О. А. Малышева, Р. Г. Лятифов

Применение мер пресечения в отношении иностранных граждан в целях их выдачи (экстрадиции)

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 349

ББК 67.408(2Рос)я73

М20

Авторы:
Малышева О. А., доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) ‒ введение, заключение;
Лятифов Р. Г., кандидат юридических наук, старший инспектор отделения мониторинга контрактных закупок отдела правового обеспечения контрактных закупок в УИС ФКУ ЦНТЛ ФСИН России ‒ главы 1‒3, библиография, приложение.

Рецензенты:
Николюк В. В., доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник научного направления проблем уголовного судопроизводства Российского государственного университета правосудия;
Муратова Н. Г., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовно-процессуального права Приволжского (Казанского) федерального университета, заслуженный юрист Республики Татарстан;
Халиулин А. Г., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой прокурорского надзора за соблюдением законодательства при осуществлении оперативно-розыскной деятельности Университета прокуратуры РФ.

Монография посвящена одной из форм международного сотрудничества в сфере противодействия преступности – выдаче лица (экстрадиции). В научном исследовании с учетом международного опыта, правовых позиций Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ под сомнение ставится обоснованность российской практики избрания мер пресечения в отношении запрашиваемого к выдаче лица, доказывается допустимость и целесообразность более широкого применения в указанных целях альтернативных заключению под стражу мер пресечения.

Авторами на основе российской судебной, прокурорской, пенитенциарной практики, обширной прецедентной практики ЕСПЧ уточнены пределы гуманизации сферы уголовно-процессуального принуждения, применяемого в целях выдачи лица, обоснованы предложения по ограждению конвенциональных прав и свобод запрашиваемого к выдаче лица от незаконного и необоснованного ущемления.

Законодательство приведено по состоянию на 10 июня 2020 г.

Монография представляет интерес для ученых, практиков: судей, прокурорских работников, сотрудников иных органов уголовной юстиции, а также для профессорско-преподавательского состава и обучающихся по укрупненной группе специальностей и направлений подготовки «Юриспруденция».

УДК 349

ББК 67.408(2Рос)я73

© Малышева О. А., Лятифов Р. Г., 2020

© ООО «Проспект», 2020

Список сокращений

ЕСПЧ — Европейский Суд по правам человека

МВД России — Министерство внутренних дел Российской Федерации

МИД России — Министерство иностранных дел Российской Федерации

Минюст России — Министерство юстиции Российской Федерации

ФСБ России — Федеральная служба безопасности Российской Федерации

ФСО России — Федеральная служба охраны Российской Федерации

ФСИН России — Федеральная служба исполнения наказаний Российской Федерации

ФТС России — Федеральная таможенная служба Российской Федерации

УК РФ — Уголовный кодекс Российской Федерации

УПК РФ — Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

УИС — уголовно-исполнительная система

ВВЕДЕНИЕ

Ввиду дальнейшей активизации миграционных процессов, продолжающегося совершенствования форм уклонения от уголовной ответственности в современный период актуализируется потребность в более активном применении одной из форм международного сотрудничества в сфере противодействия преступности — выдаче (в зарубежных странах именуемой экстрадицией). Данный уголовно-процессуальный институт является элементом правовой системы каждого развитого государства, включая Россию.

Применение указанного уголовно-процессуального института предполагает выдачу запрашиваемым государством иностранного гражданина или лица без гражданства1 по запросу иностранного государства в целях уголовного преследования или исполнения обвинительного приговора в отношении этого лица. В качестве запрашиваемого государства нередко выступает и Российская Федерация, что подтверждается в том числе порядка двумястами обращениями запрашиваемых к выдаче лиц в российские суды с целью обжалования законности и обоснованности принятого российским государством решения о выдаче. Так, в 2015 г. судами было окончено 183 производств по рассмотрению указанных жалоб, в 2016 г. — 151 производство, в 2016 г. — 151 производство, в 2017 г. — 229 производств, в 2018 г. — 182 производств, в 2019 г. — 168 производств2.

Очевидно, что такие обращения обусловлены нежеланием иностранных граждан и лиц без гражданства, находящихся на территории Российской Федерации, претерпевать потенциальное ухудшение своего правового положения в случае их выдачи, в том числе и по причине ее незаконности и необоснованности. В этой связи следует признать, что, как показывает изучение российской правоприменительной практики, анализ решений ЕСПЧ такие обращения запрашиваемых лиц не являются беспочвенными. В частности, хотя и в незначительном количестве случаев — порядка 10–20% ежегодно от числа всех рассматриваемых обращений3 (в 2015 г. — 18, в 2016 г. — 11, в 2017 г. — 35, в 2018 г. — 35, в 2019 г. — 7), но имеются факты признания российскими судами решений Российской Федерации о выдаче незаконными и необоснованными. Кроме того, состоявшиеся решения ЕСПЧ по делам «Колесник против России» от 17 июня 2010 г. (жалоба № 26876/08), «Кислов против России» от 9 июля 2019 г. (по жалобе 3598/10) и др. также свидетельствуют об имеющихся в российской практике фактах необоснованного ущемления конвенциональных прав (право на свободу, право на личную неприкосновенность) иностранных граждан и лиц без гражданства, в отношении которых поступил запрос о выдаче. Ситуация усугубляется двойственностью их правового положения: они несут обязанности те же, что и российские граждане, но не обладают равными с ними правами. Кроме того, запрашиваемое лицо в нередких случаях не владеет в достаточной степени русским языком или иным государственным языком Республики в составе Российской Федерации, на территории которой оно проживает. Все вместе снижает возможность таких лиц защищаться от обвинительной деятельности, осуществляемой в отношении них в связи с поступлением запроса о выдаче для уголовного преследования или исполнения приговора.

По данному поводу Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» разъяснил, что правом на защиту обладает также лицо, в отношении которого поступил запрос или принято решение о выдаче, включающее право пользоваться помощью защитника, а также переводчика бесплатно в случаях, когда запрашиваемое лицо не владеет или недостаточно владеет языком уголовного судопроизводства, знакомиться в установленном законом порядке с материалами дела, что следует из взаимосвязанных положений п. 1 и п. 2 указанного судебного решения. Но как показывает правоприменительная практика, осуществление обозначенного права в отношении запрашиваемого лица обеспечивается не в полной мере.

Ситуация усугубляется тем, что несмотря на постоянное обновление уголовно-процессуального закона, он по-прежнему не регламентирует в конкретизированном виде правовой статус запрашиваемого лица. До сих пор в национальном правовом поле не закреплены такие права иностранного гражданина и лица без гражданства, в отношении которого поступил запрос о выдаче, как быть уведомленным о факте поступления в Российскую Федерацию указанного запроса, заявлять ходатайства и жалобы в период проведения экстрадиционной проверки, давать объяснения и представлять документы в целях опровержения обоснованности запроса о выдаче и др. Очевидно, что регулятивного потенциала разъяснений, даваемых по данному вопросу Верховным Судом РФ, недостаточно, поскольку законодательный пробел восполнить таким образом данный суд не может. Как следствие неурегулированность правового положения запрашиваемого к выдаче лица не порождает соответствующие процессуальные обязанности уполномоченных должностных лиц, участвующих в экстрадиционном процессе. Наиболее важная из них, исходя из содержания назначения уголовного судопроизводства (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ) — разъяснять данному лицу право на защиту от незаконной и необоснованной выдачи, предусмотренное как Конвенцией о защите прав человека и основных свобод 1950 г., ратифицированной Российской Федерацией принятием федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ, так и Всеобщей декларацией прав человека 1948 г., применяемой в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Последнее обусловливает безусловное исполнение российскими правоприменителями рассматриваемой процессуальной обязанности, что не реализуется на практике.

Пределы ограничения права на защиту запрашиваемого к выдаче лица, причины такого положения в обвинительной деятельности в связи с поступлением указанного запроса представляет не только научный, но и практический интерес, поэтому требуют комплексного всестороннего исследования, что и предпринято в монографии.

Наряду с изложенным необходимо подчеркнуть, что значимость института выдачи лица в осуществлении противодействия преступности не снижается, а наоборот – отмечается динамика увеличения поступающих запросов о выдаче. Вследствие указанного возникает необходимость в применении оптимальных обеспечительных мер выдачи лица, поскольку они позволяют предотвратить сокрытие лица от компетентных органов и должностных лиц, участвующих в экстрадиционном процессе, а, следовательно, от уголовного преследования и исполнения обвинительного приговора, постановленного в отношении запрашиваемого лица судом иностранного государства.

Не умаляя значение в уголовно-правовой сфере принципа неотвратимости уголовной ответственности и уголовного наказания, следует подчеркнуть, что во всех случаях применение процессуального принуждения, включая меры пресечения, должно быть законным и обоснованным, на чем акцентировал свое внимание Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» (п. 1 и п. 2).

Законное применение мер пресечения в первую очередь предусматривает соблюдение требования об ее избрании надлежащим субъектом. Согласно п. 3, 4 ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., ратифицированного СССР 16 октября 1973 г., арест лица (согласно российской терминологии — заключение под стражу, домашний арест) допускается только судьей или иным должностным лицом, который в силу закона имеет право осуществлять судебную власть и имеет право на судебное разбирательство. Прецедентная практика ЕСПЧ, которая также подлежит учету российскими правоприминителями, о чем не раз высказывали свое мнение Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ, нацелена на допустимость ограничения конвенциональных прав человека на свободу и личную неприкосновенность не любым судом, а только тем, юрисдикция которого распространяется на территорию государства, где такое ограничение обозначенных прав осуществляется. Указанные правила определения надлежащего субъекта избрания мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста имеют особо важное значение для сферы выдачи лица. Это обусловлено тем, что российским законодателем предусмотрена возможность применения прокурором одной из указанных мер пресечения (ч. 2 ст. 466 УПК РФ), широко реализуемая на практике, что противоречит требованиям международно-правовых актов, являющихся обязательными для Российской Федерации. Вследствие указанного Комитетом по правам человека ООН было принято решение по делу «Решетников против Российской Федерации», в котором указано, что прокурор не может считаться должностным лицом, правомочным осуществлять судебную власть при рассмотрении вопроса о заключении под стражу4.

Особого внимания заслуживает процессуальные гарантии обеспечения обоснованного избрания меры пресечения ввиду того, что материалы уголовного преследования, а также уголовное дело с обвинительным приговором находятся вне территории российского государства. Уполномоченный субъект Российской Федерации, мотивируя свое решение об избрании меры пресечения, вынужден полагаться на мнение компетентного органа иностранного государства о фактах сокрытия иностранного гражданина или лица без гражданства, содержании уголовного преследования запрашиваемого лица, руководствоваться сведениями о законности и обоснованности постановления приговора в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законом иностранного государства. Значимость процессуальных гарантий обоснованного избрания меры пресечения, регламентируемых российским законодательством, в таких случаях нивелируется.

В связи с указанным существует необходимость дальнейшей проработки вопроса о потребности приведения в соответствие с международно-правовыми стандартами отечественные законодательство и уголовно-процессуальную практику в сфере избрания и применения мер пресечения, существенно ограничивающих основополагающие права лица, запрашиваемого к выдаче.

Самостоятельной проблемой в области выдачи лица выступает превалирование репрессивного характера сферы процессуального принуждения. Это проявляется в том, что, несмотря на законодательно определенную возможность избрания в отношении запрашиваемого лица более мягкой меры пресечения – домашнего ареста, в процессуальной практике, изученной нами на протяжении последних пяти лет в различных субъектах РФ, были установлены 97% случаев избрания меры пресечения в виде заключения под стражу. Приведенную практику следует признать необоснованной по ряду причин. Она не согласуется с общей концепцией гуманизации уголовно-процессуальной политики в первую очередь через смягчение практики применения мер пресечения. Последнее подтверждается и изменениями уголовно-процессуального закона в рассматриваемой части, и изменяющейся судебной практикой, главной тенденцией которой выступает снижение числа подозреваемых, обвиняемых, заключаемых под стражу. В 2015 г. их число составляло 140 457 человек, в 2016 г. — 121 796 человек, в 2017 г. — 113 269 человек, в 2018 г. — 102 205 человек, в 2019 г. — 94 633 человек5. Вместе с тем зарубежный опыт применения мер пресечения (Австрия, Великобритания, Республика Беларусь и др.) свидетельствует о достаточности в целях выдачи избрания в отношении запрашиваемых лиц иных мер пресечения, отличных от заключения под стражу.

Неопределенность в порядок выбора меры пресечения в рассматриваемой ситуации вносит рассогласованность правовых позиций Верховного Суда РФ, выраженных им в Постановлении Пленума от 14 июня 2012 г. № 11 «О практике применения судами вопросов, связанных с выдачей лиц для уголовного преследования или исполнения приговора, а также передачей лиц для отбывания наказания», и содержания УПК РФ в части касающейся, а также Европейской конвенции о выдаче 1957 г. Это, например, касается доказывания факта сокрытия запрашиваемого лица на территории Российской Федерации от уголовного преследования запрашивающего государства.

При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении запрашиваемого лица, как показало изучение материалов соответствующих производств, судами детально не исследуются мотивы и основания, в силу которых возникла необходимость заключить запрашиваемое лицо под стражу, а самое главное – почему невозможно избрать менее строгую меру пресечения. Хотя именно на последнее нацеливают суды Конституционный Суд РФ (Определение от 28 февраля 2017 г. № 336-О; п. 2 абз. 2), Верховный Суд РФ (постановление Пленума от 19 декабря 2013 г. № 14; п. 3 абз. 1) при разрешении ими ходатайств о заключении под стражу.

Таким образом, определение оптимальной системы мер пресечения, избираемых в целях выдачи, пределов и условий гуманизации сферы процессуального принуждения, совершенствование процессуальных гарантий законного и обоснованного избрания меры пресечения в виде заключения под стражу в процессе выдачи лица является насущной проблемой российского уголовного судопроизводства, требующей решения.

В указанных целях авторами было подготовлено данное монографическое исследование.

Для обеспечения теоретической обоснованности авторских умозаключений, выводов, предложений был изучен достаточно широкий перечень как нормативно-правовых актов различного уровня, так и научной, специально й литературы, включая зарубежные источники и обширную судебную практику ЕСПЧ и российских судов.

Для придания теоретическим суждениям практическое обоснование авторами была подготовлена объемная эмпирическая база, которая включает: обобщение результатов изучения в 2012—2019 гг. материалов по запросам иностранных государств о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора, находившихся в производстве прокуратуры, производств об избрании меры пресечения для обеспечения выдачи лица по запросу иностранного государства в районных судах, а также личных дел лиц, запрашиваемых в целях выдачи, содержащихся в следственных изоляторах ГУФСИН, УФСИН России по субъектам РФ; отчеты ФСИН России «Сведения о количестве, движении и составе лиц, содержащихся в местах лишения свободы (Форма «1-УИС»); результаты анкетирования прокурорских работников территориальной и транспортной прокуратуры, сотрудников и работников отделов специального учета органов и учреждений ФСИН России; официальные статические данные, представленные Судебным департаментом при Верховном Суде РФ, Генеральной прокуратурой РФ. Эмпирический материал собирался в таких субъектах РФ, как Республика Башкортостан, Алтайский, Красноярский края, г. Санкт-Петербург, Белгородская, Брянская, Курская, Ленинградская, Липецкая, Новосибирская, Омская, Ростовская, Рязанская, Свердловская, Смоленская, Тверская области.

Результаты эмпирического исследования нашли отражение в приложениях 2–7 к монографии.

Авторы высказывают надежду, что монографическое исследование найдет положительный отклик среди ученых, практических работников, профессорско-преподавательского состава. Готовы выслушать критические суждения и продолжить научное сотрудничество.

Глава 1.
ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ВЫДАЧИ (ЭКСТРАДИЦИИ) ЛИЦА ДЛЯ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ИЛИ ИСПОЛНЕНИЯ ПРИГОВОРА

§ 1. Правовой институт выдачи (экстрадиции) лица в системе уголовно-процессуальных производств в сфере международного сотрудничества

Эффективное применение правового института выдачи лица в целях уголовного преследования или исполнения приговора способствует надлежащему исполнению Российской Федерацией своих международно-правовых обязательств в сфере уголовного судопроизводства. В связи с этим важным представляется определение места правового института выдачи лица в системе уголовно-процессуальных производств в сфере международного сотрудничества, уточнение сущности, отличительных признаков данного института, установление пределов реализации в обозначенной области компетентными государственными органами и должностными лицами своих процессуальных прав и обязанностей.

В развитие указанного подчеркнем, что в научной литературе встречается много мнений относительно того, что представляет собой уголовно-процессуальное производство6. Так, Н. В. Витрук под уголовно-процессуальным производством понимает специфический порядок, формы и способы деятельности компетентных должностных лиц и государственных органов, направленные на разрешение определенных категорий дел, регулируемых системой однородных процессуальных норм7. Схожее по содержанию определение представлено А. М. Васильевым, в соответствии с которым уголовно-процессуальное производство представляет собой деятельность уполномоченных органов государства, обеспечивающую реализацию отдельных правоотношений, объективно требующую процессуального регулирования и направленную на достижение юридического результата в форме соответствующего акта государственного управления путем применения к установленному фактическому составу соответствующей правовой нормы8.

Заслуживает научного интереса и мнение Н. С. Мановой, утверждающей, что уголовно-процессуальное производство — это часть процессуальной деятельности по делу, включающая, как правило, несколько стадий, осуществляемую субъектами-носителями властных управленческих полномочий, выполняющими определенную процессуальную функцию, в рамках которой они решают адекватные задачи, и характеризующуюся соответствующей формой уголовно-процессуальной деятельности9. Принимая в целом данное утверждение, одновременно уточним, что уголовно-процессуальное производство выражается в тесной взаимосвязи порядка, форм, способов уголовно-процессуальной деятельности, посредством которой организуется и упорядочивается содержание уголовного судопроизводства.

Как и любая деятельность, уголовно-процессуальное производство обладает собственными признаками. По мнению О. Г. Ивановой, к указанным признакам следует отнести: наличие собственного предмета рассмотрения и целей, нормативное закрепление, полистадийность, многосубъектность, наличие итогового процессуального акта10. Мы солидарны с указанной позицией, отмечая при этом, что признаком уголовно-процессуального производства является также его направленность, выраженная в специфике задач этого производства. Так, применительно к уголовно-процессуальному производству по выдаче лица следует выделить такие задачи, как установление фактических оснований и условий для выдачи лица, запрашиваемого иностранным государством, принятие компетентными государственными органами и должностными лицами решения о выдаче лица и др.

При комплексном исследовании уголовно-процессуальных производств в специальной литературе акцентируется внимание на то обстоятельство, что в науке уголовного процесса существует достаточно большое число точек зрения относительно дифференциации обозначенных производств11. Согласно одной из них производства следует классифицировать на основные, связанные с избранием судом мер пресечения, с применением принудительных мер медицинского характера, а также дополнительные производства12. По мнению Д. П. Великого, обозначенные производства необходимо классифицировать на обычные (досудебное производство в форме дознания или предварительного следствия, рассмотрение уголовного дела в суде единолично и коллегиально), упрощенные производства (производство у мирового судьи) и производства со сложными процессуальными формами (в суде присяжных, по делам несовершеннолетних и иные)13. Продолжая данные рассуждения, И. С. Смирнова отмечает, что производства необходимо классифицировать, в том числе, по признаку многопредметности и сложности, подразделяя их на производства по простому (простая форма) и сложному (многопредметному) уголовному делу14. Иное суждение ранее высказывала М. Л. Якуб, отмечая необходимость классификации производств в зависимости от рассматриваемой категории преступлений15.

Наряду с указанными мнениями в науке уголовного процесса существует позиция, согласно которой производства необходимо дифференцировать на: основные (деятельность по расследованию, рассмотрению и разрешению уголовных дел), дополнительные (направленные на изменение или досрочное прекращение установленного и закрепленного приговором суда уголовно-правового отношения), особые (в их основе лежат правоотношения, не имеющие уголовно-правового характера, но урегулированные нормами уголовно-процессуального права и осуществляемые в уголовном процессе)16.

Несмотря на наличие разнообразных точек зрения, относительно критериев классификации уголовно-процессуальных производств, в науке уголовного процесса до сих пор обсуждается целесообразность дифференциации производств лишь на упрощенные и усложненные производства17.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что классификация уголовно-процессуальных производств базируется либо исключительно на содержании процессуальной деятельности участников уголовного судопроизводства, либо на градации этой деятельности.

Согласившись с тем, что уголовно-процессуальные производства могут быть классифицированы на основные, дополнительные и особые, считаем, что к числу последних следует отнести производства в области международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства. Уголовно-процессуальное законодательство в указанной сфере закрепляет четыре вида уголовно-процессуальных производств (оказание правовой помощи по уголовным делам, выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора, передача лица, осужденного к лишению свободы, для отбывания наказания в государстве, гражданином которого оно является, рассмотрение и разрешение вопросов, связанных с признанием и принудительным исполнением приговора, постановления суда иностранного государства в части конфискации находящихся на территории Российской Федерации доходов, полученных преступным путем). Применительно к данному суждению справедливым представляется высказывание А. Г. Волеводза о том, что все направления международного сотрудничества являются самостоятельными, но при этом носят комплексный, межотраслевой характер. В обоснование указанного автор выделил критерии, позволяющие констатировать самостоятельность производств. Среди них: а) формирование собственной правовой базы; б) наличие содержания, целей и принципов; в) собственная правовая природа; г) совершенствование правоприменительной практики18.

Выделение указанных производств обусловлено характером правоотношений, складывающихся в результате осуществления международного сотрудничества. Процессуальная форма указанных производств хотя и имеет определенную схожесть с процессуальной формой рассмотрения и разрешения уголовного дела, однако при осуществлении анализируемых производств не разрешаются вопросы виновности и наказания лица, привлекаемого к уголовной ответственности. Направленность уголовно-процессуальных производств в сфере международного сотрудничества обусловлена разрешением совершенно иных задач. Так, оказание правовой помощи по уголовным делам нацелено исключительно на производство компетентными государственными органами и должностными лицами определенных процессуальных действий. При производстве по запросу иностранного государства о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора деятельность компетентных государственных органов и должностных лиц направлена на достижение юридически значимого результата — выдача лица иностранному государству. Задачей производства по передаче лица, осужденного к лишению свободы, для отбывания наказания в государстве его гражданства является исполнение наказания в отношении осужденного-иностранного гражданина в государстве его гражданства. Отличным по содержанию и правовым последствиям является производство по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с признанием и принудительным исполнением приговора, постановления суда иностранного государства в части конфискации находящихся на территории Российской Федерации доходов, полученных преступным путем.

Наряду с указанным именно наличие существенных отличий в процедуре уголовно-процессуальной деятельности также позволяет вести речь о дифференциации. На данный факт указывала Н. С. Манова19.

На наш взгляд, появление новых видов уголовно-процессуальных производств обусловлено, в первую очередь, развитием общества и государства. Мы поддерживаем позицию В. В. Хатуаевой и П. Г. Гурченко в том, что внедрение законодателем новых методов разрешения уголовно-правовых конфликтов позволяет достигнуть поставленных целей с учетом процессуальной экономии, с одной стороны, и гарантий соблюдения прав и законных интересов субъектов, вовлеченных в уголовный процесс, с другой стороны20.

Правовые нормы, регулирующие общественные отношения в сфере международного сотрудничества, впервые получили нормативное закрепление в ст. 31–33 УПК РСФСР 1960 г. Однако указанные правовые нормы не создавали достаточной правовой базы для международного сотрудничества. Более прогрессивным в данном отношении является УПК РФ, который включил часть 5, посвященную правовому регулированию международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства. На данный факт также ранее указывал А. В. Марченко, который положительно оценил регламентацию данных самостоятельных направлений международного сотрудничества в УПК РФ, относя их к прогрессивным идеям законодателя, способствующим развитию каждого из указанных направлений21.

Каждое уголовно-процессуальное производство характеризуется отличительными чертами. Так, исходя из правового содержания ст. 457 УПК РФ задачей производства по оказанию правовой помощи по уголовным делам является исполнение судом, прокурором, следователем, руководителем следственного органа запросов и поручений компетентных государственных органов и должностных лиц иностранных государств о выполнении процессуальных действий в соответствии с международными правовыми актами или на основании принципа взаимности. Предмет данного производства в научной литературе был уточнен ранее В. Г. Киселевым, под которым автор понимал конкретные действия, необходимые совершить в запрашиваемом государстве22. Данное мнение представляет интерес для современной уголовно-процессуальной науки.

В ряде случаев о самостоятельности производства свидетельствует наличие совокупности характерных для него признаков. Так, Л. Л. Санташова, обосновывая самостоятельность производства по передаче лица, осужденного к лишению свободы, для отбывания наказания в государстве его гражданства, выделяет следующие его признаки: гуманность, осуществление процессуальной деятельности на основе международного и национального законодательства по инициативе обеих сторон или самого осужденного (его законных представителей), обеспечение возможности отбывать наказание в государстве гражданства или постоянного места жительства и др .23 Мы солидарны с указанной позицией, при этом отметим, что анализируемое производство осуществляется, в том числе, на основе специальных принципов, среди которых — согласие осужденного на передачу, принцип соразмерности наказания, принцип двойной криминальности деяния и др.

В других случаях законодатель прямо указывает на самостоятельность производства в самом названии главы — гл. 55.1 УПК РФ «Производство по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с признанием и принудительным исполнением приговора, постановления суда иностранного государства в части конфискации находящихся на территории Российской Федерации доходов, полученных преступным путем».

К числу производств в области международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства относится также производство по запросу о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора. Самостоятельность данного производства не раз отмечалась исследователями в науке уголовного процесса24. Так, А. В. Плотников, рассуждая о процессуальных гарантиях лица, запрашиваемого в целях выдачи, предусмотренных национальным законодательством запрашиваемого государства, делает акцент на самостоятельность производства по выдаче лица25. Т. В. Решетнева и Е. Ф. Тенсина подчеркивают самостоятельность производства по запросу о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства в контексте раскрытия механизма реализации указанной процедуры26. А. А. Насонов, исследуя правовой статус запрашиваемого лица, также приходит к выводу о самостоятельности производства по запросу о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства, выделяя при этом его характерные признаки27.

Наряду с изложенным следует учитывать и то обстоятельство, что непосредственно термин «производство по выдаче лица по запросу иностранного государства для уголовного преследования или исполнения приговора» достаточно часто употребляется и в правоприменительной практике. Результаты изучения материалов по запросам иностранных государств о выдаче лица свидетельствуют о том, что правоприменитель в 84% случаев употребляет термин «производство»28. Наличие данного производства констатирует и Конституционный Суд РФ, и Верховный Суд РФ29, которые в своих решениях оперируют термином «производство по запросам иностранных государств об оказании им по уголовным делам правовой помощи путем выдачи лиц для уголовного преследования или исполнения приговора».

Научный анализ представленной О. Г. Ивановой30 совокупности признаков, характеризующей самостоятельность каждого уголовно-процессуального производства, с акцентом на производство по запросу о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора, позволяет выделить признаки, присущие и анализируемому уголовно-процессуальному производству:

а) данное производство реализуется уполномоченными государственными органами и должностными лицами (суд, прокурор, должностные лица учреждений и органов уголовно-исполнительной системы);

б) порядок выдачи лица урегулирован правовыми нормами, закрепленными более чем в одной статье УПК РФ (ст. 108, 109, гл. 54 УПК РФ и др.);

в) указанное производство связано с необходимостью установления (доказывания) определенных, не присущих другим уголовно-процессуальным производствам, обстоятельств (отсутствие у лица, запрашиваемого в целях гражданства Российской Федерации, обращение указанного лица за получением статуса беженца и др.);

г) данное производство направлено на достижение собственных целей (осуществление выдачи запрашиваемого лица, отказ в выдаче лица, отсрочка в выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства и др.);

д) в качестве предмета доказывания в указанном производстве выступают сведения о наличии или отсутствии основания для выдачи лица;

е) производство отличается нормативно-правовым регулированием (правовые нормы, закрепляющие основания, порядок выдачи лица, содержатся не только в национальном законодательстве, но и в международных правовых актах в указанной области);

ж) для производства характерен специфический итоговый процессуальный акт — постановление Генерального прокурора Российской Федерации (его заместителя) о выдаче лица, отказе в выдаче, отсрочке в выдаче, выдаче на время.

Исходя из приведенных суждений, можно утверждать, что производство по запросу о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора является самостоятельным в системе иных уголовно-процессуальных производств в сфере международного сотрудничества.

Дальнейший анализ производства по запросу о выдаче лица для уголовного преследования или исполнения приговора позволяет заключить, что согласно ст. 460, 462 УПК РФ отмеченное производство подлежит градации на:

1) производство по запросу иностранного государства о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства для уголовного преследования или исполнения приговора;

2) производство по запросу Российской Федерации о выдаче гражданина Российской Федерации, иностранного гражданина, лица без гражданства, для уголовного преследования или исполнения приговора.

Основой приведенной градации выступает отличные предмет, задачи, реализуемые в ходе того или иного производства.

Очевидным представляется тот факт, что для совершенствования российской правоприменительной практики в обозначенной сфере научный интерес вызывает уголовно-процессуальное производство по запросу иностранного государства о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства для уголовного преследования или исполнения приговора.

Актуальность рассмотрения особенностей указанного производства обосновывается приведенными статистическими данными, из которых следует, что Генеральной прокуратурой Российской Федерации в 2015–2019 гг. были приняты решения о выдаче запрашивающим государствам порядка тысячи иностранных граждан и лиц без гражданства ежегодно (Гист. 1).

Гистограмма 1

Количество лиц, выданных Российской Федерацией иностранным государствам для уголовного преследования или исполнения приговора31

На основе представленных данных можно констатировать, что на протяжении последних пяти лет стабильным является количество выданных иностранным государствам лиц, что дополнительно подтверждает актуальность указанного направления международного сотрудничества.

Раскрывая сущность производства по запросу иностранного государства о выдаче лица в целях уголовного преследования или исполнения приговора, следует обратить внимание на необходимость обеспечения российским правоприменителем соблюдения принципа неотвратимости уголовной ответственности и наказания. Так как правовой институт выдачи лица относится в большей степени к институту договорного, а не обычного права, то обязанность российского государства выдать иностранного гражданина или лицо без гражданства обусловливается необходимостью соблюдения им ратифицированных Российской Федерацией международных правовых конвенций и договоров, в которых изложены стандарты в области выдачи лица. Вместе с тем отсутствие данных договорных обязательств между государствами не препятствует выдаче запрашиваемого лица иностранному государству на основании принципа взаимности. Не менее важным, по нашему мнению, является и обязанность государства соблюдать принцип двойной криминальности деяния, в соответствии с которым деяние, совершенное запрашиваемым лицом, должно признаваться преступным по законодательству как запрашивающего, так и запрашиваемого государства.

Наряду с изложенным важным представляется акцентирование внимания на ряд особенностей, присущих данному производству. Первая особенность заключается в том, что важную роль в производстве по запросу иностранного государства о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства играет его особая цель доказывания — не предрешение виновности или невиновности в совершении преступления запрашиваемого лица. На данный факт указывает и Верховный Суд РФ32.

Вторая особенность состоит в том, что производство по запросу иностранного государства о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства характеризуется наличием в нем специального субъекта — лица, запрашиваемого в целях выдачи, наделенного процессуальными правами и процессуальными обязанностями, свойственными исключительно указанному участнику производства. Следует отметить, что прокурор как участник рассматриваемого производства наделен процессуальными правами и процессуальными обязанностями, отличными от процессуальных прав и процессуальных обязанностей, осуществляемых им при производстве по уголовному делу. К числу первоначально указанных прав относятся:

— принятие процессуального решения о задержании лица, запрашиваемого в целях выдачи (ч. 1 ст. 461, ст. 466 УПК РФ);

— ходатайствовать перед судом об избрании меры пресечения в отношении лица, запрашиваемого в целях выдачи (ст. 466 УПК РФ);

— проведение экстрадиционной проверки (ст. 461, 464, 465 УПК РФ);

— принятие итогового решения по запросу иностранного государства о выдаче (ч. 4 ст. 462 УПК РФ);

— другие.

Третьей особенностью производства по запросу иностранного государства о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства является вид итогового процессуального акта

...