Проблемы трансформации системы законодательства в условиях развития цифровых технологий

Монография

Под научной редакцией
доктора юридических наук,
профессора А. В. Корнева

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340:004.8

ББК 67.0:32.813

П78

Авторы:

Корнев А. В., доктор юридических наук, заведующий кафедрой теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Барзилова И. С., доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Липень С. В., доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Танимов О. В., кандидат юридических наук, доцент кафедры теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Шепелев Д. В., кандидат юридических наук, доцент кафедры теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Арнаутова А. А., старший специалист АО «Гринатом».

Рецензенты:

Арзамасов Ю. Г., доктор юридических наук, профессор;

Пожарский Д. В., доктор юридических наук, доцент.

В настоящей монографии рассматривается ряд проблем, которые в своей совокупности можно квалифицировать как эволюцию системы права и системы законодательства в условиях развития информационных технологий. Делается акцент на тех факторах и условиях, которые будут доминировать в процессе трансформации правовой системы. Высказываются определенные прогнозы, очерчиваются некоторые проблемы и намечаются варианты их решения.

Законодательство приведено по состоянию на сентябрь 2019 г.

Издание ориентировано на тех, кто интересуется цифровыми технологиями и их влиянием на правовую среду в самом широком смысле этого слова.

УДК 340:004.8

ББК 67.0:32.813

© Коллектив авторов, 2021

© ООО «Проспект», 2021

ВВЕДЕНИЕ

Настоящее издание представляет собой продолжение работы авторского коллектива в рамках проекта РФФИ № 18-29-16114 «Трансформация российской системы права и системы законодательства в условиях развития цифровых технологий». Это вторая монография, посвященная современному состоянию и перспективам развития системы права и системы законодательства в связи с развитием цифровых технологий не только в нашей стране, но и в мире в целом. Пандемия, которая приняла общепланетарный характер, несколько поколебала веру человечества во всесилие технологий, тем не менее не способна остановить технологический прогресс. Конечно, мы понимаем, что, решая одни проблемы, в обществе появляются новые. Вызовы, с которыми столкнулось современное общество, дают определенную пищу для размышлений, а в какой-­то мере, диктуют переоценку подходов и моделей, которые еще недавно казались абсолютно безальтернативными. Собственно, именно для того и создавалась наука, чтобы не только объяснять суть явлений и процессов, но и максимально рационализировать действительность. Сегодня даже скептики убедились в том, что без современных средств коммуникаций не обойтись не только в период форс-­мажорных обстоятельств, но и в условиях так называемой нормальной реальности.

Технологические трансформации меняют нашу действительность столь быстро, что мы не всегда успеваем ее адекватно осваивать. В настоящий момент перед юридической наукой и практикой встают проблемы, которые требуют безотлагательного решения. Монография посвящена именно этому. Мы отдаем отчет в том, что никакое издание, не смотря на объем, не в состоянии охватить весь спектр задач, которые стоят перед современной юридической наукой. В этой связи авторы попытались спрогнозировать возможные варианты развития системы права и системы законодательства на ближайшую перспективу в русле развития цифровых технологий. Акцент сделан на анализе факторов и условий, которые будут стимулировать развитие российского законодательства или иными словами, его трансформацию. Высказывается предположение, что все отрасли российского права и законодательства ждут очень серьезные изменения в ближайшей перспективе.

В связи с этим возникает вопрос о формировании нового понятийного аппарата или, во всяком случае, о переработке существующего в связи с теми реалиями, которые формируются на наших глазах. Авторы попытались критически осмыслить конструкции, которые стали привычными в современной коммуникационной среде: информационное общество, информационная экономика, цифровое право, цифровые права и обязанности и т. д. Наряду с этим имеют место рассуждения о дальнейших перспективах информационного права как одной из важнейших отраслей российского права. И конечно же, в данном контексте нельзя обойти вниманием и такую проблему, как «цифровизация» различных видов юридической деятельности.

Авторы представили свои материалы, пытаясь предугадать трансформацию системы права и системы законодательства, темпы которой задают современные цифровые технологии. Однако право не должно пассивно следовать за технологическими трансформациями. Сегодня на эту проблему необходимо смотреть шире, а именно: создавать правовую основу для безопасного развития, обеспечив гармонизацию интересов личности, общества и государства. Кроме того, необходимо искать модели соотношения физической, социальной, технологической и дополненной (виртуальной) реальности.

Монография подготовлена коллективом авторов:

— Корнев Аркадий Владимирович, доктор юридических наук — введение, § 1, 2 гл. 1, § 1 гл. 2, заключение;

— Барзилова Инна Сергеевна, доктор юридических наук — § 3 гл. 2;

— Липень Сергей Васильевич, доктор юридических наук — § 3 гл. 1, § 2 гл. 2;

— Танимов Олег Владимирович, кандидат юридических наук — § 2–4 гл. 3;

— Шепелев Денис Викторович, кандидат юридических наук — § 1 гл. 3;

— Арнаутова Александра Александровна — § 4 гл. 2.

Глава 1. СИСТЕМА РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА: К ТЕНДЕНЦИЯМ РАЗВИТИЯ

§ 1. Тенденции развития системы российского законодательства в условиях кризиса

Весь мир и наша страна, в том числе находится сейчас на совершенно ином этапе своего развития. Всемирный экономический кризис, который начался еще в 2008 г., не только не закончился, но и приобрел пугающие формы. Никогда еще прежде мировое сообщество не сталкивалось с такой угрозой. Конечно, и раньше были различного рода эпидемии, вспышки заболеваний и т. д. Но чтобы это коснулось абсолютно всех. Подобное происходит впервые. Такого рода угрозы принято в последнее время именовать модным словом «вызовы». Дело, конечно, не в терминах, а что за ними стоит. Давно не покидает ощущение того, что образовался своеобразный диссонанс, рассогласованность тех теоретических моделей, которым мы следовали, и реальностью. В западной науке уже давно, у нас относительно недавно возникло «новое» направление, которое полностью соответствует контексту общества, так называемого постмодерна. Суть состоит в том, если совсем уж кратко, что наука должна существовать сама по себе, вне того, что происходит в реальности. Более того, находятся авторы, которые твердо придерживаются следующего принципа «Наука никому ничего не должна, поэтому она имеет все основания заниматься исключительно сама собой». И, кстати, сказать, такого рода настроения становятся все более распространенными.

С такой «методологической» позицией сложно согласиться. Наука (теория) и действительность не могут существовать параллельно, не пересекаясь, как отдельные миры. Как совершенно справедливо пишет В. С. Степин: «Техногенная цивилизация началась задолго до компьютеров и даже задолго до паровой машины. Ее преддверием можно назвать развитие античной культуры, прежде всего, культуры полисной, которая подарила человечеству два великих открытия — демократию и теоретическую науку, образцом которой была евклидова геометрия. Эти два открытия — в сфере регуляции социальных связей и в способе познания мира — стали важными предпосылками для будущего, принципиально нового типа цивилизационного прогресса»1.

Вот такая постановка кажется более реалистичной. Нам только кажется, что инновации в разных сегментах бытия общества никак не связаны. История говорит о обратном, и в этом нетрудно убедиться.

В XVII в. произошла огромная культурная мутация. В западной Европе, перетекая одна в другую, произошли четыре революции. Религиозная революция — протестантская Реформация — изменила представление о Боге, о взаимодействии человека с Богом, а значит, и человека с человеком. Затем произошла Научная революция, которая создала новое представление о мире, в том числе и о человеке. Она дала человеку совершенно новый способ познания — науку.

Наука породила новый тип техники — прецизионную машину, которая стала основой современного промышленного оборудования. Возникла фабрика как система машин, произошла индустриальная (промышленная) революция, которая перевернула организацию общества — и производство, и быт, и социальную структуру. Произошли и политические (буржуазные) революции, которые оформили все эти изменения как новый общественный строй. Возникло новое индустриальное общество, названное современным (обществом модерна)2.

Не углубляясь в проблематику техногенной цивилизации, хотелось бы отметить, что она существует чуть более 300 лет, но оказалась весьма динамичной, подвижной и очень агрессивной: она подавляет, подчиняет себе, переворачивает, буквально поглощает традиционные общества и их культуры — это мы видим повсеместно, и сегодня этот процесс идет по всему миру.

Техногенная цивилизация в самом своем бытии определена как общество, постоянно изменяющая свои основания. Поэтому в ее культуре активно поддерживается и ценится постоянная генерация новых образцов, идей, концепций. В культуре техногенных обществ всегда можно обнаружить идеи и ценностные ориентации, альтернативные доминирующим ценностям3.

Техногенная цивилизация, казалось бы, органично вписалась в глобализацию, которой еще недавно пели осанну на все лады. Сегодня оптимизма поубавилось.

В литературе правильно отмечается, что то, чем занимаются ученые, сводится к двум основным задачам — обоснованию выдвигаемых идей и теорий и рационализированию мира с помощью этих идей и теорий. Данные два связанных между собой по смыслу понятия позволяют раскрыть цели научного поиска и конкретизировать сложный процесс конструирования научных теорий и их приложения к реальности. Обе эти фундаментальные цели науки пока описываются неудовлетворительно4.

В данном параграфе содержится попытка выявления круга факторов и обстоятельств, которые в самое ближайшее время будут определять вектор развития системы права и системы законодательства Российской Федерации, да и правовой системы в целом. Показывается обусловленность права как универсального социального регулятора теми процессами, которые происходят в различных сегментах общества, и прежде всего, в экономике. По этой причине здесь больше говорится о не правовых факторах. Прежде всего, о пандемии, которая со всей очевидностью разрушает сложившиеся формы бытия, как на национально государственном уровне, так и на мировом. В связи с этим ставится под сомнение провозглашаемые ранее ориентиры развития страны, которые нашли отражение в экономических, политических и юридических доктринах. Необходимо коснутся той экономической системы, которая сложилась в ходе реформ последних двадцати-­тридцати лет, которые фактически привели к деиндустриализации страны и трудно преодолимой технологической отсталости. Высказывается предположение о постепенном сворачивании глобального экономического проекта, и ориентации государств на максимальное удовлетворение потребностей внутреннего рынка. В этой связи неизбежно возникнет вопрос трансформации правовой системы в условиях новой реальности.

Прежде чем освещать суть заявленного вопроса, хотелось бы отвлечься на некоторые темы, которые, казалось бы, несколько отдалены от законодательства, его системы и структуры. Однако все в мире взаимосвязано. Этому нас учит диалектика, начало которой заложил еще Гераклит, уроженец города Эфеса, что в Малой Азии. «Все течет, все меняется, и дважды тебе не вой­ти в одну и ту же реку». За глубокомыслие и некоторую загадочность при жизни получил прозвище Темный. Выдающийся отечественный философ А. Ф. Лосев полагал, что Гераклит всячески подчеркивает пребывание в смене, постоянство в изменении, тождество в перемене, меру в становлении, единство в раздвоении, вечность в преходящем. Наследие античности получило отражение и развитие в интеллектуальных практиках европейской цивилизации, начиная с Возрождения, что отчетливо проявилось в творчестве Данте и других титанов этой исторической эпохи5.

Правда, в последнее время к диалектическому восприятию действительности стали предъявлять определенные претензии. Так авторы одного из учебных пособий в своей книге поместили параграф с говорящим названием «О так называемой «диалектике». Они утверждают, что закон борьбы противоположностей, названный «ядром диалектики», явно неприложим к природе. Есть претензии к закону отрицания отрицания, закону перехода количественных изменений в качественные. Их вывод таков: «Указанная систематизация диалектики представляет собой, таким образом, причудливое сочетание положений, одни из которых неясны, другие не универсальны, третьи несовместимы с рациональным мышлением»6. Ими высказана версия, что Гераклит удостоился прозвища Темный как раз за свою «диалектичность». Кроме того, обозначена позиция, что диалектика была воспринята в философии, которая отстаивала идеалы закрытого (коллективистского) общества.

Не совсем понятно, зачем политические аргументы используются для дискредитации диалектического восприятия действительности. Впрочем, мы живем в эпоху постмодерна. А он, как известно, отменяет истину, подменяя ее равноправными мнениями. И совсем не обязательно, насколько эти мнения являются обоснованными. Категорично, но в целом верно мыслит С. Кара-­Мурза: «Постмодернизм — это радикальный отказ от норм Просвещения, от классической логики, от рационализма и понятия рациональности вообще»7.

Есть всего лишь суждения, которые могут формировать любое множество реальностей. Напрашивается параллель с тем, что описал И. А. Гончаров: «Освободясь от деловых забот, Обломов любил уходить в себя и жить в созданном им мире»8. Постмодерн, как мне кажется, формирует аутический тип сознания и, адекватные ему формы восприятия действительности.

В современной юридической литературе нередко правовые явление, как уже отмечалось, рассматривают как сами по себе существующие. Между тем, процессы, происходящие в правовой сфере, обусловлены множеством факторов не правового свой­ства. В данном параграфе приводятся различные сведения количественного характера, которые, как мне представляется, должны ориентировать на реалистичное восприятие реальности, которого нам сегодня так не хватает. В этой связи есть необходимость отвлечься и поразмышлять о такой категории, как социальный факт и его различные интерпретации. Проблема в том, что одни и те же социальные факты люди по разным причинам оценивают неодинаково. Здесь сказываются как политические предпочтения, так и аргументы строгой науки.

Не секрет, что в современном дискурсе оппоненты не всегда утруждают себя убедительной аргументацией. В итоге объективная реальность существенно искажается. Между тем обоснованность суждений зависит от типа (вида) аргументации. Чаще всего в литературе и в пуб-личных дискуссиях имеет место теоретическая аргументация. Иными словами, диспутант ссылается на фундаментальные положения какой-либо теории или научного метода. Кроме того, используется контекстуальная аргументация, когда для обоснования своей позиции тот или иной автор ссылается на авторитеты, их мнения и выводы. В этом случае нередко используют и документальные свидетельства. В части документов сформировалась забавная поговорка «Врут как люди». И в этом есть определенная доля истины. Документы ведь составляют люди, а они, как известно, не застрахованы от ошибок. И, наконец, самая убедительная аргументация — эмпирическая, когда доказательства черпаются в социальном опыте, социальных практиках. Это самое надежное доказательство. Все остальное нередко игра слов. Впрочем, сегодня слова стали иметь столь серьезное значение, что они нередко уже подменяют реальность. Как писал Пьер Бурдье: «Социальный мир есть место борьбы за слова, которые обязаны своим весом — подчас своим насилием — факту, что слова в значительной мере делают вещи, и что изменить слова и, более обобщенно, представления … значит уже изменить вещи. Политика — это, в основном, дело, слов»9.

Если мир политики — мир слов, то «мир» юриспруденции — мир социальных фактов и их интерпретации исключительно с нормативной точки зрения. Всякие другие подходы губительны для правовой сферы, но отнюдь не исключены.

Многие категории, которые используются в научном, а то и в пов-седневном языке, со временем приобретают оттенок банальности. К ним привыкают, их используют, при этом, не особо вникая в смысл произносимого. Взять, к примеру, такое понятие как социальный факт. Безусловно, социальный факт больше относится к предметному полю общей социологии. Однако этим понятием оперирует философия, юриспруденция, история и другие науки. Причем, во всех этих и других науках в понимание социального факта привносятся различные аспекты.

Факт (лат. faktum — сделанное, совершившееся). Различают понятие объективного и научного факта. Под объективным фактом принято понимать некоторое событие, явление, фрагмент реальности, которые составляют объект человеческой деятельности или познания. Научный факт — это отражение объективного факта в человеческом сознании, т. е. его описание посредством особого языка. Научные факты служат основой теоретических построений, которые были бы без них невозможны. Будучи единичным явлением или событием, одни факты необходимо связаны многообразными отношениями с другими фактами. Поэтому научное познание должно дать по возможности полную картину фактов со всеми их отношениями и связями. Совокупность научных фактов составляет научное описание10.

Как следует из академического издания, социальным фактом может быть всякое событие и действие, которые мы наблюдаем. Научный факт есть отражение объективного факта в человеческом сознании.

И вот уже здесь встречаются первые трудности. Объективные факты преломляются через сознание человека, а оно у каждого индивидуально. Даже у тех, кто профессионально занимается наукой, в частности, историей. Почему одни и те же социальные факты совершенно по-­разному интерпретируются историками, юристами, да и другими представителями общественных наук? Причин тому много — от сознательного искажения фактов до добросовестного заблуждения. Взять, к примеру, столетний юбилей, согласно новым веяниям, Великой русской революции. Для советского человека это было эпохальным событием, изменившим не только страну, но и весь мир. Однако в постсоветский период отношение резко поменялось. Сегодня вновь возвращается мода на все советское, к неудовольствию определенной части нашего общества. Мы видим, что интерпретация социальных фактов, более широко — общественно значимых событий может быть прямо противоположной. Но стоит ли радоваться этому, с позволения сказать, плюрализму. Думаю, что нет, поскольку это подрывает авторитет науки, прежде всего исторической.

Несколько иное понимание социального факта мы можем найти у представителей социологической науки. Очень авторитетный социолог Э. Дюркгейм писал «…социальным фактом является всякий способ действий, устоявшийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение; или иначе: распространенный на всем протяжении данного общества, имеющий в то же время свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений»11.

Дюркгейм отмечает, что социальным фактом нередко обозначают почти все происходящие в обществе явления, если только последние представляют какой-либо общий социальный интерес. Но при таком понимании не существует, так сказать, человеческих событий, которые не могли бы быть названы социальными. Характерным признаком социальных явлений служит не их распространенность. Социальный факт, по его мнению, узнается лишь по той внешней принудительной власти, которую он имеет или способен иметь над индивидами. А присутствие этой власти узнается, в свою очередь, или по существованию какой-нибудь определенной санкции, или по сопротивлению, оказываемому этим фактом каждой попытке индивида выступить против него12.

Некогда выдающийся русский социолог Н. И. Кареев писал, что из конкретных наук самое важное значение для социологии имеет, несомненно, история. Конечно, социология может весьма многое извлекать из непосредственных наблюдений над современностью, особенно если эти наблюдения ведутся по известному плану, как это делается, например, в статистике. Но главный фактический материал социолог будет всегда получать из истории прошлого. Само исследование современных социальных явлений может дать настоящие плоды под условием изучения не только взаимной связи между этими явлениями, но и породивших их причин в прошлом, равно как и тех следствий, которые должны обнаружиться лишь тогда, когда сами эти явления сделаются фактами прошлого. С другой стороны, многие факты современности получают надлежащее освещение лишь тогда, когда к их объяснению мы привлекаем аналогичные факты, наблюдавшиеся в прошлом, или, когда мы знаем генезис объясняемых нами фактов. То, что мы называем современностью, с каждой новой минутой становится прошлым. Но самое важное, считает Кареев, это то, что в летописях исторической науки мы имеем такое громадное количество социологического материала, какого нам не дает и дать не может непосредственное наблюдение над окружающей нас действительностью. Дореволюционный социолог отмечает, что в XIX в. произошло сближение между историческими и другими науками: параллельно с «историческими школами» в юриспруденции и политической экономии возникают в самой истории новые юридические и экономические направления. В этом же столетии исторический метод был применен к изучению юридических и экономических явлений13.

Не без иронии Н. И. Кареев отмечает, что из всех общественных наук более всего общая теория права всегда грешила метафизичностью своих построений. Недаром Конт ставил рядом юристов, как светских вождей общества, с метафизиками, его духовными вождями на второй ступени развития.

Метафизичность общей теории права вовсе не умаляет ее роли и значения для юридической науки. Философия права — составная часть общей теории права, не может обойтись без известной доли метафизики, коль скоро речь идет о понимании права, его источниках. Как же тут можно обойтись без метафизики? Без нее могут обходиться другие составные части общей теории права — социология права и догма права, но никак не философия права.

Итак, основной материал социология получает из истории, из современности, которая в какой-­то мере всегда исторична. И здесь перед исторической наукой неожиданно возникает проблема, напрямую касающаяся интерпретации социальных фактов и социальных явлений. Итальянский философ Бендетто Кроче высказал идею, ставшую сегодня практически клише «Любая история есть, прежде всего, история времен своего написания». Вот это действительно важнейшая проблема, которая стоит перед исторической наукой. Может быть, на этом фоне у нас сформировалось другое клише «Россия — страна с непредсказуемой историей».

Может и прав был философ, когда констатировал, что наши вос-
поминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем совершенно готовые идеи. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. И самое главное в контексте проблематики: «Удивительное дело! Даже в области той науки, которая все охватывает, наша история ни с чем не связана, ничего не объясняет, ничего не доказывает»14.

По одной из версий, именно с П. Я. Чаадаева начинает формироваться русская философия. Мысли этого выдающегося мыслителя — внука знаменитого и образованнейшего человека своего времени князя Михаила Михайловича Щербатова не лишены определенных оснований. Но они, вместе с тем, несколько категоричны. А. С. Пушкин в своих письмах Чаадаеву указывал ему на то, что у России была своя, особая миссия. Она и предопределила обособленность русского мира от европейского. «Солнце» русской поэзии так выразил свое отношение к историческим воззрениям Чаадаева «…клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал»15.

Критикуя русскую историческую науку за неспособность объяснять наше прошлое, Чаадаев и сам не безупречен в своих рассуждениях.

Наука, в том числе и историческая, и что совсем плохо — социология до настоящего времени уделяет гораздо больше внимания понятиям, концепциям.

Между тем социальные факты нужно рассматривать как вещи (Э. Дюркгейм). Человек имеет дело не только с явлениями, но и понятиями о них. В этом смысле человек не может жить среди явлений, не составляя себе о них идей, которыми он руководствуется в своем поведении. Но так как эти понятия ближе и понятнее нам, чем реальности, которым они соответствуют, то мы, естественно, склонны заменять ими последние и делать их предметом наших размышлений16.

Вещью является все то, что дано, представлено или, точнее, навязано наблюдению. Рассуждать о явлениях как о вещах — значит рассуждать о них как о данных, составляющих отправной пункт науки.

Возможно, говорит Дюркгейм, что социальная жизнь есть лишь развитие известных понятий, но если предположить, что это так, то все-таки эти понятия не даны непосредственно. Дойти до них можно, следовательно, не прямо, а лишь посредством феноменологической реальности, выражающей их. Например, нам дана не идея, создаваемая людьми о стоимости (она недоступна наблюдению), а стоимости, реально обмениваемые в сфере экономических отношений.

Социальные факты тем легче могут быть представлены объективно, чем более полно они будут освобождены от индивидуальных фактов, в которых они проявляются.

Дюркгейм выдвигает очень плодотворную идею: «…в процессе объяснения социального явления нужно отдельно исследовать порождающую его реальную причину и выполняемую им функцию»17.

В качестве предварительного вывода. Никто особенно не оспаривает статус истории как науки. Но почему же тогда в ней так часто можно встретить прямо противоположные оценки одних и тех же социальных фактов и событий? Ответ напрашивается сам собой. В последнее время можно услышать мнения в части того, что история может и должна стать точной наукой. И тогда она избавится от всех тех изъянов, которые очевидны всем. На мой взгляд, в основу исторической науки должен быть положен социальный факт (факты), точнее причинно-­следственная связь между ними. Только в этом случае она имеет шансы превратиться в точную науку. Сейчас, она по-­прежнему представляет собой борьбу мнений, цитат, взглядов, которые сформулировали пусть известные и не очень, но все-таки люди со своими вкусами и предпочтениями. Редкий труд по истории содержит добротную фактуру, ее анализ, глубокое проникновение в суть явлений и поиск взаимосвязей между ними. В основном это сопоставление мнений, цитат, точек зрения. Иными словами, социальный факт (вещь, доступная для нашего восприятия) подменяется идеей, умозрительной конструкцией. Сегодня в публичном пространстве интерпретация стала доминировать над фактом. Это уже совершенно новая реальность, которая нуждается в серьезном осмыслении.

Кстати сказать, коллективистские общества, как учит нас история и уже, теперь, современность, более удачно справляются с форсмажорными обстоятельствами. Еще недавно мы существовали в обстановке относительного социального комфорта. Не особенно заботили санкции, гибридные вой­ны и прочие приметы времени.

Современный мир оказался несколько травмированным внезапно появившейся угрозой, имя которой COVID-19. Характер этой внезапности пока неизвестен. Может быть, в будущем мы узнаем истинное происхождение эпидемии, которую ВОЗ уже квалифицировал как пандемию. Бюджет этой организации составляет 4 млрд долл. Тем не менее, вакцина пока не создана. Многие государства пытаются решить эту проблему в одиночестве.

Право — порождение экономики. Впрочем, как и политики. У них одна основа — собственность, и все, что с ней связано. Не случайно сказано, что собственность и право рождены вместе. У них общая судьба (И. Бентам).

Право как универсальный регулятор общественных отношений и как один из инструментов формирования нужной социальной реальности — явление цивилизации и культуры. Оно, разумеется, оказывает огромное влияние на действительность, на те отношения, которые имеют место в обществе. В юридической науке сегодня бытует мнение, что право якобы живет само по себе и развивается по своим собственным законам. Рискуя быть обвиненным в юридическом позитивизме, чего я нисколько не опасаюсь, еще раз обозначу свою позицию: право (закон), позволю их отождествить в данном контексте есть инструмент государства, и в какой-­то мере общества, который они используют для достижения своих целей. И эти институты активно пользуются правовым инструментарием. Право можно уподобить скальпелю в руках хирурга. Он подчиняется воле врача и никак не может ему что-либо диктовать. Точно так же, как и закон. Различение права и закона, «широкое» понимание права, приоритет естественного права по отношению к позитивному, и прочие интеллектуальные игрушки юридического либерализма не способны отменить реальность. Все это напоминает времена так называемого «юридического мировоззрения», которое начало формироваться как некий предвестник буржуазных революций в Европе. Тогда казалось, что общество можно заставить развиваться в том направлении, которое указано в законах.

Мы должны понимать, что право, а конкретно — правотворчество и правореализация, включая правоприменение, представляет собой основной канал воздействия государства на общество. Сегодня все институты государства держат очень серьезный экзамен на прочность. Активизировались силы «внутренней эмиграции», которым уже нечего терять в виду безрадостных политических перспектив. Они предельно политизируют сложившуюся эпидемиологическую ситуацию для того, чтобы максимально дискредитировать власть в глазах населения перед голосованием по внесению поправок в Конституцию Российской Федерации. В настоящее время правовая система России подвергается серьезной трансформации. И это, пожалуй, главная тенденция ее эволюции.

Представляется, что три главных фактора сегодня будут определять дальнейшее развитие нашего общества, которое уже мыслило себя в трендах движения современного мира и прежде всего, развитых государств. Мы же понимаем, что одинакового уровня у всех быть не может в силу самых разных причин. Дж. Грей, например, полагает, что в матрицах рыночных институтов заключены особые для каждого общества культурные традиции, без поддержки со стороны которых система законов, очерчивающих границы этих институтов, была бы фикцией. Такие культурные традиции исторически чрезвычайно разнообразны: в англосаксонских культурах они преимущественно индивидуалистические, в Восточной Азии— коллективистские или ориентированные на нормы большой семьи и т. д. Идея какой-­то особой или универсальной связи между успешно функционирующими рыночными институтами и индивидуалистической культурной традицией является историческим мифом, элементом фольклора. Рыночные институты вполне законно и неизбежно отличаются друг от друга в соответствии с различиями между национальными культурами тех народов, которые их практикуют. Единой или идеально-­типической модели рыночных институтов не существует. Рыночные институты, не отражающие национальную культуру или не соответствующие ей, не могут быть ни легитимными, ни стабильными: они либо видоизменятся, либо будут отвергнуты теми народами, которым они навязаны18.

Разнообразие культур либеральное сознание считает атавизмом. Должен существовать некий стандарт, неважно где — в экономике, политике, праве. И к этому стандарту все должны стремиться, чтобы претендовать на статус «современного» государства.

Фактор первый — глобализация. Есть все основания готовить политические поминки по раскрученной до немыслимых высот идеологеме. Эпидемия (пандемия) со всей очевидностью показала мифологичность гениально сконструированного механизма управления миром. Глобализация есть пришедшая на смену колониализму форма относительно мягкого господства. Господ не может быть много. Макс Вебер, правовед и социолог, четвертый том лучшей социологической книги ХХ в. «Хозяйство и общество» назвал «Господство». Это касается, правда, национального государства. Тем не менее, в ней хорошо описана социология господства. «Господство в самом общем смысле, — пишет М. Вебер, — не связанном с его конкретным содержанием, является одним из важнейших элементов действия общности»19.

Глобализация как раз и предполагает общность, только гораздо более обширную. Предчувствовал наступление новой эпохи и один из самых глубоких мыслителей ХХ в. Карл Шмитт. Его нередко квалифицируют в качестве выдающегося критика либерализма20. Либерализм как политическая идеология и породила глобализм. Свою политическую теорию он выстраивал в парадигме «друг-­враг». Либерализм, как предполагал Шмитт, ослабит Европу и усилит США как будущего ведущего мирового игрока.

В современном мире происходит трансформация господства. По мнению В. С. Степина, характерный для техногенной цивилизации пафос покорения природы и преобразования мира порождал особое отношение к идеям господства силы и власти. Отношения личной зависимости перестают здесь доминировать и подчиняются новым социальным связям. Их сущность определена всеобщим обменом результатами деятельности, приобретающими форму товара. В результате в культуре техногенной цивилизации происходит своеобразное смещение акцентов в понимании предметов господства силы и власти — от человека к произведенной им вещи21.

После СССР стал формироваться новый, как его назвали, однополярный мир с единым финансовым центром. Глобализация предполагает очень четкую экономическую схему, объективированную в Бреттон-­Вудской системе. Федеральная резервная система печатает деньги. Денежные суммы легализуются через транснациональные банки. На эти деньги строятся предприятия в странах с дешевой рабочей силой. Продукты, которые они производят, возвращаются туда, откуда пришли доллары — фантики. Затем те же банки кредитуют приобретение этих товаров. Все вроде бы хорошо. Но такая схема привела к деиндустриализации США и перестала устраивать Китай — мировую фабрику на сегодняшний день. Нравится это кому-нибудь или нет, но сегодня мировую повестку дня формируют две страны — США и Китай. ВВП Китая составляет чуть больше 16 трлн долл. Примерно столько же США, хотя официально они показывают больше, что, по всей видимости, не соответствует действительности. В этой стране рост ВВП примерно 6%. Вместе с тем объем денежной массы, ничем и никак не обеспеченной, составляет примерно 25%. По идее, реальный уровень инфляции составляет 19%, который удается минимизировать исключительно за счет бухгалтерских уловок. США создают и контролируют сферу финансов, а Китай — торговлю. У Китая огромный внутренний рынок, и если он вознамерится ограничить поставку товаров, то все в этом мире реально пострадают.

США производят около чуть больше 20% мирового ВВП (как некогда сталинский СССР), а потребляют из него около 40%. Насчитывая только около 5% жителей Земли, они расходуют 23% всей энергии, съедают 15% мяса, на американских дорогах колесят 37% всех машин мира. Сегодня американец потребляет энергии в четыре с лишним раза больше, чем усредненный житель планеты, тратит в три раза больше воды, производит в два раза больше мусора и вырабатывает в пять раз больше углекислого газа.

И еще несколько цифр. Так называемый «золотой миллиард» в 2001 году распоряжался почти 85% мирового продукта (в 1960 г.— 70%), на него приходилось 84% мировой торговли и 85% финансовых накоплений. Если в 1960 году различия в доходах между наиболее богатыми и беднейшими 20% населения относились как 30: 1, то к концу 2010 года — как 100: 1. На январь 2017 года половина мирового богатства находилась в распоряжении всего восьми (!) человек (выделено мной. — А.К.) — они владели таким же объемом средств, что и 3,6 млрд жителей планеты22.

По состоянию на 1 декабря 2018 г. доля США в мировом ВВП составляла 23, 5%; Китая — 16,2; Российской Федерации — 1,9%. Нужны оговорки. Первая: международным рейтинговым агентствам доверять в полной мере не стоит. Вторая: самый ликвидный товар, производимый США — доллары, Российской Федерации — нефть, которая сейчас мало востребована, да и в будущем ее потребление сократится. Мир переходит на ресурсосберегающие и возобновляемые технологии.

Законный вопрос: что дальше? Прав был Д. И. Менделеев «Любая аргументация без цифры есть пустая болтовня и напрасная трата времени». Китай строит социализм под руководством коммунистической партии и свято чтит того же Маркса, которого у нас сначала обожествили, а затем его учению попытались придать чуть ли не комический характер. Напрасно! «Капитал» К. Маркса, который завершал его друг, предприниматель Ф. Энгельс, по итогам первого кризисного 2008 г. стал едва ли не самой продаваемой книгой в Европе. Неомарксист Терри Иглтон, один из самых влиятельных литературных критиков и философов современности свою очередную книгу назвал вызывающе просто «Почему Маркс был прав». В ней он подчеркивает несостоятельность десяти самых главных упреков в адрес учения Марка, активно используя цифровые показатели. Как приговор звучат его слова «…капитализм не способен создать будущее, которое не являлось бы ритуальным воспроизведением настоящего»23.

Так вот, в условиях пандемии экономическая составляющая глобализации стала как-­то сворачиваться сама по себе. Еще относительно недавно набирала силу экономическая доктрина, в основе которой лежала идея о максимальной включенности того или иного государства в международную систему разделения труда. Одним из представителей данного подхода является П. Ханна.

Как он считает: «Страны, города с самоуправлением, общины без границ и компании могущественнее правительств — все это свидетельства перехода к новому типу плюралистической мировой системы. Границы полномочий глобальных органов власти на наших картах связанности быстро расширяются, напоминая о том, что ни одна карта не может оставаться неизменной в постоянно меняющемся мире»24.

П. Ханна полагает, что децентрализация — это постоянное дробление территории на все более многочисленные (и мелкие) территориальные образования, от империй до наций, от стран до провинций, от провинций до городов. Децентрализация — крайнее выражение стремления племен, территориальных общин и приходов контролировать собственную территорию, поэтому она ведет нас в эру всеобщей связанности. Децентрализация — это геополитическое воплощение второго закона термодинамики, согласно которому все системы стремятся к состоянию максимальной энтропии25.

Либеральная экономическая доктрина, лежащая в основе глобализации, терпит фиаско. Говорят, что либерализм мертв (В. В. Путин). Конечно, это преувеличение. Тем не менее, сбываются прогнозы тех экономистов и политиков, которые как могли, все эти годы «реформ» сопротивлялись деиндустриализации России. Наши псевдореформаторы следовали советам западных консультантов, которые не знали и в принципе не хотели знать, как устроена и работает советская система образования (школа и вузы), здравоохранение, советское промышленное предприятие, система энергоснабжения и проч. Их вообще не интересовали техно-­социальные системы, которые являются основой существования любого общества.

Уже сейчас понятно, что пандемия повлечет за собой экономический кризис. Как утверждают некоторые эксперты, экономику ожидают два сценария: плохой и очень плохой. Возможен и третий — настолько плохой, что никто не ожидал. Высказываются предположения, что последствия могут быть сравнимы с великой депрессией 1929 г. (24 октября 1929, в «черный четверг» произошел обвал курса акций на Нью-­йорском рынке ценных бумаг). Таким образом, она началась в США и затронула практически все страны Европы. Особенно болезненная ситуация сложилась в Германии. Ее последствия где-­то косвенно, а где-­то и прямо повлияли на приход к власти национал-­социалистов. Отголоски депрессии получили отражение даже в художественной литературе, например, «Три товарища» Э. М. Ремарка. Из этого произведения следует, что в Берлине семьи на ночь нередко включали газ и так уходили из жизни, поскольку нечем было кормить детей.

В это время в СССР всего за год с небольшим была ликвидирована безработица (1 365 тыс. чел). В 1931 г. закрыта биржа труда. С 1927 по 1930 г. в СССР сдано в эксплуатацию 323 новых предприятия. В одном только 1931 г. введ

...