автордың кітабын онлайн тегін оқу Защита прав юридического лица в условиях применения цифровых технологий. Монография
В. К. Андреев, В. А. Лаптев
Защита прав юридического лица в условиях применения цифровых технологий
Монография
Информация о книге
УДК 347:004
ББК 67.404:32.81
А65
Авторы:
Андреев В. К., доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации (введение, гл. 1–3);
Лаптев В. А., доктор юридических наук, профессор кафедры предпринимательского и корпоративного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) (гл. 4, 5).
Рецензенты:
Габов А. В., доктор юридических наук, профессор;
Ершова И. В., доктор юридических наук, профессор.
В работе исследуются вопросы защиты прав юридического лица в условиях применения цифровых технологий. Раскрываются правовые и цифровые аспекты регулирования внутренних отношений. Приводится анализ прав юридического лица и его членов. Дается обзор порядка защиты гражданских и корпоративных прав, в частности в свете применения цифровых технологий в корпоративной практике.
Нормативные правовые акты приведены по состоянию на сентябрь 2021 г.
Монография предназначена широкому кругу читателей, в том числе практикующим юристам, представителям государственных органов власти, докторантам, аспирантам, магистрам и профессорско-преподавательскому составу высших учебных заведений.
Печатается в авторской редакции.
УДК 347:004
ББК 67.404:32.81
© Андреев В. К., Лаптев В. А., 2022
© ООО «Проспект», 2022
ВВЕДЕНИЕ
В качестве одного из приоритетов научных направлений в области юридических наук в Программе фундаментальных научных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период (2021–2030 годы), утвержденной распоряжением Правительства РФ от 31 января 2020 г. № 3684-р, названо дальнейшее развитие предпринимательского права с опорой на идеи корпоративного права, нормативно-правовое регулирование применения в предпринимательстве цифровых технологий и промышленного интернета1.
Актуальность исследования вопросов цифровизации отечественной экономики на современном этапе подчеркнута М. В. Мишустиным, который отметил, что «суть цифровой трансформации в том, что появляются новые формы создания добавленной стоимости, использования данных для принятия решений. При этом из экономики исчезают многие привычные процессы, товары замещаются виртуальными услугами, возрастает значение нематериальных активов»2. Кроме того, Правительственной комиссией по цифровому развитию утверждена Концепция развития технологий машиночитаемого права (2021г.), выступающая первым шагом на пути внедрения технологий машиночитаемого права в законотворческий процесс3.
Характерной чертой современного предпринимательства является потребность в поиске и разработке новых технологий, материалов и методов организации и ведения бизнеса, и управления им на основе широкого внедрения цифровых решений. Правовое пространство наполняется явлениями, которые регулируют гражданские права и обязанности граждан и юридических лиц в предпринимательской деятельности в формате, воспринимаемом с помощью технических и электронных средств и инфраструктуры информационной системы. Задача юридической науки состоит в обнаружении правовой составляющей в соответствующих технологических конвергентных решениях, не допуская избыточного регулирования и не нарушая прав и свобод человека. Внедрение в гражданский оборот и управление корпоративными организациями информационных решений требует пересмотра ряда устоявшихся теоретических понятий с учетом новейших правовых актов.
Прежде всего требуется установить соотношение между правовым и цифровым регулированием, которое не является правом. Гражданские права и обязанности юридического лица являются главным элементом его правового устройства, через которое регулируется его предпринимательская деятельность и иная экономическая деятельность в принципах и нормах права.
Коммерческая корпорация и ее преобладающая в экономике форма — общество с ограниченной ответственностью — это реально существующая организация, осуществляющая производство товаров, работ и услуг, которое невозможно без управления им.
В современных условиях цифровой экономики необходимо изучение не только самого правоотношения, его структурных элементов, как единого целого, но и исследование самостоятельной роли субъекта, объекта и субъективного гражданского права в правовом поведении юридического лица. Вещные, обязательственные и исключительные права являются базовыми в устройстве юридического лица, но отличаются друг от друга структурой содержания, своим составом, зависимостью от лица, которому оно принадлежит, мерой поведения управомоченного лица и способом защиты, без которого оно существовать не может.
Корпоративные права участников корпорации не обладают в полной мере качествами гражданских прав, они регулируют внутренние отношения между юридическим лицом и его участниками. Корпоративные права носят второстепенные характер, закрепляют интересы членов юридического лица до той степени, пока они не входят в противоречие с целями деятельности юридического лица.
Защита гражданских прав юридического лица обеспечивает принадлежность и их осуществление надлежащим образом, составляя необходимый элемент субъективного права лица. Защита гражданского права является категорией материального права и не сводима к возмещению убытков. Способы защиты гражданских прав предусматривают различные варианты беспрепятственного их осуществления и восстановления в форме гражданско-правовых последствий для нарушителя. Для корпоративного юридического лица защита его прав и интересов дополняет действиями участников корпорации, которые вправе обжаловать решения органов корпорации, требовать возмещения убытков, причиненных корпорации, обжаловать сделки, совершенные корпорацией.
В монографии впервые изучены в комплексе приобретение и осуществление вещных, обязательственных и интеллектуальных прав юридического лица с помощью электронных и иных технологических средств, а также виртуальный образ непубличного акционерного общества. Автор исходит из того, что в процессе внедрения платформенных решений в предпринимательство обязательственные, вещные и интеллектуальные права юридических лиц и индивидуальных предпринимателей преобразуются в цифровые права, которые выпускаются, учитываются и обращаются в информационной системе. Тем самым идеальные участники предпринимательской деятельности юридического лица, организации осуществляются без участия человека.
Еще одним состоянием субъективного гражданского права юридического лица является его восстановление в случае нарушения. Особенности защиты корпоративных прав состоят в том, что действиями участников корпорации восстанавливаются гражданские права юридического лица. Обращение участников в суд с требованием признать недействительной сделку, влекущую ущерб интересам юридического лица, служит не разрешению конфликта интересов, а защите прав юридического лица. Конфликт интересов участников корпорации и юридического лица не входит в понятие корпоративного спора. Нарушение гражданских прав состоит не в конфликте интересов сторон, а в игнорировании существующих правоотношений одной из сторон. О защите корпоративных прав участников юридического лица состоит в признании недействительным решения собрания.
[3] URL: https://www.economy.gov.ru/material/file/792d50ea6a6f3a9c75f95494c253ab99/31_15092021.pdf (дата обращения: 27.09.2021). Машиночитаемое право — основанное на онтологии права изложение определенного набора правовых норм на формальном языке (в том числе языке программирования, языке разметки), а также технологии машиночитаемого права (инструменты применения таких норм в виде необходимых информационных систем и программного обеспечения).
[2] Мишустин выступил с лекцией на просветительском марафоне «Новое знание» // Российская газета — Федеральный выпуск № 201(8552). 2021. 3 сентября.
[1] СЗ РФ. 2021. № 3. Ст. 609.
Глава 1.
ПРАВОВОЕ УСТРОЙСТВО ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА
1. Правовое и цифровое регулирование предпринимательства
Характерной чертой современного предпринимательства является потребность в разработке новых технологий, материалов, методов организации ведения бизнеса и управления им. В системе норм права все четче обозначается сепарация права для корпораций. Индивидуальный предприниматель или объединение предпринимателей, которое обычно выступает в форме хозяйственного общества вынуждены все шире внедрять результаты научных исследований и разработок в производство, имея нередко крупную научно-технологическую поддержку в рамках своей организационно-правовой структуры юридического лица. Нововведения проникают в сферу взаимодействия материальных и процессуальных норм, преодолевая догматическое строение ГК РФ с его делением на общую и особенную часть: цифровые технологии создают новые сочетания материальных и процессуальных элементов в фигуре юридического лица, делая в процессе восстановления нарушенных гражданских прав и признавая оспоренные права юридического лица более быстрым и надежным. В судебном процессе органически соединяются материальные и процессуальные элементы фигуры юридического лица, чему способствует судебная и корпоративная практика.
Правовое регулирование предпринимательства обычно связано с правоотношениями, гражданскими правами и обязанностями юридического лица. Законом нередко регулируются отдельные части «отрезки» гражданских прав и обязанностей граждан и юридических лиц, нарушения и неисполнение которых влекут применение способов защиты, не связанных только с ответственностью, возвещением убытков. Применение цифровых платформ и промышленного интернета в предпринимательстве предполагает расширение предмета правового регулирования за счет новых видов деятельности (например, оказание услуг, направленных на обеспечение выпуска цифровой валюты, майнинга), принятия норм права для оборота в информационных системах цифровых прав, цифровой валюты и иных интеллектуально емких операций, строго отграничивая их от технологических требований к объектам информационной инфраструктуры, содержащихся в правилах той или иной информационной системы. Внедрение цифровых технологий в предпринимательство предполагает точное определение регулирования правоотношений в действующем праве, в его принципах и нормах, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализуемого в государстве4.
В программе фундаментальных научных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период (2021-2030 гг.), утвержденной распоряжением Правительства РФ от 31 декабря 2020 г. № 3684-р, среди важных задач отмечено и дальнейшее развитие предпринимательского права с опорой на идеи корпоративного права, нормативно-правовое регулирование применения в предпринимательстве цифровых платформ и промышленного интернета5. В этой программе в направлении науки: 5.3. Юридические науки как приоритетное направление фундаментальных и поисковых научных исследований на указанный период является правовой статус искусственного интеллекта, который должен рассматриваться с учетом теоретико-философского обоснования справедливости и права.
Составляя перечень направлений различных фундаментальных исследований, обозначенных в позиции 5.3. Юридические науки Программы 5.1. Право с номенклатуры научных специальностей, утвержденной Министерством науки и высшего образования РФ, нельзя обнаружить такое направление исследований как «экономико-правовые науки». Видимо, эта чрезвычайно важная сфера научных исследований охватывается частноправовыми (цивилистическими) науками (5.1.3), что представляется архаичным. Интересно, что в Википедии цивилистика отождествляется с гражданским правом, под которым понималось право, действующее для граждан Рима и используемое преторами для разрешения споров между ними в противоположность праву народов (jus gentium). Представляется неуместным использовать в номенклатуре научных специальностей понятия, которые не отображают существующие экономико-правовые явления, делить право на публичное и частное, учитывая, что в выделении других дисциплин используются другие критерии (уголовно-правовые науки, международно-правовые науки). Сохранение древнеримских категорий таких как вещь и иное имущество не позволяют отражать в объектах гражданских прав такие важные для цифровой экономики объекты как энергия, сигнал передачи информации. Спрашивается, разве результаты работ и оказание услуг не являются имуществом, но они выделены в специальную группу в ст. 128 ГК РФ6. В то же время понятие иное имущество, определяемое через вещь (см. ст. 209 ГК РФ), рассматривается как имущественные права, включающие в том числе безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги и цифровые права. Необходимо отметить, что названные имущественные права в той или иной степени связаны с цифровыми технологиями по их движению в гражданском обороте. Применительно к обороту результатов интеллектуальной деятельности появляется фигура информационного посредника, который осуществляет передачу материала в информационно-телекоммуникационной сети, в т.ч. сети «Интернет» (ст. 1253 ГК РФ), что позволяет некоторым авторам говорить о субъектах цифрового оборота.
Важный вклад в разграничение права и справедливости в социально-экономической действительности внес В. В. Ершов, обосновав разграничение права и неправа и показав различную природу правового и индивидуального регулирования. Изложенный в недавно изданной монографии подход, согласно которому автор научно обосновал, что суд не занимается правотворчеством, он применяет законы и иные правовые акты, осуществляет индивидуальное регулирование правоотношений7.
Цифровое регулирование не создает правоотношений в обычно принятом понимании, за счет него лишь отдельные элементы части прав и обязанностей участников совершаются с применением цифровых технологий, без прямого участия гражданина или юридического лица. Сама по себе постановка вопроса о существовании цифрового правоотношения может быть осуществлена, когда искусственный интеллект будет способен подобно человеку решать различные задачи, мыслить, взаимодействовать и адаптироваться к изменяющимся условиям. В этом смысле говорить об электронном правосудии преждевременно, и задача на ближайшую перспективу состоит в применении судами математических программ, в которых были базы данных по решению дел той или иной категории, их мог бы использовать судья при вынесении решения.
Представляется ошибочным строить цифровое правоотношение с тем же набором элементов, что и любое гражданско-правовое отношение. На роль субъектов цифрового правоотношения по смыслу Закона об информационной системе (непонятно, почему именно этого закона, а не ГК РФ — прим. В. А.) более всего подходят пользователи информационной системы. Однако как далее утверждает О. А. Городов, «что касается идентификации субъекта цифрового правоотношения, то его предполагаемая анонимность не позволяет в настоящее время рассматривать его в роли обязанного или управомоченного лица в системе действующего российского законодательства8. Спрашивается, а зачем тогда вести речь о цифровом правоотношении, если нет его субъекта.
В. А. Лаптев для аутентификации владельца акций предлагает их учитывать в распределенном реестре на личных (цифровых) кошельках и полагает, что категория «субъект права — владелец акций» в ближайшее время потребует корректировки, появятся новые участники отношений — оператор сделки (лицо, технически выполняющее транзакции) и бенефициар цифрового актива (конечный владелец цифрового кошелька — выгодоприобретатель)9. Возникает вопрос, если бездокументарная ценная бумага (акция) так же как и цифровое право аналогичные имущественные права, можно ли вообще переводить акции в режим цифровых прав, поскольку учет прав на бездокументарные ценные бумаги осуществляется путем внесения записей по счетам лицом, действующим по поручению лица, обязанного по ценной бумаге, либо лицом, имеющим предусмотренную законом лицензию (п. 2 ст. 149 ГК РФ).
Прав О. А. Городов в том, что институт бездокументарных ценных бумаг выполняет аналогичную с токенами функцию замещения того либо иного блага (актива) путем привязки к нему посредством фиксации обязательственных и иных прав в электронной среде10, но это, на мой взгляд, не означает, что акции могут обращаться в распределенном реестре.
Цифровые права как объект гражданских прав в инвестиционной платформе сливается с самим гражданским правом, для обладателя этим правом это тождество носит не правовой, а технологический характер. Психологическое решение, принимаемое оператором инвестиционной платформы, устраняет правовое различие между гражданским правом и его объектом, утилитарное цифровое право выступает в единстве того или другого.
Цифровые права, хотя и характеризуются в ст. 128 ГК РФ как объекты гражданских прав в виде имущественных прав наряду с безналичными денежными средствами и бездокументарными ценными бумагами, но в отличие от только что упомянутых могут существовать только в информационной системе, устроенной по определенной законом модели, где юридически значимые транзакции осуществляются с помощью технических средств без участия человека. При операции же с бездокументарными ценными бумагами и безналичными денежными средствами обладатель соответствующего имущественного права должен обращаться к посреднику депозитарию или соответствующему банку. По этим соображениям они не являются цифровыми, хотя операции с денежными средствами или бездокументарными ценными бумагами производятся по программам ЭВМ с учетом технических средств информационной платформы. Применение цифровых технологий не всегда сопровождается соответствующей правовой квалификацией действий оператора информационной системы, но однако не соблюдение их (например, системы прослеживаемости) считается незаконным оборотом товаров, которые должны подвергаться цифровой маркировке.
Неизбежность правового регулирования цифровых технологий обусловливается необходимостью достижения национальных целей развития страны, требует ответа вопрос, в какой степени цифровизация влияет на общественные отношения. Возникает вопрос не о поиске юридических конструкций, регламентирующих отдельные особенности регулируемых соответствующей отраслью права общественных отношений в киберпространстве, а о полной трансформации самих таких регулируемых общественных отношений,11 в связи с чем ставится вопрос о разработке Информационного кодекса или о принятии Цифрового кодекса.12 В том же направлении ведет свое исследование сущности цифрового права В. Н. Синюков, утверждая, что «… симбиоз права и технологий способен создать новый тренд в правовом развитии. Цифровая среда создает юридизм нового типа… в отличие от классического права отсутствует отраслевая специализация»13.
Исследование технологического фактора в праве дало основание Э. В. Талапиной показать, что право обладает достаточным потенциалом, чтобы сочетать традиционные и новые практики, регулировать блокчейн и другие цифровые технологии14.
Преобразуются ли общественные отношения в иные цифровые под воздействием цифровых технологий, платформенных решений или отдельные виды, части правоотношений осуществляются без участия человека и не о техническом методе правового регулирования говорить не следует.
Внедрение цифровых технологий заставляет пересмотреть понимание общественных отношений как предмета правового регулирования, включить в них элемент деятельности. Ведь общественное отношение не сводится к простому общению людей, оно сопровождается их действиями, а теперь некоторые из них осуществляются с использованием электронных и иных технических средств. Те же сделки, юридически значимые действия, которые раньше совершались человеком, могут исполняться программно-аппаратными средствами, устройствами в рамках информационных систем. С помощью цифровых технологий информация о юридически значимых действиях, ранее совершаемых людьми, преобразуется в алгоритмы, позволяющие воспроизвести на материальном носителе содержание сделки и при определенных в ней обстоятельствах исполнить обязательство без дополнительного отдельно выраженного волеизъявления сторон, как бы самопроизвольно. При этом технико-технологические операции в информационной системе по воспроизводству информации, ее хранению, защите персональных данных не могут рассматриваться общественными отношениями и значит правовыми отношениями, поскольку они производятся без участия человека.
Правила конкретной информационной системы не могут быть признаны нормативным правовым актом, поскольку правила выпуска цифровых финансовых активов и других цифровых прав не являются нормой поведения людей, а закрепляют технические требования к информационной системе, учета цифровых прав в конкретной информационной системе.
Обозначение в федеральном законе, что технические характеристики информационной системы устанавливаются в правилах ее функционирования, не означает, что они приобретают характер нормы права. В связи с этим понятие правоотношения, прежде всего гражданского права, должно получить иную научную трактовку, существование не только в единстве трех элементов (субъект, объект, содержание), распадаться на эти элементы, отдельные из которых восполняются цифровыми технологиями.
Л. В. Санникова и Ю. С. Харитонова вводя в научный оборот понятие цифровые активы (непонятно на каких нормах российского права образовано это понятие) различают эту категорию в широком и узком смысле. В первом случае к цифровым активам относятся любые объекты имущественного оборота, существующие в цифровой электронной форме. В связи с этим неясно, как это определение соотносится с ранее высказанным разграничением электронного и цифрового регулирования экономики. При выделении категории цифровых активов в узком смысле авторы выделяют такие новые экономические объекты, созданные с использованием цифровых технологий как токены, криптовалюта, Большие данные, доменные имена и аккаунты, виртуальное игровое имущество и т.д., которые в российском законодательстве, за исключением больших данных, нет. Неверно, утверждая со ссылкой на М. К. Сулейменова, что цифровые права, предусмотренные ст. 141.1 ГК РФ, являются собирательным понятием, Л. В. Санникова и Ю. С. Харитонова утверждают, что цифровые активы в отличии от традиционных объектов гражданских прав подчиняются технологическим закономерностям оборота, что должно найти отражение в правовой регламентации данных отношений. В этом правовая сущность цифровых активов. Цифровые активы не только нематериальны по своей природе, но и не нуждаются в материализации в реальном мире для их функционирования15.
Столь подробно изложив позицию Л. В. Санниковой и Ю. С. Харитоновой можно утверждать, что авторы увлеклись технологическими аспектами внедрения цифровых технологий в социально-экономическую жизнь на первое место, поставив вопрос формирования цифрового доверия, когда цифровая экономика в России только еще создается, а российским законодателем сделаны значительные шаги по созданию правовых условий для применения цифровых технологий в экономике, которые авторами, к сожалению, оценены негативно.
Во многих публикациях смешиваются чисто технико-технологические и правовые моменты использования цифровых технологий в гражданском обороте, успешное их применение в отдельных отраслях и областях экономики служит необоснованному распространению на целые институты права. Так, С. И. Коданева сопоставляет смарт-контракты и традиционное договорное право и утверждает, что «смарт-контракт в ходе своей реализации выступает в роли электронного агента и самостоятельно заключает от имени физического лица новые контракты. Также в процедуре заключения смарт-контракта присутствует и оферта и акцепт».16 Исследование С. Маколея о юридико-социальной природе смарт-контракта, на которое ссылается автор, никак не согласуется с российским гражданским законодательством. На самом деле условиями сделки может быть предусмотрено исполнение ее сторонами, возникающих из нее обязательств путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки (абз. 2 ст. 309 ГК РФ). В решении о выпуске цифровых финансовых активов должно быть указание о сделках, предусматривающих исполнение сторонами возникающих из них обязательств при наступлении определенных обстоятельств без направленного на исполнение обязательств отдельно выраженного волеизъявления сторон (п. 9 ч.1 ст. 3 Федерального Закона от 31 июля 2020 г. №259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — Закон №259-ФЗ). Оператор обмена цифровых финансовых активов заключает сделки с цифровыми правами путем сбора и сопоставления разнонаправленных заявок на совершение таких сделок либо путем участия за свой счет в сделке с цифровыми финансовыми активами в качестве стороны в интересах третьих лиц (ч.1 ст. 10 Закона №259-ФЗ).
Вряд ли правильно оператора обмена цифровых финансовых активов называть электронным агентом, поскольку он является кредитной организацией, выполняющим технологические операции с цифровыми правами, организатором торговли, который включается в реестр операторов, который ведется Банком России в установленном им порядке, при соблюдении требований, установленных Законом №259-ФЗ. В правилах обмена цифровых финансовых активов, включая и иные цифровые права, согласованных с Банком России, определяется порядок совершения сделок с цифровыми правами, взаимодействия оператора обмена цифровыми финансовыми активами с операторами информационных систем по их выпуску, а также требования к защите информации и операционной надежности.
Выпуск, учет и обращение цифровых прав обеспечивается на основе установленных алгоритмов (алгоритма) определенной информационной системы только путем внесения (изменения) в ней записей, т. е. по технологии распределенного реестра. Оператор обмена цифровых финансовых активов и других цифровых прав осуществляет деятельность по обеспечению заключения сделок, не вступая в непосредственные контакты с их участниками, поскольку они осуществляются в соответствующей информационной системе.
Внедрение цифровых технологий в гражданский оборот не влечет за собой новых общественных отношений, а также цифровых правоотношений, появление виртуальной или цифровой «личности». Сфера правового регулирования обогащается в пределах существующих правовых институтов нормами, которыми признаются операции сделками, иными юридически значимыми действиями, совершаемыми с использованием комплексов программно-аппаратных средств. В определенной степени цифровые инновации представляются как отдельные элементы общественных отношений по созданию нового или существенно улучшенного продукта (товара, работы, услуги, охраняемого результата интеллектуальной деятельности). В программе по установлению экспериментального правового режима, утвержденной Правительством РФ, определяются положения отдельных актов общего регулирования, которые не подлежат применению, а также положения, соблюдение которых является обязательным, если они не предусмотрены актами общего регулирования или отличаются от них (п. 3 ч. 5 ст. 10 Федерального закона от 31 июля 2020 г. №258-ФЗ «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации»).
Принципиально важным для органичного включения цифровых технологий в отраслевую систему гражданско-правового регулирования является понятие цифровых прав (ст. 141.1 ГК РФ). Они формулируются как объект гражданских прав, которым признается в законе обязательственное или иное право, содержание и осуществление которых определяются в соответствии с правилами информационной системы. Цифровое право не форма обязательственного или интеллектуального права, ни цифровой способ фиксации имущественных прав,17 которые подлежат обращению в рамках соответствующей информационной системы, а самостоятельный объект права, с которым действия по возникновению, осуществлению и распоряжению им можно совершать в рамках информационной системы.
Нельзя ограничиваться и такими характеристиками, что «цифровые права рассматриваются как юридическая фикция, близкая к ценным бумагам»18.
Противоречивой и в то же время амбициозной представляется позиция Л. Ю. Василевской. Применительно к проблематике гражданского права автор обозначает две основных тенденции. Первая касается перехода субъектов имущественного оборота на электронное взаимодействие, заменяющее их непосредственное живое общение различными вариациями цифровой связи. Вторая тенденция связана с появлением новых цифровых объектов имущественного оборота19.
Трудно заметить какие именно проблемы развития гражданского права возникают из этих сформулированных автором тенденций, учитывая, что в работе четко не проводится различие между цифровым правом как объектом гражданских прав и цифровым правом как новым субъективным гражданским правом, субъектом гражданского оборота20.
Правильно отмечая недостатки правовых публикаций по цифровизации экономики бизнес-процессов, Л. Ю. Василевская не дала ответов на вопросы, которые сама и поставила — можно ли электронное взаимодействие субъектов имущественного оборота рассматривать как новый вид гражданских правоотношений, а цифровое право — как субъективное гражданское право.
Сомнительное утверждение, что сфера частноправового регулирования становится мультисодержательной и «кардинально изменяется ее структура в киберпространстве, происходит расширение в нем без должной правовой регламентации серых бизнес-зон» (бустинг, онлайн классифайды, компьютерные игры и др.)21. На мой взгляд с применением цифровых технологий сфера отношений, регулируемых гражданским законодательством, не изменилась. Взаимодействие субъектов гражданских прав в информационной среде носит не экономический, не правовой характер. Совершение транзакций в информационной системе не влечет относительных связей между ее пользователями.
Цифровой валютой признается совокупность электронных данных (цифрового кода или обозначения), содержащихся в информационной системе, которые предлагаются и (или) могут быть приняты в качестве средства платежа и (или) в качестве инвестиций и в отношении которых отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных (выделено — В. А.) (п. 3 ст. 1 Закона № 259-ФЗ). Л. Ю. Василевская правильно отмечает, что нельзя говорить о юридической природе смарт-контракта, поскольку программисты использовали этот термин для обозначения программного кода, особого алгоритма как определенной последовательности команд, направленной на достижение определенной цели или решения задачи22.
Переходя к «переводу» обязательственных и иных прав в цифровые права Л. Ю. Василевская смешивает записи о них в информационной системе на основе распределенного реестра с самими обязательственными правами, когда пишет об отрыве прав от их носителя, конкретного объекта гражданских прав и о выделении цифровых прав как самостоятельных наряду с обязательственными и иными правами, прав на права23. То, что обязательственные и иные права могут быть признаны в законе в качестве цифровых прав, вовсе не означает, что последние превращаются в обычные субъективные гражданские права, они остаются объектом гражданских прав, возникновение, осуществление, передача и т.п. которых возможна только в информационной системе (п. 7 ст. 8 Закона о привлечении инвестиций с использованием инвестиционной платформы). Предложенное истолкование соотношения ст. 141.1 и 128 ГК РФ игнорирует то обстоятельство, что цифровое право — это объект гражданских прав и распространять на него механизм цессии и отчуждения цифровых прав ошибочно. Цифровое право может быть прекращено, в случае прекращения обязательства, права по которому являются утилитарными цифровыми правами. Идея дигитальных прав, носителем которых является объект гражданских прав не сочетается с общепринятым пониманием субъективных гражданских прав и их объектов и означает, что правом регулируются технологические операции в информационной системе.
Представляется, что существо информации как сведений о чем-то не позволяет определять особенности правового положения субъектов цифровых отношений, различать их основной статус как субъектов цифровых отношений как субъектов реальных общественных отношений и особенности основного их статуса, определяемые цифровой формой их отношения24.
Юридические лица и индивидуальные предприниматели не становятся новыми участниками гражданского оборота, просто с целью повышения эффективности своей предпринимательской деятельности или иной экономической деятельности, отдельные ее этапы или операции используются с помощью цифровых технологий. Никаких гражданских правоотношений в digital-среде не возникает. Право требовать передачи вещи (вещей), право требовать выполнения работ и (или) оказания услуг реализуются в рамках инвестиционной платформы путем их преобразования в утилитарные цифровые права, информационные технологии информационной платформы осуществляют их в автоматическом режиме (без участия человека) (п.п. 3 п. 5 ст. 11 Закона о привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ).
Разрабатывать правовой статус субъекта цифровых отношений или дополнительный специальный цифровой статус нет ни научных, ни правовых оснований. Ссылка Е. Б. Подузовой на расширение депозитарной деятельности за счет оказания услуг по учету цифровых прав не говорит о каком-то специальном цифровом статусе, поскольку с самого начала деятельности этого профессионального участника рынка ценных бумаг он занимается оказанием услуг по учету и переходу прав на бездокументарные ценные бумаги. Притом надо иметь ввиду, что учету в депозитарии подлежат обязательственные права, возможность осуществления или передачи по эмиссионным ценным бумагам и иные права, которые могут быть признаны законом в качестве цифровых, которые удостоверены цифровыми правами.
Обязательственные, вещные, интеллектуальные права, преобразуясь в цифровые, не теряют своего субъекта, он как обладатель вправе распоряжаться, осуществлять и передавать цифровые права только в пределах информационной системы.
Информация как сведения о чем-либо получает правовое закрепление лишь в случае, когда она обособляется и используется лицом в каких-то целях, прежде всего по договору оказания услуг по предоставлению информации (ст. 783.1 ГК РФ). По этому договору может быть предусмотрено, что определенная информация одной из сторон или обеими сторонами договора на какое-то время не раскрывать третьим лицам. Одним из способов конкретизации информации за определенными лицами является, например, инвестиционная платформа. В этой информационной системе в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» с помощью информационных технологий и технических средств заключаются договоры инвестирования, доступ к информационной системе предоставляется оператором инвестиционной платформы.
Строить понятие цифрового (лучше информационного как сказано в ст. 1253 ГК РФ) посредника следует с учетом интеллектуально емких цифровых технологий, состоящих в самостоятельных информационных системах, в которых также осуществляется выпуск, учет и обращение цифровых прав. Оператор инвестиционной платформ, оператор финансовой платформы, оператор цифровых финансовых активов и оператор их обмена построены как правильно отмечает Е. Б. Подузова, по одной и той же схеме: реестровая принадлежность, требования деятельности и составу участников информационной системы, органам управления оператора, норм о гражданско-правовой ответственности за нарушение оператором правил работы информационной системы, бесперебойности и непрерывности ее функционирования25.
Деятельность оператора информационной системы носит сугубо техническо-технологический характер. Учет цифровых финансовых активов, других цифровых прав, цифровой валюты осуществляется путем внесения (изменения) записей в информационную систему на основе распределенного реестра способами, установленными правилами соответствующей информационной системы. Такие правила не являются правовыми актами, поскольку они не содержат правил в общении людей, а определяют порядок решения задач по удостоверению выпускаемых цифровых финансовых актов, иных цифровых прав, обязательственных и иных прав, для их обращения в информационной системе.
Применение цифровых технологий в предпринимательской и иной экономической деятельности исключает упрощенный подход в регулировании правоотношений в этой сфере. Определение гражданских (почему-то только их — В. А.) как юридической оформленности фактических (имущественных или неимущественных) отношений не учитывает их деления на право и неправо, правовое и индивидуальное регулирование. Юридическая форма имущественных отношений, возникающих в предпринимательской деятельности, не равнозначна гражданским правоотношениям и различается в зависимости от не только страны регулирования, но и договорного регулирования. Нельзя гражданский оборот сводить к экономическим отношениям по переходу вещей и иного имущества от одних лиц к другим26. Такое понимание, восходящее к римскому гражданскому праву, противоречит существующему правовому и индивидуальному регулированию, установленному ст. 129 ГК РФ. Оборачиваются не только вещи, иное имущество, включая имущественные права, но и результаты работ, оказания услуг, земля и иные природные ресурсы в той мере, в какой их оборот допускается законами о земле и других природных ресурсах, а также права на результаты интеллектуальной деятельности и приравненный к ним средства индивидуализации. Участниками гражданского оборота могут быть только граждане и юридические лица, а также Российская Федерация, субъекты Российской Федерации и муниципальные образования. Необоснованно утверждать, что в гражданском обороте появились новые субъекты, существо и конститутивные признаки которых связаны с их деятельностью в цифровой среде27.
Правильно суждение Л. Ю. Василевской о том, что лишена весомой научной аргументации позиция авторов, выдающих анализ фактических, неправовых отношений за анализ правоотношений. Правда, в последующем изложении автор допускает правовой анализ фактических, отношений внутри информационной системы, демонстрируя хорошее знание технических сторон программирования, что особенно ярко проявилось при исследовании бустинга в цифровой среде.
Одним из основных направлений создания комплексной системы регулирования общественных отношений, возникающих в связи с развитием и внедрением технологий искусственного интеллекта, как указывается в Указе Президента РФ от 10 октября 2019 г. № 49028, является обеспечение благоприятных правовых условий, в том числе посредством экспериментального правового режима.
Технические характеристики функционирования информационной системы не могут подвергаться непосредственно правовому регулированию, вряд ли целесообразно устанавливать нормативы производственной деятельности и технологических операций. Новые или существенно улучшенные продукт (товары, работы, услуга, охраняемые результаты интеллектуальной деятельности) или процесса с применением технологий, перечень которых утверждается Правительством Российской Федерации (Центральным банком Российской Федерации), разрабатываются, апробируются и внедряются путем использования цифровых инноваций на основе экспериментальных правовых режимов, предусмотренных Федеральным законом от 31 июля 2020 г. № 258-ФЗ «Об экспериментальных правовых режимах сфере цифровых технологий в российской федерации». Одним из условий установления экспериментального правового режима является существование технологической возможности применения цифровых инноваций либо для их использования требуется техническая, технологическая, организационная или иная подготовка. Другим условием установления экспериментального правового режима является наличие требований, предписаний, запретов и ограничений в общем правовом регулировании, соблюдение которых препятствует внедрению цифровых инноваций или существенно затрудняет их внедрения. В акте специального правового регулирования, программе экспериментального правового режима, утверждаемого Правительством Российской Федерации либо Банком России, могут содержаться положения, которые исключают или изменяют действие положений федерального закона в случае если это прямо предусмотрено соответствующим федеральным законом. В Программе экспериментального правового режима содержатся положения федеральных законов, правовых актов Президента Российской Федерации, Правительства Российской Федерации, федеральных органов исполнительной власти, государственных корпораций, Банк России, которые не подлежат применению, а также положения, соблюдение которых является обязательным в соответствии с этой программой, если такие положения не предусмотрены актами общего регулирования или отличаются от них. Получив статус субъекта экспериментального правового режима, юридическое лицо или индивидуальный предприниматель обязаны вести реестр лиц, вступивших с ним в правоотношения, информировать лиц, выражающих намерение вступить с ним в правоотношения о наличии и содержании экспериментального правового режима. Возможность субъекта экспериментального правового режима действовать в рамках специального правового режима означает, что права и обязанности у него возникают при совершении сделок, заключении договоров, направлении юридически значимых сообщений и совершении иных юридических значимых действий на основании программы экспериментального правового режима. В связи с этим юридическое лицо или индивидуальный предприниматель обязан уведомлять лиц, не являющихся участниками экспериментального правового режима, о наличии у него статуса субъекта такого режима и указывать на то, что к нему применяются акты специального регулирования, и наносить соответствующую информацию на товары, производимые в рамках такого режима. Следует отметить, что права и обязанности субъекта экспериментального правового режима, возникшие у него в результате совершения сделок, и иных юридически значимых действий не могут переходить к другим лицам, за исключением преобразования юридического лица в иную организационно-правовую форму.
Юридическое лицо или индивидуальный предприниматель, выражающий намерение вступить в правоотношения с субъектом экспериментального правового режима, должно быть ознакомлено с информацией о наличии и содержании программы соответствующего экспериментального режима, прежде всего об отличиях специального регулирования от общего регулирование применительно к правоотношениям, в которые заинтересованное лицо намерено вступить. Информирование лица о программе экспериментального правового режима означает согласие этого лица на признание его участником экспериментального правового режима и применение к правоотношениям, связанным с реализацией программы специального регулирования. Согласие лица распространяется только на возможность применения к правоотношениям, возникающим с его участием, только специального регулирования и не отрицает его самостоятельного определения условий сделок, других юридически значимых действий на основе программы экспериментального правового режима, важным компонентом которой является минимизация рисков причинение вреда жизни, здоровью или имуществу человека либо имуществу юридического лица, Ущерба обороне и (или) безопасности государства. Ответственность за причинение вреда личности или имуществу юридического лица по правилам главы 59 ГК РФ должна служить гарантом их возмещения в случае отсутствия на этот счет указания в программе экспериментального правового режима, в том числе, когда затронуты права и законные интересы лиц, не вступающих в правоотношения с субъектом экспериментального правового режима.
Решение об установлении экспериментального правового режима и утверждение его программы принимается Правительством Российской Федерации, а по финансовому рынку — Банком России. В программе устанавливаются положение (требования, предписания, запреты, ограничения) отдельных актов общего регулирования, которые не подлежат применению, а также положения, соблюдение которых является обязательным в соответствии с программой экспериментального правового режима, если такие положения не предусмотрены актами общего регулирования или отличаются от них. Постановлением Правительства Российской Федерации от 28 октября 2020г. № 1750 «Об утверждении перечня технологий применяемых в рамках экспериментальных правовых режимов сфере цифровых инноваций» утвержден перечень технологий для ускоренного внедрения в России новых цифровых продуктов и услуг посредством установления экспериментальных правовых режимов. Распоряжением Правительства Российской Федерации от 28 октября 2020 г. № 2790-р организацией, представляющей интересы предпринимательского сообщества по вопросам экспериментальных правовых режимов в сфере цифровых технологий утверждена автономная некоммерческая организация «цифровая экономика».
Национальная программа «цифровая экономика Российской Федерации», включающая семь различных проектов, предполагает определение цифровой экономики как совокупности нормативного регулирования цифровой среды и других ее проектов по различным направлениям нарождающегося сегмента цифровой экономики. Правовое регулирование применения цифровых технологий в предпринимательской и иной экономической деятельности содержится в российских правовых актах, которые за последние два с лишним года появились практически по всем направлениям цифровизации экономики, притом по содержанию, значительно отличающемуся от зарубежных аналогов. По этим соображениям нельзя ставить в упрек законодателю, что он выбрал конструкцию «цифрового права» в его привязке к понятию информационной системы, что «вряд ли повлияет на изменение отношения правоведов и предпринимателей к цифровым активам, имеющим хождение в обороте»29. Как можно дать анализ правового регулирования предпринимательской деятельности в условиях инноваций через призму экономических и фактических отношений. Прежде всего подобное высказывание свидетельствует об игнорировании российского закона.
В законодательстве России нет обобщенного понятия «цифровые активы», которое включало бы «токены, криптовалюту, Большие данные, доменные имена и аккаунты, виртуальное игровое имущество и т.д.»30.
На мой взгляд, сведение цифровой экономики к виртуальной реальности разъединяет ее с действительными процессами производства товаров, работ и услуг. Абсолютизируются два вида новых экономических благ как цифровые прав и права участия в капитале непубличного акционерного общества, которые предстают только в совокупности электронных данных (цифрового кода или обозначения) и требуют предварительной деятельности по оказанию услуг, направленных на обеспечение выпуск цифровой валюты или выпуска акций в виде цифровых финансовых активов.
Другие цифровые финансовые активы (возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, а также утилитарные цифровые права удостоверяют уже существующие обязательственные, вещные или интеллектуальные права для их обращения в соответствующей информационной системе оператора. Без привязки гражданских, а также корпоративных прав к информационной системе, цифровые права как объекты гражданских прав к информационной системе, цифровые права как объекты гражданских прав возникать и существовать не могут. Пользователи информационной системы являются ее узлами и на основе распределенного реестра как совокупности баз данных обеспечивают тождественность информации, содержащейся в указанной информационной системе с использованием процедур подтверждения действительности включаемых в нее (изменяемых в ней) записей (п. 8 ст. 1 Закона о цифровых финансовых активах).
На мой взгляд, в России нет глубинной проблемы доверия и его взаимодействия с правом при применении цифровых технологий в предпринимательстве. Это технологическая проблема безопасности использования технических средств и комплексов программно-аппаратных средств информационной инфраструктуры. Оператор информационной системы, в которой осуществляется выпуск цифровых финансовых активов или утилитарных цифровых прав, обязан в соответствии с гражданским законодательством возместить убытки пользователям этой информационной системы в случае утраты информации, сбоя в работе информационных технологий и своих технических средств, нарушения требований бесперебойности и непрерывности функционирования информационной системы (ст. 9 Закона о цифровых финансовых активах, ст. 12 Закона о привлечении инвестиций с использованием инвестиционной платформы).
Представляется не основанным на российском законе утверждение Ю. С. Харитоновой, что «в российской доктрине и праве не определен универсальный механизм защиты любой имущественной ценности»31. Разве не является таким универсальным механизмом правило ст. 1102 ГК РФ о том, что лицо, которое приобрело или сберегло имущество за счет другого лица без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований обязано возвратить потерпевшему неосновательной обогащение? Правила, предусмотренные гл. 60 ГК РФ, применимы также к требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке, об истребовании имущества собственником чужого незаконного владения, одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством, о возмещении вреда (ст. 1103 ГК РФ).
Внедрение цифровых технологий в гражданский оборот и социально-экономическую жизнь общества сопровождается развитием правовых понятий в системе конкретных явлений применения искусственного интеллекта. Как отмечается в национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года, утвержденной Указом президента Российской Федерации от 10 октября 2019 г. № 490, создание универсального (сильного) искусственного интеллекта, способного подобно человеку решать различные задачи, мыслить, взаимодействовать и адаптироваться к изменяющимся условиям, является сложной научно-технической задачей, решение которой находится на пересечении естественно-научной, технической и социально-гуманитарной сферы научного знания32. Например, цифровая валюта как совокупность электронных данных в правовом аспекте выступает в качестве средства платежа, не являясь денежной единицей России, денежной единицей иностранного государства и (или) международной денежной или расчетной единицей, и (или) в качестве инвестиций. Несмотря на вступление в силу Закона о цифровых финансовых активах и цифровой валюте с 1 января 2021 года легального оборота цифровой валюты в России нет, а заявки площадки «Атомайз России», созданной ГМК «Норильский никель» и Сбером о выпуске цифровой валюты Банком России не рассматривался. Более того, в Банке России пояснили, что закон о выпуске и обращении цифровых валют будет разрабатываться отдельно. Глава комитета Госдумы РФ по финансовому рынку А. Аксаков также допускает принятие специального закона о цифровой валюте»33. В самом законе о ЦФА, цифровой валюте предусмотрено, что организация выпуска и (или) выпуск, организация обращения цифровой валюты в Российской Федерации регулируется в соответствии с Федеральными законами, что предполагает принятие соответствующих законоположений, которых пока нет.
Мною было показано, что цифровая валюта — это не объект абсолютного цифрового права, как указывает Л. Г. Ефимова, а иное имущество, выступающее в качестве встречного предоставления за передаваемые юридическими и физическими лицами (юридическим или физическим лицом) товары, выполняемы ими (им) работы, оказываемые ими (им) услуги в случаях, прямо установленных федеральным законом34. Цифровая валюта как в качестве платежа, так и в качестве инвестиции не связана непосредственно с каким-то конкретным обязательством, что может иметь место в денежном обязательстве или ином возмездном договоре. Цифровая валюта как совокупность электронных данных, имеющая имущественную ценность, создается в соответствующей информационной системе и в отношении нее отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных, за исключением оператора или и (или) узлов информационной системы, обязанных обеспечивать соответствие порядка выпуска этих электронных данных и осуществления в их отношении действий по внесению (изменению) записей в такую информационную систему ее правилами. Цифровая валюта — это не право лица, а его имущество. В отличии от цифровых прав, кроме прав участия в капитале непубличного акционерного общества, цифровая валюта не имеет аналога за пределами информационной системы. Требования лиц, которые вправе использовать цифровую валюту в качестве встречного предоставления для оплаты товаров (работ, услуг) подлежат судебной защите только при условии информирования ими о фактах обладания цифровой валютой и совершения граждан
...