С. С. Чекулаев

Корпоративные конфликты, осложненные иностранным элементом, и способы их разрешения

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 341.9

ББК 67.412.2

Ч-37

Автор:
Чекулаев С. С., кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры гражданского права и процесса юридической школы Дальневосточного федерального университета, депутат Думы Пограничного муниципального района Приморского края.

Рецензенты:
Кравченко А. Г., кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой гражданского права и процесса юридической школы Дальневосточного федерального университета;
Вронская М. В., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданско-правовых дисциплин Владивостокского государственного университета экономики и сервиса.

Монография посвящена изучению корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, а также способам их разрешения.

В настоящее время несовершенство законодательства говорит нам о том, что требуется провести ряд мероприятий по созданию механизмов разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом. Отсутствие единообразного законодательного и доктринального подходов к пониманию сущности корпоративных конфликтов только ухудшает ситуацию.

Законодательство приведено по состоянию на 17 июня 2021 г.

Монография предназначена для преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов.

Текст публикуется в авторской редакции.

УДК 341.9

ББК 67.412.2

© Чекулаев С. С., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Одной из важнейших составляющих процесса глобализации является расширение практики использования иностранного капитала при формировании активов юридических лиц, что требует принятия мер по созданию эффективных механизмов разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, как инструмента повышения инвестиционной привлекательности страны. Несовершенство законодательства в этой части в течение длительного времени являлось препятствием для этого, побуждая к поиску правовых средств подчинения таких споров иностранным правопорядкам, в частности английскому. Законодатель практически ничего не предлагал в качестве альтернативы судебной процедуре их разрешения, ставя под сомнение даже арбитрабельность корпоративных споров. Вне правового поля фактически находились иные способы их урегулирования, за исключением медиации, что не могло не вызывать обеспокоенности на фоне весьма разнообразной зарубежной практики.

Ситуация начала меняться с внесением изменений в Арбитражный процессуальный кодекс РФ от 24.07.2002 № 95-ФЗ (далее — АПК РФ)1, который в настоящее время упоминает в этом качестве переговоры, посредничество и судебное примирение, оставляя перечень открытым (ст. 138.2). Однако практическая реализация данных положений вызывает немало вопросов, особенно если другой стороной конфликта является иностранное физическое или юридическое лицо, поскольку в этом случае возникает вопрос не только о применимом праве и разрешении связанных с этим коллизий, но и выборе применимой процедуры, которая может быть не предусмотрена российским законодательством. Не лишены противоречий и процедуры судебного рассмотрения корпоративных споров.

Существующие проблемы усугубляются отсутствием едино­образного законодательного и доктринального походов к пониманию сущности корпоративных конфликтов, в том числе из-за непоследовательного использования законодателем понятия корпорации, неопределенности соотношения корпоративных споров и конфликтов. При этом перспектива обращения к зарубежному опыту выглядит не столь однозначно, учитывая различные подходы к определению данных категорий. В частности, в зарубежной юриспруденции можно встретить предельно широкую трактовку корпоративных споров, как любых неразрешенных конфликтов с участием корпораций. Еще большим разнообразием отличаются альтернативные способы разрешения споров, некоторые из которых буквально выросли из частных методик, впервые зафиксированных в том или ином правопорядке в качестве средства урегулирования возникшего конфликта, чему в значительной мере способствовала гибкость системы общего права. Избирательное заимствование этого опыта, в том числе странами континентальной системы права, привело к формированию достаточно большого количества вариантов сформировавшихся моделей, которые изначально не воспринимались как универсальный и неизменный стандарт.

Определенное влияние на эти процессы стала оказывать деятельность новых институциональных структур национального (например, Ассоциация корпоративных юрисконсультов Америки — АССА, Парижский центр арбитража и медиации (CMAP) и международного (в частности, Международный институт по предотвращению и разрешению конфликтов (CPR)) уровня, созданных специально для этой цели и нормативно фиксирующих нестандартные процедуры альтернативного разрешения споров.

Степень научной разработанности темы. Проблемы разрешения корпоративных конфликтов все чаще привлекают к себе внимание ученых. В частности, можно отметить работы В. К. Андреева, Т. А. Григорьевой, Д. И. Дедова, А. В. Каширина, В. А. Лаптева, Т. М. Медведевой, С. Д. Могилевского, О. В. Осипенко, А. А. Серебряковой, И. Н. Соловьева, С. Ю. Филипповой и др. Не меньший интерес специалистов вызывают вопросы правового регулирования арбитража, медиации и иных форм альтернативного разрешения частноправовых споров, в том числе существующих в зарубежной практике (В. О. Аболонин, Н. И. Гайдаенко-Шер, Е. П. Ермакова, О. Ю. Скворцов и др.). Ряд работ посвящен проблемам разрешения корпоративных конфликтов. В частности, можно отметить диссертационные исследования А. Р. Андреевой «Правовое регулирование корпоративных конфликтов по законодательству Российской Федерации» (М., 2011), А. А. Данильяна «Корпорация и корпоративные конфликты» (М., 2006). Однако вопросы урегулирования корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, во всем многообразии появляющихся в этом случае проблем, до настоящего времени не являлись предметом отдельного исследования.

Объектом диссертационного исследования стали общественные отношения, возникающие в процессе разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом. Его предмет составляют нормативные правовые акты Российской Федерации и ряда зарубежных стран, одни из которых можно рассматривать как источник богатого опыта правового регулирования порядка разрешения корпоративных конфликтов (Великобритания, США, Франция), другие, как объект анализа эффективности реализации осуществленных заимствований (Республика Казахстан, Гонконг). Объектом внимания также стала практика их применения.

Целью диссертационного исследования стало проведение всестороннего научно-практического анализа разнообразных аспектов правового регулирования разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, предложение и обоснование направлений совершенствования российского законодательства в этой сфере с учетом зарубежного опыта. Ее достижению способствовало решение следующих задач:

1) определение сущности и видов корпоративных конфликтов;

2) выявление форм присутствия иностранного элемента в корпоративном конфликте;

3) анализ коллизионных вопросов разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом;

4) установление проблемных вопросов реализации судебного порядка разрешения корпоративных споров;

5) анализ примирительных процедур разрешения корпоративных споров, включая переговоры и посредничество;

6) выявление особенностей реализации состязательных альтернативных процедур урегулирования корпоративных споров, таких как арбитраж (третейское разбирательство);

7) определение особенностей комбинированных процедур, приемлемых для разрешения корпоративных споров.

Методологическая основа диссертационного исследования складывалась из применения общенаучных и частно-научных методов. Познанию взаимосвязей правовых явлений и процессов способствовало использование диалектического метода, исследование сложившихся доктринальных подходов, нормотворческой и правоприменительной практики обеспечило обращение к таким общенаучным теоретическим методам исследования, как анализ и синтез, системный и структурный подходы. Специфика предмета исследования предопределила использование формально-юридического, сравнительно-правового методов, историко-правового метода.

Теоретическая основа исследования включает научно-теоретические разработки российских и зарубежных специалистов, занимающихся проблемами определения правового статуса корпораций, а также разрешения корпоративных конфликтов, включая альтернативные способы их урегулирования. Его нормативную базу с учетом предмета исследования составили: 1) российское законодательство, включая Конституцию Российской Федерации от 12 декабря 1993 года, Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (далее — ГК РФ)2, федеральные законы, в том числе Федеральный закон от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об ООО)3, Федеральный закон от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО4), Федеральный закон от 27.07.2010 № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре разрешения споров с участием посредника (процедуре медиации)» (далее — Закон о медиации)5, Федеральный закон от 29 декабря 2015 года № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» (далее — Закон об арбитраже6), а также подзаконные акты; 2) законодательство зарубежных стран (Бельгии, Великобритании, Италии, Китая, Сингапура, Украины, Франции, ФРГ, Японии и др.); 3) международные договоры и рекомендательные документы международных организаций; 4) локальные нормативные акты организаций, специализирующихся на разрешении коммерческих споров, и внутренние документы юридических лиц.

Эмпирическую основу исследования образует российская и зарубежная судебная практика по корпоративным спорам, отражающая особенности применения действующего законодательства и определяющая направления его развития.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что оно представляет собой первое комплексное исследование корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, в ходе которого:

• были выявлены особенности корпоративного конфликта, осложненного иностранным элементом; проблемы выбора права, подлежащего применению для его разрешения; взаимосвязь особенностей корпоративного конфликта с организационно-правовой формой юридического лица и реализуемыми моделями корпоративного управления; влияние на определение международной подсудности корпоративных конфликтов одновременного существования брюссельской и англо-американской юрисдикционных систем; различия в подходах к определению арбитрабельности корпоративных споров в англо-американской и континентальной системами права;

• дана оценка положений российского законодательства в части закрепления способов разрешения корпоративных споров; эффективности различных способов их урегулирования, включая такие альтернативные механизмы как переговоры, посредничество, арбитраж, судебное примирение и нетипичные для российского правопорядка партисипативную (коллаборативной) процедуру, мини-судебный процесс, частный судебный процесс, «медиацию-арбитраж», независимую экспертизу по установлению фактических обстоятельств дела, консилиацию.

• обоснована необходимость унификации и гармонизации способов разрешения споров, расширения практики международной помощи по гражданским делам, а также внесения отдельных изменений в российское законодательство.

Научная новизна исследования нашла свое отражение в положениях, выносимых на защиту:

1. Делается вывод о необходимости применения широкой и узкой трактовки корпоративного конфликта, отражающей статику и динамику противоречий, возникающих между участниками корпоративных отношений. В широком смысле он отхватывает любые затрагивающие интересы корпорации противоречия, возникающие между субъектами корпоративных отношений, в узком — представляет собой результат неразрешенного в условиях избранной модели корпоративного управления противоречия интересов юридических лиц с корпоративной структурой и ее участников и/или органов управления, а также иных заинтересованных лиц, потенциально способный перерасти в корпоративный спор.

2. Автор связывает специфику корпоративных конфликтов с многообразием организационно-правовых форм корпораций и реализуемых в них моделей управления, которые могут обусловливать различные причины возникновения, субъектный состав и способы разрешения корпоративного конфликта.

3. Обосновано, что специфика корпоративного конфликта, осложненного иностранным элементом, обусловлена: 1) нахождением его сторон под юрисдикцией различных государств, предопределяющим разнообразие организационно-правовых форм корпораций, реализуемых в них моделей управления, правового статуса участников корпоративных отношений и вызванных этим противоречий; 2) связью юридических фактов, имеющих значение для возникновения, развития и прекращения корпоративных конфликтов, с территорией иностранного государства, законодательство которого может закреплять особые требования к заключаемым корпоративным соглашениям, оформлению полномочий представителя корпорации, а также порядку и условиям размещения ценных бумаг корпорации; 3) правовым режимом объектов, находящихся на территории иностранного государства, права на которое составляют предмет корпоративного конфликта, осложняющегося в этом случае различными подходами к их оборотоспособности, содержанию, порядку реализации и защиты прав на них.

4. Оценивая практику выбора права, подлежащего применению при разрешении корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, автор делает вывод об уязвимости доктрины «внутренних дел» в условиях глобализации и необходимости зашиты национальных интересов принимающих государств, затруднительности такого выбора в условиях неустоявшейся практики транснациональной миграции корпораций и ее нормативного обеспечения, конкуренции коллизионных привязок в отдельных аспектах корпоративных отношений, прежде всего, договорных и деликтных, а также практики использования различных правовых средств, обеспечивающих возможность вмешательства государства во внутренние дела корпорации, включая императивные предписания относительно различных аспектов деятельности корпорации, оговорку о публичном порядке, отнесение отдельных вопросов деятельности корпорации к другой правовой сфере для исключения возможности выбора права, отмечая преимущества доктрины реального местонахождения корпорации, позволяющей обеспечить прозрачность ее деятельности и эффективную защиту потенциальных участников корпоративных конфликтов.

5. Автор обосновывает необходимость учета при определении международной подсудности корпоративных споров специфики брюссельской и англо-американской юрисдикционных систем, отличающихся по широте дискреционных полномочий судов, рассматривающих вопрос о соблюдении правил подсудности, целей принятия соответствующего решения, а также по отношению к проблеме возбуждения параллельного производства, отмечая, что последняя создает предпосылки для выбора более выгодной с точки зрения ожидаемого результата разрешения спора юрисдикции.

6. Автором делается вывод о том, что проблемы при использовании медиации для разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, вызванные существованием различных моделей медиации, неоднородным статусом посредников, а также трудностями исполнения медиативного соглашения в иностранной юрисдикции могут быть решены посредством разработки включения в соглашения государств о правовой помощи положения о распространении практики признания и исполнения судебных решений на медиативные соглашения.

7. Сделан вывод о влиянии иностранного элемента в корпоративных спорах на оценку их арбитрабельности, субъективные и объективные критерии которой различаются в континентальной и общей системах права. В то время как в общей системе права они не имеют существенного значения, поскольку возможность передачи корпоративного спора на рассмотрение арбитража относится к допустимости разрешения им конкретного вида спора, в континентальной системе критериям субъективной и объективной арбитрабельности отводится ключевая роль в определении возможности его передачи в арбитраж.

8. Рассматривая комбинированные процедуры разрешения корпоративных конфликтов, автор приходит к выводу, что процесс конвергенции правовых систем в условиях юридической глобализации обусловил не только избирательное заимствование разработанных в системе общего права механизмов разрешения споров странами континентальной системы права, но и распространение опыта последних в странах англо-американской системы. Правовые барьеры при этом в значительной мере нивелируются благодаря акценту на фактической составляющей реализуемых процедур, содержание которых может варьироваться, в том числе благодаря тому, что для большинства из них не характерно законодательное закрепление.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в выявлении, проработке и систематизации существующих подходов к определению сущности корпоративных конфликтов и способов их разрешения применительно к правоотношениям, осложненным иностранным элементом, с учетом положений российской и зарубежной доктрины, законодательства и судебной практики, а также формулировании выводов, позволяющих раскрыть специфику таких конфликтов и способов их разрешения. Его практическая значимость определяется тем, что полученные результаты позволяют определить направления совершенствования российского законодательства, регулирующего правовые аспекты разрешения корпоративных конфликтов, а также международного сотрудничества в сфере унификации и гармонизации соответствующих правовых механизмов. Кроме того, результаты исследования можно использовать для формирования специальных правовых дисциплин и преподавании курсов гражданского, предпринимательского, корпоративного, международного частного права.

Апробация результатов исследования. Сформулированные в диссертационном исследовании положения, выводы и предложения были апробированы в ходе обсуждения и рецензирования исследования на заседаниях кафедры юридического факультета Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ. Основные положения и выводы диссертационной работы отражены в размещенных трудах автора, а кроме того обсуждены на научно-практических конференциях:

I. Статьи, опубликованные в изданиях,
рекомендованных Высшей аттестационной комиссией Министерства науки и высшего образования
Российской Федерации для публикации результатов диссертационного исследования

1. Чекулаев С. С. Коллизионные вопросы разрешения корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом // Азиатско-тихоокеанский регион: экономика, политика, право. 2019. Т. 21. № 4. С. 116–124.

2. Чекулаев С. С. Особенности соглашений о подсудности корпоративных споров, осложненных иностранным элементом // Закон и право 2020. № 10. С. 89–94.

3. Чекулаев С. С. Особенности применения третейского разбирательства при разрешении корпоративных споров, осложненных иностранным элементом // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Право. 2021: № 1(65). С. 135–141.

4. Чекулаев С. С. Особенности корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом: коллизионные вопросы при определении национальности юридического лица // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2021: № 2. С. 76–89.

II. Статьи в изданиях, рекомендованных ученым советом РАНХиГС для публикации статей по юриспруденции

1. Чекулаев С. С. Некоторые проблемы применения примирительных процедур при разрешении корпоративных споров, осложненных иностранным элементом // Государственная служба. 2021 № 1. С. 56–64.

2. Чекулаев С. С., Сметанко П. П. Применение медиативных процедур в разрешении корпоративных споров в корпорациях // Государственная служба. 2017. Т. 19. № 2 (106). С. 115–119.055.

III. Статьи, опубликованные в изданиях,
входящих в международные базы цитирования
(WoS, Scopus, Springer) для публикации результатов диссертационного исследования

1. Chekulaev S., Karpova Y., Drachev A. A comparative analysis of Russian and Chinese energy supply legislation // Journal of advanced research in law and Economics. 2018. T. 9. № 7. P. 2284–2289.

IV. Иные статьи

1. Чекулаев С. С., Карпова Ю. С. Медиация как альтернативный способ разрешения споров в досудебном порядке в России и США // Закон и право. 2017. № 7. С. 52–55.157.

2. Чекулаев С. С., Ивашкина О. С. Сравнительно-правовой анализ понятия «корпорация» на примере стран Азиатско-Тихоокеанского региона // Государственная служба. 2017. Т. 19. № 4 (108). С. 87–89.056.

V. Материалы международных, всероссийских и межрегиональных научно-практических конференций

1. Zoom-конференция, Московский государственный юридический университет им. Кутафина (МГЮА) международный юридический форум «Современные проблемы права и экономики в Европе и Азии» 14–15 сентября 2020 г. Выступление «Некоторые проблемы применения примирительных процедур при разрешении корпоративных споров, осложненных иностранным элементом из стран Азиатско-Тихоокеанского региона».

Структура работы определена исследуемой тематикой, а также целью и поставленными задачами. Диссертационное исследование включает введение, две главы, которые объединяют в себе семь параграфов, заключение, а также список использованных источников.

Глава 1.
ОСОБЕННОСТИ КОРПОРАТИВНЫХ КОНФЛИКТОВ, ОСЛОЖНЕННЫХ ИНОСТРАННЫМ ЭЛЕМЕНТОМ, И КОЛЛИЗИОННЫЕ ВОПРОСЫ ИХ РАЗРЕШЕНИЯ

1.1.Понятие, сущность и виды корпоративных конфликтов

Определение сущности корпоративных конфликтов, осложненных иностранным элементом, требует характеристик обеих составляющих этого понятия, что, прежде всего, обусловливает необходимость обращения к категории «корпоративный конфликт», не получившей однозначной трактовки ни в законодательстве, ни в юридической доктрине. Одной из причин этого является существующая неопределенность в вопросе о сфере применения данного понятия, вызванная как неоднозначной практикой использования понятия «корпорация» в российском законодательстве, так и отсутствием нормативных критериев разграничения корпоративных конфликтов и корпоративных споров, усугубляющаяся весьма своеобразной трактовкой последних.

Несмотря на то, что по своему смыслу, восходящему к позднелатинскому «corporatio», оно означает объединение лиц для достижения общих целей, законодатель сначала использовал его для обозначения не имеющей членства некоммерческой организации, учрежденной Российской Федерацией на основе имущественного взноса и созданной для осуществления социальных, управленческих или иных общественно полезных функций, введя понятие государственной корпорации7. В 2014 году статус корпорации был признан за юридическими лицами, учредители (участники) которых обладают правом участия (членства) в них и формируют их высший орган (общее собрание участников в коммерческой корпорации, съезд, конференцию или иной представительный (коллегиальный) орган, определяемый уставом некоммерческой корпорации в соответствии с законом) (ст. 65.1 ГК РФ). Таким образом, были обозначены два ключевых признака корпорации: членство и наличие органов управления, каждый из которых несет в себе потенциальный источник конфликта, первый, поскольку предполагает взаимодействие субъектов, преследующих свои интересы, второй, ввиду того что всегда существует потенциальный риск неудачного распределения полномочий и неэффективного контроля за принятием организационных и управленческих решений.

Одновременно был сформирован исчерпывающий перечень корпораций, куда были включены хозяйственные товарищества и общества, крестьянские (фермерские) хозяйства, хозяйственные партнерства, производственные и потребительские кооперативы, общественные организации, общественные движения, ассоциации (союзы), нотариальные палаты, товарищества собственников недвижимости, казачьи общества, внесенные в соответствующий государственный реестр, а также общины коренных малочисленных народов Российской Федерации8. Правда, включение в него некоторых из указанных субъектов вызывает критику и сомнение. В частности, П. В. Степанов не признает корпорациями хозяйственные товарищества, поскольку полноценные органы управления в них не формируются9, с чем можно согласиться лишь отчасти, поскольку отсутствие четкой институализации органа управления может быть присуще и хозяйственным обществам, в которых все акции и доли находятся в руках одного субъекта. Так, в п. 67 Устава РАО «РЖД», несмотря на наличие классических положений относительно общего собрания, оговаривается, что решения по вопросам, относящимся к его компетенции, принимаются акционером единолично и оформляются письменно10, что позволяет рассматривать общее собрание в подобных организациях как юридическую фикцию, допускаемую для сохранения формальных признаков избранной организационно-правовой формы ведения деятельности. Очевидно, что корпоративные конфликты в таких организациях весьма специфичны.

Явно не логичным, является включение в указанный перечень общественных движений, учитывая, что, согласно Федеральному закону от 19.05.1995 № 82-ФЗ «Об общественных объединениях», к которому отсылает ст. 123.7-1 ГК РФ, таковыми признаются массовые общественные объединения, состоящие из участников и не имеющие членства. Наличие у них органа управления, как представляется, не придает им корпоративного духа, учитывая «рыхлость» структуры общественного движения. Обоснованной критике подвергается и отнесение к категории корпоративных споров, вытекающих из деятельности нотариусов по удостоверению сделок с долями в уставном капитале ООО, поскольку они не являются стороной таких материально-правовых отношений, а соответствующие полномочия не возникают из сделок и соглашений11.

В этих условиях не может не возникнуть закономерный вопрос о возможности одновременного существования законодательного определения признаков корпорации и появившейся в 2009 году предельно широкой трактовки характеристики корпоративного спора как спора, связанного с созданием юридического лица, управлением им или участием в юридическом лице, являющемся коммерческой организацией, а также в некоммерческом партнерстве, ассоциации (союзе) коммерческих организаций, иной некоммерческой организации, объединяющей коммерческие организации и (или) индивидуальных предпринимателей, некоммерческой организации, имеющей статус саморегулируемой организации в соответствии с федеральным законом (ст. 225.1 АПК РФ). Следует отметить, что позиция законодателя по этому вопросу была поддержана в 2015 году Пленумом Верховного Суда РФ, который даже конкретизировал эти положения, особо отметив споры, связанные с созданием государственных и муниципальных унитарных предприятий и государственных корпораций12, что с лингвистической точки зрения может быть оправдано, поскольку в процессе словообразования возможно изменение смысловых оттенков. Соответственно термин «корпоративный» в толковых словарях рассматривается не только как относящийся к корпорации, но и «замкнутый, узкогрупповой»13, что в принципе применимо и к юридическим лицам, не являющимся по своей природе корпорациями.

Как отмечали разработчики соответствующего законопроекта, подобный подход стал следствием стремления закрепить указанный термин как понятие, раскрываемое через набор двух признаков — субъектный и предметный, при намеренном отказе от введения какой-либо легальной дефиниции, ввиду наличия многообразия точек зрения по вопросу, что следует понимать под корпоративными отношениями и спорами, возникающими вокруг них14. Отчасти этот пробел восполняют Правила арбитража корпоративных споров, утвержденные приказом ТПП РФ от 11.01.2017 № 6 (приложение 4 к приказу)15, согласно которым корпоративный спор — договорный или внедоговорный спор, связанный с созданием юридического лица, управлением им или участием в нем. Однако проблемы это не решает, учитывая принципиально разный подход к определению их перечня в ст. 225.1 АПК РФ и указанных Правилах. В последних он является открытым и допускает рассмотрение в коммерческом арбитраже иных непоименованных корпоративных споров, стороной которых является юридическое лицо, если это не противоречит применимому праву.

Объединяет эти два документа то, что они не оперируют понятием корпоративного конфликта, хотя оно используется в российском законодательстве. В Кодексе корпоративного поведения он даже определялся как «конфликт между органами общества и его акционерами, а также между акционерами, если такой конфликт затрагивает интересы общества»16, что вряд ли могло рассматриваться как универсальное и адекватное проблеме понятие, учитывая то, как определен субъектный и предметный характер конфликта. Аналогичный подход был реализован и Торгово-промышленной палатой в п. 1.11.3 Концепции развития законодательства Российской Федерации на период 2008–2011 гг.

В настоящее время понятие «корпоративный конфликт» встречается в нескольких подзаконных актах, ориентированных преимущественно на анализ эффективности корпоративного управления в контексте предупреждения и разрешения подобных противоречий. В частности, Банк России рекомендует для предупреждения корпоративных конфликтов создать систему, обеспечивающую выявление сделок общества, совершаемых в условиях конфликта интересов (в частности, в личных интересах акционеров, членов совета директоров, иных органов или работников общества), отмечая особую роль в их предотвращении и разрешении независимых директоров, которым должен содействовать в этом корпоративный секретарь17. Однако дальше законодатель не идет, что, видимо объясняется неопределенностью доктринальных подходов к этой проблеме.

Прежде всего, нельзя не отметить весьма категоричные утверждения о том, что корпоративный конфликт присущ только организациям корпоративного типа18, хотя в большинстве случаев этот вывод с очевидностью следует из даваемого авторами определения. Так, В. К. Андреев и В. А. Лаптев связывают его существование с противоречиями интересов и (или) нарушениями прав участников корпоративных и связанных с ними отношений, вытекающих из членства и управления корпорацией19. Т. М. Медведева рассматривает корпоративный конфликт как противоречия между владельцами акций и менеджерами общества в связи с нарушением прав владельцев акций20, хотя с подобным ограничением возможной сферы их возникновения трудно согласиться. Корпорацию либо ее участников в качестве одной из сторон конфликта называет и В. И. Малкина21.

Очевидно, все это вытекает из более традиционной трактовки сущности корпорации, нашедшей соответствующее закрепление в зарубежном законодательстве22, хотя нельзя не признать существование корпораций, не основанных на членстве, примером чего являются государственные корпорации, создаваемые, в частности, в Китае, США и Великобритании. Но их статус, так же, как и в России, определяется отдельными законами, фактически выводящими правового регулирование их деятельности из-под действия норм корпоративного права23.

Таким образом, приходится констатировать, что категория «корпоративные споры» в указанной выше законодательной трактовке явилась скорее следствием реализации попытки унифицировать судебные процедуры рассмотрения и разрешения конфликтных ситуаций, вытекающих из организационно-управленческих отношений, в том числе в организациях, не являющихся по своей природе корпорациями, а следовательно, не может рассматриваться как адекватная характеристика их сущности и причин возникновения, по крайней мере, по субъектному составу. Между тем, она необходима для определения их соотношения с корпоративными конфликтами.

Анализ существующих в науке точек зрения на эту проблему позволил выделить несколько подходов. Достаточно распространенным является отождествление указанных понятий, в том числе посредством определения одного через другое24, что прослеживалось и в нормативно-правовом регулировании25. Наряду с этим существует мнение, что спор является лишь правовым отражением конфликта (или скорее стадии его обострения)26. Иногда спор фактически рассматривается как стадия развития конфликта, который ввиду невозможности его самостоятельного разрешения становится прерогативой суда27, что в свою очередь дает основание рассматривать «корпоративный конфликт» в качестве родового понятия по отношению к «корпоративному спору»28. Встречается и диаметрально противоположная позиция, согласно которой корпоративным конфликтом может быть признано не «любое разногласие или спор между органом общества и его акционером», а лишь то, что приобрело антагонистический характер29.

Как представляется, эта дискуссия может быть разрешена лишь в контексте анализа соотношения рассматриваемых понятий с категорией «конфликт интересов», которая нередко в той или иной форме фигурирует как в зарубежном, так и в российском законодательстве о корпорациях. При этом отчетливо прослеживается два подхода к определению их соотношения. В одних случаях, акцент делается на сущностных характеристиках конфликта, который в широком смысле означает «любые противоречия интересов и (или) нарушения прав участников корпоративных и связанных с ними отношений, вытекающих из членства и управления корпорацией»30. В таком контексте он закономерно предстает как особая характеристика корпоративного правоотношения, показывающая наличие между его участниками «любого разногласия (в том числе спора), возникшего в связи с участием в организации или ее органах, если оно затрагивает права или защищаемые правом интересы организации или участников организации»31.

В то же время подобные противоречия раскрываются и в динамике, давая основания говорить о конфликте интересов «в качестве фундаментальной, концептуальной первопричины зарождения противоречий (корпоративных конфликтов)»32. Исходя из этого А. Р. Андреева определяет его как предконфликтную ситуацию, связывая ее с принятием соответствующего управленческого решения участником корпоративных правоотношений, влекущую либо возникновение и развитие корпоративного конфликта, либо его нейтрализацию33.

Считается, что доктрина конфликта интересов имеет свои истоки в английском общем праве, хотя в настоящее время она прочно обосновалась и на континенте. Показательно, что Банк России уделяет повышенное внимание именно конфликту интересов, рассматривая его как любое противоречие между интересами общества и личными интересами члена совета директоров, коллегиального исполнительного органа общества либо единоличного исполнительного органа общества, признав таковыми любые прямые или косвенные личные интересы или интересы в пользу третьего лица, в том числе в силу деловых, дружеских, семейных и иных связей и отношений, занятия им или связанными с ним лицами должностей в ином юридическом лице, владения им или связанными с ним лицами акциями в ином юридическом лице, противоречия между его обязанностями по отношению к обществу и обязанностями по отношению к другому лицу34. Однако универсального подхода к решению этого вопроса применительно к корпоративным отношениям (в отличие от сферы государственной и муниципальной службы, где этот аспект отношений довольно детально проработан в целях реализации антикоррупционной политики) в российском законодательстве не сложилось. Вопросы их урегулирования сначала были преимущественно определены применительно к некоммерческим организациям безотносительно их статуса как корпораций (ст. 27 Федерального закона 12.01.1996 № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях»35), затем детализированы в отношении саморегулируемых организаций36 и кредитных кооперативов37. Достаточно рано понятие конфликта интересов появилось в законодательстве о рынке ценных бумаг, однако, оно было предназначено для характеристики противоречий между профессиональными участниками рынка и их клиентами38.

Как представляется, для характеристики противоречий между интересами корпорации, интересами ее участников (членов), а также интересами членов создаваемых в ней органов управления необходимо использовать понятие «корпоративный конфликт интересов», что позволит конкретизировать его содержание по предметному и субъектному признакам и выявить возможные пути его предотвращения и разрешения.

Анализируя зарубежное корпоративное законодательство, можно отметить, что понятие «конфликт интересов» появляется в нем преимущественно в контексте совершения сделок и ответственности директоров за принимаемые решения. Так, согласно ст. 55 Законе Республики Сейшелы «О международных коммерческих компаниях» 1994 г., наличие конфликта интересов между компанией и одним или несколькими ее директорами, может поставить под сомнение действительность заключаемой ими сделки39. Модельный акт США о коммерческих корпорациях при этом детально регламентирует процедуры, позволяющие минимизировать его влияние (§ 8.30), более детально оговаривая обязанности директоров перед компанией и акционерами40. В Великобритании, характеризуя конфликт интересов, делают акцент на обязанностях директора компании, который должен избегать ситуации, в которой он имеет или может иметь прямой или косвенный интерес, противоречащий, в том числе потенциально, интересам компании. Это относится, в частности, к использованию любого имущества, информации или возможности, независимо от того, может ли воспользоваться ими сама компания (ст. 175 Акта Великобритании о компаниях 2006 г.)41. При этом законодатель разл

...