Л. Ю. Василевская, Е. Б. Подузова

Цифровизация гражданского оборота:
«искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» в механизме договорного регулирования
(цивилистическое исследование)

Монография

В 5 томах. Том IV

Ответственный редактор 
доктор юридических наук, профессор 
Л. Ю. Василевская

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 347:004.8

ББК 67.404:32.813

В19

Авторы:
Василевская Л. Ю., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) – § 1 гл. 1, § 1–3 гл. 4;
Подузова Е. Б., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) – § 2–4 гл. 1, гл. 2, 3, § 4 гл. 4.

Монография представляет собой четвертый том серии книг, посвященных наиболее актуальным проблемам цифровизации гражданского оборота.

«Искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» становятся все более востребованными с экономической точки зрения. В то же время отношения по созданию данных результатов интеллектуальной деятельности и обороту исключительных прав на них не урегулированы действующим законодательством. Современное состояние доктрины и правоприменительной практики демонстрирует неразрешенность проблем, связанных с правовой квалификацией «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта», определением их правового режима, применением различных договорных конструкций по созданию этих инновационных нематериальных объектов и обороту исключительных прав на них.

На базе анализа нормативного, доктринального и эмпирического материала, включая разбор конкретных судебных решений и практических ситуаций, было проведено исследование данных проблем, сделаны выводы и предложения по их решению. Позиция авторов обосновывается с учетом актуальных направлений развития законодательства, современных подходов правоприменительной практики к разрешению споров, связанных с созданием инновационных результатов интеллектуальной деятельности и распоряжением исключительными правами на них. Это позволяет использовать монографию руководителям правовых департаментов юридических лиц и органов государственной власти, представителям адвокатуры, нотариата и судейского сообщества, иным правоприменителям для обоснования принимаемых ими решений.

В книге пошагово рассмотрены практические проблемы, связанные с созданием «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта», оборотом исключительных прав на них, что представляет интерес для бизнес-сообщества, осуществляющего создание и реализацию инновационных продуктов, а также для практикующих юристов, специализирующихся в области интеллектуальной собственности и договорного права.

Законодательство приведено по состоянию на 1 марта 2022 г.

Материал монографии основывается на комплексном анализе большого количества источников. Для обучающихся высших учебных заведений уровней бакалавриата, магистратуры, специалитета и аспирантуры после каждой главы представлен список нормативных правовых актов, иных актов, судебной практики и дополнительной литературы. Критический анализ современных доктринальных и практических подходов к проблемам договорной регламентации отношений разработки «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта» и оборота исключительных прав на них является хорошей основой для подробного изучения данных проблем в ходе обучения по юридическим и экономическим образовательным профилям, связанным с инновационной деятельностью.

Текст публикуется в авторской редакции.

УДК 347:004.8

ББК 67.404:32.813

© Василевская Л. Ю., Подузова Е. Б., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» становятся все более востребованными объектами для гражданского оборота. Современные маркетплейсы предлагают потребителям разнообразные приложения, цифровые устройства, роботы и боты. В случае возникновения проблем, связанных с их ненадлежащим качеством, их использованием, возможными правовыми рисками и др., на практике возникают трудности в силу отсутствия должного правового регулирования отношений, связанных с применением «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта».

Нерешенность на законодательном уровне вопроса о правовой квалификации таких результатов интеллектуальной деятельности, как «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» сказывается и на проработке иных, не менее важных проблем, связанных с договорным регулированием отношений по созданию этих инновационных нематериальных объектов, а также по обороту исключительных прав на них. По сути, «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» до сих пор находятся вне рамок гражданско-правового регулирования.

В последние годы издается большое количество книг и брошюр, публикуется множество статей в юридических журналах по проблемам «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта», но их смысл и содержание, за редким исключением, сводятся к абстрактным умозрительным суждения о важности и необходимости исследований в этой сфере.

В гражданском законодательстве до сих пор отсутствуют нормы, устанавливающие правовой режим данных объектов и определяющие специфику применения договоров, направленных на их создание и регламентирующих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и/или технологии «искусственного интеллекта». В цивилистике отсутствуют фундаментальные исследования по указанной проблематике. Остается нерешенным комплекс следующих теоретико-правовых вопросов. Какие договоры применимы для разработки «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта»? Могут ли быть использованы конструкции договора подряда, договоров на выполнение научно-исследовательских работ, опытно-конструкторских и технологических работ (НИОКР), договора авторского заказа, договора возмездного оказания услуг, договора об отчуждении исключительного права, лицензионного договора, договора коммерческой концессии, предварительного договора, рамочного договора, опционного договора в отношении данных результатов интеллектуальной деятельности?

Не решена проблема квалификации «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта» как служебных результатов интеллектуальной деятельности. Не имеют решения вопросы, связанные с совместным осуществлением исключительных прав на «искусственный интеллект», технологии «искусственного интеллекта», залогом исключительных прав, доверительным управлением исключительными правами на данные объекты, коллективным управлением исключительными правами.

Спорная доктринальная квалификация «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта» в качестве вещей делает затруднительным применение организационных и опционных договорных конструкций, договора возмездного оказания услуг по модели SaaS (Software as a Service1), договора залога исключительного права на «искусственный интеллект» (или технологию «искусственного интеллекта»). Полагаем, что в науке гражданского права многими авторами делается ошибочный вывод о возможности рассмотрения «искусственного интеллекта» в качестве субъекта права. Данная квалификация делает невозможным использование каких-либо договоров к созданию такого «субъекта» права и к «обороту прав» на него.

В деловой практике представлены различные виды договоров, направленных на создание инновационных продуктов, распоряжение исключительными правами на них. В то же время данные образцы деловой практики имеют существенные недостатки, в частности, во многих договорах условие о предмете договора сформулировано юридически некорректно; составители договоров не обращают должного внимания на условия по передаче исключительных прав на программное обеспечение и иные результаты интеллектуальной деятельности первоначальных правообладателей; нормы о лицензионном договоре и договоре коммерческой концессии применяются ошибочно, без учета конститутивных признаков данных договорных конструкций.

Анализ многих договоров показывает, что в них не уделяется должного внимания проблемам обеспечения конфиденциальности информации, ставшей известной в ходе заключения и исполнения договоров о создании результатов интеллектуальной деятельности, распоряжении исключительными правами на них. Введенная в ГК РФ конструкция заверений об обстоятельствах также применяется в деловой практике формально, по существу, не защищая интересы добросовестной стороны договора.

Отсутствие нормативного закрепления «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта» в качестве самостоятельных результатов интеллектуальной деятельности в ст. 1225 ГК РФ, а также норм о договорах, применимых в отношении данных результатов интеллектуальной деятельности, является существенным препятствием для их разработки на российских производственных площадках, для распоряжения исключительными правами на данные результаты интеллектуальной деятельности как на самостоятельные объекты гражданских прав.

В книге рассматриваются «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» как самостоятельные результаты интеллектуальной деятельности и объекты гражданских прав, установлено соотношение данных понятий, сделаны выводы о правовом режиме, применимом для каждого из этих результатов интеллектуальной деятельности. Раскрыты особенности залога, управления залогом исключительных прав на «искусственный интеллект» (и/или технологии «искусственного интеллекта»), доверительного и коллективного управления исключительными правами на данные объекты, исследованы связанные с этим проблемы правоприменительной практики, предложены пути их решения.

Разработана система договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта». При рассмотрении отдельных договорных конструкций учитываются особенности и виды соответствующих отношений, а также различные подходы судебной практики к содержанию и исполнению договоров.

В работе представлен анализ большого объема деловой практики: договоров; правил по оказанию услуг; предложений заключить договоры, направленные на создание результатов интеллектуальной деятельности, распоряжение исключительными правами на них; дана критическая оценка их содержанию. В монографии сделаны выводы и предложения по вопросам содержания договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта»; особенностей применения заверений об обстоятельствах; смарт-контракта; электронной формы договора; условий о конфиденциальности; идентификации и аутентификации субъектов в исследуемой сфере деятельности.

Для наиболее полного рассмотрения доктринальных и практических проблем, связанных с «искусственным интеллектом» и технологиями «искусственного интеллекта» в механизме договорного регулирования, выбрана определенная структура монографии: весь материал поделен на главы и параграфы, после каждой главы представлен библиографический список (нормативные правовые акты, иные акты, судебная практика, дополнительная литература).

Содержание работы делает ее интересной и востребованной для широкого круга читателей: студентов бакалавриата и магистратуры, специалитета, аспирантуры, практикующих юристов, сотрудников научно-исследовательских центров и бизнес-инкубаторов, нотариусов, адвокатов, судей, работников нотариальных контор, должностных лиц органов государственной власти, руководителей правовых департаментов, представителей бизнес-сообщества.

На основе рассмотрения отдельных образцов деловой практики представлены практические рекомендации по составлению различных имущественных и организационных договоров, направленных не только на создание «искусственного интеллекта» и/или технологий «искусственного интеллекта», но и оборот исключительных прав на них, даны готовые решения проблем, с которыми сталкивается бизнес в исследуемой области.

На наш взгляд, монография является хорошей базой для научной и практической деятельности, ведения бизнеса по созданию инновационных продуктов, обучения и повышения квалификации по дисциплинам инновационной юриспруденции и экономики.

Изложенные выше доктринальные и практические проблемы стали объектом научного интереса авторского коллектива монографии2. Предлагаемый читателю том IV подготовлен вместе с моей талантливой ученицей – Подузовой Екатериной Борисовной, кандидатом юридических наук, окончившей с отличием Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА), аспирантуру по кафедре гражданского права нашего Университета и работающей после окончания аспирантуры на кафедре гражданского права МГЮА.

Многие положения, освещаемые в книге, несомненно, послужат основой для научных дискуссий. Авторы принимают на себя ответственность за содержание книги, ее возможные пробелы, связанные с отсутствием гражданско-правового регулирования отношений по созданию «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта» и обороту исключительных прав на них, и заранее признательны за критику и замечания, которые могут помочь в дальнейшей научно-исследовательской работе.

Доктор юридических наук, профессор,
профессор кафедры гражданского права
Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
Л.Ю. Василевская
24.02.2022

Глава 1.
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ОБ «ИСКУССТВЕННОМ ИНТЕЛЛЕКТЕ» И ТЕХНОЛОГИЯХ «ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА» В ДОГОВОРНОМ ПРАВЕ

1. «Искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта»: особенности юридической квалификации и гражданско-правового режима

В правовых исследованиях об «искусственном интеллекте» до сих пор наблюдается определенная понятийная путаница, связанная с подменой понятий: вместо правовой характеристики самого «искусственного интеллекта» пишут о технологиях «искусственного интеллекта» (хотя законодатель разводит понятия «искусственный интеллект» и «технологии искусственного интеллекта»3), многие авторы не видят принципиальной разницы между понятиями «искусственный интеллект» и «робототехническое устройство (робот)», определяя «искусственный интеллект» как вещь с функцией искусственного интеллекта»4. Очевидно, такое отождествление неминуемо приводит авторов к ошибочным выводам, а именно: к смешению гражданско-правовых режимов различных по своей юридической природе объектов гражданских прав. В связи с этим целью данного исследования является выявление сущности двух основных правовых феноменов – «искусственного интеллекта» и технологии «искусственного интеллекта», а также раскрытие особенностей их гражданско-правового режима.

На наш взгляд, не вызывает сомнения вывод многих IT-специалистов, что «искусственный интеллект» есть результат сложного программирования и для выяснения сути того, какую программу (совокупность программ) можно рассматривать как «искусственный интеллект» следует различать:

– программное обеспечение как совокупность программ, с помощью которого программист, используя компьютер, создает программу (программы) – «искусственный интеллект»;

– «искусственный интеллект» – конкретные программы на конкретных компьютерах для достижения конкретных целей.

Однако говорить об «искусственном интеллекте» можно только при наличии:

– единства программы и ЭВМ;

– существования программы на ЭВМ в цифровой форме;

– функционирования, исполнения программы.

Более того, поскольку речь идет о сложном программировании, создание «искусственного интеллекта» невозможно без алгоритмов (ноу-хау) – создаваемых для исполнения программ «инструкций» (см. п. 1 ст. 1465 ГК РФ), изобретений как новых технических решений (см. п. 1 ст. 1350 ГК РФ), баз данных (см. п. 1 ст. 1240 и п. 2 ст. 1260 ГК РФ) и др. Все эти элементы в структуре «искусственного интеллекта» подчинены единой цели – создать сложный инновационный продукт, «работающий» на материальном носителе (компьютере) для выполнения определенной, поставленной программистом задачи5.

Итак, новый инновационный продукт существует на материальном носителе (компьютере) в цифровой форме. Именно таким способом достигается объективирование «искусственного интеллекта». В п. 2 ч. 1 ст. 2 Закона №123-ФЗ дается следующее определение «искусственного интеллекта»: «искусственный интеллект – комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые, как минимум, с результатами интеллектуальной деятельности человека. Комплекс технологических решений включает в себя информационно-коммуникационную инфраструктуру (в том числе информационные системы, информационно-телекоммуникационные сети, иные технические средства обработки информации), программное обеспечение (в том числе в котором используются методы машинного обучения), процессы и сервисы по обработке данных и поиску решений».

Данное определение «искусственного интеллекта» дает возможность сделать вывод, что речь идет о сложном объекте гражданских прав – едином неделимом объекте, в состав которого могут входить различные охраняемые результаты интеллектуальной деятельности:

– программный продукт, программа как результат «машинного творчества», который следует квалифицировать в качестве программ для ЭВМ;

– программное обеспечение компьютера как совокупность программ, позволяющее осуществить на компьютере автоматизированную обработку информации и создать необходимый программный продукт;

– искусственные нейронные сети (ИНС), как правило, квалифицируются в качестве программ для ЭВМ;

– алгоритмы и программное обеспечение в качестве ноу-хау;

– технические решения как изобретения;

– базы данных как сложные (п. 1 ст. 1240 ГК РФ) или составные объекты (п. 2 ст. 1260 ГК РФ);

– и др.

Набор этих элементов в структуре сложного объекта может быть различным, очевидно только одно: как считают программисты, IT-специалисты, – структурообразующим элементом «искусственного интеллекта» являются программы для ЭВМ, без них не может быть «искусственного интеллекта»6.

Итак, как представляется, «искусственный интеллект» следует рассматривать как сложноструктурное образование, как сложный объект интеллектуальных прав, состоящий из разнородных охраняемых результатов интеллектуальной деятельности – разных программ для ЭВМ, имеющих различное функциональное назначение в структуре «искусственного интеллекта»; изобретений, составных объектов, промышленных образцов, ноу-хау и др. Все перечисленные структурные элементы «искусственного интеллекта», входящие в его состав, соединяясь между собой, образуют, безусловно, обладающий свойствами, не сводимыми к свойствам отдельных элементов и выполняющий самостоятельные функции сложный объект. Таким образом, «искусственный интеллект» представляет собой самостоятельный объект, обладающий новой качественной определенностью и функционально отличающийся от входящих в его состав результатов интеллектуальной деятельности. Учитывая практическую значимость «искусственного интеллекта», он, несомненно, должен быть включен в перечень охраняемых результатов интеллектуальной деятельности, предусмотренный ст. 1225 ГК РФ. Более того, анализ положений ст. 1240 ГК РФ о сложном объекте интеллектуальных прав позволяет сделать вывод о том, что предписания законодателя о закрытом перечне сложных объектов не отвечают сегодня в полной мере требованиям реального экономического оборота в сфере инноваций, в частности, в решении проблемы правовой квалификации «искусственного интеллекта» в качестве сложного объекта интеллектуальных прав7. На наш взгляд, речь должна идти об «искусственном интеллекте» именно как о сложном объекте интеллектуальных прав. В связи с этим приведем высказывание известного цивилиста Ю.К. Толстого о недопустимости искусственного ограничения перечня объектов интеллектуальных прав, представленного в ст. 1225 ГК РФ. По мнению автора, несмотря на то что ст. 1225 ГК РФ содержит закрытый перечень таких объектов8, перечень этих объектов не может быть закрытым «по самой природе интеллектуальной деятельности, горизонты которой постоянно расширяются»9.

Следовательно, значение «искусственного интеллекта» как сложного объекта заключается в том, чтобы служить основой развития так называемых сквозных технологий – перспективных технологий, радикально меняющих все сферы жизнедеятельности человека. Речь идет о квантовых технологиях, производственных технологиях, технологиях беспроводной связи, технологиях виртуальной и дополненной реальности и др. Эту задачу не способен решить ни один объект, входящий в состав «искусственного интеллекта». «Искусственный интеллект» выступает базовым структурообразующим элементом в деятельности по производству робототехнических устройств (РТУ). В связи с этим создание «искусственного интеллекта» является в настоящее время одним из наиболее востребованных на рынке интеллектуальных продуктов. Производители товаров, в том числе и РТУ, заинтересованы в приобретении прав на «искусственный интеллект», без которого невозможно производство нового материального продукта с технологией «искусственного интеллекта» в целом, а не отдельных его частей.

В связи с этим отметим еще раз, что законодатель разводит понятия «искусственного интеллекта» и технологии «искусственного интеллекта», определяя последнее в п. 3 ч. 1 ст. 2 Закона № 123-ФЗ как «технологии, основанные на использовании искусственного интеллекта (включая компьютерное зрение, обработку естественного языка, распознавание и синтез речи, интеллектуальную поддержку принятия решений и перспективные методы искусственного интеллекта)».

На наш взгляд, речь идет о единой технологии как результате научно-технической деятельности, который включает в том или ином сочетании изобретения, полезные модели, промышленные образцы, программы для ЭВМ или другие результаты интеллектуальной деятельности. Не вызывает сомнения, что для такой технологии обязательным элементом, предопределяющим ее основную функциональную характеристику, является «искусственный интеллект», внедрение которого в технологию может быть предусмотрено не на одном, а на нескольких материальных носителях (ЭВМ). Каждый из различных результатов интеллектуальной деятельности, входящих в технологию, безусловно, сохраняет юридическую значимость самостоятельного объекта интеллектуальных прав, поскольку исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности, которые входят в состав единой технологии, признаются и подлежат защите в соответствии с правилами части четвертой ГК РФ .

Более того, рассмотрение «искусственного интеллекта» как основного системообразующего элемента в технологии позволяет квалифицировать ее именно как технологию «искусственного интеллекта» (п. 3 ч. 1 ст. 2 Закона № 123-ФЗ). Очевидно, что технология, как и «искусственный интеллект», – результат интеллектуального творческого труда человека, но первое, на что необходимо обратить внимание, это отличие технологии от «искусственного интеллекта», заключающееся в специ­фике материального носителя. «Искусственный интеллект» как интеллектуальный инновационный продукт на своем материальном носителе (ЭВМ) может быть интегрирован в любые овеществленные объекты, среди которых робототехническое устройство (РТУ) является наиболее распространенным. Когда говорят о РТУ, имеют ввиду, прежде всего, программируемые устройства с функцией «искусственного интеллекта» для выполнения многих задач в различных сферах человеческой жизнедеятельности: в промышленном производстве это автоматически программно-управляемые манипуляторы, выполняющие рабочие операции и реализующие всю технологию производства со сложными пространственными перемещениями, за исключением функций управления и контроля, осуществляемых человеком; в медицине – РТУ для проведения хирургических операций; в космической отрасли это спутниковые РТУ с системой «технического зрения» сканирования пространства с помощью ультразвука и световых импульсов, а также осуществления его радиоволнового зондирования; в авиастроении – РТУ в виде беспилотников, дронов и проч.

В настоящее время ни одна сфера жизнедеятельности человека не обходится без «искусственного интеллекта» и устройств с «искусственным интеллектом». Для целей инновационного развития экономики особо стоит выделить его привлекательность в аспекте коммерциализации, когда определенный комплекс объектов интеллектуальной собственности, объединенных единым назначением, объективно может иметь более высокие показатели прибыльности крупных компаний по сравнению с коммерческим потенциалом отдельно взятого объекта интеллектуальных прав. Очевидно, подобные объекты интеллектуальных прав, материализованные в РТУ, в значительной степени тяготеют именно к технологическим инновациям, внедряемым в различные сферы жизнедеятельности человека, что позволяет говорить о РТУ как материальном носителе такого результата научно-технической деятельности как единой технологии. Следовательно, РТУ – материальный носитель единой технологии, выраженной, как правило, в цифровой (электронной) форме.

Это означает, что основной смысл разграничения понятий «искусственный интеллект», «технология «искусственного интеллекта» и «робототехническое устройство» (и иных материальных объектов со встроенным «искусственным интеллектом») заключается в установлении для них различного правового режима как объектов гражданских прав. В отличие от «искусственного интеллекта» робототехническое устройство (РТУ) вступает в гражданский оборот как вещь (сложная вещь) и является объектом вещных или обязательственных прав.

Таким образом, необходимо четко разграничивать право собственности на компьютер (материальный носитель «искусственного интеллекта») и интеллектуальные права на «искусственный интеллект» как результат интеллектуальной деятельности. Обладатель прав на «искусственный интеллект» не является собственником компьютера, если только он не приобрел его по договору купли-продажи, дарения или иным способом. Это означает, что объекты интеллектуальных прав, обладая эффектом «мультиплицирования»10, могут многократно воспроизводиться на материальных носителях – в выпускаемых товарах, которые являются вещами, объектами права собственности и иных вещных прав. Применительно к «искусственному интеллекту» это положение означает, что следует различать понятия «искусственный интеллект», с одной стороны, и компьютер, с другой стороны. Приобретая материальный носитель «искусственного интеллекта» (компьютер), покупатель не становится правообладателем «искусственного интеллекта», хотя стоимость интеллектуальной собственности, несомненно, влияет на стоимость товара – компьютера как материально-вещественного объекта, но в этом случае речь идет уже не о юридической, а экономической (стоимостной) характеристике объекта11.

Как и в случае с «искусственным интеллектом», аналогичным образом следует разграничивать право собственности на РТУ как материальный носитель единой технологии «искусственного интеллекта», с одной стороны, и интеллектуальные права на единую технологию «искусственного интеллекта» как результат научно-технической деятельности, интеллектуальный продукт, с другой стороны. Обладатель прав на единую технологию не является собственником «железа» – материального носителя такого интеллектуального продукта, как единая технология «искусственного интеллекта», если он только не приобрел его (материальный носитель) по договору купли-продажи, дарения или иным способом. Таким образом, следует различать понятия «единая технология искусственного интеллекта», как результат научно-технической деятельности, интеллектуальный продукт, с одной стороны, и робототехническое устройство (РТУ) как вещь (сложная вещь), с другой стороны. Приобретая РТУ, покупатель не становится правообладателем единой технологии «искусственного интеллекта», хотя стоимость интеллектуальной собственности, несомненно, влияет на стоимость товара – РТУ, в котором воплощена технология «искусственного интеллекта» вместе с ее основным структурообразующим элементом – «искусственным интеллектом». Переход права собственности на вещь (РТУ) не означает перехода интеллектуальных прав на единую технологию «искусственного интеллекта» – результат научно-технической деятельности, воплощенный в РТУ.

Очевидно, в условиях беспрецендентного вовлечения «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта» во все сферы жизни человека вопрос о соотношения и взаимосвязи вещных и исключительных прав приобретает особое значение. Осуществление правомочий пользования объектами права собственности – материальными носителями «искусственного интеллекта (компьютеры) и технологий «искусственного интеллекта» (РТУ) – оказывается юридически возможным и фактически доступным в случае наличия исключительных прав у правообладателя материальных носителей «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта» на использование таких результатов интеллектуальной деятельности, как «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», без которых сам объект права собственности – компьютерное устройство и РТУ практически теряют допустимость их целевого применения на практике, ограничивая собственника в потенциале, ресурсе самого материального носителя, в котором воплощен «искусственный интеллекта» и технологии «искусственного интеллекта».

Как отмечает В.О. Калятин, «…границы правомочий пользования в праве собственности фактически ограничены имеющимся объемом прав на использование, определенным лицензионным договором. В результате возникает ситуация, когда исключительное право заслонило право собственности на носитель», сделав правообладание им как объектом права собственности не только бессмысленным, но и фактически невозможным12.

Очевидно, что «в условиях правовой неопределенности, – как отмечает С.А. Синицын, – происходит своеобразное столкновение права собственности и исключительного права, разгорается его конфликт и противостояние, причем второе диктует ограничение первому, а в результате оба права меняют свой характер и назначение. Без согласования режимов права собственности и исключительных прав в законодательстве немыслимы гарантии осуществления и защиты ни для одного из них»13. Именно поэтому, как отмечает автор, «развитие законодательства может быть ориентировано в следующих направлениях: 1) регламентация расширения поведенческих возможностей собственников материальных носителей независимо от положений лицензионных договоров – собственник не может быть ограничен в действиях по реальному осуществлению своего законного права; 2) развитие режимов исчерпания исключительных прав в отношении эксплуатации материальных носителей при осуществлении на них права собственности»14.

Значение РТУ как материального носителя единой технологии состоит в том, чтобы служить технологической основой применения «искусственного интеллекта» в различных сферах жизнедеятельности человека. Поэтому неслучайно РТУ по назначению можно подразделить на:

– промышленные (участвуют в процессе производства деталей и изделий. Промышленные роботы бывают сельскохозяйственные, литейные, строительные, сборочные и т.д.);

– медицинские (используются для проведения операций, приготовления медикаментов, ухода за пациентами, диагностики заболеваний);

– бытовые (РТУ данного типа в последнее время набирают все большую популярность и применяются для выполнения домашних обязанностей, перевозки грузов и предметов, приготовления пищи и многого другого);

– для обеспечения безопасности (РТУ применяются МЧС при тушении пожаров, наводнениях, разминированиях и спасении людей);

– военные или боевые (РТУ применяются в процессе военных действий, в их числе летательные аппараты, танки, надводные и подводные устройства, БТР и т. д.);

– исследовательские (РТУ используют для проведения исследований в опасных, непригодных для жизни условиях, например при высокой или низкой температуре, радиации и т. д. РТУ могут функционировать под водой, под землей и даже в космосе);

– летательные (беспилотники, дроны);

– и др.

Таким образом, единая технология «искусственного интеллекта», воплощенная в РТУ, представляет собой самостоятельный объект, отличающийся по своим качественным и функциональным характеристикам от «искусственного интеллекта», а также от входящих в него результатов интеллектуальной деятельности. Как и «искусственный интеллект», технология, разработанная для воплощения в РТУ, как представляется, – результат творческой интеллектуальной деятельности, имеющий отличный от «искусственного интеллекта» правовой режим.

Обратим внимание, что законодатель не включил единую технологию в перечень результатов интеллектуальной деятельности, которым предоставляется правовая охрана в соответствии с предписаниями п. 1 ст. 1225 ГК РФ. Это означает, что единая технология до сих пор не рассматривается законодателем как самостоятельный объект интеллектуальной деятельности, а выступает обобщенным понятием, позволяющим регламентировать отношения между лицом, организовавшим создание в объективной форме результата научно-технической деятельности, и обладателями исключительных прав на соответствующие результаты интеллектуальной деятельности, входящие в состав единой технологии. Именно этим, полагаем, и объясняется позиция многих авторов, согласно которой нормы главы 77 ГК РФ не вписывались в четкую структуру четвертой части ГК РФ15.

В связи с этим отметим, что долгое время правоприменительная практика демонстрировала в решении вопросов, связанных с единой технологией, подход, в соответствии с которым единую технологию относили к сложным объектам интеллектуальных прав, поскольку предписание п. 5 ст. 1240 ГК РФ гласило: «Правила настоящей статьи применяются к праву использования результатов интеллектуальной деятельности в составе единой технологии». Признание единой технологии в качестве сложного объекта означало на практике распространение правил о распоряжении исключительными правами на результаты интеллектуальной деятельности, входящими в сложный объект, на единую технологию и ее структурные элементы, что, на мой взгляд, противоречило сути тех договорных отношений, которые складывались между сторонами договора по разработке образца нового изделия, конструкторской документации на него или новой технологии и регулировались нормами гл. 38 ГК РФ (п. 1 ст. 769 ГК РФ).

Наша позиция о необходимости разграничения сложного объекта и единой технологии поддерживается также учеными, указывающими на специфику единой технологии, заключающейся в том, что она не относится к сложным объектам и не рассматривается законодателем как результат интеллектуальной деятельности16, тогда как творческий характер разновидностей сложного объекта (см. п. 1 ст. 1240 ГК РФ) неоспорим.

Подтверждением нерешенности вопроса в области регулирования отношений с объектами, подпадающими под понятие «единые технологии», стала попытка законодателя модернизировать конструкцию сложного объекта, связанную, прежде всего, как отмечалось, с исключением п. 5 из ст. 1240 ГК РФ. Законом от 12.03.2014 № 35-ФЗ были внесены изменения в перечень сложных объектов. Из него были исключены единые технологии, поскольку планировались не только исключение из части четвертой ГК РФ главы 77 о единых технологиях, но и замена ее на новый 2 в главе 38 «Выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ». Несмотря на то, что эта часть проекта изменений в разделе VII ГК РФ не была реализована в период реформы гражданского законодательства, упоминание о единых технологиях сохранилось только в п. 5 ст. 1240, хотя следует иметь в виду, что с 1 января 2022 г. п. 5 ст. 1240 ГК РФ утратил силу17.

Учитывая возникающие противоречия в гражданско-правовом регулировании отношений, связанных с разработкой новых технологий и их практическим применением, а также пробельность в гражданском законодательстве и правовую неопределенность в решении вопросов юридической судьбы исключительного права на технологию, законодатель в целях унификации правового регулирования и единообразного применения норм о разработке единой технологии и ее внедрении признал, что с 1 января 2022 г. глава 77 «Право использования результатов интеллектуальной деятельности в составе единой технологии» ГК РФ и Федеральный закон от 25.12.2008 № 284-ФЗ «О передаче прав на единые технологии» утрачивают силу18 . Как отмечает А.В. Лисаченко, «за исключаемую главу мало кто вступился. Можно вспомнить разве что статью Ю.К. Толстого «О Концепции развития гражданского законодательства»19 2010 г., где выражено сомнение относительно аргументов в пользу необходимости «серьезного пересмотра гл. 77»20.

Таким образом, принимая во внимание, что единая технология в закрытом перечне сложных объектов в ГК РФ не указывается, а также учитывая принципиальные различия в содержательном плане между рассматриваемыми понятиями (единая технология и сложный объект), видится некорректным распространять правовой режим сложного объекта на единую технологию в целом и на единую технологию «искусственного интеллекта» в частности (п. 3 ст. 1542 ГК РФ). Это означает, что правовой режим «искусственного интеллекта» как сложного объекта следует отличать от режима технологии «искусственного интеллекта».

Возникает вопрос: почему юридико-технический прием законодателя о распространении правового режима сложного объекта на единую технологию был признан юридически некорректным?

Предписания ст. 1240 ГК РФ о сложных объектах особым образом регламентируют распоряжение исключительными правами на результаты интеллектуальной деятельности, входящими в состав сложного объекта. Законом вводятся исключения из общих правил о договорах отчуждения исключительного права и о лицензионных договорах. Во-первых, в соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 1240 ГК РФ если в договоре о предоставлении прав на использование результата интеллектуальной деятельности, специально созданного или создаваемого для включения в сложный объект, не предусмотрено иное соглашением сторон21, то такой договор признается договором об отчуждении исключительного права на результат интеллектуальной деятельности, входящий в сложный объект. Согласно общему правилу (п. 3 ст. 1233 ГК РФ), договор, в котором прямо не предусмотрено, что исключительное право на результат интеллектуальной деятельности передается в полном объеме, считается лицензионным договором. Во-вторых, лицензионный договор, предусматривающий использование результатов интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта, заключается в силу абз. 3 п. 1 ст. 1240 ГК РФ на весь срок действия соответствующего исключительного права; более того, согласно п. 2 ст. 1240 ГК РФ условия лицензионного договора, ограничивающие использование результата интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта, признаются недействительными22.

Очевидно, в случае признания «искусственного интеллекта» сложным объектом правила об использовании результата интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта, предусмотренные в ст. 1240 ГК РФ, распространяются и на структурные элементы «искусственного интеллекта» – результаты интеллектуальной деятельности.

Что касается технологии «искусственного интеллекта», то использование результатов интеллектуальной деятельности в составе единой технологии происходит иначе, по другим правилам.

Процесс создания инновационных результатов интеллектуальной деятельности, как правило, базируется на широкой научно-технической кооперации, что обусловлено глубокой специализацией, особенно в области крупных научно-технических проектов, в частности, высоких технологий по созданию РТУ с «искусственным интеллектом» (с функцией «искусственного интеллекта»).

Проектирование единой технологии «искусственного интеллекта» для производства РТУ, как представляется, подпадает под регулирование отношений по договорам на выполнение научно-исследовательских работ, опытно-конструкторских и технологических работ (глава 38 ГК РФ «Выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ») с субсидиарным применением норм 1 «Общие положения о подряде» главы 37 ГК РФ (п. 2 ст. 770, ст. 778 ГК РФ), а правовое оформление отношений по практическому применению (внедрению) технологии, то есть по созданию РТУ, осуществляется посредством заключения договора подряда (глава 37 ГК РФ «Подряд»).

По договору на выполнение научно-исследовательских работ исполнитель обязуется провести обусловленные техническим заданием заказчика научные исследования, а по договору на выполнение опытно-конструкторских и технологических работ – разработать образец нового изделия, конструкторскую документацию на него или новую технологию, а заказчик обязуется принять работу и оплатить ее (п. 1 ст. 769 ГК РФ).

Для решения сложных научно-технических задач, возникающих в ходе выполнения таких работ по проектированию новой технологии «искусственного интеллекта» и изготовлению РТУ, привлекается значительное число специализированных организаций (субисполнителей), которые разрабатывают отдельные узлы и детали, входящие в состав проектируемой технологии «искусственного интеллекта». Следует учесть, что исполнитель в этом случае принимает на себя обязанности генерального подрядчика и отвечает перед заказчиком за выполнение работ субисполнителем, то есть возникают традиционные подрядные отношения, существенно отличающиеся от отношений, характерных для участников сложного объекта. Эти договорные отношения регулируются нормами ст. 706, прямая отсылка к которой содержится в п. 2 ст. 770 (глава 38 ГК РФ). При этом установлено, что условия договоров на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ (далее – НИОКР) должны соответствовать законам и иным правовым актам об исключительных правах (п. 4 ст. 769 ГК РФ). Привлечение значительного числа специализированных организаций для разработки отдельных узлов, деталей, механизмов и их стыковки с «искусственным интеллектом» в рамках единой технологии обусловливает необходимость заключения организационных договоров в целях научной кооперации всех разработчиков единой технологии «искусственного интеллекта» для РТУ.

Поэтому трудно согласиться с позицией В.П. Мозолина и Д.А. Беловой, которые, анализируя нормы статей главы 77 ГК РФ, отмечали, что «отношения по поводу технологий, созданных за счет средств физических и юридических лиц, не урегулированы вообще. Правовой вакуум в данной сфере не способствует привлечению частного капитала в разработку единых технологий»23.

Неприменимы нормы о сложном объекте и в тех случаях, когда в процессе создания новых технологий «искусственного интеллекта», воплощаемых в РТУ, возникает необходимость в использовании готовых научно-технических результатов, принадлежащих сторонним обладателям, что прямо предусмотрено в ст. 1240 ГК РФ. Обратим внимание, что специальные правила о сложных объектах действуют только применительно к лицензионным договорам и договорам об отчуждении исключительных прав, предметом которых является распоряжение правами на результаты исключительной деятельности, специально созданные для данного сложного объекта. Если же в объекте – результате научно-технической деятельности (в единой технологии «искусственного интеллекта») используются готовые результаты, то должны действовать общие нормы о договорах, предусматривающие распоряжение исключительным правом. Это означает, что если при создании единой технологии (на материальном носителе – РТУ) используется уже созданный «искусственный интеллект» на своем материальном носителе (компьютере), а также готовые объекты авторских и патентных прав, то действуют общие договорные нормы о распоряжении исключительными правами на результаты интеллектуальной деятельности, входящие в состав такой единой технологии24.

Более того, не следует забывать, что под нормативное регулирование главы 77 ГК РФ попадали лишь отношения по поводу технологий, созданных с привлечением средств федерального бюджета или бюджетов субъектов Российской Федерации, выделенных в виде субсидий, в порядке финансирования по смете или для оплаты работ по государственным контрактам (иным договорам) (ст. 1543 ГК РФ).

Очевидно, применительно к технологиям «искусственного интеллекта» эти предписания закона были актуальны для производства РТУ в случае, если обладателем права на единую технологию закон признавал Российскую Федерацию или субъекта Российской Федерации, финансировавших ее создание. Государство могло выступить в качестве правообладателя лишь в определенных случаях:

– если создание единой технологии «искусственного интеллекта» для РТУ связано с обеспечением обороны и безопасности Российской Федерации,

– если Российская Федерация или субъект РФ приняли на себя финансирование работ не только по созданию технологии «искусственного интеллекта», но и по доведению технологии до стадии практического применения – изготовления РТУ.

В связи с этим обратим внимание на некоторые противоречия в правилах передачи прав на готовые технологии в случаях, когда они принадлежали Российской Федерации или субъекту РФ (ст. 1547 ГК РФ). Такая передача должна была осуществляться по результатам проведения как закрытого, так и открытого конкурса или аукциона. Очевидно, что участники такого конкурса или аукциона должны были предварительно ознакомиться с этими технологиями для того, чтобы оценить их с точки зрения своих финансовых интересов и производственных возможностей для практического применения разработок новой технологии, выставленных на аукцион или конкурс. Сложные разработки единой технологии «искусственного интеллекта» для РТУ могут содержать не только запатентованные решения по «искусственному интеллекту» (одному из основных элементов единой технологии), но и не менее ценные, как уже отмечалось, ноу-хау или другую информацию, которую правовой титул субъекта, организовавшего создание единой технологии «искусственного интеллекта», не защищает от использования третьими лицами. Для их защиты необходимо соблюдение режима коммерческой тайны, что плохо совмещается с процедурой конкурса или аукциона. Достаточно обратить внимание на ч. 5 ст. 6 Федерального закона от 25.12.2008 № 284-ФЗ «О передаче прав на единые технологии», в котором подробно определялись правила проведения таких аукционов и конкурсов: в частности, предусматривалось, что документация об аукционе должна содержать «описание единой технологии».

С 1 января 2022 г., как уже отмечалось, утратила силу глава 77 ГК РФ и Федеральный закон № 284-ФЗ и вступила в силу новая ст. 1240.1 ГК РФ «Результат интеллектуальной деятельности, созданный при выполнении государственного или муниципального контракта», регламентирующая, на наш взгляд, в том числе и создание результатов интеллектуальной деятельности, входящих в состав единой технологии «искусственного интеллекта» в случае выполнения государственного или муниципального контракта.

Кроме того, следует отметить существенные различия в субъектном составе и структуре договорных связей, возникающих в связи с созданием новых технологий «искусственного интеллекта», воплощаемых в РТУ, с одной стороны, и сложных объектов, с другой стороны. Например, как отмечала Л.А. Трахтенгерц, для создания кинофильма (сложного объекта) продюсер либо заказывает авторам литературные, музыкальные произведения, либо приобретает у них (их правопреемников) права на готовые произведения, необходимые ему для использования в создаваемом кинофильме. Таким образом, в договоре участвуют, с одной стороны, авторы – обладатели прав на отдельные произведения, входящие в состав создаваемого нового произведения, с другой – «лицо, организовавшее создание этого сложного объекта», которое вступает в договорные отношения в целях создания кинофильма (сложного объекта) и последующего беспрепятственного использования своего исключительного права на этот кинофильм25.

Аналогичный правовой механизм действует и при создании «искусственного интеллекта». Исключительное право на входящий в состав сложного объекта результат интеллектуальной деятельности (право использования входящего в состав сложного объекта результата интеллектуальной деятельности), приобретаемое лицом, организовавшим создание сложного объекта, не следует отождествлять с правом, которое возникает у данного лица в отношении такого объекта в целом (право на сложный объект). В ГК РФ регулирование отношений по приобретению права на сложный объект отсутствует. Применительно к «искусственному интеллекту» это означает, что речь должна идти о соглашении организатора создания «искусственного интеллекта» с каждым из правообладателей – либо в виде отдельных соглашений, либо в виде специального договорного условия, предусмотренного при заключении договора об отчуждении исключительного права в полном объеме или лицензионного договора с каждым правообладателем на использование конкретного результата интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта. Таким образом, организатор создания «искусственного интеллекта» посредством указанных правовых оснований приобретает не только права на отдельные результаты интеллектуальной деятельности, являющиеся структурными элементами «искусственного интеллекта» (программы, ИНС, ноу-хау и проч.), но и право на весь «искусственный интеллект» в целом26.

Отношения о создании новых технологий «искусственного интеллекта» в целом регулируются в ГК РФ, подчеркнем еще раз, нормами о договорах на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ (НИОКР), которые заключаются между исполнителем работ и заказчиком.

Следует также учитывать, что разработкой новых технологий обычно занимаются, как отмечалось, организации с высоким научно-техническим потенциалом. Авторами «узловых» охраноспособных технических решений, которые входят в состав разрабатываемой технологии «искусственного интеллекта», могут выступать сотрудники организации-разработчика. Патентоспособные решения, полученные сотрудниками работодателя, относятся к служебным продуктам (п. 1 ст. 1370 ГК РФ). Следовательно, гражданско-правовой режим использования служебного продукта (служебное изобретение, служебная полезная модель, служебный промышленный образец) определяется нормами 4 главы 72 ГК РФ, а если речь идет о создании служебного произведения – нормами о служебных произведениях (ст. 1295 главы 70 ГК РФ) . К этим отношениям нормы о сложных объектах не применимы.

Предмет договора на выполнение НИОКР – проведение поисковых исследований и разработок, решающих научные и технические задачи, конечным результатом которых является как разработка образца нового изделия, так и создание новой технологии. Поскольку результаты НИОКР по своей природе нематериальны, правовой базой экономического оборота исключительных прав на них выступает соответствующий понятийный аппарат и инструментарий, учитывающий свойственные результатам интеллектуальной деятельности особенности. Это в полной мере относится как к разработке новой технологии «искусственного интеллекта» – результата научно-технической деятельности, так и к производству РТУ – материальному воплощению новой технологии, что и предопределяет особенности правового режима РТУ27. Соответственно, существенным условием договоров, связанных с разработкой новых технологий, как показывает практика, стали условия о правах и обязанностях заказчика и исполнителя – сторон договора на выполнение НИОКР (см. ст. 772, 773, 774 ГК РФ).

На основной вопрос (об условии договора о правах заказчика и исполнителя на результат работ – разработку новой технологии) дан ответ в ст. 772 ГК РФ. В соответствии с п. 1 указанной статьи стороны в договорах на выполнение научно-исследовательских работ, опытно-конструкторских и технологических работ имеют право использовать результаты работ в пределах и на условиях, предусмотренных договором. Согласно п. 2 ст. 772 ГК РФ, если иное не предусмотрено договором, заказчик имеет право использовать переданные ему исполнителем результаты работ, а исполнитель вправе использовать полученные им результаты работ для собственных нужд.

В аспекте анализируемых проблем по созданию единой технологии «искусственного интеллекта» важно обратить внимание на изменения этой статьи в связи с принятием четвертой части ГК РФ. Первоначально ст. 772 ГК РФ регулировала отношения, связанные как с правами на результаты работ в целом, так и с правами на «результаты работ, способные к правовой охране», в частности. В новой редакции ст. 772 ГК РФ была изменена и дополнена п. 3 (введен Федеральным законом от 18.12.2006 № 231-ФЗ), в соответствии с которым «права исполнителя и заказчика на результаты работ, которым предоставляется правовая охрана как результатам интеллектуальной деятельности, определяются в соответствии с правилами раздела VII настоящего Кодекса». Однако, как отмечалось, единая технология не относится к охраняемым законом объектам интеллектуальных прав (ст. 1225 ГК РФ).

Стоит также обратить внимание на различие сущностных моментов в регулировании отношений по разработке новых технологий по ГК РФ в сравнении с регулированием отношений по созданию «искусственного интеллекта». Большинство норм ст. 772 ГК РФ и соответствующих статей части четвертой ГК РФ, как указывалось, имеют диспозитивный характер. Однако, на наш взгляд, речь идет о разных условиях диспозитивности. Статья 772 ГК РФ содержит общую норму, согласно которой права на использование результатов работ в целом принадлежат заказчику (если стороны не договорились об ином), тогда как нормы части четвертой ГК РФ предусматривают аналогичную регламентацию только для заказных разработок, предметом которых является создание программы ЭВМ (п. 1 ст. 1296 ГК РФ), промышленного образца (п. 1 ст. 1372 ГК РФ) или топологии микросхем (п. 1 ст. 1463 ГК РФ). Во всех иных случаях в отличие от общего правила, предусмотренного ст. 772 ГК РФ, законодатель закрепляет принадлежность исключительных прав за исполнителем работ. Очевидно, это продиктовано, прежде всего, различной правовой природой субъективных гражданских прав на те или иные результаты и, соответственно, их различным правовым режимом.

Права на результаты договорных работ, связанных в том числе и с разработкой единой технологии «искусственного интеллекта» для РТУ, в целом возникают из обязательственных отношений, основанных на договоре по выполнению НИОКР. Речь идет об относительных по своей природе правах, которые в отличие от абсолютных прав на результаты интеллектуальной деятельности обязывают, как известно, к определенному поведению только стороны договора и не действуют в отношении третьих лиц. Исключительные права на охраноспособные технические решения, являющиеся результатом выполнения договорных работ, первоначально принадлежат исполнителю работ в силу режима служебных продуктов (изобретений, полезных моделей, промышленных образцов и др.) или в силу заключения гражданско-правовых договоров с третьими лицами. Соответственно, законодатель устанавливает правило, согласно которому исключительные права на договорные результаты интеллектуальной деятельности закрепляются за исполнителем работ. При этом в определенных ситуациях допускается возможность выбора создателем технологии «искусственного интеллекта» способа охраны результата интеллектуальной деятельности: например, техническое решение, относящееся к устройству (РТУ), которое является новым и промышленно применимым, может получить на основании закона правовую охрану и в качестве полезной модели (ст. 1351 ГК РФ), и в качестве ноу-хау (ст. 1465 ГК РФ). В этом случае исполнитель по договору о выполнении НИОКР выбирает тот способ правовой охраны созданного объекта, который в наибольшей степени соответствует его интересам и обеспечивает практическое применение единой технологии (ср. п. 3 ст. 1544 ГК РФ). Для охраны, в частности, патентных прав требуется соблюсти определенную процедуру – пройти государственную регистрацию и получить патент, а для охраны секретов производства (ноу-хау) – ввести режим коммерческой тайны. Когда патентные права в соответствии с государственным или муниципальным контрактом принадлежат государственному или муниципальному заказчику, на исполнителя возлагается обязанность путем заключения соответствующих соглашений со своими работниками или третьими лицами приобрести все исключительные права на патентоспособные результаты интеллектуальной деятельности либо обеспечить их приобретение в целях последующей передачи соответственно Российской Федерации, субъекту РФ или муниципальному образованию (п. 3 ст. 1373 ГК РФ).

Исключительное право, имущественное по своей природе есть право использования результата интеллектуальной деятельности и право распоряжения им. Следовательно, суть единого исключительного права как на «искусственный интеллект», так и на единую технологию «искусственного интеллекта» заключается в возможности правообладателя решать юридическую судьбу этого права либо путем отчуждения его третьему лицу, либо путем его ограничения – предоставления права использования третьему лицу или передачи исключительного права в залог28.

Следовательно, основными договорными конструкциями, посредством которых происходит распоряжение исключительными правами на «искусственный интеллект» и на единую технологию «искусственного интеллекта» являются:

– договор об отчуждении исключительного права как на «искусственный интеллект», так и единую технологию «искусственного интеллекта»;

– лицензионный договор;

– сублицензионный договор;

– договор залога исключительного права на «искусственный интеллект, и на единую технологию «искусственного интеллекта»;

– и др.

Что касается договора залога исключительных прав, то согласно п. 1 ст. 358.18 ГК РФ исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий могут быть предметом залога в той мере, в какой правила ГК РФ допускают их отчуждение.

Очевидно, указанные договоры не исчерпывают все возможные способы распоряжения исключительным правом и на «искусственный интеллект, и на единую технологию «искусственного интеллекта».

Исключительные права на «искусственный интеллект» и технологию «искусственного интеллекта» могут быть переданы на основании смешанного договора, содержащего элементы как договора об отчуждении права, так и лицензионного соглашения. Нет запрета на распоряжение рассматриваемыми правами путем заключения договора коммерческой концессии, а также иных договоров – договора доверительного управления исключительным правом, договора о коллективном управлении исключительными правами на «искусственный интеллект» и технологию «искусственного интеллекта». Не исключается и возможность перехода единого исключительного права (и на «искусственный интеллект», и «технологию искусственного интеллекта») к другому лицу в порядке универсального правопреемства (наследование, реорганизация).

Итак, «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» – различные по своей юридической природе объекты гражданских прав. Каждый из них, являясь результатом творческого труда и нематериальным инновационным продуктом, отличается особым гражданско-правовым режимом, исключающим возможность дублирования правил по использованию результатов интеллектуальной деятельности, входящих в структуру «искусственного интеллекта» и в состав технологии «искусственного интеллекта».

Вместе с тем в механизме распоряжения единым исключительным правом как на «искусственный интеллект», так и на «технологию «искусственного интеллекта», много общего: возможность правообладателя решать юридическую судьбу этого права либо путем отчуждения его третьему лицу, либо путем его ограничения.

Если считать исходный посыл в отрицании самостоятельности и правосубъектности «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта» правильным, то, как справедливо отмечает С.А. Синицын, остаются непонятными разработки зарубежных ученых, делающих несколько взаимоисключающих выводов. Обоснованно считается, как пишет автор, что любые системы «искусственного интеллекта» за отсутствием правосубъектности не могут нести ответственность за нарушение чужих исключительных прав и ее следует возлагать на лиц, применяющих цифровые технологии и безосновательно присвоивших право на использование чужих охраняемых результатов интеллектуальной деятельности, но при этом, как отмечает автор, ставится вопрос о снижении требований к изобретениям, созданным с использованием «искусственного интеллекта»29. В частности, как пишет С.А. Синицын, указывается на целесообразность пересмотра сложившихся в законодательстве и практике подходов о совместном участии в создании изобретения: «внесенный искусственным интеллектом вклад мог бы быть признан за человеком, поскольку извне в отличие от спора за обладание совместным правом на изобретение едва ли можно будет объяснить, какие вклады были внесены человеком, а какие – машиной». Неприятие изложенного подхода возможно объяснить, как пишет автор, рисками присвоения чужого интеллектуального труда, так как его машинная обработка и использование нисколько не легализуют неправомерное использование. Наконец, требует внимания третье предложение о том, чтобы «в перспективе отказаться от критерия изобретательской деятельности, который может выполняться автономным искусственным интеллектом по «нажатию кнопки», и вместо этого предоставить государственную инновационную защиту не для разработки, а для применения и реализации технологии»30. Проведение такого решения в законодательстве, как справедливо отмечает С.А. Синицын, не решит проблемы неприкосновенности чужих изобретений и находится за пределами регулирования патентного права, если только оно не будет реализовано автономно от патентного права и без посягательств на установленные им требования об изобретательской деятельности31.

Упоминание автором патентного права в связи с развитием технологий «искусственного интеллекта» неслучайно. В последние годы Европейское патентное ведомство не раз предпринимало попытки распространить нормы патентного права на такие результаты интеллектуальной деятельности, как «искусственный интеллект». Однако до сих пор ни ЕПК (Европейская Патентная Конвенция)32, ни Европейское патентное ведомство не выработали единого механизма, адаптирующего нормы патентного права к «искусственному интеллекту и/или технологиям искусственного интеллекта», хотя в доктрине не раз отмечалась необходимость смены авторской на патентную модель охраны прав на программы ЭВМ в российском законодательстве. Эта дискуссия имеет, на наш взгляд, непосредственное отношение к «искусственному интеллекту» (и/или технологиям «искусственного интеллекта»), поскольку, как отмечалось ранее, основным структурным элементом этого инновационного интеллектуального продукта всегда выступают компьютерные программы.

В Европейском Союзе, например, предъявляются достаточно жесткие правила для патентования компьютерных программ: одним из основных условий патентоспособности компьютерной программы является «технический вклад» патентуемой программы в управление роботами или эффективность самого компьютерного обеспечения для решения определенных сложнейших технических инновационных задач33.

Представляется, что решение законодателем вопроса о гражданско-правовом режиме «искусственного интеллекта» (и/или технологий «искусственного интеллекта») рано или поздно поставит вопрос о необходимости перевода этих результатов интеллектуальной деятельности на патентный режим их охраны. Так, в частности, при решении этого вопроса, германский ученый А. Фидлер отмечает, что в отношении компьютерных программ нет непримиримого конфликта авторского и патентного права в регламентации прав на программное обеспечение. Задача законодателя – скоординировать эти два разных правовых режима. Автор отмечает, что патентный режим охраны компьютерных программ не учитывает того, что будущий патентообладатель на стадии описания и публикации будущего изобретения оказывается незащищенным, тогда как авторское право в отличие от патентного, противодействуя декомпиляции программы, не может ограничить или запретить ее техническое воплощение на практике per se34. Следовательно, законодатель, по мнению А. Фидлера, должен определить сферы действия авторского и патентного права применительно к компьютерным программам35.

Как известно, в ГК РФ норм о патентовании компьютерных программ нет. В силу предписаний закона (ст. 1350 ГК РФ) программы для ЭВМ не являются изобретениями и не могут быть запатентованы, но как отмечается в доктрине такую возможность нельзя исключать. Так, по мнению О.В. Ревинского, если удастся представить работу программы через реализацию технической идеи в аппаратном обеспечении самого компьютера, то возможность патентования компьютерной программы допустима36.

Отрицание патентоспособности софта базируется на признании российским законодателем компьютерных программ литературными произведениями (компьютерные программы входят в перечень объектов авторского права), что соответствует и положениям Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений (1886 г.). Однако, такая позиция законодателя, по мнению С.А. Синицына, «создает условия для монополизации соответствующего сегмента крупными и экономически сильными компаниями, и, как следствие, может привести к оттоку иностранных инвестеров, ориентированных на развитие рынка цифровых технологий и получение соответствующего стабильного дохода, не говоря уже о том, что режим охраны авторского права, ориентированный на сохранение формы, но не содержания результата интеллектуальной деятельности и преимущественное ограничение неличного использования произведения, не обеспечивает ожидаемых гарантий разработчику компьютерных программ в аспекте защиты от несанкционированного копирования и коммерческого распространения доработанной программы»37.

Постановка вопроса о возможности отнесения компьютерных программ к объектам патентной охраны не является новой. Так, известный цивилист В.А. Дозорцев отмечал, что в программах ЭВМ именно содержание, а не форма имеет приоритет. Поэтому, по мнению ученого, распространение на такие программы охраны, установленной для литературных произведений, то есть охраны по созидательной системе, не может быть эффективным, поскольку «такая охрана соответствует интересам только кругов, занимающих в сфере разработки программ доминирующее положение и заинтересованных в более легком получении охраны как в своей стране, так и за границей», а, по сути, «для компьютерных программ нужна охрана «особого рода», функционирующая в рамках регистрационной системы»38.

Аналогичный подход отстаивал цивилист советского периода, занимавшийся проблематикой патентного права – И.Э. Мамиофа, который обосновывал возможность причисления знаковых систем, в том числе и алгоритмов, к патентоохранным изобретениям39.

В современный период вопрос о преимуществах патентной охраны цифровых решений был поставлен А.С. Ворожевич, которая также обратила внимание на то, что режим охраны компьютерных программ авторским правом не всегда является эффективным40.

Если ставить вопрос о возможной охране «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта», то становится очевидным, что распространение механизма защиты авторским правом на такой сложный инновационный продукт вряд ли приемлема, поскольку функции программного обеспечения «искусственного интеллекта» (и/или технологий «искусственного интеллекта»), работа программы и самого «искусственного интеллекта» остаются незащищенными. Поэтому для защиты разработок в области «искусственного интеллекта» и его технологий важно не само патентование функций и алгоритмов, методов и способов технического решения определенных инновационных задач, а именно новое техническое решение, относящееся к продукту или способу (п. 1 ст. 1350 ГК РФ). Это означает, что нет оснований для запрета на защиту нормами патентного права «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта» как самостоятельных продуктов в цифровой форме. Более того, их можно относить к числу патентоохраняемых объектов особого рода: обладатель патента должен иметь возможность защитить основную изобретательскую составляющую, которая является основной структурообразующей частью «искусственного интеллекта (и/или технологий «искусственного интеллекта») и воспрепятствовать сбыту этой инновационной продукции, патент на которую нарушен. Современное российское законодательство на данном этапе цифровизации экономики не готово признать «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» патентоохраняемыми объектами, поскольку до сих пор в российском гражданском праве не выработано даже четких критериев и требований к патентованию софта как части технического решения, не говоря уже об «искусственном интеллекте» как сложном инновационном продукте, как едином целом с новой качественной определенностью, не сводимой к сущности его составных частей – компьютерных программ, изобретений, алгоритмов, баз данных и проч. Таким образом, объект патентования, каким может выступить «искусственный интеллект» (и/или технологии «искусственного интеллекта»), должен быть сохранен на материальном носителе, реализован на изобретательском уровне в виде нового интеллектуального продукта, промышленно применимого и вопроизводимого, а также соответствовать целям патентного права. Условия цифровизации экономики выступают объективным фактором в уточнении режима правовой охраны «искусственного интеллекта» (и/или технологий «искусственного интеллекта»), поскольку именно их разработка, гарантии прав правообладателей являются не только стимулом, но и условием развития инноваций, включая и создание «искусственного интеллекта» и технологий «искусственного интеллекта».

Итак, сравнительный гражданско-правовой анализ «искусственного интеллекта» и технологии «искусственного интеллекта» дает возможность сделать вывод о том, что проблема их регламентации незаслуженно обделена вниманием цивилистов. До настоящего времени остается нерешенным комплекс сложнейших теоретико-правовых вопросов, связанных с их правовой квалификацией как объектов гражданских прав, а также установлением для них гражданско-правового режима. Рассмотренные и обозначенные нами проблемы, пробелы законодательного регулирования и высказанные суждения, надеюсь, послужат основой для развития научной дискуссии по рассматриваемой проблеме.

2. Система договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта»

При построении системы договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», необходимо учитывать ряд факторов.

1. Понятие «договор» нами рассматривается как сделка-соглашение, порождающая правоотношение. Исследовать договор (сделку) в системе гражданских правоотношений (как предлагается рядом цивилистов) не представляется корректным.

М.И. Брагинский справедливо отмечает: «Пункт 1 ст. 420 ГК рассматривает договор как соглашение лиц… Указанное определение явно имеет в виду договор-сделку… Договоры в их качестве сделки, не отличаясь от других юридических фактов, не имеют содержания. Им обладает только возникшее из договора-сделки договорное правоотношение. При этом как и в любом другом правоотношении, содержание договора составляют взаимные права и обязанности контрагентов»41.

Изложенное в п. 1–14 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» толкование норм о договорах дает основание сделать вывод, что договор квалифицируется Верховным Судом РФ как сделка-соглашение, юридический факт, порождающий обязательственное правоотношение.

В связи с этим представляются спорными следующие выводы Ю.В. Романца: «Договорное правоотношение, отличаясь от иных обязательств спецификой юридического факта, может иметь с ними существенные общие черты, влияющие на правовое регулирование. В связи с этим возникает вопрос о месте системы договоров в системе обязательств: должна ли система договоров формироваться как самостоятельная система правоотношений (как подсистема сделок, обязательств) (выделено нами. – Е.П.) на основе собственных системных признаков или же, учитывая нормообразующие факторы, предопределяющие единое регулирование той или иной группы договорных и недоговорных правоотношений, основное нормообразующее значение должна иметь система обязательств, а специфику договорной формы возникновения обязательства следует рассматривать лишь как основание для уточнения регулирования родового обязательства, выделенного по конкретному системному признаку?»42.

Договор (сделка) является основанием возникновения обязательственного правоотношения, договор не может рассматриваться как «самостоятельная система правоотношений», система правоотношений в систему сделок входить не может, определять «место системы договоров в системе обязательств» также не представляется корректным.

2. При разработке системы договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», необходимо учитывать конститутивные особенности «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта»43, а также их нетождественность друг другу.

Л.Ю. Василевской сделан справедливый вывод: «Таким образом, единая технология «искусственного интеллекта», воплощенная в РТУ, представляет собой самостоятельный объект, отличающийся по своим качественным и функциональным характеристикам от «искусственного интеллекта», а также от входящих в него РИД. Как и «искусственный интеллект», технология, разработанная для воплощения в РТУ, как представляется, – результат творческой интеллектуальной деятельности, имеющий отличный от «искусственного интеллекта» правовой режим»44.

3. Для систематизации договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», следует учитывать, что отношения, связанные с созданием, а также с продвижением на рынке данных результатов интеллектуальной деятельности в форме программ, функционирующих на компьютерном устройстве, и РТУ, весьма многообразны. В них может участвовать организатор создания «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта», лицо, выполняющее работы по первичной апробации моделей данных объектов, рекламопроизводитель и рекламораспространитель. «Искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта» могут создаваться на основе готовых алгоритмов либо разрабатываться с нуля, в каждом из этих случаев необходимо учитывать принадлежность исключительных прав тому или иному субъекту. В зависимости от специфики данных отношений подлежит применению определенная договорная конструкция или их совокупность.

4. Договоры, обеспечивающие оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», предполагают передачу стороне (сторонам) информации конфиденциального характера, обладающей высокой экономической ценностью. В связи с этим в каждом из таких договоров необходимо согласовывать условия об обеспечении конфиденциальности информации, ставшей известной стороне (сторонам) в ходе их заключения и исполнения. Также допустимо подписание сторонами отдельного соглашения об обеспечении конфиденциальности этой информации. В качестве способа обеспечения исполнения обязательства не разглашать конфиденциальную информацию целесообразно использовать неустойку в виде штрафа.

5. При заключении и исполнении договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», необходимо учитывать принадлежность исключительных прав на данные объекты тем или иным субъектам права, отсутствие обременений и иных ограничений данных прав. Данные обстоятельства приобретают особое значение при заключении договора об отчуждении исключительных прав, лицензионного договора, договора коммерческой концессии, договора об обслуживании пользователя в целях удаленного применения программного обеспечения с помощью технологии SaaS (технологии удаленного доступа). По этой причине в договор целесообразно включать заверения об обстоятельствах относительно принадлежности исключительного права на «искусственный интеллект», технологию «искусственного интеллекта», относительно отсутствия обременений, иных ограничений. Для обеспечения достоверности данных заявлений возможно применять неустойку в виде штрафа.

6. Заключение договоров, обеспечивающих оборот исключительных прав на «искусственный интеллект» и технологии «искусственного интеллекта», в большинстве случаев происходит дистанционно. В этих условиях подлежат применению электронная форма договора, электронная подпись, смарт-контракт (программный код). Стороны договора взаимодействуют друг с другом при помощи своих цифровых проекций. В связи с этим представляется необходимым включать в такие договоры условия о порядке применения электронной формы договора, электронного документооборота, электронной подписи, смарт-контракта, а также условия о порядке идентификации и аутентификации его сторон.

7. В сфере создания «искусственного интеллекта», технологий «искусственного интеллекта», оборота исключительных прав на эти результаты интеллектуальной деятельности применимы смешанные и непоименованные договоры. Допустимость использования этих конструкций подтверждена Верховным Судом РФ в постановлении от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора». В то же время применение данных конструкций несет в себе риск признания договора незаключенным либо недействительным как противоречащего закону (ст. 168 ГК РФ), а также риск квалификации судом договора в качестве сделки иного вида, чем предполагали его стороны. Данные обстоятельства необходимо учитывать сторонам при применении смешанных и непоименованных договоров в исследуемой сфере.

В доктрине и в судебной практике представлены различные классификации гражданско-правовых договоров.

По этой проблеме Ю.В. Романец отмечает: «Наибольшую научную и практическую ценность, на наш взгляд, имеет исследование системы договоров в правотворческом и правоприменительном аспектах, подразумевающих познание объективных закономерностей юридической регламентации общественных отношений (выделено нами. – Е.П.)… Для решения этой задачи система договоров должна строиться и, соответственно, анализироваться на основе тех признаков, которые предопределяют регулирование… Таким образом, критериями формирования системы договоров являются значимые для права признаки общественных отношений (выделено нами. – Е.П.)»45. Автор указывает следующие критерии: направленность договора, субъектные особенности договора, предмет договора, возмездность (безвозмездность), «особенности правоотношений, обусловливающие формирование так называемых специальных договорных конструкций: предварительного, рамочного, опционного и абонентского договоров, а также договора в пользу третьего лица»46.

Следует согласиться с Ю.В. Романцом в том, что в качестве основы классификации необходимо избрать «значимые для права признаки общественных отношений». Первичным критерием систематизации выступает направленность договора (именно этот критерий выбрал законодатель), иные выделяемые автором критерии носят вторичный характер. В то же время трудно согласиться с утверждением Ю.В. Романца, выделившего в качестве критерия «особенности правоотношений, обусловливающие формирование так называемых специальных договорных конструкций: предварительного, рамочного, опционного и абонентского договоров, а также договора в пользу третьего лица». Договор является основанием возникновения правоотношения, по этой причине особенности правоотношений не могут обуславливать формирование специальных договорных конструкций.

М.Н. Малеина систематизирует договоры следующим образом: «Систематизацию договорных конструкций допустимо проводить по разным критериям: по источнику создания, по времени действия, по характеру связи с основным договором и оформлению, по выполняемой роли (выделено нами. – Е.П.). I. Классификация договорных конструкций по источнику создания (появления) подразумевает деление на соглашения: 1) искусственно созданные законодателем, имеющие название и закрепленные в правовом акте, и 2) предложенные учеными и отраженные в юридической литературе и (или) разработанные отдельными организациями и применяемые в деловой практике; при этом используются не всегда буквально совпадающие названия конструкций… III. Классификация договорных конструкций по характеру связи с основным договором и оформлению охватывает: 1) соглашение, оформляемое отдельно от основного договора (например, соглашение о передаче договора, соглашение о расторжении договора); 2) соглашение, условия которого составляют единое целое с основным договором; отдельный документ никогда не формируется (например, абонентский договор, договор присоединения); 3) соглашение, которое может быть в виде отдельного документа или входит в состав основного договора (например, соглашение о задатке)…»47.

Как представляется для классификации договоров необходимо учитывать, что существует договор как гражданско-правовая конструкция и договор как конкретный юридический факт-соглашение, заключаемое на практике, порождающее определенное правоотношение. Первые три критерия, выделенные автором, применимы для договора как юридического факта. Признак выполняемой договором роли может быть использован для классификации договоров как гражданско-правовых конструкций.

Е.Г. Комиссарова в отношении классификации договоров отмечает: «Выбирая вид договора, необходимо понимать, что единого правового основания для деления договоров на виды в законодательстве не существует (выделено нами. – Е.П.). Можно выделить договоры, которые делятся на виды по критериям классификации обязательств: возмездные – безвозмездные, односторонние – взаимные, срочные – бессрочные. Другими системными уровнями деления на виды могут выступать объект договора (например, имущество – движимое или недвижимое); цель, преследуемая сторонами при заключении договора (переход права собственности или приобретение имущества в пользование); характер предмета договора; особенности субъектного состава и ряд других факторов»48.

Автор также пришел к выводу: «не всегда легко выбрать вид договора, ориентируясь только на его наименование, вне связи с общими нормами о договорах и обязательствах. Причин здесь две. Первая состоит в том, что ориентирами для выбора вида договора чаще всего выступает именно направленность будущего договорного обязательства... Вторая причина – в обновленной редакции норм обязательственного права. Согласно п. 1 ст. 307.1 ГК РФ… к обязательствам, возникшим из договора (договорным обязательствам), общие положения об обязательствах применяются, если иное не предусмотрено правилами об отдельных видах договоров, содержащимися в ГК РФ и иных законах, а при отсутствии таких правил – общими положениями о договоре (подраздел 2 раздела III)»49.

Договоры в гражданском праве не могут быть квалифицированы по одному критерию. В качестве системообразующего критерия законодателем выбрана направленность договоров, данный критерий положен в основу деления договоров на виды и разновидности в ГК РФ. В то же время один критерий не может учесть специфику всех гражданско-правовых договоров, в связи с этим отдельные виды договоров выделяются на основе особенностей содержания и субъектного состава.

Выделенные Е.Г. Комиссаровой препятствия выбора того или иного вида договора представляются нам необоснованными. В п. 43 и 47 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 № 49 дано следующее толкование: «Условия договора толкуются и рассматриваются судом в их системной связи (выделено нами. – Е.П.) и с учетом того, что они являются согласованными частями одного договора (системное толкование)… В силу пункта 1 статьи 307.1 и пункта 3 статьи 420 ГК РФ к договорным обязательствам общие положения об обязательствах применяются, если иное не предусмотрено правилами об отдельных видах договоров, содержащимися в ГК РФ и иных законах, а при отсутствии таких специальных правил – общими положениями о договоре. Поэтому при квалификации договора… необходимо прежде всего учитывать существо законодательного регулирования соответствующего вида обязательств и признаки договоров (выделено нами. – Е.П.), предусмотренных законом или иным правовым актом, независимо от указанного сторонами наименования квалифицируемого договора (выделено нами. – Е.П.), названия его сторон, наименования способа исполнения и т.п.». Предлагаемые автором проблемы квалификации договоров не влияют на их толкование и выбор применимых норм права. Суды толкуют и квалифицируют договоры, основываясь на их содержании, возможности выбора сторонами конструкций смешанного и непоименованного договоров. Договор является классическим основанием возникновения гражданско-правового обязательства, применение к договорным обязательствам общих положений об обязательстве является традиционным приемом юридической техники.

Построение системы договоров в иных Федеральных законах осуществлено без выделения критериев систематизации. По существу, договоры не систематизированы, а перечислены в определенном порядке. Так в ст. 37 Федерального закона «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации» система договоров описана следующим образом: «Право застрахованного лица на бесплатное оказание медицинской помощи по обязательному медицинскому страхованию реализуется на основании заключенных в его пользу в соответствии с настоящим Федеральным законом договора о финансовом обеспечении обязательного медицинского страхования, договора на оказание и оплату медицинской помощи по обязательному медицинскому страхованию и (или) договора на оказание и оплату медицинской помощи (выделено нами. – Е.П.) в рамках базовой программы обязательного медицинского страхования»50.

А.Ю. Чурилов классифицирует договоры в зависимости от возможности заключения договора в пользу третьего лица: «С позиции возможности заключения договора в пользу третьего лица, все гражданско-правовые договоры можно классифицировать следующим образом: – договоры, которые не могут быть заключены в пользу третьего лица, например договор страхования предпринимательского риска; – договоры, которые могут быть заключены как в пользу третьего лица, так и в пользу кредитора. К таким договорам можно отнести многие поименованные договоры, к примеру договор подряда, договор поставки и т.д.; – договоры, которые могут быть заключены только в пользу третьего лица. К этой группе договоров относится, в частности, договор страхования ответственности за причинение вреда»51. Данная классификация основана на императивном и диспозитивном подходах законодателя к регулированию отношений, связанных с договорами в пользу третьего лица.

Л.Г. Ефимова, систематизируя договоры в сфере расчетов, отмечает: «В сфере расчетов заключается большое количество разнообразных договоров, которые должны быть классифицированы с учетом различных критериев: – в зависимости от направленности на определенный правовой результат (правовой цели, присущей этим договорам); – в зависимости от используемого способа расчетов; – в зависимости от вида дематериализованного (безналичного) имущества, которым производятся расчеты; – в зависимости от способа предоставления клиентом покрытия по расчетным операциям и – в зависимости от используемых форм безналичных расчетов»52.

Как представляется, выделенные автором критерии систематизации договоров возможно подразделить на общие и специальные, в качестве общего критерия выступает направленность на определенный результат.

И.К. Шмарко для систематизации договоров в строительстве использует следующие критерии: «намерение получить право на объект», «без права на объект». На основании этих критериев автором выделены договоры: «

...