А. И. Зазулин

Уголовный процесс Германии в контексте национальных и международных тенденций по цифровизации права

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.13:004(430)

ББК 67.411:32.81(4Гем)

З-16

Автор:
Зазулин А. И., кандидат юридических наук (Уральский государственный юридический университет), старший юрист юридической фирмы INTELLECT. Практикующий юрист. Автор ряда академических и публицистических статей, посвященных цифровизации судопроизводства и цифровым доказательствам. Соавтор учебного пособия «Электронные доказательства в уголовном производстве» и ряда монографий о взаимодействии информационных технологий и права.

Настоящая книга представляет собой результат комплексного исследования взаимодействия цифровых технологий и уголовного процесса, а также произведенного в данном ключе анализа современного уголовно-процессуального права Германии. В ней рассматриваются как вопросы развития уголовного процесса в контексте эволюции информационных технологий, так и конкретные функции воздействия последних на уголовно-процессуальное право: доказательственная, коммуникационная и интеллектуальная. Состояние и перспективы реформирования УПК ФРГ представлены через призму указанных функций.

Предназначена для научных работников, преподавателей, аспирантов (адъюнктов), студентов (курсантов) юридических вузов и факультетов, сотрудников оперативно-розыскных подразделений, следователей, прокуроров, судей, адвокатов и всех интересующихся современными проблемами уголовного процесса.

Печатается в авторской редакции.

Изображение на обложке Gil C / Shutterstock.com

УДК 343.13:004(430)

ББК 67.411:32.81(4Гем)

© Зазулин А. И., 2022

© ООО «Проспект», 2022

Посвящается моей жене Любови,
без которой эта книга никогда бы
не была написана

ПРЕДИСЛОВИЕ

Цифровизация. Это слово крепко закрепилось во всех сферах общественной жизни. О ней пишут ученые и говорят политики, ее обсуждают на страницах газет и на международных форумах. Мы восхищаемся новыми проектами, боимся их, критикуем их. Еще пару десятилетий назад мы жили без цифровых технологий, а теперь не можем представить себе общение, быт и работу без них. Тогда подать иск в суд через Интернет казалось невероятным и даже ненужным: зачем мучиться с медленным интернет-­соединением, если можно просто отнести бумаги в канцелярию? Студенты юридических вузов отслеживали изменения в законах, вырезая тексты из официальных изданий. Ученые искали научную литературу в ящичках библиотечной картотеки и подолгу ждали книги, выписанные из хранилищ на другом конце страны.

Массовое распространение компьютеров и развитие Интернета устранили эти, казавшиеся такими привычными, блоки на пути к свободному и быстрому обмену информацией. И чем слабее они становились, тем сильнее расширялся информационный поток. Обмен мнениями и идеями стал проще и быстрее через социальные сети. Интернет-­магазины, бывшие диковинкой для потребителей начала века, превратились в одну из мощнейших сфер экономики — электронную коммерцию. Вместе с экономикой перешла на электронные рельсы и преступность: появились электронные мошенники, интернет-­взломщики, цифровые картели, занимающиеся организацией проституции, продажей наркотиков и оружия через Интернет.

Цифровизация повлекла за собой появление новых источников информации и путей ее передачи. За счет этого увеличилась и «информационная емкость» уголовных дел. Для следствия эпоха цифры обернулась экспоненциальным ростом количества вероятных источников доказательств, которые необходимо проверить в рамках расследования. Одних лишь опросов свидетелей и очевидцев, осмотра места происшествия и других традиционных методов стало, зачастую, недостаточно для раскрытия преступления. В порядке вещей стали проводиться просмотр содержимого жестких дисков, анализ интернет-­активности подозреваемого, исследование социальных сетей. Возникла необходимость доступа к облачным хранилищам данных, к электронной почтовой переписке, серверам провайдеров и операторов связи. Соразмерно повышению объема информации и ее источников, увеличилась и нагрузка на следствие.

Однако не одно лишь следствие ощутило на себе эффекты цифровизации. Адвокатам также пришлось учиться работать с новыми, зачастую непонятными, технологиями, чтобы защищать интересы своих клиентов: разбираться в отличиях видов IP-адресов, тонкостях защиты программного обеспечения и работы электронных почтовых сервисов. Практика потребовала от них глубокого погружения в технологии: только так можно работать с судебными экспертами, формировать вопросы для экспертизы или оспаривать обоснованность экспертного заключения.

Не менее серьезное влияние оказала цифровизация на суд. Судьи столкнулись с огромными объемами доказательственной информации, связанной с цифровыми технологиями: файлы, электронная переписка, компьютерные программы, геолокационные данные, страницы интернет-­сайтов, бэкапы, электронные банковские выписки и т. д. Все это требуется проанализировать, воспринять, дать ему судебную оценку: законно ли собраны сведения, достоверны ли они? Информационный профицит вкупе со строгими требованиями процессуального закона, касающимися обеспечения прозрачности судопроизводства и защиты прав человека при оценке доказательств, усилил загруженность судов и заставил их задуматься над автоматизацией обмена информацией. Электронный документооборот перестал восприниматься как интересная «фича» — государства осознали, что он стал важным условием выживания судебной системы в период главенства цифровых доказательств и Интернета. Эпидемия коронавируса лишь подчеркнула это: традиционные методы обмена информацией и процессуального общения в суде стали опасными для здоровья населения. Электронный документооборот превратился из альтернативы в необходимость.

Эти явления наблюдаются во всех странах, затронутых глобализацией и стремительным развитием цифровых технологий. Каждая из них, однако, выбирает свой путь развития в рамках указанных трендов, который во многом определяется не только ее правовыми традициями, но и уровнем технологического развития и культуры. Для одних государств цифровизация уголовного судопроизводства является очередным этапом давно начавшегося процесса по созданию полностью электронной правовой среды. Другие придерживаются осторожного подхода, стремясь в первую очередь обеспечить правовую безопасность данных граждан. Третьи стремительно развивают все возможные направления цифровизации правосудия, восполняя недостатки последнего удобством и быстротой, которые обеспечивают новейшие технологии.

Между тем, проблемы и перспективы, связанные с цифровизацией, одинаковы для всех стран. Это предоставляет им невероятную возможность анализа опыта друг друга для эффективной реализации своих инициатив. Все большую значимость приобретают сравнительные исследования, позволяющие посмотреть на общие задачи под другим углом, предвосхитить и предотвратить трудности, которые неизбежно возникнут или уже возникли. Более того, борьба с международной киберпреступностью требует от государств тесного сотрудничества — намного более тесного чем то, которое существует между ними до сих пор. Это еще раз говорит в пользу актуальности и необходимости межнациональных обменов знаниями в области цифровизации уголовного процесса.

Эта книга — это одна из попыток наладить такой обмен и показать отечественному читателю зарубежный опыт не только через призму общих мировых отчетов и статистик, но и посредством погружения в право отдельно взятой страны. Немецкий опыт цифровизации уголовного судопроизводства представляет подлинный интерес для любого исследователя. Первая причина — общее сходство моделей уголовного процесса в России и Германии. Обе подразумевают стадию предварительного расследования, осуществляемого связкой «полиция — прокуратура», с усеченной состязательностью, строгими требованиями к сбору доказательств и предъявлению обвинения. Общими для обеих стран являются принципы судебных стадий, правила доказывания, построение системы источников процессуального права. Наконец, нельзя не принимать во внимание очень тесные и давние культурные, экономические, политические и правовые отношения между Россией и Германией. Вторая причина заключается в развитии немецкого уголовного процесса в рамках тенденций Европейского союза, что позволяет, изучая его, исследовать также и более масштабные европейские тенденции цифровизации судопроизводства.

С другой стороны, существует и множество черт, отличающих немецкий уголовный процесс от отечественного. Это и механизм судебных уголовных приказов, и несоответствие немецкого ревизионного производства российскому кассационному, а также отсутствие в России институтов следственных судей и шеффенов. Все эти особенности, вкупе с историей развития немецкого уголовного процесса, также нуждаются в кратком освещении, необходимом для понимания специфики зарубежного опыта цифровизации, его обусловленности правовыми реалиями иного общества.

При этом в юридической литературе на русском языке ощущается явный дефицит актуальных трудов, посвященных глубокому исследованию немецкого уголовного процесса. Общее представление о нем дается в таких монографиях, как «Уголовный процесс западных государств» (М., 2002) и «Уголовный процесс европейских государств» (М., 2018), однако более подробного русскоязычного исследования уголовного процесса Германии после объединения не проводилось уже давно. Самым поздним комплексным трудом в данной сфере является «Научно-­практический комментарий к УПК ФРГ», разработанный П. Головенковым и Н. Спицой (Постдам, 2012). Между тем, с момента его публикации прошло уже 10 лет: за это время немецкое процессуальное законодательство претерпело существенные изменения, связанные, главным образом, с цифровизацией. Представленные в данной книге переводы статей УПК ФРГ базируются, где это возможно, на переводах указанного издания. Это сделано для того, чтобы читатели, имеющие интерес как в прочтении всего кодекса, так и в прояснении отдельных его положений, касающихся цифровизации, не испытывали затруднений, связанных с разной стилистикой перевода.

Показать зарубежный опыт, однако, не является единственной целью настоящей книги. Для успешного развития уголовного процесса в современном мире необходимо не только знание иностранного опыта, но и понимание сущности цифровизации, а также причин, обусловивших ее возникновение и развитие, равно как и точек взаимодействия между процессуальным правом и информационными технологиями. Без него любые усовершенствования могут свестись к набору популистских, поверхностных или неосуществимых мер.

Сложившиеся реалии информационного общества диктуют необходимость более тесного взаимопроникновения технологий и права. Хотят того юристы или нет, но без понимания технологий они рискуют оказаться далеко в хвосте стремительно движущегося вперед цифрового экспресса. Именно поэтому существенная часть книги посвящена исследованию взаимодействия уголовно-­процессуального права и информационных технологий.

Автор надеется, что настоящее исследование станет полезным как для практиков, так и для теоретиков, вдохновив их на дальнейшее развитие своих профессиональных компетенций в сфере цифровых правовых технологий, комплексное изучение иностранного опыта цифровизации и вдумчивое реформирование отечественного уголовного процесса.

Глава I.
ЦИФРОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ И ТЕХНОЛОГИИ

§ 1. От изобретения письма к цифре: история становления информационного общества

История человеческого общества и права непосредственно связаны с историей развития способов передачи информации. Именно возможность успешного обмена информацией обеспечила человеку условия для создания все более устойчивых и сложных общественных объединений. Одним из примеров воздействия технологий передачи информации на право стал процесс развития судопроизводства, в частности уголовного процесса.

A. От устного общества к письменному

Первым шагом на пути к информационному обществу стало зарождение устной речи. Аристотель, в своей «Политике» писал:

«Что человек есть существо общественное… ясно из следующего: один только человек из всех живых существ одарен речью. Это свой­ство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятии, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства»1.

Возникновение общества, а, следовательно, и права, согласно Аристотелю, было обусловлено развитием человеческой речи и языков — т. е. способов для передачи информации от одного индивида к другому. В отличие от непосредственного поведения, жестов и более простых форм звуковых сигналов (крики, возгласы), устная речь стала более совершенной и крепкой связью между людьми, позволив им создавать развитые общественные структуры. Сложно не согласиться с тем, что, будучи безмолвными индивидуалистами, мы вряд ли смогли построить общество и государство — сомнительно даже, что такие понятия, как и ряд иных, смогли зародиться в нашей голове.

Хотя устная речь стала одним из главных эволюционных скачков человечества, одна имела и свои недостатки. Как отмечает У. Онг, в полностью устных обществах, не имевших никаких знаний о письме и даже возможности письма, понятие поиска информации не имело смысла — без письма слова как таковые не имели визуального представления, даже, если обозначаемые ими объекты существовали на самом деле2.

Поэтому устная речь позволяла передавать информацию о случившемся событии только от непосредственных его очевидцев к лицам, которые такими не являлись. Такой способ был удобен не только для формирования эпоса с помощью устных преданий, но и решения социальных задач — управления государством или отправления правосудия3. В судебном процессе появилось первое средство доказывания — свидетель, которое надолго стало основным инструментом раскрытия преступлений и обличения преступников.

Наряду со свидетельскими показаниями тот же Аристотель выделял показания обвиняемых, данные под пыткой, а также логические доводы и средства, влияющие на эмоции судей4. Из данной, возможно первой в истории классификации доказательств, видно, что античное судопроизводство основывалось на устных формах доказательств, судоговорении. Еще Аристофан в своих «Птицах» высмеивает пристрастие афинян к последнему:

Возьмем цикад — они не больше месяца

Иль двух звенят в садах, а вот афиняне

Всю жизнь галдят в суде на заседаниях5.

При таких условиях устная судебная речь встала во главе древнегреческого процесса: она усовершенствовалась до уровня профессиональной судебной риторики6. Правильная судебная речь начинает считаться основным средством нападения и защиты7, компенсируя недостаток иных средств познания истины. Так, герой другой пьесы Аристофана «Облака» должник Стрепсиад обращается к Сократу с просьбой научить его «речи, с которой долгов не платят»8.

Новым витком в развитии технологий передачи информации стало изобретение письма в VIII в. до н. э. — однако путь этого способа коммуникации к доминированию в судопроизводстве затянулся на многие века.

Возникновение письменности было обусловлено дальнейшим развитием понятийного мышления человека, а также расширением географического охвата древних цивилизаций и усложнением государственного аппарата. Возникла необходимость передавать сообщения на далекие расстояния, а также сохранять важную информацию во времени, т. е. для будущих поколений.

Знаменитый австрийский этолог К. Лоренц охарактеризовал возникновение письма следующим образом: «Размышление и понятийное мышление… дали возможность превратить сообщения механизмов, первоначально служивших лишь для получения кратковременной информации, в длительное сберегаемое сокровище выученного знания и передавать его не только с помощью живого вещества (генома, модели поведения), но и с помощью неживого — в виде записанного»9.

С момента изобретения письменности и появления писанных законов судопроизводство, например, в Афинах еще ­какое-то время было устным: писцы только записывали устные иски, показания и судебные решения. Однако впоследствии появляется возможность письменной подачи иска, а в производстве все чаще начинают фигурировать письменные источники информации10.

Несмотря на это, Древняя Греция продолжала оставаться по преимуществу культурой устного слова11, а в судебном процессе по-прежнему ключевую роль играла судебная риторика: как пишет Л. М. Глускина, «живое слово» в Афинах обладало не меньшей, а может и большей доказательственной силой, чем письменный документ12.

Спорным является вопрос относительно того, была ли преимущественно устной культура и судебное производство в Римской империи, так как большая часть письменных источников той эпохи была утеряна13. Как и в Древней Греции, римское судебное производство первоначально было сугубо устным, однако развитие римского общества и грамотности привело к существенному увеличению роли письменных источников в администрировании судебного процесса и доказывании. Римские риторы выступали в судах и их искусство высоко ценилось, между тем оно было связано с мастерским владением не только устной, но и письменной речью, что подтверждается обилием сохранившихся сочинений по риторике. Публичные речи известных ораторов были невероятно популярны и распространялись в письменном виде — уже в I в до н. э. возникло явление ораторской прозы14. Сочинения Цицерона также показывают, что ораторы заранее готовили и записывали свои судебные речи, а факты доказывали с помощью письменных документов: «Да разве ты … не при помощи записей Сцеволы … защищал дело Мания Курия?»15.

Дошедшие до нас источники указывают на то, что период классического римского права (III в до н. э. — III в. н. э.) характеризовался письменностью судебного процесса: иски и обвинения подавались в суд в письменной форме, возникла форма экстраординарного процесса, в котором превалировала письменная фиксация судебных процедур. Для рассмотрения мелких частных исков сформировалась форма либеллярного, т. е. полностью письменного судебного процесса16.

B. На пути к господству письменности

Какой бы не была степень письменности древнеримского судебного процесса, ее значение было редуцировано падением Римской империи и началом Темных веков. Устный характер права и процесса вновь стал доминировать в период раннего Средневековья, когда низкий уровень грамотности населения и ограниченность письменных источников информации привели к распространению «профессиональных запоминальщиков», чьей задачей было запоминать законы или состоявшиеся ранее судебные решения17. Немногочисленные описания уголовных процессов того времени указывают на преимущественно устную формуляризированную модель ведения как церковных судов, так и судов над преступниками, о которой свидетельствуют сохранившиеся тексты клятв18.

Однако постепенно письменность приобретала все большее распространение и значение — вместе с процессами централизации и усиления государственной власти, это привело к возникновению инквизиционной модели уголовного процесса и усилению письменного начала в судебном процессе с середины XIII в. Судебные речи сначала стали записываться, а в дальнейшем вся судебная процедура перешла в письменный формат.

Описание окончательной победы письменного формата процесса над судоговорением мы можем найти в биографии известного британского адвоката Роджера Норта (1653–1734):

«Теперь все ходатайства должны быть записаны на бумаге и поданы через канцелярию, оттого суд не ведает о большей части дел, проходящих через него. Когда дела… рассматриваются в суде и требуют изложения и судебной речи, это делается для формы и неразборчиво; и что бы ни бубнил адвокат, значение имеет только запись в бумажной книге… — в ней суд рассматривает возникшие вопросы»19.

Хотя письменность отлично зарекомендовала себя в области фиксации судебного производства и сделала более удобным сбор материалов уголовного дела, она не могла восполнить скудность доказательственных возможностей следствия. По существу, аристотелевская система доказательств осталась прежней, но со смещенными центрами тяжести: увеличилась доля письменных доказательств, заметно снизилась важность судебной речи. Несовершенство способов получения и передачи информации, а также низкий уровень знаний в естественных науках делали большинство предметов «безмолвными»: вещественные доказательства играли очень скромную роль в судебном доказывании.

Поэтому в сердце инквизиционной модели по-прежнему находились свидетельские показания, подтверждение которых теперь должно было осуществляться не только устно перед судом, но и письменно во время судебного следствия20. Но, как и раньше, в большинстве случаев, преступник делал все возможное, чтобы совершить преступление тайно, т. е. без свидетелей.

Судебный процесс Средневековья и Нового Времени столкнулся с данной проблемой бедности доказательственного инструментария также, как в свое время с ней столкнулся процесс античный. Античный суд компенсировал недостаток доказательственных возможностей риторикой и судоговорением, в то время как следственный судья делал упор на признание обвиняемого.

Вопреки распространенному мнению, судьям было известно, что под пыткой могут быть даны любые показания. Между тем также считалось, что такой опасности можно избежать, если признание под пыткой будет повторено обвиняемым перед судьей без помощи пытки. Для этого, в частности, и велось протоколирование признаний обвиняемого — с целью их последующей сверки с показаниями подсудимого в судебном заседании21. Польза такого подхода, однако, нивелировалась тем, что в случае отрицания подсудимым своей вины перед судом его ждало повторение пыток — поэтому, казалось бы, добровольное признание вины на самом деле никак не гарантировало устранения риска самооговора22.

С. Новые способы получения информации

Последующее развитие естественных наук существенно расширило доказательственный инструментарий — появляются новые способы получения информации. В 1839 году был изобретен метод фотографирования, с 80-х годов XIX века фотографии начинают применятся в следственном осмотре и судебном доказывании23. В 1897 году разрабатывается и начинает применяться дактилоскопия24, а в мае 1905 года проходит первый судебный процесс, где ее результаты используются как доказательство по делу25. В это же время развитие медицины позволило использовать тело человека или труп в качестве источника доказательственной информации. Центр тяжести доказательственного права начал смещаться с человека на материю.

Конечно, нельзя утверждать, что вещественные доказательства появились в уголовном процессе в указанный ранее период. Этот вид доказательств использовался на протяжении всей истории уголовного судопроизводства. Так, в Русской Правде (XI–XII вв.) существовал термин «поличное», под которым понимались наличие трупа либо предметов кражи у подозреваемого, а также его следы на месте совершения преступления26. Однако несовершенство способов обнаружения и фиксации вещественных доказательств долгое время являлось фактором, существенно снижавшим частоту их использования в доказывании, ограничивая круг возможных доказательств до категории «поличных». Естественно, редкое количество преступников могло быть взято «с поличным», что приходилось компенсировать сначала устными, а потом и письменными свидетельствами.

Естественные науки помогли выйти за эти рамки, настолько расширив круг вещественных доказательств, что те стали намного более частыми «гостями» уголовных дел, а также смогли выступать в качестве ключевых доказательств даже при отсутствии «поличных» доказательств.

Таким образом, вещественные доказательства постепенно приобретают ключевую роль в расследовании преступлений. Вкупе с запрещением пыток, указанные обстоятельства повлекли за собой снижение роли устных и письменных доказательств. Такое смещение акцента иллюстрирует в своем «Учении об уголовных доказательствах» 1909 года Л. Е. Владимиров:

«…на первом месте в системе уголовных доказательств должен быть поставлен личный осмотр судьи предметов и обстановки. Вспомогательным для этого вида является заключение сведущих людей, объяснение того, что судьей было усмотрено лично. Далее … идут собственное признание подсудимого, затем — свидетельские показания, наконец письменные документы»27.

Параллельно этому процессу судоговорение частично возвращает свои позиции так как снова становится важным инструментом интерпретации расширившейся за счет вещественных доказательств доказательственной базы.

Вместе с социальными изменениями это привело к возникновению и распространению в большинстве стран Европы смешанной модели уголовного процесса, которая отражает в своей форме все описанные выше изменения:

– устность судебного разбирательства, частичное восстановление роли судебной риторики;

– письменность фиксации хода производства по уголовному делу, формирование материалов дела;

– большой набор следственных действий, основанных на криминалистических методах, вкупе с возможностью привлечения специалистов и экспертов.

D. Зарождение и расцвет компьютерных технологий

Между тем, эволюция способов передачи информации в обществе продолжалась: наряду с научными открытиями продолжался рост населения и его мобильности, информации в мире становилось все больше и ее надо было передавать все быстрее. Зародились газеты — первые средства массовой информации, а затем — оптический телеграф, широко использовавшийся французской армией во времена Наполеоновских вой­н28. Изобретение телеграфа стало возможным благодаря развитию средств кодирования информации: передачи слов с помощью условных знаков и их сочетаний. Если в оптическом телеграфе сообщения передавались посредством изменения положения сигнальных планок, где каждое положение соответствовало букве или цифре29, то в пришедшем ему на смену электрическом телеграфе передача сообщений осуществлялась менее громоздкой системой точек и тире. Таким образом, объем символов кода уменьшился до двух знаков, определенная последовательность которых шифровала буквы и цифры оригинального сообщения. Это позволило ускорить передачу информации на расстояния, а простая знаковая система азбуки Морзе идеально подходила для передачи сообщений посредством электрического тока по проводам.

В период мировых вой­н передача сообщений стала жизненно важной во всех сферах человеческой деятельности, но прежде всего — на вой­не. От кодирования и расшифровки сообщений зависели жизни миллионов людей и то, кому достанется победа в мировом противостоянии. Самым важным аспектом информационной вой­ны стала массовость и большие объемы передаваемых данных, следствием чего было создание немецкого автоматизированного шифровальщика «Энигма» и британской дешифровальной машины «Bombe»30.

«Закаленная в боях» криптография стала чрезвычайно полезной в мирное время: усовершенствованные технологии кодирования и расшифровки сведений позволили повысить скорость их передачи и решить проблему деформации информации вследствие шума, неустранимого при передаче по любому проводнику. Как отмечает Н. К. Верещагин, «…инженеры долго не могли поверить, что без уменьшения скорости передачи можно добиться сколь угодно высокой надежности переданной информации за счет умного кодирования»31. Но, что еще более важно, успехи криптографии привели к осознанию общественной потребности и технической возможности в автоматической обработке информации.

Поначалу обработка информации стала центральной задачей зарождающейся компьютерной науки. Громоздкие первые аналоговые компьютеры были заменены компьютерами на электронных лампах, а чуть позднее — электромеханических реле. Решался вопрос о том, какой способ кодировки информации более приемлем и удобен для задач обработки и вычислений: троичная или двоичная система. И хотя первые вычислительные машины в СССР были основаны на троичной системе счисления32, ее конкурент впоследствии стал общепринятым по ряду технических причин, в том числе из-за относительного удобства определения наличия или отсутствия сигнала.

В дальнейшем внутренняя архитектура компьютеров стала совершенствоваться: в 60-е годы XX в. электромеханические реле были заменены транзисторами в составе интегральных схем, далее происходило все большее усложнение и миниатюризация последних. Параллельно с данными процессами велись исследования в сфере улучшения методов кодирования информации — одним из важных шагов в данном направлении стало создание теории Колмогоровской сложности, разработанной одним из крупнейших советских математиков А. Н. Колмогоровым. Колмогоровская сложность стала теоретической основой для разработки программ сжатия файлов, упростив их хранение и возможную передачу по каналам связи33. Все эти достижения, однако, находили использование только в области науки и государственной обороны.

E. Создание Глобальной сети

К началу 80-х годов XX в. назначение компьютеров представлялось простым и ясным — им отводилась роль персональных вычислителей и библиотек. Их использование в судебном производстве практически не анализировалось, а в редких работах на эту тему назначение компьютеров в суде сводилось к виртуальному моделированию отдельных обстоятельств дела34. Создание компьютеров породило технические условия для цифровой революции, но своим зарождением она обязана Интернету.

Первые компьютерные сети ограничивались пределами военных и научных учреждений, вычислительных центров. В большей степени это было обусловлено недоступностью компьютеров для широких масс населения вследствие их дороговизны, массивности и необходимости технического обслуживания. Однако прогресс в области миниатюризации компьютерных процессоров (послуживший эмпирической основой для выведения закона Мура) сделал возможным массовое изготовление и продажу персональных компьютеров. Компьютеры стали доступны для обычных людей, а не только ученых и военных35.

Это повлекло за собой переориентацию функционала компьютеров с сугубо научных задач, на задачи более прозаические — люди хотели играть, создавать музыку, читать и писать книги, учиться с помощью своих ПК. Чем больше людей приобретало персональные компьютеры, тем больше росла их потребность в обмене информацией (файлами) друг с другом, т. е. между пользователями. Первоначально разработанные для этого физические накопители (магнитные ленты и дискеты) не могли полностью удовлетворить этой потребности, тем более в случаях, когда информацию необходимо было передать на большие расстояния.

В результате этого в 90-е годы прошлого века началась разработка таких систем связи между компьютерами, которые бы позволили им эффективно обмениваться информацией. Такие системы, кроме того, должны были поддерживать графический интерфейс, понятный для простого пользователя, не знакомого с языками программирования. Итогом таких разработок сначала стало создание DNS (Domain Name System), которая представляла собой систему распределения информации о доменах и IP-адресах подключенных к сети компьютерных устройств, а затем и Всемирной паутины (World Wide Web) — системы, основанной на технологии гипертекста для перехода между веб-серверами при поиске информации. Создание DNS, в свою очередь, стимулировало развитие электронной почты.

Началась цифровая революция, первым этапом которой стало создание устойчивой виртуальной среды, существующей благодаря многоуровневому соединению компьютеров в единую сеть. Между тем, в начале нового века количество пользователей глобальной сети не превышало 10% от мирового населения. На заре Интернета еще не существовало всеобъемлющих веб-сервисов и корпораций, они только начали зарождаться. Несмотря на это, в цифровую среду уже «переползли» традиционные преступления, а вместе с ними возникли новые, основанные на несанкционированном взломе компьютеров через недавно родившуюся Глобальную сеть. Помимо традиционных следов, появились цифровые следы преступлений.

В 2001 году была заключена международная Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации ETS № 185. Помимо прочего, в ней впервые на международном уровне были изложены рекомендации относительно доказывания компьютерных преступлений, в том числе предусматривались такие мероприятия как сбор данных о потоках информации и перехват данных о содержании.

Наряду с первым, еще совсем робким расширением доказательственного инструментария, во многих странах начала осознаваться необходимость использования компьютеров для отправления правосудия. В 2003 году Комитет министров Совета Европы при обсуждении вопросов информатизации юридических процедур подчеркнул, что «эффективное правосудие имеет важное значение для укрепления демократии и верховенства права, поскольку таким образом повышается уровень доверия к государственным органам, в частности к их способности бороться с преступностью»36.

Однако бума информатизации в первое десятилетие XX века не произошло: суды оснащались компьютерами, но единых государственных сетей, для обмена юридическими данными между правоохранительными органами создано не было: они, в большинстве случаев либо отсутствовали вовсе, либо носили децентрализованный характер, как например, в Германии37 и Франции38. Причиной этого, вероятно, стало недостаточное распространение Интернета и объем интернет-­графика в анализируемый период времени.

Однако, поток информации, проходящий через Интернет, с каждым годом экспоненциально увеличивался, что было обусловлено несколькими факторами. Во-первых, согласно закону Мура, процессоры компьютерных устройств уменьшаются вдвое раз в два года39. Это ведет к созданию все более мощных и доступных для покупки компьютерных устройств, включая смартфоны. Как следствие — увеличивается число пользователей Интернета. По состоянию на конец 2020 года 65% населения земли является интернет-­пользователями, в наиболее развитых странах, например, Дании, данный показатель превышает 97% от общего числа населения страны40 (см. рисунок 1).

Во-вторых, начали появляться новые способы передачи информации в Интернете: если ранее единственным инструментом для обмена веб-сообщениями являлась электронная почта, то в настоящее время существуют мессенджеры, видеоконференцсвязь и социальные сети, зачастую сочетающие в себе функционал первых двух. Многочисленные СМИ переходят из формата веб-сайтов в формат веб-приложений и каналов в мессенджерах. Согласно аналитическим отчетам, по состоянию на 2020 год 49% интернет-­пользователей активно пользуются социальными медиа, 50,1% — выходят в Интернет с мобильных устройств, 89% — используют мессенджеры, 35% — пользуются услугами онлайн-­банкинга41.

Рис. 1. Соотношение количества интернет-пользователей к числу транзисторов в компьютерных процессорах

Такой постоянный рост влияния Интернета на протяжении первого десятилетия нового тысячелетия и превращение его в совершенно самостоятельное цифровое отражение реального мира глазами обычного человека описывает Д. Толентино:

«Призыв к самовыражению превратил интернет-­деревню в город, растущий со световой скоростью. Социальные связи, как нервные импульсы, распространялись во всех направлениях. В десять лет я крутилась по кругу, рассматривая другие сайты Angelfire, полные гифок с животными и прочей чепухи. В двенадцать я уже писала пятьсот слов в день в публичном LiveJournal. В пятнадцать я загружала свои фотографии в мини-юбке в MySpace. К двадцати пяти моя работа заключалась в том, чтобы писать посты, которые привлекали бы в идеале сто тысяч читателей»42.

Увеличение количества информационных каналов, как и в описанные ранее периоды, вызывает соответствующее увеличение доказательственной базы и инструментов доказывания преступлений. В законодательстве множества стран появляется ряд совершенно новых следственных действий: во Франции принимается Закон № 2007-297 «О предупреждении преступности», который предусмотрел использование следствием «фейковых» учетных записей («псевдонимов») (Enquêtes sous pseudonyme) в социальных и иных сетях для проведения расследований в Интернете. В Германии в 2017 году в УПК вводится такое следственное действие как онлайн-­обыск, который может проводится путем следственных компьютерных вирусов — «ГосТроянов». Российский УПК также пытается адаптироваться под новые реалии: для обыска и выемки предусматривается возможность не только изъя­тия, но и копирования цифровой информации, а также возможность осмотра электронных почтовых сообщений. Центр тяжести системы доказательств снова смещается в сторону новичка — цифровых доказательств, в особенности полученных из электронных средств связи.

Аналогичным образом цифровизация действует в сфере организации уголовного судопроизводства: если ранее, например в России, использование видео-­конференц-связи (ВКС) в уголовных процессах характеризовалось единичными случаями, то теперь использование данной технологии стало достаточно частым43.

Еще один пример: в декабре 2010 года на межнациональном уровне Европейской комиссией была запущена программа «e-­CODEX» для обеспечения совместимости и обмена информацией между существующими в различных странах системами правосудия44. С февраля 2018 года в рамках e-­CODEX был реализован проект Evidence2, посредством которого реализуется электронный обмен доказательствами между различными странами Европы45.

Также с 2018 года в Дании реализуется постепенный переход уголовных судов на электронный формат работы — в настоящее время в онлайн-­формате рассматриваются вопросы, связанные с исполнением приговора и отбыванием наказания46.

F. Выводы и прогнозы

Переход к «цифре» можно сравнить по значимости с изобретением письма: человечество научилось не только сохранять и передавать информацию, но и быстро обрабатывать ее в огромных объемах. Именно последнее лежит в основе современного процесса цифровизации, и именно оно позволяет не отождествлять его с простой оцифровкой информации.

Мы увидели, что информационные технологии неотделимы от человеческой цивилизации и их развитие всегда было тесно связано с эволюцией человеческих обществ. Право и судопроизводство, в частности, как явления общественные не могли избежать влияния на них прогресса в области способов передачи и обработки информации.

Устная речь, которой мы обязаны возникновением социумов, долго являлась основой судопроизводства, обуславливая главенство свидетельских показаний и судебной риторики в уголовных процессах. Изобретенное в последующем письмо стало постепенно проникать в суд: в дошедших до нас древнеримских источниках мы видим баланс между письменными доказательствами и судоговорением. В период Темных веков устность снова стала доминировать в судах, но постепенное повышение грамотности привело к тому, что к концу Средних веков и в Новое время процесс стал преимущественно письменным.

Доминирование письменного начала в уголовном процессе просуществовало до XIX века — периода великих научных открытий в области естествознания, которые позволили ученым получать информацию из неодушевленных предметов. Возникшая благодаря этому криминалистика перезагрузила систему доказательств, поставив в ее главу вещественные доказательства. Их появление привело к повторному увеличению роли судоговорения как способа правильно интерпретировать их значение. К середине XX века модели уголовного процесса строятся на разумном балансе трех информационных источников: устных, письменных и вещественных доказательств.

Развитие компьютеров после мировых вой­н произвело революцию в области обработки информации, однако в полную силу она проявляет себя только после создания глобальных компьютерных сетей, позволяющих отправлять и обрабатывать информацию быстро и в огромных объемах. В сформировавшемся информационном обществе роль основного ресурса начинает играть информация47. Однако следует отметить, что на самом деле стоимость имеет не столько информация, сколько продукты ее правильной и эффективной обработки — программы и сервисы, от операционных систем до интернет-­магазинов или сайтов государственных услуг.

Такое построение экономики, в которой информация становится ресурсом для создания продуктов, порождает необходимость в постоянном формировании информационного «сырья». Поэтому экономически поощряется любое продуцирование информации, ее перенос в цифровую сферу с помощью веб-приложений, социальных сетей и интернет-­сервисов.

Эти глобальные сети становятся цифровым слепком нашей реальности, а значит и важным источником доказательств. Сейчас мы видим очередную волну интеграции нового источника информации в доказательственное право всех стран — цифровых доказательств.

Ретроспективный анализ позволяет говорить о том, что в дальнейшем система доказательств снова придет в состояние баланса, только уже между четырьмя звеньями: устными, письменными, вещественными и цифровыми доказательствами (см. рисунок 2).

Этот механизм во многом коррелирует с хайп-циклами, описывающими процесс адаптации новых технологий48. После изобретения новой технологии наблюдается взрывной рост внимания к ней и завышение ожиданий последствий ее использования. После этого происходит резкий спад интереса к технологии и разочарование в ней — не все ожидания оправдываются, более того, зачастую, новая технология порождает новый ворох проблем, которые также требуют решения. Наконец, по прошествии времени, внимание к технологии восстанавливается до разумного уровня, а сама технология интегрируется в среду и становится продуктивной (см. рисунок 3).

Рис. 2. Процесс включения нового способа передачи информации в уголовное судопроизводство

Рис. 3. Хайп-цикл

Аналогичным образом новые информационные технологии воздействуют на судопроизводство: прежние устность и письменность дополняются цифровыми инструментами — видео-­конференц-связью, онлайн-­заседаниями, электронным документооборотом и искусственным интеллектом, о котором речь пойдет в последней главе этой книги (см. рисунок 4). Как и ранее, традиционные и новые элементы уравновесят друг друга в усовершенствованных моделях уголовного процесса.

Рис. 4. Хронологическое развитие системы уголовно-процессуальных доказательств

Нахождение правильного баланса между традиционными и новыми информационными технологиями — это задача настоящего времени. Для ее выполнения необходимо понимать, что представляют собой новые цифровые технологии и цифровая информация. В этом параграфе мы лишь кратко коснулись этой темы, обрисовав основные предпосылки цифровизации — в следующем же мы подробно рассмотрим вопросы о том, что такое информация, в чем заключаются отличительные особенности цифровой информации и сущность цифровых технологий.

§ 2. Цифровая информация и цифровые технологии

В прошлом параграфе мы проследили историю развития информационных технологий и увидели, какое влияние оказывал каждый скачок в их развитии на право и уголовное судопроизводство. Последний такой скачок выразился в создании компьютеров и глобальных компьютерных сетей, обусловивших формирование нового типа общества — информационного. В настоящее время мы живем именно в таком обществе — обществе, в котором в роли ключевого ресурса выступает информация, а продукта — информационные технологии. Информация стала основным предметом человеческого труда49.

Сегодня успешными странами являются не те, которые обладают большой территорией, огромным количеством природных ресурсов или высокой степенью индустриализации общества. Развитыми странами считаются те, которые обладают наиболее ценным капиталом — людьми, способными преобразовывать ресурсы во все более и более сложные формы информации: поисковые системы, компьютерные программы, новейшие цифровые устройства. Развитые государства могут обладать минимумом природных ресурсов, при этом являясь мощнейшими экономиками мира (как, например, Сингапур или Япония). В высшей степени востребован и высшую степень ценности имеет не просто продукт, а информационный, цифровой продукт50.

Однако одной экономикой понятие информационного общества не ограничивается. Текущая научная парадигма рассматривает практически любые природные и общественные явления как информационные процессы51, широкое распространение в исследованиях получил синергетический подход, не говоря о том, что большая часть современных перспективных направлений науки связанны с теорией информации (в том числе искусственный интеллект, роботизация, наука о больших данных).

Информация стала и топливом общественных процессов — отсутствие доступа к информационным каналам означает не просто отсталость, но и лишение возможностей развития в социуме, отрезанность от социального лифта. Все большее число сторонников приобретает концепция права человека на доступ к Интернету52.

Как мы видим, информация — краеугольный камень современной цивилизации. Но что такое информация? Вопрос, хоть и кажется легким, заставляет задуматься. И. В. Лысак отмечает эту интересную особенность понятия информации — его значение интуитивно понятно подавляющему большинству людей, однако многие затрудняются пояснить, что же конкретно является информацией53. В рамках данной книги мы попробуем разобраться в данном вопросе.

A. Концепции понятия «информация» и их соотношения с подотраслями уголовного процесса

В обыденном понимании информация (от лат. informatio — разъяснение, изложение) определяется как сообщение, осведомляющее о положении дел или о ­чьей-нибудь деятельности, сведения о ­чем-нибудь54, в том числе об окружающем мире и протекающих в нем процессах, воспринимаемые человеком или специальным устройством55. Таким образом, в житейском обращении понятие информации используется в качестве синонима сообщения, сведений, данных, факта, суждения, то есть представляет собой ­что-то, дающее знание, осведомленность принимающему субъекту.

Однако такое понимание информации с одной стороны не может дать ­каких-либо новых знаний о предмете, с другой — явно не претендует на универсальность. Так, генетика исходит из понимания наследственности как процесса передачи информации с помощью генов. Смешно будет утверждать, что генная информация воспринимается человеком и осведомляет о положении дел или ­чьей-либо деятельности.

Философия и естественные науки рассматривают информацию наряду с понятием материи как центральную категорию всего сущего56, хотя и не выработали пока единого, общепринятого и исчерпывающего определения понятия информации57. Связано это прежде всего с тем, что понятие информации является первичным понятием (наряду с понятиями «материя» и «энергия»), т. е. не может быть определено через более простые известные объекты, имеющие четкие определения58.

Таким образом, междисциплинарность и всеобъмлемость такого понятия как информация заранее исключают существование его единого и универсального определения. Каждый раз концепт информации должен быть преломлен через методы и задачи того или иного исследования. Задача этого параграфа — сформировать из существующего многообразия концепций информации такое представление о ней (а также цифровой информации), которое будет отвечать нуждам уголовно-­процессуального права в контексте использования информации и информационных технологий как в отправлении правосудия по уголовным делам, так и организации данного процесса.

Отрыв от бытового понимания информации и отношение к ней как к самодостаточной научной категории сформировались после Второй мировой вой­ны — как указывалось ранее, к этому времени возникли соответствующие условия в виде возникновения больших объемов данных, возрастания их значимости и необходимости их качественной передачи и обработки.

Внимание к информации как фундаментальной категории впервые было привлечено основателями кибернетики К. Шенноном, Н. Винером и Ф. Уэбстером. Их теории можно объединить в математическую концепцию информации (см. таблицу 1).

К. Шенон, применяя математический подход, рассматривал информацию во взаимосвязи с другим ключевым явлением — энтропией, представлявшей собой неопределенность системы (непредсказуемость появления определенных событий в ней). Информация по Шеннону является мерой снятой неопределенности, присущей некоторой системе. То есть, чем больше мы получаем информации о системе, тем больше ее состояния становятся определенными, предсказуемыми59. Между тем такое определение не раскрывало вопрос о природе информации, роли субъекта в процессе ее появления и передачи. Частично это объясняется тем, что рамках своей математической теории К. Шеннон пролил свет на то, чем является мера (количество) информации, а не сама информация. В связи с этим именно ему принадлежит заслуга внедрения в научный обиход такого термина как «бит», созданного для обозначения и исчисления количества информации («количество неопределенности, возникающее при подбрасывании монеты»)60.

Если более углубится в теорию Шеннона, то мы можем увидеть, что он сформировал два различных, но связанных друг с другом понятия информации. Первое — это мера энтропии, то есть степень неопределенности системы. Энтропия, на самом деле это самоинформация, т. е. информация, предоставляемая случайным процессом о самом себе. Вторым определением была взаимная информация — это мера информации, содержащейся в одном процессе о другом процессе. И именно последняя наиболее практически полезна, так как позволяет передавать информацию по каналам связи с шумом — то есть определенным количеством случайных процессов, повреждающих информационный сигнал61.

Ф. Уэбстер, анализируя работы К. Шеннона, заметил указанную особенность, указав, что понятие «информация», прежде столь неудобное, оказалось подходящим для математического метода, но достигнуто это было ценой исключения столь же неудобных вопросов о смысле и качестве информации62. Н. Винер также критиковал теорию Шеннона, справедливо назвав ее «статистической теорией количества информации»63. Сами Н. Винер и Ф. Уэбстер применяли семантический подход и охарактеризовали информацию как обозначение содержания, полученного из внешнего мира без отношения к ее количеству. Согласно их точке зрения, в информации важно не ее количество, а ее значение, семантика64.

Каждая теория описывала отдельные аспекты информации. Шеннон подходил к определению информации с практической стороны: его основной задачей было улучшить передачу информации по зашумленным каналам связи, поэтому информация понимается им в количественном аспекте: фактически он анализирует не саму информацию, а ее объем. Главная мысль Шеннона в данном аспекте — информация является измеримым явлением, показывающим, насколько уменьшилось незнание. Виннер и Уэбстер анализируют информацию в качественном аспекте — последняя представляет знание субъекта об окружающем его мире.

Указанные теории можно свести к следующему. Энтропия измеряет количество имеющихся возможностей, то есть является мерой неопределенности ситуации. Информация — это снятая неопределенность, то есть разность между той неопределенностью (энтропией), которая у нас была до получения информации и возникла после ее получения65.

Такое строгое использование математического и статистического подходов К. Шенноном или сематического подхода Н. Винером и Ф. Уэбстером к информации имело как весомые преимущества, так и существенные недостатки. В частности, понятие информации не сводилось к универсальной формулировке, а применение определенного значения этого термина было возможно только в рамках того математического аппарата или теорий информации, в русле которых он был разработан.Информация для Шеннона и Винера являлась не более, чем умственной абстракцией, наряду с логарифмами и интеграцией. Как писал сам Н. Винер, «информация есть информация, а не материя и не энергия»66.

Приведенные слова Н. Винера, однако, привели других исследователей к интересному выводу: если информация не является материей или энергией, следовательно, она является третьей, самостоятельной силой, субстанционно и онтологически независимой от других. Такой подход нашел свое выражение в субстанциональной концепции информации, сторонники которой считали, что информация — измеримая и независимая от субъектов и материи величина.

Субстанциональная и объективная независимость информации как главный критерий ее сущности является основой работ таких исследователей, как например Т. Стониер67 и В. А. Гадасин68. В настоящее время субстанциональный подход применяется по большей части в философско-­онтологических исследованиях. Так, О. А. Отраднова пишет, что информация существует сама по себе, вне зависимости от сознания и материи, не нуждается в ее осмыслении и утрачивает семантическую основу69.

Не многие ученые согласились с подобным подходом, так как кроме умозрительных заключений, он не мог быть подтвержден естественно-­научными наблюдениями и экспериментами. Получалось, что информация — это существующее самостоятельно и измеряемое «нечто», которое невозможно увидеть или почувствовать. Отдельных механизмов передачи информации, которые предполагались Н. Винером, обнаружено также не было. Наоборот, все более очевидным становилась взаимосвязь между взаимодействиями материи, свой­ствами систем и механизмом передачи информации.

Рост популярности синергетики как новой методологической основы научных исследований привел к появлению функциональной концепции информации, в соответствии с которой информация является уникальным свой­ством самоуправляемых и самоорганизуемых систем, в которых информационные процессы представляются в качестве функции70. В рамках данного подхода можно отметить синергетические теории Д. С. Чернавского71, Е. А. Седова72 и других ученых. Функционалисты подчеркивают, что информация существует только в рамках сложных систем живых организмов (биологических и социальных) — вне живой природы информации не существует. Согласно функциональной концепции, информация — это средство обеспечения связи между индивидами, позволяющее им адаптироваться к окружающей среде, о также поддерживать и развивать общность между ними (животную популяцию или человеческие общества).

Под воздействием синергетического подхода возникла также атрибутивная концепция информации, относящая последнюю не только к миру сложноорганизованных биологических и социальных, но и иных систем и физических процессов73. В рамках атрибутивного подхода утверждается, что информация по своей природе не является ни материальным, ни идеальным объектом, а представляет собой свой­ство материи, особую форму ее движения и существования, наряду с пространством и временем74.

Яркий представитель этой концепции С. Идальго пишет:

«…информация не является твердым телом или жидкостью… У нее нет особых частиц, однако она обладает такой же физической природой, как движение и температура… Информация — это не вещь, а, скорее, соотношение физических вещей»75.

Взаимодействуя друг с другом объекты материального мира оставляют друг на друге следы, которые свидетельствуют о происходившем процессе взаимодействия, его особенностях и цели. Таким образом, любое взаимодействие физических объектов — это информационный процесс обмена между ними соответствующими сведениями друг о друге, изменяющий их дальнейшее «поведение» в зависимости от итога такого обмена. По изменению поведения объекта мы можем определить, какому воздействию оно поддавалось, с каким объектом могло взаимодействовать. Так химики по последствиям реакции устанавливают первоначальные реагенты, а астрономы рассчитывают траектории движения небесных тел.

Таблица 1

Концепции информации

Каждая из изложенных концепций обладает своим значением в рамках использующих их наук. Математическая концепция отлично описывает динамику информации, взаимосвязь этого явления с такими понятиями как знание и незнание. Субстанциональная концепция работает в рамках категориального аппарата философии. Функциональная концепция отражает социальную роль информации, а атрибутивная — ее связи с материальными явлениями и естественными науками.

Задачам уголовного судопроизводства более всего отвечают последние две концепции информации. Атрибутивная концепция применяется в доказательственном праве — ядре и существе всего уголовного процесса. Функциональная концепция используется в обеспечении отправления правосудия — другими словами, соответствует форме уголовного процесса.

Содержание уголовного процесса → доказательственное право → атрибутивная концепция. Преступление — это всегда процесс взаимодействия материальных объектов: даже в случае компьютерных преступлений происходит взаимодействие между двумя компьютерными устройствами. Этот процесс всегда оставляет следы, обнаружив которые можно ретроспективно смоделировать произошедшее событие — другими словами, раскрыть преступление.

Форма уголовного процесса → обеспечение процесса судопроизводства → функциональная концепция. Расследование и рассмотрение уголовных дел — это сложный процесс, осуществляемый множеством акторов. Говоря терминами функционалистов, уголовное судопроизводство — это результат работы сложной социальной самоорганизующаяся системы. Только согласованность их действий и точность передачи сведений между ними делают возможным реализацию уголовно-­процессуальных (и уголовно-­материальных) норм.

Таким образом, мы приходим к выводу о том, что информация — это многоаспектное явление, в самом общем виде означающее сокращение неопределенности и увеличение знания. В рамках уголовного процесса под ней можно понимать свой­ства взаимодействий между различными объектами и людьми, которые с одной стороны позволяют суду восстановить первоначальные события произошедшего преступления, а с другой — обеспечивают возможность самой организации правосудия как сложной деятельности множества людей. Эти свой­ства информации определяют и функции информационных технологий в уголовном процессе, речь о которых пойдет в следующем параграфе.

B. Способы передачи и представления информации

Итак, мы разобрались с понятием информации и теперь готовы перейти к цифровой информации как разновидности первой. В чем заключаются особенности цифровой информации, позволяющие выделять ее из общего понятия информации? Для ответа на данный вопрос нам нужно начать с характеристик любого вида информации: способа передачи (сигнала) и представленности (сообщения).

Понятие информации тесно связано с отражательной способностью объектов. Как пишет А. Д. Урсул, информация представляется стороной отражения, является взаимосвязью отражения и разнообразия или разнообразия отражения76. Изменения состояния одних объектов и явлений ведет к изменению других объектов окружающей среды. Такие изменения с позиции объективного наблюдателя представляются как физические, химические, социальные процессы. Однако всякое состояние и изменение материи может быть интерпретировано наблюдателем и как определенный знак77, сведения о ­чем-либо.

Как уже говорилось ранее, информация имеет семантический аспект (проигнорированный в свое время Шенноном): всегда предполагается источник и приемник информации. В. Г. Афанасьев раскрывает эту особенность, указывая, что «хотя информация и объек­тивна по источнику, происхождению, она всегда и субъективна, поскольку обязательно предполагает наличие приемника, преобразователя и пользователя»78. Таким образом, в информационных процессах всегда существуют источник информации и ее получатель (интерпретатор). От субъекта (приемника информации) в первую очередь зависит количество воспринимаемой им информации, а также ее ценность и полезность79. К примеру, один и тот же материальный

...