И. И. Мазуров

Правовые притязания

Понятие, природа и содержание

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.11

ББК 67.0

М13

Автор:

Мазуров И. И., кандидат юридических наук, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Смоленского государственного университета.

Рецензенты:

Денисенко В. В., доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры публичного права Московского государственного института международных отношений (университета) МИД Российской Федерации (Одинцовского филиала);

Клименко А. И., доктор юридических наук, профессор, начальник кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В. Я. Кикотя;

Смирнова М. Г., доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры гражданского процессуального права Северо-Западного филиала Российского государственного университета правосудия.

Монография посвящена исследованию условий и закономерностей формирования правопритязаний, а также общего и особенного в их содержании и осуществлении. Раскрывается понятие правопритязания, эксплицируются значения природы и содержания правопритязаний в контексте правообразования и реализации права.

В работе предприняты попытки преодоления дегуманизированного юридического формализма и обращения к проблеме человека в праве, которые позволяют определить значение правопритязаний для формирования и развития правоотношений и норм позитивного права.

Вместе с тем в настоящем исследовании поднимаются вопросы и проблемы, связанные с традиционными в рамках теории государства и права темами: субъект права, правообразование, субъективные права и юридические обязанности, правовые отношения, правосознание, правовое регулирование и др. Их переосмысление в связи с природой и содержанием правопритязаний позволяет под новым углом взглянуть на ряд основных правовых процессов с учетом потребностей и интересов человека, его ключевой роли в них, а также объективации идеологических представлений о праве в реальных правоотношениях.

Законодательство приведено по состоянию на 1 апреля 2024 г.

Монография будет полезна для ученых, занимающихся вопросами теории и философии права, студентов и слушателей юридических направлений подготовки, а также для всех интересующихся науками о праве.

УДК 340.11

ББК 67.0

© Мазуров И. И., 2025

© ООО «Проспект», 2025

ВВЕДЕНИЕ

Социокультурные и политические изменения, произошедшие на рубеже XX и XXI вв., вызвали необходимость пересмотра оснований всего гуманитарного знания и, в частности, юриспруденции. Такие концепты, как «правоотношение», «правовая практика», «права человека», «гражданское общество», «субъект права», «правосознание» и т.д., являющиеся базовыми для юриспруденции, были подвергнуты переосмыслению. Современные динамично меняющиеся общественные отношения требуют развития понятийно-категориального аппарата юридической науки в целях правильного понимания и объяснения событий и процессов, происходящих в правовой сфере. Вместе с тем не утратили своей актуальности вопросы о перспективах развития правовых механизмов обеспечения правотворческого и правоприменительного процессов, деятельности государственной власти и гражданского общества, развития теории прав человека. Современная общеправовая теория должна уметь давать методологический ответ на указанные вопросы, определять стратегию юридического мышления, давать объяснения сущности происходящего в юридической сфере, а не ограничиваться простым описанием правовой реальности. Для достижения этих целей представляется важным концепт правопритязания.

Поскольку правопритязание является в определенном смысле ближайшим подступом к праву как социальному феномену, условием его становления, существования и развития, постольку его концептуализация предназначена для выявления сущностных характеристик права, анализа его природы. В то же время следует отметить, что вопрос о природе права связан с вопросом о механизме правообразования и правовоспроизводства, требующим дальнейшего теоретического изучения, при проведении которого нельзя не учитывать, что правопритязание выступает существенным правопорождающим фактором, позволяющим рассматривать субъекта права в антропологическом измерении и приближающим право к реальным потребностям и интересам людей.

Основная проблема правового регулирования выражается в том, что оно оказывается недостаточно эффективным, не достигает своих целей или в отдельных случаях вовсе приводит к противоположному желаемой цели результату. Причина такого положения дел кроется в том, что право действует сообразно своей логике и природе, включающей как субъективное, так и объективное начало, выражая как публичный интерес, так и частные интересы, которые далеко не всегда хорошо согласуются. Исходя из этого, обеспечение баланса публичного и частных интересов, личности и общества, прав частных лиц и полномочий государственных органов является одной из основных целей правовой системы, которая может быть достигнута только посредством учета как объективных, так и субъективных начал правовых отношений, в частности природы и содержания правопритязаний. Особенно это актуально на фоне существующих в правоприменительной практике проблем, связанных с пренебрежительным отношением к правам и свободам, интересам и потребностям граждан, их правопритязаниям.

Действительно, в процессе правового регулирования под влиянием множества различных факторов могут быть не учтены некоторые виды потребностей и интересов, что в итоге приводит к необоснованному подавлению частных интересов публичным интересом (или тем, что за него выдается) и делигитимации всей правовой системы. Такие причины и факторы могут быть как внешними по отношению к работе законодателя и правоприменителя, так и внутренними, обусловленными самим характером их деятельности.

Так, например, в первом случае продвижение узкой социальной группой (классом) своих интересов, а следовательно, правопритязаний, институционализируемых в нормах права, может ограничивать юридические возможности для удовлетворения потребностей и интересов другой, более широкой социальной группы (класса). Во втором случае правоприменитель или законодатель в результате неэффективного правового регулирования или стремления отдельных должностных лиц к монополизации власти и обеспечению своих частных интересов (или попросту в силу своей некомпетентности) могут пренебрегать запросами и потребностями других социальных акторов1. Поэтому постановка цели повышения эффективности правового регулирования, сопряженного с обеспечением прав и свобод, интересов и потребностей человека юридическими средствами, несомненно, релевантна целям современного правового дискурса, однако значимость их декларирования и юридического закрепления нивелируется нереализованностью. Как справедливо заметил Д.А. Керимов, «отрыв от фактов действительности, пренебрежение предпосылками ее развития, непонимание реальных взаимосвязей и отношений правовой жизни превращают правовую возможность в фикцию, лишенную объективного содержания»2.

В свою очередь, реализация потребностей и интересов человека в юридической сфере осуществляется за счет деяний, обладающих собственной природой и содержанием, – правопритязаний.

Категория «правопритязание» не нова для современной общеправовой теории, однако в научной юридической литературе отсутствует единая позиция относительно природы, сущности и содержания самого феномена правопритязания. Учитывая, что категория «правопритязание» все чаще встречается в научной юридической литературе, проблема отсутствия единого подхода к ее пониманию, а следовательно, пониманию природы и содержания, механизма, структурных и функциональных характеристик правопритязания становится все более актуальной. Вместе с тем теоретический анализ проблем, связанных с антропологическим измерением права, способствует расширению и актуализации научной основы совершенствования деятельности современного государства по обеспечению и защите прав, свобод и интересов человека и гражданина.

Понятие «правопритязание» начинает разрабатываться с середины XIX в. (Б. Виндшейд)3. В научной юридической литературе вопросы, связанные с правопритязанием, обычно рассматривались теоретиками в рамках теории субъективного права и в более общем виде – теории правоотношений. Само понятие «правопритязание» (или «притязание», «право-притязание») достаточно часто использовалось в научной юридической литературе как дореволюционного, так и советского и современного периодов истории, однако, как правило, не являлось самостоятельным объектом научных исследований, выступая частью конструкции субъективного права или в качестве относительного субъективного права (под субъективным правом в настоящей работе понимается мера возможного поведения субъекта права в пределах, предусмотренных нормой права).

В научной юридической литературе дореволюционного периода мы встречаем рассуждения о правопритязаниях прежде всего в работах Л.И. Петражицкого и Г.Ф. Шершеневича4, а также Н.М. Коркунова, И.А. Ильина, Д.И. Мейера, И.В. Михайловского, Ф.В. Тарановского, Б.Н. Чичерина и других5.

Значительное внимание теме правопритязаний уделяется в работах современных отечественных исследователей, прежде всего В.П. Малахова и М.Г. Смирновой6, а также С.С. Алексеева, Д.В. Лоренца, А.Г. Мамонтова, Ю.Е. Пермякова, К.Е. Сигалова, В.В. Сорокина7.

Из зарубежных авторов, изучавших проблему правопритязания, прежде всего необходимо отметить Б. Виндшейда и Б. Леони8. Отдельные вопросы, связанные с темой настоящего исследования, рассматривались также в работах Ж.-Л. Бержеля, Г.В.Ф. Гегеля, Р. фон Иеринга, Б. Леони, Г. Радбруха, Г.Л.А. Харта, У.Н. Хофельда, М. ван Хука, О. Эрлиха и других9.

Кроме того, отдельные вопросы в проблемной области, исследуемой в настоящей работе (прежде всего в контексте основ современного понимания проблем права и правосознания, теории правоотношений, субъекта права и субъективных прав), рассматривали такие отечественные10 ученые, как: С.И. Архипов, И.С. Барзилова, Л.И. Глухарева, Д.А. Керимов, С.Ф. Кечекьян, А.И. Клименко, Е.А. Козлачкова, В.Н. Кудрявцев, В.А. Кучинский, О.С. Иоффе, Я.М. Магазинер, А.А. Малиновский, Г.В. Мальцев, А.И. Овчинников, В.В. Оксамытный, В.А Ойгензихт, В.И. Павлов, Р.О. Халфина, И.Л. Честнов и другие11.

Специфика правопритязания, помимо использования вполне стандартного набора общенаучных и частнонаучных методов исследования, обусловливает необходимость сочетания ряда методологических подходов на базе диалектико-материалистической философии. Это социологический и антропологический подходы.

Так, социологический подход позволяет ориентироваться на социальные аспекты права и юридической практики, наиболее полно и точно раскрывая характер взаимодействия социальных акторов, учитывая исторически сложившиеся условия существования тех или иных социальных групп (классов), а также конфигурацию социальных интересов, объективируемых в правовых отношениях и регулировании.

Антропологический подход позволяет рассматривать человека не как вспомогательный элемент юридических конструкций (как правило, элемент состава правоотношения или правонарушения), а в качестве социального актора, правопритязания которого служат своего рода стержнем, пронизывающим и объединяющим все правовые процессы. Человек правопритязающий методологически концептуализирован как «социальный актор», так как категория «субъект права», традиционно используемая в теории правоотношений, имеет ряд существенных ограничений, не позволяющих в должной мере осуществить научную экспликацию природы и содержания правопритязаний. Социальный актор в данном контексте предстает как активно действующий – притязающий субъект.

Глава 1. ПОНЯТИЕ И ПРИРОДА ПРАВОПРИТЯЗАНИЙ

§ 1. Правопритязание как категория общеправовой теории

Значимость человека в правовой реальности подчеркивается в современных научных исследованиях, посвященных проблеме субъекта права. Например, С.И. Архипов отмечает, что «личность, выступающая в качестве творца всего правового, истинного источника права, создателя всех правовых идей, величайшей правовой ценности, заслуживает того, чтобы правовая наука придала ей должное значение. Позитивизм настолько глубоко проник в научное правосознание, так его деформировал, что целые поколения российских правоведов не могут иначе воспринимать субъект права, как только в качестве элемента состава правоотношения. Такое восприятие субъекта права очень точно передает отношение отечественной юриспруденции к правовой личности»12. В свете пристального внимания научного сообщества к указанной проблеме можно выделить комплексное учение о субъекте права посредством анализа различных тем общей теории права несмотря на то, что единая теория субъекта права отсутствует. Однако вопрос о том, каким образом человек добывает и отстаивает свое право, как правило, остается без ответа. К примеру, в качестве одного из структурных элементов правоотношения принято выделять реальное, или фактическое, поведение субъектов правоотношения. Но что же собой представляет это реальное поведение (его характеристика, структура, динамика, закономерности, особенности и проч.), в каком роде действий оно воплощено, не раскрывается. Более того, как отмечает С.И. Архипов, позитивистская интеллектуальная модель не предполагает в качестве образующего центра или своего исходного начала человека, его притязания13. В классической же модели правоотношения смыслообразующими полюсами будут являться права (обязанности14) одной стороны и обязанности другой.

Логичным следствием того факта, что право – это объективный и закономерный продукт человеческого общежития, является вывод о том, что такие же объективные и закономерные деяния человека ведут к праву, приводя в действие механизм правообразования. В юридической науке такие деяния эксплицируются как притязания или правопритязания.

В справочной литературе притязание обычно определяется как «стремление получить что-нибудь, предъявление своих прав на что-нибудь»15. В таком смысле используется понятие «притязание» и в обыденном языке. Этот смысл можно использовать как отправную точку для теоретического изучения правопритязания как правового явления. Вместе с тем, подобно тому, как понятие «правило» не раскрывает природу и сущность права, так и указанное понятие «притязание» не раскрывает природу и содержание правопритязаний.

Концепты «притязание» и «правопритязание» не являются новыми для теории права, хотя и были подвергнуты научному анализу сравнительно недавно. Нередки случаи когда тот или иной автор задействует понятие «притязание» (правопритязание) без раскрытия его содержания и которое, в свой черед, не всегда очевидно явствует из контекста16.

В научной литературе отсутствует единство мнений о природе и содержании правопритязаний. Более того, подходы исследователей к понятию «притязание» разнятся в диапазоне от позиции беспроблемной определенности, сводящей притязание к одному из элементов субъективного права17, до позиции, констатирующей отсутствие постановки самой проблемы в общесоциальном ракурсе18. Первое суждение, являющееся следствием доминирования юридического позитивизма как методологической основы в советской и современной теории права, основано на достаточно узком понимании правопритязания. Второе суждение требует некоторых уточнений, так как проблема правопритязания в общесоциальном ракурсе все же поставлена и подвергнута научному анализу19. Таким образом, обе позиции представляются как нерелевантные действительному положению вещей.

В современной юридической науке термин «правопритязание» имеет несколько значений, характеризующих различные явления правовой жизни. В целом эти значения можно свести к специально-юридическому и общетеоретическому. При этом в исследовании поставлена задача не столько терминологического обозначения правопритязания посредством анализа ряда его признаков с акцентом на каком-либо из них, сколько экспликация природы и содержания правопритязаний.

В качестве юридического термина «притязание» (нем. Anspruch20) в свое время применил Б. Виндшейд, подразумевая под ним такое основание (факт), когда одно лицо требует что-либо у другого и имеет право на такое требование. Иными словами, притязание представляет собой право на подчинение чужой воли, «власть что-либо требовать от другого»21. Собственно, в этом смысле Б. Виндшейд говорит о притязании как о функции права22. Если требование вытекает из обязательства, то притязание вытекает из самого права и может быть направлено не только в отношении определенного обязанного лица, но в отношении всякого.

При этом необходимо учитывать, что Б. Виндшейд является представителем классической немецкой правовой догматики, чьи работы во многом посвящены исследованию римского, пандектного права («Об обязательствах по римскому праву», «Учебник Пандектного права», заслуженно считающийся классическим для данного направления юридической науки, и др. работы), что обусловило специфическую характеристику притязания. Как следствие, мы отмечаем несколько ключевых моментов в такой характеристике, которые коренятся в преемственности концептуальных моделей римского частного права, а также интерпретации права как системы нормативных предписаний, исходящих от государства. Таким образом, притязание, во-первых, – это экспликация римского actio, или судебного преследования. В этом смысле actio является таким притязанием, которое в случае чего может быть защищено в судебном порядке: «желая сказать, что кто-нибудь имеет право требовать что-либо от другого, римляне говорят, что он имеет право отыскивать перед судом то, чего он требует от другого»23, – пишет немецкий исследователь. Притязание по своему содержанию шире понятия иска, будучи обращенным к обязанному лицу, оно может быть удовлетворено им без обращения к судебному разбирательству. Во-вторых, источником акта притязания является норма права (jus) либо возможность судебной защиты actio, которая свидетельствует о наличии защищаемого права.

Резюмируя подход Б. Виндшейда, следует сказать, что, с его точки зрения, притязание – это технико-юридическое понятие, обозначающее претензию лица по отношению к другому лицу, с расчетом на правовую защиту своей претензии, вплоть до судебного разбирательства. Такое притязание позиционируется как субъективное право лица в виде притязания, право на защиту, «функция права»24. Это также отражено в немецкой юридической лексике, где термин Anspruchs обозначает предъявление иска25.

Данный подход к пониманию притязания в последующем трансформировался, образовав специально-юридическое понятие «правопритязание» (или иначе – право-притязание, право притязания, право на обращение за судебной защитой нарушенного права).

В современной научной юридической литературе правопритязание традиционно рассматривается как один из элементов субъективного права, то есть как правомочие, состоящее в «возможности обратиться за защитой своего нарушенного права в правоохранительные, судебные или иные органы»26. В данном случае основным содержанием правопритязания является именно «возможность привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица»27. Содержание этого правомочия позволяет отграничить его от двух других элементов субъективного права – правомочия на собственные действия (права положительного поведения) и правомочия на действия обязанного лица (права требования). При этом право притязания является логическим следствием права требования в случае неисполнения или нарушения лицом своей юридической обязанности. Притязание, преследуя цель защиты нарушенного права (интереса), адресовано к компетентному государственному органу, который, в свою очередь, принимает соответствующие меры принуждения к обязанному лицу.

Следует отметить, что единая точка зрения среди ученых-правоведов на проблему субъективных прав и юридических обязанностей, их соотношение, отсутствует. Дело в том, что в отечественной теории права сложились две основные вариации теории правоотношения. В рамках каждой из этих вариаций, при известном абстрагировании, можно выделить определенную теоретическую конструкцию, раскрывающую процесс реализации субъективных прав и юридических обязанностей, их содержание. Различение данных вариаций значимо для понимания правопритязания (в узком смысле) ввиду того, что оно непосредственно связано с субъективными правами и юридическими обязанностями.

Сторонники первого варианта теории правоотношений, именуемой теорией «абсолютных правоотношений» (С.С. Алексеев, А.Б. Венгеров, О.С. Иоффе, Н.И. Матузов, А.В. Мицкевич, В.А. Основин, В.С. Патюлин, Ю.К. Толстой, И.Ф. Рябко, Е.А. Флейшиц, Р.О. Халфина и др.), считают, что реализация субъективных прав и юридических обязанностей может происходить не только в рамках конкретизированных правовых связей, существуют правоотношения и с неконкретизированным составом (абсолютные, общие или общерегулятивные), под которыми понимаются всеобщие правовые связи, носящие нормативный характер. «Правовыми отношениями могут быть названы не только строго индивидуализированные, конкретные, договорно-обязательственные связи между отдельными субъектами, но и более общие, не столь детализированные, относительно стабильные (длящиеся) правоотношения, возникающие на основе действия главным образом конституционных норм…» – размышляет Н.И. Матузов28.

Во-первых, правоотношение здесь выступает единственной формой реализации субъективных прав и юридических обязанностей, следовательно, круг субъектов, между которыми складываются правоотношения, может быть как конкретно-определенным (индивидуализированным), так и неопределенным (общим). Например, каждому лицу гарантируется право собственности, а также его защита, корреспондирующая обязанность других лиц по отношению к этому праву – не нарушать его. Отталкиваясь от этой нормы, можно говорить о существовании правоотношений между конкретным, персонально определенным субъектом и другими лицами, представляющими персонально неопределенный круг субъектов.

Во-вторых, правоотношения могут возникать не только из юридических фактов, но и непосредственно из закона без наступления юридических фактов (это видно на вышеприведенном примере). Указанное суждение подразумевает то, что субъективное право состоит из элементов, именуемых правомочиями: на собственные действия, на чужие действия и в виде притязания.

Сторонники второго варианта теории правоотношений, маркируемой теорией «относительных правоотношений» (С.Н. Братусь, Л.Д. Воеводин, Д.М. Генкин, Д.А. Керимов, С.Ф. Кечекьян, В.А. Кучинский, Я.М. Магазинер, П.Е. Недбайло, М.С. Строгович, А.С. Пиголкин, Л.С. Явич, Ц.А. Ямпольская и др.), полагают, что осуществление субъективных прав и юридических обязанностей нельзя ограничивать рамками правоотношения, субъект права может их реализовывать вне правоотношения, и тогда, как правило, он не включается ни в какую юридическую конструкцию, а реализует право в непосредственной форме (помимо правоотношения). Так, М.С. Строгович пишет, что: «сама конструкция “абсолютных правоотношений” имеет искусственный характер, и она делается совершенно излишней, если признать, что абсолютные гражданские права существуют и вне конкретных правоотношений: они приобретаются лицом в конкретном правоотношении (например, при купле-продаже), но когда это правоотношение закончилось, прекратилось, абсолютное субъективное право принадлежит данному лицу вне этого и вне каких бы то ни было иных правоотношений, а следовательно, не является больше элементом правоотношения, хотя данному лицу и принадлежит»29.

Во-первых, особенностью такой конструкции теории правоотношения является то, что нормы права реализуются не только посредством конкретных правовых связей (правоотношений), но и помимо них, то есть с помощью непосредственных форм реализации права. И, во-вторых, правоотношение вытекает из закона при обязательном наступлении соответствующего юридического факта.

При таком подходе субъективные права подразделяется на абсолютные и относительные, а правомочия не являются элементами субъективного права. Соответственно, [право]притязание (именно в специальном, узком значении) как структурная единица субъективного права отсутствует. Правопритязание же эксплицируется как охранительное право лица, возникающее вследствие нарушения его субъективного права, на обращение в соответствующий обстоятельствам дела публичный юрисдикционный орган, актом которого неисправная сторона обязывается претерпевать отрицательные последствия своего поведения или поведения других лиц, за которые оно несет ответственность, либо обязывается к совершению определенного действия (передача вещи, возмещение убытков, восстановление в правах и т.д.)30. Таким образом, правопритязание выступает как вид относительного субъективного права, которое реализуется в охранительном правоотношении.

Понятие «правопритязание» в рамках вышеуказанных вариаций теории правоотношения, несмотря в целом на некоторые конструктивные различия, – это конкретный юридический инструмент, выполняющий функцию защиты нарушенного права. Алгоритм этой функции следующий: факт нарушения (неисполнения) лицом своей обязанности создает основание для лица, наделенного соответствующим субъективным правом, на обращение в компетентный юрисдикционный орган с целью обеспечения, исполнения или восстановления своего нарушенного права посредством государственно-правового принуждения, выраженного в правоприменительном акте данного органа, в отношении обязанного лица. Охарактеризовать же такое понимание правопритязания можно как специально-юридическое.

К примеру, «правопритязание» в специально-юридическом смысле используется в российском законодательстве. Так, в ст. 37 Федерального закона от 13.07.2015 № 218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» указано, что «при представлении заявления о государственной регистрации права, ограничения права и обременения объекта недвижимости, сделки с объектом недвижимости в Единый государственный реестр недвижимости вносится запись об этом заявлении, которая указывает на существование правопритязания в отношении такого объекта недвижимости»31. Иными словами, такая запись производится, когда лицо обладает правом обращения, как правило, в суд для защиты своего имущественного права вследствие факта нарушения (неисполнения) другим лицом каких-либо обязательств по данной недвижимости.

Отличие правопритязания в его узком, специально-юридическом смысле от «притязания» в смысле, предлагаемом Б. Виндшейдом, связано с моментом возникновения: правопритязание (в специально-юридическом значении) возникает вследствие нарушения охраняемого права.

Такое понимание правопритязания вполне справедливо можно охарактеризовать не только как специально-юридическое, но и как инструментальное. Оно строго ограничено структурой собственной конструкции. Действительно, при подобной интерпретации правопритязания мы ограничиваем его понимание, сводя к конкретному юридическому инструменту в одном случае либо ассоциируя с отдельным видом субъективного права – в другом. Тем не менее в юридической науке сложился и другой концепт правопритязания, который мы обозначим как общетеоретический. Именно в этом ключе целесообразно обращаться к вопросу о природе и содержании правопритязаний.

Заслуживает внимания процесс трансформации смыслов, вкладываемых в понятие «правопритязание». Он отражает тенденцию ухода от начального содержания (специально-юридического), которым наделяют понятие «правопритязание». Впрочем, при внимательном рассмотрении можно обнаружить, что концепт «правопритязание» в общетеоретическом смысле не является производным современной правовой мысли. Данный концепт использовался в русской дореволюционной научной юридической литературе в связи с теорией правоотношения32 и теорией субъективного права. Так, например, Н.М. Коркунов рассуждает: «раз мои отношения к другим людям определены правом, осуществление моих интересов ставится в зависимость не только от фактических условий, но также от моих правообязанностей. Вместе с тем, соответственно этим обязанностям для других установляется возможность особой формы воздействия на меня в форме правовых притязаний. Таким образом, юридические отношения предполагают юридическую связь зависимости в форме правообязанности и обусловленное этой зависимостью правопритязание или право, правомочие»33. Ф.В. Тарановский также понимает под правоотношением связь между лицами на основе установления корреспондирующих друг другу обязанностей и притязаний34, а субъективное право – как «притязание на исполнение обязанности обязанным» (оно же – правовое притязание)35. Аналогичной точки зрения придерживается Г.Ф. Шершеневич, который, кроме всего прочего, критикует понятие «притязание» в узком, специально-юридическом значении, заложенном Б. Виндшейдом36.

Равно как и в связи с теорией правоотношения, мы встречаем понятие «притязание» в связи с теорией правосознания. Так, И.А. Ильин в работе «О сущности правосознания» указывает, что в «пространственно-материальной среде человеку неизбежно проявлять свои влечения, удовлетворять свои потребности, овладевать вещами, преобразовывать их и притязать на господство. При этом индивидуальные притязания людей оказываются в конкурирующем состоянии соперничества, взаимного отрицания и исключения»37. Также оперирует понятиями «притязание» и «правопритязание» Л.И. Петражицкий38.

Вместе с тем следует констатировать, что «притязание» и «правопритязание» не стали предметом отдельного исследования в русской дореволюционной теории права, а использовались скорее как сами собой разумеющиеся общеправовые понятия.

В советской же юридической науке концепты «притязание» и «правопритязание» употреблялись в узком (специально-юридическом) смысле, который посредством трансляции в современной общеправовой теории приобрел уже традиционное звучание. То есть в советской правовой доктрине правопритязание не артикулировалось как отдельное правовое явление, не являющееся элементом конструкции правоотношения или субъективного права. Дело в том, что объектом советской юридической науки являлась правовая реальность, которая была подчинена логике, существенно отличающейся от логики современного устройства права и общества, базирующихся на капиталистическом способе производства. Советское государство выражало преимущественно общесоциальные интересы, учитывало, согласовывало интересы отдельных лиц и коллективов. Предполагалось, что советское общество морально-политически едино и социально однородно в силу общности экономических интересов, реализуемых на базе социалистического способа производства. Противоречия между интересами отдельных лиц и коллективов носили частный характер и обычно истолковывались как результат неполного осознания требований объективных закономерностей, объективного интереса, недостаточного правового опосредствования либо как следствие объективных обстоятельств иного рода (обстоятельств, исходящих извне)39. В связи с этим, рассматривая характер правовых отношений между субъектами, Р.О. Халфина отмечает: «здесь не должно быть противостоящих друг другу контрагентов с противоположными интересами»40. Солидарную позицию занимает О.С. Иоффе41. К тому же советская юридическая наука, хотя и была она представлена различными школами права, тяготела к нормативистско-позитивистскому пониманию права (отсюда и приоритет специально-юридического понимания правопритязания)42. К выводу о том, что в советской теоретико-правовой доктрине притязания личности не рассматриваются в качестве онтологической предпосылки права, пришел и Ю.Е. Пермяков, исследуя проблему оснований права в работе «Философские основания юриспруденции»43.

В общетеоретическом смысле о притязаниях пишет Б. Леони. Излагая свои размышления в работе «Свобода и закон» о связи юридических норм как социального феномена с определенного рода индивидуальными действиями и установками, итальянский правовед приходит к выводу, что нормы закона обусловлены индивидуальными притязаниями (claims)44. С точки зрения Б. Леони, общая теория права выстроена вокруг понятия юридической нормы45. И с такой точкой зрения сложно не согласиться – в отечественной юриспруденции подобный подход не является редкостью, встречаясь даже в исследованиях, основанных на философском анализе юридической нормы46. Однако подобно тому, как в экономике цена не является конечной (или исходной) данностью всех экономических процессов, так и в теории права, юридическая норма не может являться конечной (или исходной) данностью всех правовых процессов.

По мнению итальянского ученого, юридическая норма является зафиксированной обязанностью по закону. Обязанность вообще представляет для человека:

а) его моральный долг;

...