Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации

Борис Сафарович Эбзеев

ЧЕЛОВЕК, НАРОД, ГОСУДАРСТВО
В КОНСТИТУЦИОННОМ СТРОЕ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

2-е издание

Монография



УДК 342(470+571)

ББК 67.400(2Рос)

Э13


Эбзеев Борис Сафарович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки, заслуженный юрист Российской Федерации. Автор около 300 публикаций, в том числе ряда получивших широкое признание монографий, учебников по общей теории государства и права, конституционному праву Российской Федерации, правам человека, комментариев к Конституции Российской Федерации и Федеральному конституционному закону «О Конституционном Суде Российской Федерации», руководитель авторского коллектива и соавтор Комментария к постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации (в трех томах). Принимал активное участие в работе над проектом Конституции Российской Федерации, подготовке ряда законопроектов.


Настоящее издание является результатом многолетних теоретических обобщений, посвящено фундаментальным проблемам отечественного конституционализма, отличается новизной подходов и предлагаемых решений. Многие содержащиеся в книге суждения имеют прямое отношение к формированию отечественной конституционно-правовой доктрины и практического конституционализма, адекватных потребностям современного этапа развития Российской Федерации.

Для научных и практических работников, преподавателей и студентов, всех, кто интересуется вопросами теории и практики конституционализма.


© Б. С. Эбзеев, 2013

© ООО «Проспект», 2013

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Второе издание книги потребовалось спустя относительно короткое время. Автор тешит себя надеждой, что это является свидетельством роста интереса к проблемам отечественного конституционализма, что в свою очередь обусловлено постепенным и с издержками распространением в обществе духа гражданского и юридического. Без этого не может обойтись ни одно жизнеспособное государство.

Настоящее издание основательно переработано и исправлено. Сокращен раздел, в котором излагались эволюция правовой мысли и практики конституционного регулирования прав и обязанностей человека и гражданина и опыт советского периода конституционного строительства. Напротив, наиболее важные разделы существенно расширены или подверглись структурному и содержательному обновлению.

В той мере, в какой это диктовалось целями данного труда и было возможно, использована обширная литература, в которой обсуждаются затрагиваемые в переиздаваемой книге проблемы. Литературный подстрочник, даже если он не предваряется широкой полемикой с чужими мнениями, всегда полезен.

В процессе работы автор мысленно видел перед собой не только своих коллег по цеху — людей науки и практических работников, преподавателей и студентов высших учебных заведений. Познание основ конституционного строя России и роли в нем человека может представлять интерес для неизмеримо более широкого круга читателей.

Б. Эбзеев

Москва, 2012 г.

Светлой памяти моих родителей
Сафара Ахлауовича
и
Бабух Танаевны
посвящаю эту книгу


ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая вниманию читателя книга, посвященная ряду основополагающих проблем российского конституционализма, — результат научных изысканий автора в течение ряда лет. Она является обобщением и развитием авторских размышлений, в том числе получивших отражение в ранее опубликованных монографиях, статьях, научных докладах, апробированных наукой конституционного права, а также теорией государства и права, практической юриспруденцией.

Читатель, возможно, увидит в монографии немало дискуссионных положений. И это естественно, ибо современное правосознание, вся отечественная политико-правовая мысль находятся в периоде напряженного искания, соответствующего тому глубокому перевороту, который переживают сами политические и правовые формы организации и функционирования современного общества. Признанные всеми и, казалось бы, вечные теории рушатся, ибо перестают соответствовать действительности, а новые, адекватные современным социальным и политическим ориентирам, находятся в процессе становления.

Обновление всей отечественной политико-правовой доктрины обусловливается отказом от прежнего типа государственности и права и сопрягается с постепенным утверждением общедемократических принципов организации и функционирования социума, качественным обновлением отечественной государственности и правовой системы. Государственно-правовое строительство страны пережило трудный и противоречивый этап конституционной реформы, явившейся результатом глубоких формационных преобразований, которые охватили все сферы жизни общества — экономику, политику, социальную и духовную сферы. Ее ключевое звено — принятие Конституции Российской Федерации 1993 г., назначение которой — юридически оформить конституционный строй России и послужить мостом, соединяющим страну, с учетом ее особенностей и своеобразия исторического развития, с ценностями современной цивилизации.

Конституция принадлежит к числу самых сложных предметов человеческого познания и в силу этого естественны разнообразие приемов и методов исследования, точек зрения и непрекращающиеся научные дискуссии. При этом идеал всякой общественной науки, включая конституционное право, — выявление объективных закономерностей и тенденций функционирования и развития изучаемого предмета. Но это именно идеал, который едва ли может быть достигнут вполне, ибо вместе с развитием изучаемого предмета развивается и обогащается знание о нем, а каждый новый шаг в развитии науки, равно как социальная и юридическая практика, открывают новые горизонты и ставят новые проблемы как перед самой наукой, так и практикой государственно-правового строительства.

Иными словами, подобно непрерывности самой жизни непрерывно развитие науки. Именно поэтому отрадным фактом является активизация научных исследований и появление научной литературы, отражающей различные точки зрения и открывающей для читателей вход в кладовые отечественной политико-правовой мысли. При этом, однако, возможен упрек в вялости методологических исследований в науке конституционного права; наука далеко не всегда также бывает на высоте своей прогностической функции, особенно значимой на переломных этапах отечественной истории. Нередка подмена предмета действующего конституционного права России данными истории и политических учений и, как следствие этого, изучение Конституции и Российского государства вне их органической связи и взаимного опосредования. Принципиальное значение имеет ориентированность выводов науки на практику, в том числе правоприменительную, имея в виду прямое действие Конституции Российской Федерации и т. д.

Читатель не найдет в этой книге исчерпывающей полноты изложения, невозможной в силу особенностей самого издания; в ней изложены основные тенденции развития науки конституционного права. В ней отражены и существенные выводы этой науки, имеющие универсальное значение для всей юриспруденции и потому востребуемые всеми отраслевыми юридическими науками, правоприменительной практикой.

Взыскательный читатель, конечно же, сам оценит предлагаемую его вниманию книгу, для которой характерны пересмотр многих ранее сложившихся представлений и решительный отказ от не оправдавших себя доктринальных построений. Автор, опираясь в том числе на предшествующий опыт, последовательно преодолевает теории, определявшие государство через право, а право — через государство и ведущие в конечном счете к тому, что юриспруденция становится служанкой политики, а личность остается бесправной по отношению к всесильному государству. Несмотря на всю сложность формирования цельных представлений об исследуемом предмете, обусловленную сложностью и противоречивостью переживаемой страной эпохи, автор убежден: при изучении государства и права, их роли и значения всегда следует иметь в виду, что они есть прежде всего не цель, но средство к развитию личности и обеспечению ее свободы, в том числе путем установления правовых пределов государственной власти и ограничения самого государства. Именно эта гуманистическая установка предопределила подходы к изучению закономерностей возникновения, развития, построения и функционирования Российского государства и Конституции и содержащиеся в книге оценки их инструментальной роли. Тем самым, однако, не ставятся под сомнение ни ценность гарантийной функции государства, ни значение его социального служения. Государство — главный движитель культуры и прогресса.

Автор видит свою задачу и в демонстрации реального функционирования Конституции. Отсюда — ориентация на социальную и юридическую практику и использование широкого круга нормативных источников, что существенно облегчает понимание теоретических положений и их связи с реальной жизнью во всем их многообразии и противоречивости. Без освоения Конституции обществом и ее интеграции в социальную и юридическую практику она вновь может превратиться в красивый, но малосодержательный фетиш.

Разумеется, к книге, как и всякому литературному произведению, следует относиться критически, ибо только такой подход способен дать адекватную картину прошлого и настоящего и определить ориентиры на будущее. В связи с этим автор будет благодарен за конструктивные предложения и замечания.

Особое удовольствие доставляет автору принести глубокую благодарность рецензентам — члену-корреспонденту РАН, доктору юридических наук, профессору М. В. Баглаю и доктору юридических наук, профессору В. И. Радченко за ценные замечания по рукописи монографии.

Раздел I.
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ КОНСТИТУЦИОННЫЙ СТРОЙ
И СУЩНОСТЬ КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 1993 г.

ГЛАВА 1.
СОЦИАЛЬНАЯ СОЛИДАРНОСТЬ
КАК ПОЗИТИВНОЕ ОСНОВАНИЕ
ГОСУДАРСТВЕННОСТИ И ПРАВА РОССИИ:
ПРИНЦИП И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 1. Социальная солидарность как базовый принцип
обновления конституционного строя России

Сочетание и взаимодействие личного и общественного имеет фундаментальное значение для понимания всего комплекса социальных проблем. Вопрос о механизмах их взаимодействия в течение всей истории человеческой цивилизации неизменно привлекал авторов всех когда-либо существовавших социальных доктрин и по-разному решался в различные исторические эпохи. Вступление развитых государств в постиндустриальную эпоху и необходимость выработки ответов на ее вызовы, периодически накатывающиеся волны финансово-экономического кризиса, обострение социальных противоречий, глобальная конкуренция, разрушение этических ценностей и дегуманизация общества и т. п. актуализируют не просто ответ на этот вопрос, но поиск новых форм политико-юридической организации социума, способных обеспечить его устойчивое развитие.

Эта проблема имеет особо важное значение для нашей страны, которая в результате глубоких формационных преобразований, охвативших все сферы социальной действительности, вступает в новое качественное состояние. Прежнее общество с присущими ему экономическими и политическими формами и социально-культурными традициями было разрушено в огромной мере именно потому, что оказалось не в состоянии найти адекватное решение вопроса о соотношении индивидуального и коллективного, обеспечить сочетание интересов отдельного человека и ассоциаций людей. В силу этого мы стоим перед необходимостью решения проблемы взаимоотношения личности и общества, гражданина и государства, индивида и коллектива, адекватного современным социально-экономическим, политическим и духовным реалиям и потребностям цивилизационного прогресса.

При этом необходимо учитывать, что российская государственность, обновлявшаяся в течение последних двух десятилетий под влиянием трендов промышленного капитализма и обосновывающего их либерализма («меньше государства — больше свободы»), оказалась недостаточно эффективной в ускорении прогресса страны. Глобальная конкуренция остро ставит и проблему о месте и роли Российского государства в международном сообществе и его способности гарантировать национальные интересы страны, сохраняя ее цивилизационную и государственную идентичность.

В связи с этим основная задача отечественной науки о государстве и праве, требующая решения на данном этапе развития России, заключается в том, чтобы найти такую государственно-правовую организацию общества, которая существование стабильного в своих устоях и динамичного в развитии государства и прочного правопорядка как необходимого условия поступательного развития общества могла бы соединить с другим императивом эпохи — свободой личности. Речь не должна при этом идти о попытке нарисовать заманчивый образ будущего и навязать его обществу, такая попытка обречена.

Поэтому научное осмысление указанной проблемы и основывающаяся на нем социально-юридическая практика могут быть успешными, поскольку они базируются на социокультурном опыте самой России, разумеется, с учетом преобразований последних лет и необходимости ответа на вызовы постиндустриальной эпохи. Несомненно и то, что характерные для современного мира конституализация межгосударственных и интернационализация внутригосударственных отношений не в состоянии сами по себе гарантировать интересы России и не исключают попыток экономической или политической и даже военной экспансии отдельных государств или их группировок, связанных тесными узами, чем предопределяется роль Российского государства не только во внутригосударственных отношениях, но и в международном общении. Наконец, юриспруденция может дать ответ лишь на один из многих аспектов этой многогранной проблемы, поэтому столь значимо преодоление разобщенности различных отраслей отечественной социогуманитарной мысли в социальном конструировании реальности.

Программирование будущего требует, поскольку речь идет об эволюционном развитии социума, бережного отношения к прошлому, но одновременно — решительного отказа от изживших себя доктрин или исчерпавших себя представлений, не отвечающих потребностям современного общества и целям его развития. В частности, в историческом развитии представлений о взаимоотношениях индивидуального и социального и их государственно-правовом оформлении обычно выделяют две противоположные традиции — системоцентризм и персоноцентризм (персонализм), фундаментальное различие между которыми обычно усматривают в полярности их ценностных ориентиров. Если в персоноцентризме именно человек является высшей точкой и «мерилом всех вещей», то в системоцентристской школе индивид либо вообще отсутствует, либо рассматривается как нечто вспомогательное, способное принести большую или меньшую пользу лишь для достижения неких надличностных целей1. Иначе говоря, человек во всем многообразии его жизненных проявлений из цели социального развития превращается в средство, ценность которого определяется мерой его вклада в достижение целей такого развития.

В самом деле, ретроспективный анализ конституционного и текущего законодательства приводит к выводу, что для известного этапа развития нашего общества и государства в теории и общественной практике приоритет был отдан извращенно истолковывавшимся коллективным началам в ущерб личным, а личность была низведена из цели общественного развития в средство такого развития. На рубеже 1920-1930-х гг. особенно отчетливо проявились две противоположные тенденции в развитии советского типа демократии и ее политико-юридических форм: соответствующая объективным потребностям общественного прогресса тенденция к расширению конституционных форм демократизма, развитию его институтов и норм, с одной стороны, и тенденция к ее ограничению и фактическому отказу от конституционных гарантий народовластия и свободы личности в текущем законодательстве и общественной практике, носителями и проводниками которой выступали созданные политическим руководством страны государственные и общественные структуры, — с другой.

Именно преодолению этой второй тенденции, остававшейся доминантой общественного развития и в последующем, политико-юридическому обеспечению демократизации всех сфер общественной и государственной жизни страны призваны служить принципиальное обновление конституционного строя страны и радикальная реформа конституционного и текущего законодательства, долженствующие утвердить народный суверенитет и привести масштаб прав и свобод личности в соответствие с уровнем общественного развития и потребностями современного этапа социального развития. Речь идет по существу об определении ценности личности и общества, государства, иных форм коллективного бытия друг для друга, что в социологии выступает как проблема соотношения интересов общества и личности, а в юриспруденции — прав и обязанностей гражданина и государства, нации, народа, иных форм коллективного сосуществования людей.

В самом деле, основная проблема учения о государстве и праве, требующая решения на каждом этапе цивилизационного процесса, заключается в том, чтобы найти такую государственно-правовую организацию общества, которая существование стабильного государства и прочного правопорядка как необходимого условия поступательного развития общества могла бы соединить со свободой личности.

В качестве исходной посылки решения этой проблемы необходимо признать, что в социальной сфере существуют и действуют два элемента — индивид и различные ассоциации людей, общественные объединения, государство и общество в целом. Само общество обладает лично-собирательным характером. Это неизбежно накладывает отпечаток на социальные доктрины, которые, как правило, отдают предпочтение одному из элементов организации и жизнедеятельности социума — индивидуальному или коллективному.

Такое деление в полной мере характерно для современного состояния отечественной социальной науки, различные направления которой отдают приоритет либо коллективному, либо индивидуальному началу. По-видимому, особенности современного социального развития нашей страны наложили отпечаток на видение многих отечественных ученых, и поэтому еще недавно столь критикуемые индивидуалистические доктрины, включая теорию естественного права и различные анархические учения, сегодня активно завоевывают себе место в отечественном обществоведении. Так, справедливо подчеркивая, что в преодолении объективных противоречий между обществом и личностью — главное условие свободы как общества, так и его сочленов, Д. А. Керимов полагает, что существует два альтернативных варианта разрешения поставленной проблемы: 1) приоритет общественного перед индивидуальным, что неизбежно ведет к подавлению личности и ограничению ее прав, выступающих в этом случае в качестве дара государства, а не атрибутивного свойства индивида, который обязан за это верностью государству и подконтролен ему во всех проявлениях своей социальной и индивидуальной активности; 2) приоритет индивидуального перед общественным, который, по мнению Д. А. Керимова, и открывает путь к утверждению свободы личности в свободном обществе2. Тем самым, как представляется, предлагаемое решение не выходит за рамки дихотомии «системоцентризм — персоноцентризм», речь идет о попытке примирить социальные тенденции эпохи теперь уже не на базе доминировавшего в прошлом этатизма, а на базе различных индивидуалистических теорий, прежде всего либерализма и его юридической рефлексии — теории естественного права.

Но насколько успешна эта попытка, которая в действительности сводится к тому, что на смену господствовавшей в прошлом идеологии и социальной, а также юридической практике приходят идеология и практика либерализма, и нет ли третьего варианта? Представляется, что поиск ответа на этот вопрос в рамках традиционной дихотомии «персоноцентризм — системоцентризм» бесперспективен.

В самом деле, забвение индивида и его прав, гипертрофия общественного начала в организации и жизнедеятельности социума, характерное для многих десятилетий отечественной политической истории, составляет основной порок коллективистских доктрин, в том числе доведенного до крайности его вульгаризаторской интерпретацией экономического материализма, выводящего все непосредственно из экономики. Все общественное развитие объясняется им развитием производительных сил, которые действуют диалектически, по некоторым объективным закономерностям.

Истины ради отметим, что сами классики марксизма-ленинизма выступали против сведения исторического процесса только к экономической истории, против недооценки и игнорирования роли идеологических связей, природных и социальных факторов в развитии общества3. Независимо от этого, однако, для марксистско-ленинской концепции общества и человека в его традиционном для советского этапа отечественной истории истолковании типичен диалектико-материалистический монизм, в основе которого лежит раскрытие определяющей, системообразующей роли общественного производства во всей общественной жизни, в процессе возникновения и развития человеческой личности4.

Однако чем объясняется развитие самих производительных сил? Могут ли они развиваться без влияния творческой человеческой личности? Являются ли воля и разум человека лишь рефлексами неких экономических отношений либо они суть самостоятельные факторы исторического развития, приобретающие в определенных условиях доминирующее значение? На эти и многие другие вопросы трудно найти ответы в коллективистских теориях. Быть может, именно поэтому отечественная правовая доктрина, не отвергая внешне коллективистские доктрины, с конца 1950-х и начала 1960-х гг., когда начался демонтаж наиболее одиозных форм гипертрофированного коллективизма, столь активно обратилась к проблеме прав личности?!

С другой стороны, ущербность всякой индивидуалистической доктрины, включая многочисленные анархические учения или теорию естественного права в ее «чистом», первозданном виде, заключается в отрицании органичности общественных объединений. Для индивидуализма общество в целом или иные коллективные соединения есть лишь механическое сложение индивидов, и в этом соединении нет ничего нового, что бы уже не присутствовало в его составляющих элементах. Иными словами, общество, с точки зрения сторонников этих доктрин, не есть особый и единый организм, имеющий собственные законы развития, а нечто развивающееся по законам развития отдельных индивидов.

Тенденция к абсолютизации коллективного так и не была преодолена отечественной социальной доктриной, включая юриспруденцию, развивавшейся в советский период истории, хотя она и претерпела в процессе своего развития существенные изменения5. Реальный социализм также оказался такой общественной системой, в которой индивидуальное в большой степени растворялось в родовом, а личность превращалась в элемент социальной машины государства — как высшей цели и универсального средства воздействия на общественное развитие. В свою очередь и индивидуалистические доктрины так и не смогли преодолеть тенденции к абсолютизации личного, индивидуального в противоположность социальному.

Возникает, однако, вопрос, ответ на который есть отправная точка всякого исследования указанной проблематики: насколько принципиальны и непреодолимы противоречия этих различных направлений человеческого познания и человеческого бытия. Если признать эти противоречия принципиальными, то следует отказаться от надежды когда-либо проникнуть в сущность явлений социальной действительности, ибо всякое познание личности или социума, основанное на монистическом видении развития человеческой цивилизации и движущих сил такого развития, есть очередная ошибка. Отсюда — и вывод об объективной невозможности солидарного развития человека и общества, гражданина и государства. Если же эти различия и противоречия не принципиальны, то каждое из этих направлений познания социальной действительности идет навстречу друг другу и несет в себе зерно истины, которое можно и нужно пересаживать в новую почву.

Речь в этом последнем случае не идет о единовременном и окончательном преодолении в пределах объективированного природно-исторического мира антимонии личности и общества. Такое преодоление на каждом данном этапе исторического развития возможно лишь частично и носит относительный характер, а каждая новая ступень цивилизационного процесса порождает новые противоречия, требующие выработки социально эффективных механизмов сосуществования личности и общества. Иначе говоря, вопрос не должен ставится в плоскости — персоно- или системоцентризм. Юриспруденция окажется ближе к истине, если она откажется от искусственного монизма, неизбежно ведущего к односторонности, и согласится с менее удобным, но более соответствующим многообразию социальной действительности плюрализмом. Вопрос стоит об утверждении в юридической и вообще социальной науке синтетической точки зрения на понимание природы общества и места в нем индивида, конвергенции этих двух подходов и направлений, имея в виду их сочетание и взаимодействие в организации и функционировании социума6. В практическом же плане применительно к социальной организации жизнедеятельности людей речь идет о согласовании интересов личности и общества — проблеме, требующей решения во всяком человеческом сообществе.

При этом исторический опыт показывает, что на различных этапах социального развития способы такого согласования и формы его выражения различны и обусловлены типом общества, характером экономического базиса и политических, социальных и юридических учреждений и институтов, доминирующей социально-психологической атмосферой и пр. Такое согласование, в частности, возможно за счет подчинения интересов личности или одной части общества другой, и в этом случае речь по существу идет не о согласовании, а о соподчинении интересов, ибо само общество и его организационно-правовое оформление — государство — выражают и присущими ему методами защищают интересы определенных классов или социальных групп. Этот тип согласования интересов характерен для государства, основанного на тоталитарных формах организации власти или классовой диктатуре как способе принудительного обеспечения лояльности граждан и их ассоциаций.

Другой тип согласования интересов, квалифицируемый как общественная солидарность, т. е. взаимная ответственность общества и личности, государства и гражданина, характерен для организации общества, развивающегося не за счет подавления одних интересов и признания других приоритетными, а на основе сочетания и учета их взаимообусловленности, формирования баланса интересов индивида, коллектива, общества и его юридической легитимации. Речь идет о конвергенции интересов по меньшей мере основных социальных субъектов, объединенных общими ценностями и действующими во имя общих целей.

В самом деле, индивидуальное и социальное — это противоположности, но они существуют в единстве и взаимно определяют и обусловливают друг друга. Уровень развития одной из них находится в прямой зависимости от уровня развития другой, следовательно, отрицание или умаление одной означает отрицание или умаление другой. Главный вопрос в связи с этим — какова мера личной свободы и индивидуальной инициативы и в каких пределах возможно их ограничение в интересах общественного целого, с одной стороны, и каковы пределы вторжения общества в сферу индивидуальной автономии личности — с другой.

Едва ли на этот вопрос можно ответить точной и общей формулой, одинаковой для любого общества и на все времена. Каждый народ имеет собственный, являющийся неповторимым опыт этнополитического, социального и духовного развития, накладывающий отпечаток на всю систему социальных отношений между людьми. Ясно, однако, что всякое жизнеспособное общество представляет собой известное равновесие индивидуального и коллективного, которое находит (или не находит) свое отражение в праве и государстве, системе организации власти, а также морали и пр. Нарушение такого равновесия, отсутствие механизмов гармонизации индивидуального и коллективного чревато разрушением дисгармоничного общества.

Отсюда следует, что научный поиск и формирование социальной практики должны основываться на преодолевающем крайности индивидуалистического и коллективистского представлений о сочетании и взаимодействии индивидуального и коллективного балансе интересов личности и общества, способном гарантировать личность от произвола общества, а общество — от анархического своеволия личности, чреватого разрушением общества и неисчислимыми страданиями самого человека. Эта идея — базовая для солидаристской теории — имеет глубокие корни в отечественной социогуманитарной науке, прежде всего философии, социальной психологии, этике, а также юриспруденции7. Она преодолевает односторонность этатизма и либерального индивидуализма, тем самым открывая возможность мобилизации на основе согласования интересов всех социальных субъектов и прогресса социума при сохранении его цивилизационной и государственной идентичности8.

Солидаризм, разумеется, не означает совпадения интересов личности и общества или иных социальных структур или слияния этих интересов в нечто единое. Общество никогда не было простой совокупностью своих членов, подобно этому общественные интересы не есть лишь сумма личных интересов. Интересы индивида и интересы коллектива, общества, государства — объективная реальность. Речь при этом, с одной стороны, идет о том, что интересы отдельного человека не могут умаляться или игнорироваться, напротив, их признание и экономическое, политическое, социальное, организационное и юридическое обеспечение соответствует общественным интересам и должно получить адекватное отражение во всех институтах и учреждениях общества.

С другой стороны, обеспечение и реальное удовлетворение интересов общества и составляющих его структур является важным фактором развития индивидов, объективно соответствует интересам личности. Именно сочетание и взаимодействие интересов индивида и общества является условием подлинной свободы, отличной от произвола, и истинной индивидуальности человека и основным социальным содержанием взаимной ответственности — позитивной и негативной — личности и общества, гражданина и государства. Для общества одинаково опасна гипертрофия как коллективного, так и индивидуального начала. Всякое преувеличение коллективного начала ведет к тоталитарным формам организации общества и отказу от индивидуальности, подавлению инакомыслия, игнорированию, а нередко и прямому отрицанию прав и интересов меньшинства, основных прав и свобод человека и гражданина. В свою очередь всякая гиперболизация роли индивидуального начала в организации общественной жизни инициирует анархическое своеволие, чреватое разрушением государственности и принятых в обществе норм человеческого общежития. Человек — не изолированный от общества индивид и не «винтик» огромного социального механизма, не имеющий самостоятельной ценности, он существует и развивается в системе социальных связей и в сообществе людей, высшей формой организации которого выступает государство, следовательно, его социальный и юридический статус сам обладает индивидуально-социальным характером. Именно согласование и сбалансированная интеграция этих начал в систему собственности, социальных, политических и юридических учреждений и институтов, этику — гарантия нормального функционирования всего общественного организма, его саморегуляции и саморазвития.

Иначе говоря, свобода индивида должна быть совместима с благом общества; в свою очередь благо общества не может основываться на несвободе индивида. Следовательно, субъектом свободы является именно индивид, который не растворяется в коллективном или социальном; а его свобода есть условие свободы общества. В свою очередь в несвободном обществе, поскольку личность развивается в системе социальных связей, не может быть гарантирована свобода индивида.

Существо современного решения проблемы может и должно заключаться в том, что оно, отрицая характерные для прошлого гипертрофированные представления об индивидуальном или коллективном начале в концепции прав человека и его взаимоотношений с обществом и государством, иными формами коллективного бытия, признает необходимость органичного соединения в содержании прав и обязанностей человека и личных, и коллективных начал.

Именно согласование и сбалансированная интеграция этих начал в систему собственности, социальных, политических и юридических учреждений и институтов, этику — условие устойчивого функционирования всего общественного организма, его саморегуляции и саморазвития и свободной лояльности граждан и их ассоциаций. В противном случае солидаристская идея останется не более чем риторикой, используемой властью в качестве способа ее дополнительной легитимации или основания для требования односторонней лояльности общества и его сочленов или ее принудительного обеспечения.

[4] См.: Квасов Г. Г. Диалектика развития личности в социалистическом обществе. М., 1985. С. 9.

[5] Весьма показательным для первого периода развития реального социализма было высказывание А. Г. Гойхбарга: В результате социалистической революции строй «буржуазный», «индивидуалистический» заменяется строем социалистическим, «коллективистским». «С полным обобществлением сначала производства и обмена, а впоследствии и потребления, с устранением всякой борьбы между людьми на почве материальных средств существования откроется полная возможность беспрепятственного всестороннего развития человека, если угодно не как отдельной особи, а как органической части огромного целого, именуемого человечеством» (Гойхбарг А. Г. Пролетариат и право: сборник статей. М., 1918. С. 5). Однако в конце 1950-х — начале 1960-х гг. и особенно позднее подобные суждения уже выглядели анахронизмом.

[6] Именно так традиционно решался указанный вопрос в отечественной философии и юриспруденции. По мнению В. С. Соловьева, «мы не можем раз и навсегда покинуть сферу “коллективного”, но при этом также не в состоянии преодолеть “соблазн” индивидуального» (Соловьев В. С. Оправдание добра. СПб., 1897. С. 18). А один из выдающихся представителей отечественной социально-юридической мысли, П. И. Новгородцев, писал: «Мы знаем личность не изолированную и обособленную, а живущую в обществе, в нем совершающую свой жизненный путь, и потому неизбежным является двоякое проявление личности: индивидуальное и общественное… Мы приходим к заключению, что абсолютный индивидуализм и абсолютный коллективизм должны найти сочетание в некотором общем взгляде… Личность и общество не представляют собой каких-то самодовлеющих и противостоящих друг другу субстанций; они растут из одного корня и стремятся к одному свету» (Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 165–166).

[7] Известный русский государствовед А. Я. Ященко обращал внимание на теоретико-методологическое значение идеи солидаризма: «Попытка положить идею общественной солидарности в основание этической и правовой системы привлекательна тем, что ею сводится до минимума произвольный, постулятивный момент в этике; эта последняя воздвигается, поскольку это возможно, на научном, позитивном основании. Общественная солидарность, т. е. взаимная ответственность общества и индивидов, есть прежде всего факт, позитивный закон, в смысле неизменно наблюдаемого в общественной жизни постоянства отношений» (Очерки науки о государстве. М., 1909. С. 7).

[8] В традиции отечественной философии — не смешивать индивидуализм и индивидуальность, что имеет существенное методологическое значение для юриспруденции: «Индивидуализм — враг индивидуальности», а «свобода в индивидуализме есть лишь болезненная судорога», «в индивидуализме свобода получает ложное направление и теряется», «а индивидуальность и ее свобода утверждается лишь в универсализме». См.: Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды. М., 1999. С. 72.

[1] См. подробно: Соловьев В. С. Оправдание добра. СПб., 1897; Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности: избранные труды. М., 1999; Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991; Чичерин Б. Н. Собственность и государство. Ч. 2. М., 1897; Ященко А. Я. Очерки науки о государстве. М., 1909; Гуссейнов А. А. Золотое правило нравственности. 3-е изд. 1988; Эбзеев Б. С. Конституция. Демократия. Права человека. М., 1992; Оболонский А. В. Драма российской политической истории: система против личности. М., 1994; Баглай М. В. Дорога к свободе. М., 1994; Гулиев В. Е., Колесников А. В. Отчужденное государство. М., 1998; Керимов Д. А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии и права). М., 2003; Нерсесянц В. С. Философия права. М., 2006; Мальцев Г. В. Социальные основания права. М., 2007; Гинс Г. К. Современный капитализм и предстоящая эпоха (философия солидаризма) // Портрет солидаризма. Идеи и люди. М., 2007; Спиридонова В. И. Эволюция идеи государства в западной и российской социально-философской мысли. М., 2008; Зорькин В. Д. Конституционно-правовое развитие России. М., 2011.

[2] См.: Керимов Д. А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). М.: Аванте+, 2000. С. 456.

[3] Разъяснения на этот счет даны в письме Ф. Энгельса И. Блоху: «…Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты — государственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т. п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (т. е. вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать простое уравнение первой степени» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 394–395).

§ 2. Социальная солидарность — условие стабильности
конституционного строя и его эволюционного развития

Закон равновесия индивидуального и коллективного как условие эволюционного (а не революционного) развития общества носит универсальный характер. Восприятие его Конституцией, адекватное правовое отражение такого равновесия в «трех китах» современного конституционализма — власти, суверенитете, свободе личности, в том числе охватывающих организацию федеративных отношений и конституционное регулирование собственности, — непременное условие прочности конституционного строя и стабильности самой Конституции.

Несмотря на противоборство различных политических сил, в обществе найдено согласие относительно логики конституционного строительства Российской Федерации: человек — гражданское общество — государство. Само понятие конституции наполнено принципиально новым содержанием. Конституция из способа закрепления строя абсолютного государства с неограниченной властью стала законом, закрепившим строй социального правового государства, власть которого ограничена суверенитетом народа и правами человека и гражданина. Тем самым изменилась универсальная объективная характеристика Основного Закона — его сущность. А это требует принципиального переосмысления концепции общественно-исторического прогресса и роли в нем Конституции. Если методология исследования определяется не идеей классового антагонизма, в условиях которого ценность человеческой личности определяется мерой его вклада в достижение целей государства, а идеей социального сотрудничества и солидарности, то государство выступает в качестве инструмента общественного согласия и компромисса, формирования определенного баланса многообразных интересов, имеющихся в обществе, — индивидуальных и коллективных. Соответственно и Конституция в этом случае выступает как легитимация социального согласия и партнерства, гражданского мира, а не средство обеспечения классового господства.

Именно этому подходу отдали предпочтение создатели действующей Конституции Российской Федерации. В векторе развития, закрепленном в Конституции Российской Федерации 1993 г., взаимоотношения государства и индивида занимают, пожалуй, главное место. Конституция закрепила синтетическую организацию социума и правового статуса человека и гражданина как ее части, соединяющие ценности свободы, включая здоровую индивидуальность, предприимчивость и инициативу, с ценностями взаимной ответственности общества и его сочленов, социальной солидарности и взаимных обязанностей граждан и государства.

Сегодня проблема заключается в обеспечении адекватности формируемой на основании Конституции политической, а также социальной и экономической системы потребностям цивилизационного прогресса, невозможного, с одной стороны, без дееспособного и наделенного широкими полномочиями государства, а с другой — подлинной свободы личности и сохранения индивидуальности человека. Именно в этом смысле речь идет о соединении принципа сильного и дееспособного государства, способного эффективно и правовым образом воздействовать на все сферы социальной действительности, с принципом прочной гарантированности конституционного статуса личности, способной в том числе эффективно и правовым образом противостоять государству в случае его неправомерного вторжения в сферу индивидуальной автономии человека или неисполнения ими взаимных обязанностей, которые являются столь же важным элементом саморегуляции и развития общества, как и права9.

Отечественная политико-правовая мысль в качестве лучшей гарантии свободы и прав личности часто воспроизводит догмат народного суверенитета и соответствующей ему демократической формы правления, приобретший характер едва ли не религиозного откровения и ставший сегодня универсальным конституционным принципом.

В самом деле, вся современная демократия, включая ее отечественную модель, закрепленную в Конституции, основывается на идее народного суверенитета. Родившись в Средние века, в своем развитии она прошла различные этапы, на которых служившая утверждению этой идеи доктрина изначально включала негативное содержание: целью ее было утверждение самодержавия народа, приходящего на смену самодержавию монарха. На этой основе создавался позитивный смысл теории суверенитета народа как идеи народных прав и верховенства народа, проявляющегося в различных государственно-правовых формах, а порой и вопреки им, если суверенитет народа простирался до права на революцию.

Не вдаваясь в существо множества дефинитивных оценок, имеющихся в науке конституционного права, в данной части работы ограничимся тезисом, что народный суверенитет характеризует качественную сторону власти народа; народный суверенитет есть не сама власть, а важнейший организационно-политический и функциональный принцип конституционного строя государства, реализация которого обеспечивает верховенство и полновластие народа. При этом с современном видением природы суверенитета несовместима теория так называемого абсолютного суверенитета, по которой суверен не ответствен и не несет никаких обязанностей. Подобное истолкование суверенитета неприемлемо для характеристики демократической правовой государственности.

Главенство и полновластие народа, его независимость носят правовой характер, а следовательно, «абсолютная» власть народа есть правовая власть. Отсюда в том числе следует, что суверенная власть народа не стоит над правом. Особенно отчетливо это проявляется в Конституции РФ, которая в данной части воспроизвела естественно-правовые представления (возможно, не всегда с должным критическим их переосмыслением) о надпозитивном праве. Однако и с точки зрения позитивистской доктрины воля народа не может легитимировать разрушение сложившегося правопорядка или санкционировать анархию и разрушение социума. Иначе говоря, утверждение, что нет ничего, что бы не было для народа, ведущего государственно-организованную жизнь, юридически невозможно («народ в правовой сфере может все!»), не имеет под собой сколько-нибудь серьезных оснований; речь при этом идет именно о пределах народного суверенитета, а не об ограничениях суверенности народа государством.

В связи с этим можно обратить внимание на главные силы и опасности, которые сегодня являются потенциальными угрозами суверенитету народа: государство, способное поглотить гражданское общество и являющееся постоянной потенциальной угрозой как правам отдельного индивида, так и правам совокупного человека — народа; столь живучий в нашей стране цезаризм, от которого в самой Конституции нет должных гарантий, и извращение самой идеи парламентаризма; политические партии, узурпирующие права народа в его отношениях с государством; крупные корпорации, ставшие самодовлеющими силами наряду с государством и способные диктовать ему свою волю. Угрозой суверенитету многонационального народа Российской Федерации могут выступать и устремления таких субъектов Федерации, которые противостоят федеративному государству в качестве самодостаточных образований; тем самым ставятся под угрозу идентичность Российской Федерации, ее единство и целостность.

Нельзя преуменьшать и опасность для народовластия политического и социального популизма. Доминирующая роль популизма приводит к тому, что воля народа предстает как основа всех политических и социальных дискуссий, а сам народ выступает в этом случае не в качестве государственно организованной силы, обладающей соответствующими правами, а в качестве толпы, право которой заключается только в ее силе. Политическая система России во многом стала заложником собственных популистских, нередко наивно-демократических взглядов или духа социального разрушения, исповедовавшихся в период самоутверждения в 1991-1993 гг., и до настоящего времени не в состоянии в полной мере освободиться от этой роли. Возможно, именно социально-политическая демагогия первого десятилетия реформирования Российского государства вызвала впоследствии известное недоверие к самому принципу народного суверенитета, сопровождаемое при этом нагнетанием недоверия к парламенту и самой идее парламентаризма.

Перечень потенциальных опасностей, угрожающих народному суверенитету, можно продолжить. Важно, однако, учитывать, что и «самодержавие народного суверенитета» само является угрозой свободе и правам личности.

Социально-историческая практика убедительно доказала, что абсолютизация народного верховенства, воплощаемого и реализуемого парламентом, так же опасна, как и при господстве системы единовластия — наследственной монархии или демократического цезаризма. Иначе говоря, в ком бы ни воплощалась публичная власть в государстве, проблема гарантий прав личности, т. е. проблема защиты индивидуального начала в организации и функционировании социума, продолжает оставаться предельно актуальной.

Это тем более важно, что основой концепции нового конституционного строя России выступают великие гуманистические идеи, исходящие из незыблемости и неотчуждаемости прав и свобод человека и гражданина. Сама Конституция выступает в качестве политико-правовой формы выражения свободы личности в государственно-организованном обществе. В предусмотренных ею правах и обязанностях закрепляются достигнутый в обществе масштаб свободы человеческой личности, мера ее автономии по отношению к государству и его структурам, общественным объединениям и коллективам, другим лицам, но одновременно — границы, в пределах которых свободная деятельность индивидов не перерастает в произвол.

Иными словами, Основной Закон устанавливает меру взаимной свободы и взаимной ответственности государства и личности, определяет пределы государственного вторжения в сферу жизнедеятельности индивида, а также границы индивидуальной автономии личности и некоторые важнейшие формы и способы ее проявления. Сами же права и обязанности человека и гражданина, если их оценивать в широком социальном плане, составляют часть механизма согласования личных и общественных интересов и выступают в качестве узды для законодателя и способа ограничения всякой публичной власти, действующей в обществе.

При этом в государственно-организованном обществе именно в конституционных правах и обязанностях, являющихся необходимостью не только с точки зрения существующего правопорядка, но и органически вытекающих из объективных законов социального прогресса, фиксируется степень достигнутой в обществе и обеспечиваемой государством свободы. Вне прав, свобод и обязанностей — гражданских и политических, а также экономических, социальных и культурных, должным образом оформленных и снабженных надежным инструментарием защиты, проблема свободы личности приобретает сугубо схоластическое значение. В ряду таких гарантий традиционно называют разделение властей, развитое гражданское общество, правосудие, включая судебный конституционный контроль и др. Чрезвычайно важна социально ориентированная экономическая политика государства. С учетом явных тенденций к централизации можно особо указать на федерализм как способ блокирования возможных абсолютистских устремлений центральной власти при условии ее действенного контроля за деятельностью региональных властей.

[9] Опыт истории отечественной государственности убедительно доказывает малопродуктивность как государственного патернализма, так и низведения государства до роли «ночного сторожа», от чего настойчиво предостерегали многие выдающиеся русские государствоведы: «Нет сомнения в том, что излишняя регламентация со стороны государства и вмешательство его во все дела могут действовать вредно… Этим подрывается самодеятельность и тем самым умаляются материальные и нравственные силы народа, который привыкает во всем обращаться к правительству, вместо того, чтобы полагаться на самого себя. Но это доказывает только необходимость рядом с деятельностью государства предоставить возможность и широкий простор личной свободе. Цель общественной жизни состоит в гармоническом соглашении обоих элементов, а не в пожертвовании одним — в пользу другого» (Чичерин Б. Н. Собственность и государство. Ч. 2. С. 201). См. подробно: Эбзеев Б. С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. М., 2007; 2011.

ГЛАВА 2.
ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА И СУЩНОСТЬ
КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

§ 1. Конституция Российской Федерации —
Основной Закон государства и общества

Под конституцией, несмотря на различие конкретных подходов и характеристик, обычно понимали и понимают законодательный акт, которым определяется организация высших органов государства, порядок призвания их к отправлению своих функций, их взаимоотношения и компетенция, а также основы положения индивида по отношению к государственной власти10. С формальной точки зрения конституция может совпадать с иными законами государства, но в практике современного конституционализма она обычно отличается от них по способу издания, внесения изменений и дополнений, а юриспруденцией признается ядром правовой системы соответствующего государства. Она обладает высшей юридической силой и поставлена, таким образом, над иными законами и нормативными актами, определяет деятельность законодательной, исполнительной и судебной власти и устанавливает те рамки, которые, покуда конституция действует, законодательные, исполнительные и судебные органы и их должностные лица не вправе преступить.

Таким образом, конституция есть основной закон государства, но государство и право не представляют собой нечто существующее вне взаимодействия людей. Напротив, они являются именно результатом развития социальных связей, способом организации совместной жизни и деятельности людей, их взаимодействия во имя индивидуальной и социальной жизни. Конституция формирует основы правового режима общества, его политического единства, определяет цели, функции, организацию и порядок деятельности государства и его органов, их взаимоотношений с гражданами.

Конституция, однако, не ограничивается лишь установлением государственного строя. Регулируя внешние границы свободной деятельности различных социальных структур, отношения собственности, брака и семьи, свободу образования, творчества и культуры и т. д., конституция тем самым устанавливает юридические основы организации общественной жизни в некоторых наиболее важных ее сферах. В силу этого конституция действительно является основным законом не только государства, но и общества. Проблема заключается в том, чтобы найти оптимальное соотношение «государственного» и «общественного» в организации социума, исключив поглощение общества государством и одновременно гарантировав государство от разрушительного воздействия на него общественных структур, цели и деятельность которых не тождественны конституционному строю.

В связи с этим уместно обратить внимание на опасность, которая таится в подходах к истолкованию понятия, правовой природы, функций, действия, форм реализации, разграничения полномочий различных органов государственной власти и т. п. Основного Закона Российской Федерации с представлениями, сложившимися до или вне Конституции. Конституция в самой себе содержит объяснение различных аспектов данного понятия, которое не может игнорироваться ни наукой, ни тем более практикой.

В частности, в действующем Основном Законе Российской Федерации термин «конституция» в различных словосочетаниях встречается не менее 70 раз. Анализ интерпретаций данного термина позволяет выявить по меньшей мере следующие аспекты его смысловой нагрузки, которые вкладывались в этот термин создателями Конституции России, а теперь должны иметься в виду в процессе практического применения Основного Закона и его норм.

Во-первых, Конституция есть основной закон, обладающий особыми гарантиями стабильности11. Он может быть пересмотрен в особом, предусмотренном самой Конституцией порядке. Следовательно, любая иная попытка пересмотра или новации Конституции в нарушение или в обход установленного действующей Конституцией порядка есть узурпация власти, долженствующая влечь установленные законом правовые последствия.

Во-вторых, Конституция есть закон, который учреждает государство, систему его органов и порядок их формирования, их компетенцию, определяет характер взаимоотношений органов государственной власти с местным самоуправлением.

В-третьих, Конституция есть закон, формирующий и обеспечивающий политическое единство народа. Согласно Конституции Российская Федерация является единой в политическом отношении государственно-правовой и международно-правовой личностью. Конституция, однако, содержит одновременно гарантии от гипертрофии этого единства путем признания идеологического и политического многообразия и закрепления федеративной природы государства.

В-четвертых, Конституция Российской Федерации выступает способом формализации государственного строя России путем закрепления его фундаментальных основ. Она определяет основные ценности государства и общества и порядок их государственной защиты.

В-пятых, Конституция есть закон, устанавливающий пределы государственной власти посредством закрепления прав человека и гражданина и возложения коррелирующих с этими правами обязанностей на государство.

В-шестых, Конституция есть способ закрепления и выражения высших правовых норм, и в этом смысле Конституция является так называемой абсолютной нормой, которой не могут противоречить любые правовые акты, действующие в государстве. В связи с этим Конституция выступает в качестве закона, обладающего верховенством на всей территории государства и высшей юридической силой и гарантирующего политическое единство народа и единство экономического пространства государства.

Такое перечисление можно продолжить. В частности, Конституция может рассматриваться как юридическая форма фиксации познанных обществом объективных закономерностей социально-исторического развития, которые в силу их конституционного закрепления трансформируются в поведение граждан и становятся нормой деятельности государства, его органов и должностных лиц, общественных объединений и т. д. Но ясно, что понятие Конституции Российской Федерации чрезвычайно сложно выразить в краткой дефиниции, необходим учет ее различных аспектов, причем в зависимости от конкретных обстоятельств ее применения тот или иной аспект может оказаться превалирующим. Очевидно, например, что при разрешении споров о компетенции между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации Конституция выступает как гарантия политического единства народа и одновременно как гарантия прав и интересов субъектов Российской Федерации, вытекающих из федеративного устройства государства. Особенно важно для адекватного определения этого понятия выявление сущности Конституции и установление пределов конституционного регулирования.

[11] Обратим, однако, внимание на то, что в тексте Конституции Российской Федерации 1993 г. нет словосочетания «основной закон», которое присутствовало в наименовании всех прежних советских конституций. Оно первоначально присутствовало и в наименовании проекта Конституции РФ, вынесенном на Конституционное совещание Российской Федерации, но было снято по предложению участника этого Совещания С. М. Шахрая. При этом и автор данного предложения, и поддержавшие его участники Совещания полагали, что понятия «конституция» и «основной закон» тождественны, что соответствует практике конституционализма в нашей стране, но иначе толкуется, к примеру, конституционной доктриной и практикой ФРГ. См.: Маунц Т. Государственное право Германии (ФРГ и ГДР). М., 1959.

[10] См.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1908. С. 371.

§ 2. Сущность Конституции Российской Федерации
1993 г.: от закрепления «действительного соотношения сил
в классовой борьбе» к балансу интересов

Практика конституционализма в процессе исторического развития выработала различные подходы к определению сущности конституции. Классическое для сложившейся в советский период истории страны конституционно-правовой доктрины определение сущности конституции было дано В. И. Лениным в работе «Как социалисты-революционеры подводят итоги революции и как революция подвела итоги социалистам-революционерам»: «Сущность конституции в том, что основные законы государства вообще и законы, касающиеся избирательного права в представительные учреждения, их компетенции и пр., выражают действительное соотношение сил в классовой борьбе»12.

Уместно отметить, что уже в этот период истории России высказывались принципиально иные суждения о сущности конституции. В связи с этим можно сослаться на недавно обнаруженный в архивах губернского жандармского управления в г. Саратове «Проект Русской Конституции», который его автором был назван «Основной Государственный Устав Российской Империи». Проект был составлен в России и в 1894 г. опубликован Комитетом фонда вольной русской мысли в Лондоне, а затем нелегально распространялся в России. В предисловии к проекту, составленном издавшим его Комитетом, было, в частности, сказано: «В нашем отечестве невозможна ни дворянская, ни буржуазная, ни клерикальная конституция, потому что Средние века не оставили в России таких элементов, которыми на Западе могли держаться дворянские и клерикальные конституции, а капитализм еще не успел закабалить народ под владычество буржуазии. Интеллигенция, как бескорыстная служительница народа, должна выдвинуть проект конституции, основанный не на классовых вожделениях, а на чистых идеалах народного блага, на справедливом сочетании разнообразных интересов, существующих в государстве, и потребностей самого государства как целого»13.

В силу исторических условий и обстоятельств, в которых развивалась Россия в начале XX в., этот взгляд не был востребован. Гипертрофия классового подхода и классовых оценок, проявившаяся в определении В. И. Ленина, который в свою очередь воспроизвел дефиницию Ф. Лассаля, в течение многих десятилетий оставалась неизменной в конституционно-правовой доктрине нашей страны, хотя на разных этапах ее развития подвергалась определенным модификациям.

Вступление человеческой цивилизации в новый этап своего развития настойчиво требовало существенного обновления подходов к оценке сущности современных конституций. Характерные для постиндустриальной цивилизации общие проблемы и противоречия объективно обусловливают возрастание значения целей, ценностей и интересов не отдельных классов, слоев или социальных групп, а общих для всего народа ценностей и интересов. Современные конституции независимо от особенностей различных государств не могут не закреплять присущих всему обществу ценностей и интересов, имеющих общее значение для всех классов и социальных слоев.

С позиций современного опыта можно утверждать, что для адекватной оценки сущности конституции необходим учет ее проявлений как внутри страны, так и в сфере международных отношений. В сущности конституции отражаются не только ее связи с социальной структурой общества или характером и организацией власти и управления делами общества и государства, но и занимаемое государством в международном сообществе место и содержание его отношений с другими участниками международного общения.

При этом сущность конституции не есть нечто раз и навсегда данное и неизменное. На различных этапах общественного развития она претерпевает значительные изменения. Они объективно обусловлены социальной структурой общества, потребностями его демократизации, характером международных отношений, которые нуждаются в адекватном восприятии в теории и практике конституционного строительства. А это требует новых подходов, преодоления устаревших или не оправдывающих себя взглядов и представлений, которые тормозят переосмысление концепции общественно-исторического прогресса и роли в нем конституции. В практически-политическом плане речь идет в настоящее время о закреплении в основном законе такого видения общественного прогресса, которое способно наиболее полно раскрыть гуманистический потенциал общества.

Между тем в отечественной государственно-правовой теории до недавнего прошлого неизменным оставался акцент не на целях, ценностях и интересах, свойственных обществу и его членам независимо от их классовой принадлежности, а на пролетарски-классовом подходе к оценке сущности и содержания основного закона. Гипертрофия классовых оценок в их нередко вульгарно социологическом истолковании вела к обеднению сущностных характеристик конституции и игнорированию и даже прямому противостоянию новой системе закономерностей социально-исторического развития как в национальном, так и в интернациональном масштабах. Не случайно законодательство в течение десятилетий предусматривало, а наука и массовое общественное сознание оправдывали неприятие и даже насильственное подавление как классово чуждых интересов, не вписывавшихся в изжившую себя модель общественного развития.

Сказанное не означает исчезновения или растворения классовых интересов или соответствующих оценок сущности конституции. Но несомненно, что воплощенные в ней интересы и потребности различных классов и социальных слоев не могут быть осуществлены в противопоставлении с общенародными интересами и потребностями. Именно эти интересы способны интегрировать общество и направить активность его различных социальных и национальных структур в русло общих закономерностей социально-исторического прогресса.

В этом контексте конституция может и должна выступать в качестве юридически узаконенного баланса интересов всех классов и социальных слоев общества, а также наций и этнических групп, образующих единую государственно-правовую общность — многонациональный народ Российской Федерации, от имени которой выступает государство. Не узкоклассовые вожделения, а справедливое сочетание и взаимодействие разнообразных интересов, существующих в государстве, благо народа должны быть основой конституции.

Иными словами, объяснение сущности Конституции определяется отношением исследователя к прошлому и настоящему теории классовой борьбы и форм ее проявления в социальной практике, а также роли государства в этой борьбе. Если в качестве методологической основы исследования и в современных условиях принять теорию классовой борьбы, то государство действительно выступает не чем иным, как машиной классового подавления, находящейся в распоряжении господствующего класса, средством насилия, подчинения. Конституция же является политико-правовым воплощением результатов этой борьбы и способом поддержания классового господства.

Если же методология исследования определяется идеей социального сотрудничества, государство выступает в качестве средства общественного согласия и компромисса, способа формирования определенного баланса многообразных интересов, имеющихся в обществе. Соответственно и конституция в этом случае выступает как легитимация социального согласия и партнерства, гражданского мира, а не средство достижения победы того или иного класса.

Именно этому второму подходу отдали предпочтение создатели действующей Конституции Российской Федерации. Ее преамбула начинается со слов «Мы, многонациональный народ Российской Федерации...» Понятия «многонациональный народ», «власть народа» неоднократно встречаются в тексте Конституции Российской Федерации, но в ней невозможно найти понятий «класс», «классовое господство». Напротив, в ней содержатся прямые запреты на разжигание социальной и иной розни. В ст. 13 Конституции РФ такой запрет адресован общественным объединениям, а в ст. 29 — каждому, т. е. всем физическим лицам, включая граждан, иностранцев или лиц без гражданства, пребывающих на территории России.

Весьма определенно «внеклассовый» характер Конституции России выражен в ее положениях, посвященных свободе и правам человека. Речь идет именно о правах человека безотносительно к его социальному статусу. Конституция пользуется терминами «человек», «все», «каждый», «личность», «лицо», «никто», «гражданин», «граждане и объединения граждан», «дети», «трудоспособные дети», «родители», «нетрудоспособные родители», «население», «должностное лицо», «обвиняемый», «гражданин Российской Федерации, обладающий гражданством иностранного государства», «иностранный гражданин», «лицо без гражданства» и др., но в ней нет понятий «классы», «рабочие», «крестьяне», «классовая борьба» и пр.

Под этим лежат глубокие основания. В результате взаимодействия интересов различных социальных слоев и групп населения, политических и этнических общностей формируются общие для всего народа интересы, которые и обусловливают волю народа, лежащую в основе Конституции и определяющую ее общеобязательность. Интересы многонационального народа России есть не простое сложение интересов индивидов или их ассоциаций, а нечто новое, складывающееся в результате диалектического взаимодействия всего многообразия интересов, связывающих общество, основывающееся на принципе социальной солидарности, воедино. Непременной характеристикой этого общего интереса и лежащей в его основе общей воли народа является и то, что в этом интересе находят выражение перспективы общественного развития.

Предлагаемый подход к оценке сущности конституции носит не абстрактно-теоретический характер, а основывается на Конституции Российской Федерации. Он получил прямое позитивное закрепление в тексте Основного Закона и соответствует истолкованию его нормативного содержания.

Непосредственно в тексте Основного Закона получил закрепление юридический догмат воли народа, составляющий главный элемент его сущностной характеристики. Конституция России начинается словами: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации... принимаем настоящую Конституцию Российской Федерации». Тем самым волей народа легитимируется та модель организации власти, суверенитета, свободы и прав человека, которая получила закрепление в Основном Законе. Согласно его ст. 3 «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». И далее в названной статье Конституции определяются формы осуществления народом своей власти — непосредственно через референдум и свободные выборы и опосредованно, через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Одновременно запрещается присвоение власти кем бы то ни было и ее осуществление специально уполномоченными на то органами и должностными лицами.

Из изложенных положений Конституции в зависимости от аспектов исследования возможны различные выводы. Не претендуя на полноту и с учетом только той проблемы, которая составляет предмет изучения в данной части, обратим внимание на следующее. Во-первых, народ является субъектом конституционных правоотношений, обязанной стороной в которых выступает государство, его органы и должностные лица, а также все иные субъекты права, на которых распространяется запрет на захват власти или присвоение властных полномочий под угрозой преследования по федеральному закону.

Во-вторых, народ обладает учредительной властью, которая не может передаваться кому бы то ни было; что же касается государственной власти — законодательной, исполнительной или судебной, — это учреждаемая народом власть, которая действует от имени народа и по его уполномочию. Отсюда следует, что государственный суверенитет вторичен по отношению к суверенитету народа, поскольку пределы государственной власти, ее «свободного» усмотрения определяются народом и не могут быть нарушены государством без риска утраты своей легитимности.

В-третьих, народ передает государству не саму власть, а право на власть. В силу этого осуществление власти ее конкретными носителями оправдано постольку, поскольку они выражают воплощаемые в Конституции интересы народа в принимаемых ими актах законодательной, исполнительной и судебной власти.

В-четвертых, юридической формой определения легитимности государства могут быть только референдум и свободные выборы. А поскольку законная власть — всегда временная власть, постольку свободные выборы носят периодический характер и должны проводиться согласно срокам, установленным Конституцией и законами о выборах. Изъятия из этого правила возможны только на законном основании и лишь при наличии условий, предусмотренных законом. Этим был обусловлен акцент конституционной реформы 1993 г. на юридическом обеспечении «примата общества над государством». Проблема состояла не только в конституционном закреплении, но и обеспечении приоритета гражданского общества в установленных конституцией формах его самоуправления.

Речь при этом не должна идти об отказе от государственного регулирования, государство было и остается главным фактором культуры и прогресса. Проблема заключается в рационализации всей системы публичной власти, что в свою очередь предопределяет двойственную социально-юридическую природу Основного Закона. Конституция может и должна выступать основным законом государства, регламентирующим поведение субъектов права и поддерживаемым в том числе принуждением, но одновременно в ней должны быть заложены качества основного закона общества, установленного народом и регламентирующего деятельность государства, определяющего пределы государственной власти и гарантирующего общество и его структуры от произвола государства. В самом деле, действующая Конституция России закрепляет принцип политического плюрализма и провозглашает свободу деятельности общественных объединений, регулирует отношения собственности, брака, семьи, образования, творчества, культуры и т. п. и тем самым устанавливает некоторые принципы и нормы организации и функционирования общества. И в силу этого она является основным законом не только государства, но и общества, при том что само общество не может успешно развиваться вне участия в этом развитии государства. С этой точки зрения само противопоставление государства и общества весьма условно.

Речь в связи с этим идет также о конституционных гарантиях от режима личной власти, неподконтрольной народу и создаваемым им органам, от верховенства аппарата над выборными органами власти народа. Проблема главным образом состоит в конституционном закреплении такой социально-экономической и государственной структуры, которая сделала бы невозможным возникновение авторитарности либо сохранение командно-административных методов управления обществом. Формула народного суверенитета, провозглашенная в ст. 3 Конституции Российской Федерации, должна быть наполнена реальным содержанием. На это особенно важно обратить внимание в связи с тем, что Конституция Российской Федерации не содержит достаточных гарантий от авторитаризма, основывающихся не на личных качествах человека, избранного на должность Президента России, а заложенных в самой системе организации власти. Главной формой воплощения народовластия и гарантом демократического развития общества являются не исполнительная или судебная власть, а народное представительство. Именно в актах народного представительства, а не в указах и распоряжениях президента, пусть даже обладающего равной с парламентом легитимностью, или постановлениях правительства, выражается воля народа.

В условиях авторитаризма общество ставится в зависимость от личности президента. Энергичный и талантливый глава государства способен при этом более последовательно проводить социальные, экономические и политические преобразования. Но поле для личного усмотрения и административного произвола, являющихся антиподом конституционного государства, слишком широко, ибо конституция не гарантирует общество от возможного произвола государства и его агентов.

Но это только один — негативный — аспект сущностной характеристики конституции. Между тем вопрос о ее сущности имеет и другой — позитивный — аспект, ибо социальное и юридическое назначение Основного Закона не сводится лишь к гарантированию общества от развития неблагоприятных процессов и тенденций или от дестабилизации его социально-экономической и политической природы. Главное — в адекватном определении на современном этапе конституционного строительства обусловленных социальной природой общества форм экономической, политической, социальной и духовной организации общества, способных обеспечить его саморегуляцию и саморазвитие. Именно Конституция должна выступать основным правопорядком государственной и общественной организации взаимодействия людей и их объединений, а также способом интеграции социальной активности субъектов общественного действия в русло совместно определяемых всем обществом и закрепляемых в самой Конституции целей.

[12] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 345. В действительности В. И. Ленин воспроизвел в данном определении подход, который задолго до него сформулировал германский социалист Фердинанд Лассаль (1825–1864), утверждавший, что «действительная конституция страны» есть «фактические соотношения сил, существующих в стране; писаная конституция тогда лишь прочна и имеет значение, когда является точным выражением реальных соотношений общественных сил» (Лассаль Ф. Сущность конституции. — Что же дальше? СПб., 1905. С. 33–34).

[13] Песиков Ю. Саратовская находка: проект Русской Конституции. Саратов, 1993. С. 18–31.