Ф. А. Вестов, О. Ф. Фаст

Правовое государство.
Теоретическое проектирование и современная политическая практика

Монография

Под редакцией
доктора политических наук, профессора
Н. И. Шестова

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 321(470+570)01

ББК 66.0

В38

Авторы:

Вестов Ф. А. — кандидат юридических наук, доцент, профессор Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского;

Фаст О. Ф. — кандидат юридических наук, доцент Саратовской государственной юридической академии.

Под редакцией доктора политических наук, профессора Н. И. Шестова.

В монографии осуществлен сравнительный анализ правовых и политологических научных подходов к исследованию прошлого, настоящего и будущего правового государства в современном мире, в частности в России. Выявлена структура политических, правовых, административно-организационных процессов, характеризующих особенности и перспективы формирования институтов правового государства в России, прослежена динамика институциональных и функциональных изменений в процессе становления правовой государственности.

Законодательство приводится по состоянию на ноябрь 2014 г.

УДК 321(470+570)01

ББК 66.0

© Вестов Ф. А., Фаст О. Ф., 2015

© ООО «Проспект», 2015

Введение

Что происходит сегодня с правовым государством? С одной стороны, как идея гармоничных отношений гражданина и государства на твердой почве совершенных законов правовое государство сегодня определяет течение и цель политических процессов в цивилизованном мире. Ради достижения этой цели многие страны, и Россия в их числе, жертвуют многим из своего исторического опыта, материальных и культурных ресурсов, достижениями социальной политики ради осуществления ускоренных модернизаций. Идея правового государства вместе с идеей гражданского общества в определенном смысле заменила большинству развитых современных обществ прежние классические идеологии. Консерватизм, либерализм и социализм, другие классические идеологии делили и делят общества и государства на постоянно противоборствующие политические лагеря. Они привносят многочисленные культурные расколы в сами социальные структуры. В противовес этому идея правового государства и практические шаги в направлении его создания действительно объединили сегодня многие государства и народы в их совместном движении к более разумному мироустройству. И сегодня идея правового государства, доставшаяся современникам в виде многовекового интеллектуального и практически-политического опыта многих десятков и даже сотен предшествующих поколений, является одной из наиболее конструктивных идей, обеспечивающих прогресс человечества. Это идея и исторический опыт, ставшие цивилизационной ценностью.

С другой стороны, как никакая другая ценность, как идея и как практическая политика, как администрирование, правоотношения, как система социально-элитарных и внутриэлитарных коммуникаций, правовое государство сегодня оказалось под давлением общего кризиса традиционных политических ценностей в Старом и Новом Свете. Если государство нужно лишь для того, чтобы распределять бюджетные средства между бизнесом, трудящимися и теми многочисленными слоями населения в развитых странах, которые существуют на социальные пособия, то является ли оно ценностью? Если правовое государство не находит со своими гражданами общего языка на почве закона и для защиты от террористов, активизирующегося криминала и других многочисленных внутренних угроз, идет на расширение полномочий своих силовых структур, является ли оно той же ценностью, что прежде? Если государство, прежде занимавшее ключевые позиции во всей системе внутренних и внешних социальных коммуникаций, сегодня делает шаги в направлении превращения в электронное государство, если оно проявляет готовность стать лишь одним из многочисленных игроков в пространстве современных информационных коммуникаций, то может ли оно по-прежнему претендовать на особое отношение граждан к своим полномочиям и интересам? Все это вопросы, на которые не даст окончательного ответа ни одна научная книга. Ответ скоро или не очень даст сам политический процесс. Но формат научного исследования позволяет поставить эти проблемы и предложить читателю поразмышлять над тем, какими последствиями для цивилизации уже сегодня оборачиваются такого рода сомнения, рождающиеся и растущие в головах современных граждан. Когда мы сегодня провозглашаем своей целью движение всей политики, культуры, права в направлении создания правового государства, то мы имеем в виду ту же самую цель, которую ставили перед собой и своими современниками великие политические мыслители и правоведы сто или двести лет тому назад? Или же сегодня, участвуя в различных модернизациях, реформах, революциях и даже гражданских войнах под знаменем правового государства, мы на самом деле имеем в виду уже нечто совсем иное, наполняем известное нам понятие иным смыслом?

Раздел 1. Правовое государство как проблема XXI века

Это не праздные вопросы. Два столетия, прошедшие после появления концепции правового государства, показали чрезвычайную конфликтность и противоречивость опыта приложения этой концепции к политической практике и многообразие рисков, вытекающих из этого. С одной стороны, никогда прежде в истории государственные институты не достигали того структурного и функционального совершенства, которое они приобрели в эти два столетия. С другой стороны, совершенство это достигалось посредством многих политических потрясений самых разных масштабов и даже ценой гибели многих государств. Этим же противоречием отмечена и современность: для одних стран и народов вступление на путь строительства правового государства оборачивается быстрым прогрессом, для других — социально-политической катастрофой. Эта катастрофическая тенденция особенно ярко проявила себя на постсоветском пространстве. Оказалось, что бывшие советские граждане, чья политическая культура базировалась на твердой уверенности в способности государства решить любые проблемы, переоценили готовность новых демократических элит жить и действовать по правилам правового государства. Завышенные ожидания граждан, их разочарование от несостоявшегося перехода политической и правовой жизни в новое качество породили масштабные гражданские конфликты в Таджикистане, Киргизии, Узбекистане. В Молдавии и на Украине затяжной конфликт интересов граждан и государственных элит привел к тому, что фактически начался распад государства1. Катастрофический сценарий едва не стал реальностью и для благополучной Европы. Осенью 2014 г. о своем желании выйти из состава Соединенного Королевства заявила устами своих тогдашних руководителей Шотландия. Референдум не дал сторонникам автономии большинства, но британская государственность, веками служившая для континентальных европейцев своеобразным эталоном правильной организации политической и административной жизни, в какой-то момент оказалась перед реальной угрозой распада2. Осенью того же года националистические партии Каталонии потребовали от правительства Испании санкционировать проведение референдума по вопросу о дальнейшем пребывании Каталонии в составе королевства3. И в этот раз сохранить целостность государства удалось с огромным трудом. В сытой и благополучной Европе всплески сепаратистских настроений будут, вероятно, иметь продолжение в ближайшее десятилетие. Экономический кризис, поразивший многие страны мира в первое десятилетие XXI в., дал таким сепаратистским настроениям граждан ощутимый толчок. Но сепаратистские настроения захватили и те слои населения, которые кризис не довел до последней черты. В рядах сепаратистов оказались все те, кто усомнился в способности существующих государственных институтов при помощи законов защищать интересы населения, а не действовать в ущерб им. Своеобразным проявлением сепаратизма на уровне высших эшелонов власти можно считать постоянные конфликты между руководством Объединенного Королевства и руководством Евросоюза4. Сложной выглядит региональная политика турецких властей5.

Эти процессы начались в современном мире по следам Второй мировой войны, и их результатом стало формирование и последующий распад двуполярной системы мировой политики, стержнем которой выступали национальные государства со стабильной территорией, стабильными традициями общественной и правовой жизни, стабильными геополитическими интересами. Распад этой системы оживил интерес современных исследователей к вопросу о том, является ли причиной противоречивых результатов политики государственного строительства сама концепция правового государства в ее исторически сложившемся, преимущественно либеральном, обличье, либо причина кроется не в недостатках теории, а в неправильном ее приложении к практике, в недостаточно глубоком понимании именно политических аспектов ее смысла в сфере коммуникативности личности, общества, государства. Один из авторов интернет-газеты «Завтра» высказал недавно мысль, которая в разных вариациях многократно озвучена консервативной публицистикой: «Мы мало верим в законы, но очень сильно в справедливость. Юридическая формалистика нас не прельщает. Идея правового государства (государство, которое само себя ограничивает законами, которые само же и издает) — не русская идея. Вообще, жизнь по писаным законам и формальным предписаниям — это не по-русски. Жизнь “по понятиям”, т. е. в сущности по обычному праву, для нас более органична»6. Это довольно типичная для современной российской публицистики позиция: основывать глобальные умозаключения на личных впечатлениях и ощущениях. Но, как и у всякого публицистического суждения, у этого есть смысл. Обществу и публицистам, как выразителям общественного мнения, современная наука действительно предложила гораздо больше материала для впечатлений и ощущений, чем для строго логичного анализа.

На протяжении указанного исторического периода, несмотря на различные подходы к пониманию природы и функций государства у представителей разных наук и разных идеологических направлений, осмысление перспективы политики государственного строительства так или иначе было соотнесено с концепцией правового государства. Даже в советской модели, наиболее альтернативной классическому пониманию правового государства, на место буржуазного права в ряду регуляторов отношений между гражданами и государством предполагалось внедрить более справедливые нормы социалистического права. Полемика о перспективах мирового развития, которая особенно активизировалась в связи с распадом СССР и социалистического лагеря в целом, в той или иной степени также была связана с проблемами правового государства. В этом смысле на протяжении длительного исторического времени сама идея, что государство может и должно ограничивать себя в своих проявлениях нормами права и с позиции права строить свои отношения с обществом, была ли эта идея объектом критики либо апологетики, она выполняла консолидирующую функцию в отношении политической мысли, формировала общий вектор ее развития. Для политической мысли единым было понимание, что правовым государство становится только в результате собственных активных усилий в этом направлении и при условии творческого подхода к выбору лучших стратегий развития.

Концепт «Конец истории», провозглашенный западными интеллектуалами-либералами в начале 90-х гг. прошлого столетия, нарушил баланс теоретических позиций, традиционно сложившихся в обсуждении проблематики правового государства. Этот концепт лишал государство активной политической субъектности в выборе способов превращения в правовое государство. Он подразумевал неизбежность следования всех стран, освободившихся от тоталитаризма и авторитаризма, по пути внедрения в политическую практику либеральных принципов и ценностей, которые находят свое институциализированное воплощение в концепции правового государства. Тем самым и либеральная теория правового государства оказывалась искусственно увязана с решением задач государственного строительства в тех странах, политическим традициям которых европейский либерализм не был органичен. В свете этого актуальным выглядит вопрос о возможности для самой теории правового государства, в нынешних ее, преимущественно правовых, очертаниях выполнять прежнюю функцию центра притяжения интереса различных наук к проблематике государственной политики.

Актуален и вопрос о том, насколько способна концепция правового государства в этом своем, преимущественно юридическом и либеральном, обличье быть ориентиром для практической политики, внутренней и международной. В 90-е гг. прошлого века, когда закончилась холодная война и постсоветские элиты в Европе и Азии взяли курс на формирование основ правовой государственности на постсоветском пространстве, перспектива юридического понимания концепции правового государства выглядела оптимистично. От стран, вставших на путь демократизации, как казалось тогда, требовалось всего лишь следовать готовым политическим рецептам, пересмотреть нормативную базу государственной политики, начиная с Конституции и заканчивая, условно говоря, природоохранным законодательством. Однако практика оказалась намного сложнее и противоречивее. Противоречивым и зависимым от традиций и текущих политических и экономических интересов элит оказался смысл, который новые политические элиты были заинтересованы вложить в само понятие «правовое государство». Существенные поправки в истолкование принципов и норм правового государства привнесло традиционное и сохранившееся сегодня доминирование в ряду государственных институтов на постсоветском пространстве различных силовых структур. Явочным порядком в политике стало складываться новое, отличное от либерального, понимание того, что есть правовое государство, соотношение которого с классическим (либеральным) нуждается в изучении. Причем именно с позиции политической науки, способной увидеть за такого рода изменениями смысла движение политических интересов элит и общественных групп.

Для международной политики либеральная версия концепции правового государства также стала проблемным ориентиром. Развитие третьего мира, несмотря на масштабную информационную, правовую, экономическую и военную поддержку сторонников борьбы против авторитарных режимов, не привело к установлению в них стабильных демократических систем и формированию основ правовых государств. В политической практике государства и общества в странах третьего мира при решении политических и большинства других вопросов отчетливо наблюдается тенденция к ориентации на традиции и обычаи, а не на законы, не на Конституции. Практика показала, что конституционного закрепления основ правового государства недостаточно для их реального воплощения в политическую жизнь. Иных ориентиров политического прогресса, однако, в концепции правового государства исторически заложено не было, что сегодня стимулирует в среде ученых и политиков дискуссии о возможном конце демократической традиции в политике как таковой.

В связи с этим возникает целый ряд конкретных вопросов, требующих своего концептуального осмысления.

Актуальной выглядит постановка вопроса о том, насколько далеко, действуя в границах юридического ракурса, продвинулась европейская и российская политическая мысль в понимании правового государства как ресурса прогресса. Исследователи постоянно обращаются к трудам классиков политической и правовой мысли, характеризуя потенциал развития, который заключен в институтах правового государства. Но есть ли в мире современной политики реальный контекст для воплощения этого потенциала в жизнь? Не убеждает ли нас классическое наследие политической мысли в том, что успех идеи правового государства в истории обеспечивался как раз тем, что каждое время вырабатывало свое видение этого сюжета и привносило в общую копилку представлений о правовом государстве свой вклад? Каков может быть вклад в эту копилку современной политической науки, в том числе отечественной? Ответ на этот вопрос представляется актуальным и с точки зрения потребностей развития самой отечественной политической науки, приобретения ею веса и влияния в деле управления общественно-политическими процессами. Проблема достижения системности наших научных представлений о правовом государстве7 выглядит, таким образом, как проблема приобретения отечественной политической наукой новых возможностей развития, разработки новых методологий и существенного расширения предметного поля исследований.

Проблема формирования и развития правового государства остается одним из приоритетных направлений политического развития современной России, но его системная и завершенная реализация невозможна также без соответствующей корректировки места и роли в жизни государства и общества армии, органов внутренних дел, специальных служб. Это делает важным для практической политики и государственного администрирования изучение и обобщение опыта взаимодействия государства и общества с силовыми структурами в зарубежных государствах, в различных периодах российской государственности, а также обращение к опыту теоретического осмысления проблемы места и роли силовых структур в осуществлении государственной власти и политической жизни общества.

Таким образом, существует объективная потребность в концептуальном и системном, именно политологическом, осмыслении проблем правового государства, так как традиционный юридический ракурс оказался ограниченным в своем нормативном идеально типическом его понимании, который не позволяет зачастую ответить на вопросы о причинах противоречивого функционирования в реальной политической практике такой, казалось бы, многократно выверенной и логически непротиворечивой нормативной модели.

Надо отметить, что отечественной и зарубежной политико-правовой наукой накоплен значительный объем теоретических и научно-практических исследований и материалов по различным аспектам политико-правовых оснований демократического правового государства как с точки зрения осуществления государственной власти, так и в контексте взаимоотношений с обществом и отдельными социальными институтами.

Проблемы политико-правового развития современных политических систем продолжают волновать и многих современных западных исследователей8. Особенный интерес представляют труды немецкой школы9, в рамках которой наиболее фундаментально разработаны принципы функционирования правового государства в современных условиях как социального государства, рассмотрены особенности реализации прав и свобод человека в постиндустриальном обществе. Думается, именно немецкий опыт поствоенной институциализации правового и социального государства представляет собой наиболее адекватную модель, использование которой возможно и полезно не в качестве образца для внедрения, а качестве наиболее близкого примера для концептуального осмысления и выработки собственной стратегии развития российского государства.

Большой вклад в разработку основ идеи правового государства внесли и отечественные классики политико-правовой мысли дореволюционного и советского периодов Б. А. Кистяковский, Ф. Ф. Кокошин, Н. М. Коркунов, С. А. Котляревский, В. И. Ленин, С. А. Муромцев, П. И. Новгородцев, Г. В. Плеханов, С. Л. Франк, М. Д. Шаргородский, Г. Ф. Шершеневич и др.10 Их наследие и сегодня продолжает привлекать внимание исследователей различных проблем конституционализма и правового государства11. Для нашей работы принципиально значимыми стали отправные принципы правовой государственности, которые дореволюционные мыслители формулировали на основе учета социально-политических и социально-экономических реалий России, обусловленных совокупностью особенностей ее исторического развития. Несмотря на то что ситуация в современной России существенно изменилась, многие специфические обстоятельства продолжают быть актуальными и сегодня. Именно на их основе формировалась рабочая гипотеза и системная концепция данного исследования.

Отдельно можно выделить направление, в рамках которого политико-правовые аспекты формирования демократического государства рассматриваются исследователями конституционализма в постсоветской России12. Доминирование юридического ракурса среди представителей данного направления13, на наш взгляд, свидетельствует о том, что в политической науке проблематика конституционализма не выделена в качестве самодостаточной, а ее отдельные аспекты рассматриваются политологами в рамках исследований особенностей политической системы современной России, ее политического режима, специфики институционального дизайна.

Среди тех исследователей, которые работают на стыке правоведения и политической науки, особо можно выделить Н. М. Казанцева14. В его трудах проблемы становления правового государства в постсоветской России рассматриваются, прежде всего, в контексте эффективности его функционирования с точки зрения управления общественными процессами. В целом данное направление развивается достаточно представительно и включает исследования самых различных аспектов правового государства — от транспарентности публичного управления и до особой роли российского государства в модернизационных процессах15.

Проблема политической модернизации занимает важнейшее место в качестве самодостаточного предмета в исследованиях представителей самых различных наук16. Вместе с тем анализ данных работ показывает, что среди проблем и противоречий процесса модернизации, с которыми регулярно сталкивается Россия на протяжении своей истории, авторы уделяют внимание прежде всего социокультурным, идеологическим, социально-экономическим факторам17. Тем самым, на наш взгляд, недооценивается роль правового государства не только в решении модернизационных задач, но и в том числе в качестве важнейшего института политической социализации и инструмента целенаправленного формирования политической и правовой культуры большинства населения.

По мнению одних авторов, российское государство на протяжении всей истории доказало свою неспособность последовательно и глубоко провести необходимые модернизационные преобразования и весьма скептически оценивают модель модернизации, реализуемой в современных условиях, констатируя, что государственная власть весьма расплывчато представляет себе характер необходимых модернизационных усилий, а осуществляемые государственным аппаратом действия как минимум демонстрируют противоречивость сигналов, посылаемых обществу18.

Более убедительной представляется позиция авторов, утверждающих необходимость укрепления роли правового государства в модернизационном процессе современной России19. Вполне обоснованными выглядят аргументы о том, что без сильного и активного участия государства в этом процессе проблематично надеяться на раскрытие модернизационного потенциала весьма слабо структурированного российского общества, пережившего недавно радикальную трансформацию всей системы ценностей и ориентаций. На наш взгляд, именно правовое государство должно выполнить роль системообразующего начала преобразований, от которого в значительной степени зависит нормативное закрепление реальных возможностей для подключения к данным процессам российских граждан. Без создания необходимых правовых предпосылок и гарантий их эффективного участия в процессах модернизации, на наш взгляд, невозможно раскрытие модернизационного потенциала общества в целом.

Среди современных работ важное место занимают исследования различных проблем взаимодействия правового государства и гражданского общества в постсоветской России20. Большинство из авторов констатируют взаимозависимость и взаимообусловленность процессов их становления в современной России. Однако в определении причин существующих в данной области противоречий позиции ученых расходятся. Значительная часть исследователей основные причины недостаточного уровня развития гражданского общества в современной России видят в области социокультурных особенностей большинства населения, склонного к традиционалистскому поведению и патерналистскому пониманию роли государства в общественном развитии21.

Данные проблемы активно изучаются представителями Саратовской научной школы22.

Для понимания общей направленности изучения проблематики правового государства важное значение имеют также работы, связанные с анализом места и роли силовых структур в политической системе современной России. Обусловлено это тем, что определенные тенденции укрепления «вертикали власти», которые обозначились в российском политическом процессе в 2000-е гг., вызывают вполне резонные опасения о возможностях авторитарного, антидемократического использования расширяющегося потенциала силовых структур.

Среди монографий и статей, в которых разрабатываются общие вопросы политического влияния силовых структур, можно выделить работы Н. Ю. Даниловой, Л. Д Гудкова, А. А. Кокошина, Н. В. Нарыкова и др.23 Эти исследователи занимаются проблемами институциональных и функциональных характеристик силовых структур, их взаимоотношений с другими политическими институтами, их влияния на параметры политического режима. Данные работы позволяют получить общие представления о месте и роли силовиков в политической системе общества.

Обособленную группу образуют работы, в том или ином виде раскрывающую проблематику реформирования силовых структур, корректировки как функционального, так и политического измерения их деятельности24. Анализ этой группы работ способствует выявлению политического в реформах сектора безопасности и оценки влияния последних на место и роль силовых структур в политической системе общества.

Активно проблематика политического участия силовых структур разрабатывается и в западной политической науке. Известны как работы, которые раскрывают общие вопросы политической роли силовиков25, так и исследования, в которых созданные теоретические схемы, связанные с сектором безопасности26, находят свое приложение к политическим реалиям иностранных государств27. Стоит выделить зарубежные исследования, посвященные силовым структурам и их политическим характеристикам в нашей стране, в том числе и в историческом контексте28. Обращение к этой группе научно-практических исследований и материалов позволяет увидеть новые аспекты рассмотрения политической роли силовиков, познакомиться с точкой зрения западных специалистов на специфику российского политического процесса в измерении сектора безопасности.

В рамках проблематики правового государства и гражданского контроля над силовыми структурами следовало бы выделить работы, посвященные изучению вопросов представительства силовиков в органах государственной власти современной России. К ним относятся исследования, характеризующие общую ситуацию с присутствием силовиков в отечественной политике (например, работы О. В. Крыштановской, О. В. Гаман-Голутвиной, В. Э. Абелинскайте и др.), так и исследования, в той или иной степени связанные с изучением представительства силовиков в определенных органах государственной власти, прежде всего в парламенте29.

В целом большинство современных исследователей признают, что правовое государство, являясь наиболее реальным типом политической организации общества, выступает «своего рода ориентиром, своеобразным эталоном и одновременно стратегической целью развития многих стран»30. В то же время, как мы ранее уже подчеркивали в указанных выше работах31, построение правового государства — это сложный и многогранный процесс, обусловленный, прежде всего, противоречивостью этого социального образования, для анализа которого недостаточно традиционно используемого юридического ракурса.

Не случайно, что в последние годы многие исследователи пытаются рассматривать современное государство через призму системного подхода32. С одной стороны, системный подход имеет исключительно важное прикладное значение, поскольку позволяет «вскрыть внутреннее единство» такого сложного социального образования, как правовое государство, «органическую взаимосвязь и гармоническое взаимодействие частей, его составляющих»33. Как подчеркивал В. Н. Садовский, «системное мышление достигло уже такого уровня развития, что в принципе оно способно справляться с социальными проблемами»34. Однако, с другой стороны, системный подход отличается многообразием позиций исследователей системы, их неоднозначностью, противоречивостью и низкой прикладной эффективностью. Все это в совокупности требует анализа и осмысления, в противном случае системный подход может стать пустой исследовательской формой, наполняемой в процессе познания правового государства конкретным содержанием35.

Поэтому нами особое внимание уделено системному подходу. Данный подход и понятие системы достаточно активно разрабатывались еще в советский период. По определению В. Н. Садовского, система представляет собой качественно определенную совокупность «взаимосвязей и элементов, образующих единое целое, способное к взаимодействию с условиями своего существования»36. В. Н. Сагатовский определял систему как «конечное множество функциональных элементов и отношений между ними, выделяемое из среды в соответствии с определенной целью в рамках определенного временного интервала»37.

Для нашего исследования особенно интересен подход П. К. Анохина, который акцент делал на значении системообразующего фактора, выделив в качестве такового фокусированный полезный результат. Исходя из этого, он определил систему как комплекс избирательно вовлеченных компонентов (элементов), у которых взаимодействие и взаимоотношения принимают характер взаимосодействия на получение фокусированного полезного результата. При таком подходе результат является компонентом (элементом) системы, составляет ее органическую часть, оказывающую решающее влияние как на ход формирования системы, так и на все ее последующие реорганизации38. Это позволяет экстраполировать данный подход на различные области предметных исследований, делая его более результативным и эффективным.

Данная проблематика продолжает привлекать внимание и современных исследователей. Например, А. И. Уемов определил систему как множество «объектов, на котором реализуется определенное отношение с фиксированными свойствами»; «множество объектов, которые обладают заранее определенными свойствами и фиксированными между ними отношениями»39. Особенно актуальным для нашего исследования является обоснование нелинейного понимания системного подхода к политике. Р. Ф. Матвеев определяет политическую систему «как множество и некоторое единство элементов — структур и институтов, — относительно независимых и относительно связанных друг с другом, — которые находятся в постоянном и неопределенном движении в разных направлениях и с разными скоростями»40. В этом случае свойства общественно-политических систем не могут анализироваться и прогнозироваться с помощью детерминистских и линейных подходов. А. С. Ахременко отмечает, что отличительной чертой политического анализа является «необходимость работать с разноплановой, разнокачественной информацией». Обусловлено это тем, что политическая система относится к «системам высшего порядка. Ее поведение определяется взаимодействием множества переменных и факторов, обладающим сложной структурой как внутренних связей между ее элементами, так и внешних связей системы и среды»41.

Системный подход позволяет всю деятельность системы правового государства и все возможные изменения, вызванные ею к жизни, представить прежде всего в терминах реального социально-политического результата, а не только в контексте соответствия/несоответствия нормативной модели. Такая методологическая установка подчеркивает решающую роль рассматриваемого института в поведении всей социальной системы в целом и позволяет проанализировать и объяснить взаимозависимость построения гражданского общества и правового государства в современной России. Кроме того, такой подход дает возможность не только изучать специфику теоретического осмысления коммуникативности между властью, обществом и личностью, но и способствовать концептуализации реальных процессов всей совокупности межсубъектных и субъектно-объектных отношений, которые образуются между государственной властью и формирующимся гражданским обществом, а также личностью в современной России в систему правового государства с фокусированным полезным результатом.

Так, на сегодняшний день складывается конфигурация предметного поля исследований по проблематике правового государства и методологические предпочтения исследователей. С одной стороны, это предметное поле выглядит достаточно устойчивым. В исследовательском сообществе, несомненно, достигнуто взаимопонимание по ключевым позициям и смыслам, которыми оперируют ученые, когда говорят о правовом государстве, о его нынешнем состоянии и перспективах. С другой стороны, то, как в научном сообществе обсуждаются проблемы правового государства, выдает стремление исследователей уйти в обсуждении этих проблем от нормативности, говорить о правовом государстве как возможном и желательном направлении, в котором будут развиваться правоотношения, администрирование, культурные и информационные коммуникации в будущем глобальном мире и в отдельных сегментах этого мира. Правовое государство для современных исследователей перестало быть высокой целью развития, оно стало, скорее, выглядеть как высокая технология развития. Представляется, что это не случайная трансформация исследовательского ракурса. В значительной степени то, как исследователи определяют для себя круг задач, подлежащих решению, как они видят оптимальные пути решения этих задач, все это является результатом исторически длительного творческого процесса. Процесса поисков лучшими умами мировой науки выхода из противоречий, в которые теорию правового государства постоянно повергала конкуренция национально-государственных научных «школ» и национально-государственного политического, административного и правового опыта. Можно сказать, что современные научные подходы к проблематике правового государства аккумулировали эти противоречия, придали им статус нормы, от которой отталкивается любое современное исследование по проблематике правового государства. По этой причине необходимо представить себе, как эта норма возникла и почему современная наука не готова отказаться от ее практического использования в качестве ориентира исследовательской работы.

Раздел 2. Генезис противоречий в политико-правовых представлениях о правовых основах государства

Сам термин «правовое государство» (Rechtsstaat) возник и утвердился в немецкой юридической литературе в первой трети XIX в. в трудах К. Т. Велькера, Р. фон Моля и др.42, а в дальнейшем получил широкое распространение, но исторические корни его идеи уходят в древность. Именно в этот период, — указывает В. С. Нерсесянц, — «начинаются поиски принципов, форм и конструкций для установления надлежащих взаимосвязей, взаимозависимостей и согласованного взаимодействия права и власти»43. Аристотель44, Ульпиан45, Гай46, Антифонт47, Цицерон48, Аврелий Августин49, Калликла50, Сократ51, Шан Ян52, Исократ53 и другие древние философы так или иначе подходили к идее правового государства.

Различные аспекты античного влияния на последующую теорию правового государства, по словам В. С. Нерсесянца, «группируются вокруг тематики правового опосредования и оформления политических отношений». Эта тематика, — пишет он далее, — включает прежде всего такие аспекты, как справедливость устройства полиса (античного города-государства), его власти и его законов, разумное распределение полномочий между различными органами государства, различение правильных и неправильных форм правления, определяющая роль закона в полисной жизни при определении взаимоотношений государства и гражданина, значение законности как критерия классификации и характеристики различных форм правления и т. д.»54.

Тем самым уже в глубокой древности идея справедливого государства обосновывалась на базе рационального использования правовых норм, в результате которых возможно такое политическое оформление общественной жизни людей, при которой «право благодаря признанию и поддержке публичной власти становится общеобязательным законом, а публично-властная сила (с ее возможностями насилия и т. д.), признающая право, упорядоченная и, следовательно, ограниченная и оправданная им одновременно, — справедливой (т. е. соответствующей праву) государственной властью»55.

Уже в древнегреческой мифологии мы находим возводимую к богам идею «справедливого устройства полисной жизни людей». Например, Гомер (VIII–VII вв. до н. э.) в своих поэмах «противопоставляет справедливость (дике) как принцип общения силе и насилию в человеческих взаимоотношениях». А Гесиод (VIII–VII вв. до н. э.)«восхваляет Эвномию (Благозаконие), которая, согласно мифу, является сестрой Дике и дочерью верховного и совершенного бога Зевса и богини Фемиды (персонификации вечного естественно-божественного порядка). Эвномия (Благозаконие) тем самым олицетворяет божественное по своим истокам начало законности в общественном устройстве, глубинную внутреннюю связь законности и полисного порядка». Несколько позже «слово “эвномия”» (благозаконие) заметно десакрализировалось и стало одним из ключевых понятий для характеристики полисного правления, основанного на хороших, справедливых законах»56.

Основополагающее значение господства законов в полисных делах подчеркивал один из семи мудрецов Древней Греции — Солон (ок. 640–560 гг. до н. э.). Солон был выдающимся афинским политическим деятелем, законодателем, мыслителем и поэтом. Будучи избранным в 594 г. до н. э. на должность архонта, Солон «провел ряд принципиальных социально-экономических и политических реформ: в соответствии с величиной земельного дохода разделил всех свободных граждан на четыре разряда, определив для каждого набор прав и обязанностей; запретил обращать в рабство за долги и ограничил ссудный процент; ввел земельный максимум и разрешил свободное завещание имущества в случае отсутствия прямых наследников». Во время пребывания Солона на должности архонта «народное собрание Афин превратилось в полномочный государственный орган, а аристократический Ареопаг потерял свое былое влияние. В результате реформ в Афинах установилась умеренная (цензовая) демократия»57.

Солон считал соблюдение законов существенной отличительной чертой благоустроенного полиса. Глубокой политико-правовой мудростью отмечен Солоном афоризм «Ничего сверх меры», который тоже был записан на храме в Дельфах. Именно с законодательных реформ Солона, по оценке Аристотеля, в Афинах «началась демократия»58. По своему существу конституционное законодательство Солона было пронизано идеей компромисса правопритязаний борющихся сторон, интересов знати и демоса, имущих и неимущих. Кроме того, представляет интерес положение Солона о том, что свои реформы он провел с помощью «власти закона», соединив силу с правом59. Помимо глубокой характеристики власти закона как сочетания силы с правом, Солон одним из первых обосновал идею о том, что преобразования в государстве следует проводить именно легальным путем, на основе официального и всеобщего закона.

Таким образом, идея о правовом государстве древних была направлена против представлений о том, что сила рождает право. Справедливость, право, закон древние греки считали божественными установлениями, необходимыми атрибутами космических и земных порядков, антиподами насилия, произвола, хаоса. Такое отношение к законам было в гражданской присяге, которую приносили молодые жители Афин при достижении совершеннолетия60.

Далее развитие древнегреческой политико-правовой мысли происходило в рамках углубления светских, теоретических воззрений о взаимосвязях права и государства, о формах и механизме правового опосредования политико-властных отношений61. Представителем этого направления был Пифагор Самосский (ок. 570–500 гг. до н. э.), древнегреческий мыслитель, религиозный и политический деятель, основатель пифагореизма62.

Пифагор и его сторонники — пифагорейцы выступили с идеей необходимости преобразования общественных и политико-правовых порядков на философских (разумных) основах. Их мысль легла в основу целого ряда последующих представлений об определяющей роли философского разума и истинного знания для установления идеального строя и совершенного правления. Данные идеи обозначили контуры политического осмысления общественного устройства для многих выдающихся мыслителей последующей истории человечества. Наглядными примерами подобных представлений могут служить, в частности, сократовское положение о правлении знающих, платоновский проект идеального строя во главе с философами, кантовские категорические императивы философского разума о нормах долженствования в сфере морали, права, государства, гегелевская концепция тождества разумного и действительного (включая разумность права и государства). Многие из данных идей продолжают быть предметом для дискуссий политологов, правоведов и философов в контексте их актуальности и применимости в современных условиях.

Пифагорейцы выступали за полис, где господствуют справедливые законы. Эту идею развивал и основоположник диалектики, представитель ионийской школы Гераклит (ок. 554–483 гг. до н. э.), который по своим политическим взглядам был приверженцем аристократии («власти лучших»)63. Он развивал идею божественного, разумного и справедливого полиса и закона, их необходимую взаимосвязь. По его словам, «народ должен сражаться за закон, как за свои стены»64.

«Как “общее дело” членов полиса» трактовал государство древнегреческий философ-материалист, один из первых представителей атомизма Демокрит (ок. 460–370 гг. до н. э.)65. Он считал искусство управления государством (полисом)«наивысшим из искусств»66. Демокрит отвергал деспотическую власть и выступал за демократический полис со свободой граждан. «Бедность в демократии, — писал он, — настолько же предпочтительнее так называемого благополучия, насколько свобода лучше рабства»67.

В V–IV вв. до н. э. софисты, в отличие от своих предшественников, стали уделять заметное внимание месту и роли индивида в политической жизни. Соответственно на первый план вышла проблематика субъективных начал в политике, естественных прав человека в их соотношении с полисным законодательством, социальной трактовки власти и закона как форм выражения интересов различных слоев и групп общества. Так, например, Протагор (ок. 480–410 гг. до н. э.) придерживался демократических взглядов, которые основывались на учении о справедливости как всеобщем свойстве и гражданстве, как всеобщем качестве жителей того или иного государства (полиса). В «Диалоге» Платона Протагор (320 d — 322 d)68 «в споре с Сократом утверждает, что добродетели и искусству государственной жизни можно научиться, что способность быть хорошим гражданином свойственна всем людям и лежит в основе политической организации общества. Это учение, признанное первым в античной философии обоснованием демократического государственного устройства, Протагор излагает в виде мифа о творении, находя эту форму подачи наиболее убедительной и соответствующей предмету: добродетель и способность к общежитию — исконные онтологические качества человека. Миф дополняется и рациональными рассуждениями о воспитательной и исправительной функции закона и государства»69.

Иначе развивали идею господства законов в полисе Сократ и Платон. Говоря об учении Сократа (470–399 гг. до н. э.), следует указать, что он не оставил после себя ни одного письменного сочинения. Произведения его учеников, Платона и Ксенофонта, единственные источники, из которых мы можем узнать о том, как, с кем и о чем вел Сократ свои знаменитые диалоги. Его постоянными оппонентами были софисты, в отличие от которых Сократ стремился найти «источник твердых и надежных знаний, следуя которому люди могли бы с равным успехом решать проблемы как в общественной, так и в своей частной жизни. Резкая критика общественно-правовых устоев Афин сочеталась у Сократа с пониманием необходимости соблюдать законы своего отечества, даже если последнее часто оказывается несправедливым по отношению к своим лучшим гражданам»70. «Государство, в котором граждане наиболее повинуются законам, и в мирное время благоденствует, и на войне неодолимо»71, — говорил Сократ.

Сократ, будучи сторонником демократии и законности, в полемике с Калликлом, согласно Платону, доказывал иное: природе больше соответствует равенство и соблюдение законов, установленных большинством. В беседе с Калликлом Сократ получил его согласие на то, что сильный, лучший и могущественный в контексте их спора одно и то же и что воля и установления сильнейшего соответствуют природе. Затем он рассуждал следующим образом. Большинство по природе сильнее одного, значит установления большинства — установление сильнейшего, а значит и лучшего, прекрасного. И если большинство считает, что справедливость — это равенство, а не превосходство, то, следовательно, это и соответствует природе. По Сократу, демократические законы соответствуют природе, они справедливы и должны лежать в основе деятельности государства72.

Дальнейший диалог Калликла и Сократа показывает, что по Калликлу «нередко один разумный сильнее многих тысяч безрассудных, и ему надлежит править, а им повиноваться, и властитель должен стоять выше своих подвластных». Разумные — это те, «кто разумен в государственных делах — знает, как управлять государством — и не только разумен, но и мужествен: что задумает, способен исполнить и не останавливается на полпути из-за душевной расслабленности»73. «Установления такого правителя государства справедливы, соответствуют природе и должны соблюдаться, его воля должна составлять основу и государства, и законов»74.

Платон (427–347 гг. до н. э.) внес значительный вклад в разработку правовых понятий равенства и справедливости. Около 407 г. до н. э. он познакомился с Сократом и стал одним из его самых восторженных учеников. Почти все его сочинения написаны в форме диалогов (беседу в большей части ведет Сократ), язык и композиция которых отличаются высокими художественными достоинствами.

Достижения Платона не могут заслонить те неприемлемые практические рекомендации, к которым философ пришел под конец жизни, конструируя в диалогах «Государство» и «Законы» идеальное государство и идеальное законодательство. Последовательное приложение идеализма к социальным и политическим отношениям представляет людей лишенными собственной воли и не способными в массе самостоятельно достичь разумности и совершенства: только искусственное и принудительное подчинение страстей разуму и воле обладающих разумом философов-правителей позволяет построить справедливое общество. Тоталитаристский и бесчеловечный проект Платона, оставаясь свидетельством реальных трудностей познания природы права и государства, исходит из благих намерений и строится на фундаментальном и правовом, по сути, учении о власти закона и принципе формального равенства как условиях реализации индивидуальных и общественных интересов75.

Платон принципиально противопоставил друг другу два вида государства: первый, где все зависит от правителей, второй, где и над правителями стоят законы. «Я вижу близкую гибель того государства, — писал Платон, — где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон — владыка над правителями, а они — его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги»76.

Государство, по Платону, должны составлять три сословия: философы, которые на основании созерцания идей управляют всем государством; воины, основная цель которых охранять государство от внутренних и внешних врагов, и работники, т. е. крестьяне и ремесленники, которые поддерживают государство материально, доставляя ему жизненные ресурсы. Платон выделял три основные формы правления — монархию, аристократию и демократию. Каждая из них, в свою очередь, делится на две формы. Монархия может быть законной (царь) или насильственной (тиран); аристократия может быть владычеством лучших или худших (олигархия); демократия может быть законной или беззаконной, насильственной. Все шесть форм государственной власти Платон подверг резкой критике, выдвинув утопический идеал государственного и общественного устройства. По Платону, цари должны философствовать, а философы царствовать, причем таковыми могут быть только немногие созерцатели истины. Разработав подробную теорию обществ и личного воспитания философов и воинов, Платон не относил ее к «работникам». Платон проповедовал уничтожение частной собственности, общность жен и детей, государственную регулируемость браков, общественное воспитание детей, которые не должны знать своих родителей77. Утопию Платона в «Государстве» К. Маркс характеризовал как «…афинскую идеализацию египетского кастового строя»78.

Нельзя, конечно, отождествлять платоновское государство законности с правовым государством. Однако, по мнению В. С. Нерсесянца, наряду с различиями между ними есть и определенное сходство: говоря о законах, Платон в духе своих естественно-правовых воззрений имел в виду не всякое обязательное установление власти, а лишь разумные и справедливые общеобязательные правила, «определения разума». Такому закону, да и самому государству присуще «выражение и защита ими общего интереса». По Платону, «нет ни закона, ни государства, ни справедливости, а имеет место лишь злоупотребление этими понятиями в условиях насилия, политических распрей и господства интересов узкой группы лиц»79.

Концепцию правления разумных законов с естественно-правовых позиций обосновывал Аристотель80 (384–322 гг. до н. э.), которого по праву можно считать одним из величайших философов в мировой истории. Он внес значительный вклад в развитие политической науки и создание общей теории права. Именно Аристотелю принадлежит учение о правовой справедливости как равенстве и о естественном основании права как равенства в обмене. Основанные на математических выкладках, восходящих к пифагорейцам, и на обобщениях торговой и судебной практики в современном мыслителю афинском полисе, эти глубочайшие соображения оказались созвучны римскому праву и утвердившимся в нем понятиям81.

«Итак, — пишет Аристотель, — кто требует, чтобы властвовал закон, по-видимому, требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало, ибо страстность есть нечто животное и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они были и наилучшими людьми; напротив, закон — это свободный от безотчетных позывов разум»82. На его взгляд, законы способны хорошо регулировать отношения и поддерживать порядок в относительно небольшом государстве при относительно небольшом количестве населения. При превышении меры поддержание порядка становится не делом закона, а «делом божественной силы, которая скрепляет единство и этой вселенной…»83. «Это ясно и на основании логических соображений: ведь закон есть некий порядок; благозаконие, несомненно, есть хороший порядок; а чрезмерно большое количество не допускает порядка», — писал Аристотель, возможно, имея в виду и империю своего ученика — А. Македонского84.

Мысли Аристотеля носят правовой характер в силу своей политичности. «Прежде чем определить государство, Аристотель сначала определяет гражданина, потому что возникновение государства он связывает с инстинктивным стремлением людей к общению»85.

Аристотель различал три хорошие и три дурные формы управления государством. Хорошими он считал формы, при которых исключена возможность корыстного использования власти, а сама власть служит всему обществу; это — монархия, аристократия и «полития» (власть среднего класса), основанная на смешении олигархии и демократии. Напротив, дурными, как бы выродившимися видами этих форм, Аристотель считал тиранию, чистую олигархию и крайнюю демократию. По его словам, «… только те государственные устройства, которые имеют в виду общую пользу, являются, согласно со строгой справедливостью, правильными; имеющие же в виду только благо правящих — все ошибочны и представляют собой отклонения от правильных: они основаны на началах господства, а государство есть общение свободных людей»86. «Наилучшим государственным строем, — подчеркивает Аристотель, — должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо»87. В другом месте он заметил: «Законодатель должен стремиться увидеть государство, тот или иной род людей и вообще всякое иное общение людей, наслаждающимися благой жизнью и возможным для них счастьем»88.

Говоря о наилучшем государственном строе, Аристотель замечает, во-первых, что «государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями. Ведь нужно признать одно из двух: либо люди, участвующие в государственном общении, не граждане, либо они все должны быть причастны к общей пользе»89. Во-вторых, по Аристотелю, наилучший государственный строй «не может возникнуть без соответствующих внешних условий»90. Он рассматривает целый комплекс таких условий. Например, к таким условиям он относит, прежде всего, «вопросы о количестве граждан государства и размере его территории, считая, что они должны быть умеренными». Будучи выразителем полисной идеологии, Аристотель был противником больших государственных образований. Теория государства Аристотеля опиралась на огромный изученный им и собранный в его школе фактический материал о греческих городах-государствах. «Пределом территории государства, — он считал, — должна быть территория, которую легко можно защищать». Также к внешним условиям образования наилучшего государства Аристотель относил условия «экономического, военного, географического характера, определяющие пределы возможного существования совершенного государства и его законов»91. Конечно, Аристотель понимал, что особенности условий жизни людей в разных странах, различные государственные устройства требуют специфических законов92. «Разным государствам соответствуют различные законы. Существует внутренняя связь между конкретными законами и государствами. И, следовательно, имеются определенные пределы соответствия, нормы, гармонии между ними»93.

Аристотель подвергает обоснованной критике коммунистический проект идеального государства Платона, в частности, за его гипотетическое «монолитное» единство», которое, «по Аристотелю, недостижимо в принципе, ибо лишь индивид есть “социальный атом” — неделимая частица, а государство есть некая множественность, составная сложность разнородных в своей основе элементов»94.

Аристотель, в противоположность Платону, утверждает, что «общность владения, учрежденная в коммуне, совсем не уничтожает основу общественного раскола, а, наоборот, многократно ее усиливает. Естественно присущий человеку эгоизм, попечение о семье, забота прежде о своем, нежели общем, — объективная реальность государственного бытия». Коммунистический, утопический проект Платона, отрицающий семью и частную собственность, лишает необходимой побудительной силы политическую активность человека95.

Не соглашаясь со своим учителем Платоном в вопросах социальной стратификации, ее критериев и механизма действия, Аристотель придерживается позиции, что «общественные классы не суть произвольное деление государства, отталкивающегося от свойств души человека, а закономерно возникающий результат общественного расслоения»96.

Таким образом, Аристотель одним из первых обосновал правовую концепцию государства на базе общности и предметно-смыслового единства политических и правовых форм общественного устройства, противопоставляемого деспотизму.

В целом учение Аристотеля, которого К. Маркс назвал вершиной древнегреческой философии97, оказало громадное влияние на последующее развитие философской мысли. По оценке современных исследователей, «знакомство с сочинениями Аристотеля, полностью изданными в середине I в. до н. э., привело римского юриста Лабеона и его приверженцев к теоретической переоценке многих концептов и конструкций действовавшего права. Новое рождение и практическое воплощение в римской контрактной системе не было последней демонстрацией истинности и жизненности идей Стагирита. Аристотелевское учение о праве и равенстве, об уравнивающей и распределяющей справедливости, о произвольном и непроизвольном обмене как содержании права пережило и его создателя, и его адептов и стало топосом европейской культуры. “Воздавай каждому свое!” — этот тезис становится знаменем всех либеральных теорий и общим принципом правопонимания на все времена»98.

О правовом вопросе в государственном устройстве говорил один из величайших греческих ораторов, классик ораторского искусства, основатель и преподаватель в первой ораторской школе в Афинах (с 391 г.), сторонник демократии и независимости Афин Исократ (436–338 гг. до н. э.). Из около 60 речей Исократа до нас дошла 21 речь. Некоторые речи были созданы в хвалебном жанре энкомиев и были предназначены к произнесению в народном собрании по актуальным политическим вопросам. Одной из таких речей является «Ареопагитик» (принятая датировка — 357 г.), в которой Исократ призывает вернуть Ареопагу прежние полномочия и восстановить демократию в ее первоначальном виде. Осуждая олигархию и восхваляя демократию, оратор в действительности критикует отдельные элементы исторически существовавшей демократии и превозносит известные олигархические институты в государственном устройстве Афин99. «Цель, которую я преследую, — говорил он, — легко понять также из следующего: в большинстве речей, мной произнесенных, вы найдете осуждение олигархии и тирании; я одобряю равноправие и демократию, но не любую, а лишь хорошо организованную, созданную не как попало, но на справедливой и разумной основе… Я знаю, что созданием такой политии наши предки далеко превзошли всех других. И лакедемоняне наилучшим образом управляют своей страной потому, что они как раз и являются наиболее демократичными. И при избрании должностных лиц, и в повседневной жизни, и во всех остальных занятиях мы можем видеть, что равенство в правах и обязанностях у них имеет гораздо большее значение, чем у других. Олигархия ведет борьбу именно с этими установлениями, которыми постоянно пользуется хорошо организованная демократия… Если бы мы захотели к тому же исследовать историю самых знаменитых и великих из других народов, — продолжает Исократ свою речь, — мы нашли бы, что демократические формы правления более полезны, чем олигархические. Если бы мы сравнили даже наш всеми порицаемый государственный строй не со старой демократией, которую я описал, но с правлением Тридцати, каждый, несомненно, признал бы его божественным… Даже если кто-нибудь упрекнет меня в том, что я выхожу за пределы моей темы, я все же хочу в целях разъяснения рассказать, насколько наш строй превосходит правление Тридцати. И пусть никто не подумает, будто я слишком тщательно исследую ошибки нашей демократии, замалчивая все, что было в ней хорошего и значительного»100. Это не подмена понятий и не риторический прием: Исократ проводит принципиальное различение правового и неправового в государственном устройстве, называя искомое правовое начало «истинной демократией». Это учение так же, как и рассуждение об уравнивающей и распределяющей справедливости, предвосхищает последующие, аналитически более совершенные изыскания Аристотеля в области права101.

Большой вклад в осмысление правовых основ государственного устройства внес крупнейший римский оратор, политик и философ Цицерон Марк Туллий (106–43 гг. до н. э.). Его труды оказали решающее воздействие на всю римскую политическую и правовую мысли. Последующие поколения мыслителей и практиков опирались на его достижения и зачастую непосредственно отправлялись от положений, установленных Цицероном в римском государствоведении и правоведении.

В эпоху кризиса римской республики и на закате своей личной политической карьеры Цицерон приходит к важным обобщениям принципов политического и правового развития, которые считает необходимым предложить современникам в качестве руководства, призванного показать превосходство римской политической культуры над греческой не только на практике, но и в теории и идеологии. Цицерон пишет трактаты «О республике» и «О законах» в диалоговой форме, чем недвусмысленно ставит себя и свой вклад в политическую теорию в один ряд с Платоном.

То же самое следует сказать и о тематике сочинений. Трактат «О законах» не был завершен, но критика греческих правовых теорий, представленная в нем, всеобъемлюща и распространяется на все крупные фигуры античной правовой мысли. Высокий авторитет, риторика, широкий научный кругозор, практический опыт в области политики — все эти качества поставили учение Цицерона в особое положение. Соображения, направленные на оправдание римского республиканского устройства — в оппозиции к угрозе охлократии и нарождающимся авторитарным формам правления, — были генерализированы как учение о государстве вообще. В последующем отождествлялось civitas с государством, res publica с республикой, приходя к новому, более широкому и абстрактному, чем могла породить римская историческая практика, пониманию этих политических явлений. «Этот широкий подход, воплотившийся в сочинении Августина Блаженного De civitate Dei («О граде (государстве) Божием»), сказался на развитии всей европейской политической мысли. Учение о естественном праве, представленное в первой книге диалога “О законах”, получило развитие уже в трудах римских юристов, став надолго одним из фундаментов европейской правовой культуры»102.

Диалог «О государстве» написан Цицероном в 57–54 гг. до н. э. Действие разворачивается в 129 г. до н. э. на усадьбе крупнейшего политического деятеля эпохи, увлеченного приверженца стоицизма Сципиона Младшего. Участники беседы — друзья Сципиона, его «кружок» (grex Scipionis) — образованнейшие люди своего времени, светочи римской культуры. С ними Цицерон связывает политический и идеологический расцвет римской республики. В их уста он вкладывает суждения, призванные пользоваться высочайшим авторитетом среди его современников103.

«…Итак, государство, — говорит Сципион, — есть достояние народа, а народ не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов. Первой причиной для такого соединения людей является не столько их слабость, сколько, так сказать, врожденная потребность жить вместе. Ибо человек не склонен к обособленному существованию и уединенному скитанию, но создан для того, чтобы даже при изобилии всего необходимого не (…) [удаляться от подобных себе]»104.

«…Всякий народ, — продолжает Сципион, — представляющий собой такое объединение многих людей… всякая гражданская община, являющаяся народным установлением, всякое государство, которое, как я сказал, есть народное достояние, должны, чтобы быть долговечными, управляться, так сказать, советом, а совет этот должен исходить прежде всего из той причины, которая породила гражданскую общину… Осуществление их следует поручать либо одному человеку, либо нескольким выборным, или же его должно на себя брать множество людей, то есть все граждане. И вот, когда верховная власть находится в руках у одного человека, мы называем этого одного царем, а такое государственное устройство — царской властью. Когда она находится в руках у выборных, то говорят, что эта гражданская община управляется волей оптиматов. Народной же … является такая община, в которой все находится в руках народа. И каждый из трех видов государства — если только сохраняется та связь, которая впервые накрепко объединила людей ввиду их общего участия в создании государства, — правда, не совершенен, … не наилучший, но он все же терпим, хотя один из них может быть лучше другого. Ибо положение и справедливого и мудрого царя, и избранных, то есть первенствующих, граждан, и даже народа (впрочем, последнее менее всего заслуживает одобрения) все же, — если только этому не препятствуют несправедливые поступки или страсти, — по-видимому, может быть вполне прочным»105.

«…Я знаю, что таково твое мнение, — говорит в ответ Лелий, — ибо я часто слыхал это от тебя. И все же, если это тебе не в тягость, я хотел бы узнать, какой из этих трех видов государственного устройства ты находишь наилучшим…»106.

«… И каждое государство таково, — отвечает Сципион, — каковы характер и воля того, кто им правит. Поэтому только в таком государстве, где власть народа наибольшая, может обитать свобода; ведь приятнее, чем она, не может быть ничего, и она, если она не равна для всех, уже и не свобода. Но как может она быть равной для всех, уж не говорю при царской власти, когда рабство даже не прикрыто и не вызывает сомнений, но и в таких государствах, где на словах свободны все? Граждане, правда, подают голоса, предоставляют империй и магистратуры, их по очереди обходят, добиваясь избрания, на их рассмотрение вносят предложения, но ведь они дают то, что должны были бы давать даже против своего желания, и они сами лишены того, чего от них добиваются другие; ведь они лишены империя, права участия в совете по делам государства, права участия в судах, где заседают отобранные судьи, лишены всего того, что зависит от древности и богатства рода … Если закон есть связующее звено гражданского общества, а право, установленное законом, одинаково для всех, то на каком праве может держаться общество граждан, когда их положение не одинаково? И в самом деле, если люди не согласны уравнять имущество, если умы всех людей не могут быть одинаковы, то, во всяком случае, права граждан одного и того же государства должны быть одинаковы. Да и что такое государство, как не общий правопорядок?..»107.

Следует заметить, что диалог был известен в эпоху Возрождения и в Новое время по цитатам позднеантичных авторов. Лишь в 1822 г. кардинал Анджело Май опубликовал текст найденного им в Ватиканской библиотеке палимпсеста, содержавшего книги I и II трактата (с лакунами), а также фрагменты книг III–VI. Он же включил в текст цитаты, дошедшие в сочинениях других авторов108.

Диалог Цицерона «О законах» непосредственно примыкает к трактату «О госу

...