являются разделами философии в целом. В свою очередь, определяя статус каждой из них, нельзя еще раз не отметить, что этику совершенно справедливо тесно связывают с практикой, называют практической философией, относят к зрелым плодам философского знания в целом.

Размышляя о предмете собственных поисков, проведу следующую параллель. У А. Пятигорского есть книга «Что такое политическая философия». Точнее, это цикл лекций, в которых осмысливается ситуация человека во власти. В нашем случае речь идет скорее о ситуации человека в профессии, прежде всего юридической. Так вот, он пишет: «Объектом политической философии является не политика… для меня политика существует только как политическое мышление разных людей…»18. Философ смотрит «как наблюдатель… он должен каждый вульгарный термин любого уровня политической рефлексии вторично отрефлексировать как понятие и проанализировать…» В целом то же можно сказать и об этике как особой составной части философии.

Профессиональная, в том числе юридическая, этика как раз и призвана осуществлять нравственно-философскую экспертизу собственно правовых феноменов и соответствующих понятий. Она — и только она, обладая фундаментальным теоретико-методологическим инструментарием и должными ценностными ориентирами, может быть достаточно объективна и точна в этой экспертизе. Юрист как юрист, как правило, имеет свой, сугубо профессиональный взгляд на проблемы; поэтому, чтобы осуществлять указанный анализ, он все равно должен освоить весь собственно этический пласт знаний и не только. Важен еще и своеобразный настрой на утверждение добра в самом широком смысле слова (тонкое нравственное чувство, ориентация на должное как таковое и т. п.). В этой связи можно провести аналогию с эстетическим: «И наука, и искусство делают одно и то же дело: упорядочивают для человеческого сознания бесконечный (то есть беспорядочный) мир действительности. Только наука при этом обращается к разуму человека, а искусство — к тому неопределимому чувству, которое называется “эстетическим” (в нашем случае — чувство добра, соответствующая внутренняя мотивация.— В. А.)»19.

Указанная выше экспертиза предполагает своеобразные ориентиры применительно и к отдельному человеку, и обществу в целом. В данном качестве выступают ценности, среди которых в определенное время выделяются приоритетные. Сама способность к их отбору, тем более напряженные процессы их осмысления, переоценки и реализации по существу свидетельствуют о достаточно зрелой свободе субъектов социальной жизнедеятельности. Но в конечном счете все это обеспечивается устойчивой и целенаправленной нравственно-философской рефлексией, выступающей надежным индикатором духовного здоровья социума, или хотя бы его части. Своего рода авангардом в данном отношении призвано выступать научно-образовательное сообщество, включая и тех юристов, которые органично соединяют в себе высокие нравственные и профессиональные качества.

Хочется опять сослаться на самих юристов, мыслящих в этическом ключе, специально подчеркивающих значимость нравственных факторов для развития и укрепления права. Так, в случае с выдающимся прогрессивным юристом и видным деятелем культуры России второй половины XIX и начала XX в. А. Ф. Кони достаточно было бы назвать его труд «Нравственные основы уголовного законодательства». Именно благодаря последнему его справедливо называют основателем российской судебной этики. «Справедливость должна находить в себе выражение в законодательстве,— писал А. Ф. Кони,— которое тем выше, чем глубже всматривается в жизненную правду людских потребностей и возможностей и в правосудии, осуществляемом судом, который тем выше, чем больше в нем живого, а не формального отношения к личности человека»20. При этом важно подчеркнуть, что он в данном случае выступает, строго говоря, не как юрист, а в качестве мыслящего в этическом ключе мудрого человека. Далеко не каждому профессионалу дано умение абстрагироваться от самой профессии, чтобы ясно почувствовать и понять приоритет человеческого в человеке, а значит, и первичность, что называется, социальных интересов в аспекте духовно-нравственного развития и совершенствования. Интересы эти могут расходиться с интересами той или иной профессиональной корпорации, особенно если иметь в виду какие-то конкретные время и место.

Показательным является и следующее высказывание П. И. Новгородцева в речи, произнесенной еще в 1901 г. в память Вл. С. Соловьева: «Теперь времена изменились. Усердная работа специалистов продолжает быть полезной для практики, но высокий нравственный авторитет юриспруденции утрачен… В ней как бы иссякло самое доверие к нравственной силе права. Вместо прежнего одушевления его возвышенной сущностью и идеальным предназначением, мы слышим, что право есть продукт силы и расчета, что оно создается борьбой слепых страстей, для которых чужды какие бы то ни были нравственные начала»21. Сам он склонялся к позиции, согласно которой вечные основы морального сознания всегда питали и будут питать прогрессирующее правосознание. Весьма примечательно и своеобразное видение проблемы соотношения права и нравственности в контексте видения перспектив Л. И. Петражицким (1867–1931): в будущем право изживет себя и уступит место нормам нравственного поведения. Замечу также, что он был близок к сторонникам, так называемого, этического социализма (рубеж XIX–XX вв.). Интересна в этой связи и мысль И. А. Ильина (1883–1954) о том, что «соотношение между правом и моралью может быть правильное и неправильное»22.

Определенный интерес представляют и соответствующие разработки последних десятилетий, включая советский период. В работе «Уголовное право и этика» (1985) И. И. Карпец на многочисленных примерах и весьма аргументировано доказывает приоритет нравственных смыслов по отношению к праву вообще и уголовному праву, в частности. Ссылаясь на исторические документы, автор связывает уменьшение числа преступлений с повышением нравственного уровня общества. «Аморализм и преступность,— справедливо отмечает И. И. Карпец,— две стороны одной медали. Чем глубже поражено общество аморализмом, тем выше в нем преступность, и наоборот…»23

Примечательна также позиция профессора Д. А. Керимова. Он ратует за «…создание совместными усилиями этиков и юристов комплексной морально-государственной концепции и на ее основе — программы или правового положения, которое включало бы в себя… нравственное обоснование правотворчества и правоприменительной практики; критерии эффективности и результативности действия законодательства с моральной точки зрения и т. д.»24.

Налицо, таким образом, достаточно устойчивая тенденция все большего признания определяющей роли нравственности применительно к праву и его субъектам. Подтверждает это, к примеру, и относительно недавнее решение о введении в основную учебную программу МГЮА имени О. Е. Кутафина профессиональной этики. В магистерскую программу был включен и курс «Нравственность и право». Кроме того, в настоящее время в Университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА) читаются курсы «Профессиональная этика для юристов», «Профессиональная этика и служебный этикет» (в частности, для нового образовательного направления «Правовые основы национальной безопасности»).

Хочется обратить внимание на то, что студенты и магистранты с пониманием относятся к следующей авторской метафоре применительно к понятию «хороший юрист». Условно можно представить круг, символизирующий полноту, совершенство, даже красоту. Мысленно разделив данный круг ровно пополам, мы имеем в виду, с одной стороны, собственно профессиональные знания и навыки; а, с другой — нравственные качества личности профессионала. Думается, без этих качеств не может быть целого круга, то есть нужного обществу, действительно хорошего юриста. Принципиально значимым является понимание необходимости внутренней взаимосвязи этих половинок как частей целого.

Таким образом, искомая «точка координат» находится на стыке философии права и этики, особенно прикладной и профессиональной ее разновидностей. В качестве сквозной проблемы здесь выступает проблема соотношения нравственности и права. Она же по существу пронизывает не только профессиональную этику для юристов, но и любую правовую дисциплину.

Глава 2.
Человек как предмет философского осмысления: от онтологии к этике25

...