А. И. Левченков, В. В. Груздев

Правовое регулирование общественных отношений в нестабильных социумах

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.13:341.218

ББК 67.400

Л38

Авторы:

Левченков А. И., доктор юридических наук, профессор, первый проректор по учебно-методической работе и международным связям ГУ ЛНР «Луганская академия внутренних дел им. Э.А. Дидоренко»;

Груздев В. В., доктор юридических наук, профессор, проректор по научной работе ФГБОУ ВО «Костромской государственный университет».

Рецензенты:

Бабурин С. Н., доктор юридических наук, профессор, главный научный сотрудник института государства и права Российской академии наук, Заслуженный деятель науки Российской Федерации;

Дейнего В. Н., Министр иностранных дел Луганской Народной Республики;

Кушаков М. Н., кандидат юридических наук, Министр образования и науки Донецкой Народной Республики;

Мамитова Н. В., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры государствоведения Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.

Монография посвящена актуальным проблемам правового регулирования общественных отношений в условиях, когда мир стал нестабильным и вошел в полосу разрушительных «цветных» революций и войн. На фоне очередного геополитического перераспределения сил и ресурсов между крупнейшими державами планеты в работе проведен анализ практики государственно-правового строительства в непризнанных государствах бывшего СССР и предложены пути решения имеющихся проблем и конфликтов.

Законодательство приведено по состоянию на январь 2022 г.

Значительная часть монографии написана на основе событий на Донбассе, в которых авторы были непосредственными участниками, и материалов, которые отражают факты объективной реальности, происходившие на постсоветской Украине в 1991–2022 гг. и в Луганской Народной Республике и Донецкой Народной Республике в 2014–2022 гг.

УДК 340.13:341.218

ББК 67.400

© Левченков А. И., Груздев В. В., 2022

© ООО «Проспект», 2022

Посвящается
памяти тех, кого нет

ВВЕДЕНИЕ

Сегодня бесспорным является утверждение, что право создает универсальную нормативную основу, которая обеспечивает как существование конкретной политической системы, так и определенного социума в целом.

Адекватное соотношение права, политики и экономики формирует общественную систему, которую называют стабильной, прогрессивной, развивающейся и т. д. Несоответствие тех или иных элементов общесистемному содержанию обычно приводит к несогласованности целого. Такой или иной дисбаланс целого, причиной которого выступает неадекватность содержания элементов или их понимания, а также неспособность субсистемы регулирования и управления согласовывать единство влекут состояние общества, которое называется кризисом, стагнацией, коллапсом или крахом. При этом право не только перестает быть эффективным регулятором общественных отношений, а вообще полностью или частично теряет свое назначение и свою основную функцию — главного социального регулятора.

К сожалению, до сих пор (несмотря на неоднократно провозглашаемые громкие заявления ученых и политиков по поводу вроде бы положительного решения этой задачи) не существует такого научного осмысления общества, политики, права, культуры, которое было бы достаточно для адекватного и тем более эффективного управления социумом в оптимальном режиме со стороны властных структур государства. И прежде всего через правовые предписания, которые могли бы превращаться в социально оправданные схемы деятельности.

Совершенно не требует особых доказательств положение, согласно которому важным показателем и условием эффективности норм (юридических и других социальных) является отношение к ним населения. Общеизвестно, что значительная часть норм права в конкретном этноментальном (национальном) политико-правовом пространстве действует не в полной мере, поскольку закрепленные ими интересы не отвечают интересам субъектов конкретных правоотношений, ориентированных на иное мировоззрение, на другую шкалу ценностей и отношений по сравнению с теми, которые государство стремится посредством права закрепить и привнести в реальную жизнь социума.

Вполне закономерно, что когда отношение общества к требованиям правовых норм становится отрицательным, т. е. если имеющиеся (пусть даже самые «прогрессивные» и «одобряемые» народом) юридические предписания не принимаются и не поддерживаются по крайней мере большинством граждан страны, то понятно, что и выполняться они не будут или их соблюдение (реализация) будет достаточно проблематичным. Однако регулировать экономические, политические и правовые отношения в государствах переходного типа можно и с помощью «ручного управления», игнорируя при этом все законы и закономерности развития социума и движения юридической материи. Но, как показала практика, такое «регулирование» будет бессистемным и конъюнктурным, а в конечном счете — неэффективным и кратковременным в исторической перспективе.

Современная отечественная политико-правовая наука находится в таком положении, когда потребность в разработке ее основополагающих мировоззренческих устоев, ее категориального аппарата, ее философско-методологических принципов становится не только все более острой, но и неизбежной, если она в очередной раз берет на себя смелость определять пути движения (особенно развития) юридической материи, а право в целом претендует на роль эффективного регулятора общественных отношений. Необходимость эту должны осознавать как философы, так и правоведы и политики, причем последние даже больше, потому что существующая юридическая наука (и теория государства и права, и отраслевые юридические дисциплины, и само право в целом как основной социальный регулятор) преодолевает сегодня теоретическую и практическую свою неэффективность, поскольку без привнесения в действующее право «свежих» концептуальных философско-правовых и политико-правовых новаций дальнейшее его прогрессивное развитие будет крайне затруднено, а широко используемый последние 30 лет зарубежный опыт в этом направлении уже доказал свою несостоятельность.

В этих условиях, возможно, как никогда раньше, «интернациональное» мыслящее сообщество (прежде всего ученые стран бывшего советского пространства) испытывает потребность в обновлении привычного категориального аппарата, теоретико-методологической базы гуманитарных исследований, потому что предыдущие эвристические схемы уже не могут удовлетворить потребности настоящего, не способны дать ответы на модернизационные вызовы, а значит, предложить столь необходимую для переходного периода развития права и государства действенную и прогрессивную концепцию их обновления, прежде всего в сфере правового регулирования общественных отношений.

В связи с тем, что сегодня что-то совсем новое в науке сказать очень трудно, мы остановились на отдельных проблемах правового регулирования, в частности: на определении теоретических и методологических основ познания проблем правового регулирования; определении основных параметров правового регулирования как разновидности социального регулирования, его цели и пределов, неправовых регуляторов общественных отношений; проблеме эффективности правового регулирования: определении понятий «государство переходного типа», «непризнанные государства»; роли революций и войн в регулировании общественных отношений; коррупции и ее причинах; месте идеологии в правовых построениях; перспективах построения постсоветских государств как нравственных, правовых, социально ориентированных и т. д.

Не претендуя на исчерпывающее решение этих важнейших проблем теории государства и права, которые имеют сегодня не только большое практическое, но и — не побоимся этого слова — судьбоносное значение для государств и права переходного типа, предлагаем свое видение их решения. Мы благодарны всем, кто принял участие в создании этой монографии своими высокопрофессиональными советами, прежде всего С. Н. Бабурину, Ю. Б. Голику, Д. А. Керимову, М. И. Козюбре, С. А. Комарову, А. Н. Литвинову, В. Я. Любашицу, А. Ю. Мамычеву, А. Ю. Мордовцеву, Б. Г. Розовскому, О. Ф. Скакун, О. Н. Ярмышу и др.

Предлагаемая сегодня монография включает материалы, частично опубликованные в 2012 году, а также монографическое исследование «Проблемы правового регулирования общественных отношений в нестабильных социумах» (2019). Последнее издание вышло в Луганске (Луганская Народная Республика) ограниченным тиражом.

В 2014 году для всех стало очевидным, что мир действительно стал нестабильным и вошел в полосу разрушительных «цветных революций» и войн, пока что локальных, региональных (Ирак, Афганистан, Сирия, Ливия), в основе которых лежит очередное геополитическое перераспределение сил и ресурсов между крупнейшими державами. К сожалению, Украина оказалась в эпицентре этих негативных событий и стала, по сути, заложницей данной ситуации с перспективой ее ухудшения. В первую очередь речь шла о «переселении народов» в Европу из зоны вооруженных конфликтов и о пагубных последствиях данных процессов для западной цивилизации. Они уже очевидны, теория «мультикультурной революции» с треском провалилась. Усиление террористических акций, с одной стороны, и как соответствующая реакция возрастание правых националистических проявлений — с другой, вызывали обоснованные сомнения относительно безоблачного будущего ЕС, а может, и всего западного мира. Эти события сегодня уже четко проявились, и обозначились вероятные пагубные последствия для Украины.

Ситуация значительно усложнилась тем, что национальная украинская «элита» (сегодня существенно раздробленная «варягами»), как показали последние события, оказалась в силу своих традиционно меркантильных интересов и интеллектуального вырождения как замкнутой системы неспособной удержать под контролем ситуацию в стране в целом, в том числе и в плане возможности эффективного правового регулирования общественных отношений. Война в Донбассе еще более обострила проблемы, существующие в украинском обществе, и доказала полную несостоятельность киевского политического режима.

Главное, что побудило к подготовке нового издания, пересмотру некоторых положений, изложенных ранее, — это, естественно, героические и трагические события 2014–2015 годов в Донбассе, февральский государственный переворот 2014 года на Украине, новая геополитическая расстановка сил на мировой арене (начало падения однополярного мира). Образование ЛНР и ДНР, агрессия против них со стороны киевского украинского политического руководства, геноцид народов Донбасса — все это требовало тщательного осмысления и непредвзятого юридического анализа с точки зрения как национального, так и международного права.

В монографии пересмотрены некоторые важнейшие положения проблемы соблюдения прав и свобод человека в современном мире. Сделан вывод, что абсолютизация прав и свобод человека в однополярном мире при контроле за их соблюдением только со стороны гос­администрации США, которые самовольно взяли на себя эту функцию, неизбежно заканчивается вмешательством во внутренние дела других государств и утерей их суверенитета.

Мнимые нарушения прав и свобод человека в Сербии, Ливии, Ираке, Сирии были поводом к прямой агрессии США и их сателлитов против этих государств и к свержению существующих там политических режимов путем так называемых демократических «цветных революций».

В работе значительное место отведено новому историческому феномену — образованию и государственно-правовому становлению Луганской и Донецкой Народных Республик. Исследованы возможные пути и способы их международно-правовой легализации и легитимизации. Обращено внимание политиков и юристов на необходимость (особенно в молодых, вновь образованных государствах) активизации осуществления социально ориентированного правового регулирования общественных отношений и законодательного закрепления этих процессов с целью сохранения и приумножения социального ресурса власти — важнейшего в нестабильных социумах.

В новом издании предпринята попытка подвести первые итоги существования воюющих республик. На основе проделанного анализа сделан главный вывод, что Луганская и Донецкая Народные Республики, по сути, создали новый международно-правовой прецедент, которому могут последовать в ближайшее время не только определенные территории Украины, но и народы и нации других стран, борющихся за свою независимость.

В работе предложен подраздел «Революция (государственный переворот) как политический противоправный регулятор общественных отношений в нестабильных социумах». На широком историческом фоне проведен анализ позитивных и негативных качеств этого яркого социального явления, в результате чего сделан вывод, что в конечном счете революции (государственные перевороты) несут в себе огромную деструктивную силу для общества. Уничтожение материальной и гуманитарно-культурной сферы жизнедеятельности человека, моральное разложение личности, как правило, ведут к всеобъемлющей и всесторонней деградации государства и утрате суверенитета.

В исследовании обращено внимание на проблему коррупции и сделан вывод, что в государствах переходного типа она является мощнейшим внеправовым закономерным теневым регулятором общественных отношений, прямо угрожающим национальным интересам и безопасности государства.

В монографии предпринята попытка систематизировать широкий понятийный аппарат относительного уточнения категории «непризнанное государство», выявить наиболее существенные его признаки, классифицировать непризнанные республики по определенным видам, в том числе с перспективами юридического оформления их фактического выхода из состава «материнских» государств.

Самым оптимальным мыслится определение непризнанного государства как территории, над которой пришедшей к власти политической силой установлен всеобъемлющий контроль. Ее представители в лице вновь организованных государственных органов выполняют все функции, присущие полноценному государству (создание и распределение материальных и духовных благ, оборона страны, поддержание и охрана общественного порядка, медицинское и пенсионное обслуживание населения и т. д.). Однако суверенитет таких республик не признан большинством государств, их можно считать переходной стадией в процессе формирования собственной международной правосубъектности.

Кроме того, в работе обращено внимание на проблему соотношения понятий государственного, народного и национального суверенитета. Указано на общее и различия, существующие в этих понятиях. Подчеркнуто, что суверенитет народа, как и референдумная демократия, должен стоять выше государственной власти. Народ должен решающе влиять на формирование внешней и внутренней политики государства, контролировать действующую власть, смещать ее при невыполнении данных обязательств. Подчеркнуто, что в многонациональных государствах суверенитет народа должен стоять выше национального суверенитета. Абсолютизация сегодня «титульной» нации на Украине ввергла страну в гражданскую войну и поставила под угрозу ее территориальную целостность, лишила перспектив дальнейшего цивилизационного развития.

В связи с экстремальными событиями 2019–2022 годов (коронавирусный, энергетический и политический мировые кризисы) остро встал вопрос о подготовке новой (расширенной) редакции монографического исследования. В него вошла значительная часть материала подготовленного, частично опубликованного ранее и публикуемого впервые. Некоторые разделы и подразделы дополнены, несколько новых подразделов включены в монографическое издание впервые, такие, например, как «Правовое предвидение в контексте научного осмысления правового регулирования», «Правовая идеология и право», «Нравственное государство в нестабильных социумах». Особого внимания заслуживает подраздел «Война как антицивилизационный регулятор общественных отношений» в связи с последними событиями, которые сегодня происходят в мире, и реальной опасностью нового геополитического переформатирования территории планеты Земля с помощью вооруженной силы в условиях, когда распад американской и европейских империй уже четко обозначился и становится необратимым.

Исходя из изложенного, очевиден дискуссионный характер поднятых и освещенных в монографическом исследовании вопросов. Естественно, что они могут иметь и другое, не совпадающее с авторской точкой зрения прочтение. Приглашаем всех желающих к их профессиональному обсуждению.

Раздел I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПОЗНАНИЯ ПРОБЛЕМ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ

1.1. Методологические аспекты правопонимания

Писать сегодня о методологии права, правопонимании, по словам Б. Мелкевика, известного западного философа права, «не означает, как прежде, рассыпать с mastria великие имена или стильно воскрешать в памяти все кажущиеся симпатичными концепции, которые в спешке и надежде на чудо используются для характеристики права. Тем более не может быть и речи о том, чтобы считать себя олицетворением науки и проповедовать хорошо состряпанную благую весть направо и налево или просто желающим ее услышать»1. Однако, несмотря на советы канадского профессора, «стряпня» продолжается.

Отечественная юридическая наука, как и другие науки, занимающиеся познанием социальной реальности, столкнулась в последнее время с серьезными трудностями, в первую очередь методологического характера2. И, как авторитетно заявил по этому поводу профессор А. Ющик, «убедительных теоретических достижений, более чем за два последних десятилетия, правовая наука по-прежнему не имеет»3. Наиболее характерной ее чертой является, по словам ученого, методологический «хаос»4.

Кроме классического и неклассического правопонимания5, которое, кстати, очень широко и неоднозначно трактуется представителями различных научных школ, происходит дальнейшее дробление уже ранее существующих научных концепций на более мелкие, как правило, околонаучные фрагменты с ярко выраженной субъективной направленностью их авторов. Диапазон таких научных изысканий крайне широк — от откровенных философских фантазий на темы права до рецидивов классического материализма. Так, профессор С. И. Максимов считает, что «право представляет собой деонтологическую реальность, т. е. идеально сконструированное бытие, сущность которого заключается в надлежащем, которое не совпадает с социальным бытием»6. Ему вторит профессор А. С. Стовба, утверждая, что «право в классической парадигме представляется как Надлежащее»7. Противоположной точки зрения на понимание права и его сущность придерживается профессор А. Александров: «Правовая политика — есть воля правящей элиты, которая реализуется в законодательстве, а также в практике его толкования и применения»8. Так же считает и профессор В. Сиренко: «Сегодня государство не стало выразителем интересов всех слоев общества… оно по-прежнему остается абсолютно классовым по своей сущности»9. Естественно, что среди этих двух крайностей в правопонимании есть и точки зрения ученых, которые можно считать умеренными, более адекватными, такими, которые разделяются большинством авторитетных отечественных и зарубежных ученых (П. Рабинович10, Н. Козюбра11, Ю. Оборотов12, А. Ющик13, В. Сирых14). В частности, А. Ющик делает вывод, что различные типы правопонимания (естественно-правовое, позитивистское и др.), вокруг которых «топчется» современная юридическая наука, есть лишь варианты методологически ошибочного понимания права, потому что они сориентированы на его «частичности», а не на целостном понимании единого феномена права15. П. Рабинович также считает, что интегративное (целостное) понимание права может строиться только на основании единого концептуального содержательного ядра — исходного мировоззренчески философского стержня16. В. Сырых поддерживает обозначенные взгляды на проблемы правопонимания: «Доктриной, способной творчески реализовать идеи интегративного подхода на чисто научной методологической основе, избавленной эклектики и однобокости, [выступает] материалистическая теория права»17.

В этой связи является показательной дискуссия между П. Рабиновичем и А. С. Стовбой18.

А. С. Стовба мотивирует свое стремление в более широком философском осмыслении проблемы права тем, что «правовая реальность не стоит на месте, диктуя стремление обращаться к неклассическим способам ее осмысления»19. Для усиления этого тезиса он приводит высказывания М. Хайдеггера (по сути, он всю дискуссию строит на постоянной апелляции к его мыслям) о том, что современная наука требует принципиально иной формы опыта и истолкования, нежели та, что господствует в самих конкретных науках20. Здесь он абсолютно прав, как и утверждая, что здесь «столь же невозможно произвольное обращение с правом»21. Можно частично согласиться с его мыслью, что «сущность права пребывает вне самого права»22. Однако только с определенными оговорками. Не сущность права пребывает вне самого права, а его сущность предопределена действием внешних социальных сил, находящихся за пределами права. «Социальный заказ определяет то, чем становится позитивное право в обществе»23, — пишет в ответ П. Рабинович, и он абсолютно прав в этом смысле. Право без сущности — это юридический симулякр. Сущность права проявляется в направленности его действия.

Сущность права и государства во все времена была одной и той же, меняется несколько антураж, внешнее оформление этого явления, и только. Сущность права и государства раскрывается через их функциональную деятельность, ее направленность. Сущность права проявляется не просто в его деятельности (правотворческом и правоприменительном процессах), а в способах и формах, посредством которых эта деятельность осуществляется в обществе.

«Сущее» — фактическое функционирование права, направленное на реализацию его основного социального предназначения — упорядочение общественных отношений определенным образом. В процессе правового регулирования общественных отношений должны быть:

а) предметная (объективная) направленность этой деятельности (беспредметной деятельности не существует);

б) цель этой деятельности (бесцельных функций права не должно быть);

в) формы, методы и способы реализации права (не противоречащие друг другу).

Однако противоречия могут быть, в частности:

а) между социальным предназначением права, процессом и содержанием его реализации;

б) процессом практической его реализации и заявленными целями;

в) заявленными целями и методами их осуществления в процессе реализации права.

Сущность права проявляется в первую очередь через объект его функционального воздействия. Таким объектом К. Маркс считал производственные отношения, а точнее, отношения собственности. Если говорить о нестабильных социумах или условно стабильных — это отношения собственности и власти. Если нет объекта функционального воздействия права, указанные свойства существуют только как потенциальные возможности.

Функция регулировать правом в первую очередь отношения собственности и власти является не только основной, сущностной, но и, по сути, «сквозной», т. е. свойственной для всех исторических типов права, посредством которой осуществляется его универсальная преемственность.

Сущностная преемственность в праве различных исторических эпох четко прослеживается в следующих его характеристиках:

1) преемственность в социально-экономической, политической и культурной детерминированности права (правовое опосредование объективной реальности);

2) преемственность в знаниях о праве (понятийном аппарате);

3) преемственность в основных функциях — упорядочение общественных отношений в интересах большинства или меньшинства общества (в скрытой или замаскированной формах);

4) преемственность в насилии, что особенно характерно для социально дифференцированных обществ, где большинство правовых норм реализуется через применение;

5) преемственность в методах и способах правового регулирования общественных отношений;

6) преемственность в правовой фиксации (отражении) уже существующих (сложившихся) фактических общественных отношений;

7) преемственность в интересах (в праве всегда в первую очередь фиксируются, закрепляются, охраняются и развиваются интересы экономически и политически доминирующей части общества — его меньшинства);

8) преемственность в цели правового регулирования (цель всегда одна у различных исторических типов прав — упорядочивание общественных отношений в интересах государства и лиц, его олицетворяющих; регулирование общественных отношений в интересах большей части населения страны осуществляется, как правило, по остаточному принципу);

9) преемственность в культуре (право также является и культурным феноменом);

10) преемственность в ценностях (несмотря на декларирование в «цивилизационном» праве, что человек является основной его ценностью, такого на самом деле не бывает и не было, особенно в государствах, резко социально дифференцированных, с недемократическими политическими режимами).

Для права, существующего в государствах переходного типа, характерны преемственность в правовом нигилизме (обоюдно со стороны как власти, так и населения страны) и доминирование политических норм над иными социальными регуляторами24.

С. Н. Бабурин и Ю. В. Голик прямо утверждают, что политика государства неизбежно находит свое воплощение в законодательстве. Именно политика, по их мнению, определяет, где действует закон, а где ему нет места25.

Нет ни одной из ранее существовавших и ныне действующих правовых систем, которые в той или иной мере не испытывали бы влияние прошлого, — речь идет только о глубине и степени такого влияния.

Многие правовые категории создавались и совершенствовались на протяжении многих веков или даже тысячелетий трудами многих поколений юристов, переходя из одной общественно-экономической формации в другую, из одного исторического типа права в другое.

Чтобы преемственность стала фактором развития права, необходимы следующие условия:

а) существование в обществе социально-экономических, политических, идеологических и иных предпосылок для использования достижений правовой культуры прошлого;

б) общество должно располагать интеллектуальным потенциалом, желанием и возможностью к отбору того, что может служить исходной базой для восприятия и использования правового опыта прошлого в новых условиях;

в) из «старого» права следует отбирать лишь те правовые ценности, которые способствуют формированию и развитию новых общественных отношений, совершенствованию правовой надстройки, развитию ее гуманистических начал26.

Как это ни парадоксально, но чем больше в процесс познания сущности права в нестабильных социумах включается человеческий (субъективный) фактор, тем сильнее опасность получить искаженную картину объективного мира. Субъект, который познает (ученый), включен в ту же систему, которую он исследует. Это создает значительные трудности через отсутствие четкого разграничения между субъектом и объектом познания. При этом «желательное, надлежащее, должное» выдается за «действительное, сущее», а свои личные интересы или интересы той социальной группы, к которой они принадлежат или социальный заказ которой исполняют, подаются в виде нового, неклассического прочтения права, и таким образом обществу навязывается еще одна несбыточная теоретическая конструкция развития права и государства. При этом новое — хорошо забытое старое и, как правило, предельно отягощено идеологической конъюнктурой и беспочвенными претензиями на истинность и исключительность суждений представителей различных научных корпораций, авторских коллективов и т. п. В советских, постсоветских (независимых) государствах самые продвинутые и услужливые ученые мужи брали на себя роль исполнителей «научного сопровождения» слов и дел очередного «кормчего». Сегодняшняя жизнь внесла в эти процессы свои перспективы: отработку заграничных грантов, поездок, симпозиумов, конференций и т. п.

Они не хотят понять, что право — это не «вещь в себе». Его истоки коренятся прежде всего в материальных отношениях, реально существующих в обществе, а не в идеологизированных фантазиях политиков и ученых (своих и зарубежных) на эту тему. При этом право «никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества». Обращаем внимание на слово «строй», а не «уровень», как сейчас часто трактуют слова классика. «Строй» — качественный показатель, а «уровень» — количественный. «Строй» отвечает на вопрос, кто является настоящим собственником в государстве, а не столько на вопрос о развитости или отсталости экономики, существующей в стране.

Представители неклассического понимания права — «права в себе» (надлежащее, должное и т. п.) — не понимают главного: правовая возможность реальна только в том случае, если она отвечает социальной действительности. Предполагаемая и даже формальная возможность, по сути, является невозможностью, поскольку такие теоретические концепции никогда не сбываются. Они забывают, что социально-правовая сфера не складывается произвольно (даже в результате наличия «гениальных» теорий и концепций), а определяется экономическими условиями существования социума. Абсолютизация субъективного момента в праве ведет к идеалистической интерпретации права, к выведению его из сознания и отрыву от бытия. Творческая роль права невозможна вне потребностей социума, которые объективно существуют. В свою очередь, объективные потребности как социальное и правовое бытие не существуют вне социальной деятельности людей, они вырастают из нее.

Таким образом, раскрыть сущность права — значит выявить и указать, интересы и волю какой конкретно части общества оно выражает и удовлетворяет преимущественно (т. е. класса, социальной группы, их части, слоя, а иногда и большинства общества). Демократическим право и государство можно считать, если они выражают, защищают и удовлетворяют интересы большинства общества. Все остальное — от лукавого, просто ученые мужи, выполняя определенный заказ властных структур, не видят этого и, что гораздо хуже, не хотят видеть в силу объективных и субъективных причин.

Продолжая полемику с А. С. Стовбой, П. Рабинович утверждает: «Раскрытие того, что может быть, должно быть и было, является сущностью права». Это — блестящее в своей лаконичности философское положение! Однако не подменяем ли мы тут сущность права сущностного чего-то другого и т. п.?27 Скорее всего, оно так и есть. В рассуждениях А. С. Стовбы о «праве» много философии, но очень мало «права» и постоянные апеллирования к М. Хайдеггеру как к истине в последней инстанции, на что обратил внимание и П. Рабинович. Кроме того, даже в ходе этой дискуссии виден ряд его противоречивых высказываний. С одной стороны, он призывает подходить к сущности феномена права по-новому, нестандартно, а с другой — одновременно возражает против произвольного обращения с правом, что на деле таковым и является в данном случае с его стороны.

А. С. Стовба правильно подметил, что часто в речах философов права и философствующих юристов «правовая мысль вращается в замкнутом круге высказываний о праве, теряя всякую связь с непосредственным “живым” феноменом права». При этом он забывает, что «живое» право, по Б. А. Кистяковскому, — это то право, которое реально «живет», присутствует в повседневной жизни народа, а не то доведенное до абсурда «право в себе» как особая «теория философии права, куда нет доступа правовой науке»28.

И в этом смысле (приземляя сторонников неклассического понимания права) очень правильно заметил П. Рабинович: «Подлинность права обеспечивается благодаря подлинности естества»29. А право, хочется нам этого или нет, по мнению ученого, в конечном счете «является институционально опосредованной формой властного (в широком смысле) распределения общественно значимых благ»30. Практически материалистическая, марксистко-ленинская концепция права.

Далее, для того чтобы эта дискуссия имела более завершенный характер, целесообразно обратиться к мнению известного канадского ученого, специалиста в области философии права Б. Мелкевика. Как ни странно, но он сразу же опускает на грешную землю своих коллег — философов права. Он пишет, что все их «концепции вращаются в своем собственном кругу и они хвалят только свои собственные конструкции и теории…». Они ищут себе приверженцев там, где им следовало бы задаться вопросом о реальных потребностях нашего современного общества31.

Основным недостатком современной философии права Б. Мелкевик считает то, что она с «пренебрежением и игнорированием» относится к практическим аспектам права. Это приводит к тому, что право становится «вещью в себе»32 (основной посыл А. С. Стовба, на котором базируются все его рассуждения). Это происходит, по мнению западного ученого, потому, что «философ права вступает с практическим миром всего лишь в теоретическую связь; потому, что он очень плохо понимает этот мир или даже вовсе его не понимает; не ощущает себя комфортно в этом мире»33. «В результате этого, — продолжает Б. Мелкевик, — профессора юридических факультетов, от которых разумно ожидать понимания и владения практическим правом, ничего не смыслят в реальном мире. А теория, которой они следуют и которую они восхваляют как “право”, существует лишь в их собственных головах. Их “право”, как “вещь в себе”, вообще не имеет никакого правового смысла. Она используется лишь для того, чтобы опубликоваться, чтобы сделать себе академическую карьеру, чтобы поучаствовать во властных играх или взойти вверх по социальной лестнице»34.

При этом он объясняет, почему современные философы права в своих исследованиях чрезмерно увлекаются философской стороной права: потому, что «никто из них не имеет по-настоящему глубоких познаний в юриспруденции»35.

Философия права как методологическая наука, по мнению Б. Мелкевика, не должна давать никакого ответа или рецепта, как «материнская» наука, но одновременно с этим она может непредвзято участвовать в обдумывании сложностей современной юридической науки36.

Философия права не заменяет творцов права, но она должна их сопровождать: «…мы надеялись соединить практическую сторону права с перспективной стороной философии»37, — подчеркивает Б. Мелкевик. Изучать философию права без «философии» или без «права», на его взгляд, невозможно и неперспективно.

Наверное, некоторым нашим местным (российским, украинским и т. д.) профессорам права стоит прислушаться к мнению авторитетных, не менее чем М. Хайдеггер, М. Фуко и другие, западных философов права.

К этому следует добавить, что ни западные, ни отечественные современные представители неклассического понимания права не были первопроходцами в этой сфере познания движения юридической материи. У наиболее авторитетных теоретиков права конца XIX — начала XX столетия можно видеть такой же подход к проблеме правопонимания. Действующее (наличное) право (согласно их мнению — несовершенное, должное) виделось им в будущем более гуманным, моральным, эффективным, цивилизационно-перспективным и т. д. (идеалистическая естественно-правовая концепция).

Из сказанного следует, что многие концепции прошлого и настоящего неклассического правопонимания содержат ряд положений, требующих дополнительной аргументации. Их недостатки мы видим в том, что:

– они в большинстве случаев отягощены философским прошлым их авторов, имеющих сильные философские позиции и гораздо более слабые юридические, что, скорее всего, объясняется нежеланием или боязнью обратиться к «живому» праву Б. А. Кистяковского и тем более к материалистической концепции права;

– проверить на практике достоинство и недостатки научных изысканий их авторов крайне сложно, ибо реализация их концепций рассчитана на будущее (своеобразное «царство Божие», только в сфере юриспруденции);

– как правило, современные неклассические концепции правопонимания, по сути, являются уточнениями позиций философов и теоретиков права прошлого (получается, что новое — это хорошо забытое старое);

– авторы большинства неклассических концепций правопонимания предпочитают мечтать о должном совершенном праве в будущем, игнорируя рутинную и неблагодарную работу по исследованию права действующего (наличного).

В противовес неклассическому правопониманию классическое (материалистическое) понимание права доказало свою жизнеспособность, прошло испытание временем, в том числе в течение последних десятилетий.

Стремление объединить классическое и неклассическое правопонимание (интегративная теория права) во что-то усредненное с помощью введения такого объединяющего элемента, как права и свободы человека, не дало до сих пор желаемого результата, как и идея построения в периферийных и полупериферийных (бедных) государствах правового государства. В данных попытках тоже нет ничего нового. А. Ященко, известный теоретик российского права, пришел к мысли о необходимости рассмотрения права как целостного социального феномена еще в конце XIX века в своей работе «Опыт синтетической теории права». Аналогичной точки зрения придерживались его современники — правоведы Б. А. Кистяковский, П. Сорокин и др. Интегративная юриспруденция Дж. Холла, ведущего послевоенного американского теоретика права, возникла на Западе только 50 лет спустя38.

Философы должны заниматься философией, а юристы — правом. Философы могут помочь теоретикам права и особенно юристам-отраслевикам исследовать действующее в обществе «живое» право, но только не то, что подразумевают под правом представители неклассической философии права, — право «должное», право «надлежащее», «право в себе» (философско-правовые симулякры). Таковым право никогда не было, не есть и не будет в близкой или отдаленной перспективе, несмотря на все усилия отечественных и зарубежных мыслителей прошлого и настоящего таким его сделать. Во все времена в государственно оформленном социуме действующее право было сущим, таковым является сегодня и будет всегда.

В этой связи Б. Мелкевик предлагает представителям неклассического понимания права обратить пристальное внимание на действующее, «живое» право и приложить все силы к его усовершенствованию, не прибегая к философским фантазиям. Юристы-отраслевики часто не понимают и не хотят понимать, что идея права и принципы права (не путать с правовыми принципами) привносятся в право извне, само право самостоятельно выработать их не может. Здесь и должны философы права оказать им необходимую методологическую помощь.

Исследования проблемы правопонимания сопряжено с дополнительными трудностями, потому что она всегда была связана с политикой39 (а в последнее время — очень тесно и с международной политикой).

Разнобой в правопонимании отечественном, а тем более под углом западного или восточного видения этой проблемы, сегодня прямо сопряжен с политикой и идеологией.

Сегодня эта проблема из чисто научно-теоретической стремительно перерастает в практическую и идеологическую. Отечественная научная мысль оказалась перед сложным выбором: проводить реформы по стандартам высокоразвитых западных «демократических» государств или осуществлять модернизацию государства, опираясь на собственные силы и исторический опыт40.

К большому сожалению, ответы на эти вопросы, кроме новых фактов и современного антуража, по-прежнему не выходят за пределы того, что уже было достигнуто прежней политико-правовой и философской мыслью. Прирост новых качественных знаний, не говоря уже о прорывных (революционных) в теории государства и права, сделать крайне тяжело.

Начиная идеологическое наступление, западные ученые, конечно, обосновывают преимущество их политико-государственного строя, экономики и культуры над «восточным» типом общественного устройства. Речь в первую очередь идет о работах таких всемирно известных ученых, как Т. Парсонс, А. Тойнби, Э. Фромм, М. Фуко41.

Как ни удивительно, похожей точки зрения придерживается и современный российский ученый В. Н. Пристенский, утверждая, что антропологические (субъективные) основы генезиса права проявляют себя только в социокультурном времени-пространстве Запада. В этом смысле, подчеркивает он, именно западная цивилизация выступает как правопорождающая. В ее основе лежит автономный тип личности, который остро и глубоко осознает свою изначальную свободу как ценность, стремится реализовать ее в социуме в форме права, т. е. в виде системы социальных норм, и поэтому становится субстанцией и детерминантом права42.

Право, по мнению сторонников такого подхода к правопониманию, является результатом особой (свободоориентированной) ментальности западных народов. Восточные же народы в процессе своего развития не пришли (на своей собственной, внутренней основе) к правовым формам организации социума. В. Н. Пристенский считает, что в основе восточных цивилизаций лежит гетерономный тип личности (как проявление ментальности незападного типа), который сам себя не рассматривает как испокон веков свободную, автономную сущность и поэтому не становится субстанцией и детерминантом права43.

Но, как известно, кроме защиты автономии человека, западная социально-экономическая, политическая, правовая, культурная и нравственная парадигмы предусматривают также существование гипертрофированного индивидуализма. Попытки перенести эти тенденции на восточную (абсолютно не готовую на данный момент) почву приводят, как показала практика, в основном к негативным результатам, в частности к потере культурной идентичности человека и разрушению существующего национально-культурного устройства. «Национально-культурное мышление и действия должны быть денационализированы», — утверждает У. Альтерматт44. Права и свободы начиная с 1991 года (Парижская хартия для Новой Европы) становятся своеобразным тараном для вмешательства со стороны ведущих западных государств, прежде всего США, во внутренние дела других стран (периферийных и полупериферийных). Права человека становятся глобальным мерилом права. По мнению В. Шарифова, это позволит интегрировать различные традиции и школы правопонимания (прежде всего естественного права и юридического позитивизма) и предложить на роль изначального элемента права, вместо нормы, права и свободы. И в этом процессе первенство, по его мнению, должно принадлежать естественному праву, потому что оно изначально имело «моральное, религиозное», а не юридическое значение45.

Однако вернемся к изложению сути западного правопонимания. Западный и восточный способы бытия права объединены с двумя противоположными подходами к праву и соответствующими им типами правопонимания: западный — с антропологическим (человекоцентричным) подходом и либеральным типом правопонимания, а восточный — с этатическим (государствоцентричным) подходом и легистским (позитивистским) типом правопонимания. Согласно первому подходу, право понимается в аспекте человека как экспликация личного начала, внутренне присущих ей нормативно-ценностных принципов, прежде всего свободы. А. Саидов пошел в этом направлении еще дальше, он писал: «Необходимо категорически оторвать евроцентризм как полурасистское видение юридического мира и противопоставление правовой цивилизации Запада к Востоку»46. Поэтому такой тип правопонимания можно назвать либеральным. Право в соответствии с ним рассматривается не как принуждение, внешняя относительно индивида норма, а как осознанная, ценностно признанная, воплощенная свобода индивида, внутренне присущая ему от рождения. Здесь человеку не может быть навязана чуждая ему норма поведения, потому что нормы права складываются не «наверху» (в государстве), а «внизу» (в гражданском обществе), в процессе самоопределения свободных индивидов и взаимодействия их интересов. При этом вырабатываются правила такого взаимодействия, устанавливающие степень свободы самовыражения индивида, степень свободы его интереса, чтобы свобода одного не затрагивала равноценную свободу другого. Эти правила и есть нормы права как формы бытия свободы в обществе, объективной меры этой свободы. И само право понимается как свобода, реализованная человеком в социуме47.

При этом свобода индивидов должна быть действительно равноценной, т. е. люди должны иметь равную степень свободы. Свобода как равенство — это не только справедливо, но и этически, морально. М. Фуко утверждал, что «свобода есть онтологическое усвоение этики. Этика является продуманной формой, которую принимает свобода»48. В этом смысле определение свободы П.-А. Гольбаха как права каждого из членов общества делать для своего счастья все, что не вредит счастью его сограждан49, выглядит вполне убедительно.

Что же касается теоретического понимания свободы, то его красноречиво характеризует лаконичная формула Спинозы «свобода есть познанная необходимость» (потом авторство почему-то припишут классикам марксизма-ленинизма).

Однако в действительности свобода утверждалась медленнее, чем теоретические представления о ней50. Как справедливо отмечал по этому поводу В. В. Розанов, «легкие передышки в смысле свободы длились минуты, и на минуту свободы приходились века несвободы»51.

В целом история человечества свидетельствует о том, что свобода индивида представляет собой едва ли не уникальное явление. Более привычными состояниями следует считать тиранию и унижение52.

Сложное отношение к свободе является характерной чертой русской литературной традиции. Так, А. И. Герцен серьезно беспокоился относительно последствий свободы, будучи уверен, что народам легче переносить сильнейшее бремя рабства, чем дар излишней свободы53.

Развивая эту мысль, С. Франк опасался в России всего бессмысленного, что следовало из глубины непосредственности, влекло, например, дикую страсть и самодурство как выражение первичной свободы54. А как свидетельствует история, первые глотки революционной свободы, как правило, бывают необузданные и кровавые. По этому поводу М. Хайдеггер писал, что «голая раскованность и произвол» составляют темную сторону свободы55.

Движение внутренней человеческой свободы имеет направленность, которая будет противоположной внешнему освобождению человека от конкретных социальных обстоятельств, т. е. независимость достигается через расширение границ, устранение тех препятствий, которые не способствуют реализации человеческой свободы, а также осуществлению целей и намерений человека. Об этом более откровенно и точно в свое время сказал Э. Фромм: «Лишение давления снаружи (от государства) рассматривалось не только как необходимость, но и как достаточное условие для достижения поставленной цели: для обретения свободы каждым человеком»56.

Но от свободы сегодня бежит в основном западный индивид, поскольку он, во-первых, ее имеет, а во-вторых, хочет ее лишиться, потому что чувствует себя одиночкой, которому надоело постоянно бороться с другим одиночкой-конкурентом, и нуждается в определенной защите от государства и даже согласен в этом смысле на «сильную руку»57.

У «восточного» человека, как известно, свободы никогда не было (ни политической, ни экономической), это — во-первых. Во-вторых же, по словам Э. Фромма, «наиболее прекрасные и возвышенные качества человека, а также уродливые и отвратительные его склонности развиваются и укореняются в результате социального процесса, направленного на формирование личности»58. То есть ни западная, ни восточная модель мировосприятия и правопонимания не может в этом смысле иметь преимущественное право на истину.

Если степень внешней свободы определяется мерой объективно возможного, то уровень самой внутренней свободы человека связывается со степенью допустимого, т. е. в этом случае приемлемого с точки зрения личной ответственности человека перед самим собой. Н. В. Варламова указывает в этой связи еще на одну очень важную вещь. Настоящая свобода, по ее мнению, включает как формальную, так и реальную свободу выбора. К сожалению, она не развивает далее это важнейшее положение и акцентирует внимание на формальной стороне: «…формальная свобода — это свобода выбора вариантов поведения внешнего принуждения без каких-либо гарантий достижения поставленных целей и получения для этого необходимых ресурсов»59. Хотя основная суть проблемы прав и свобод и заключается в наличии гарантий их реализаций. При этом если внешняя свобода предполагает своеобразное устранение препятствий, ограничений человеческой деятельности, то обретение свободы связано с определенными обязательствами независимости человека от внешних обстоятельств и зависимости ее от собственных установок. Тем более что в такой ситуации представляет собой сущность свободы? В любом современном обществе, не говоря уже о прошлых социально-экономических формациях, всегда «мера социальной свободы одних неизбежно увеличивается благодаря уменьшению свободы других»60.

В таком становлении синтеза самоуправления и самоограничения и проявляется противоречивая сущность идеи свободы, как считают Б. С. Щеглов и А. А. Заикин61. Для того чтобы приобрести свое содержание, свобода должна ограничить себя, т. е. с позиции внешней свободы должен быть сделан своеобразный шаг к несвободе, однако при этом уже не внешний мир, а внутренний духовный мир человека создает пределы допустимого для него лично. То есть речь идет уже не о внешних условиях, которые приводят человеческую волю к деятельности, а о внутренних ограничениях и человеческих желаниях. Таким образом, если для реализации внешней свободы надо устранить препятствия и выбрать единственное средство, то обретение внутренней свободы ставит для человека на первый план проблему выбора ценностей и преимуществ — те или иные ценности в качестве приоритетов. В подобном выборе проявляется способность личности противопоставить себя не только внешним обстоятельствам, но и некоторым своим внутренним желаниям. И свободу здесь можно отличать от несвободы не отсутствием того же акта принуждения; источник этих ограничений — сама человеческая личность62, которая сознательно проявляет собственную волю, самоуправление и самоограничение согласно внутренним установкам, ценностям и прогностическим решениям.

«Если юристы могут свободно и адекватно творить “право” — без принуждения, страха, дискриминации и остракизма, то тогда дело права находится в хороших руках. Если работа делается плохо с пренебрежением (либо под прямым или косвенным принуждением), то страдает от этого право, которое оказывается “плохо сделанным”», — пишет Б. Мелкевик63.

1.2. Принцип детерминации в методологии анализа проблем правового регулирования

Задачи, стоящие перед правовой наукой сегодня, развитие новых направлений требуют вместе с тем и глубокого исследования тех явлений, которые составляют традиционную проблематику теории государства и права. Нельзя считать, что созданные теории, понятия и положения остаются неизменными в современных условиях (изменение отношений собственности, формирование новой политической и правовой системы и т. д.), в период поиска способов эффективного правового регулирования общественных отношений.

Для того чтобы решить указанные задачи, основные положения теории должны постоянно обновляться, адекватно фиксируя общественную практику, вбирая в себя весь интеллектуальный опыт предыдущих поколений независимо от идеологической окраски, обобщая и анализируя ее. В этом случае не помешают теоретические и практические наработки современных отечественных юристов и философов, их предшественников, а также зарубежных коллег-юристов (критически осмысленные и адаптированные к отечественным реалиям).

Усиленное внимание к новой проблематике должно непременно сочетаться с разработкой фундаментальных понятий правовой науки. Процесс развития новых направлений будет плодотворным и результативным при его неразрывной связи с развитием и обновлением основных понятий, положений, выводов общей теории государства и права. Новые направления в современной отечественной правовой науке могут получать концептуальное оформление, однако основываясь при этом на уже устоявшихся закономерностях правового регулирования общественных отношений, используя основные категории теории государства и права. Этим обеспечивается единство системы правового воздействия и правового регулирования, их взаимосвязь, научно обоснованное использование конкретного арсенала средств правового воздействия на общественные отношения во всей его полноте. Разработка фундаментальных (в наших условиях — жизненно важных для всего общества) традиционных проблем, понятий и институтов является, следовательно, такой же необходимой, как исследования новых отраслей, методов и аспектов правового регулирования и правового воздействия. Исследование указанных проблем играет существенную роль и для определения системы понятий правовой науки со всей четкостью и полнотой отражения сущности явлений, взаимной согласованностью, взаимосвязанностью.

Как мы говорили ранее, научное познание объективной реальности начинается с методологии исследования. Советская наука определяла методологию как учение о структуре, логической организации, методах и средствах деятельности. Современная наука определяет методологию как совокупность познавательных средств, методов, приемов, используемых в какой-либо науке, или как отрасль знания, изучающую средства, предпосылки и принципы организации познавательной и практически преобразовательной деятельности64. Методология любого научного исследования является учением о системе понятий и их отношений, о гносеологии принципов, а также поиском целей научного исследования, определением набора средств, приемов, способов организации и построения теоретической и практической деятельности. Это привело к формированию в пределах материалистической социально-философской парадигмы теории разделения общественных отношений на материальные и надстроечные (идеологические). Если первые представляют собой реальное социальное бытие (объективную реальность), то вторые отражают то, как и насколько материальные «бытовые» связи осознаются людьми65.

Теоретической целью методологии является установление научной истинности знания, а практической — подтверждение научной истинности путем детерминации средств, приемов, способов для верификации полученных результатов66. Теоретический срез методологии тесно связан с гносеологией как теорией познания, рассматривает совокупность процессов, процедур и методов приобретения знаний о явлениях и закономерностях объективного мира. Теоретическая составляющая методологии научного познания позволит выявить внутреннюю характеристику действующей в республиках правовой системы.

Практический срез методологии дает возможность подтвердить или опровергнуть теоретико-методологические выводы научного познания путем детерминации социальной реальности в правовой сфере, предоставления ей юридической формы выражения и существования.

Детерминизм (лат. determio — определяю) — учение классической философии о закономерной универсальной взаимосвязи и взаимообусловленности явлений объективной действительности67. Методологическая природа принципа детерминизма проявляется в том, что он выступает не только как философское учение, но и как конкретно-научный норматив описания и объяснения универсальной закономерной связи и обусловленности развития и функционирования системно организованных явлений и процессов окружающей действительности в ходе их взаимодействия. В нашем случае — движения юридической материи в процессе взаимодействия с социально-экономической, политической и культурной реальностью. Среди различных форм детерминации, которая отражает универсальную взаимосвязь и взаимодействие явлений в окружающем мире, особенно выделяется причинно-следственная или казуальная (лат. сausa — причина). Ведь именно причина выступает важнейшим элементом системы детерминирующихся факторов.

Понятие детерминизма тесно связано с такими философскими категориями, как закон, закономерность, причинность, необходимость и случайность, возможность и действительность, которые представляют собой методологическую базу для исследований в юриспруденции. Становление идеи объективных закономерностей развития социума, движение от нее к познанию социально-экономических законов, открытие возможностей сознательного управления ими, которое осуществляет человек в своей разнообразной деятельности, — результат длительного и сложного пути познания закономерностей развития человечества. Большое значение при этом имеет осмысление юридической наукой нормативного регулирования общественной жизни.

Использование принципа детерминизма в правоведении, исследование проблем, возникающих в связи с этим, должно осуществляться на стыке как минимум двух наук — философии и общей теории государства и права — в процессе их постоянной интеграции и взаимодействия с привлечением методологического аппарата и выводов других социальных наук. По своему характеру, объему, содержанию и методологическому значению проблема детерминизма — фундаментальная проблема правоведения.

Детерминизм является общим учением, которое признает существование универсальной закономерной связи всех вещей и явлений мира. Детерминация общественных отношений в правовой сфере значительно определяется особенностями социальной детерминации. Детерминизм — это и категория, и учение, и принцип. «Принцип детерминизма рядом с принципом субстанционального единства мира и принципом развития является фундаментальным принципом философского учения о бытии. Если принцип субстанционального единства мира дает ответ на то, есть ли мир единым или множественным и лежит ли в основе единства, а принцип развития отвечает на вопрос, остается ли мир всегда тождественным себе или он постоянно претерпевает изменения, то принцип детерминизма содержит ответ на вопрос, чем обусловлены явления мира в своем существовании, развитии, имеет ли эта предопределенность регулярный, упорядоченный или произвольный, неупорядоченный характер», — справедливо отмечает Х. Б. Соломчак68.

Сторонником так называемого механистического детерминизма был П. С. Лаплас, который считал, что в мире все причинно обусловлено и осуществляется на основе однозначных законов69.

М. Ярошевский также понимал под детерминизмом учение о всеобщей причинной материальной обусловленности природных, общественных и психических явлений70.

Но, по мнению Я. Ф. Аскина71, детерминизм нельзя сводить только к учению о причинности; все более исследуются различные виды детерминаций, без ограничения одной причинностью72. Р. Циппелиус считал, что «содержание правовых норм установлено через общественно значимые потребности и соотношение сил. Действие правовых норм и особенно способы их осуществления обусловлены социологической данностью»73. Общество является особой формой движения материи, которая развивается по своим законам, имеет свои качественные характеристики. Законы общества — это прежде всего основополагающие моменты и формы его существования. Это необходимые связи, определяющие внутреннюю логику его функционирования и развития. Это определенные соотношения и зависимости в структуре человеческой деятельности. Законы общества выражают существенные связи между различными общественными явлениями и между людьми. Они являются объективным механизмом регулирования (составления) общественных отношений. Закон выражает не единичную, общую связь явлений и процессов, которые существуют в обществе. Говоря об особенностях общественных законов, обратим внимание на то, что они реализуются как определенные господствующие тенденции, т. е. определяют основную линию развития общества, несмотря на возможные случайности и отклонения. В общественных законах фиксируются не связи между вещами, а общие и необходимые формы взаимодействия между различными структурными элементами социальной системы, отражаются не индивидуальные, а системные свойства явлений, материальной основой которых является определенный способ производства. Утверждение о включенности общественных законов в социальную деятельность человека и, наоборот, социальной деятельности — в механизм действия общественных законов является не произвольной логической конструкцией, а отражением реальной системной и неразрывной связи двух сторон цивилизационного процесса. Это утверждение не ставит под сомнение положение об объективном характере общественных законов, не отрицает их детерминирующей роли в социальной деятельности человека. Хотя Т. И. Ойзерман считает, что нет и не может быть особого класса законов — верховных законов, — производными от которых являются вроде бы конкретные законы, которые открываются фундаментальными науками74.

Объективные законы — это законы, которые существуют вне человеческого сознания и от него не зависят, хотя и могут проявляться через сознание. С. С. Алексеев правильно исходит из того, что объективное в праве — это то, что в его содержании обусловлено общественным бытием, экономическим базисом, потребностями общественного развития75.

Самое важное в нашем случае — выявить те объективные закономерности, которые существуют в области законодательной и правоприменительной деятельности. При этом следует отличать то, что объек­тивно присуще праву, от того, что объективно необходимо, прежде всего для эффективного действия правовых норм, для эффективного регулирования общественных отношений. Некоторые авторы возводят в ранг объективно присущие свойства или явления, которые на самом деле необходимы праву, но объективно ему не присущи.

Изучение объективных закономерностей движения юридической материи невозможно без выявления объективных закономерностей общественного бытия: это не только самая сложная часть науки, но и трудно познаваемая и признаваемая.

Это объясняется несколькими причинами.

1. Количество различных факторов, зависимостей и влияний, действующих в социальной жизни, чрезвычайно велико. Именно поэтому отражение в сфере общественных явлений — дело более сложное, чем познание явлений природы. Речь идет прежде всего о том, что общественное явление определяется экономическими отношениями вместе с историческими предпосылками и условиями.

2. Проверка гипотез в общественных науках путем экспериментирования, как правило, невозможна, а иногда и трагически опасна. Для исследования общественного явления особое значение имеет логический и исторический анализ. Вот почему здесь так важно абстрактно-теоретическое мышление.

3. Объективные законы общественной жизни касаются насущных интересов людей, а потому то или иное решение вопроса всегда воспринимается не только как объективно правильное или неправильное, но прежде всего как соответствующее ли интересам определенных социальных групп и индивидов. Исследователь общественных явлений имеет дело со связями, которые меняются значительно быстрее, чем существенные связи в области природы. В то же время познания в этой области особенно глубоко затрагивают интересы и потребности людей.

Объективные закономерности, определяющие развитие общества, независимы от ума, сознания и воли людей, поэтому и являются объек­тивными. Они действуют независимо от того, знают их люди или нет. Эти закономерности существуют и тогда, когда они осознанны, действуют независимо от воли людей. Эту мысль неоднократно высказывал и В. М. Селиванов, подчеркивая, что проявления права, его свойства и связи, несмотря на их субъективное восприятие, вытекают именно из объективных закономерностей развития и общих связей явлений природы и общественной жизни, материальных и духовных факторов, экономики и культуры, права, политики и т. д.76

Современная наука открыла (или она так считает) объективные законы общественного развития, общие для науки в целом. Для науки права особенно важны, конечно, знания объективных законов социальной жизни. Общественные отношения возникают независимо от сознания и воли людей или складываются в зависимости от их сознания и воли. Все общественные отношения детерминированы, а их закономерности имеют объективный характер, однако возможности воздействия на различные общественные отношения различны. Законы общественного развития реализуются, проходя через волю и ра­зум людей. Законы независимы от людей, поскольку сами определяют характер и направления общественных действий. В чем и как будет выражаться возможная зависимость общественного развития от действий людей, раскрывается через конкретный анализ.

В одних случаях (например, закон соответствия развития права уровню развития экономики и культуры, существующему в обществе) можно только познать и тем самым расширить рамки своей свободы, определить границы, сферы, методы и цели правового регулирования. В других случаях человек является активным субъектом в реализации законов общественной жизни. Люди создают в рамках осознанных объективных законов такие общие правила поведения, которые считаются целесообразными для достижения поставленных целей.

Анализ основывается на познании объективных закономерностей. В зависимости от его правильности можно более или менее точно определить, что зависит от человека и как лучше влиять на развитие общественных отношений в желаемом для общества (государства, доминирующей общественной группы, индивида) направлении. Каждая стадия социально-экономического развития общества предполагает определенную основу для формирования и развития строительства государства и права. Объективные закономерности определяют как те цели, которые ставит перед собой общество, так и возможности, имеющиеся для их достижения. Социум может ставить перед собой и недостижимые цели в конкретных условиях своей жизнедеятельности (построение коммунизма в СССР). Хотя появление таких целей также объективно детерминировано, но достижение их объективно невозможно. Однако иногда и объективно достижимые цели не могут быть достигнуты, причем через отсутствие не объективных возможностей, а субъективных предпосылок. Неиспользование объективных законов для того, чтобы путем нормативного регулирования достичь той или иной цели, не означает возможности игнорировать эти законы.

В. Ф. Яковлев справедливо отмечает, что законодатель не создает, а «ищет лучший в данной исторической обстановке способ воздействия на общественные отношения»77.

Право не в состоянии осуществить то, что противоречит объективным закономерностям существования и развития социума. Но при одной и такой же совокупности объективных факторов развитие может иметь до некоторой степени различный характер и темпы в зависимости от того, как люди поймут свои задачи и смогут организовать свою деятельность.

В объективной действительности всегда заложены возможности различных направлений ее развития. Это создает объективную относительную возможность принятия в процессе правотворчества различных решений, выбора тех или иных путей и методов правового регулирования общественных отношений78.

Объективная возможность — это форма проявления определенной закономерности, тенденции развития. Однако в объективной реальности могут быть противоречивые тенденции, а потому — возможности в правовом регулировании, процессе правотворчества и применения норм права.

В области правотворчества мы очень часто имеем дело с необходимостью, которая оставляет возможность сознательной, свободной деятельности индивида. Здесь субъективные факторы, порождаемые совокупностью объективных условий, играют важнейшую роль. И хотя это субъективное также закономерно и детерминировано, тем не менее оно в определенных пределах зависит от воли и разума человека.

Объективное качество права не в том, «хорошее» оно или «плохое». То право, которое соответствует интересам экономически и политически доминирующей группы в государстве, — «хорошее», но оно одновременно является в той или иной мере «плохим» для остального населения. Могут издаваться юридические законы, которые не согласуются ни с объективными законами развития общества, ни с законами науки, противоречат им, но политически целесообразны и некоторое время действуют.

Интересы доминирующей социальной группы объективны, но могут осознаваться ее представителями правильно или неправильно (могут вообще не осознаваться). В соответствии с этим субъективно и ставятся цели, и выбираются средства их достижения, в нашем случае — правовые. Отсюда вытекает и основная цель юридической науки в государствах переходного типа (в скрытой, полуоткрытой и открытой формах) — находить и прогнозировать наиболее эффективные средства достижения целей, стоящих перед меньшинством общества (олигархами) или его большинством (гражданским обществом с мощным и многочисленным средним классом).

Как известно, процесс формирования права является результатом сознательной деятельности экономически и политически доминирующей социальной группы (всегда меньшинства общества) и определяется объективными условиями жизни социума. Однако сами по себе экономические, материальные отношения непосредственно не порождают право и правовые отношения, а проявляются прежде всего как интерес и потребность определенного социального слоя (юридический мотив)79.

Из этого следует, что любая деятельность человека (сообщества), материальная или духовная, опосредована прежде всего ее интересами, в которых отражаются существенные черты общественных отношений и их место в отношении к собственности и в первую очередь власти.

Осознанные интересы составляют, по сути, основу современной политики и права. Невозможно понять действия той или иной социальной группы, не проанализировав характер ее социально значимых интересов. Поэтому очень важно отличать ее истинные интересы от ее же социальной демагогии.

Интерес в праве — это, по сути, отношение доминирующей социальной группы к условиям своего существования, которое отражает прежде всего ее общие материальные потребности. Интерес составляет объективную сторону процесса формирования права. Осознание социальной группой, лицом своего объективного интереса не превращает его в субъективное явление. Преломляясь в их сознании, интерес побуждает к волевым действиям, но все же остается объективной реальностью. Интерес не может входить в сознание и не может им поглощаться. Поэтому его нельзя считать элементом сознания вообще и правосознания в частности. Иначе бы исчезла любая разница между интересом как объективной реальностью и его субъективным отражением. То есть интересы отражают объективное отношение людей к явлениям и предметам окружающей действительности, что приводит к существованию и развитию их как членов общества.

Субъективные интересы доминирующей части общества, закрепленные в праве, и объективные интересы могут совпадать по содержанию, а могут и существенно различаться, если законодатель не узнал объективного содержания общественных отношений и объективных интересов социальных субъектов, содержащихся в них. В этом случае он может действовать под влиянием неправильно осознанных или неправильно понятых интересов. В результате могут появиться такие правовые нормы, которые будут противоречить настоящим интересам государства и личности.

Изучение интереса в процессе формирования права не может быть ограничено только анализом самого интереса и его соотношением с государственной волей. В связи с этим нужно рассмотреть такую категорию, как потребность.

Именно потребность является исходным, отправным пунктом законодательной деятельности. Интересы, характеризуя целевую функцию потребностей, выступают как средства и меры, которые сдвигают правотворческую «машину». Реально существующие потребности, интересы господствующей социальной группы и осознание их автоматически не приводят к возникновению права. Вообще, эти категории могут иметь значение для процесса формирования права только в том случае, если порождают в этой части общества (меньшинство населения) определенные цели.

Объективные законы развития общества ограничивают возможности правового регулирования (выбор сфер, методов и т. п.). На каждом конкретном этапе развития общества они определяют, что объективно может быть достигнуто правовым регулированием, а на что не стоит тратить материальные, временны́е и духовные средства человечества80.

Законодатель действительно ищет лучший и самый эффективный способ воздействия на общественные отношения, скорее приводящий к цели, которую он ставит перед собой. Но методы регулирования общественных отношений, эффективные с точки зрения достижения поставленных целей, могут оказаться неэффективными с точки зрения связанных с этим регулированием последствий.

Сложность исследования детерминации в правовой области социальной жизни объясняется наличием огромных детерминирующих факторов81. При этом существенное методологическое значение приобретает изучение взаимосвязи как внутри различных уровней структурной организации социальных явлений в правовой сфере, так и между ними, а также выделение нескольких уровней их детерминации. Прежде всего, анализируются связи правовой системы в целом с другими социальными явлениями, детерминирующие связи между крупными блоками самой правовой системы: правом, правоотношениями, правосознанием и т. п. Во втором случае рассматриваются связи, детерминирующие уже элементы правовой системы: отдельную норму права, конкретные правоотношения, индивидуальное правосознание и др. Конечно, изучение детерминации в правовой сфере немыслимо в отрыве от деятельности людей, поскольку именно она в определенной степени является результатом человеческой деятельности.

Параллельно с указанными уровнями целесообразно выявить внешнюю и внутреннюю детерминацию (самодетерминации), что особенно важно при рассмотрении явлений и процессов как систем.

Исследование внешних факторов, детерминирующих правовую материю, основывается на анализе связей экономики и права, поскольку именно экономические потребности общества являются решающим фактором возникновения, развития и функционирования правовой реальности (causa prima82). И, следовательно, конечные причины всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи83. Такого же мнения придерживался и Мустафа Кемаль Ататюрк (совсем не марксист): «Говоря о жизни, мы ведем речь об экономике. Потому что ничего нельзя сделать, если нация остается бедной. Прежде всего надо уделять внимание экономике. Полная независимость возможна только тогда, когда достигнута экономическая независимость»84. Этой же мысли придерживается и С. В. Черниченко: «Недопустимо пренебрегать ролью экономики в общественном развитии. Рассматривая ее влияние на право, приходится признавать, что она оказывала и оказывает большое, часто решающее влияние на его развитие»85. Именно близость права и экономических отношений определяет то, что «детерминированность юридической надстройки экономическим базисом, вытекающая из общесоциальной закономерности, предусматривает особое проявление в праве еще и экономических законов, присущих определенному типу производственных отношений»86. При этом утверждение о детерминированности права отношениями собственности и власти одновременно связывается с признанием возможности активного обратного воздействия на них права, с утверждением относительной его самостоятельности. Особенно наглядно это демонстрируется в государствах переходного типа, к которым, как известно, относится и Украина, потому что им присущи смешанные формы социально-экономических процессов и структур — от административно-командных до частно-рыночных87. И в этом вопросе важно преодолеть имеющийся у парламентариев сегодня стереотип, будто законодатель способен переломить ход развития социума через точный расчет его закономерностей и оформления нормативно-правовыми актами результатов последнего88.

Если схематичное взаимодействие экономики и права достаточно ясно описывается как соотношение содержания и формы, то вопрос о других внешних связях права, его взаимодействие с другими формами общественного сознания решить гораздо сложнее. По мнению В. М. Селиванова, право является отражением и одновременно детерминантой материального и духовного, в том числе экономического и политического, интереса89. П. А. Рачков также подчеркивал, что «с развитием диалектического материализма все большее место и роль имеют моменты духовно-психологического характера, культурно-ценностные факторы»90.

Г. Дж. Берман также указывал на особенности развития различных стран, на доминирование в этом процессе материальных, политических, религиозных или других факторов91.

Но тем не менее отношения экономики и права — отношения причины и следствия. Одна из важнейших характеристик права как элемента надстройки — его бо́льшая близость к экономическим отношениям (прежде всего отношениями собственности) по сравнению с другими ее частями. Вместе с тем следует отметить, что отдельные элементы надстройки относительно самостоятельны не только по экономическому базису, но и один относительно другого. Развиваясь в рамках общей зависимости от способа производства, они образуют особую сферу внутри общества, которая функционирует на основе специфических законов и закономерностей, отражающих требования базиса в соответствии со своей внутренней логикой92.

Внутренние связи (самодетерминация) правовой системы определяются взаимодействием ее элементов. Исследуя этот уровень структуры детерминизма, основной упор делается на анализе внутренних специ­фических закономерностей генезиса, развития, функционирования и структуры права. Рассмотрение вопроса о самодетерминации права связано и с решением вопроса об источнике правового развития и самодвижения права. Принцип самодвижения имеет непосредственное отношение к принципу детерминизма. По сути, он показывает взаимодействие внутренних и внешних детерминант в развитии системы. В философской литературе отмечается, что «диалектика рассматривает движение как самодвижение, как такой процесс, который обусловливается внутренней, спонтанной, произвольной сменой системы, ее внутренней противоречивой сущности, развертыванием внутренних противоречий в этой системе. Эта внутренняя детерминация является определяющей, главной, и внешняя детерминация трансформируется через внутреннюю структуру системы»93. Применимо ли это утверждение к правовой сфере, можно ли говорить о самодвижении права? В принципе, верным является положение, что надстроенный характер права не позволяет говорить о его самодвижении в отрыве от экономических, социально-политических и культурных отношений, нельзя подать его в виде саморазвивающейся системы, движущие силы которой сосредоточены внутри его самого94. Но вместе с тем было бы неправильно отрицать определенный уровень самодетерминации правовой системы и саморазвития права95. Иначе не было бы активного обратного воздействия права на экономические отношения, его породившие. Нельзя было бы говорить о специфических внутренних закономерностях права, которое бы превратилось тогда в простой слепок материальных производственных отношений. Но опять же внутрисистемные связи правовой надстройки в определенной степени самодетерминированные. «Самодвижение — это собственное, внутренне необходимое изменение системы, порождаемое противоречиями системы, которая опосредует влияние внешних детерминантов… [и, следовательно,] влияние внешних детерминант на системы тем больше, чем меньше внутренняя детерминация»96.

Ф. Энгельс когда-то очень верно заметил по этому поводу, что определенная сфера общественных отношений, которая получила самостоятельность, «следует своим собственным движением, над которым в общем и целом господствует движение производства, но которое в отдельных деталях и внутри этой общей зависимости придерживается опять же таки собственных законов, присущих природе этого нового фактора»97. Таким образом, право имеет определенную степень самодвижения, самодетерминации, хотя ведущей выступает внешняя детерминация. С. С. Алексеев также подчеркивал, что право не может «рассматриваться только как самодостаточная, сама по себе существующая регулятивная система» и «не может быть понятно из самого себя»98.

Но для нас важно выяснить, что является движущей силой внутренней детерминации права, что лежит в основе его самодвижения.

Речь идет об идее и принципах права, т. е. об основах права, которые могут обеспечить и определенное его самодвижение. Идея и принципы права должны «пронизывать всю правовую материю сверху вниз: идея права, принципы права, право, закон, норма, правоприменительный акт. Идея права — это предельное текстовое сжатие и лаконичность мысли, причем в исчерпывающей информационной наполненности, глубине и всеобщности, отражающей в совокупности сущность и функциональное назначение права в обществе как одного из важнейших его регуляторов»99. Если в силу сказанного подходить к поиску и формулировке идеи права, отбросив все промежуточные точки зрения на это понятие, то можно говорить о таком видении идеи права: это его человекоцентричное (персоналистическое) начало или этатоцентричное (державоопределяющее) начало. Право выражает и защищает преимущественно интересы лица или служит государству в первую очередь. Все остальное — от лукавого, здесь проходит водораздел. Если государство решает свои проблемы, ущемляя интересы вкладчиков и спасая банки во время кризиса, — ответ однозначен: имеющееся в государстве право не пронизано человекоцентричной (персоналистической) идеей. Так, В. А. Бригеев, иллюстрируя эту мысль, считает, что «российское правительство слишком увлеклось процессом спасения банковской системы, хотя можно было бы потратить миллиарды налогоплательщиков на более благие цели, например на борьбу с инфляцией. То же самое думают и аналитики международного рейтингового агентства Standart Poor’s»100.

Эти две господствующие идеи права должны находить прямое отражение и закрепление в принципах права и в остальных «низших этажах» правовой системы общества101.

Диалектика детерминации в обществе (мы еще раз подчеркиваем это) четко проявляется во взаимодействии объективного и субъективного. Объективное может быть охарактеризовано как функциональное свойство предметов и явлений природы, определенным образом включено субъектом (прямо или косвенно) в свою деятельность в правовой сфере. Природный предмет приобретает в процессе взаимодействия с субъектом новую социальную, в том числе и правовую, ценность. При этом развитие общественного производства одновременно означает и развитие субъекта и объекта. Субъективность как сущность определения субъекта выражает специфическую, социальную по происхождению и содержанию активность, проявляющуюся в его сознательной практической и познавательной деятельности, в выборе объектов, цели и средств, способов их преобразования, в характере организации самой деятельности и способа включения в нее субъекта. Отсюда становится понятной зависимость эффективности деятельности субъекта от степени не только зрелости общественных отношений, но и формы освоения им интеллектуального наследия человечества. Это обстоятельство следует учитывать, определяя степень готовности субъекта к решению необходимых общественных проблем, соответствия его ментальности выбранным целям и средствам их реализации, что в конечном счете детерминирует и выбор типа правового поведения субъекта. Формы социальной организации, уровень развития самосознания предоставляют конкретную определенность образа социально-правовой детерминации. Лицо включается в процесс детерминации через систему деятельности сообщества, которое является суммарной составляющей индивидуальных и групповых действий, причем способ достижения результативности зависит от системных характеристик общества. Право в этом отношении можно охарактеризовать двояко. С одной стороны, право, его нормы являются продуктом человеческой деятельности, с другой — средством регулирования этой деятельности.

Рассмотрение вопросов детерминации в праве будет неполным, если не рассмотрим проблему свободы в праве. Х. Б. Соломчак утверждает, что «детерминизм и свобода воли есть взаимоисключающие понятия»102. Как известно, поведение человека социально детерминировано, но эта детерминация является многообразной. Ее нельзя свести к фатально определяющему действию строго определенной необходимости, которая тотально обусловливает все поведение каждого индивидуума. Конкретная жизненная ситуация для него всегда альтернативная. Из множества предлагаемых ею решений человек должен выбрать одно. В этом выборе решения, в действии, основанном на нем, проявляется свобода воли человека, которая таким образом входит как момент в осуществление исторической необходимости. Эта необходимость состоит из многих творческих, т. е. свободных, действий индивидуума, и в них она находит свое осуществление.

Цивилизационное развитие общества выражается в том, что от эпохи к эпохе расширяются возможности выбора и, следовательно, повышается степень свободы. Каждая следующая историческая эпоха отличается бо́льшим многообразием социальных связей и возможностей, более многосторонними общественными отношениями, разнообразными и содержательными индивидуальными взаимоотношениями людей, уровнем их сознания и культуры и т. п. Все это находит выражение в расширении рамок и повышении свободы человеческого действия. Потому что чем разнообразнее возможности выбора и чем выше уровень сознания человека, тем выше уровень свободы действий человека, его поступков. Но «свобода воли в мире, где нет свободы вообще, подобная рыбе, где нет воды», подчеркивал вместе с тем Дж. Фаулз103.

А в процессе роста свободы и ответственности увеличивается историческая роль и значение нравственного сознания и поведения человека. Аморальные социумы обречены на гибель. И Римская империя пала прежде всего как аморальная государственная конструкция, а не только потому, что исчерпала цивилизационные возможности социально-экономической системы.

Веками вопрос о свободе воли интересовал лучших представителей философии, правоведения и других наук. Б. Спиноза доказал, что свобода воли неразрывно связана с принципом детерминизма и категорией необходимости. В дальнейшем его в этом поддержали Г. Гегель и Ф. Энгельс. В частности, последний писал: «Вопрос о действиях субъекта, основанных на знании объективной закономерности, отражается в понятии свободы воли»104. Рассмотрение этой проблемы требует понимания взаимодействия между свободой и причиной, определения того, причинно ли обусловлены законы природы, может ли свобода сосуществовать с детерминизмом. Существующие основные философские направления, как правило, резко расходятся по этому поводу в мыслях, взаимоисключая друг друга. Взгляд, согласно которому существование свободы воли совместимо с детерминизмом, называется компатибилизмом. Противоположный ему взгляд — инкомпатибилизмом105.

Часто, «развивая индивидуальную свободу, человек входит в противоречие со свободой государства»106. Как же выйти из этого положения, какой свободе отдать предпочтение — свободе индивида или государства? А. С. Глинка-Волжский решает проблему так: «Никакая индивидуальная свобода не может быть предоставлена лицу в таком объеме, чтобы свобода личности лишала свободы государства»107. (На тесную взаимосвязь индивидуальной свободы и свободы государства значительно позже обратил внимание другой известный специалист в области философии права Р. Циппелиус108.) Примечательно, что П. Юркевич предполагает разумное ограничение свободы государства в интересах лица, но категорически против полного «избавления» его от свободы в угоду индивида, так как это может привести к анархии и в конечном счете к гибели государства. Глубокая мысль ученого заключается в том, что обеспечение публичных интересов с целью сохранения социальных форм жизнедеятельности всего общества допускает ограничение свободы воли индивида и ее корректировку.

В этой связи нужно обратить внимание на функциональное значение воли. Как подчеркивает Н. А. Шайкенов, она «ни в коей мере не исчерпывается выбором и закреплением вариантов поведения участников общественных отношений»109. Воля играет определенную роль при реализации интересов. Здесь можно согласиться с высказыванием В. Г. Сокуренко и Е. М. Пахарь о том, что «воля наделяет право и закон только формой, но в праве есть еще и содержание. Его составляет интерес»110. В ходе правотворчества отдельные интересы обобщаются и детерминируют общую волю, но потом идет обратный процесс — распространение этой политической воли на все общество. В результате выраженная в правовой форме общая воля воспринимается участниками общественных отношений как властное влияние. Таким образом, категория «свобода» интегрирует основные регулятивные аспекты права и интересы субъектов в их органическом единстве.

Таким образом, сущность права, как и сущность свободы, терминологически раскрывается через понятие «свобода», потому что это понятие так или иначе выражает способность субъекта совершать действия. Эта возможность для каждого субъекта действовать свободно обеспечивается правовыми средствами, следовательно, право несет в себе свободу. Как пишет B. C. Нерсесянц, «в праве представлена социально-исторически обусловленная форма свободы, а с другой стороны, право как свобода понимается как наличие и реальное функционирование этой формы свободы»111.

Г. Н. Манов акцентирует внимание на том, что право не просто общий масштаб и равная мера свободы, а прежде всего свобода индивидов. Свободные индивиды — «материя», носители, суть и смысл права. Развивая эту мысль, он приходит к выводу: «Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, независимой правовой личности необходимым образом связаны с признанием человека субъектом отношений собственности, собственных средств производства»112. Это то, что объективно, вместе с социокультурной сферой очерчивает границы нашего свободного выбора. Такой же точки зрения на обозначенную проблему придерживается и Р. Циппелиус, подчеркивая, что свобода, свободный выбор человека невозможны при отсутствии реальных условий его развития, прежде всего возможности образования и экономических условий приобретения благ113.

Свобода развивается по мере умственного и нравственного развития человека. Знание об этом постоянно входит в убеждения общества и соответственно отражается в праве. Такие рассуждения наводят на мысль о современном обществе и о том, насколько оно способно дать своим членам возможности для умственного и нравственного развития. А это важное условие роста свободы личности.

Но разумное не всегда означает нравственное, поскольку человек может руководствоваться мотивами утилитарными, эгоистичными. В связи с этим стоит вспомнить слова С. Л. Франко, которыми он характеризует современное цивилизованное общество: «Мы видим духовное варварство народов изящной умственной культуры, черствую жестокость за господство гуманитарных принципов, душевную грязь и порочность за внешней чистотой и удовольствием, внутреннее бессилие внешнего могущества»114.

Возможно, что действительно не любое знание необходимо человеку, может, к некоторым знаниям он окажется не готов. А. Эйнштейн, который всю жизнь отдал служению науке, поражаясь ужасной безнравственности эпохи, в которой жил, в одном из писем (1917) писал: «Все больше и больше убеждаюсь, что милосердие и любовь к ближнему ценнее и выше всего остального. Весь наш хваленый технический прогресс и вся наша цивилизация — подобно топору в руках психически больного преступника»115. Причину падения нравственности он видел в механизации и дегуманизации жизни, что в свою очередь стало результатом развития научного и технического мышления. Поэтому он считал, что «у человечества есть все основания ставить провозвестников моральных ценностей выше, чем открывателей объективных истин»116. Римские юристы пришли к такому же выводу на несколько тысячелетий раньше, утверждая: Qui proficit in litteris, sed deficit in moribus, plus deficit, quam proficit117.

Таким образом, все научные подходы к понятию детерминизма, его сути, так или иначе отражают различные стороны реально существующей обусловленности вещей. Однако новейшие исследования концепций детерминизма демонстрируют его новые моменты, в частности в синергетике, которая позволяет обосновать особенности детерминации развития сложных открытых систем, к которым относится и право как один из крупнейших общественных регуляторов. Речь идет о высшем типе детерминизма — из понимания роли личности как крупнейшей социальной ценности и главного системообразующего элемента всех институциональных построений в обществе, что требует проявления себя во всех сферах жизнедеятельности и одновременно возможности проявления своей свободы и собственной воли. Поэтому есть все основания сделать вывод, что детерминизм и свобода воли совместимы в праве, поскольку право является элементом общества как соционормативного пространства. Однако в случаях, связанных с развитием в заданном направлении экономических и политических процессов (особенно в государствах переходного типа), свобода воли человека значительно ограничена, а в случаях, связанных с проявлением природных явлений, она оказывается бессильной в дихотомии с детерминизмом. Развитием общества управляют не жесткие законы, как в физике или математике, а господствующие тенденции, нарушение которых, в отличие от законов точных наук, доступны человеку. Но переступания также могут привести к негативным результатам, а в некоторых случаях и к движению в обратном направлении, в том числе и в правовой сфере.

Принимая во внимание неполноту и относительность нашего знания об «объективной реальности» и места детерминации в процессе взаимодействия материального и духовного в жизни социума, можно все же сделать выводы относительно существования определенных закономерностей и тенденций. Они связаны с развитием экономики, производства. Но эта связь прослеживается только на достаточно больших промежутках времени и далеко не всегда прямолинейна и однозначна. Право прежде всего регулирует отношения собственности и власти, больше контактирует с социально-экономической и политической сферой жизнедеятельности человека, а в государствах переходного типа (особенно в условиях мирового экономического кризиса) — пронизано ими, всесторонне детерминировано.

1.3. Идея, принципы, аксиома права и их роль в правовом регулировании

Ни для кого не секрет, что понимание права, его сущности, особенностей зависит во многом от той философской позиции, с которой оно рассматривается118.

То есть абсолютное содержание понятий, истоков, смысла, функций права и его места в обществе, культуре, цивилизации зависит от того, какая философская концепция, идея и принципы права будут положены в основу построения правовой теории. «От этого зависит уровень исследования проблемы доктрины, парадигмы, истины в праве как руководящих принципов в правопонимании, нормотворчестве и нормовыполнении, а также исследования философско-мировоззренческой системы права как правосознания, правоотношения, праводеятельности»119. Философское осмысление права — это философская парадигма правопонимания (какая идея лежит в основе права, какие принципы положены в основу его построения и функционирования, его сущность, назначение, место человека в нем и т. п.).

За всю историю развития философско-правовой мысли сложились и успешно проявили себя три ведущие парадигмы: естественно-правовая, позитивно-правовая и неправовая120. Есть и другая классификация основных способов осмысления права: позитивизм, объективизм, субъективизм, интерсубъективизм121. Но главное не в этом, а в том, что право (правовая теория), не говоря уже об отраслевых правовых дисциплинах, не может самостоятельно выработать свои мировоззренческие, гносеологические и онтологические основания определения глубинной сущности права, прежде всего идеи права, принципов права — того, без чего оно теряет назначение и социальный смысл как одного из главных регуляторов общественных отношений. По мнению С. М. Овчинникова, «право не имеет в целом самостоятельного внутреннего источника развития, которое лежит в его пределах, право не может быть понятным из самого себя»122. Но, несмотря на это, подчеркивая специфику воздействия права на общественные отношения в качестве одного из важнейших социальных регуляторов, он вместе с тем акцентировал внимание на том, что в области права действует «сложная система всеобщих, общих и специальных собственных правовых законов и закономерностей»123.

Именно мировоззрение представляет собой прежде всего знания основополагающих принципов, концепций, которые в свою очередь выступают не сами собой, а как способ осознания объективной реальности, определения места и роли права в процессе его детерминации. Именно знание основных закономерностей и принципов развития социального мира должно определять мысли и поведение человека (от рядового гражданина до народного депутата) во всех жизненных ситуациях, особенно в юридически значимых. Мировоззрение цементирует, объединяет все структурные элементы материального и духовного мира человека. По сути, оно представляет собой совокупность всех форм общественного сознания, целостную систему всех знаний о мире (в том числе и о праве) в форме правосознания. Если законодатель устанавливает такие нормы, к пониманию и реализации которых граждане не подготовлены, учитывая уровень их правосознания, или которые они воспринимают как чужие для них, такие, которые не отражают и не защищают их интересы, то такие нормативно-правовые акты, исходя даже из стен парламента, не будут работать, что мы видим сегодня воочию на Украине. В этой связи надо понять, что правосознание — это нечто большее, чем простое знание о праве в прикладном, прагматичном смысле этого термина. Оно отражает общее сознание человека в сфере его юридически значимого поведения или в связи с осмыслением и оценкой, которая оно дает юридически важным социально-экономическим, политическим и нравственным проблемам и ситуациям, имеющимся в обществе. В основе мировоззрения, правосознания (как его специфической части и формы выражения) естественно и закономерно должна лежать идея права — идея права в кантианском или гегельянском смысле (по степени глубины, лаконичности и обобщения) или как это было у древних римлян и греков. А отсюда автоматически напрашивается вывод, что́ первично — идея права или само право124, и откуда она приходит в право. А также решается вопрос о соотношении понятий «идея права» и «правовая идея»125. Вернемся к идее права. Но прежде всего определимся с понятием «идея».

В Большом толковом словаре современного украинского языка «идея» раскрывается как «понятие, представление, отражающее действительность в сознании человека и выражающее отношение ее к окружающему миру», также она представляет собой «основной принцип мировоззрения, убеждения»126.

Ю. В. Тихонравов считает, что идея права заключается «в минимуме требований, которые можно поддерживать при помощи организованного насилия. Этот минимум и есть идеальное содержание права. Если принимать его за идею права, идея права предшествует праву»127. Однако, по мнению этого автора, в современных условиях «право теряет свою идею, и снова возникает необходимость определить ее». Идея права может возродиться только тогда, когда право как целостная система теряет былую эффективность и приобретает определенных «конкурентов» по регулированию общественных отношений. В идее права должны найти место право естественное и позитивное, объективное и субъективное, «живое» и книжное, религиозное и светское, интуитивное и свободное, устное и написанное, обычное и идеальное, государственное и корпоративное, божественное и человеческое, общественное и личное, международное и внутреннее, должное, абсолютное и относительное. Примерно так же подходит к определению содержания понятия «идея права» и В. П. Малахов128.

В то же время идея права предполагает существование общих правил, обеспечивающих свободу как альтернативу, основанную на страстях, индивидуальному произволу и насилию129.

Д. Ллойд также считал, что «подобно тому, как не выработано единой точки зрения на природу, смысл и назначение религии или общественной морали через огромные различия в культуре, уровнях технологического развития и в мировоззрениях разных народов в разные эпохи, так и вряд ли вызовет удивление, что не существует и универсальной идеи права, которую можно было бы сформулировать на основе изучения всех стадий эволюции человеческого общества»130. По его мнению, идея права — категория одновременно динамичная и при этом весьма статичная. «Идея права удивительно консервативна, и в прогрессивном обществе, которое быстро развивается, таком как демократическое, просмотр и наполнение новым содержанием идеи права имеют тенденцию отставать от процессов, происходящих в нем самом»131.

В то же время, говоря о статической составляющей в идее права, ученый подчеркивает, что над всеми отдельными правовыми системами, существующими в различных обществах, стоит Наивысший закон, который не только отменяет правовые нормы этого общества, нарушающие его, но и освобождает индивида от обязанности выполнять предписания действующего законодательства, так же как и служит оправданием для неподчинения легитимной государственной власти. Законы, которые нарушают и ущемляют основные права человека, на его взгляд, лишены юридической силы и вообще не могут рассматриваться как таковые. Следовательно, отказ им подчиняться вполне оправдан как с моральной, так и с правовой точки зрения132. Эта проблема находит логическое продолжение в дискуссии о соотношении права и закона. Она существовала давно, сохраняется и по сей день. Сегодня в ней открылось второе дыхание из-за неэффективного регулирования правом общественных отношений и негативной роли закона в этом процессе. Если не считать все второстепенные моменты этой дискуссии, то на поверхности остаются два важнейших факта проблемы.

Во-первых, очевидно, что закон должен быть правовым, право и закон должны совпадать. «Существуют законы, соответствующие правовым критериям, и их необходимо считать правовыми законами. Но есть и такие законы, которые не соответствуют правовым критериям и, следовательно, с правом не совпадают»133.

Во-вторых, а что же будет правовым критерием для того, чтобы признать закон правовым?

Ученые-юристы в отечественной и зарубежной литературе такими критериями чаще всего называли общую волю народа, правовой идеал или разные моральные категории. Понятно, что в каждом таком критерии есть свое рациональное зерно, однако есть и уязвимые позиции.

По нашему мнению, будет обоснованным и целесообразным считать такими критериями идею и принципы права134. Тем более что такая практика уже нашла выражение в международном праве, в частности в праве Европейского союза. Закон, соответствующий принципам права (которые в свою очередь содержательно конкретизируют идею права), будет считаться правовым, и наоборот — нормативно-правовой акт, который противоречит принципам права, изначально считается ничтожным по правовым последствиям.

Теперь очень коротко стоит остановиться на соотношении понятий «идея права» и «правовая идея». Идея права в основном привносится в право извне (чаще всего из области философии, социологии, политологии, политической экономии и т. д.). Самостоятельно идею права не может породить (выработать) само право.

Правовые же идеи действительно возникают в недрах самого права: «правовые идеи порождаются из практики, наблюдений правовой реальности и потребностей жизни»135. Профессор С. С. Алексеев считает, что «правовые идеи… сначала родились в самой правовой материи и изначально там находятся»136 (курсив наш. — А. Л.). Мы считаем, что «правовые идеи» — производные от категории «идея права». Как раз в идее права отражена его сущность, направленность действия и т. п. Все это потом находит отражение во вторичных сущностях права — правовых идеях и принципах. Но профессор С. С. Алексеев пальму первенства отдает правовым идеям и правовым принципам, а не идеи права и принципам права, и видит в первых «центральное звено юридической организации правового материала»137. И это верно, но наполовину, если впереди этих категорий поставить идею права и принципы права. Правовые идеи формируются на основе действующего законодательства и юридической практики, а идея (идеи) права — на основе функционирования социальных систем как закономерностей. Идея права всегда предельно обобщенная, емкая и лаконичная — идеи римского права тому пример. И Г. Гегель, и К. Маркс, и основоположник украинской философии права П. Юркевич считали римское право одним из самых совершенных в мире, где римский практический гений реализовал идею права в полном объеме, — право, в котором понятие справедливости тождественно понятию равенства (jus aequum)138. Правовых идей множество: идеи законности и правопорядка, суверенитета власти, независимости судов и др. Правовые идеи более подвижны, динамичны, конкретно-исторические, узкоотраслевые, политически ангажированные, субъективно направлены.

Идея (идеи) права — предельно статическая категория, меняется крайне медленно, а некоторые ученые считают, что это вневременная, внеклассовая общечеловеческая гуманистическая категория, близкая по смыслу «категорическому императиву» И. Канта или «абсолютному духу» Г. Гегеля139. Их количество незначительно.

Принципы права представляют собой основные идеи, исходные положения и ведущие начала процесса его формирования, развития и функционирования.

Можно согласиться с Ю. В. Тихонравовым о необходимости поиска новой идеи современного права, однако лаконичное отображение — в общем виде, с предельной глубиной всего перечисленного этим ученым (как это делали древние римляне или греки) — представляется крайне трудным. Проще, хотя также довольно сложно, выразить это можно в принципах, которые должны конкретизировать идею права.

Идея права и правовые принципы относятся к проблемам, которые требуют совместных исследований юристов и философов, социологов и политологов. Как известно, теоретическое познание правовой действительности, как и познания вообще, развивается по законам предметной деятельности, сообразуясь с природой политико-правовых явлений и закономерностью их развития. Теоретическое осознание и познание правовой действительности осуществляется в том числе и из-за выработки правовых категорий, прежде всего таких, как идея и принципы права. В правовых категориях нельзя видеть только результат формальных определений. В конце концов, по содержанию они объективны и развиваются в направлении более полного и точного отражения политико-правовых и социально-экономических реалий, духовного состояния общества. Их номенклатура должна быть адекватной реально существующим социально-экономическим, политико-правовым и культурным явлениям, связям и процессам, происходящим в обществе. В них отражается, по сути, объективная диалектика общественных отношений в ее политико-правовой форме.

Политико-правовое определение понятия — это содержательное, научное представление, которое воспроизводит идеально (в мышлении) объективную суть реальных процессов и отношений в их наиболее существенных проявлениях и связях политико-правовой действительности (основанной на имеющихся отношениях собственности), которые выражают специфическую правовую качественную определенность этого понятия.

К важнейшей юридической категории, которая во многом определяет сущность и содержание современного отечественного права, относится и понятие «принципы права». Методологические трудности объяснения и обоснования принципов права отчасти связаны с неоднозначной интерпретацией понятия «принцип» в отношении социальных институтов вообще и права в частности. Во-первых, принципами могут быть некоторые исходные положения, которые указывают на причину и назначение права. Во-вторых, принципы могут объяснять механизм действия социального института и указывать на пределы его возможностей. В-третьих, — определять требования, которым институт должен отвечать. В-четвертых, принципы права могут иметь разное проявление в социальной реальности. При этом под видом имманентного принципа может быть представлен некоторый идеал или политическая установка, считает Н. В. Андрианова140.

Главным структурным элементом методологии как системы являются ее основные принципы. В них находят выражение наиболее существенные черты методологии, благодаря которым обеспечивается целостная связь между фактами, понятиями, законами и теориями, а исследование приобретает черты направленности и управляемости141.

Одна из особенностей методологических принципов заключается в их системообразующем характере. Они устойчивы и относятся к высоким «этажам» научного знания. Такое место позволяет им выполнять познавательную роль опосредованно, через нижние «этажи» познавательной деятельности. Они выступают средством организации знания и познавательной деятельности, поскольку на их основе формулируются познавательные задачи, методы и средства получения нового знания.

Предшествующая, учредительная и ориентировочная, роль методологических принципов в научном исследовании, конечно, не означает их априорного характера, поскольку, взятые в единстве познавательного процесса, принципы являются исходным пунктом, инструментарием и мерилом истинности исследования и его результатов, что отражается через субъективное восприятие окружающего мира ученым. Отсюда следует относительный характер принципов построения системы знания.

Как принципы могут выступать теми или иными научными законами познания объективной действительности, когда они сознательно применяются как средство гносеологического и логического упорядочения знания и играют системообразующую, ориентированную роль в его дальнейшем развитии.

Как известно, любой принцип — это знание об объективном мире. Но ему не обязательно соответствует определенный научный закон. То есть знания на конкретный момент об объекте познания еще не полные, не систематизированы и не обобщены до уровня научного закона. В дальнейшем это может произойти, если тенденции в развитии объективного мира окажутся как системообразующие закономерности на разных уровнях — научный закон, принципы права или идея права, если речь идет, в частности, о правовой форме опосредования объективной реальности. Принципы права, как и другие социально значимые принципы, являются базовым элементом правового регулирования142. Они, как законы физики, всегда действовали, действуют и будут действовать независимо от воли отдельного человека или общества в целом. Причем независимо от того, поняты ли они как основополагающие «идеи» правоведами (и практиками, и теоретиками), наукой вообще как руководящие принципы в праве143. Некоторые принципы, особенно философские, выступают как требования к познавательной и практической деятельности. Они наиболее концентрированно выражают сущность определенного философского мировоззрения или общенаучной картины мира.

Принципы права Украины на сегодня не являются даже идеалом или политической установкой, так как для первого нужно консолидированное мнение всего народа Украины (всех социально неоднородных групп населения) о праве, его роли и функции в обществе, перспективе развития, а для второй — консолидированная воля политической «элиты». Консолидировать же то, чего, как известно, нет, — невозможно (нет ни элиты, ни воли, а есть только кратковременные союзы, в основе которых лежат временные бизнес-интересы).

К сожалению, о принципах права Украины можно сказать только то, что это его формальные основные принципы, не более. Принципы права Украины не имеют универсальности, высокой императивности и особой общей значимости. Тем более в принципах права не отражена и не может быть отражена его идея, поскольку это — право государства переходного периода, когда государство и право только проходят становление, как и идея права, в отличие от права Австрии, Греции, Испании, Италии, Германии (постоянных государств с многолетним опытом демократического развития), где общие принципы права прямо закреплены в законе в качестве источника права. В практике Европейского суда сформировалось понятие «общие принципы права, характерные для государств-членов». Общие принципы, характерные для права государств-членов, рассматриваются как составная часть права ЕС. Их нарушение считается основанием для отмены в судебном порядке актов Союза. По мнению Европейского суда, которое отражено в ряде решений, источником формирования этих принципов являются конституционные традиции государств-членов, Европейская конвенция по правам человека и другие международные правовые акты. В законодательстве Египта, Ливии, Алжира, Ирака, Йемена также предусмотрено наличие общих принципов права, имеющих высшую юридическую силу в системе норм права. В Ираке Конституцией утверждено положение об обязательном соответствии шариату всех законов, принятие которых ориентируется на использование общих принципов права.

Универсальность как признак права понимается так, что принципами сверху вниз должна быть пронизана юридическая материя (от нормативно-правового к правоприменительному акту). Принципы права должны присутствовать в любой правовой ситуации.

Самая высокая императивность означает, что они являются обязательными (неоспоримое право — jus cogens). То есть отклонение от них ни в какой форме и независимо от мотивации — политической, идеологической, экономической — недопустимо. В международном праве нарушение принципов права ведет к недействительности заключения договора и является основанием для его аннулирования (de principiis non est disputandum144).

Особая общезначимость для общества означает, что воплощение в жизнь принципов права имеет огромное значение для поступательного общественного развития. Любое нарушение принципов любым субъектом права приводит к причинению серьезного вреда законным интересам других субъектов, а в итоге и к неэффективному регулированию общественных отношений.

Исследование проблемы принципов правового регулирования способствует усилению активной, творческой роли права в регулировании общественных отношений. В общей теории права до сих пор нет единой трактовки понятия. Однако все согласны с тем, что, говоря о принципах, имеют в виду существенные, изначальные (а не второстепенные, несущественные) идеи. Будучи одним из исходных положений в юридической политике государства, принципы права активно влияют на социальные процессы, происходящие в обществе, а если влияют, то, следовательно, и регулируют их прямым (желательно прямым) или косвенным толкованием, получив закрепление в нормах права. Формулировка правового принципа означает лишь констатацию в нормах права какой-либо существенной черты общественных отношений и расширенное толкование идеи права.

С. П. Погребняк в работе «Основополагающие принципы права (содержательная характеристика)» отмечает: «…при характеристике принципа обычно обращается внимание на то, что он, во-первых, представляет собой идею, положение, требование, во-вторых, является не простым положением (идеей, требованием), а основным, основополагающим, принципиальным, фундаментальным, исходным, общим, руководящим, отправным, ведущим, главенствующим»145. И далее, развивая мысль, ученый пишет, что «именно идеи образуют тот смысловой каркас, в котором выражается и творится право»146. Однако этого недостаточно для характеристики идеи и принципов права, потому что идея права прежде всего выражает направленность его действия: или преимущественно в интересах государства, т. е. меньшинства общества (этатоцентричную), или преимущественно в интересах его большинства (человекоцентричную). Только потом можно говорить о форме права, конкретных функциях и др. С. П. Погребняк достаточно удачно определил понятие и основные признаки основополагающих принципов права: именно они и «образуют душу права, выполняя аксиологическую функцию»147. При этом законодатель обращает внимание на то, что «они не являются вечными требованиями; их существование обусловлено определенным социально-историческим контекстом»148, хотя мы считаем это правдой наполовину, что уже отмечалось ранее (принцип как динамическая категория). Вместе с тем существуют и вечные принципы, стабильные и краеугольные, присущие любому социально-историческому периоду развития общества, — прежде всего принципы справедливости, равенства, свободы, гуманизма.

Если принципы считать исходным положением правовой политики государства, то непонятно, почему исключаются возможности выражения этой политики в нормах права Украины. Ведь именно в юридических нормах закрепляется государственная политика в сфере экономики, культуры и др.

Как известно, принципы права делятся на общеправовые, отраслевые и характеризующие какой-нибудь институт. Понятно, что они должны иметь общую направленность действия. Нас прежде всего должна интересовать первая группа принципов (которые закладывают фундамент для второй и третьей группы), где отражаются более общие идеи и закономерности правового регулирования. Первой группе принципам присуще свойство «абстрактного выражения закономерностей социальной действительности, что обусловливает их особую роль в структуре широкого круга явлений»149.

Возможны два основных способа выражения принципов права: формулировка их в юридических нормах (текстуальное закрепление) и вывод отправных идей по содержанию законодательства (содержательное закрепление).

По нашему мнению, принципы права Украины (общеправовые) следует закреплять в Конституции. Что касается отраслевых принципов, то нормы, которые их закрепляют, должны включаться в вводную часть законодательного акта, поскольку такие нормы имеют общий характер и касаются всех норм отрасли или института права. Будучи прямо выраженными в законодательстве, принципы становятся императивными, приобретают общеобязательный характер. Принципы, не зафиксированные в юридических нормах, не имеют качества правовых и являются элементами правосознания или принципами морали и т. п.

Только пройдя через государственную волю и получив четкое выражение в законодательстве, они вступают в силу. Отражая определенные закономерности общественного развития, принципы правового регулирования не остаются неизменными, они постоянно совершенствуются. Выражая выходные общие руководящие идеи правового регулирования, нормы, закрепляющие правовые принципы, более устойчивы по сравнению с другими нормами, а по сути должны иметь такой же статус, юридическую силу, что и общие принципы международного права. По мере глобальных изменений в социуме и детерминации этих процессов в праве будут происходить изменения в перечне общих принципов права и в смысле уже имеющихся.

На наш взгляд, принципы права являются важным элементом содержания права и разновидностью его формы (у И. Сабо — «чертой» его формы) — как источник права в международном праве. Одновременно принципы права выступают относительно форм и содержания права как самостоятельная категория (учитывая ее особую значимость), как выраженные в идее права требования, предъявляемые к праву конкретной социально-экономической формации (как у Е. А. Лукашевой). Есть только одно существенное замечание: первичная категория — идея права; принципы ее конкретизируют, а не наоборот, считает Е. А. Лукашева. И в этом смысле справедливо мнение Л. Р. Наливайко, которая считает, что «принцип может выступать как абстрактное признание идеи, а точнее, как определенная совокупность (сумма) принципов, равно идеи»150.

Принципы — исходный пункт теории, то, что составляет основу определенной совокупности знаний, подчеркивает А. М. Ерина151.

Как известно, направления и содержание правового регулирования определяются (прямо или скрыто по идеологическим причинам) экономическими отношениями, которые существуют в обществе и в соответствии с которыми строится эта система права. В зависимости от характера экономических отношений и структуры общества (отношений собственности в первую очередь) в праве закрепляется характер собственности, власти, распределения благ, объем прав и обязанностей граждан и др. Иначе отношения собственности и власти (экономика и политика) определяют, что должно быть закреплено в праве. Но в этом вопросе также важно знать не только то, что закрепляется в праве (содержание предмета правового регулирования), но и то, как это должно закрепляться (какие идеи и принципы должны лежать в основе наиболее эффективного регулирования этих общественных отношений). Эти принципы, идеи и являются принципами права, и они же должны определять содержание правового регулирования, наиболее подходящего этим общественным отношениям, составляющим предмет правового регулирования, характер права и правового регулирования. Имеющиеся общественные отношения регулируются не произвольно или как угодно, а по определенным принципам, которые присущи этой системе права. Указанная объективная связь проявляется в том, что общественные отношения могут получить правовое закрепление только в соответствии с конкретными принципами. И если определенные принципы, которые объективно присущи той или иной системе, не заложены в нее в момент создания, нарушаются в процессе ее деятельности, то нормальное функционирование такой системы становится невозможным или усложняется152.

Общие политико-экономические принципы организации отношений в обществе обязательно должны найти юридическую форму выражения в праве — в принципах права, и последние не могут в существенных проявлениях противоречить первым. Экономически и политически доминирующая часть населения, приобретя власть, создает в соответствии со своими экономическими и политическими идеями и принципами систему правового регулирования, соответствующую своим потребностям, выражает и защищает их интересы в первую очередь.

Некоторые авторы считают, что естественное право и является воплощением общих принципов права, поскольку именно естественное право является лакмусовой бумагой для определения правомерности норм позитивного права. Согласно их точке зрения, принципы права — абсолютные, неизменные и вневременные категории (принципы справедливости, свободы, равенства и др.). Jus naturale potius est, quam jus positivum153.

Представители позитивистского направления в науке придерживаются противоположного мнения — о том, что указанные принципы содержатся в нормах права, создаваемых государством. Согласно их точке зрения, принципы права изменчивы, имеют конкретно-исторический характер (принцип целесообразности, классовости и др.). Но почти все ученые — и те, и другие — соглашаются с тем, что правовые принципы должны отражать и конкретизировать общие принципы права. Вместе с тем следует отметить, что в последнее время снова возникла научная дискуссия по поводу возможности выделения общих принципов права, присущих для всех правовых систем и всех исторических типов права. Также речь идет о выделении сквозных принципов, т. е. таких, которые существовали раньше, существуют сегодня и будут существо

...