автордың кітабын онлайн тегін оқу Некоторые вопросы теории права обвиняемого на защиту. Монография
Информация о книге
УДК 343.1
ББК 67.411
М27
Автор:
Маркина Е. А., кандидат юридических наук, государственный советник юстиции Российской Федерации 3-го класса.
Рецензенты:
Головко Л. В., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.
Стремительно меняющееся законодательство в непростых условиях новых вызовов и угроз и формирующаяся на его базе правоприменительная практика со все более широким внедрением цифровых технологий в уголовное судопроизводство требуют научного осмысления современных тенденций развития процессуальных гарантий прав лиц, вовлеченных в сферу уголовного процесса, прежде всего обвиняемых. На основе исследования отдельных аспектов теории права обвиняемого на защиту, его обеспечения судом автором делается попытка поиска базовых ценностей, которые следует считать незыблемыми. В их числе – принцип презумпции невиновности. Сохранение разумного баланса личных и публичных интересов рассматривается в качестве фундамента для развития гарантий прав обвиняемых.
Законодательство приведено по состоянию на 13 марта 2024 г.
Книга может быть полезна в преподавании учебной дисциплины «Уголовный процесс», а также студентам и аспирантам юридических факультетов образовательных учреждений.
УДК 343.1
ББК 67.411
© Маркина Е. А., 2024
© ООО «Проспект», 2024
ОТ АВТОРА
Предваряя представленную монографическую работу, хотелось бы кратко обозначить то, что видится важным, определившим во многом позицию автора по вопросам, затронутым в ней.
Думается, что никогда ранее отечественная юридическая наука не развивалась столь стремительно, как в нынешнем столетии, находясь под влиянием динамично меняющейся правовой действительности. Молодому поколению, для которого искусственный интеллект — обыденная реальность, многое из прошлого кажется устаревшим, архаичным и малопригодным. Поэтому в диалоге с ним все чаще возникает желание напомнить, что исследователь добивается успеха, когда стоит на «плечах» своих учителей. Так же как в основе развития научного знания — фундамент, заложенный учеными-предшественниками задолго до дня сегодняшнего.
В этом смысле отечественной уголовно-процессуальной науке повезло — над развитием ее основ и правовых учений трудились выдающиеся юристы, высокообразованные и широко мыслящие правоведы, исповедующие гуманистические принципы и идеалы. Не случайно их взгляд часто был обращен к фигуре обвиняемого, наиболее уязвимого участника уголовного процесса. Взгляд с позиций укрепления его процессуального статуса, создания достаточных правовых гарантий — «надежных преград» необоснованному обвинению и осуждению. Таким образом в недрах отечественной правовой мысли зародилось и успешно пробивало себе дорогу учение о праве обвиняемого на защиту. Вряд ли среди читателей, взявших в руки эту книгу, есть те, кому незнакомы имена М. С. Строговича, Л. Д. Перлова, Н. Н. Полянского и более приближенных к современникам —О. Я. Мотовиловкера, А. Д. Бойкова, П. А. Лупинской, Э. Ф. Куцовой, П. С. Элькинд. Во многом благодаря их твердым убеждениям, активному научному поиску развитие уголовно-процессуального законодательства шло по пути усиления гарантий прав личности, расширения границ права обвиняемого на защиту.
В контексте сказанного хочу оговорить главное: автор данной работы ни в коей мере не претендует на откровения и новаторство. Перед вами всего лишь размышления на заданную тему или скромная попытка осмыслить научные взгляды и суждения отечественных процессуалистов о праве обвиняемого на защиту. Использую эту работу как повод реализовать потребность посмотреть на созданные «классиками» уголовного процесса научные основы через призму сегодняшнего дня. Важно понять, как они «преломляются» в свете тех поступательных (хотя нередко и «возвратных») тенденций в развитии законодательства и других реалий, которые неизбежно приходится учитывать. Представляется важным найти ответ на вопрос о том, как не отстать, не затормозить, а продвигаться вперед в русле стремительных и не всегда позитивных веяний времени. Но при этом сделать так, чтобы в вечной устремленности в будущее, сопровождающейся желанием перемен и всякого рода реформ, сохранить все то, что обеспечит преемственность гуманистических идей, создаст ощущение стабильности и незыблемости основ, уверенности в завтрашнем дне. В неудержимой погоне за новым риск растерять что-то важное, впасть в крайность и чрезмерный радикализм многократно возрастает. Тем более что чем сложнее и динамичнее происходящие процессы, тем труднее, находясь внутри, оценить их объективно, понять истинное значение для настоящего и будущего, выстроить правильные долгосрочные прогнозы на пути к достижению поставленных целей.
В нынешних условиях всемирной информатизации, цифровизации и искусственного интеллекта, сложных многоуровневых и разнонаправленных процессов интеграции и дезинтеграции, всякого рода вызовов и угроз особенно остро встает проблема поиска разумного баланса. Применительно к уголовному судопроизводству — баланса диспозитивных и публичных начал, частных и публичных интересов. В свое время представители философской науки пришли к выводу о том, что всякое явление, доведенное до абсолюта, становится своей противоположностью. Из этого следует, что любой экстремизм во взглядах опасен своим неожиданным результатом. Поэтому так важно не увлечься исключительно заботой об интересах одних, забыв о чаяниях других, а значит, и о разумном балансе.
Еще одна вольность авторской интерпретации: в символическом образе правосудия, чаша весов которого нередко изображается в состоянии равновесия, можно усмотреть намек на такой баланс — единственно возможную меру справедливости. Если же продолжить логическую цепочку, то склонение «чаши» как в ту, так и в другую сторону может грозить ущемлением чьих-то законных интересов, неудовлетворенностью состоявшимся правосудием и в конечном счете вопреки его задачам, привести к повышению уровня конфликтности в обществе и социальной напряженности.
Кстати сказать, именно благодаря успешному поиску разумного равновесия постепенно ушел в прошлое крайний взгляд на состязательность в уголовном правосудии, при котором суду отводилась статичная роль пассивного арбитра в споре противоборствующих сторон. Да простят автора иначе мыслящие правозащитники, состязательность — важный и вполне прогрессивный принцип правосудия с конституционным статусом, но все же не самоцель, а средство или инструмент, который должен служить достижению целей правосудия, а не порождать для его осуществления каких-либо трудностей, тем более непреодолимых. Процессуальный механизм только тогда будет эффективным, когда он позволяет суду принять обоснованное, взвешенное, и, главное, справедливое решение по уголовному делу, постановить правосудный приговор.
Думается, что авторитет власти, в том числе и судебной, возникает из ощущения этой самой справедливости, чувства защищенности у обычных людей, как говорят литературные классики — «маленького человека». В противном случае правопослушному поведению большинства все чаще будут сопутствовать негативные проявления правового нигилизма, неуважения к суду, «злоупотребления правом» как одной из форм такого неуважения.
В наше время признание практикующими юристами и даже представителями адвокатского сообщества на самом высоком уровне факта существования в уголовном судопроизводстве такого негативного явления как «злоупотребления правом на защиту», вызывает обеспокоенность, в том числе и по поводу неутешительных тенденций к его все более широкому распространению. Понимание «масштабов бедствия» побуждает автора прибегнуть к анализу «злоупотребления правом» в качестве правовой категории, имеющей прямое отношение к институту права обвиняемого на защиту, не только с позиций правоприменения, но и с точки зрения теории уголовно-процессуального права. Кажется небесполезным посмотреть на это явление как на некий элемент в структуре института права обвиняемого на защиту, которому посвящена данная работа.
Еще один признак времени — широкое использование сокращенных или, как их иначе называют, «ускоренных» процедур. Ежегодно около половины всех уголовных дел уже на протяжении достаточно длительного периода рассматривается судом в особом порядке судопроизводства, для которого требуется полное признание обвиняемым своей вины. При этом условии приговор постановляется без полноценного судебного следствия, без исследования с соблюдением принципа непосредственности и устности доказательств его виновности. Как следует относиться к подобному явлению? Насколько существующая тенденция в правосудии в целом согласуется с принципом презумпции невиновности, являющимся «фундаментом» для «построения здания» права обвиняемого на защиту?
Нельзя не отметить, что последние годы характеризуются также потребностью подвергнуть ревизии все то, что составляет основы уголовной политики, «насытить» их новыми смыслами и содержанием. Какое же место в них может быть отведено институту права обвиняемого на защиту? Каковой может быть его роль и значение применительно к той части уголовной политики, которую принято называть «уголовно-судебная политика»?
Размышления по поводу этих и некоторых других вопросов в представленной вашему вниманию работе — взгляд не столько теоретика, сколько практикующего юриста. Можно ли попытку порассуждать на заданную тему считать удавшейся, судить тому, у кого после прочтения этих строк сохранится желание заглянуть на следующую страницу.
С уважением, автор
Глава 1. ПРАВО ОБВИНЯЕМОГО НА ЗАЩИТУ В СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА
§ 1. Понятие, содержание и сущность права обвиняемого на защиту
Отечественная теория уголовно-процессуального права, непрерывно развиваясь, особенно в период реформ под влиянием современной российской юридической мысли, рождающейся в условиях быстро меняющегося законодательства, между тем во многом базируется на тех научных знаниях, которые были заложены в советский период на разных его этапах. При этом 60-е годы, так называемые времена оттепели, являлись наиболее плодотворными, связанными с формированием качественно иных подходов на основе обновленного уголовно-процессуального законодательства. Неслучайно в литературе подчеркивается, что именно с принятием в 1958 году Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик (далее — Основы уголовного судопроизводства) и в дальнейшем с принятием Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (далее — УПК РСФСР) 1960 года начинается новый этап развития отечественного уголовного судопроизводства, на принципиально новом уровне получил нормативное закрепление процессуальный статус его участников1.
В связи с этим представляется важным и необходимым обратиться к трудам советских ученых, заложивших основы отечественной уголовно-процессуальной науки, посвятивших свои монографические исследования проблемам процессуального статуса обвиняемого, гарантий его права на защиту. Несмотря на реформы и многие качественные перемены, современное российское процессуальное право, во многом сохраняя преемственность, по-прежнему выстраивается на фундаменте присущего тому времени правопонимания.
Применяемые в научных трудах и публикациях тех лет подходы к формулированию правовых дефиниций, тщательность и строгость в подборе терминов для точного отображения сущности определяемых категорий служили залогом их безупречности. Именно поэтому до сих пор в значительной мере все, что наработано в отечественной правовой науке, не утратило своей актуальности, если не принимать в расчет жесткую идеологическую составляющую социалистического периода.
Как следствие рассуждений по поводу теоретических основ права обвиняемого на защиту, при подчеркивании их фундаментального характера и значимости этого института для теории уголовного процесса сам собой напрашивается для употребления такой научный термин, как «учение». Действительно, если в рамках современных отраслей научного знания в области цивилистики вне всяких сомнений признается, к примеру, применительно к праву собственности существование вполне самостоятельного направления, образующего целостное учение2, то почему бы точно с тех же позиций не предложить рассматривать теорию о праве обвиняемого на защиту в криминалистической науке как направление со всеми свойствами, присущими доктринальному учению о праве. Если при этом исходить из того, что научная доктрина — это и есть учение, определяющее принципы и правила установления объема правовой охраны3, то теория права обвиняемого на защиту вполне отвечает этим критериям, и в силу своих фундаментальных свойств может рассматриваться обособленно.
Что же в теории уголовно-процессуального права вкладывается в понятие права обвиняемого на защиту? Каково его содержание?
Если мы слышим утверждение о том, что «в этом деле нарушено право обвиняемого на защиту», то само по себе оно мало что проясняет относительно сути происшедшего — настолько многообразны могут быть аспекты самого этого права, а также связанных с ним возможных нарушений. Причем различные сочетания того и другого увеличивают в геометрической прогрессии это многообразие, что делает весьма затруднительным приведение какого-либо их перечня, который можно было бы назвать достаточно полным.
Во многом этим объясняются и трудности в формулировании соответствующих критериев, которым должно отвечать понятие права обвиняемого на защиту, тем более что в уголовно-процессуальном законе определение этого понятия как основного, в том числе в статье 5 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее также УПК РФ), посвященной правовой регламентации таких понятий, не закреплено.
В теории в различных контекстах употребляются понятия «защита», «функция защиты», «право на защиту», которые в каждый период развития отечественного законодательства разными авторами наполнялись различным содержанием.
Теоретики права часто для поиска отправной точки обращаются к соответствующим словарям, в которых можно отыскать определение тому или иному понятию.
Так, в толковых словарях, изданных в советский период, базовый термин «защита» определяется через глаголы «охранять», «оберегать», «оборонять», «отстаивать», «заступаться», «не давать в обиду», «закрывать», «загораживать»4. Применительно к уголовному судопроизводству в энциклопедических словарях «защита» определялась как «совокупность процессуальных действий в уголовном процессе, направленных на опровержение обвинения или на смягчение степени ответственности лица, привлеченного к уголовной ответственности»5.
В «Большой советской энциклопедии» защиту в уголовном судопроизводстве именовали «судебной защитой». Ее содержание — это «совокупность процессуальных действий, направленных на опровержение обвинения или смягчение ответственности обвиняемого (подсудимого), включая действия обвиняемого, его защитника, лиц, производящих дознание, следователя, прокурора и суда по полной, всесторонней проверке версии о невиновности обвиняемого или о наличии обстоятельств, смягчающих его ответственность, а также разъяснение обвиняемому его прав»6.
В современной правовой доктрине праву на судебную защиту придается иное смысловое содержание, гораздо более масштабное. Оно рассматривается как основное неотчуждаемое право каждого, то есть имеется в виду правосудие в целом, а не только право обвиняемого в уголовном процессе. На конституционно-правовую сущность этого права неоднократно ссылался в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации (далее — Конституционный Суд). Так, в частности, Конституционный Суд подчеркнул, что в Российской Федерации, правовая система которой основана на принципе верховенства права как неотъемлемом элементе правового государства, право каждого на судебную защиту, относящееся к основным неотчуждаемым правам и свободам человека, одновременно выступает гарантией всех других прав и свобод и предполагает эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости и обеспечивающего охрану прав и свобод от произвола властей. Из конституционных норм и корреспондирующих им положений международно-правовых актов следует, что государство обязано обеспечить осуществление права на судебную защиту, которая должна быть справедливой, полной и компетентной7.
Возвращаясь к энциклопедическому определению судебной защиты, хотелось бы обратить внимание на то, что судебную защиту прав обвиняемого в советский период предлагалось рассматривать широко: относить к ней не только деятельность участников со стороны защиты, но и обвинения, а также суда, с учетом их обязанности полно и всесторонне проверить версии о невиновности обвиняемого или обстоятельства, смягчающие его ответственность. Подобное толкование было не случайным, оно соответствовало действующему в то время уголовно-процессуальному закону: содержащемуся в статье 20 УПК РСФСР требованию о полном, всестороннем и объективном исследовании всех обстоятельств дела, выполнение которого обязаны были обеспечить все государственные органы и судебные в том числе. Именно в этом, так же как и в поиске истины, — цели доказывания по уголовному делу, состояла идеология уголовно-процессуальной деятельности.
Очевидно, что такое определение защиты плохо вписывается в концепцию построения современного уголовного судопроизводства: принцип состязательности и равноправия сторон, закрепленный в части 2 статьи 123 Конституции РФ, статье 15 УПК РФ, отход от требования по установлению истины, с сохранением, однако, обязанности органов предварительного расследования и суда по проверке достоверности имеющихся по делу доказательств. При отказе от прямо закрепленного в законе принципа полного, всестороннего и объективного исследования обстоятельств дела неправильно было бы утверждать, что законодатель вовсе отказался от данного требования, поскольку оно нашло закрепление в отдельных его нормах. Например, в статье 73 УПК РФ, устанавливающей перечень тех обстоятельств, которые подлежат доказыванию по каждому уголовному делу, или в части 4 статьи 152 УПК РФ, в силу которой предварительное расследование может производиться по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей в целях обеспечения его полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков.
В период действия УПК РСФСР понятие «стороны» не употреблялось, в литературе подвергалось критике8. Надо сказать, что в последнее время все чаще высказывается суждение о том, что вопреки действующему закону дознаватель, следователь и прокурор (государственный обвинитель) не могут называться участниками со стороны обвинения, как раз с учетом того, что в их обязанность входит установление обстоятельств, указывающих на невиновность обвиняемого. Сторонники этой идеи полагают, что «отнесение следователя к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения плохо сочетается с его обязанностью организовать проверку всех версий по делу, объективно разобраться в конкретной следственной ситуации и принять правильное процессуальное решение»9. Отдельными авторами подчеркивается, что «отнесение следователя к стороне обвинения приводит к обвинительному уклону при расследовании уголовных дел, он в своей деятельности совмещает обвинение с функцией защиты»10.
Однако утверждение о том, что выполняя, к примеру, обязанности по проверке заявления обвиняемого о невиновности, выдвинутого им алиби или иной версии события, дознаватель или следователь осуществляет при этом функцию защиты обвиняемого от предъявленного ему обвинения, означало бы, говоря образно, «состязание с самим собой», поскольку он вынужден осуществлять две разнонаправленные функции. Поэтому полагаем, что требование закона о выполнении таких обязанностей означает лишь то, что обвинение должно быть законным и обоснованным, должно подтверждаться достаточной для вывода о виновности лица совокупностью доказательств, отвечающих требованиям допустимости и достоверных по своему содержанию. А проверка и оценка полученных доказательств должны быть полными, объективными, исключающими какую-либо предвзятость со стороны лиц, осуществляющих производство по уголовному делу. В целом все это абсолютно вписывается в правоохранительную функцию, которая наряду с другими присуща деятельности лиц, осуществляющих уголовное преследование.
Предложение не относить к стороне обвинения прокурора обосновывается тем, что он в числе иных функций выполняет и правозащитную функцию11. Действительно, прокурора в досудебном производстве по уголовному делу, как и государственного обвинителя, в судебном разбирательстве уголовно-процессуальный закон обязывает быть объективным. Так, прокурор, получив от следователя уголовное дело с обвинительным заключением, обязан при наличии к тому оснований возвратить его для производства дополнительного следствия, изменения объема обвинения либо переквалификации действий обвиняемых, в том числе в сторону смягчения или пересоставления обвинительного заключения и устранения выявленных недостатков (пункт 2 части 1 статьи 221 УПК РФ). Государственный обвинитель, участвуя в судебном разбирательстве по каждому делу, при наличии оснований, указанных в частях 7 и 8 статьи 246 УПК РФ, заявляет об отказе от обвинения полностью или в его части либо изменении обвинения в сторону смягчения. Все это, однако, не повод думать, что прокурор осуществляет функцию защиты обвиняемого в том его смысле, в котором термин «защита» употребляется в действующем уголовно-процессуальном законе.
Исходя примерно из тех же посылов, в литературе 60-х годов прошлого столетия был поставлен вопрос о том, нужна ли вообще в советском уголовном судопроизводстве такая процессуальная фигура, как профессиональный защитник. И правда, зачем нужен защитник, если суд, прокурор, следователь и орган дознания обязаны обеспечить обвиняемому возможность защищаться установленными законом средствами и способами от предъявленного обвинения и охрану его личных и имущественных прав, если от этих органов требуется всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела? В свою очередь сторонники адвокатуры, как института профессиональной защиты обвиняемого в уголовном деле, аргументировали необходимость участия защитника прежде всего тем, что в этом заинтересовано правосудие, с чем трудно поспорить. Обстоятельства дела должны быть одинаково тщательно освещены как с позиции обвинения, так и с позиции защиты, чтобы в одинаковой мере были представлены на суде обстоятельства, уличающие обвиняемого и отягчающие его ответственность, равно как и обстоятельства, оправдывающие обвиняемого или смягчающие его ответственность. Этому содействуют обвинение и защита, обвинитель и защитник. Только совокупная деятельность обвинителя и защитника, наделенных равными правами по поддержанию обвинения и осуществлению защиты, создает тот необходимый «климат», который нужен для постановления законного и обоснованного приговора. Другой аргумент — это то, что прокурор, следователь и орган дознания, выполняя сложную работу, не застрахованы от ошибок, и эти ошибки должны иметь возможность устранить как сам обвиняемый, так и его защитник12.
В одном из современных диссертационных исследований справедливо обосновывается вывод о том, что «обвинение и защита являются парными специальными (уголовно-процессуальными) категориями в силу того, что они взаимосвязаны и взаимообусловлены, а в системе категорий «обвинение-защита» обвинение является исходной категорией»13. В процессуальном смысле защита возникает тогда, когда есть обвинение или подозрение в совершении преступления в отношении конкретного лица. Это означает, что выполнение этих двух разнонаправленных функций неправильно возлагать на одного и того же участника судопроизводства.
В связи с тем, что выполняемая должностными лицами органов, осуществляющих уголовное преследование, правоохранительная функция имеет некоторое сходство с функцией защиты, в правовой литературе высказано предложение рассматривать защиту в широком и узком смысле. Так, например, З. В. Макарова предлагает под защитой в уголовном процессе в широком смысле понимать предоставленную законом возможность применить (для государственных органов) или требовать применения (для иных участников процесса) мер правоохранительного или принудительного характера для недопущения неправомерных действий в отношении участника уголовного судопроизводства и восстановления их нарушенного права. Под защитой же в узком смысле — уголовно-процессуальную функцию, которая представляет собой направление деятельности и складывающихся правоотношений, направленных на оспаривание возникшего подозрения или предъявленного обвинения, выяснение обстоятельств, оправдывающих подозреваемого или обвиняемого, исключающих или смягчающих их ответственность, а также оказание обвиняемому необходимой юридической помощи со стороны защитника14.
Такой подход вряд ли можно считать в полной мере отвечающим требованию терминологической точности, поскольку он приводит в конечном счете к наполнению одного и того же юридического термина различным по своему смыслу содержанием и тем самым к смешению различных процессуальных функций — функции защиты и правоохранительной функции.
В уголовно-процессуальной литературе «защиту» чаще всего принято рассматривать как совокупность процессуальных действий, то есть в первую очередь подчеркивается ее процессуальная сущность15. Между тем некоторые авторы первостепенное значение придают так называемому «материально-правовому компоненту», указывая, что первоосновой защитительной деятельности служит защита в материальном смысле, как некий защитительный тезис, «основанный на совокупности установленных по уголовному делу фактов и их признаков»16. Представляется, что как тот, так и другой подход вполне допустимы, поскольку имеют под собой достаточно вполне теоретически обоснованных тезисов.
В теории уголовного процесса выделяют такую правовую категорию, как «предмет защиты», о содержании которой также высказаны различные суждения.
В. Д. Адаменко в своей работе подчеркивает, что нарушение субъективных прав может быть реальным и мнимым (подлежит защите в том и другом случае), а к законным интересам, по мнению автора, следует относить лишь те, которые совпадают с интересами правосудия. При этом субъективные права обвиняемого и его законные интересы в своей совокупности и составляют предмет защиты. Что же касается права на защиту, то оно распространяется не на весь предмет защиты, а на ту его часть, которая способствует всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела17.
Трудно согласиться с утверждением автора о том, что предметом защиты в уголовном судопроизводстве являются субъективные права обвиняемого только в том случае, если они нарушены, даже с учетом оговорки, что такое нарушение может быть мнимым. Так, одним из наиболее распространенных способов защиты является заявление всякого рода ходатайств, как в ходе предварительного расследования, так и в судебном разбирательстве уголовного дела. Осуществление же защитником этих правомочий может быть направлено не только на обеспечение прав обвиняемого, но и на их защиту. Например, в случае заявления ходатайства о приобщении к делу документов, положительно характеризующих личность обвиняемого, с тем чтобы сведения, отраженные в таких документах, были учтены судом при назначении ему наказания. Очевидно, что речь не идет о каком-либо нарушении прав обвиняемого — ни реальном, ни мнимом. Вместе с тем утверждать, что в этом случае отсутствует предмет защиты, было бы неправильно. Право обвиняемого на справедливый приговор всегда находится в зоне правовой охраны и обязывает защитника предпринимать все необходимые меры, использовать все способы и средства защиты, не запрещенные законом, для обеспечения этого права. Нельзя исключать обеспечительный или превентивный характер деятельности по осуществлению защиты, сводя ее суть только к восстановлению уже нарушенного права.
Точно так же представляется не вполне корректным ограничивать право на защиту лишь тем предметом, который позволяет обеспечить всесторонность, полноту и объективность исследования обстоятельств дела, как это предлагает названный выше автор.
Следует отметить, что в 90-е годы прошлого столетия (время написания цитируемой работы), требование о всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела содержалось в статье 20 УПК РСФСР, было установлено в качестве принципа судопроизводства и относилось к обязанностям суда, прокурора, следователя и лица, производящего дознание, но не защитника. Что же касается обязанностей этих лиц по обеспечению подозреваемому и обвиняемому права на защиту, то в соответствии со статьей 19 УПК РСФСР обеспечению подлежала как возможность защищаться установленными законом средствами и способами, так и охрана их личных и имущественных прав.
В силу норм действующего уголовно-процессуального закона средства и способы защиты могут быть направлены не только на исследование обстоятельств дела, но и в равной степени на надлежащее обеспечение процессуальных прав обвиняемого. Охране же подлежат не только процессуальные, но и иные личные, имущественные и неимущественные права обвиняемого.
Например, в силу требований статьи 313 УПК РФ суд одновременно с вынесением обвинительного приговора при наличии у осужденного к лишению свободы несовершеннолетних детей, других иждивенцев, а также престарелых родителей, нуждающихся в постороннем уходе, выносит определение или постановление о передаче указанных лиц на попечение близких родственников, родственников или других лиц либо помещении их в детские или социальные учреждения. При наличии у осужденного имущества или жилища, остающихся без присмотра, у суда имеется полномочие решить вопрос о принятии мер по их охране, указав об этом в соответствующем постановлении, если оно принято судьей единолично, или определении при коллегиальном рассмотрении дела.
В литературе более позднего периода по поводу содержания и сущности предмета защиты также имеются различные суждения. В своих работах Е. Г. Мартынчик предлагает включать в предмет защиты процессуальные права, свободы, интересы, имущественные права, неимущественные права (например, право на жизнь, доброе имя, благоприятную репутацию). Предмет защиты, подчеркивает автор, — это довольно сложное образование, включающее многие составляющие, он един для всего уголовного процесса, хотя может быть конкретизирован применительно к отдельным его стадиям с точки зрения объектов, подлежащих защите18.
Если с выводом о сложной структуре предмета защиты можно согласиться, то из приведенных выше рассуждений остается все же не вполне ясным, что подразумевается под объектами защиты и, соответственно, каким образом они способны оказать влияние на содержание самого предмета защиты.
Надо отметить, что термин «обеспечение обвиняемому права на защиту» нашел отражение в Конституции СССР 1936 года: статья 111 провозглашала, что разбирательство дел во всех судах СССР открытое, поскольку законом не предусмотрены исключения, с обеспечением обвиняемому права на защиту19. В дальнейшем в Конституции СССР 1977 года гарантия обеспечения обвиняемому права на защиту была выделена в самостоятельную норму отдельно от права на открытое судебное разбирательство и закреплена в статье 15820. Таким образом, эта обязанность государства стала одним из важнейших конституционных принципов социалистического правосудия. Вслед за Конституцией статья 13 Основ уголовного судопроизводства также устанавливала, что «обвиняемый имеет право на защиту»21.
Подчеркивая важнейшее значение этого ставшего конституционным требования, выдающийся ученый-процессуалист М. С. Строгович писал, что право обвиняемого на защиту есть основа всех процессуальных прав, предоставленных законом обвиняемому, интегрированное выражение этих прав22.
Между тем само содержание понятия «права обвиняемого на защиту» не нашло законодательного закрепления, и его содержание определялось исходя из толкования целой совокупности норм действующего закона. В этом смысле ситуация не изменилась и до настоящего времени.
В связи с отсутствием нормативного определения в теории уголовно-процессуального права в разные исторические периоды учеными предпринимались попытки разработать соответствующие дефиниции. Оценивая их содержание, разумеется, следует иметь в виду, что формулировки были во многом продиктованы содержанием и смыслом норм действовавшего в то время уголовно-процессуального закона.
На начальных этапах действия УПК РСФСР, как уже отмечалось, теоретики права исходили из того, что деятельность защитника в интересах обвиняемого по своим целям схожа с деятельностью суда, прокурора, органов, осуществляющих расследование. Прежде всего, она должна быть направлена на установление истины по делу, как цели доказывания. Такая деятельность обвиняемого и его защитника тесно связана с задачами правосудия, решать которые они призваны наравне с иными участниками процесса. Этот основной посыл находил отражение в соответствующих дефинициях. В советский период ученые-правоведы, руководствуясь социалистическим правосознанием, подчиняли свои выводы главной идее о том, что «социалистическое право являлось социально-политическим институтом, который возводит в закон потребности общественного развития»23.
В научном труде, который его авторы определили в качестве «первого опыта издания советскими адвокатами практического пособия по уголовным делам для адвокатов», говоря о роли защитника в уголовном процессе, они отмечали ее большой социальный и общественно-воспитательный характер. Противопоставляя право обвиняемого на защиту, действующее в социалистическом обществе, такому праву в условиях буржуазного строя, они обосновывали идею о том, что «выполняя свои обязанности, советский защитник содействует укреплению социалистической законности, внося в это общее дело свой собственный, вытекающий из специфических особенностей его защитительной деятельности, вклад. Подчеркивали, что цель советского судебного процесса — выявление истины по делу и вынесение правильного, то есть соответствующего закону и установленным по делу обстоятельствам приговора. Защитник, как и прокурор, призван содействовать решению этой задачи»24.
В своих трудах, изданных в середине 1960-х годов, А. Л. Цыпкин предлагал под правом обвиняемого на защиту понимать «регулируемую законом деятельность обвиняемого, направленную на опровержение обвинения, смягчение ответственности и ограждение законных интересов обвиняемого, а также деятельность защитника, который, отстаивая права и законные интересы обвиняемого, стремится к установлению объективной истины и осуществлению задач, стоящих перед социалистическим правосудием»25. В те же годы Г. П. Саркисянц подчеркивал, что «защитник обязан активно и умело использовать все начала (принципы) советского уголовного процесса в интересах успешного осуществления принятой им на себя функции защиты законных прав и интересов подсудимого и выяснения истины по делу»26.
Взгляд на роль защитника, как на участника, который стремится установить объективную истину и способствует тем самым осуществлению стоящих перед правосудием задач или действует не только в интересах осуществления защиты, но и для выяснения истины по делу, вполне соответствовал принципам, на которых строилось судопроизводство советского периода. В частности, он обусловливался тем, что установление объективной истины в УПК РСФСР определялось в качестве цели доказывания по уголовному делу. Таким образом, праву на защиту отводилась роль не только гарантии от необоснованного обвинения и осуществления процессуальных прав, но и важнейшего инструмента познания истины27.
Судя по научным трудам и публикациям тех лет, «содействие адвокатом в установлении истины» понималось в том смысле, что именно защитник призван помочь обвиняемому, истинно невиновному, убедить в этом суд. В связи с этим адвокату не дозволялось лгать суду вслед за своим подзащитным, которой, будучи действительно виновным, отрицал свою вину.
Так, функция защитника в уголовном процессе определялась как «помощь суду во всестороннем исследовании обстоятельств в направлении учета и познания защитительных моментов дела, представление суду доказательств и соображений относительно обстоятельств, смягчающих или вовсе опровергающих виновность подзащитного. Будучи в какой-то мере функцией односторонней, защита в то же время помогает всестороннему, полному и объективному исследованию дела28. Защитник не вправе действовать во вред законным интересам подсудимого (обвиняемого), не вправе переходить на позицию обвинения, но и обвиняемый не может принудить защитника действовать вопреки положениям закона и внутреннему убеждению»29.
Что же касается содействия установлению истины, то оно может проявляться, в частности, в том, что адвокат, настаивая на проверке уличающего обвиняемого доказательства, указывая на ложность содержащихся в нем сведений, фактически ставит под сомнение его достоверность. При этом можно утверждать, что он содействует установлению истины по делу, поскольку, как писал ранее М. С. Строгович, «то, что достоверно, то и является истинным, так как находится в соответствии с действительностью»30.
Поскольку защитник рассматривался не только как «помощник» обвиняемого, но и одновременно как участник, содействующий суду в установлении истины и в осуществлении правосудия, фактическое положение адвоката было непростым. Его поведение в ходе разбирательства конкретного уголовного дела определялось не только требованиями закона и позицией его подзащитного, но и необходимостью соблюдения профессиональных этических норм и правил. Всегда подчеркивалось, что защитник содействует правосудию именно тем, что он в рамках закона оказывает помощь обвиняемому, ограждая его от необоснованного обвинения и осуждения. Во всяком случае, адвокат и в те времена ни в коей мере не принуждался действовать во благо истине, если это могло нанести вред интересам его подзащитного.
Нельзя не отметить, что по доктринальному вопросу о роли защитника в установлении истины по делу было понимание того, что в этом он может расходиться со своим подзащитным, а их процессуальное поведение н
...
